— А что ж ты, Свистун «ботал», что завязал с «малиной», когда у тебя вся воровская шобла кантуется, — насмешливо спросил Беркутов.

При слове «шобла» лица авторитетов стали совсем угрожающими. Очень оно их обидело, можно даже сказать, унизило.

— Да завязал я, начальник! — сильно занервничал и закосил правым глазом Свистунов. — Бля буду, завязал. Это так... Пришли кореша в буру пошмалять немного.

— Ты что ж, кобелина, лаешься при девушках?! Какой ты пример показываешь подрастающему поколению?

«Подрастающее поколение» встретило слова Дмитрия дружным хихаканием. А одна шалава подошла, прижалась титьками пятого размера и игриво проговорила:

— Пойдем, мент, потрахаемся.

— Некогда, детка. — Беркутов решительно отстранил проститутку. — Сначала я «потрахаю» твоих пастухов. А если останется время и силы, то и до тебя дойдет очередь. Жди.

Авторитеты даже позеленели от злости и сгруппировались в небольшую, но грозную стенку, способную подмять под себя целый наряд милиции. Стенка медленно двинулась вперед. Колесов сообразил, что его забубенный дружок опять дошутился до угрожающей ситуации, выхватил из кобуры пистолет, снял с предохранителя, передернул затвор и взревел так, будто поднимал в атаку батальон омоновцев:

— Стоять, мать вашу! Каждый ваш шаг будет расценен, как нападение на сотрудника милиции. Стреляю без предупреждения!

Авторитеты остановились, переглянулись, и их дружный коллектив сразу же распался на отдельные индивидуумы, уже никакой угрозы не представляющие.

— Все, кроме хозяина, свободны! — скомандовал Дмитрий.

Воровские авторитеты быстро и незаметно слиняли, прихватив юных путан.

После их ухода Беркутов повел носом, нарисовал на лице удивление.

— Да вы тут никак ширялись?! Как же так, Витек?! Ведь эта крупная статья напрочь перечеркнет лет на десять твою «непорочную» биографию. Да ещё этих вот быстро повзрослевших девочек вовлекаешь. Нехорошо, Свистун! Никак не ожидал от тебя такого паскудства. Огорчаешь ты родную ментовку. Очень огорчаешь! Что же нам теперь с тобой, голубь ты сизокрылый, шулер сраный, делать прикажешь?

После этого Свистунов струхнул до дрожи в коленках, порочное лицо его стало буро-красным, как у алкоголика со стажем.

— Ты чего, в натуре, офанарел, начальник! — закричал он. — Да мы, «марафета» и не нюхали. Что мы не знаем что ли че — по чем?!

— Опять врешь, скотина! — укоризненно покачал головой Беркутов. Повернулся к Колесову. — Сережа, ты веришь этому шулеру, этому бессовестному авантюристу?

— Ни единому слову, — ответил тот с улыбкой, любуясь, как классно друг «крутит кино».

— Вот видишь, Свистун, чего ты добился своим отвратным поведением. Потерял ты наше доверие, а вместе с ним и уважение. Жаль! А ведь такие подавал надежды!

— Падлой буду! — взмолился Свистунов. — Нет у меня «марафета»! Нет! Хоть всю квартиру обшмонайте!

— А зачем мы будем шмонать. У нас, Витек, для этого в райуправлении есть барбоска, спаниель называется. Стоит её только вызвать по телефону, она у тебя чего хочешь найдет. Определенно. Даже вот этот вот пакетик с героином в твоем парадно-выходном лепене, висящим в шифоньере. — Беркутов достал из кармана куртки полиэтиленовый пакетик с толченным мелом, имитирующим героин. Этим пакетиком он уже многих «расколол».

— Менты поганые! Суки пархатые! — в отчаянии проговорил Свистунов, опускаясь на диван. — Что вам, в натуре, от меня надо?!

Дмитрий ухватил его за ухо, поднял на ноги.

— Если ты, козел, сейчас же не извинишься, то я с тобой порву всякие дипломатические отношения. А разрыв дипломатических отношений может привести к непредсказуемым последствиям. Усек?

