Тест на любовь

— Хорошо.

— Я готова лететь снова хоть завтра.

— Нет, Ирма, мы должны за тобой понаблюдать. Отдыхай.

Она не хотела отдыхать. Наслаждение, внезапно открывшееся ей, полученное столь необычным образом, требовало продолжения. Ирма думала, как ей поступить. Может быть, вызвать Салли в клинику? Нет, невозможно, Салли нужна у Миня.

Внезапно Ирма подумала: а почему эта форма удовольствия так потрясла ее? Разве она замечала за собой когда-то лесбийские наклонности? Ирма замерла от столь неожиданно возникшего у нее вопроса. Она стала напряженно рыться в памяти. Она — девочка, нянька завязывает ей бант в волосах, потом гладит руками по спине, потом ниже, по бедрам, шлепает, задрав платье, щекочет губами шею. Она смеется…

Входит мама, почему-то кричит на няньку, та что-то говорит, а она, Ирма, стоит, не понимая, что происходит, ей хочется, чтобы нянькины руки и губы ласкали ее… Потом она лежит в постели с мамой, кладет руки на ее теплую грудь, но мама почему-то сбрасывает их и сердится… А Ирма вся горит…

Нет, ничего не бывает просто так, у всего есть своя причина.

Клиника была пуста. Иржи занялся Ирмой.

— Все идеально, — объявил он.

— И много получится лекарства? — поинтересовалась Ирма.

Он подумал. Потом сказал.

Она покачала головой и изумленно проговорила:

— Мы получим за это…

— Я думаю, ты хорошо считаешь. — Иржи засмеялся.

— Я хорошо училась в школе.

Ирма одевалась, говорила с мужем, а в голове звучал голос Салли. Ее шепот. Волнующая музыка…

Иржи остался в клинике, а Ирма поехала домой. Вечером, лежа в постели, она ворочалась, словно пыталась отыскать там несуществующую Салли.

Потом сказала себе — стоп, достаточно. Лучше начать думать о другом.

Ирма слетала во Вьетнам еще два раза, Салли была так же нежна, как и прежде. Ирма была без ума от нее. Именно так — трезвая, расчетливая женщина нашла то, чего, оказывается, хотела всегда. Но не знала, что это такое.

Ласки Салли доводили ее до экстаза, ничего подобного она не испытывала ни с кем. Она не желала расставаться с Салли ни на минуту.

— Сестра, давай поклянемся в вечной любви. — Ирма не отводила глаза от Салли. — Я готова ради тебя на все. А ты?

— Да, клянусь. Я тоже. Я сделаю все ради тебя, — сказала Салли.

Они нежно поцеловались.

После третьей поездки Иржи освободил Ирму от предмета.

— Ты хорошо себя чувствуешь, дорогая? Никакой неловкости? Все в порядке?

— Мы много заработали? — не отвечая на его вопрос, спросила Ирма.

— Думаю, да. По крайней мере на ближайшее время нам ничего не надо от Энди. Лаборатория работает. Больные покупают лекарства. Чем больше пациентов, тем больше нужно лекарства.

— Тем больше мы получим денег.

— Тем солидней клиника. Они захохотали и обнялись.

— Ты мой клад, Ирма. Ты сама не понимаешь, какую революцию в медицине мы совершаем!

6

Итак, Ольга Геро приехала. И поразила Ирму своим видом. Впрочем, подумала она, когда они виделись в Москве в последний раз, Ольга тоже была не слишком хороша. Да, конечно, как всегда одета с иголочки, причесана, но нет блеска в глазах, выделявшего ее из любой толпы. Человека, занятого своим делом, управляющего собой и своей жизнью, легко отличить от покорившегося чужой воле.

Они сидели тогда с Ольгой в привычном для них месте баре Дома журналиста. Довольная, веселая, Ирма смотрела на Ольгу. Был полдень, в баре никого, бармен Слава надевал галстук-бабочку, готовясь к приему посетителей.

