16

Руки Иржи дрожали. Он сидел в темной комнате, совершенно не понимая, какое время суток. Окна плотно закрыты, а может, их вовсе нет. Пахло ужасно — будто рядом где-то прорвало канализацию. Иржи задержал дыхание. А может, он в подвале?

Голова трещала. Как будто по ней стукнули молотком и она вот-вот развалится на куски. Никогда в жизни у Иржи так не болела голова.

В углу раздался шорох, фырканье — о Господи, крыса! Рубашка Иржи прилипла к спине.

Скрип, шаги. Они все ближе. Казалось, чьи-то каблуки грохочут по мосту, перекинутому через бездну…

Иржи, знавший человеческое существо не только снаружи, но и изнутри, думал, что ничего не боится. Но сейчас его тело сковал ужас. Мысль лихорадочно работала — кто засунул его сюда и чего хочет?

Скрип металла, полоска света, даже не полоска, а мерцание, будто свет, устремляясь сюда, застревал по дороге, цеплялся за невидимые препятствия, и только самые дерзкие лучи достигали этой бездны.

Дверь снова закрылась, и Иржи оглушила тишина.

Он ждал, не сомневаясь, что кто-то вошел, — он уловил в воздухе новый запах.

У Иржи было обостренное обоняние, которое иногда мешало ему оперировать. От запаха крови, резкого, сладковатого и тяжелого, в первые секунды операции его мутило. Но он боролся с собой. Сейчас пахло… Чем? О Боже. Не может быть…

— Иржи Грубов? — От тихого голоса, раздавшегося справа, он едва не подскочил. — Здравствуйте, Иржи Грубов. Я не буду вас томить…

Он не знал этого голоса. «Еще бы, — одернул он себя, — с зажатым носом и своего голоса не узнаешь». Иржи молчал.

— Почему вы не отвечаете на приветствие, Иржи Грубов?

— Я не знаю, кто вы…

— А разве папа с мамой не учили вас здороваться даже с незнакомыми людьми, если оказались в одной комнате?

— Слушайте, говорите, что вам от меня надо?

— Не так резво, приятель. Я принес привет от вашего друга. От Энди Мильнера.

— Но почему за этим приветом понадобилось меня засовывать к крысам? — Иржи начинал злиться.

— Для солидности привета. Для того чтобы вы его прочувствовали, дорогой мэтр. Итак, Энди Мильнер просил передать вам, что если не согласитесь на его новые условия, а товар теперь будет вам стоить…

Цена, которую он назвал, была такой несуразной, что у Иржи помутилось в голове.

— Тогда пускай свой товар он засунет себе в задницу. Мне легче закрыть свою клинику, чем…

— Не горячитесь, Грубов. Клинику вы закроете только в том случае, если сядете на хороший срок. Вы это понимаете, выдающийся ученый? То, что вы делаете…

Внезапно пальцы Иржи оказались крепко стиснутыми сильной рукой.

— А если вам и это не страшно, мы займемся вашими пальчиками.

Иржи чуть не завопил от боли.

— Я могу показать, как это будет, пока на левой руке… Показать? А может, больше не станете противиться? Хирург со сломанными пальцами — ничто. Так или нет? Конечно, можно стать терапевтом. — Тишина треснула от смеха. — Так вы согласны на новую цену?

— Согласен, — выдохнул Иржи. — Выпустите меня отсюда.

— Вот и хорошо. Вот и договорились.

Иржи почувствовал, как темнота поплыла перед глазами. Мозг утонул в тумане, тело расслабилось. Последней мыслью было: «Мне вкололи…»

Иржи очнулся на скамейке в парке. Перед ним стояла старушка и била его по щекам.

— Да очнитесь же, в конце концов! Такой приличный мужчина, и так напиться! Сегодня, конечно, праздник, но не до такой же степени!

Иржи оторопело смотрел на старушку в шляпке. От куста жасмина, под которым он сидел, исходил аромат такой силы, что Иржи боялся снова лишиться чувств. Для него жасмин всегда был могильным цветком.

Он тупо смотрел на старуху, которая вдруг улыбнулась и в ужасе округлила глаза.

— Или вам плохо?

— Нет, мне хорошо. Но он очень сильно пахнет…

— Кто пахнет?

Старушка покрутила головой.

— Мой носовой платок, может быть? — Она покрутила батистовым платочком с кружевами, которым обмахивала Иржи. — Но это же французские духи!

Иржи улыбнулся. И закрыл глаза.

Что это было? Ему приснилось? Пригрезилось?

