— Идем дальше. Есть запись двух звонков похитителей. Сейчас на экспертизе. На это тоже рассчитывать не приходится. Познакомимся мы с ними скорее всего при передаче денег… может быть.

Остальные промолчали, но подумали так же. Оперативники в группе Петрова подобрались опытные. Сложность задачи их не смущала. А вот вероятность реализации — это штука непредсказуемая. Тем более что все чаще и чаще они сталкивались с профессионалами. С равными себе. Преступления, поодиночке и в группе, планировали и осуществляли бывшие (иногда и действующие) офицеры МВД или спецслужб, то есть люди, знакомые с методами не только совершения, но и раскрытия преступлений. Каждое дело требовало огромной физической и психологической самоотдачи. Но даже самая напряженная работа не гарантирует результат. Здесь работают фанатики, слабые не выдерживают — уходят. Уходят довольно часто в криминал, в охранные структуры. Хотя… любой опер скажет, что не всегда можно определить, где заканчивается криминал и начинается охрана. И наоборот. На столе Петрова зазвонил телефон.

— Петров? — раздался голос дежурного по управлению.

— Слушаю. — Слушай, Андрюха, с тебя бутылка.

— С какого?

— А с такого! Ты сегодня «Москвича» в перехват заявлял?

— Я, — насторожился майор.

— Вот сводочка у меня свежая. Сегодня в 9.30 был вызов на пожар. Сгорел «Москвич». В пяти минутах от твоего похищения. Сечешь?

— Не томи, адрес давай. Литр с меня.

— Дождешься от вас, — дежурный был в хорошем настроении, — записывай.

— Ну, Витек, удружил, век не забуду.

— Удачи.

До места доехали за полчаса. По дороге одного из оперов забросили к пожарным. С гаишным дознавателем связаться не удалось. Но и так опера нутром чувствовали: «Москвич» тот самый.

Время приближалось к полуночи. Поплутали немного в темноте. Нашли.

Дворик— тупичок осветили фарами двух машин. В безжалостном свете фар остов автомобиля выглядел особенно жалко. Шины сгорели, и кузов машины осел, стоял низко, на одних дисках. Какого цвета машина была при жизни, сказать уже невозможно. Номера отсутствуют (позже выяснится: их снял дознаватель).

— Ладно, давайте сверим номера движка и кузова, — сказал Петров.

От жара капот перекосило, открыть его удалось, только орудуя монтировкой и топором. Работали весело, подначивая друг друга.

— А где у него номер двигателя?

— Эх, Колюня, европеец ты сиволапый, про джипы ты, блин, все знаешь. А чудо отечественного автомобилестроения, самодвижущийся экипаж «М-2140» не изучил. Стыдоба!

Закопченные номера на блоке и кузове оттерли песком. Точно — он. Вскрыли багажник. Ползая с фонарями, обшарили все вокруг. Ничего! Натоптано изрядно, но нет никаких признаков тушения. Видимо, пожарные приехали, когда тушить было уже нечего.

— Стой, — закричал вдруг в темноту Колюня, — стой, твою маму! Человек в доме, — бросил он уже на бегу, выхватывая ПМ.

Лучи фонарей метнулись на стену дома, освещая пустые, без стекол окна. Еще двое оперативников с оружием в руках бросились к зданию, азартно запрыгнули в окна.

Петров подошел к «УАЗу» и стал работать фарой-искателем. Внутри метались силуэты и тени. Спустя секунд двадцать донесся голос Сынка:

— Стоять! Работает РУОП! Руки! Застрелю, сучара!

— Не стреляй! — голос хриплый, испуганный.

Через полминуты сильные руки вытолкнули через оконный проем человечка. Упал он неловко, набок. Медленно поднялся на колени.

Замызганная куртка «Аляска». Щетина, запах немытого тела, страха и перегара. Бомж!

Руоповцы, рослые и тренированные мужики, привычные догонять и брать, врываться в подвалы, квартиры и притоны, где запросто может поджидать с топором или обрезом в руках одурманенная наркотой и водкой сволочь, привычные силой противостоять силе, стремительно и жестко пресекать любое сопротивление, смотрели на бомжа презрительно, но с надеждой. Возможно — свидетель!