Ольгу что-то мучило. Ирма несколько секунд смотрела на нее молча, потом сказала:

— Дорогая, только не уверяй меня, что с тобой все в порядке. — Ирма прекрасно говорила по-русски, у нее был дар к языкам, она учила его в школе и в университете, но казалось, что она всю жизнь провела в доме с окнами на Никитские ворота, в центре Москвы. То же протяжное московское «а», что и у Ольги, те же словечки, которые, вероятно, занесли московские гости из разных редакций, да и она сама часто ездила в Москву. — С тобой не все в порядке. Не пытайся вешать мне лапшу на уши.

Полутемный бар освещали разноцветье шара, который вращался под потолком, и экран телевизора. Они пили коньяк, бармен пытался им налить по сто граммов, но дамы наотрез отказались.

— У нас доза, — заявила Ирма.

— Понимаю. — Он свел брови и хитро подмигнул: — Тогда парижского, а?

— Естественно, — снова кивнула Ирма. И ослепительно улыбнулась молодому симпатичному мужчине.

Телевизор внезапно оглушительно заорал, но Ольга не обратила внимания и, как обычно она делала, на сей раз не направилась решительным шагом к нему, чтобы бестрепетной рукой усмирить. Сейчас она даже не слышала голосов из телевизора, поглощенная собой.

— Итак, дорогая, я тебя слушаю. Только не смей финтить! — заявила Ирма решительно, отпив глоток. — Между прочим, хороший коньяк.

Ольга улыбнулась. Вот оно, прорвалось наконец. Так не говорят сегодня, слово «финтить» — из классической литературы. Из обихода прошлого. Которого давным-давно нет и никогда не будет. Носители языка унеслись в дальние дали мироздания…

Она вздохнула.

А некоторым подобное предстоит. Унестись…

— Финтить, — повторила она. — Да я и не собиралась. Я как раз хотела посоветоваться с тобой, Ирма. Твой муж… ведь он хирург… Онколог, да?

Она попыталась тянуть время, отодвинуть момент и не произносить всего того, что предстояло. Ирма кивнула:

— Дальше, дальше, смелей.

Ее васильковые глаза под солнечными кудряшками потемнели. Ольга могла не продолжать. Лица всех женщин одинаковы, когда узнают то, о чем узнала Ольга, судя по всему, недавно.

Ольга молчала. Перед глазами возникла недавняя картина.

Она попала в больницу по «скорой», все оттягивая и оттягивая визит туда, пока наконец однажды ночью не проснулась от ощущения сырости. Липкие простыни. Невероятно липкие.

Она зажгла свет и похолодела.

Она лежала в луже крови.

Ольга вскочила и кинулась в ванную. Она мылась и видела, как красные брызги оседали на белом кафеле.

Ольга была дома одна. Она вспомнила ощущение неловкости в животе еще вчера, на съемке, но ей казалось, что слишком нагрузила сумку. Она выругала себя — незачем тащить все объективы сразу, ведь знала, что наверняка пригодится только один.

Она взглянула на часы. Три ночи. Петухи пропели, странная мысль мелькнула в голове. Какие петухи? Город же. Москва. Она не додумала мысль до конца и вышла из ванной.

Оделась. И уставилась на телефон. Звонить? Куда? Кому? И что это с ней?

Но боль резанула тело и заставила принять решение. Она набрала номер «скорой».

Ольга потрясла головой, освобождаясь от воспоминаний. И посмотрела на Ирму.

— Смелей, говоришь? Да уж куда смелей. — Она отпила из рюмки, взяла орешек, раскрыла и положила в рот. Соленый вкус вернул к реальности. Она еще чувствует вкус. Еще жива. — У меня опухоль, Ирма. Очень может быть, что непростая.

Ирма кивнула, ровно, спокойно. А Ольга подумала, что от всего происшедшего у нее осталось в памяти только то, что было после. Когда с ней проделали все манипуляции и колотили по щекам, заставляя проснуться.

— Ну же, ну, деточка, нельзя так долго спать.