Он поднял глаза к небу. Оно было синее и безмятежное.

— Вызвать неотложку? — озабоченно спросила старушка. — Меня попросили присмотреть за вами.

— Кто? — дернулся Грубов.

— Да какая-то молоденькая девушка. Милая такая. Говорит мне, мол, бабушка, посмотрите, там мужчина, наверное, пьяный, а то я спешу.

Иржи отказывался соображать.

— Нет, я не пьяный.

— Да теперь сама вижу, что нет.

Вдруг он вспомнил самое страшное — руки! Он поднес к глазам левую руку. О Боже, сустав указательного пальца был красным и распух. Так это не сон! Не бред. Это правда. Предупреждение.

Сердце Иржи забилось в дикой тревоге.

Его обложили. Энди! Друг-партнер Энди. Он вскочил со скамейки, отодвинул старушку, не сказав ей ни слова, и побежал из парка. Внезапно он заметил, что одет в спортивный костюм.

Значит, он ушел из дома утром, на ежедневную пробежку по парку. Они его взяли…

Сердце стучало как бешеное. Домой, скорее домой.

Внезапно до него дошло: он не случайно оказался на скамейке под кустом жасмина. Его усадили именно туда. Значит, для кого-то жасмин тоже символ смерти.

— Нам надо что-то делать с этим типом! — Иржи, рассказывая жене, кипел от ярости. — Ты только подумай, на что он пошел!

Ирма сосредоточенно молчала, поджав губы.

Он грубо выругался, что на Иржи было совершенно не похоже. Он никогда не ругался при жене.

Она пристально смотрела на него, в солнечных лучах волосы сияли, образуя золотой нимб.

— Прости, дорогая, у меня просто нет слов. Из-за его жадности мы очень скоро пойдем по миру с сумой. Или он меня отправит на тот свет. Он не ученый. Он не человек, он просто бандит. Он не отвяжется от нас, и все наши мечты основать научный центр, который переплюнул бы Хьюстонский, пойдут прахом.

— Тебе было страшно? Скажи честно?

Иржи от неожиданности вопроса умолк. Он смотрел в тревожные глаза жены.

— Да, Ирма. Страшно. Когда попадаешь в безвыходное положение, на тебя наваливается животный страх. Но потом, когда берешь себя в руки, страх отступает.

— Ты контролировал себя?

— Я бы, может, и мог, но они мне вкололи дозу. А посадив под куст жасмина — намекнули.

— Так, значит, он все же прислал своих бульдогов.

— Но они говорят по-чешски.

— Ты думаешь, у нас трудно найти исполнителей? Иржи, ты давно не читал газет.

— Я оставляю это на тебя. Ты мой референт, дорогая. — Иржи впервые за все время улыбнулся. Улыбка была слабой, но, значит, решила Ирма, он понемногу оттаивал. — А я хотел создать с ним совместный центр, мы даже обговорили кое-что и готовили бумаги.

— Бумаги?

— Ну конечно.

— Но ты мне ничего не сказал.

Она приподнялась на локте, погладила его по груди, потом ее рука нырнула под одеяло. И замерла. Она должна спасти Иржи и его дело. Их дело. Иначе… Ирма перевела дыхание. У них будет своя империя. Она постарается… Перебирая пальцами волоски на его груди, она улыбалась.

— Ирма, перестань.

— Не перестану. Я хочу, чтобы ты расслабился, выплеснул свое напряжение. Я приму его в себя, Иржи… — Ее губы потянулись к его уху, нагретому солнцем, она стала нашептывать что-то, от чего лицо его обмякло, разгладилось, глаза посветлели и затуманились. Его ухо вдавилось в губы Ирмы, слова возбуждали, как ничто другое. Она как гусеница на солнце вытягивалась в постели, в движениях появилась истома, во взгляде нега. Он закрыл глаза.

— Надо спешить, — сказала Ирма.

— Спешить с чем? — Он положил руку ей на грудь, играя сосками.

— С делом, — прошептала она. — Пора кончать.

— Но мы только начинаем…

— Да нет, с ним…

— Ирма, я не вижу выхода…

— Я помогу тебе.

— Ты? Но как?

— Не важно. Я придумаю. Я накажу его. Он получит свое.

— О, ты моя маленькая, наивная девочка… На этом свете мало кто бывает справедливо наказан. Уверяю тебя.

— Но про тот свет никто не знает…

— Да, я тоже слабо верю в возмездие на том… Мы бы знали…

Она легонько шлепнула его по руке, которая поползла вниз, поиграла жесткими волосами в самом низу живота. Он застонал и отвалился на подушку.