— На хер и вообще было его ловить! — сказал опер. — Ну ты, гражданин свободной России, что ты, сука, там делал?

Жалкий маленький человечек стоял на коленях в окружении крутых, уверенных в себе мужиков. В него били лучи мощных фонарей. Он был напуган, плохо соображал пропитыми мозгами и потому молчал.

Один из оперов несильно толкнул его ногой в плечо:

— Что ты там делал, пидор? Шнелль!

Человечек заплакал. Слезы оставляли светлые полосы на лице.

— Живу я здесь, — промычал он. Петров присел на корточки и несколько секунд молча смотрел на бомжа. Ни жалости, ни сочувствия он не испытывал.

— Ну ладно, ладно, — сказал майор, — не плачь. Никто тебя не тронет. Звать-то как?

— Фе-Федор, — всхлипывая, выдавил из себя человечек.

— Смотри-ка, — радостно удивился Петров, — мы с тобой, братцы, тезки, оказывается. Я тоже Федька.

Майор наврал — звали его Андрей. Однако учебник «Прикладная психология» в разделе «Установление контакта» рекомендует и такой метод. Примитивно, конечно, но в определенных ситуациях работает.

— Закурить, тезка, хочешь?

Курить Федор не мог — стоило ему затянуться, как начинался злой, резкий кашель. Сам не зная почему, он кивнул. Петров тоже курил очень редко — когда выпьет или когда нужно по делу.

— Дайте, мужики, сигареток, — попросил он, сидя на корточках напротив «тезки».

Сверху протянули две пачки. Капитан Тоболов предлагал «Норт-стар», Сынок -

«Кэмэл». Майор выбрал «Кэмэл». Закурили. Федор сразу закашлялся.

— Что, братуха, крепкие?

— Ага.

— И мне крепковаты, — согласился майор. — А ты, Федор, один тут живешь-то?

— Не… с Галькой.

— А Галька-то где?

— Да там, — бомж неопределенно махнул рукой в сторону дома, — прячется.

Петров — снизу вверх — пристально посмотрел на лица подчиненных.

— Розыскники, мать в душу. Капитан Тоболов рванулся к дому.

— Не надо, — остановил Петров, — ты, Федя, позови ее. Никто обижать не будет. К вам-то никаких претензий нет, мы… по угону работаем. Ты днем-то не видел, кто эту тачку сжег?

Человечек молчал. Жизнь бомжа — не сахар. Она наполнена опасностями покруче, чем у какого-нибудь киношного супермена. Обидеть, избить и даже убить бродягу может любой. Часто и убивают. Самого Федора год назад несколько часов били в Токсово подростки. Остановились тогда, когда показалось — умер. А он выжил, четыре дня отлеживался в овраге… От ментов тоже ничего хорошего не жди. Он уже пожалел, что сдуру сказал про Гальку. А слово не воробей — пришлось звать. Голос звучал виновато.

Сквозь оконный проем вылезло существо женского полу. По-другому не назовешь. Существо остановилось у стены, подходить не спешило.

— Так не видел, тезка?

— Видел, — неожиданно для себя ответил бомж, — с ней вместе и видел… Ну.

Где— то вдалеке медленно расправляла крылья любимая птица майора Петрова. Имя ей -Удача.

— Выручай, братуха, — сказал Петров проникновенно, — литр с меня. Во как надо! Беда! Начальство поедом жрет, ты ж понимаешь.

Он провел ладонью по горлу.

— А выпить есть? — раздался от стены пронзительный голос бомжихи.

— Найдем, лапуля, — в момент отозвался Петров. — Колюня, сгоняй к ларькам.

— И гонять нечего, — вмешался капитан Тоболов, — есть у меня «конина».

Через две минуты Петров сидел «в гостях» у бомжей и пил греческий коньяк «Метакса».

— Ну, бля, дает командир! — сказал Сынок. — Из бомжовых стаканов пьет. Тут же любая зараза может быть.

— Когда для дела нужно, даже целоваться с этой принцессой станешь, — ответил капитан.