— Да оставь ты ее, хилая какая-то…

— Да ты что, еще перекинется, очень надо за нее отвечать…

В наркотическом сне, а на нее, кажется, дозы не пожалели, уж слишком сильным оказалось кровотечение, она никак не могла себя собрать. Ей казалось, она смотрится в тысячу зеркал, в каждом видит себя и силится собраться в одном, большом зеркале. Она нравится себе в каждом, но в них видит себя слишком мелко, а ей хочется увидеть себя целиком…

Ирма между тем кивнула:

— Понимаю, дорогая. Не стану говорить, что это пустяки. — Она помолчала. Потом пристально посмотрела на нее и сказала: — Ты знаешь, а у тебя есть свой Бог.

Ольга усмехнулась:

— Вот теперь я понимаю, ты иностранка, у тебя выученный русский. Так не говорят.

— У вас так и не думают, что у каждого свой Бог. Но я не ошиблась, Ольга. Я думаю именно так. Он захотел, чтобы мы с тобой сошлись в этом мире. Ты русская, я чешская, то есть нет, чешка… — Она покрутила головой.

— Дамы, ваш кофе готов. — Бармен бесшумно подкрался к их столику. Но они не заметили его, впившись глазами друг в друга.

— И для чего же? — усмехнулась Ольга.

— То есть как для чего? — изумился бармен. — Вы же заказывали кофе. Я с вас за него взял.

Ольга оторопело посмотрела на мужчину, наконец до нее дошло, что он подумал, будто она говорит с ним.

— Ой, простите, конечно, да, спасибо.

Ирма одарила мужчину такой улыбкой, что тот готов был принести еще чашечку бесплатно, чтобы увидеть снова это сияние глаз, губ и белоснежных зубов.

Ольга рассмеялась:

— Мы совсем отключились. Слушай, Ирма, ты улыбаешься… Ну просто восхищение…

— Этому нетрудно научиться. Что такое улыбка? Расположение мышц на лице в определенном порядке. Точнее — смещение их с определенного места. Хочешь, научу? — Ирма скорчила гримасу. — Вот так — смешно, потому что это половина улыбки, а вот так, — она дернула другой щекой, — уже то, что надо? Да?

Обе захохотали, точно желая смыть возникшую тревогу. Ольга была не рада, что рассиропилась. Это ее личное дело. Это ее жизнь. И это будет ее смерть. Все.

Первой нашлась Ирма:

— Так ты спрашиваешь, для чего? Отвечаю — для того, чтобы то, что случилось с тобой, не стало трагедией для тебя. Я научу тебя жить и после этого, и после того, как над тобой поработает Иржи. Жить еще лучше, чем до этого.

— Ты шутишь, — усмехнулась Ольга. — Я догадываюсь, что это будет за жизнь. После того как я попала в больницу по «скорой», я думаю, что вообще не пойду под нож. Умру — значит, умру.

— Ты не права, дорогая. Начнутся сильные боли, ты будешь корчиться в муках. Умрешь не сразу. — Она усмехнулась. — Не ты первая. Не ты единственная, таких, как ты, легион. Везде, по всему свету. — Она отпила из рюмки. — И все мы должны понять, что до самого конца надо жить полно!

Ольга усмехнулась, а Ирма добавила:

— Тобой займется сначала Иржи, а потом я.

— Ирма, не смеши. У меня нет денег ехать в Прагу. Нет денег платить за лечение, гостиницу, вообще их нет. Понимаешь?

— Не волнуйся ни о чем. Я твой друг. Разве ты не поняла еще? К тому же друг по несчастью. Я тебе расскажу про себя, и ты поймешь, что для жизни страшна только смерть. Она не лечится, и с ней не живут. Просто каждая перемена в тебе, в твоей жизни открывает новые горизонты. Только надо уметь их увидеть.

Она похлопала Ольгу по руке. Потом встала.

— Пошли, я хочу подышать свежим воздухом. У вас здесь курят. Ты прекрасно перенесешь операцию. Я знаю.

Уезжая из Москвы, Ирма попросила Ольгу немедленно позвонить ей, как только все станет ясно. И ясно стало. Ольга уже в клинике Иржи.

— Ольга, перед операцией я должна тебе задать один вопрос: ты согласна на все, что станет делать Иржи?

— Да. — Взгляд Ольги был отрешенным.

— Тогда у нас такая программа: операция, потом ты приходишь в себя, после этого мое турагентство отправит тебя отдохнуть на несколько дней на море.