— О, дорогая, забудем про дела…

— Вот чего я и добивалась!

— А я сейчас буду добиваться другого.

— Ну давай…

Он повернулся к окну и опустил жалюзи.

За кофе Ирма и Иржи молчали. Сердце Ирмы тревожно стучало. Итак, Энди не успокоится сам по себе. Он будет держать их на крючке постоянно и дергать, стараясь подцепить побольше денег.

Лекарства от Энди — вынужденный шаг и теперь уже слишком дорогостоящий. Восточный вариант, который они придумали с Ирмой, — опасный, но необыкновенно выгодный. А что такое большие деньги, Иржи уже хорошо понял, они открывают возможности не только в деле, но и в каждодневной жизни, снимая шоры и с глаз, и с ума.

Иржи часами просиживал в химической лаборатории, которую недавно оборудовал самыми современными приборами.

— Все-таки эти эмигранты, хотя и давно съехавшие, не стали полноценными американцами. Ты знаешь, что за намеки он делал? — Иржи посмотрел на жену. — Он хочет стать монополистом. Я знаю, он поставляет свой товар и в Москву, и еще бог знает куда. Я думаю, по всей Восточной Европе.

— У него в деле много народу? — спросила Ирма.

— Да нет, думаю, нет. Он очень жадный. Вряд ли хочет делиться.

— Но ты сам говорил, у него есть бульдоги.

— Он нанимает их на конкретное дело. Чтобы не содержать.

— А большой у него штат?

— Не поверишь — он остался один. Последняя секретарша уволилась. И все из-за беспредельной жадности.

— Ясно.

Ага, стало быть, первым делом ему надо найти секретаршу. Как можно быстрее.

Ирма улыбнулась. В оливкой блузке и джинсах она была совсем как девочка, как много лет назад.

— Иржи, что мы будем делать?

— Я думаю, пока работать. Поспешим сделать как можно больше.

— Да? А вчера звонила Ольга Геро и сказала, что везет к нам подругу.

— Замечательно. Мы не упустим ни единого рейса. Любой из них может оказаться последним. С подругой надо поторопиться. Я думаю, ее надо загрузить как следует. А если он станет звонить — не ссорься с ним, любезничай и води за нос. Обещай. Все, что он хочет, обещай. Ничем не возмущайся. Ты ничего не знаешь о том, что со мной произошло. Нам надо немного времени, и мы откроем исследовательский центр. Со мной готовы работать многие.

— Хорошо, тогда я звоню Ольге и велю везти подругу завтра же.

Иржи кивнул.

— Я поехал, дорогая.

— Счастливо, милый.

Иржи уехал, а Ирма усмехнулась. Ну что ж, Энди Мильнер, час пробил. Нанимай на работу новую секретаршу. Ирма быстро набрала номер.

— Сестра?

На другом конце провода раздался радостный вопль:

— Ирма! Невероятно! Да, это я, я, сестра!

— Жду не дождусь, когда мы снова с тобой соединимся. А теперь слушай… Ничего не записывай. У тебя все еще хорошая память, я надеюсь?

— О, Ирма. Я помню все-все-все.

— И я тоже, дорогая. Таких ласк не знает никто…

— Да-да-да.

— Мы скоро встретимся. Я жду звонка.

— Я все поняла.

17

Энди Мильнер сидел за письменным столом в офисе, тупо уставившись в окно. За чистым, почти невидимым стеклом блестели пальмовые листья, похожие на ладони великана. Он усмехнулся — вот бы ему такие… Большие-большие ладони, чтобы в них входило еще больше…

«Ты недоволен чем-то, Мильнер?» — проскрипел противный внутренний голос, донимавший его все сильнее в последнее время.

— Да пошел ты, — отмахнулся Энди от надоевшего приставалы. Ладони, свои собственные, небольшие, взмокли. Да, в последнее время с ним творится что-то не то.

«Да перестань, что-то не то, — передразнил со смехом внутренний голос. — Сам знаешь что».

Мильнер вскочил, точно его укололи тонкой иглой.

Подбежал к окну. Вон, вон он. Он его видит. Он снова подглядывает за ним, сукин сын, подлец. Эта сволочь сведет его с ума!

«А ты уже сошел, Мильнер, — прошептал ему в самое ухо внутренний голос. — Сошел, сошел, сошел…»

— Нет! Нет! Нет! — заорал Мильнер, и его лицо стало багровым, изо рта пузырилась пена, глаза побелели и вылезли из орбит. — Нет!

