Глава четвертая. Купцов

На севере еще осталась светлая полоска, а с юго-запада тянуло тучи — будь здоров. И уже начинался дождь. А плохая погода для бомбежки — самое то. Я спустился вниз, завел «антилопу». Пока движок грелся, слушал радио. Директор рассказывал про новый компьютерный вирус «Я тебя люблю» и про то, что завтра в полдень «по Москве» состоится «парад планет». Ну это еще дожить надо… ночная бомбежка — она и есть ночная бомбежка. Тут загадывать ничего нельзя.

Я посмотрел на часы — половина одиннадцатого, — включил ближний свет и поехал. Давай, «антилопушка». Давай, кормилица. Вечер, темень, дождь — наше с тобой время. Об-честъ-венный транспорт ходит к ночи совсем худо, маршрутки тоже потихоньку сворачиваются, а пассажир хочет домой. К жене, к любовнице, к телевизору. Или наоборот — в кабак, в казино, на поиски приключений… А тут мы с «антилопой» — эх, прокачу!

Я не успел проехать сотни метров — пассажир! Это хорошая примета. Когда ночь сразу удачно начинается, то она и дальше хорошо пойдет… проверено. Я в таких случаях пассажира беру, даже если невыгодно.

Я тормознул. Мужик, не спрашивая, распахнул дверцу и плюхнулся в салон. Когда пассажир так уверенно, не спрашивая ничего, садится в машину, это означает, что он либо кошелек, либо хам. Либо «счастливое» сочетание обоих этих замечательных качеств… В последнее время таких уродов стало много…

— Здорово, майор, — сказал пассажир, и я вгляделся в него внимательней. Едрен батон — Петрухин! — Включай печку, а то задубел я, тебя ожидаючи.

Вот те и раз!… Задубел он, меня ожидаючи.

— Ну, здорово, капитан… каким ветром тебя?

— Холодным, Леня. Да еще и с дождем. К телефону ты не подходишь, пришлось возле дома ловить.

Димку Петрухина я сто лет знаю — начинали когда-то вместе в районе, я — следаком, он — опером. Я потом перешел в следственное правление. Оттуда и уволился два года назад в должности старшего следователя и майорском звании. Наша контора на Захарьевской, 6, носила в ту пору совершенно уродское название — УРОПД. Теперь, правда, еще более чудовищное — СЧРОПД. Ушел я, конечно, не из-за названия. Но это другая история.

Я включил вентилятор. Движок еще не успел прогреться и тепла давал мало, но Петрухин сунул руку к дефлектору.

— Удивлен? — спросил он.

— Куда едем? — спросил я. Петрухин засмеялся, ответил:

— Это, Леня, будет зависеть от твоего ответа. Если ты скажешь: да, то просто подкинешь меня до дому. Если: нет — то… опять же до дому. Нормальный расклад?

— Да, расклад хороший… Давай-ка, Дима, объясни толком, зачем я тебе понадобился.

— Курить у тебя можно? — Я кивнул, и он закурил. — Чтобы не ходить вокруг да около: ты по ментовской работе не скучаешь, майор?

— Ты всерьез? — спросил я, и теперь кивнул он.

Вот ведь вопрос какой! Простой, в сущности, вопрос, но ответ на него не так уж и прост. Я задумался. Шел дождь, где-то на темных улицах ждали меня мои пассажиры, «антилопа» ровно гудела прогревающимся движком…

— Почему ты спросил, Дима?

— Ежели ты к своему ментовскому ремеслу не охладел, есть возможность тряхнуть стариной.

— Э-э, нет… в ментуру, Дмитрий Борисыч, я больше не вернусь.

— Ты меня не понял, Леонид Николаич. Я тебя в ментовку не зову. Я сам неделю как ушел. НАЕЛСЯ.

— Вот теперь я действительно ничего не понимаю, Дима. Объясни бестолковому старику.

И он объяснил. И я, не раздумывая, сказал: да. Мы никуда не поехали, мы поставили «антилопу» на место и поднялись ко мне домой. Примета не подвела: уж если ночь начинается хорошо, то и дальше пойдет хорошо.

Купцов взялся за кольцо под абажуром лампы и опустил ее ниже. Усеченный конус света захватил в яркий круг стол, остальное пространство кухни скрылось в тени. И кухня сразу стала как будто меньше, уютней. На столе стояли бутылки с пивом, бутерброды и пепельница. В центре лежал лист бумаги, наискось рассеченный шариковой ручкой… Просто и выразительно, в духе раннего Кандинского.

Петрухин взял ручку, нарисовал квадрат и написал по его углам: охранник, Тищенко, Строгов, "X". Фамилии Тищенко и Строгова при этом расположились напротив друг друга — по диагонали.