— Ирма, пойми, у меня нет денег. Если только продать мой домик в лесу.

Ольга едва не застонала, вспомнив, куда потратила деньги, которые так бы сейчас пригодились. Но кто знал? Ох эта вечная жажда добраться до профессиональных высот! Она истратила их на альбом. А теперь у нее нет денег на лекарства. Онкология требует много лекарств, а потом начнутся боли… Болеутоляющие… Но кто мог знать? То было в прежней безмятежной радостной жизни со Славой. Ничто не предвещало беды, это он посоветовал ей собрать все достойные, на ее взгляд, фотографии и издать альбом.

Она была в полной эйфории. Она носилась по Москве, выискивая типографию, в которой можно издать самый красивый альбом.

Он вышел, ее альбом. Мир для нее стал другим. Коллеги ее увидели другой. Геро нашла деньги и издала тако-ое! Смогла…

— Смотри, какой он красивый, — говорила она Славе. — Мне даже жаль его продавать…

— Послушай, Ольга, вот в этом деле будь осторожней. Коммерческое дело — не твое. Ты его не знаешь.

— Ну, Слава, я столько видела на своем веку.

— Пойми, люди, которые продают, на другом берегу от тебя. Тебе они кажутся хорошо знакомыми, потому что и ты, и они держите в руках книгу. Но для них она тот же товар, что и соленые огурцы. Смотри в оба, Ольга. Я вернусь из командировки и помогу тебе. У меня есть кое-кто, кто введет тебя в мир торговцев.

— Я хочу сама.

— Оля, милая, ну зачем набивать себе шишки? Потрогай мои. — Слава уткнулся головой ей в грудь…

Он все еще был в экспедиции, ловил своих бабочек в горах Алтая, когда Ольга сидела за письменным столом и смотрела на телефон, трубку которого только что положила. Продавец ее альбома, которому она своими руками отдала половину тиража, в десятый раз обещал звонить насчет денег.

В голове тупо стучало. Итак, она истратила свои деньги, бегала по типографиям, отыскивая самые лучшие условия для издания. Сама следила за каждой фотографией, за подписью к ней, получила тираж. И вот на тебе… Она приехала на оптовый книжный рынок и не нашла там того человека. Его не было… Позвонила домой. Нашла. Ну и что?

Она встала со стула, заходила по комнате. Глупее не бывает. Напряжение, которое не покидало ее после выхода замечательного альбома, затмило глаза. Ей казалось, альбом пойдет нарасхват.

— Да ты продашь его вмиг, — говорили ей коллеги и знакомые. — Такая красота.

Она поехала к оптовику, телефон которого дали в издательстве. Контора располагалась на Красной Пресне, в какой-то пристройке, забитой книгами, железная дверь без всякой таблички.

— Стучите, — посоветовал мужик, подъехавший на «Москвиче». — Откроют.

Она постучала, и ей открыли. Парнишка со щенком бультерьера вышел навстречу. Пес зарычал.

— Не бойтесь, он не кусается.

— Пока не кусается.

— Вы к кому?

— К Сергею Петровичу. Я звонила.

Он оглядел стильную женщину в шубке без шапки и провел наверх. Вдоль стен лежали книги, книги, книги. Ольге стало не по себе. Это что же — мечта ее жизни ляжет вот сюда? Ее уложат вдоль стены в эти штабеля? Ей стало жаль класть свои альбомы в братскую могилу.

Сергей Петрович оказался совсем юным созданием в растянутом свитере. Он сидел за компьютером и играл. Подняв голову, помолчал.

— И что? — спросил он.

— Я хочу продать альбом. Фотоальбом.

— Покажите.

Ольга вынула альбом. Она, любуясь, передала его в руки Сергею Петровичу.

Он молча листал, останавливаясь на ярких снимках. Потом покачал головой.

— Не пойдет, — кисло усмехнулся он.

— Как — не пойдет? — не поняла Ольга. — Почему?

— Не знаю. — Он пожал плечами и отдал альбом. — Не пойдет, и все.

— Но вы попробуйте, — настаивала Ольга.

— Попробовать? Ваша цена?