В приоткрывшуюся дверь просунула голову секретарша.

— Вы звали меня, босс?

— Да нет же, черт побери! Нет! — Он схватил со стола телефон и кинул его в дверь.

Дверь тихо закрылась. Секретарша пожала плечами и вернулась в свое кресло возле компьютера.

Так, у босса снова приступ. Что-то слишком часто. Раньше бывало примерно раз в полгода. А теперь… такое случилось месяца три назад. Тогда он подпрыгнул и схватился за люстру. Она оборвалась, и он здорово ушибся. Очень сильно порезался.

Впрочем, это не ее дело. Он сам врач. В ее обязанности не входит следить за здоровьем босса. Девушка посмотрела в зеркало, которое держала в столе.

Все замечательно, все прекрасно. Она улыбнулась себе. Прислушалась. В кабинете босса стало тихо. Ясно. Он выйдет оттуда не раньше чем через час, как ни в чем не бывало. Она знает, что способно помочь ему войти в норму и забыть все. Да, наверное, у него уже начались боли. Секретарша знала о боссе гораздо больше, чем он думал. Она должна была знать. По известным ей причинам.

Энди вышел из кабинета через час и две минуты.

— Я уезжаю.

— Хорошо, босс. Как отвечать на звонки?

— Что меня нет, — бросил он и выбежал из приемной. Она вздохнула. Она знала, куда направился ее босс. Хорошая секретарша всегда знает о своем хозяине все.

Энди был злой как черт. Надо же этому случиться именно сейчас, когда ему особенно нужны деньги. Большие деньги. А они — как сговорились. Нет, нет, нет. Он покажет этому Грубову, он даст ему понять яснее ясного, кто заказывает музыку. Грубов станет платить столько, сколько он, Энди, прикажет ему. Или…

Или?

Энди вставил ключ в замок зажигания, нажал на педаль газа и рванул с места так, что из-под колес полетел мелкий гравий.

Он несся дальше и дальше, к морю, и вовсе не для того, чтобы сидеть на берегу, уставившись на волны, и думать о вечном. Там был дом, его дом, его воплощенная мечта. Мечта, требовавшая все больше и больше. Потому что мечта его воплощена не только в сам дом. Там должен быть его мир, в который нет входа никому.

Никому.

И не будет.

Энди вытер со лба пот. Темные брови стали совершенно мокрыми. Рука все еще дрожала. Он проглотил таблетку, вот-вот она начнет действовать, он снова станет сам собой, он уже на пути к норме. Конечно, было бы лучше сейчас не садиться за руль, но ничего, он осторожно. Не быстро…

Секретарша поднялась из-за компьютера и потянулась сильно, с удовольствием, до хруста в суставах. О нет, рановато, надо заняться собой, сделала она себе замечание. Снова на тренажеры, скомандовала она себе, а потом позволила расслабиться. Она подошла к зеркалу и посмотрела на себя.

«Итак, случай, о котором, Салли, — сказала она себе, — ты мечтала, кажется, представился». Она улыбнулась, зеленые глаза блестели, кровь прилила к щекам от возбуждения. Она сильно вспотела — такова особенность организма, объяснила себе Салли, как делала это всякий раз, неприятно удивляясь постоянству собственной природы. Когда надвигалось что-то очень важное, от чего могла перемениться вся жизнь, тело взмокало от пота. В зеленоватом пиджачке и коротенькой юбочке, открывавшей колени, круглые и крепкие, в туфлях на низком каблуке, типа полуботинок, Салли Гриффит казалась крепенькой, уверенной, твердо стоящей на ногах. Никто бы не заподозрил ее в столь тонкой нервной организации…

В детстве Салли больше всего хотела стать комиссаром полиции. Но не вышло — родители-врачи настояли на том, чтобы она пошла по их стопам. Но Салли добилась своего: она все же стала комиссаром — в Красном Кресте. Именно от этой организации она попала в свое время во Вьетнам. Это оказалось несложно — в стране долго работали ее родители.

Встретившись с Минем, предложившим ей участвовать в его деле, она не колебалась. Потому что, кроме комиссарства — детской мечты, — у нее была и взрослая мечта — деньги. Деньги, которые позволили бы ей делать только то, что она хочет.

— Минь, я хочу познакомиться с хозяином куколок.

— Я здесь за него.

— А там?

— Приедет хозяйка. Можешь ею заняться. — И улыбнулся, зная, о чем говорит.

— Ты мне поможешь?

— Моя доля?

