Дмитрия разбудил какой-то сладкозвучный птах, вещавший под окном о том, как он любит свою пернатую подругу, вставших уже на крыло детей и вообще — жизнь. Какая же она замечательная! Говорят, что у соловья вот в такие вот минуты порой не выдерживает сердце. И это должно быть прекрасно — умереть в апофеозе любви. С человеком такое вряд ли может случиться. «Рожденный ползать, летать не может». Определенно.

Беркутов ещё какое-то время лежал с закрытыми глазами, слушая птичье пение, а когда их открыл, то невольно зажмурился от заглядывавшего в окно яркого солнца. Новый день набирал силу. Вспомнился недавно увиденный сон. Чухня какая-то. Приснилось будто Светлана ушла к другому. У неё было холодное чужое лицо. Она с чемоданом стояла на пороге их квартиры. «Извини, Дима, но ты меня разочаровал», — сказала на прощание. Ни хрена, блин, сон, да? После такого сна, не то что петь, жить не хочется. Нет, пора им узаконить их отношения. Давно пора.

Сережа Колесов сидел за столом и наблюдал за домом Студенкова. Чтобы окончательно проснуться, Дмитрий решил схохмить.

— Сережа, ты почему спишь на посту?

— Не сплю я. С чего ты взял? — ответил тот равнодушно, даже не обернувшись.

— Вот только не надо мне тут, понимаешь. Не надо! Вы, гражданин подполковник, мало, что безответственный и беспринципный человек, но ещё и порядочный лгун. Может ещё наберешься наглости утвержать, что не храпел?

— Да пошел ты, знаешь куда? — начал заводиться Кролесов. — Шут гороховый!

— Вот так всегда. Вместо того, чтобы осознать свой безобразный поступок и покаяться, ты начинаешь оскорблять ни в чем неповинного человека. А я еще, дурак, Ленке твоей не верил.

— А при чем тут Ленка? — обернулся Колесов, сжимая крепкие кулачки. Когда речь заходила о его любимой жене, он становился крайне подозрительнельым, даже агрессивным.

Беркутов сделал вид, что пытается уйти от неприятной для друга и опасной для себя темы.

— Да нет, ничего. Это я так, к слову.

— Что она тебе сказала?! — сдвинул брови Сергей, глядя на Дмитрия, как фининспектор на зарвавшегося бухгалтера.

— Да успокойся, Сережа. Ничего особенного она не сказала. Так, глупость всякая.

— Ты хочешь сказать, что моя жена дура?! — Колесов даже привстал со стула, как бы давая понять, что Дмитрий ему друг, но честное имя жены ему дороже.

— Ну как тебе не совестно такое говорить! — «возмутился» Беркутов. — Ты ведь знаешь, как я к ней отношусь. Я её очень уважаю и где-то по большому счету люблю.

— Что она тебе сказала?! — прорычал Сергей.

— Она? Сказала? — Дмитрий сделал вид, что силиться вспомнить. — Ах да! Сказала, что ты в последнее время стал засыпать в общественном траспорте, как старый мерин — в стойле, пугая мощным храпом старушек-пенсионерок.

— Дурак ты, Дмима, и не лечишься, — проговорил Сергей, и для убедительности покрутил пальцем у виска, становясь сразу равнодушным к происходящему. — Взрослый мужик, а ведешь себя, как пацан какой, слушать тошно. Когда-нибудь ты со своими приколами нарвешься на крупную неприятность. Точно.

Он отвернулся к окну и стал наблюдать за объектом. В это время ворота распахнулись и из них на большой скорости буквально вылетела машина Студенцова. Из-за темных тонированных стекол невозможно было разглядеть есть ли кто в салоне.

— Где твоя «Нива»? — спросил Дмитрий друга.

— Здесь рядом, в проулке.

— Беги и попробуй догнать этого писателя.

— Задерживать?

— Ни в коем случае. Возможно, что Козицина в машине.

— Понял. — Сергей выскочил из дома и помчался к своей машине.

Беркутов позвонил Рокотову и сообщил о случившемся.

— Светлана в машине? — спросил тот.

— Не знаю. Из-за тонированных стекол невозможно ничего было рассмотреть.

— Хорошо. Мы примем меры, — сказал полковник и положил трубку.

