— Пол такой же, каменный. И желобки для колес, чтобы ворота открывать. Какой-то огромный зал — фонарь до противоположной стены не достает. И по-моему, совершенно пустой. Если тут были грабители, то они постарались на славу, все подчистую выгребли.
Он огляделся, изучил пол под ногами и плиты перекрытия над головой — все было неподвижным и казалось вполне надежным — и с некоторым усилием протиснулся в проем. Флоренс, опустив видеокамеру, торопливо зашагала к воротам.
— Я здесь — и не собираюсь никуда исчезать.
Флоренс проскользнула в проем вслед за скрывшимся в темноте Батлером и тут же чуть не наткнулась на спину ареолога. Медленно кружась на месте, они обследовали своими фонарями пространство внутри Сфинкса, но ничего не обнаружили. В обе стороны от входа тянулись такие же, как в переходе, каменные, грубо отшлифованные голые стены, а что там было дальше, в глубине зала, оставалось неизвестным, потому что свет фонарей просто растворялся в темноте; потолка он тоже не достигал.
— Не густо, — констатировал Алекс Батлер, медленно удаляясь от ворот в глубь огромного пустого зала. — Тешу себя лишь мыслью, что Сфинкс — сооружение циклопическое, и здесь должно быть полным-полно всяких залов, коридоров и прочих помещений. В том числе, наверное, и потайных. Так что, надеюсь, где-то что-то должно остаться. Только не нам уже все исследовать. Мы так — пройдемся прогулочные шагом, еще Свена и Лео сводим сюда на экскурсию — большего не дано.
— Думаю, у нас есть шанс попасть во вторую экспедицию. — Голос нанотехнолога звучал почти ровно. — Все-таки какой-никакой опыт приобрели. — Флоренс шла вслед за ареологом чуть сбоку и поводила из стороны в сторону головой, стараясь выхватить лучом фонаря из мрака хоть какой-нибудь предмет. — Не знаю, как ты, а я обязательно буду добиваться. Должна же я до конца побороть все свои комплексы!
— Я тоже буду добиваться. Они ведь не успокоятся, пока все золото отсюда не перетаскают, — голову даю на отсечение! Так что вторая экспедиция будет обязательно. И возможно, не один «Арго», а целая космическая эскадра.
— И все-таки здесь... как-то жутковато... Темнота, тишина совершенно безжизненная...
«Смерть раскинет свои крыла...» — вдруг вспомнилось ей.
В этот момент справа от них возникло какое-то свечение, и тут же, опровергая слова Флоренс насчет тишины, за спинами астронавтов раздался громкий зловещий скрежет...
5. Ясон на орбите
Командир «Арго» Эдвард Маклайн, навалившись грудью на изогнутую дугой широкую панель, сидел перед мониторами и едва слышно постукивал пальцами по светло-серому пластику. В отсеке было тихо, и тихо было в бесконечном космосе, раскинувшемся за бортом «Арго». Тихо и одиноко... Далеко внизу, под кораблем, простиралась чашеобразная рыжая громада Марса, затуманенная флером желтоватых облаков, где-то вверху, в стороне от корабля, кружил по своей орбите темный пыльный Фобос, а еще выше — такой же темный Деймос, два огромных небесных камня, в былые времена захваченные полем тяготения Красной планеты. И Фобос, и Деймос находились вне пределов видимости бортовых камер, и на правом от командира экране застыла только одна картинка — высохшее древнее море и равнина Сидония. Точнее, картинка только казалась застывшей — сосредоточив на ней взгляд, можно было заметить, что облака медленно перемещаются над рыжей поверхностью, словно причудливые расплывчатые фигуры гигантской карусели. Корабль же вращался по орбите в одном темпе с планетой и потому казался привязанным невидимым тросом к сидонийскому побережью как аэростат заграждения, защищающий объекты Сидонии от налета каких-нибудь космических бомбардировщиков. Отсюда, с многокилометровой высоты, конечно же, невозможно было разглядеть оранжевые фигурки астронавтов — даже Купол, даже громада Сфинкса выглядели невзрачными смутными бугорками, то и дело исчезающими под облачным покровом, перемешанным с пылью, — но Эдвард Маклайн был уверен в том, что у его коллег все в порядке и работа идет по плану. И пусть по совершенно непонятным причинам почти не действует радиосвязь: сюда, на борт, прорывались только обрывки сообщений, — но и из этих обрывков можно было понять, что экспедиция работает без каких-либо чрезвычайных происшествий. К тому же если бы возникли какие-то неблагоприятные или угрожающие обстоятельства — например, не дал бог, серьезная поломка модуля, делающая невозможным его взлет с поверхности Марса, — то даже при полном отсутствии радиосвязи в ход пошли бы сигнальные ракеты. А не заметить их с орбиты очень трудно — разве что вовсе закрыть глаза.