— Извини! — жалко промямлил тот.

— Нет, так не пойдет! — «возмутился» Беркутов, продолжая крепко держать Свистунова за ухо. — Надо четко, громко и с выражением: «Извините, товарищ старший лейтенант! Я больше так делать не буду». Итак, начали.

— Извините, товарищ старший лейтенант! Я больше не буду! — чуть не плача пробормотал вконец униженный шулер.

Дмитрий понял, что клиент дозрел окончательно. Пора приступать к главному.

— А теперь, Витек, ответь, где скрывается Тугрик и мы забудем все твои прегрешения перед родной ментовкой?

— Какой ещё Тугрик?! — завилял Свистунов глазками, будто собака — хвостом.

Беркутов прошелся по комнате, заглянул в соседнюю и в самом дальнем углу увидел сидящим на стуле и читающим газету вполне приличного мужчину лет сорока. Был он в добротном костюме и при галстуке, с лицом, наполненным благородством и значимостью. Правда, сейчас это лицо выглядело несколько растерянным и униженным. Но то было временное явление, связанное с необычностью обстановки.

— Кто вы такой и что здесь делаете? — спросил Дмитрий.

Мужчина отложил газету, с вызовом посмотрел на оперативника.

— А в чем, собственно, дело? — левая его бровь воинственно взлетела вверх.

— Все дело в том «прекрасная маркиза», что когда вам задает вопрос представитель власти при исполнении, на него следует отвечать, — сделал внушение Беркутов этому залетному фраеру.

— Я коммерсант из Бердска Аристархов Михаил Киприянович. Оказался здесь совершенно случайно — заехал попроведовать своего дальнего родственника. А что, нельзя?

— Я принципиально не отвечаю на вопросы сомнительных личностей, — ответил Беркутов. — Сережа, займись товарищем. Проверь по ИЦ. Если за ним ничего не числится — отпусти.

— Хорошо, — ответил Колесов, забирая телефон и направляясь в соседнюю комнату.

Беркутов вернулся.

— Кто такой? — кивнул в направлении соседней комнаты.

— Клиент, — ответил нехотя Свистунов.

— Я так и думал. — Дмитрий окинул взглядом большую комнату, проговорил восхищенно:

— Хорошая квартирка! Сколько заплатил?

— Сколько заплатил — все мои, — хмуро отозвался Свистунов, понимая к чему клонит мент.

— По-всему, немалые бабки ты за неё влупил. Жаль будет терять!

— А почему это я её должен терять?! — Голос у Свистунова вибрировал от перенапряжения.

— Ты что дурак, или только прикидываешься? — «удивился» Беркутов. — Статья же предусматривает конфискацию. Понял? Вернешься ты, Витек, через червонец, старый, больной, а здесь, как в пушкинской сказке — одно лишь разбитое корыто.

— Да меня ж за Тугрика «замочат»! — жалобно захныкал шулер.

— А кто узнает, Витек? Если ты сам не растрепишь, никто не узнает. Слово даю.

Свистун долго сидел в глубокой задумчивости. Затем проговорил обреченно:

— В Тогучине он, у своего дальнего родственника Павла Васильчикова.

— Адрес знаешь?

— Нет, адреса не знаю. Знаю только, что живет в центре в одной из пятиэтажек.

Тугрика по наводке Свистунова взяли в ту же ночь.

* * *

Вспомнил все это Дмитрий Беркутов потому, что в лежащем на земле трупе он узнал бывшего гражданина и человека Аристархова Михаила Киприяновича, с которым случайно встретился на квартире Свистунова. За эти годы Аристархов сильно преуспел в бизнесе, стал одним из самых крупных денежных мешков города. Являлся заместителем председателя экономического совета при губернаторе. Сведения эти сообщил Дмитрию по телефону начальник управления уголовного розыска полковник Рокотов, которого поднял с постели своим звонком сам губернатор и попросил выделить опытного сыщика.

— Похоже, что самоубийство, — сказал Владимир Дмитриевич. — Но ты там посмотри повнимательнее.