Беркутов соеденился по рации с Хлебниковым, ввел в курс дела и предупредил, чтобы в любую секунду были готовы к штурму дома. Оставалось только ждать сообщения от Колесова. Минут через пять рация захрипела, закашляла и Дмитрий услышал голос друга:

— Машина направляется к городу. Веду преследование. Как понял.

— Понял, Сережа. Понял. Он тебя заметил?

— Если и заметил, то виду не поодал. Едет с обычной разрешенной скоростью, правил не нарушает.

— Счастливо тебе, Сережа!

Поведение Студенцова озадачивало. По всему, он должен был попробовать счастья и пробиться на юг. А он вместо этого едет в город, где у него практически не было никаких шансов. Что за всем этим кроется?

Еще сорок минут прошли в томительном ожидании. Наконец, Дмитрий вновь услышал голос Колесова. В нем слышалась явная растерянность.

— Сережа, он отпустил Светлану.

— Что значит — отпустил? — не поверил собственным ушам Беркутов. Действия Студенцова не поддавались никакому объяснению.

— А так, — ответил Сергей, — высадил её напротив облпрокуратуры, а сам умчался. Мы с «Волгой» пытаемся его достать.

— Примите меры к задержанию. Сообщи Рокотову.

— Ясно. Пока, Сережа.

Хоть Дмитрий и ни черта не понимал в просходящем, он знал лишь одно — его боевой товарищ Светлана Козицина жива и здорова, и уже полной грудью вдыхает восхитительный воздух свободы. А это замечательно! А то, что он её раньше недолюбливал... Дураком потому-что был. По большому счету она удивительная и очень славная. А серьезная — так это даже хорошо. Не всем же быть такими баламутами, как он, верно?

Настала пора действовать! Он схватил рацию и с воодушевлением прокричал:

— Максим!

— Слушаю, — тут же отозвался Хлебников.

— Вперед, «гардемарины»! Не посрамим чести, славные сыны Отечества! На штурм главной цитадели неприятеля! Да поможет нам Бог! — с пафосом проговорил Беркутов. Он достал пистолет, передернул затвор и выскочил на улицу. По ней со стороны леса на бешенной скорости уже мчался микроавтобус с омоновцами. Молодцы!

В это время ворота дома Студенцова открылись и из них показался «Форд».

— Стоять! — что было силы закричал Дмитрий, вскидывая пистолет и целясь в водителя. Увидел, как в боковое окно машины высунулось дуло автомата. Он среагировал мгновенно — выстрелил и упал на землю. На лобовом стекле «Форда» появилось аккуртное отверстие с расходящимися лучиками трещин и одновременно прозвучала атоматная очередь, но ни одна из пуль не задела Беркутова. Машина преступников уже была на улице, когда её настиг омоновский УАЗ и, не снижая скорости, врезался ей в передок. Скрежет металла, звон разбитого стекла, крики и маты как боевиков, так и омоновцев. Удар был такой силы, что «Форд» развернуло на сто восемьдесят градусов. Из микроавтобуса высыпали десять бойцов в камуфляжной форме с автоматами наизготовку. Беркутов вскочил, подбежал, возбужденно прокричал:

— Сопротивление бесполезно, господа «мокрушники»! Ваше время вышло. Выходить по одному и с непеременно поднятыми руками. Живо!

Из машины стали выходить мрачные боевики. Один, два, три, четыре. Не было Каспийского.

— А теперь «горбатый», — приказал Дмитрий. — «Горбатый», говорю. Толя Каспийский!

— Сам ты, мент, «горбатый», — раздался из машины обиженный голос Каспийского. — Не могу я. Мне ногу зажало.

Беркутов подошел к «Форду», заглянул в окно. Каспийский сидил впереди и скрежетал зубами от боли.

— Тебе, Толян, не ногу, тебе совесть зажало, — сказал укоризненно. — А это куда как серьезнее.

— Да пошел ты! — огрызнулся тот и безобразно выругался.

— Это лишний раз доказывает, что я прав. Определенно. А за все твое паскудство тебе, Кудря, корячится «вышак». Никак не меньше.

— Ты сначала, мент, докажи, — ответил Каспийский и вновь заматерился.

— Все уже доказано, Толя. Как говорится, туши фонари. Лишь чистосердечным признанием ты сможешь облегчить, если не вину, то душу. Так что спеши.

— А вот этого вот не видел?! — заорал Анатолий, складывая руки в неприличный жест.

— Зря ты так, — равнодушно проговорил Дмитрий. — Своим недостойным поведением ты лишь усугубляешь свое и без того незавидное положение. — Он повернулся к омоновцам, надевавшим на боевиков наручники и садивших их в микроавтобус: — Ребята, помогите этому любителю антиквариата и валютных проституток.

Ну вот и все. Беркутов почувствовал, как спало напряжение последних дней и он стал вялым, индифферентным и мягким словно домашние тапочки. Основное дело сделано. Осталось по мелочам. Все получилось на редкость удачно. Ему даже морду не набили. А это случалось крайне редко. Надо бы это как-то отметить.

Стояла непривычная тишина. Не было слышно даже пения птиц. И это немудрено после устроенной здесь канонады. Дмитрий огляделся. Если кто и пострадал в этой истории, то этот иностранный фраер «Форд». Он стоял с сильно покареженной физиономией и представлял собой жалкое зрелище. Он уже наверняка пожалел, что однажды покинул благополучную Америку и оказался в непонятной и непредсказуемой России. Определенно. Зато анфас микроавтобуса был безупресен, если не считать облупившейся краски.

— Он у вас бронированный что-ли? — спросил Дмитрий.

— Закалился в подобных схватках, — усмехнулся командир омоновцев, молодой крепыш-капитан.

Беркутов вышел на улицу. Она была пустынна. Но из окон многих домов выглядывали любопытные лица.

— Все нормально, граждане! Все путем, — прокричал он. — Уголовный розыск страны жив и работает так, как никто, никогда и нигде в мире не работал. Банда обезврежена, господа соотечественники! Возвращайтесь к своим привычным делам, пишите исключительно гениальные романы, сейте разумное, доброе, вечное в неокрепшие души наших людей. Это им сейчас так необходимо.

Дмитрий не знал — слышал ли его кто? Но это ему было неважно. Он говорил сейчас больше для себя. Выговорившись и выплеснув обуревавшие его эмоции на окружающую природу, он споро зашагал к лесу, где его со вчерашнего дня дожидался старый и испытанный друг «Мутант».

Истомленный тревожным ожиданием Сергей не находил себе места. За всю ночь он не сомкнул глаз и к утру походил на ипохондрика, глубоко убежденного в том, что отныне он до конца дней своих обречен влачить жалкое существование либо на больничной койке, либо, и того лучше, — в психушке. От бессилия хоть чем-то помочь Светлане он готов был в буквальном смысле лезть на стены. Утро застало его бегающим по кабинету и костерившим почем зря своего постоянного оппонента Иванова. Тот, понимая состояние Сергея, даже не возникал. Но это не принесло облегчения. Нет. Утро ещё более проявило мрачные мысли и страшные предположения. Он попробовал сбежать в прошлое, спастись дорогими ему воспоминаниями. Не получилось. Какое ещё к черту прошлое, когда, похоже, у человека скоро не будет будущего.

И вот, когда казалось, что душа, поддавшись панике, собралась навсегда покинуть бренное тело, дверь кабинета открылась и... И он увидел Светлану. Как же так?! Ведь это где-то за пределами реальности. В подобное трудно было поверить. Может быть это лишь её призрак, фантом — плод его больного воображения, как веское доказательство того, что остаток жизни он проведет в психушке? Да, но тогда почему у фантома подбитый глаз, разбитые губы и порванное платье? Он вряд ли допустил бы разгуливать с таком виде среди людей.

И тут раздался знакомый голос:

— Здравствуйте, Сергей Иванович!

И все же это никакой не бред и не галлюцинация, а он — не кандидат в шизики. Это была она, Светлана, с прямыми доказательствами на лице того, как ей трудно жилось последние два дня. Есть Бог! Есть! Услышал он его молитвы. Но как же она прекрасна!

— Здрас... — начал он довольно бойко, но закончить не смог — остальное застряло в горле и никак не хотело выходить наружу. Она с напряженным лицом чуть ли строевым шагом подошла к столу, строго взглянула, серьезно, будто прессекретарь Президента, сообщающий очередную глупость о здоровье патрона, сказала:

— Сергей Иванович, я вас люблю.

«Ни фига, блин, заявочки! — запаниковал Сергей. — Что они с ней там сделали?! Она явно не в себе, если такое... А может быть... Нет! Ишь раскатал губу, старый мерин!»