— Но вы сами скажите. Конечно, по той цене, по какой он мне обошелся, я не предлагаю…

— Чирик.

— Что? — выдохнула Ольга.

— Как что? Десятка.

— Да как это… — Она растерялась.

— Больше никак.

Она повернулась и вышла. Пес лениво гавкнул вслед. Потом она долго ходила по магазинам, предлагала. Не брали. Наконец она нашла интеллигентного мальчика с бородкой на оптовом рынке. Он взял ее альбомы на реализацию по сходной цене. Пачку. Быстро продал. Отдал ей деньги. Она принесла еще. Он снова продал и снова отдал деньги. Тогда она отвезла ему полтиража. Больше он ей не звонил. Она звонила ему. А он не отдавал деньги.

Конечно, думала она, тупо глядя на телефонный аппарат, это не те деньги, без которых она не проживет. И альбомы он продал. Значит, их кто-то купил, кому-то они понравились. Но ей было обидно — она оказалась доверчивой идиоткой. Она, с точным глазом фотографа, не разглядела школяра, надувшего ее…

Ей хотелось поехать к нему и вытрясти из него душу. Поехать не одной.

Но потом Ольга попыталась утешить себя: в одном месте потеряешь — в другом найдешь. Ее собственная судьба постоянно убеждала ее в этом. Да, конечно, она была в эйфории. Она радовалась своему альбому, как дитя игрушке. А теперь, словно прокручивая пленку обратно, увидела: а ведь продавец не смотрел в глаза. Отводил взгляд, разговаривая с ней. Ну какие доказательства нужны ей еще? Она заскрежетала зубами.

Дура!

Она подошла к полке. Оставшиеся альбомы стояли в ряд, как же они радовали ее еще вчера. А сегодня они сверлили ей мозг, упрекали, обвиняли. Она ничего не могла сделать. Она сама отдала те пачки. Своими руками. Отдала кидале.

Что ж, надо выбросить это из головы. Забыть.

Весь вечер она пыталась отвлечься. Читала, слушала музыку, но в голове свербило.

Было половина первого ночи. Она прикрыла глаза, в голове поплыло, тревожная дрема охватила ее. Казалось, к уху сама собой прижалась телефонная трубка.

— Алё? — сонным голосом после пятого гудка отозвались на другом конце.

— Слушай, сука, внимательно, я убью тебя! — прохрипела она в телефон и швырнула трубку.

Потом быстро набрала еще номер, другой. Отозвался голос, который сразу узнал ее.

— Мне нужна твоя помощь.

— Прямо сейчас? Ты знаешь, сколько уже?

— Знаю. У меня есть часы. Не одни. Могу проверить по телефону.

— Что случилось? — заботливо и встревоженно спросил голос.

— Случилось смешное. Меня кинули.

— Да ты что?

— Не то, о чем ты думаешь. — Она усмехнулась.

— А о чем я думаю?

— Сам знаешь.

— И что же это?

— Меня кинул продавец книг.

— Чего продавец?

— Книг, болван. Моего альбома.

— На много? Она сказала.

— Ого…

— Да не тех. — Она едва не рассмеялась. — Рублевых. В трубке забулькало.

— Ой, я не могу!

— Я тоже не могу.

— Слушай, Ольга, ты меня просто уморила. Такая сумма…

— Это не сумма. Ты понимаешь, что меня кинули? И кто? Я этого не потерплю. Даю тебе телефон. Адрес узнаешь сам. Возьми своих. Сейчас. Немедленно. Я ему только что пообещала, что убью. Он не поверил.

— Ага. Ясно. Сейчас поверит.

— Надеюсь.

Сквозь сонный туман Ольга представила себе, какой будет сюрприз для кидалы. Она не одна попалась ему на удочку. Парнишку хорошо потрясут. За всех. Убьют? Да черт с ним. Кого-то убивает рак. Кого-то — люди.

С балкона веяло прохладой. Занавеска шевелилась, пузырилась, надувалась парусом. За ней — ночь, темнота, редкие огни в окнах.

Ах как нескладно все. Что же она такая беспомощная? Ну почему какой-то мозгляк, и тот пытается взять над ней власть? Над ней, над которой нельзя взять власть? Она пыталась выбраться из сна, в котором услышала звонок. Светало.