— А это как? — не упустил Дмитрий случая подколоть начальство.

Но Рокотов на его реплику не обратил внимания.

— Тебе машину прислать?

— Не надо. Доковыляю на своем Мутанте.

— На ком?... Ах, да. Тогда записывай адрес.

— Обижаете, господин полковник. Дмитрий Беркутов с первого раза запоминает даже исторические фразы своих начальников. Вот, к примеру, кому принажлежит фраза: «Да, с вами, ребята, не соскучишься»?

Возникла пауза. Затем, Рокотов хмыкнул что-то нечленораздельное и сказал:

— Тебе, майор, с начальством явно повезло.

— Это ещё почему?

— А кто ещё будет терпеть твои приколы. Хорошо, если у тебя такая отменная память, то запоминай. — Он назвал адрес.

Монолитный дом на улице 1905 года с квартирами в двух уровнях с бытовыми предприятиями и подвалом для гаражей был специально построен для богатеньких. Аристархов выпал, вывалился, спрыгнул, сиганул и так далее, или ему кто-то заботливо помог это сделать, из квартиры, расположенной на седьмом этаже, створки окна до сих пор были открыты. Когда Беркутов приехал, то около трупа уже находился местный участковый — пожилой тучный капитан, и два молодых оперуполномоченных из Центрального районного управления. Одного из них, Вадима Бушкова, Дмитрий хорошо знал — вместе работали по делу. Подошел. Поздоровался. Представился.

— Капитан Забродин Павел Ефимович, — взял под козырек участковый.

— Оперуполномоченный Центрального райуправления лейтенант Щерба Борис Иванович, — назвался незнакомый Дмитрию оперативник.

— Давно это случилось? — спросил Беркутов.

— Вы имеете в виду, когда он того? — решил уточнить Бушков.

— Чего — того?

— Когда он выбросился?

— А вы уверены, что он выбросился?

— А что же еще?

— Ну, мало ли, — пожал плечами Дмитрий. — Возможно, человеку стало душно, открыл створки и вывалился наружу. Или до того набрался, что перепутал окно с дверью. Или его приятели решили проверить — что будет с их другом, если он упадет с седьмого этажа? А вы сразу — выбросился. Это ещё бабка на двое сказала. Беркутов подошел к трупу. Тот лежал навзничь. И вот тут Дмитрий узнал убитого и вспомнил обстоятельства, при которых произошла их встреча. Прикид на нем и сейчас был что надо. По всему, покойник имел слабость к дорогим и добротным костюмам. Только узел галстука был ослаблен. А остальное в полном порядке, хоть сейчас в гроб и под фанфары в последний путь. Вот это-то и странно. Придя домой, человек обычно переодевается. Трудно представить чудика, сидящего за кухонным столом или на унитазе, одетым, будто на прием в Букенгемский дворец. Верно? Впрочем, не каждый день человек сводит счеты с жизнью. Возможно, что ради этой минуты он вновь надел костюм. Возможно.

— Так когда же, по твоему, он оттуда вывалился? — спросил Дмитрий Бушкова, показывая на окно.

— Трудно сказать. Никто ничего не слышал. Труп нашла полчаса назад проживающая в этом же подъезде в двадцать девятой квартире гражданка Швец Маргарита Матвеевна, когда пошла прогуливать свою собаку.

Беркутов посмотрел на часы.

— Значит, где-то в районе половины шестого?

Вперед выступил участковый и уточнил:

— Звонок в дежурную часть поступил ровно в двадцать минут шестого, товарищ майор.

— У потерпевшего была семья?

— Только жена. Мира Владимировна. Весьма интересная женщина, — ответил Забродин.

— А дети?

— Нет, детей нет. Был сын Саша, пятнадцати лет, но год назад вместе с матерью погиб в автомобильной аварии.

— Следовательно Мира... Как там ее?

— Мира Владимировна.

— Она его новая жена?

— Да. Они поженились всего полгода назад. Ездили в свадебное путешествие ни то на Багамы, ни то ещё куда.

— Ну, надо же! — удивился Дмитрий. — Вы, я смотрю, Павел Ефимович, в курсе всех событий на своем участке.

— Стараемся, — скромно ответил участковый, но по лицу было видно, что слова Беркутова пришлись ему по душе.

— Вы с ней беседовали?

— Видеться виделся, а побеседовать не пришлось. В расстроенных чувствах. Видеть никого не хочет.

В это время к подъезду подъехал микроавтобус УАЗ. Из него вышли: совсем молоденький следователь в мундире с институтским «поплавком» на груди и двумя маленьикими звездочками на погонах, судебно-медицинский эксперт Павел Духновский, технический эксперт Толя Коретников и... и Сережа Колесов собственной персоной.

— Ба, какие люди и без охраны! — воскликнул Дмитрий, подходя к другу и здороваясь за руку.

— Дохлый прикол, — усмехнулся Колесов. — Я тебя, Дима, не узнаю. Деградируешь.

— Не ты один, Сережа. Моя Светлана тоже отказывается узнавать. Представляешь?! Вчера сели ужинать. Она смотрела на меня, смотрела, а потом спрашивает: «А кто вы такой?» Пришлось по новой знакомиться. Как это тебе нравится?

— Трепло, — добродушно проворчал Сергей.

— Ты что, дежуришь сегодня по городу?

— Ну.

— Странно. А почему я об этом не знаю?

— Да меня вчера уже в конце дня Хлебников уговорил его подменить. Ему куда-то край нужно было съездить.

Беркутов поздоровался за руку с Духновским и Коретниковым. Со следователем здороваться не стал, так как тот был исключительно занят собой, «стоял он дум великих полн, и в даль глядел», созерцая унылые новостройки. Похоже, что кроме как многозначительно поджимать нижнюю губу, да поправлять указательным пальцем массивные роговые очки на носу-пипочке, он ничего больше не умел. Это умение он сейчас и демонстрировал. Наконец, вспомнив, что он здесь главная, тасазать, персона, узрев в Беркутове старшего, в очередной раз поправил очки, строго спросил:

— Вы здесь ничего не трогали?

«Ой, боюсь, боюсь! — усмехнулся про себя Беркутов. — Этакие страсти-мордасти да спозаранок».

Этот напыщенный молодой индюшок не нравился Дмитрию. Очень не нравился. А потому, он решил не упускать случая преподать ему небольшой урок.

— Как можно-с, господин «прокурор»! — заискивающе заулыбался он. — Разве ж мы без понятия. Мы вот токмо травку на газончике пощипали, чтобы вы, стало быть, штиблетики свои лаковые не замочили-с.

Все, кроме следователя, заулыбались, одобрив воспитательный момент Беркутова. Одному лишь следователю было явно не до улыбок. Он стоял красный, как рак, лупил глаза и никак не мог сообразить, что же ответить этому наглому оперу. Его самолюбие, с которым он носился, как с писаной торбой, было сильно оскорблено, унижено, посрамлено и следователь очень страдал от этого.

— Ну, зачем же вы... так-то? — пробомотал он наконец.

Дмитрию стало жаль этого пацана и он решил прекратить эксперимент. Если тот умеет так вот краснеть, то значит не все ещё потеряно.

— Простите, — как? Не знаю, как у вас, в прокуратуре, а у нас, в милиции, принято здороваться и представляться.

— Извините! Здравствуйте! — смущенно проговорил тот. — Следователь прокуратуры Олегов Игорь Васильевич.

Беркутов протянул следователю руку.

— Старший оперуполномоченный управления уголовного розыска майор Беркутов Дмитрий Константинович, — представился.

Следователь ухватил его руку своими цыплячьми ручками, стал энергично трясти.

— Очень приятно.

«Тебе бы, дорогой, не губу гнуть, а с железками раза по три в день поупражняться. Глядишь, и вышел бы из тебя толк, и стал мужиком», — подмывало Дмитрия сказать следователю, но не сказал. Предложил:

— Пока вы осматриваете труп, мы с ребятами прошвырнемся по квартирам, поспрашиваем соседей.

— Да-да, конечно. Пожалуйста.