Оперативники, чтобы не мешать доверительности беседы, держались в стороне, говорили негромко.

— Значит так, — говорила Галька, закусывая тоболовским бутербродом, — никаких протоколов. Понял, тезка херов?

— Договорились, — ответил майор, отмечая про себя напор и проницательность этой бабы.

Лидер в этой паре — она.

— Приехали они на двух машинах. На этой тачке и вишневой «четверке». Менты переглянулись: в цвет! Птица Удача расправила свои хрупкие крылья и готовилась взлететь.

— Ну, дальше, дальше, родная.

— Дальше тебе номер нужен, родной. А без литра я не вспомню.

— Саша? — окликнул Тоболова Петров.

В багажнике оперативного «жигуленка» у капитана лежали еще пять бутылок коньяка. Ему их презентовал один азер-ларечник. Но это уже другая история. Скрепя сердце он принес еще бутылку. Она стремительно исчезла в глубинах Галькиного пальто. Иллюзион!

— Пиши, папа, номер, — сказала бомжиха.

Расплескивая голубое пламя с крепких крыльев, сильная ментовская птичка взмыла с руки майора Петрова.

— Отлично! Собирайтесь, едем.

— Куда? — хором спросили бомжи.

— В казенный дом, родные…

Тоболов продиктовал в рацию запрос на владельца «четверки». Через пятнадцать минут он записал на плотном четырехугольнике картона: «Терехов Владимир Николаевич. Родился П. 12.47 в Ленинградской области. Проживает в поселке Грёмово, Комсомольская, 10. В 83-м осужден на три года за спекуляцию. Освободился досрочно в 85-м».

Когда прозвучала фамилия Терехов, Галька пьяненько закричала:

— Точно, они же его Терехом называли.

— Золотая ты моя, — отозвался Петров, — цены тебе нет. Бросишь пить — к себе возьму, генеральские погоны тебя ждут не дождутся.

— Ты лучше отпусти. Слышь, ты обещал…

— Отпущу, — добродушно ответил майор. — Вот зафиксируем ваши показания. Полистаете альбомы кой-какие. Может, знакомые морды увидите.

— Мент поганый!

— Мент, — легко согласился Петров. Сейчас его можно было называть как угодно. Плевать, главное — дело пошло. Пошло дело, поперло. Нутром он чувствовал, что торопить события не следует. Скоро они сами пойдут вскачь — не догонишь. Выход на одного из участников преступления — факт. Недооценивать его нельзя, нельзя забывать и о том, что у преступников более чем пятнадцатичасовая фора. Где они сейчас?

Где женщина с девочкой? Что с ними? Опыт Петрова подсказывал, что каждый найденный ответ влечет за собой десяток новых вопросов, которые потащут за собой другие. В данный момент его заботила только судьба заложников. Участь преступников уже определена, решил он, деться им некуда.

Всего через несколько часов Петров поймет, как сильно он заблуждался. Но до этого произойдет еще много событий.

Томка сидела на перевернутом ящике. Ей было страшно, бил озноб, болела голова. Глухое, без окон, помещение — сплошной бетон — освещали две яркие стоваттные лампы. Стеллажи со стеклянными банками, коробками. Ящики сложены штабелем в углу. Незнакомый мужик… лицо в крови. Глаза злые и затравленные. В беспощадном свете ламп Томка не узнала Серого. Если бы ей дали сейчас зеркало, она не узнала бы и себя. В дальнем углу она заметила другого мужика — маленького, лысоватого. Он показался ей смутно знакомым.

— Ну, что дрожишь-то? — спросил он. — Выпей вот лучше. У Тереха тут спирту — как у дурака махорки. Залейся!

Томка вспомнила, что этот маленький, кажется, не злой, совал ей бутерброд с яичницей.

— Где я? — спросила она. — Где моя дочка? Настенька где? Что это за место?

Мужичок с задумчивым видом почесал лысину.

— Это д-долго объяснять, — довольно фальшиво сказал он. — Сама-то ничего не помнишь?