— Да, — глухо бросила она.

— Задание выполнено. Читай завтра в криминальной хронике.

— Спасибо.

Она положила трубку.

«Ну, вот и все. Теперь можно выбросить из головы…» — прошептал ей кто-то в самое ухо.

Наконец Ольга проснулась… Наяву ей некому было звонить…

— Знаешь, оставь себе этот домик как память о прошлом, — сказала Ирма. — У вас есть такие памятники — деревянной архитектуры. Это в России принято. Ну, хорошо, считай, что будешь мне должна. Заработаешь и отдашь.

— Я заработаю… Если… позволит здоровье.

— Я сама помогу тебе заработать. Причем гораздо больше, чем ты думаешь. — Ирма многозначительно посмотрела на Ольгу. — Я начинаю одно дело, в котором ты будешь важным лицом. — Она свела брови, надула щеки.

Ольга не удержалась и улыбнулась. Она не уловила напряжения в голосе и особой интонации, с которой Ирма произнесла эту фразу.

— После операции отправлю тебя отдыхать на море. Там у меня есть свои люди, маленькая клиника, тобой там займутся. Ты прекрасно отдохнешь. Твое здоровье станет лучше прежнего. Ну, кое-чего в тебе уже не будет. А оно зачем тебе? Сын уже есть, верно? Потом ты вернешься в Прагу. Мы посмотрим, как начнет вести себя твое брюхо и на что оно способно. В Москве у тебя нет дел. Ты со всеми делами покончила. Я верно поняла?

— Да, конечно. Все верно. Но, Ирма, я не знаю…

— Ага, ты не знаешь, как меня благодарить.

— Да, Ирма, конечно.

— Вот все вы такие. Но не думаешь ли ты, что каждый человек, если он не святой, впрочем, и святой тоже, — она ухмыльнулась, — чтобы сохранить свою святость и ее подтвердить, делая добро, не забывает о себе ни на минуту? Я тоже. Тем более что я не святая, нисколечко! Поэтому расслабься.

Ольга непонимающе смотрела на Ирму, но ни о чем не спросила. Уже одно то, что несколько недель она может не думать о себе, отдаться заботам другого человека… Да это же гора с плеч!

7

— Иржи, Ольга в гостинице. — Сердце Ирмы билось как у бегуна на старте. — Ты готов? Ты сделаешь по полной программе?

— Да, дорогая. Как обычно. Если ты заметила, мы уже не делаем по усеченной. Чтобы второй раз не тревожить организм, мало ли что. Но… теперь я делаю с учетом недостатков, открывшихся у других, например, у тебя.

— Иржи, я так хочу, чтобы все получилось! Через Ольгу нам откроется Москва. Я хочу… О нет, не сейчас, после. Когда все завершится. У меня такие планы, Иржи! Я хочу создать филиалы турагентства везде, мы будем отправлять женщин одну за другой… Мы…

Ее лицо горело от возбуждения. Иржи понаблюдал за женой, а потом спросил, улыбаясь:

— Ирма, а куда мы денем горы товара? Нам столько не понадобится. Лекарство требует малых доз… И потом, мы знаем по тебе самой…

Ирма перебила его:

— Да, вот так поступают с преданной женой. На ней оттачивают мастерство, чтобы другим было легче. Но учти, Иржи, я страдаю не ради науки. Ради нас с тобой. Я хочу быть богатой. Я хочу, чтобы мне стало доступно все на свете! А для этого нужны деньги. Горы товара обменяем на горы денег! Оставь это мне, дорогой. А ты занимайся своей наукой.

— У тебя будет все, Ирма. Я обещал, помнишь? Давно-давно, когда ты была милым ребенком, который согласился выйти за меня замуж. Разве что-то не так?

— Иржи, ты для меня больше, чем муж. Ты мне и отец, и брат… Ты мой создатель, в конце концов. Без тебя меня сейчас бы не было. Уже не было…

— Да, я твой создатель, Ирма, — тихо сказал Иржи. — Но ты мне очень помогла. — Его голос дрогнул.

Если бы она знала, насколько искренне он сейчас говорил… Он создал ее такой, как хотел сам. Для своего дела. Ирма разрешила вылепить себя, отдала ему себя с благодарностью. Он не ошибся, сделав на нее ставку много лет назад. Он увидел в ней все качества, которые нужны женщине, способной нести все то, чем он мог ее нагрузить.

— Ведь у тебя ничего не болит? Да, Ирма? А если вдруг заболит — у нас есть лекарство, прекрасно утоляющее боль.

Как никакое другое. У нас теперь будет много такого лекарства, стало быть, мы многих людей убережем от боли. Но я уверен, тебе оно не понадобится.

— Я рада, Иржи, что помогла тебе. — Она погладила мужа по руке. — Ты думаешь, у Ольги тоже все будет хорошо?

— Не сомневаюсь, хотя так не полагается говорить хирургу перед операцией. Но я действительно не сомневаюсь.

Ирма поцеловала его в щеку.

— У нас все получится, — повторила Ирма как заклинание.

— Пойдем, нам надо спешить. Энди уже дышит нам в затылок.

Ирма покачала головой:

— Пора от него отказаться, Иржи. — Жена свела светлые брови.

— Не спеши…

— Но зачем он нам?

— Ирма, ты умная женщина. Пораскинь мозгами. — Иржи рассердился. — Если мы вдруг перестанем покупать товар у него, он догадается, что мы берем его в другом месте. Он примется искать это место. Он начнет грызть землю зубами. Ты ведь понимаешь, какие там крутятся деньги? Если только мы столько платим? Мы у него на крючке, Ирма. Пока я не знаю, как с него соскочить. Если, скажем, впустить его в наше дело, тогда… Создать совместную клинику… Но я не уверен. Его клиника занимается другими проблемами…

— Нет, мы никогда не возьмем его в наше дело! — Светлые кудряшки заплясали вокруг порозовевших щек.

— Но ведь, кажется, ты собираешься ввести в дело подругу Ольгу? — В ожидании ответа Иржи пристально смотрел на жену.

— Я когда-нибудь давала тебе повод считать меня дурой? — рассердилась Ирма.

— Нет, дорогая. Нет. Но человек — это развивающийся организм. У каждого есть свои привязанности. Слабости…

— Нет, Ольга будет только исполнителем моей воли. — Ирма шлепнула Иржи по руке. — Фу, противный. А что бы ты сказал, если бы я все же добилась и власти разрешили использовать наркотики как лекарство?

— Ты верно мыслишь, дорогая. Но не считай себя всесильной, милая. Продолжай над этим работать. Разве мы напрасно учили тебя на факультете журналистики? Кстати, это я настоял, чтобы ты окончила именно его. Среда, в которой ты крутишься, открывает большие возможности. Разве у тебя был бы такой круг знакомых? А у меня — пациенток? Всем больным нужно обезболивающее. Хорошее, доступное, так ведь? Ну… Думай, думай. Боль — для всех боль. Она уравнивает, как и смерть, если нет лекарства.

Ирма вздохнула. Сейчас она думала о другом.

— Я хочу заняться Москвой, Иржи. Там для нас непаханое поле. Огромный город, ужасная экология. Слабая медицина и женское невежество. Там никого не лечат, там сразу режут. Причем делают это плохо.

— Правильно, — согласился Иржи. — Женщины из России поедут лечиться в нашу клинику, потом мы пошлем их отдыхать. — Он усмехнулся.

— Во главе филиала в Москве я поставлю Ольгу. Как ты думаешь, она скоро сможет подняться на ноги?

— Я думаю, да. Она крепкая. У нее от природы хорошие данные, несмотря на внешнюю хрупкость.

— Туристки потекли бы рекой…

— Их будет много, — кивнул Иржи. — Кстати, лекарство на новой основе позволит им работать с нами почти до конца.

— Что ж, очень гуманно. Человек не должен пассивно ждать своего смертного часа.

— Конечно. И мы не отдадим их унынию.

— О, ты, кажется, цитируешь Библию? Ты знаешь, что уныние страшный грех?

Иржи Грубов засмеялся.

— Еще бы. Могу перечислить и другие. Только не хочу тебя смущать. Ты подумаешь, я делаю намеки…

Ирма захохотала.

— Верно говорят, что некоторые в своем глазу бревна не видят, но соринку — в чужом.

— Мы стоим друг друга, дорогая.

— А как же иначе? Мы не смогли бы быть вместе.

— Я очень благодарен тебе…

Иржи был талантливым хирургом от природы. Как талантливый резчик по дереву или мастер кузнечного дела. Он не относился к числу высоколобых теоретиков, но способности, которыми сам не обладал, очень ценил в других. И тех, кого ценил, хотел собрать вокруг себя. Но для этого нужны деньги, большие деньги. Со временем из своей клиники он намеревался сделать центр, который сравнился бы с американским раковым центром в Хьюстоне. А может, и превзошел его. Талантливых медиков в странах Восточной Европы немало. На последнем симпозиуме в Москве его просто потрясла своим докладом юная докторица, совсем девочка, из онкологического центра на Каширке. В большом зале центра собрались медики из бывших братских стран. Объявили очередного докладчика, к микрофону вышла черноволосая хорошенькая докторша. Мужчины, а в зале было их больше, чем женщин, окинули ее заинтересованными взглядами — этакая приятность для глаза после набивших оскомину серых костюмов и галстуков в крапинку.

Но когда она заговорила, не только у него побежали мурашки по спине. Она высказала такую гипотезу о природе рака и такой метод лечения, что солидный чин из московской клиники не выдержал и бросил с места:

— Милочка, такими мазками позволительно работать только академику.

Девочка улыбнулась, отчего стала еще милее, секунду-другую помолчала, а потом продолжила, оставив реплику без ответа.

Слушая ее, Иржи наконец дал себе окончательный ответ на вопрос, который мучил его с давних пор: почему ему никогда не стать хорошим клиницистом. Этот ответ помогла найти юная докторша. Она работала на стыке наук, она мыслила как химик, биолог и врач одновременно. Она рассматривала человеческий организм как клеточную субстанцию, поэтому основу основ онкологии искала в процессах, происходящих в нем.

А он, Иржи Грубов, досконально знал анатомию и виртуозно владел скальпелем.

После симпозиума Иржи подошел к ней, подал руку, поздравляя, и сказал:

— Я восхищен. Люблю все совершенное. Я хотел бы с вами работать.

— Спасибо, — сказала она, ничуть не смутившись. Подняла на него огромные черные глаза.

А он улыбнулся и добавил:

— Вы — именно такая. Совершенная. Докторша улыбнулась:

— Приятно услышать комплимент, коллега.

— Вы станете работать со мной? Моя клиника скоро будет процветающей. Я намерен собрать лучшие умы в Праге. Вы приедете?

— Сначала создайте, а потом поговорим. Хорошо, доктор? — Она посмотрела на карточку, которую он ей дал. — Доктор Иржи Грубов?

— Я дам вам лабораторию. Штат. Деньги.

— Позовите, когда все устроите. — Она пожала ему руку и отошла.

Эта девочка не выходила у него из головы. Да, именно такие ему нужны в клинике. Они ему обойдутся дешевле, чем Хьюстону!

Что ж, пока ему везет, подумал Иржи. Точнее, пока ему везут. Пациентки везут, скаламбурил он про себя. А ведь он совершил открытие. Невероятное открытие! Такой протез, который он сделал, не выдумал до сих пор никто. Не важно, с какой целью. Но он работает. А если потрудиться в компании с лучшими умами в медицине, то в подобном протезе возможно будет вынашивать младенцев. Это революция! По коже Иржи побежали мурашки. Надо только создать необходимую среду внутри протеза, вокруг него… Но разве с этим выйдешь на конгресс?

Он усмехнулся. Пока все это под грифом даже не «Совершенно секретно», а «Смертельно секретно».

Ирма старалась найти пути на самый верх, где сидят те, кто разрешает и кто запрещает, где принимают законы и отвергают их. Совершенно ясно, власти не разрешат открыто использовать лекарство на наркотической основе, которое он придумал. Потом, если быть до конца откровенным, он не сказал бы точно, так ли сильно хочется ему этого сейчас.