Да, были какие-то непонятные багровые вспышка, был удивительный фиолетовый луч, пробивший вечерние облака, — словно снизу направили на «Арго» сверхмощный прожектор, — но это вспыхивали отнюдь не сигнальные ракеты, три желтые и три зеленые, как предписывалось инструкцией. Это были какие-то атмосферные явления, связанные, наверное, с электричеством; в этом должны разбираться специалисты. Эти явления наблюдала и марсианская группа... Кстати, после загадочных вспышек и пропала радиосвязь... Хотя это могло быть простым совпадением: после них — еще не значит, что из-за них. Да, ломать голову над причиной таких феноменов — дело специалистов. Его же задача, задача командира Первой марсианской, — обеспечить доставку на Землю золотых запасов Сидонии.
Эдвард Маклайн очень надеялся на то, что эта задача будет выполнена. Вернее, эта задача должна быть выполнена. Бывший военный летчик-истребитель полковник Маклайн привык рассуждать именно так. Так его учили, и это полностью совпадало с его воззрениями на жизнь и поведение человека в этом мире.
Их миссия не была обычной загородной прогулкой, и в дело вмешивались новые факторы, которые вряд ли можно было предусмотреть. Непонятная атмосферная аномалия в районе посадки модуля... Перебои, а затем и почти полное исчезновение радиосвязи... Это были неожиданности, а Эдвард Маклайн по собственному опыту знал, как могут подобные неожиданности повлиять на успешный исход дела... тем более такого нового, необычного и очень сложного деда — это ведь не камешки собирать в собственном дворе... Впрочем, пока вроде бы Господь не играл против них — так, вынуждал задумываться и удивляться, но не более. Пока — не более...
Конечно, случись что с «консервной банкой» — и Эдвард Маклайн ничем бы не смог помочь своим коллегам, спустившимся на Марс, потому что «Арго» не был приспособлен для таких взлетно-посадочных операций. Нет, совершить посадку на Красную планету, возможно, и удалось бы — но вот взлететь оттуда... «Арго» был рассчитан только на один старт — с земного космодрома, при помощи мощных ракетных ускорителей.
Однако все эти мысли были, пожалуй, совершенно неуместными и ненужными — ведь еще при первом сеансе радиосвязи с марсианской группой Алекс Батлер доложил, что с посадочным модулем все в полном порядке. А если бы и возникли какие-то проблемы — там есть очень толковый специалист Свен Торнссон, там есть инженер Леопольд Каталински а, наконец, там есть Флоренс Рок со своей чудодейственной нанотехникой.
Флоренс... Флой... Флосси...
Двадцатилетний Эдвард Маклайн, тогда еще даже не второй лейтенант — вместе с дипломом бакалавра такое звание присваивалось выпускникам военно-воздушной академии США в Колорадо-Спрингс, — познакомился с Линдой во время одного из своих кратких посещений родной Колумбии. В те годы он учился летать и, проводя немало времени в учебных аудиториях, все-таки бывал в небе ненамного реже, чем на земле. Воздух стал его подлинной стихией, и он в буквальном смысле свысока смотрел на тех, чей безрадостный удел — всю жизнь копошиться на самом дне воздушного океана, на бескрылых людей-крабиков которые не знают и никогда не узнают, что такое высота, что такое полет...