Все вновь заулыбались. Воспитательные меры Беркутова привели к поразительным результатам.

— Кто он такой? — спросил Колесов Дмитрия, кивая в сторону трупа.

— Я ты его не узнал?

— Я?! Его?! — Колесов подошел ближе к трупу, внимательно посмотрел и моментально выдал: — Аристархов Михаил Киприянович.

— Ну, ты титан! — изумился Беркутов. — А помнишь где и в связи с чем мы его видели?

— Кажется, у Витьки Свистунова на квартире лет десять назад. Нет?

— Точно, у него. Только это было восемь лет назад. За эти годы наш старый знакомый успел выбиться в большие люди и плохо кончить. Что ж, командуйте, товарищ подполковник. Готов выполнить любой приказ.

— Да, ладно тебе. Ты уже здесь успел кое в чем разобраться. Ты и командуй.

— Благодарю за доверие, господин подполковник. Век вам и все такое. Я все больше убеждаюсь, что недаром вас Ленка любит. Нет, не даром. Такое благородство! Такая...

— Ну, замолол, — перебил Беркутова Сергей. — Трепло.

— В таком случае, марш в двадцать девятую квартиру. Возьмешь объяснение со свидетельницы Швец, обнаружившей труп. И что б было все, как положено, — протокол, подпись, печать и все такое.

— Раскомандовался, — проворчал Колесов.

— Разговорчики в строю, мать твою! Как внеочередные звания на чужом горбу получать, так это вы вприпрыжку бежите, а как до дела, так сразу начинаете обиды, понимаете ли. Распустились, вконец обнаглели!

— Дурак ты, Дима, и не лечишься. А за мое внеочередное ты водки выпил больше, чем за всю остальную жизнь. Так я пошел?

— Иди, Сережа. Иди. И не просто иди, а иди ты!...

Колесов многозначительно покрутил пальцем у виска и скрылся в подъезде. Беркутов окинул оценивающим взглядом районных оперативников. Те, слушавшие до этого диалог друзей, весело улыбались. Ждали указаний.

— А вам, друзья, придется обойти максимум квартир этого и соседних домов. Возможно кто видел, как бывший господин Аристархов сгубил свою довольно обеспеченную жизнь. И пусть в вашем трудном пути кому-то из вас улыбнется удача! И спрячте ваши несерьезные улыбки. Серьезнее надо быть и щительнее.

Оперативники, продолжая улыбаться и покачивать головами, сделали попытку уйти, но Беркутов остановил их:

— Подождите, я ещё не все сказал. Кроме указанного печального факта, вас должно интересовать все, что происходило этой ночью у подъезда, Все — машины, кони, люди. И желательно в хронолочиской последовательности. Ясно?

— Я мне кажется, что все это лишнее, товарищ майор, — сказал Вадим Бушков. — Картина и так яснеее ясного. Чего мудрить, не понимаю.

— А я разве сказал, что сегодня ночью здесь орудовала «Коза-Ностра»? Но в нашем деле лучше перебдеть, чем недобдеть. Определенно. И мой вам совет, старший лейтенант — никогда не бойтесь переработать. И тогда вы благополучно доберетесь до полковничьих погон. Иначе, вас ждут большие неудобства по службе. А теперь, счастливо вам! Дорогу осилит идущий.

После ухода оперативников, Дмитрий захватил с собой техничекого эксперта Коретникова и отправился в квартиру потерпевшего. Поднявшись на седьмой этаж, нажал на кнопку звонка. Ни ответа, ни привета. Постучал. Тот же результат. Толкнул массивную бронированную дверь. Она удивительно легко и бесшумно открылась. И Беркутов с Коретниковым оказались в холле, напоминыющим поле игры в мини-футбол. Только половое покрытие было не зеленым, я выполнено в яркой коричневой гамме. Стены затянуты в дорогие импортные обои, имитирующие пробковое дерево. Красиво! И очень! Слева располагался огромный книжный стеллаж, заставленный книгами. Прямо и слева веером расходились пятеро дверей. В какую идти? Беркутов выбрал большую остекленную, ведущую, вероятно, в зал. Подошел, потянул за ручку. Но не тут-то было. Дверь открывалась, как в железнодорожном купе или сталелитейном цехе. Толкнул в сторону и дверь послушно откатилась, открыв великолепие огромного зала, выполненного в светло-коричневых и желтоватых тонах. На краешке углового дивана в глубине зала сидела молодая женщина и, ритмично покачиваясь взад-вперед, тихо и жутко подвывала. Картина не для слабонервных. Дмитрий подошел, поздоровался. Но Аристархова никак не реагировала. Он теперь смог как следует её рассмотреть. Несмотря на растрепанные волосы, заплаканное несчастное лицо, небрежно надетый шелковый халат, из-под которого была видна ночная сорочка, она была красива. Очень красива. Яркие синие глаза, устремленные сейчас в пространство, недоступное остальным, тонкий изящный нос с нервными, трепетными ноздрями, полные губы, чувственный рот, пышные каштановые волосы. Сколько ей? Трудно сказать. Беркутов всегда промахивался в определении возраста женщин. Во всяком случае, Аристарховой не более тридцати. Определенно.

«Да, этот бриллиант нуждается в хорошей оправе», — всплыла в сознании совершенно пошлая фраза, от которой ему стало за себя неловко.

Слева располагалась ещё одна дверь. Дмитрий подошел к ней, открыл. Это, скорее всего, был кабинет хозяина дома, где все и произошло. Сворки окна были до сих пор открыты. На стоящем у стены двухтубовом письменном столе стояла пустая бутылка из-под водки «Петрофъ» и стакан. Другая, точно такая же бутылка стояла под столом. Похоже, что Аристархов один уработал обе бутылки. Славно, однако, погулял. От такой дозы и до белой горячки рукой подать. Может быть он алкоголик? Нет,алкаши такими лошадиными дозами не пьют. Он бы скопытился уже с первой бутылки. Вполне возможно, что у него случилась большая неприятность либо на работе, либо дома. Вот и запил мужик по черному и выбросился по пьянке в окно. Очень даже может быть. А может быть, сидящая в зале Венера наставляла пожилому муженьку рога? И они стали такими огромными, что он под их тяжестью и вывалился в окно? Не исключено. Но от этого настоящие мужики не выбрасываются в окно. Скорее, они выбрасывают в него неверных жен. А, насколько он его помнил,Аристархов был настоящим мужиком. Нет, мотив ревности нереален. Здесь должно быть что-то более веское, серьезное. Дмитрий чувствовал, что с этим делом ему ещё придется хлебнуть лиха. А то, что это дело зависнет именно на нем, он не сомневался. Иначе бы Рокотов ему не позвонил. Это только на первый взгляд, кажется, что самоубийство расследовать гораздо проще, чем любое преступление. Увы, это, к сожалению, так же далеко от истины, как наши желания от наших возможностей. Чтобы сказать высокому начальству: «Такие-то и такие мотивы побудили гражданина Аристархова Михаила Киприяновича совершить самоубийство», предстоит отработать десятки версий, побеседовать с массой свидетелей — родственников, сослуживцев, знакомых, соседей и тэде и тэпэ.

— Толя, — обратился он к Коретникову, — посмотри отпечатки на бутылках и стакане. И вообще, посмотри тут повнимательнее.

— Понял, шеф, — проговорил тот, снимая с плеча сумку.

Беркутов вернулся в зал. В положении Аристарховой ничего не изменилось. Она продолжала раскачиваться взад-вперед, будто заводная кукла, тихо подвывая.

«Интересно, сколько это будет продолжаться? — подумал Дмитрий, наблюдая за ней. — Может быть, она шизанулась? Как-то неестественно, чтобы такая красивая женщина и так переживала.»

Он разыскал кухню, ослепившую его сиянием бело-розового мрамора и точно такого же пластика. Открыл огромный шкаф, называемый здесь холодильником, отыскал бутылку «Карачинской». Как раз то что нужно. Налил стакан и вернулся в зал.

— Мира Владимировна, выпейте, пожалуйста, — проговорил, протягивая ей стакан. Никакой реакции. Вообще никакой. Ноль внимания, фунт презрения.