— Ш-шутите?! — спросил он заикаясь, очень надеясь, что она сейчас подтвердит его предположение и все само-собой разрешится. И они вместе здорово посмеются над её шуткой.

Ее взгляд стал ещё суровей, а лицо непреклонней.

— Нет, это правда, — сказала, как отрезала. — Я там боялась только одного, что не скажу вам этого. До свидания, Сергей Иванович! — Светлана резко повернулась и вышла из кабинета.

— До свидания, Светлана Анатольевна! — поздно среагировал он, когда за девушкой захлопнулась дверь. Он был настолько ошарашен случившемся, что какое-то время был не в состоянии ни о чем думать. Но вот в голове что-то щелкнуло, и пришла горечь осознания, что вел он себя, как последний идиот и тупица. Ага.

Раздался саркастический смех Иванова.

«Совершенно с тобой согласен, приятель, — заявил он. — Мне думается ты слишком поспешил исключить себя из кандидатов в душевнобольные. Тебе не кажется?»

«Кажется, — устало кивнул Сергей. — Еще как кажется. Так скверно я ещё себя никогда не чувствовал».

«Так иди, догони и скажи все, что ты о ней думаешь».

«Ну да, догонишь тут, — проворчал обреченно Сергей. — Я со стула-то встать не могу».

«Ну ты, блин, даешь! Не перестаю тебе удивляться. Честное слово! Взбодрись! Ты ж герой. Пришел. Увидел. Победил!»

«Слушай, заткнись, а?! Нашел тоже мне героя».

«Да, на героя ты сейчас мало похож. Это точно, — согласился Иванов. — Ты когда в последний раз смотрелся в зеркало?»

«А что смотреться. Я и так знаю, что ничего хорошего там не увижу».

«И все же сделай попытку. Такого ты ещё не видел. Уверяю».

Сергей встал, доплелся до висевшего в дальнем углу зеркала, взглянул и чуть не расплакался от обиды и унижения. И вот этому вот сутулому типу с бледным безвольным лицом, заросшим трехдневной щетиной, с угрюмым взглядом тусклых глаз самая прекрасная на свете девушка говорила такие замечательные слова?! Мама миа! Где же у неё были глаза?! Да, но слова-то все же были сказаны! Черт возьми, это не могло быть розыгрышем! Такими вещами не шутят. Да и Светлана не такая девушка. И он с удивлением наблюдал, как с тем, в зеркале, происходит метаморфоза. Расправились плечи, вгляд стал осмысленным и даже где-то насмешливым. А темные круги под глазами и трехдневная щетина придавали лицу особый шарм. Недурственно. Весьма недурственно. А почему в такого вот не может влюбиться красивая девушка? Очень даже может влюбиться.

В это время зазвонил телефон. Сергей взял трубку. Это был Володя Рокотов. Он кратко рассказал о последних событиях,

— Значит, этот любитель черного юмора и мрачных мистификаций сам себя приговорил? — сказал Иванов, после некоторой паузы.

— Выходит, что так.

— Жаль. Очень жаль. Все же гораздо приятнее видеть итоги своей работы на скамье подсудимых, чем в гробу.

— Какая разница, — возразил Владимир. — Важен сам результат.

— Тоже верно, — согласился Сергей. — Это как в шахматной задаче — черные начинают и...

— Там всегда начитают белые.

— А в нашем деле всегда начинают черные. Только не всегда проигрывают.

— Я послал ребят за Янсоном. Будешь допрашивать?

— Нет. Завтра.

— Что так?

— А так. Имею я право на выходной?

— Имеешь, имеешь. Но, насколько я знаю, для тебя на первом месте была работа.

— Работа не волк... Может быть у меня сегодня решается личная жизнь.

— Светлана? — спросил Рокотов.

— А ты откуда знаешь?! — удивился Иванов.

— Об этом уже давно все все знают. Один ты ничего не замечал. Но, как говориться, лучше поздно, чем никогда. Поздравляю! Удачи тебе, Сережа!

— Пошел к черту.

Сергей вновь вернулся к зеркалу и придирчиво себя осмотрел. После разговора с другом у него ещё прибавилось оптимизма. Только вот щетину придется сбрить. Это какой-нибудь знаменитости она прибавляет шарма. Следователя же прокуратуры с ней могут неправильно понять. Точно. Итак, сегодня он делает третью попытку организовать личную жизнь. Хотелось верить, что оно ещё возможно. Счастье.

1999 год г. Новосибирск