— Итак, — сказал Петрухин, — давай прикинем, что мы знаем. Мой старый знакомый Витя Голубков по прозвищу Брюнет сумел организовать серьезную фирму. У истоков вместе с ним стояли два его земляка — Игорь Строгов, в прошлом морской офицер, и Алексей Тищенко — пэтэушник с криминальной подкладкой. Начинали с элементарного воровства… Сейчас, по словам Брюнета, работают легально, добросовестно и даже платят налоги.

— Ты смотри, какие порядочные ребята, — вставил Купцов.

— Ага… Едем дальше. Между Строговым и Тищенко в последнее время сложились не очень простые отношения. Причиной, опять-таки по словам Брюнета, послужил старенький микроавтобус «фольксваген». Он принадлежит фирме, и Тищенко хотел его выкупить, а Строгов был против. Вернее, они разошлись в оценке этого хлама. Причем разошлись всего-то в сотню баков… смех, да и только. Однако конфликт завязался, отношения напряглись. В воскресенье, двадцать третьего апреля, Тищенко и Строгов встретились в офисе. Строгов, видно, побаивался этой стрелки и привел с собой человечка, которого мы обозначим "X". Спустя всего минуту после начала встречи прозвучал выстрел. По версии Строгова, Тищенко повел себя агрессивно, достал помповое ружье. "X" это ружье вырвал у него из рук и в процессе борьбы застрелил завхоза.

— Почему завхоза? — спросил Купцов. — Ты говорил, что Тищенко — замдиректора.

— Он, конечно, оформлен замом, но какой он заместитель генерального с пэтэушным-то «образованием»? Едем дальше, Леня. Спустя еще минуту прозвучал второй выстрел… Сразу после этого Строгов и "X", прихватив охранника с собой, покинули офис. Остался там только тепленький трупик завхоза. Примерно сутки Строгов отсутствовал, дома не ночевал, на звонки не отвечал — мобильник его был выключен. Потом явился в милицию, наврал с три короба, был задержан на десять суток и отпущен… Что ты про это думаешь, товарищ следователь?

— Полная х…ня, — сказал Купцов, наливая пиво в бокалы.

— Глыбкая оценка! У вас, профессионального юриста с университетским образованием, формулировки, как всегда, отточены, лаконичны и безукоризненны.

— Да уж — профессионализм за деньги не купишь, — ответил Купцов. — А что этот "X"? Что мы о нем знаем? Откуда он взялся? И куда он делся?

— Ничего не знаем. Строгов говорит, что случайный знакомый. Познакомились в баре «Трибунал», показался он Строгову решительным мужиком, и Игорек взял его с собой на стрелку. Адреса или телефона этого "X" Строгов не знает.

— Полная Х…НЯ, — повторил Купцов. — Во-первых, я верю, что был какой-то конфликт… но не из-за сотни же долларов? Во-вторых, на стрелку не берут случайного собутыльника из бара. В-третьих, так в принципе не делают… Если намечается серьезная стрелка, то никак не в офисе. Труп, охранник-свидетель… куда их девать? Что, в конце концов, означает второй выстрел? Добивали раненого?

— Спустя минуту? — скептически произнес Петрухин. — Да и не было раненого. Оба выстрела — в голову. Ты, разумеется, прав, Леня: так не делают. Совершенно очевидно, что стрелку они забили мирную. Перетереть какую-то тему и разойтись. Никто не собирался стрелять… Но что-то произошло! Что-то такое, что враз все переменило. И обычная стрелка обернулась убийством. Нам с тобой нужно выяснить: что же произошло в то злополучное воскресенье? Ну как, партнер, осилим?

— Давай попробуем, партнер. Раньше у нас получалось неплохо.

— Лады… Как в старые добрые времена?

— Как в старые добрые времена! Бокалы с пивом сошлись в ярком свете лампы. Вздрогнули пенные шапки.

— А ты, — спросил Петрухин, — почему со следствия-то ушел?

Купцов:

А почему, действительно, я со следствия ушел? Я сам не раз задавал себе этот вопрос. Мог не уходить? Мог… Мог, но все-таки ушел. Ушел после того, как проработал на следствии шестнадцать с лишним лет. На год больше Димки.