С Линдой все получилось точь-в-точь как в какой-нибудь из мелодрам, гуляющих по телеканалам и вызывающих умиление домохозяек. Теплым вечером позднего августа Эдвард вместе со школьным приятелем Диком Штайном устроились в уютном баре неподалеку от дома Эдварда — к их услугам было пиво с арахисом и бейсбол по телевизору, стандартный набор. В баре было немноголюдно, если не сказать почти пусто, никто никому не мешал, и Эд с Диком потихоньку пили свое пиво, вспоминали школьные годочки и любовались бейсболом, к которому оба были довольно равнодушны. А потом в бар зашли две девчонки, а следом за ними — трое молодых людей лет двадцати, которые подсели к этим девчонкам, и девчонкам это соседство не понравилось. В общем, Дик Штайн предложил Эдварду вмешаться, и они вмешались. Переговоры получились на удивление короткими и прошли без осложнений — троица без особых пререканий покинула бар, а Эдвард с Диком остались. За столиком девушек. Бейсбол был забыт, пиво сменилось мороженым и фруктовыми коктейлями, и в конечном счете Дик пошел провожать Монику, а Эдвард — Линду. Итогом этой вечерней прогулки стало то, что Эдвард и Линда договорились о новой встрече... И встречались до тех пор, пока курсант Маклайя не отбыл в свою академию.
Линда писала ему в Колорадо-Спрингс, он отвечал ей и через три года, когда Эдвард Маклайн был уже лейтенантом ВВС, они поженились. С устройством уютного семейного гнездышка не очень получалось, потому что все шесть лет обязательной после окончания академии службы в Военно-Воздушных Силах Эдварда Маклайна переводили с одной базы на другую. Но постепенно все устроилось, и родился сын Марк, и в конце концов, с третьего захода, Маклайн пробился в группу астронавтов НАСА...
И только после собственной свадьбы он узнал, кто был режиссером той сценки из мелодрамы, разыгранной августовским вечером в колумбийском баре «Черная Пусси». Вернее, не режиссером, а режиссерами. Линда рассказала ему, что к этому представлению приложили руку и его школьный приятель Дик Штайн, и сама Линда с подружкой Моникой, и трое студентов — однокурсников Дика, а сценарий этого действа был разработан не кем иным, как младшей сестрой Эдварда Маклайна Глорией, чьей подругой, как оказалось, была Линда...
А началось все с того, что Линда с родителями переехала в Колумбию из Сан-Антонио, когда Эдвард уже учился в академии. От новой подруги по колледжу, Глории, Линда узнала о его существовании, а увидев фотографию высокого, по-спортивному подтянутого красавца с точеным лицом, заочно влюбилась в него не то что по самые уши, а по самую макушку, как можно влюбляться только в юности, Когда чувства, как известно, подобны большим белым цветам. Глория знала, как брат относится к общению с девушками — он считал все эти свидания-провожания непозволительной тратой времени, которого и так не хватает, — и потому решила устроить целую инсценировку с привлечением знакомых актеров-любителей...
Наверное, все-таки не стоило выдумщице Глории вмешиваться в естественный ход событий, стараясь соединить две половинки, вовсе не предназначенные друг для друга. Где-то когда-то Эдвард Маклайн то ли слышал, то ли читал историю о том, что раньше не было на земле мужчин и женщин, а были просто — люди. Но что-то вдруг взбрело на ум Господу, и он разделил людей на две половинки — мужчину и женщину — и разбросал эти половинки по всему свету. И с тех пор каждый ищет свою половинку... Кто знает, может быть, его, Эдварда Маклайна, настоящей половинкой была курсантка Джейн, которая стала избегать его с тех пор, как Линда вместе с Глорией умудрились приехать к нему в окруженный горами городок академии в окрестностях Колорадо-Спрингс...