Нет, так не пойдет. Он поставил стакан на журнальный столик, сел на диван рядом с хозяйкой и, тронув её за плечо, заорал благим матом:

— А ну прекратить! Это почему здесь?! По какому праву? Отвечать, мать вашу! В глаза мне! В глаза!

Аристархова вздрогнула. Лицо её выразило недоумение, затем, — удивление. Узрев перед собой незнакомого мужчину, спросила:

— Вы кто такой?

— Не уверен, что именно тот, кто сейчас вам нужен, Мира Владимировна, — нарисовал Беркутов на своем лице улыбку. — И все же, разрешите представиться — майор милиции Беркутов Дмитрий Константинович.

Услышав слово «милиция», Аристархова попыталась было вновь впасть в прежнее состояние, До Дмитрий не позволил ей это сделать, схватил за плечо и строго сказал:

— А вот этого не надо, Мира Владимировна! Возьмите себя в руки!

— Как вы не понимаете! — воскликнула она и заплакала.

Вот это уже совсем другое дело. Хоть Беркутов и не выносил женских слез, но они были куда лучше, привычнее этого скулежа безутешной вдовы. Определенно. Взял стакан с Карачинской, протянул хозяйке.

— Вот, попейте, успокойтесь.

Она залпом выпила. Вытерла ладонью губы. Коротко взглянула на Дмитрия. Ее глаза оживились, в них возник интерес к нему. Это был верный признак, что дело пошло на поправку.

— Спасибо! — поблагодарила она, возвращая стакан. — Вы, кажется, представлялись. Но я что-то не совсем себя чувствовала. Простите!

Он поставил стакан на столик.

— Майор милиции Беркутов Дмитрий Константинович.

— Да-да, — кивнула она. Поправила рукой волосы, проговорила смущенно: — Извините! Я, наверное, ужасно выгляжу.

Она явно напрашивалась на комплемент. А Беркутов не любил, особенно в отношениях с женщинами, чтобы его уговаривали. Тут же выдал:

— Вы, Мира Владимировна, и в рубище будете выглядеть Венерой. И, поверьте мне на слово, роль весталки вам явно не подходит.

Лицо её выразило удовлетворение. Комплемент ей пришелся по душе. Но, тут же вспомнив, какую роль ей отвела несчастная судьба, Аристархова вновь опечалилась, в глазах заблестели слезы.

— Ах, что вы говорите! Михаил Киприянович был такой замечательный. Я была за ним, как за каменной стеной. И ещё эта ужасная смерть! Нет, я этого не переживу! — И она опять заплакала.

— Что поделаешь. Что случилось, то случилось. С этим надо смириться. Рано или позно все там будет, — философски проговорил Беркутов. — Успокойтесь, Мира Владимировна. Говорят, что слезы очень старят женщин.

Последний довод показался Аристарховой убедительным и она быстро успокоилась, достала из кармана халата носовой платок, вытерла лицо.

— Можно вам задать несколько вопросов? — спросил Дмитрий.

— Да, конечно, — кивнула она.

— Когда вчера Михаил Киприянович пришел домой?

— Довольно поздно. Где-то около двенадцати.

— А где он задержался? На работе?

— Где же еще... Впрочем, утверждать не берусь.

— В каком он был настроении?

— Настроении? — переспросила Аристархова. На мгновение задумалась. — Он был чем-то очень огорчен. Да-да, очень. Я еще, помню, спросила его: «Что случилось?» Но он ничего не ответил, лишь раздраженно махнул рукой и сказал, чтобы я шла спать, что ему надо ещё поработать. Я предложила ему поужинать. Он ответил, что сыт по горло.

— Он так и сказал: «Сыт по горло»?

— Да. Именно так и сказал.

— Но ведь так говорят, когда сыты не хлебом насущным, а чем-то совсем иным. Вы согласны со мной?

— Да. Теперь я понимаю, что он имел в виду, что-то совсем иное. Но тогда не придала его словам особого значения. Пошла в спальню и легла в постель.