ЛГУ им. Жданова я закончил при проклятом застое — в восемьдесят втором году. Еще был жив незабвенный Леонид Ильич. Он как раз в этом же году и помер. Аккурат на День милиции — преподнес ментам подарок. Я только-только начинал службу. Тогда после юрфака распределялись в ментуру, прокуратуру или адвокатуру. Отдельные счастливчики попадали в КГБ, как, например, наш президент, товарищ Путин Владимир Владимирович. Но таких были единицы. В адвокатуру тоже не особенно рвались — романтики никакой, да и денег не особо. Нет, на защите какого-нибудь завмага можно было «подняться». Но завмагов судили не каждый день. Каждый день судили какую-нибудь шелупонь — хулиганов, воришек и прочих. Что с них возьмешь? У них все движимое имущество — проссанный матрас на полу, стакан граненый и голодная кошка.

Я пошел в милицию. Я со школьной скамьи был под сильнейшим впечатлением от фильма «Я, следователь» по роману Вайнеров с молодым Кикабидзе в главной роли. Насколько сильно реальность отличается от кино, я еще не знал. Я пошел в милицию… И нашел свое место. Без всякой иронии. Служба свела меня с интереснейшими людьми. Как из ментовской среды, так и из криминальной. Да, среди ментов было (и есть) полно пьяниц и раздолбаев, и среди преступников таких вообще процентов девяносто пять. Но пять-то процентов — совсем другие люди. Возможно, когда-нибудь я сяду за письменный стол и напишу очерки о своей (и не только своей) работе… Она занудлива, однообразна, заполнена текучкой, бумажной волокитой и формализмом… Она невероятно интересна! Ты кубатуришь, кубатуришь, кубатуришь в голове информацию, пытаешься понять мотивы преступления, с прогнозировать последующие ходы преступника. И — получаешь результат. Или не получаешь результат, все твои построения рассыпаются как блочные «хрущевки» от взрыва газа. Но мне всегда был интересен не столько результат, сколько процесс. Я работал и получал удовольствие от своей работы. Я выкуривал по две пачки сигарет, не спал ночами, таскался на об-честъ-венном транспорте по тюрьмам и судам, общался с пьяницами, наркоманами, мошенниками, проститутками, ворами… Я получал кайф от своей работы. Я нисколько не идеализирую ее… У следака с шестнадцатилетним стажем иллюзий нет и быть не может по определению. Следак — это золотарь, труженик огромной и бездонной выгребной ямы. Так, по крайней мере, было раньше… Теперь все чаще встречаются следователи, опера, «простые гаишники» с золотыми цепями, на иномарках. Это уже другая генерация… Винить их в чем-то я не хочу. Видимо, они и не могут быть иными в нашей державе, где министр юстиции и генеральный прокурор ходят в баньки с блядями, президент расстреливает парламент, воры сидят в Думе… Я не берусь никого судить.

Я не идеализирую прошедшее время. Много и тогда было дерьма, глупости, подлости, прикрытой идеологическим пустословием. Однако степень деградации смысла и сути милицейской работы, происшедшей за последние годы, трудно себе представить. Если ты мент… мент по жизни… Тошно становится и противно.

Первые «звоночки» для меня начались, когда я понял, что меня используют, что я раскручиваю заказные дела и моими руками подводят под суд невиновных.! Или расправляются с конкурентами. Когда ты начинаешь это понимать, все рассуждения о том, что процесс важнее результата, летят к черту. Потому что результатом может стать осуждение невиновного.

…А делается все невероятно просто и легко. И подло. Пример? Ради Бога! Бизнесмен Р. — солидный и уважаемый человек — даже в ЗакС баллотировался, да не прошел — обратился с заявлением в РУОП. Бизнесмен жаловался, что злой, нехороший человек К. вымогает из него деньги. Немаленькую сумму — пятьдесят тысяч долларов. Этот коварный К. вынудил Р. даже написать расписку, что якобы Р. взял у него эти деньги в долг. Дело, кстати, самое обыкновенное. Еще совсем недавно такими делами вообще никто не занимался: расписку писал? — Писал. — Ну и разбирайтесь теперь сами между собой.

Позже практика показала, что вымогатели этот метод освоили и стали активно его использовать, прикрываясь распиской как щитом. Разумеется, пришлось и следствию менять тактику. Итак, руоповцы заявление приняли, бизнесмена Р. проинструктировали, как себя вести с вымогателем. Р. сумел записать на магнитофон два звонка вымогателя. Провели операцию с задержанием при передаче части долга, возбудили дело. Вымогателя определили в «Кресты». Одновременно деятельностью его фирмы заинтересовалось УБЭП. Разумеется, он все отрицал. И вообще вел себя нагло. А потерпевший Р. дважды получал угрозы по телефону… В том, что произошло на самом деле, я разобрался позже. И стало мне не по себе. Р. действительно занял у своего шефа, каковым и был К, деньги. На эти деньги открыл собственную фирму и стал конкурировать с бывшим шефом. Отдавать долг не хотелось, и, по совету знакомых руоповцев, он подставил своего кредитора. Спасти человека от тюрьмы мне удалось, однако фирма его, парализованная работой УБЭП, понесла очень серьезные убытки, обанкротилась и была скуплена тем же самым Р.