Нельзя сказать, что жизнь с Линдой у него не сложилась: не было каких-то крупных ссор, а тем более — измен; во всяком случае, он ничего такого не знал. Но не было и чего-то другого, не было единого целого... Они с Линдой оставались отдельными половинками, вращаясь по разным орбитам, и орбиты эти с годами расходились все дальше и дальше.
Он шел своим курсом, внутренне одинокий, как, наверное, большинство живущих в этом мире, — и вдруг на его горизонте появилась Флоренс Рок. Не просто появилась, не просто прошла по горизонту справа налево или слева направо, а начала неуклонно приближаться... или он начал приближаться к ней, как приближается к небесному объекту космический аппарат, попавший в поле тяготения этого объекта.
Эдвард Маклайн не хотел находиться в поле тяготения Флоренс Рок, не хотел привязываться к этой высокой блондинке с удивительными глазами. Чем сильнее привязываешься к кому-то, тем больнее разрыв.
У Эдварда Маклайна были жена и сын. У Флоренс Рок были муж и дочь.
Но далеко не всегда человек имеет полную власть над своими чувствами. Далеко не всегда может с ними бороться, тем более — если бороться вовсе не хочется...
Командир «Арго» старался не думать о том, что будет потом, после возвращения на Землю. Но совсем не думать не получалось...
И еще Эдвард Маклайн не мог контролировать свои сны. И в этих снах он и Флоренс были вместе.
Эдвард Маклайн достаточно долго прожил в этом мире, чтобы знать: любой вираж, любое отклонение от устоявшегося, привычного курса может превратиться в погоню за ложным солнцем — в итоге и старое потеряешь, и новое не найдешь; или того хуже — поднимешься слишком высоко, израсходуешь запас кислорода — и все закончится. Навсегда. Немало летчиков погибло, тщетно пытаясь настичь иллюзорную Цель. И не только летчиков — просто людей...
Но эти сны...
Эдвард Маклайн невольно вновь и вновь возвращался в мыслях к тому странному сну, который приснился ему нынешней условной орбитальной ночью. После багровых вспышек на сидонийскои равнине и фиолетового луча, пронзившего «Арго». Бортовые камеры зафиксировали эту игру багровых огней, но вот никаких следов луча он в записях приборов не обнаружил. Никаких следов. Фиолетовый луч оказался подобным сну...
Сон, привидевшийся ему этой «ночью», был ярким, полным движения и звуков, сон был отчетливым и очень реальным — словно он, Эдвард Маклайн, вернее, его астральное тело действительно участвовало в событиях, происходивших неизвестно где. Возможно в какой-то иной, параллельной реальности, в инобытии — изнанке привычного мира...
Когда и как начался этот сон? Сохранился в сознании образ огромного сверкающего лезвия, которое молниеносно опустилось, разом обрезав все прошлое, всю реальную жизнь. Опустилось — и тут же исчезло...
...Проход постепенно сужался, и он вынужден был перейти с бега на быстрый шаг, то и дело задевая плечами острые кристаллические выступы. Впереди пронзительно полыхнуло, он непроизвольно зажмурился и остановился, уже зная, что именно означает это ослепительное сияние, и Флоренс наткнулась на его спину.
— Что там? — раздался ее задыхающийся голос.
Он молчал, вслушиваясь в мертвенную тишину лабиринта, потом убавил свет фонаря и безнадежно принялся изучать стекловидную стену, преградившую путь. Стена тоже померкла, холодно переливались полупрозрачные кристаллы, и в толще стены отражалось размытое световое пятно от фонаря.
— Тупик, — сказал он. — Мы в тупике...
Флоренс затихла за спиной. Вдали, в темной глубине извилистого прохода, в кристаллических недрах сквозь которые они пробирались, потеряв счет времени, нарастало зловещее шипение, словно ползли по их следам полчища ядовитых змей.
Он стоял перед стеной, от которой веяло безнадежным холодом, и растерянно поглаживал ствол пистолета, и Флоренс прижалась к нему... а кто-то неумолимо догонял их, кто-то неумолимо приближался...
__ Что делать? — прошептала Флоренс, еще теснее прижимаясь к его спине.
— Стрелять бесполезно, — с горечью сказал он и повернулся к ней.
И пистолет чуть не выпал из его руки. Он знал, что увидит именно Флоренс... возможно, это и была именно она... Во всяком случае, та, что стояла позади него, была светловолосой, в оранжевом комбинезоне. Ни баллонов, ни шлема — как и у него (почему они без баллонов и шлемов?). Но вместо милого лица Флоренс он увидел маску, темно-красную маску от лба до подбородка, с узкими прорезями для глаз и рта, маску, удивительно и тревожно похожую на Марсианский Лик. И нельзя было понять, какого цвета глаза смотрят на него из-под этой маски...
Он хотел что-то сказать, но в этот момент та, чье лицо скрывалось под маской (нет, он все-таки был уверен, он знал, что это именно Флоренс!), подняла голову и показала рукой на кристаллический потолок:
— Там!.. Там дыра!
Он резко направил фонарь на вспыхнувший сиянием свод и увидел темное отверстие. И, не раздумывая, присел и подставил плечо Флоренс:
— Вперед!
Она подтянулась на руках и вползла в отверстие... в Рубчатых подошвах ее ботинок он увидел застрявшие бурые камешки. Шипение все приближалось и приближалось — и он, упираясь ступнями и спиной в выступы стен, тоже начал взбираться к возможному спасению.
Эпизод прервался — и тут же последовал новый как бывает во сне и в кино.
Они ползли по узкому проходу, освещая путь фонарями, и страшно было думать, что впереди может оказаться тупик. Потом проход расширился, они смогли подняться на ноги и, пройдя еще немного очутились в небольшом зале с низким сводчатым кристаллическим потолком. Других выходов из зала не было. Это был тупик...
У дальней стены белело в свете фонаря большое овальное пятно.
— Все правильно! — Флоренс сжала его руку (во всяком случае, из-под маски звучал именно голос Флоренс). — Путь сквозь Белый Туман, я знала.
Он невольно вздрогнул при словах «Белый Туман».
— Я не ошиблась! Пойдем, окунемся...
И вновь один эпизод сменился другим. ...Его несло и крутило в белесой мгле, и он боялся потерять Флоренс, потерять оружие, захлебнуться в этом вязком теплом сиропе — но налетела вдруг волна и выбросила на что-то скользкое и упругое.
Он приподнялся и осмотрел очередной удлиненный зал с лазурными светящимися стенами и гладким, черным, тускло блестящим полом, напоминающим спину какой-нибудь королевы рыб морских.
И увидел рядом лицо Флоренс. То ли маску смыло белым сиропом, то ли она исчезла по какой-то другой причине (у сновидений свои законы) — но теперь ее не было. Да, перед ним сидела именно Флоренс. Сироп не оставив следов, скатился с ее комбинезона, растворившись в черной рыбьей спине, и она, с мокрыми светлыми волосами и удивительными бирюзовыми глазами, была так хороша, что у него перехватило Дыхание.
— Теперь у нас есть время, — сказала она и улыбалась. — Мы здорово оторвались, я не ошиблась.
— Почему ты думаешь, что мы оторвались? — спросил он и вновь осмотрелся, пытаясь понять, где же вход, через который они попали сюда. Никакого входа не было — только лазурные стены, бросающие отсветы на черный траурный пол.
Флоренс вновь улыбнулась и придвинулась к нему: — Потому что мы прошли сквозь Белый Туман, а теперь его там нет. Тебе ведь приходилось бывать в Белом Тумане, ты знаешь, что это такое.
Он сидел рядом с Флоренс и смотрел на нее. А она, не отрываясь, смотрела на него.
И вдруг черная спина диковинной рыбы ожила, задрожала, пошла волнами. Флоренс провалилась в разверзшуюся яму, и края ямы почти мгновенно сомкнулись над ней, будто захлопнулась огромная кровожадная пасть. Он успел вцепиться в ладонь Флоренс, одиноко и жутко торчащую из черноты, и, падая, нажал на курок, целясь в сторону от того места, где исчезла Флоренс. Ахнуло, забулькало... Судорогой заплясала чернота, лопнула переспелым арбузом — и он полетел в нее, держа, изо всех сил сжимая ладонь Флоренс. Упали они во что-то мягкое, пух не пух, снег не снег, мельтешило вокруг что-то белесое, как пыль на Равнине, щекотало лицо, опадало медленно в полной тишине. Фонарь и здесь не понадобился — разливался в пространстве тусклый свет, тонул вдалеке в тусклых стенах.
Флоренс, сняв перчатку, растирала кисть руки, а он осматривался, настороженно поводя стволом «магнума» из стороны в сторону.
Возможно, их присутствие здесь как-то влияло на окружающее, возможно, какие-то датчики, реле, чипы — или что там еще? — реагировали на их падение. Так или иначе, но вокруг них начала медленно и неуклонно сгущаться темнота.
И в этой темноте раздались вдруг какие-то отдаленные звуки. Звуки были похожи на тяжелую поступь словно шел на них кто-то огромный, продираясь, проламываясь сквозь черноту, и воздух испуганно вздрагивал в такт этим грозным шагам. Невидимый неполна приближался, топал колонноподобными ногами, сопел, пытался разглядеть в черноте двух незваных гостей, слепо шарил когтистыми лапами...
Он сжал пистолет, готовясь стрелять, левой рукой обнял за плечи Флоренс.
Шаги прогрохотали совсем рядом, стали удаляться... удаляться... — и затихли во мраке. Чернота, протяжно всхлипнув, распалась на угловатые куски, завилась быстро бледнеющими спиралями — и растворилась.
От зеркального пола отражался свет фонаря, в зеркальных стенах, многократно повторяясь, застыли он и Флоренс.
И не только они.
Флоренс тихо охнула и прижала ладони к щекам. Он ошеломленно опустил пистолет.
Возле зеркальной стены возвышались две прозрачные колонны, упирающиеся в потолок, и из их глубины смотрели безжизненными, невидящими глазами Алекс Батлер и Свен Торнссон. А из-за колонн выползала темная маслянистая отвратительная масса растекалась по полу, вздымалась скользким неотвратимым валом, поглощая колонны с неподвижными телами, надвигалась — и шипела, шипела...
И сзади, за их спинами, тоже нарастало, множилось ужасное шипение.
— Эдди! Боже, Эдди...
— Ну» держись, — сквозь зубы сказал он то ли себе то ли Флоренс и, убрав руку с ее плеча, вновь вскинул пистолет и шагнул вперед.
Увы, пули не в силах были остановить неумолимое приближение темного киселя. Кисель выбрасывал вперед и в стороны многочисленные щупальца и казался чудовищным, смертельно опасным спрутом, от которого тщетно ждать пощады.
— Эдвард!
Он резко повернулся на крик Флоренс и увидел, что одно щупальце, неведомо как подобравшись с тыла, оплело ее ноги. В глазах Флоренс плескалось отчаяние. Она протянула к нему руку, и он опять, как недавно, вцепился в эту руку и резко дернул на себя, стараясь освободить свою спутницу, напарницу, любимую из вражеских пут. Шипение перешло в свист, что-то невидимое с силой толкнуло его в грудь, отбрасывая от Флоренс.
— Эд!..
Возглас оборвался, и оборвалось шипение — словно вновь резко опустилось огромное сверкающее лезвие.
Он упал на спину — и его стремительно закружило на беззвучной карусели, летящей в черную пустоту...
...Когда Эдвард Маклайн открыл глаза, то обнаружил над головой тусклый пластик потолка.
Он лежал, пристегнутый ремнями к откидной койке и никак не мог успокоить бешено колотящееся Сердце.