— Не обижу.

— Не забывай, что мои родители сделали для тебя.

— Никогда.

Салли даже не думала, что все повернется именно так и настолько стремительно. Она рассчитывала со временем войти в дело глубже, работать с Грубовыми бок о бок. Но, увидев Ирму, она кое-что поняла. А когда узнала о существовании конкурента Грубовых в Америке и о том, что можно от него получить, она не колебалась ни секунды.

— Минь, — спросила Салли, размышляя обо всех возможных вариантах продолжения дела. — А мы с тобой могли бы обойтись без них?

— Нет, Салли. Все контейнеры — индивидуальные, их кто-то делает, это очень трудно….

— Ты знаешь мастера?

— Нет, но, по-моему, он в Москве.

— И нет к нему ходов? — Она презрительно скривила губы. — В Москве можно купить все.

— Попробуй. — Он тоже усмехнулся. — Не рассчитывай на легкую победу. И потом, их надо вставить так, как может только Грубое. Он хирург от Бога.

Салли нахмурилась. Конечно, контейнеры — это самая сложная часть дела. Нет, она не станет на этом сосредоточиваться. Надо немного подождать.

— Я дождалась! — воскликнула она, улыбнувшись своему отражению.

Салли посмотрела на часы с тяжелым металлическим браслетом.

Бедная овечка уже летит. Ладони Салли снова покрылись липким потом. Надо ехать в аэропорт. Она закрыла за собой дверь офиса и вышла на улицу.

Тихий дворик благоухал. Садовник у Энди был великолепный — об этом свидетельствовала альпийская горка, плотный ряд неведомых кустарников, сквозь который даже птица не пронырнет, изумрудный газон. И цветы.

У Салли Гриффит была слабость к цветам. Ее губы сами собой расплывались в улыбке, когда она смотрела на трогательные голубые цветочки — незабудки. Такая простота, но как хороша!

Она прошла по дорожке и не удержалась — села на скамеечку возле щедро цветущей японской айвы. Оранжевые цветочки затмевали зелень листьев. Изящное, как все японское, но чрезмерное по числу цветов. Глубоко вздохнув, она встала, тряхнула темными волосами, блестящими на солнце, и направилась к машине.

Энди летел с бешеной скоростью, водители крутили пальцем у виска, качали головой, мол, на его похороны уже все собрались и он не хочет разочаровать собравшихся.

Энди не чувствовал скорости. Ему казалось, он едет плавно, неспешно, потому что перед глазами была одна и та же картина — пальмовый лист, как большая ладонь.

Ему повезло. Он благополучно затормозил возле ворот и нажал на кнопку дистанционного управления. Стало быть, еще не время отойти в мир иной.

Дом Энди Мильнера блистал, сверкал и был начинен всем, чем только можно. Он жил один. Всегда один. Но стоило ему проглотить таблетку, дом наполнялся, переполнялся, в нем становилось тесно…

Ему нравилась его семья, прихотливо менявшаяся по составу… Он кинулся в ванную, сверкающую, небесно-голубую. С сине-голубыми полотенцами и таким же ковром. Да как он может лишиться всего этого, не выплатив кредит? Да никогда в жизни!

Энди погрузился в ароматную ванну. После таких вспышек, как сегодня, — а они участились, с горечью отметил он, — ему надо как следует расслабиться. Он закрыл глаза. Поплыли видения, они качались перед ним на пенистых волнах.

— Иржи, я хочу проветриться.

— И как именно ты хочешь? — Иржи сидел перед экраном компьютера в своем кабинете. — Чего ты хочешь, дорогая? — повторил он.

— Я бы прокатилась, к примеру, в Италию. Во Францию. Может, в Австралию. Нет, лучше в Лондон. Мне хочется поваляться на травке в Гайд-парке, походить босиком по Сент-Джеймс-парку… Посидеть возле озера Серпентайн…

Ирма говорила тоном капризного ребенка. Она сыпала названиями с одной целью — у мужа не должно задержаться в памяти ни одно из них.

— Ради Бога. Отправляйся куда угодно. — Он не отрывался от экрана и клавишей.

— Хорошо, дорогой. Не скучай без меня.

Сумка Ирмы собрана, билет куплен, но ни в одну из тех стран, о которых она говорила, она ехать не собиралась.

Самолет приземлился в Окленде минута в минуту. Из него в числе других пассажиров вышла молодая хрупкая женщина с черной элегантной сумкой через плечо, в темно-синем брючном костюме. Нигде не задерживаясь, через зал прилета направилась к выходу.