Таких случаев было полно. И с каждым месяцем становилось все больше. Несовершенство законодательства, а — в большей степени — «несовершенство» самих слуг закона все чаще становилось орудием для устранения конкурентов или кредиторов. Об этом знали все — от рядового следака до министра. И — что? А НИ-ЧЕ-ГО.

Разочарование нарастало. Накапливалась усталость. Ни процесс, ни результат не доставляли никакого удовлетворения. К середине девяносто восьмого я уже понял, что количество перешло в качество — моя работа в МВД подходит к завершению. Итогом шестнадцати лет службы стал огромный следственный опыт, гастрит и «Свидетельство о расторжении брака». Но я все еще продолжал служить. Мне трудно было уйти. Требовался какой-то толчок. Этот толчок произошел осенью.

Мы занимались тогда делом Ефрема. Следствие, собственно говоря, было закончено. Ефрем и его подельники в «Крестах» знакомились с уголовным делом в соответствии с 201-й. Дело было многотомным, обвиняемых — человек десять. Нас уже поджимали сроки, рук не хватало… Само по себе знакомство обвиняемого с делом — процесс рутинный и выглядит так: следак с несколькими томами дела приезжает в СИЗО, идет в кабинет, куда приводят сидельца. Сиделец читает дело, следак как привязанный сидит рядом. Глупо и утомительно. И так день за днем.

И тогда мы придумали ноу-хау. Зачем, спрашивается, просиживать в «Крестах» целый день следаку, если можно переложить это на чьи-то плечи? И такие плечи нашлись — мощные плечи бойцов СОБРа. Выделили нам бравого прапорщика, мужика под два метра ростом. В дверь только боком входит… Собровцы — они вообще-то ребята без затей. За глаза их в ментуре называют гоблинами. Может, и не совсем справедливо, но… Без них, в общем-то, тоже иногда худо. Ежели нужно войти в какую-то квартиру — склад, гараж или офис, где вас не особенно ждут, собровцы — сущий клад. С ломами, кувалдами и АПС наперевес они взламывают любые двери и быстро гасят любое сопротивление. При этом не особо разбираются, кто преступник, а кто заложник… Как говорил мой шеф, Виктор Самопалов, ставить какие-то сложные задачи им бесполезно. Из установки: «Войти. Обеспечить нейтрализацию бандитов и безопасность заложников», — ребята воспринимают только одно: «Войти!» А дальше трещат двери, засовы, замки, челюсти, ребра и черепа. СОБР работает! Кто не спрятался, я не виноват.

Справедливости ради надо сказать, что работа у ребят бывает иногда опасная и это накладывает отпечаток на их образ мысли… Ну так вот — дали нам бравого прапорщика Пилипчука, и стал он каждый день ездить в «Кресты» с томами дел. Это, строго говоря, явное нарушение УПК, потому что закон предусматривает участие в ознакомлении обвиняемого с делом именно следователя, а не Пилипчука. Но мы же в России живем. Стал Коля Пилипчук ездить в «Кресты» и стоически сидеть там целыми днями, пока Ефрем и его команда листают дела. А у Ефрема-то дела серьезные! Он же весь К-й район держал. Поговаривали даже, что Ефрем собирается занять пост главы администрации района. Да он и сам любил говорить: «У меня все мусорня в кармане».

Вечером прапорщик возвращается к нам, сдает тома и «график 201-й» — документ, расписывающий, кто из обвиняемых с чем ознакомился… Итак продолжается неделю без всяких эксцессов. Все довольны. Наступила пятница. Между прочим — тринадцатое. Октябрь. В конце рабочего дня приходит наш прапорщик геройский и приносит сумку с томами уголовных дел. Но почему-то их не сдает, как обычно, а просто бросает сумку в угол: пусть, дескать, до понедельника полежит. Все равно, мол, в понедельник опять их в «Кресты» везти. И при этом суетится несколько… Вроде ничего необычного и нет. Конец недели, конец рабочего дня. Торопится человек к любимой женщине. Но меня вдруг как током дернуло. Что-то, думаю, не то!

— А давай-ка, — говорю, — брат Коля, посмотрим на дела…

Коля держится спокойно…

— А что, — говорит, — на них смотреть?