Что это было? Кто послал ему это удивительно реалистичное видение? Или — что послало? Какая связь существует между этим более чем странным сном и дальностью, и есть ли вообще такая связь?
У Эдварда Маклайна не было ответов на эти вопросы.
Он еще и еще раз прокручивал в памяти свой сон и наконец сообразил, что настоящая, а не пригрезившаяся ему Флоренс Рок не могла произнести те слова которые она произнесла в сновидении.
«Тебе ведь приходилось бывать в Белом Тумане... Ты знаешь, что это такое...»
Там, в сновидении, слова Флоренс звучали не как вопрос, а как утверждение. И в той реальности сна не показались ему какими-то необычными. Но на самом деле Флоренс Рок никак не могла знать о том, что случилось с ним больше десяти лет назад.
...Осенним утром он, как и то злосчастное звено торпедоносцев «эвенджер» в декабре 1945 года, возглавляемое лейтенантом Тейлором, отправился в полет над Атлантикой. Вылетев с базы во Флориде, он направился на северо-восток, в район Бермудских островов. Только в его распоряжении был не допотопный тихоходный «эвенджер», а сверхзвуковой многоцелевой «Файтинг фолкон» — «Бойцовый сокол», и летел он не на стрельбы по учебным мишеням, а имея совершенно иную задачу. Собственно, общая цель операции, одним из участников которой он являлся, была ему неизвестна. Начальство предоставило лишь весьма краткую информацию о проекте «Рикошет» — совместном детище Пентагона и аэрокосмического агентства. Его полет должен был стать не более чем одним из эпизодов, в котором кроме его «Бойцового сокола» были задействованы системы береговой ПВО» патрульные корабли ВМС, военные спутники и шаттл, сутки назад стартовавший с мыса Канаверал.
Полетное задание было лаконичным и предельно ясным: к такому-то сроку достичь определенной точки в океане, передать свои координаты и, сделав столько кругов, вернуться на базу. В кабину его «F16» загрузили какую-то аппаратуру, предназначая которой он не знал и, разумеется, от вопросов воздержался. Было понятно, что он, военный летчик Эдвард Маклайн, в данном случае является просто доставщиком определенного груза в нужное время в нужное место, этаким разносчиком пиццы — а более ему знать не полагалось.
Видимость была прекрасной, солнце отражалось в океане, истребитель легко скользил в небесах к заданной точке. Прибыв туда в расчетное время, Эдвард Маклайн передал на землю рапорт и, покружив в вышине, лег на обратный курс.
И буквально через десять минут угодил в Белый Туман. Легкая дымка впереди, которую он сначала принял за облачность, внезапно сгустилась, словно истребитель с размаху воткнулся в гигантский снежный сугроб. Небо вверху и океан внизу исчезли, что-то странное стало твориться с приборами. В какой-то неуловимый момент ему начало казаться, что верх и низ поменялись местами и «сокол» не мчится к берегу Флориды, а неподвижно висит, словно схваченный чьей-то огромной рукой. Он попробовал связаться с базой, но связи не было...
Да, он знал о Белом Тумане, знал о трагической судьбе той пятерки «эвенджеров» и других самолетов и кораблей, сгинувших в Бермудском треугольнике. Знал он и рекомендации насчет того, как поступать при возникновении Белого Тумана. Они были просты: ни в коем случае не менять курс, не увеличивать и не Уменьшать скорость, не снижаться и не набирать высоту. То есть действовать так, как если бы условия полета не изменились, и дожидаться исчезновения феномена или выхода из этой зоны. А потом немедленно связаться с диспетчером и определить свое местоположение, чтобы, как звено лейтенанта Тейлора не проскочить полуостров и не оказаться над просторами Мексиканского залива.
Нельзя сказать, что на душе у него было спокойно, но он следовал рекомендациям и покинул аномальную зону, находясь еще на значительном расстоянии от континента. Белый Туман исчез, небо вновь стало обычным небом, а океан — обычным океаном, перестали чудить приборы, и восстановилась радиосвязь.
После посадки на базе выяснилось, что бортовые часы «Бойцового сокола» и его, Эдварда Маклайна, наручные часы отстали на три минуты семнадцать секунд от часов базы. Гораздо меньше, чем у того пассажирского «боинга», что когда-то, то ли в семидесятых, то ли в восьмидесятых, вдруг исчез с экранов радиолокаторов, приближаясь к Майами, а потом вновь появился и успешно приземлился, потеряв неизвестно где и как десять минут.
На этот раз Белый Туман обошелся без жертв и отпустил «Бойцового сокола» вместе с Эдвардом Маклайном...
Белый Туман... По одной из гипотез — это нестационарная кочующая аномальная зона, то тут, то там возникающая в районе, издавна названном Бермудским треугольником. Зона, в которой время резко изменяет свой ход, а самолеты внезапно увеличивают скорость — для гипотетического стороннего наблюдателя. Так и получилось, что те «эвенджеры» находясь в Белом Тумане, пролетели над Флоридой не заметив ее, а потом тщетно искали базу, уходя все дальше и дальше от суши. Потом у них кончилось горючее, и они приводнились в высокие холодке волны — без шансов на спасение. А вот куда девалась отправившаяся на их поиски летающая лодка «Мартин маринер», знает, наверное, только Господь.
Аномальные зоны, согласно уже другой гипотезе, возникают еще и потому, что на ход времени влияют все движущиеся по окружности тела. Такого эффекта — и это подтвердилось опытами — можно добиться, даже применяя маленькие маховики. Что же говорить о районе Бермудских островов, где мощное течение Гольфстрим закручивает водяные вихри диаметром в сотни километров! Такие вихри не раз видели на поверхности океана — как белые или слабо светящиеся круги. Закручиваются вихри — изменяется ход времени — должна изменяться и гравитация, утверждала эта гипотеза. Космические спутники США фиксировали в центре океанических вихрей уровень воды на двадцать пять — тридцать метров ниже обычного для этого района Атлантики. В центре вихря гравитация повышенная, на периферии — пониженная. Не в том ли причина таинственных исчезновений кораблей в зловещем треугольнике, что грузы в трюме внезапно увеличивают свой вес...
Белый Туман... Эдварду Маклайну всего лишь раз довелось столкнуться с этим явлением. К участию в проекте «Рикошет» его больше не привлекали, а спустя полтора месяца после того полета пришел приказ о его переводе на базу ВВС в штат Орегон, в другой конец страны.
По поводу того случая в небе над Атлантикой Эдвард Маклайн имел несколько бесед с безымянными Для него людьми — как в военной форме, так и в цивильных костюмах. Кроме того, он составил подробный письменный отчет, продублировав его, по требованию командования, видеозаписью. И все. Больше на эту тему Эдвард Маклайн никогда ни с кем не говорил, выполняя не то чтобы приказ — скорее, настоятельные рекомендации. Впрочем, он вообще был не из болтливых...
И Флоренс Рок просто неоткуда было знать о том что случилось с ним в том полете над океаном. Хотя такое утверждение могло быть верным только в реальной действительности — но Флоренс-то говорила с ним о Белом Тумане во сне. Или в какой-то иной реальности...
Размышлять об этом странном сне можно было долго, но следовало заниматься обычной рутинной работой. Эдвард Маклайн занялся такой работой, к картины, привидевшиеся ему, потускнели в памяти. Но полностью отделаться от мыслей о своем сне командир «Арго» так и не смог.
Возможно, подумалось ему, он просто подсознательно переживает за своих коллег, и эта тревога нашла себе выход в сновидении-фантазии...
Во второй половине условного орбитального дня, так и не добившись связи с марсианской группой, он обосновался в кресле у мониторов, собираясь заняться стандартным текущим отчетом, но все никак не мог приступить к этому делу, а просто сидел, обводя взглядом экраны и постукивая пальцами во пластику. Чтобы хоть как-то нарушить тишину. Потому что тишина иногда бывает не в радость. Как и одиночество...