— Нет, — качнула головой Томка. Боль накатила ослепляющей волной. Свет двух ламп дробился и отражался в сотнях пустых стеклянных банок. Маленький мужичок поднес ей эмалированную кружку, остро пахнущую алкоголем:

— Выпей, Тамара, легче будет. П-правда.

— Откуда вы меня знаете?

— Ты пей, пей. П-потом я все тебе объясню. Меня, кстати, Николаем зовут.

— Очень приятно, — ответила Томка чисто автоматически и так же автоматически взяла протянутую кружку.

Залпом выпила. Огненный шар прокатился по пищеводу. Перехватило дыхание. А Николай уже ловко налил чего-то в кружку:

— Запей. Сейчас п-пройдет.

Так же послушно она запила. Через несколько минут прошли озноб и головная боль. Стало тепло. Мудрым оказался маленький мужичок Николай. Если бы его рассказ Томка выслушала трезвой… Пьяная она вынесла все. Все вспомнила. И не заплакала.

Боец очнулся спустя сорок минут. Его бред (сон? явь?) окончился так же внезапно, как и начался. Это был не первый случай. О них Боец никогда и никому не рассказывал. Собственно, это бывало только тогда, когда появлялся Другой Некто.

— Да, Валера, пора тебе на покой, — сказал Боец вслух. — Перекуем, так сказать, мечи на орала. Проведем полномасштабную конверсию. Пора.

Да и не мальчик уже — скоро тридцать два. Побаливает нога, пробитая осколком мины семь лет назад. Два-три раза в неделю он ходил в спортзал. На равных работал в спарринге с ребятами моложе лет на десять. Не курил. Почти не пил. На всех, кто его знал, производил впечатление человека очень сильного, жесткого, волевого. Боец, одним словом.

Так было днем, на людях. Ночью… ночью были кошмары. Боец никогда не оставался ночевать у женщин: во сне он кричал страшно, плакал, иногда выл.

«Проведем полномасштабную конверсию», — сказал он себе. Бросил в рот пластик резины, стряхнул с себя многопудовую тяжесть. Вперед, Одинокий Волк… ты уже по уши в дерьме.

План потихоньку начал приобретать конкретные черты. Через два часа Боец приступил к его реализации.

— Господин Хайрамов?

— Слушаю.

— Мы уже знаем, что произошла ошибка.

— Кто говорит?

— Продолжаю. Мы понимаем, что сумма в сто тысяч баксов за жену и дочь охранника слишком много.

— А… вот ты кто. Сто тысяч? — Пауза. — Нет, не много. Дам. Только не баксов. Рублей.

Теперь замолчал неизвестный собеседник Бегемота.

— Ну что, молчишь, крыса? Ты на кого наехать хотел, хорь вонючий? Если к утру Тамарка с дочкой не будут дома, ты труп.

— Слушай меня, Бегемот. Я освобождаю их всего за двадцать пять штук. Условия…

— Условия ставлю я. Уже поставил. Срок — до восьми утра. Все!

Бегемот бросил трубку. Боец задумчиво выключил свою. Такого оборота он не ожидал.

Когда зазвонил телефон, Виктор Петрович Котов пристегивал чулки к ажурному черному поясу. На кровати были разложены черные женские бюстгальтер и трусики. «Черная рапсодия», — подумал Котов. Сейчас он ожидал визита проститутки. Ей всего шестнадцать. С возрастом он почувствовал в себе тягу к молодым, очень молодым женщинам.

Уже несколько месяцев Лида посещала его раз в неделю — по пятницам. Эти вечера с запретными играми, плюс немного кокаину, «Мартель» и обязательно классическая музыка, давали ощущение полноты жизни. Или, по крайней мере, ее иллюзию.

Эта линия связи была запасной, секретной. Котов зарезервировал ее только для экстренных контактов с Пилигримом или Серым. А, черт как не кстати! Что там такое срочное?

— Алло, — с некоторым раздражением сказал он в трубку, — слушаю.

— Здорово, Котяра.

Голос не принадлежал ни Серому, ни тем более Пилигриму.

— А вы не ошиблись номером? — осторожно спросил Котов после короткой заминки, хотя уже знал, что никакой ошибки нет: звонок означал ЧП.

— Нет, не ошибся. Привет тебе от Серого.

— А кто, простите, говорит?

— Боец говорит.

Звонок застал Виктора Петровича врасплох. Боец не только не мог звонить ему, он даже не мог знать номера этого телефона. Если он все же звонит, значит… Черт! Что это значит? Котов пытался сориентироваться, но не мог. А затягивать паузу нельзя.

— Здравствуйте, Валерий… э-э-э…

— Обойдешься без отчества. Слушай меня внимательно: ты и твои быки запороли операцию начисто, в ноль.

— Я не понимаю. Какую операцию?

— Не надо меня лечить, конспиратор. Вы взяли не тех. Понял? Не тех… Захватили бабу и дочку телохранителя, а не Бегемота, фраера дешевые.

Удар был ошеломляющим, но Котов уже взял себя в руки. Он не сказал ни слова, ожидая продолжения.

— Ты понял? — спросил Боец.

— Понял. Я могу поговорить с Серым?

— Нет. Он плохо себя чувствует.

— Совсем плохо?

— Неважно, — Боец сознательно напускал туману. Пусть Котов имеет неконкретную, расплывчатую информацию. Толковать слово «неважно» в этом контексте можно весьма широко. — Неважно. Слушай меня: ты протух. Я допросил твоих быков и записал их рассказ на видео. Теперь я запросто могу сдать тебя Бегемоту. Догоняешь?

Вот теперь Виктору Петровичу действительно был нанесен сокрушительный удар. Сорокалетний мужчина в дамском белье медленно опустился в кресло. Необходимо взять тайм-аут. Но он точно знал, что ему не дадут. Таковы правила игры.

— Что ты хочешь? — спросил он.

— Шоколадку и воздушный шарик, — детским голосом ответил Боец. И обычным, своим, добавил:

— Сто штук. К утру.

— Какие доказательства, что ты не гонишь фуфло?

— Доказательства? Хотя бы то, что я звоню тебе — на этот номер. Остальные тебе предъявит Бегемот, когда посмотрит кино. Думай, гнида!

— Послушай, Валера, — голос у Котова стал хриплым, — два взрослых, серьезных мужика всегда могут договориться. Но ты же понимаешь, достать такие бабки к утру нереально.

— Твоя проблема. Перезвоню. Ты пока думай. И помни: Бегемот реален.

В трубке раздались гудки. Котов встал и неуверенной походкой прошел в кабинет. Там в сейфе, замаскированном в тумбе письменного стола, хранились деньги, кой-какие горячие документы, пистолет «Вальтер Р-4» и то, что ему нужно было более всего в данный момент, — кокаин.

Виктор Петрович через изящную янтарную трубочку втянул левой ноздрей белый порошок. Он не был наркоманом. «Так я острее ощущаю жизнь», — говорил он. В голове становилось прозрачно-чисто. Послышались аккорды вдали. Чайковский. Первый концерт. Мысли потекли свободно. Свобода рождала силу. Страх прошел начисто. Музыка несла его. Виктор Петрович закинул ногу на ногу — чулки прошуршали почти неслышно, нейлоново. Обостренным кокаиновым слухом Виктор Петрович слышал его четко и ясно. Ах, сколько эротики в этом шорохе нейлона! Какой высокий кайф!. И все это у него, Котова, хочет отобрать какой-то гопник. Раздавить, уничтожить этого говнюка! И он это сделает. Сегодня же.

Котов по памяти набрал номер начальника службы безопасности АОЗТ «Хайрамов и К°». Когда-то они были приятелями. Сквозь звуки музыки он услышал голос Сафонова, издалека, но четко:

— Алло!

— Игорь, здравствуй, дружище. Котов беспокоит. Не отрываю от важных дел?

— Витек! Рад тебя слышать. Нет. Нет у меня важных дел.

«Лучше бы они у тебя были. Плохо», — подумал Котов. Вслух сказал:

— Хорошо. А как вообще живут соколы Хайрамова?

— Как положено соколам — парим.

— Ну, орел… Я ведь тебе, Игорек, вот по какому поводу звоню: какие планы на выходные?

Пронзительно-нежно зазвучала скрипка. Сладко заныло сердце. Котов едва не застонал. И это отобрать? Раздавлю!

— А что? — поинтересовался Сафонов.

— Хочу тебя на природу зазвать. К себе… На дачку… Я ведь стройку практически закончил. Да… два года бился. Банька готова, бильярдная…

Можно попариться, оттянуться по полной, как нынче говорят, программе.

— Спасибо, Витя, не смогу.

— А что так? Совсем тебя Бегемот запахал? Эксплуататор — кровосос!

— Да нет. Просто есть одна тема… стремная. Надо поработать немного.

— Наезды, Игорь?

— Нет, ничего особенного. Парнишку одного моего помяли. Надо разобраться.

Большего осторожный Сафонов не сказал, а Котову было и не нужно. По интонациям, по характеру беседы, по настрою он понял, что Боец не соврал: провалили дело! Как это произошло, еще предстоит выяснить. Потом. А сейчас…

Поговорив для порядка с Сафоновым еще минуты полторы, он попрощался. Следующий звонок он сделал Пилигриму. Этого человека Котов основательно боялся. Однако ситуация требовала его участия. Других людей, владевших знаниями, навыками и интеллектом такого уровня, у Виктора Петровича не было. Да и не могло быть. Чтобы найти и обезвредить Бойца, чтобы вырвать у него эту смертельно опасную кассету, требовался высокого полета профессионал. Если это вообще возможно сделать. При других обстоятельствах Котов подумал бы, прежде чем звонить Пилигриму. Так же, как Серый боялся доложить ему о провале операции, так и сам Котов боялся разговора с Пилигримом. Но кокаиновый ангел уже поднял его над страхом. Страх — удел слабых, по плесени и дерьму ползающих тварей. Быдла.

Он решительно набрал номер. На другом конце пятимиллионного города, в Рыбацком, Пилигрим (Прокопенко, Кройцбильд, Рудаков), а на самом деле кадровый офицер ГРУ Александр Берг, прослушивал магнитофонную кассету. Майор свободно владел немецким и весьма прилично английским языком. Сейчас он совершенствовал произношение. В той новой жизни, которая начнется завтра после пересечения границы в Брусничном, лучше говорить без славянского акцента. Когда зазвонил телефон, Пилигрим некоторое время думал: стоит ли вообще снимать трубку? Решил все-таки снять.

А зря! Лучше бы он этого не делал. Котов сказал только две фразы:

— Через час где всегда. Я буду идти в сторону моста.

Пилигрим аккуратно положил трубку. В принципе этот звонок был сигналом. Тревога. Возможно, даже провал. Чувство опасности было у майора развито отменно. Собственно говоря, именно поэтому он и сидел сегодня живой, здоровый, на свободе. Сейчас интуиция подсказывала: ехать на эту стрелку нельзя. В ситуациях, подобных теперешней, мозг майора работал с быстротой компьютера. Он начал прикидывать варианты. Получалось — ничего страшного. Даже самый проигрышный вариант (то есть группу все-таки повязали, бандючки раскололись и вывели на Кота, а Кот дал наводку на него, Пилигрима) навредить ему сильно не мог. Ни одной прямой улики. Сам по себе факт знакомства с Котовым отлично залегендирован. Остальные его знать не знают. Такие вещи, как спецшприцы, пластит, радиовзрыватели, — тоже не доказательства. Ну и плюс ко всему — крыша ГРУ. Со спецслужбами ни прокурорские, ни РУОП связываться не хотят. Бывало, конечно, и такое, что какой-нибудь ретивый Пинкертончик вдруг где-то чего-то и зацепит (у ГРУ-то ведь интересы весьма широкие, тем более сейчас, когда страну развалили), так потом сам отмыться не мог — не хер в комиссара Каттани играть.

В общем, экспресс-анализ ситуации показывал: опасности, по крайней мере серьезной опасности, нет. Интуиция подсказывала: опасно! А интуиции майор привык доверять. Несколько дет назад, в Дублине, он шел на встречу с агентом. Тот представлял умеренное крыло ИРА. По оговоренному сценарию встречи первым приходил Пилигрим. Через несколько минут — агент. Когда капитан подходил к явочной квартире (она располагалась в старинном, XVIII века здании), остро и противно заныло под ложечкой. Собственно, беспокойство какое-то он чувствовал с утра. Слежка? Нет, не слежка, ее он бы обязательно засек. Все это сильно раздражало. «Самоконтроль, — говорили инструктора в спецшколе, — постоянный самоконтроль». Он давно умел контролировать свое поведение и эмоции. Но в это утро… Неужели все-таки слежка? Он проверялся постоянно: все чисто. Чувство неуверенности (дискомфорта? страха?) не отпускало. Пилигрим поравнялся с домом. И… прошел мимо. Он перешел дорогу в неположенном месте и двинулся к пабу невдалеке. Из окна пивнухи он видел, как неспешной походкой праздного человека появился агент. Проверился перед входом, вошел в дом.

Пиво казалось просто отвратительным. Как и все в этот серый день. «Допью кружку, — подумал капитан Берг, — и пойду». Допить не пришлось. Через тридцать секунд после того, как Энтони скрылся в дверях здания, фасад которого Уродовала аляповатая реклама спагетти, брызнуло осколками окно на втором этаже. Взрыв грохотом и пламенем вырвался наружу, пронесся над улицей. Когда капитан (по документам — менеджер немецкого издательского дома «Gebruder Schmidt») вышел из паба, ноги были как ватные. Через сутки он вылетел в Варшаву…

Вот и сейчас Пилигрим чувствовал опасность. Слабо еще, но явственно ощущал: ехать на стрелку нельзя!

Но — полмиллиона баксов! Эти деньги — вся его будущая жизнь. Красивая, здоровая, благополучная старость. Упустить эти бабки — предательство по отношению к себе.

Неторопливо Пилигрим начал одеваться. Легкий, индивидуальной работы бронежилет со вставками из титановых пластин был практически незаметен под спортивного покроя курткой. Один пистолет — родной ПМ, на который есть официальные документы, — привычно разместился в плечевой кобуре. Второй, «Беретта-70С», на который разрешения не было, он засунул за брючный ремень сзади. Документы. Вытащил с антресолей спортивную сумку, довольно тяжелую. Все, готов. Перед тем как выйти из дома, включил систему автономной сигнализации и контроля. Если будет предпринята попытка проникновения в квартиру, Пилигрим узнает об этом, даже находясь на расстоянии пять километров.

А тревога все же не проходила.

Боец перезвонил, как и обещал, через десять минут. Условия несколько изменил: согласился на пятьдесят штук к утру, остальные через день. Уже лучше — есть шанс переиграть этого зарвавшегося щенка. Если доберусь до него, решил Котов, лично яйца отрежу. Медленно умирать будет, сука… ребра вырву.

Звучал Вивальди, легкий ветерок с Финского залива влетел в открытое окно и ласково пошевелил седую шевелюру Виктора Петровича. Медленно, сука, умирать будет.

Сообщение о контакте неизвестного с Бегемотом Петрову передали прямо в машину. Это было нечто. Из той криминальной колоды, которую тасовали сегодня, ему выпал только один козырь. Остальные — у тех. Он даже не знал, сколько в колоде тузов и по каким правилам идет игра. Звонок неизвестного еще более обострил ситуацию: преступники знают, кто у них в руках. Теперь жизнь заложников в опасности, в свете этого отказ Хайрамова заплатить выкуп хуже обычной безответственности. Это предательство.

Передача выкупа — самый реальный путь к задержанию. Даже дилетанту ясно. Если Петров не сумеет отыскать преступников раньше — вся надежда на передачу. Под эту операцию уже были выделены лучшие силы и средства РУОПа: двадцать мастеров наружки, восемь автомобилей, собаки, японские сканирующие рации. Сейчас люди отдыхали — завтра утром всем нужно быть в форме. Их работа потребует исключительного хладнокровия, выдержки, находчивости. Именно от них будет зависеть жизнь маленького ребенка и женщины. Прослушав запись несанкционированного прослушивания, Петров взорвался и сам позвонил Бегемоту.

Этот звонок ему аукнется.

— Ну что, Сереженька, обошел меня в КУГИ? — спросила Мадам.

Она почти легла полной грудью на стол и высматривала следующий шар.

— Ты что, Надюшка? — удивился Бегемот. Получилось вполне натурально.

Шар влетел в лузу. Мадам выиграла еще пятьдесят баксов. Играла она отменно, почти профессионально.

— Да ничего! Отель-то отхватил у меня из-под носа. Пока я чухалась… да. Сколько дал? Кому, не спрашиваю — знаю.

Бегемот поставил высокий бокал «Кампари» на подоконник. Гадость! Лучше бы водки. Листва за окном нежно трепетала. Солнце садилось. На соседнем столе с треском разлетелась пирамида. Мадам загнала еще один шар.

— Так сколько дал, Сережа?

— Так он тебе и ответит, — сказал здоровенный быкообразный мужик в английском костюме за полторы тысячи фунтов. Из-под рубашки выглядывала волосатая грудь. Он с интересом разглядывал зад склонившейся над столом Мадам. — У нашего Бегемотика все схвачено, и все — коммерческая тайна. А вообще-то у Яшки не забалуешь. Вот с Толяном все вопросы решались легко, с пониманием мужик.

Мадам выпрямилась. У нее было красивое, но несколько полноватое лицо. Его портило хищное выражение, напоминающее о Мадлен Олбрайт.

— А кто виноват? — спросила она. — Когда перед вторым туром нужно было добавить по пятьдесят штучек, вы все зажались. Электорат… гребаный. Теперь хавайте Яшку, он еще даст просраться.

Вошел халдей. Стройный, подтянутый парень лет двадцати пяти. Мадам посмотрела на него в упор.

— Сергей Наильевич, вас просят к телефону, — произнес он негромко и почтительно.

В этом закрытом клубе оружие и радиотелефоны сдавали при входе. В обязательном порядке, без исключений.

Бегемот вышел вместе с халдеем.

— Какой-то он сегодня не такой! — заметил генерал — Вареный.

— Проигрывать не любит, — усмехнулась Мадам.

Она, единственная здесь женщина, знала истинную причину плохого настроения Бегемота. формально Мадам работала редактором на телевидении. На самом деле ее влияние в городе было огромным. Фактически именно она решала, какие из неординарных новостей появятся в питерских СМИ, а какие — нет. Именно она заблокировала утечку информации о покушении на семью Хайрамова. Собственно говоря, Бегемот ее нисколько не интересовал. Сейчас она думала о том, что неплохо было бы употребить после игры этого смазливого халдейчика.

Бегемот вошел в небольшую комнату, откуда и велись все разговоры. Халдей плотно закрыл за ним дверь. Трубка телефона, обычного старомодного «Панасоника», лежала на полированной малахитовой столешнице.

— Але! — раздраженно сказал большой человек Хайрамов. — Слушаю.

— Сергей Наильевич?

— Да, да, я.

— Майор Петров из регионального управления…

— Я узнал вас, майор. Какое у вас дело?

— Полчаса назад вы отказались войти в контакт с преступниками. Вы понимаете, что это был реальный путь к их задержанию?

— А откуда, майор, вам известно, что я разговаривал с преступниками? — голос у Бегемота звучал почти мирно.

— Это… оперативная информация, — неохотно сказал майор.

Когда ему доложили о разговоре неизвестного с Хайрамовым, он просто рассвирепел. Этот звонок, конечно, был его ошибкой.

— Называйте вещи своими именами, майор. Оперативная информация… Вы прослушиваете мои разговоры, то есть вторгаетесь в мою личную жизнь! Завтра же я позвоню начальнику ГУВД, а мои адвокаты подадут жалобу в прокуратуру. У вас что, есть санкции на подобные действия?

— Санкции будут, — ответил Петров. Он обманывал сам себя, выдавал желаемое за возможное. Санкции на прослушивание дает только суд. А там к таким вещам относятся очень, очень осторожно. Не дадут. — Санкции будут, господин Хайрамов. У бандитов в руках девочка и женщина. Тяжело ранен ваш сотрудник, а вы…