— А он?

— Он сразу же прошел к себе в кабинет.

— Ночью вы ничего не слышали?

— Нет. У нас ведь спальня на втором этаже с хорошей звукоизоляцией. Поэтому, что делается на первом не слышно.

— Ну, а если бы, к примеру, в квартиру позвонили или постучали?

Лицо красивой хозяйки выразило сложную гамму чувств, которую Беркутов за неимением времени не успел расшифровать. Но то, что там было не одно только недоумение, понял сразу.

— Кто же будет звонить ночью? — пожала она плечами.

— Ну мало ли... Какие-нибудь непрошенные гости. Вы бы услышали?

— Услышала бы конечно. Только, какие гости могут ходить по ночам?

— Разные гости бывают, Мира Владимировна. Разве мало ещё бродит по нашей славной планетке таких, которые маются черной завистью и злобой, будто тяжелоатлет на старости лет — грыжей? Так значит, вы ничего не слышали?

Она коротко взглянула на него и впервые улыбнулась. Улыбка очень ей шла. Вот так бы почаще.

— У вас что, метода такая? — спросила.

— Не понял?

— Задавать по три раза один и тот же вопрос?

Беркутов непринужденно рассмеялся.

— Все-то вы подмечаете, Мира Владимировна. Вам бы опером в ментовке работать, честное слово. Только я был вынужден повторять вопрос, так как не получил сразу четкого ответа. Скажите, почему ваш муж это сделал?

— Понятия не имею.

— У него были враги?

— Возможно. Но я ещё не успела узнать даже его друзей. Мы после нашей женитьбы два месяца были в круизе. По возращении хотели организовать прием, пригласить друзей, но мужу все некогда было. А тут это... — Аристархова склонила голову, поднесла платок к глазам. — Извините!

— А муж ничего вам не говорил о своих неприятностях по работе или каких других?

— Нет. Он меня в свои дела не посвещал.

— Ясно... Вы не работаете?

— Нет, не работаю.

— А до замужества кем работали?

— Искусствоведом в картинной галерее. Преподавала в художественном училище искусство раннего ренессанса.

— А где познакомились с Аристарховым?

— На пятидесятилетнем юбилее художника Шмыгова Павла Александровича.

— Они что, были друзьями?

— Скорее, мы со Шмыговым были друзьями. А Михаил Киприянович был известным меценатом, помогал художникам в проведении выставок. Потому и был приглашен.

— И ещё один нескромный вопрос. Ваш муж злоупотреблял, так сказать?

— Нет, что вы. Крайне редко, как говорят мужчины, с устатка выпивал рюмку-другую и все. Во всяком случае, я никогда не видела его пьяным.

— Понятно.

Беркутов записал объяснение Аристарховой. Она прочла, расписалась. Спросила:

— А отчего же вы, Дмитрий Константинович, не предупреждали меня об ответственности за дачу ложных показаний? Ведь так у вас принято?

— Потому, что я не имею права это делать до момента возбуждения уголовного дела.

— Так оно ещё не возбуждено?

— Пока для этого нет оснований, Мира Владимировна.

— Как же нет оснований, когда погиб человек?! — удивилась она.

— Если бы мы по каждому факту гибели возбуждали уголовные дела, то штат следователей нужно было увеличивать, как минимум, вдвое.

— А что же вы делаете сейчас?

— Так называемую, доследственную проверку, то-есть выясняем все обстоятельства гибели, чтобы принять решение либо о возбуждении уголовного дела, либо об отказе в возбуждении.

— А кто принимает такое решение?

— В данном случае следователь прокуратуры. А я и мои коллеги помогаем ему собрать наиболее полные для этого материалы. Вот я и раскрыл перед вами всю нашу кухню.

— А в каком случае дело может быть возбуждено? — не унималась Аристархова.

— Если мы установим факты, позволяющие считать, что имело место убийство или доведение до самоубийства. — От сухого канцелярского языка во рту у Беркутова стало кисло и вязко, будто съел незрелое яблоко. — Похоже, что наши с вами роли переменились. Теперь вы меня допрашиваете.