Но меня уже «пробило». Мент — он ведь как мыслит? Вот простой пример: идет человек по улице, несет чемодан, торопится. Обычный гражданин, увидев такое, подумает: эге, на поезд, видно, спешит, опоздать боится… А мент? А мент подумает: эге, а не украл ли он чемоданец-то? Надо бы проверить.

— Давай, — говорю, — Холя, посмотрим.

Когда открыли сумку, смотрю — все вроде на месте… Раз, два, три… Восемь томов. Но вот одна папка… одна папка вроде как новая. А они уже все потертые. РАБОЧИЕ. А эта — чуть-чуть отличается. Беру я ее в руки — не наша папка. Я этого еще не знаю, но каким-то шестым чувством чувствую: не наша.

Вынимаю — положенной надписи «Уголовное дело №…» на обложке нет. Раскрываю… и вижу внутри чистые листы бумаги. Я уже понимаю, что именно произошло, но не хочу в это верить. Потому что за шестнадцать лет следственной пахоты я никогда не сталкивался с таким. Потому что такого не бывает. Не должно быть. Не может быть… Но оно есть.

Скандал был большой. Прапорщика задержали, закрыли на трое суток по «сотке». Он железно стоял на своем: ничего не знаю. И хотя всем было понятно, что товарищ Пилипчук продал том уголовного дела, доказать это было невозможно. Против него возбудили дело по «халатности»… Чем это закончилось — я не знаю. Не интересовался. После этого случая я уволился.

— А ты, — спросил Петрухин, — почему со следствия-то ушел?

Купцов выпил бокал пива до дна, закурил петрухинскую сигарету. Долго сидел молча, Шел дождь за окном, порывы ветра гнули ветви деревьев с робкой зеленью. Блестела в свете фонаря мокрая крыша «антилопы Гну» — старенькой «шестерки», получившей сегодня ночью неожиданный отгул.

Бывший майор милиции Леонид Купцов затушил сигарету и сказал:

— Устал я, Дима. Устал… Понимаешь?

— Кажется — понимаю.

Глава пятая. Начало

Ремесло сыщика довольно консервативно. Так же, как и во времена Шерлока Холмса, в основе ее лежит сбор информации. Главный источник информации — человек. Главный, но не единственный. Кроме него информацию несут документы, предметы, следы… Так было всегда. В двенадцатом веке китайский литератор Шинаинган написал уголовный роман «История на берегу реки». В романе есть эпизод раскрытия убийства по отпечаткам пальцев. Вот так.

И все— таки «консервативное ремесло» не стоит на месте. Сыщик ищет следы и находит их там, где ранее витали только поэты -в эфире. Но волнует сыщика не поэзия, а проза. Увы.

С утра Купцов позвонил своему бывшему коллеге и договорился «пересечься» на Захарьевской, недалеко от дома шесть, где был прописан СЧРОПД… Встретились, потолковали в машине. «Вам срочно?» — спросил коллега. «Вчера», — ответил Петрухин. «А реально получите только завтра, — ответил следак. — Ну, ладно, ждите. Сейчас смастрячу запрос, вместе и отвезем в GSM, коли вам приспичило… Артисты!».

Спустя минут сорок следак вернулся с бумагой: «В связи с возникшей необходимостью проведения следственных мероприятий по уголовному делу №… прошу предоставить распечатку телефонных разговоров абонента 933-… -… за период с 20 апреля с.г. по 04 мая с.г.». Подпись следователя. Печать канцелярии.

Спустя еще десять минут запрос был доставлен на Артиллеристскую улицу, в гостиницу «Русь», где располагался главный офис «Северо-Западной GSM». В портфель следователя легла литровая бутылка водки «Абсолют» и упаковка пива «Синебрюхов», купленные Петрухиным там же, в гостинице. На Захарьевскую следователь вернулся в отличном расположении духа.

— Будут вопросы, — сказал он, — заходите. Всегда помогу.

— Еще не раз зайдем, Гена, — ответил Купцов.

Капитан второго ранга Черный жил на углу Среднеохтинского и шоссе Революции. В общаге. Купцов ловко втиснул «антилопу» между «мерседесом» и «десяткой».

— Нормальное дело, — сказал он. — Общага — и «мерседес». В какой еще стране мира можно найти такое сочетание?

— Ты лучше скажи, в какой стране капитан второго ранга живет в общаге и зарабатывает на хлеб, халтуря сторожем?

Купцов заглушил движок и непонятно про кого сказал:

— Уроды.

Петрухин согласился:

— Козлы.

В вестибюле общежития было прохладно и темновато. Смуглый мальчик лет десяти нарезал круги на велосипеде, на подоконнике сидел хмурый кавказец. Увидев Петрухина, он опустил ноги на пол, сказал: