Он целовал Зою в мокрое лицо, ощущал солоноватый привкус и захлебывался от нежности. В какой страшный момент открыло ему свое лицо счастье! До самых последних секунд он и понятия не имел, что любит эту женщину, что она так ему дорога. «Не плачь, зайка, не плачь». Неужели только страх потери может открыть глаза? Не плачь, зайка, не плачь. Все хорошо.

Они стояли на коленях посреди дождя и огромного нереального мира. Из Зойкиного пакета раскатились ярко-красные помидоры и легли архипелагом на асфальте. Они покрылись капельками дождинок и выглядели ненастоящими. Ненастоящим казался труп в метре от их коленей. Ненастоящим казался вороненный пистолет в его руке. Фальшиво звучал женский крик в арке. И только темно-коричневый старый, потертый кожаный бумажник в луже был реальным. Партнер перегнул его, почти свернул в трубку, пытаясь запрессовать бандитов несуществующим стволом… Кожа еще не распрямилась до конца и хранила следы этого перегиба.

Ноги в бело-красных кроссовках, торчащие из-за битого кирпича, стремительно вернули Профи в реальный мир. Он узнал и кроссовки, и бумажник. И все понял. Он уже знал, что увидит за кучей строительного хлама, когда поднимется с колен. «Не плачь, зайка, не плачь. Все будет хорошо».

Да ни хера уже хорошо не будет! Никогда. И надо подняться с колен и проститься с Партнером. С другом.

Зоя мгновенно ощутила произошедшую в нем перемену и испытующе посмотрела в лицо. Впервые за полтора месяца их совместной жизни она почувствовала исходящую от Сергея волну нежности. Она была такой мощной, что погасила страх, пробилась сквозь абсурд реальности, ошеломила. Такого Сергея она не знала. Даже в постели с ним не бывало ничего подобного.

Но это продолжалось меньше минуты. Зоя посмотрела в лицо и увидела плотно сжатые губы и неподвижный взгляд. По разномастной бороде стекала вода. Зоя ощутила, что он — далеко-далеко. И зовут его не Сергей — Профи.

Отстранив Зою, Профи поднялся и пошел по луже к Партнеру. По дороге он нагнулся и зачем-то поднял бумажник. Путь его был долгим. У тела Партнера он остановился и, неловко потоптавшись, сел на кирпичи. Водичка, стекающая с лица Андрея, была розовой. «Певчему же он, а не я?» — подумал Профи. Ответ на этот вопрос он найдет позже, значительно позже. Сейчас же мысли разбегались, метались, как стая мальков на мелководье. Болела голова.

Он знал, что нового приступа не будет — дважды в день не бывает. Вернее, не бывало до сих пор…

Негромко засмеялась Зоя. Сергей посмотрел недоуменно: что? Она, продолжая смеяться, качнула головой: ничего, мол, все в порядке. Не будешь же ему объяснять, что вдруг она подумала: кино. Дешевенькая мелодрама, финальный эпизод… Герой всех победил, спас возлюбленную и теперь прощается с погибшим Другом. Звучит мексиканская музычка, зрители лузгают семечки. Думать так было нечестно, несправедливо, стыдно, но ничего поделать с собой она уже не могла и продолжала смеяться. «Наверно, я все-таки стерва».

В арку дома, одышливо урча двигателем, въехал милицейский «УАЗ». Из него выпрыгнули двое в форме, с автоматами. А еще через тридцать минут во дворе будет полно народу и в форме, и в штатском.

Совещание по выводам экспертизы продолжалось в ФСБ более двух часов. Трехмесячная работа по «гремовскому делу» дала первые результаты. На втором этаже известного всему Санкт-Петербургу дома на Литейном, в кабинете майора Рощина, собрались пятеро мужчин. Окно выходило во внутренний двор огромного здания. Быстро смеркалось, шел дождь и в сумерках за окном смутно была видна галерея, соединявшая основной корпус со следственным изолятором. Издавна ее называли «Коридор плача». Во времена иные по этому коридору прошли тысячи человек. Прошли в один конец. Обратной дороги не было. Ни для виновных, ни Для безвинных…

Пятеро собравшихся в кабинете сотрудников следственной службы знали эту горькую правду лучше других. Именно на КГБ в конце восьмидесятых легла основная работа по реабилитации. Один день в неделю каждый сотрудник Комитета проводил за изучением архивных дел. С пожелтевших страниц выплескивалась ложь и предательство. Сочилась сукровица боли. Зябко и противно становилось от чтения этих дел. У молодых офицеров, родившихся много лет спустя после смерти Сталина и Берия, сжимало сердце, когда неграмотная колхозница из Волосовского района давала показания о своей работе на британскую и одновременно — японскую разведку.

Теперь у нас государство, понимаешь, правовое. На практике это означает, что воровать, брать и давать взятки, убивать конкурентов и даже сливать секретнейшую информацию можно почти безнаказанно. Если есть высокие покровители или много денег. Два этих рычага позволяют в случае разоблачения включить в дело «независимую» прессу и свору адвокатов. Тогда предатель становится борцом за экологию, взяточник — узником совести, а гомик — растлитель из Законодательного собрания — жертвой клеветы.

Бригада купленных деляг от журналистики и юриспруденции навалится всем кагалом, начнет активно готовить «общественное мнение». Еще в процессе следствия многократно будет поставлена под сомнение компетентность экспертов, следователей, прокуроров. Одновременно будет проводиться обработка свидетелей. Кого не удастся купить, того навестят бритоголовые гоблины. Сочетание всех этих методов обычно дает Анкл Бэнс — неизменно превосходный результат! Не зря же мы построили правовое, понимаешь, государство.

Всю эту механику следователи ФСБ знали отлично. Противостоять напору адвокатской банды можно только одним способом — собрать железные улики. А вот их-то и нет. Пока нет.

— Фактически, — сказал Рощин, — мы на данный момент имеем: первое (он загнул большой палец правой руки) — доказанный факт знакомства Котова и Берга, подтвержденный фото-, видеоматериалами, показаниями свидетелей. Ну.и что же это нам дает? В оперативном плане немало. Бесспорно… Но толковому адвокату — на один зубок.

Рощин обвел взглядом своих подчиненных. Все они — опытные, зрелые следаки. И пашут не за деньги. То, что Рощин говорил сейчас, каждому из них было и так ясно. Майор просто резюмировал все в сжатой, предельно лаконичной форме.

— Второе, — он загнул указательный палец, — расшифрованный фрагмент разговора. Вот это уже серьезно. В оперативном плане — козырной туз. На этом Котова можно колоть. С этим уже можно идти в прокуратуру. Но…

— Тому самому толковому адвокату на другой зубок, — отозвался Авдеев, нарушая субординацию, на это здесь внимания не обращали.

— Верно. Зубки у наших адвокатов сплошь импортная металлокерамика. — Рощин улыбнулся. — Итак, вариантов у нас всего три. Первый, — и он снова загнул большой палец, — берем Котяру и колем. Одновременно допрашиваем его юную пассию на предмет алиби. Обязательно должен быть положительный результат. Я в это верю… Второй вариант (загибает палец): организованное, длительное наблюдение за Котовым. Результаты могут быть замечательные, а могут и нулевые.

Рощин на. несколько секунд замолчал. Он чувствовал пульсацию крови в висках. Начинало подниматься давление. Лучше всего было бы сейчас помассировать затылок. Но при подчиненных он этого не мог… Ровным голосом продолжил:

— Кроме того, сил на серьезное, — а только такое и необходимо — не будем забывать: Котов — не лох… Так вот, на серьезное наблюдение сил сейчас недостаточно. Да и времени нет. Сами понимаете…

Снова в кабинете повисла тишина. Все понимали. Четыре дня назад, в понедельник, пули киллера прошили «Вольво» и тело вице-губернатора Санкт-Петербурга. Резонанс на «самом-самом верху», на кремлевском Олимпе, был ошеломляющим. На похороны своего личного друга прилетел с Олимпа рыжий заместитель самого Зевса. Над могилой он произнес грозные слова:

«Или мы их, или они нас». На раскрытие убийства были брошены огромные силы: ФСБ, МВД, прокуратура. С расследования других, «второстепенных» дел людей снимали пачками. Чего уж…

— А третий вариант? — спросил негромко капитан Мякишев. — Вы, Сергей Владимирович, упомянули три варианта.

— Третий-то? — Рощин посмотрел на капитана очень серьезно. — Третий, мужики, самый эффективный.

Он обвел офицеров взглядом. Чувствовал, что сейчас его слушают с особенным вниманием. Гадают, что же за «третий вариант».

— Самый, мужики, эффективный. Передаем материалы на Котова в ГРУ. И через час он сам им все расскажет.

Впервые за час в кабинете прозвучал смех. Шутку оценили.

Реальным, рабочим вариантом был признан первый: брать и колоть на горячем Виктора Котова. Одновременно — его несовершеннолетнюю любовницу Лидию Бирилюк. Еще более часа прикидывали сценарий задержаний. Если с Бирилюк особых сложностей не предполагалось, то с Котовым следовало предусмотреть возможность активного сопротивления. Возможно, вооруженного. Возможно, с участием его гоблинов. Они теперь тоже борзые все стали. Те в основном, кто зону не нюхал. Быки, одним словом.

Такое значение сценарию задержания Котова придавали не потому, что тот мог оказаться вооруженным и готовым на крайности… Это все, как говорится, «уже проходили». Ребята из группы захвата обламывают самых крутых и отмороженных. И даже не потому, что обстоятельства не оставляли времени на обстоятельную разведку и подготовку, — импровизация профессионала на ходу дает иногда отличные результаты. Такое значение придавали проведению операции не потому даже, что привыкли беречь каждого своего товарища. Люди, которые ходят на задержания, во-первых, отлично подготовлены и, во-вторых: «Работа такая!». Такое значение предполагаемым обстоятельствам ареста Котова придавали потому, что здесь привыкли работать чисто.

В 22.55, когда темнота за окном была уже непроглядной, майор Рощин устало захлопнул папку с документами и непроизвольно начал массировать затылок.

— — На сегодня — все, — сказал он. — Я сейчас на доклад к Любушкину. Ты, Витя, и ты, Костя… вы вдвоем обеспечиваете наблюдение адреса с семи утра. Мы, группа захвата, и ребята из наружки, на всякий случай, прибываем к восьми ноль-ноль. Что могли — обмозговали, остальное… по уму и по удаче. Всем спасибо, все свободны.

Сам Рощин освободился только около полуночи. После доклада Любушкину, после всех согласований с коллегами — «захватчиками» и «топтунами» — он еще двадцать минут сидел в кабинете неподвижно, с закрытыми глазами. Со стороны могло показаться, что майор спит.

Боец спал, растянувшись прямо на песке. За день песок нагрелся значительно теплее воздуха. К боку Бойцу приткнулся щенок. Иногда он повизгивал во сне чему-то своему. Собачьему Морфею, вероятно. Солнце садилось за озером. Нижний его край уже зацепился за зубчатый профиль сосен и отбрасывал длинные черные тени.

Боец проснулся и некоторое время лежал не шевелясь, слушая тишину. Так он просыпался всегда. Лежал неподвижно, оценивая возможную опасность. Сейчас опасности не было.

Легко, одним слитным движением перевернулся и сел. Долго-долго, прищурившись, смотрел на солнце. Щенок, лишенный теплого человечьего бока, недовольно заворчал. Боец рассмеялся и подхватил его на руки.

— Вставай, волчонок! Нас с тобой на уху пригласили… под шорох камышей. Пойдешь?

Щенок залаял и завилял куцым, коротким хвостом. Солнечный диск спрятался уже наполовину, тени по озеру двигались все быстрей.

— Ну вот и хорошо, старый. Главное — не ссы. Все будет, как у дедушки. Сходим… покушаем рыбки.

Весело насвистывая, Боец начал одеваться.

Профи допрашивали в кухне, а Зою в комнате. Впрочем, уже через несколько минут к Зое пришлось пригласить врача. С той самой «скорой», которую Партнер вызывал к Профи и которую протаранила «Нива» котовских бойцов. Медикам пришлось оказывать помощь раненому, изуродованному Коню до приезда реанимационного автомобиля. Потом — дамочке из любопытствующих. Потом угрюмый, запыхавшийся опер потащил врача к Зое.

Истерики избежать не удалось. Она началась еще на улице. Подзатихла, когда Сергей залепил Зое пощечину. И продолжилась уже дома, в квартире, наполненной оперативниками. На самом деле оперов было всего четверо, остальные работали со свидетелями во дворе. Однако Зое казалось, что квартирка плотно набита наглыми молодыми мужиками. Они имели привычку неотрывно смотреть прямо в глаза и задавать вопросы одновременно. Это было невыносимо. Но она вынесла бы (вынесла же столько лет жизни с Бегемотом), если бы…, если бы не вспомнила то нападение. То, трехмесячной давности. Мистическое продолжение майских событий.

На нее нахлынуло. Сначала она перестала слышать голоса сыщиков, видела только беззвучно раскрывающиеся рты. Потом перестала различать лица. Потом закричала. Она не видела, как рванулся из кухни Профи. Он оттолкнул одного опера, но ловко был сбит с ног другим. Из комнаты подскочили еще двое и через несколько секунд Профи был уже прикован наручником к батарее. Разгоряченный мент с окровавленным лицом дважды ударил его ногой. В кухне сразу стало тесно от пяти крупных мужских тел. Под ногами хрустела разбитая посуда. Так начался допрос Сергея Круглова.

Врач с усталым лицом сделал Зое укол и посидел с ней минут пять. Когда он вышел из комнаты, в кухне было не продохнуть от сигаретного дыма. Из дыма кто-то фамильярно спросил;

— Ну что там, док, дамочка в шоке?

— Постстрессовый синдром, — сухо ответил врач.

— А допросить-то ее можно? — сказал тот же голос.

— Окно бы открыли, — ответил врач и на ходу добавил:

— Сами должны понимать — нельзя. По крайней мере нежелательно.

— А нам надо.

Он равнодушно пожал плечами и вышел из квартиры. Уже на лестничной площадке сообразил, что именно в эту квартиру его и вызывали. Возвращаться обратно страшно не хотелось, но профессиональный долг оказался сильнее. Они, люди из «скорой», отлиты из интересного сплава цинизма и милосердия. Поколебавшись несколько секунд, он толкнул незапертую дверь. Двое оперов уже устраивались на стульях около дивана с лежащей Зоей. Допрос продолжался.

Две головы быстро повернулись к нему:

— Что-то забыли, док?

— Нет… Ничего.

Врач вышел из квартиры и хлопнул дверью. Негромко щелкнул язычок замка. Слуга Гиппократа зашлепал вниз по грязным ступеням. До конца дежурства еще долго. Если, конечно, машина на ходу и водитель в состоянии сесть за баранку. Водители — они слабонервные. Не в пример врачам и ментам.

Машина оказалась на ходу, водила уже оклемался, но уехать из этого злополучного дома так сразу не удалось. Всю бригаду «Скорой помощи» тоже допросили в качестве свидетелей. После, в уютном салоне «Рафика», медсестра напоила врача горячим чаем из термоса и рассказала, что реаниматоры раненого все-таки не довезли — помер по дороге. «Вот я и спишу под него еще две ампулы морфия, — подумал врач. — Наташке на сапоги».

По— настоящему допросить Зою не удалось. После укола она быстро успокоилась, но на вопросы не отвечала. Бормотала бессвязно что-то о том, что судьбу не обманешь. Что пришло ее время платить. И зря погибли Настя и Томка. Нет, судьбу не обманешь. Все зря…

Потом она уснула. Оперативники поматюгались в адрес врача: что там вколол бабенке этот Айболит херов? И не поехала ли у нее крыша? Но Профи подтвердил, что еще в мае этого года была попытка нападения на Зою, но неудачная… Дело было громким, его знали не только в милицейской среде. История, закончившаяся в поселке Гремово, была на слуху у всего Питера. Опера задумались.

Профи увезли в РУВД, с Зоей попросили посидеть соседок, оставили номера телефонов.

Нутром оперативники уже понимали, что дело им досталось сволочное, хотя бы по количеству трупов. Такие дела всегда вызывают ажиотаж у населения и в прессе. Более того — пресса же его и подогревает. Рядовые убийства давно читателей не забирают, а тут — подарок. Нет надобности выдумывать истории про вампиров, НЛО, крыс-мутантов и прочую жуть.

В машине по дороге в РУВД все молчали. Опера пытались оценить для себя предварительную информацию. Уже сейчас становилось понятно, что дело, видимо, связано с давним, ставшим уже историей (пятимиллионный город пишет свою криминальную летопись стремительно) кровавым и не раскрытым «делом Хайрамова». На эту же мысль наводило появление неожиданной фигуры — бывшего руоповского майора. Мертвого, что еще хуже. Один из оперов вспомнил, что именно этот майор вел то самое расследование. Во, блин, пруха! Одна надежда на то, что дело РУОПу и передадут. Связь, в конце-то концов, даже невооруженным глазом прослеживается. А на хера нам ихние примочки?

Профи думал о том, какие вопросы ему сейчас будут задавать? И как ему держаться? Еще сегодня утром его не волновало ничего. Если бы эти мусора повязали его утром… Тогда, когда ему было еще (или — уже?) нечего терять. По-своему это была очень комфортная жизнь. Круглосуточно работающие магазинчики обеспечивали возможность забыться. В собутыльниках он не нуждался, а своей «свободой» не дорожил нисколько. Берите (если сможете!), вяжите, тащите на нары. Так было утром. До того момента, когда появился Партнер. Он запустил невидимый маятник, движению которого сейчас и следовал Серега Круглов по кличке Профи. Маршрут милицейского «УАЗика» жестко пересек крутую траекторию маятника. Он тянул вниз, а Профи уже рвался к новой мертвой точке. Там, в этой самой точке, его ждал мужчина с безупречными манерами и взглядом наркомана. Профи видел его всего несколько раз — Котов приезжал иногда к Бегемоту, но сейчас представил совершенно отчетливо. Так, как будто смотрел на фотографию.

До РУВД доехали быстро. Там Профи, не снимая наручников, быстро провели в безликий, отделанный светлым пластиком под сосну, кабинет. С ним остался угрюмый опер, остальные куда-то исчезли. Опер, не обращая на Профи никакого внимания, принялся строчить какие-то бумаги. Иногда он матерился сквозь зубы и грыз ногти на левой руке. Профи думал, что именно этот человек и будет его допрашивать. Это было ошибкой. Что с ним делать, обсуждали сейчас в соседнем кабинете трое других мужчин. А «зубогрыз» был оставлен для присмотра.

За стеной в это время начальник районного УР и двое его инспекторов быстро прокачивали ситуацию. То, что дело будет передано РУОПу, начальник розыска, опытный и тертый мужик, просек сразу. Хотя дело и произошло на его «земле», но, по подследственности и учитывая открывшиеся обстоятельства, обязательно передадут.

— Главное в другом, — внушал он операм, — попытаться сейчас, по горячим следам, раскрутить этого гуся. Получится — утрем нос РУОПу. Нет — отдаем дело, и хрен с ним. А шанс есть, есть. Что-то уж много всего здесь накручено. Бывший охранник Бегемота, бывшая жена Бегемота, бывший опер по делу опять же Бегемота.

— Этот Круглов точно что-то знает, — сказал опер по фамилии Мишин. — Но молчит.

— Вот и колите. Времени у нас нет. А обстановка в районе сами знаете какая. Нам хорошее, громкое раскрытие во как необходимо. Позарез.

Начальник розыска провел ребром ладони по горлу. Это был его характерный оборот. За глаза его так и звали — Позарез.

— Я думаю, — сказал другой опер, Быков, — что здесь все просто: ревность. Бывший муженек вполне мог прислать своих бойцов посчитаться с супружницей.

— Если это так, то Круглов определенно что-то знает, — отозвался Мишин, — он ведь сам из них.

— Нет, — сказал Позарез, — это не Бегемотовы быки. Ребята отзвонились с адреса — уже установили одного, некто Пименов, охранник мать-драть из агентства ПИП-клуб. Развелось их, как собак нерезаных…

— ВИП-клаб, — сказал Мишин.

— Что?

— Агентство это так называется: ВИП-клаб.

— А-а… Короче, надо крутить этого Круглова.

Втроем они вошли в кабинет, где сидели на стуле Профи и «зубогрыз» за столом.

— Снимите наручники, — сказал Позарез с порога.

Он взял стул и сел напротив Профи. Он любил импровизировать, и, надо признать, ему это удавалось. Открывая дверь, Позарез еще не знал, как будет строить допрос. Он работал «с колес». По наитию. Быстро оценив Профи, он понял — этого мужика прессовать бесполезно, закаменел внутри… Пока Профи растирал запястья, он еще раз проверил свои ощущения. Да, все правильно! С этим нужно говорить доверительно. Продолжил:

— Сергей, извините отчества вашего не знаю…

Профи промолчал.

— Вы здесь находитесь не как обвиняемый. Наручники — вынужденная мера. Ребята мне сказали — в драке вы не подарок.

Опера, рассевшиеся по свободным стульям, заулыбались. Не потому, что сказанное показалось им забавным. В выбранном варианте допроса — «доверительная беседа» -

Улыбка была необходимым элементом. Она расслабляет, снимает напряжение.

— Мы все понимаем ваше состояние, вашу тревогу за жену. Мы хотим вам помочь и надеемся на вашу помощь. Только вместе мы сумеем сработать как надо.

— Я готов, — дружелюбно улыбнулся Профи, и Позарез понял, что тянет пустышку.

Впереди были три часа допроса. Несколько раз менялась его тональность — от дружески-доверительной до «Ты же, сука, сгниешь в зоне». Профи упрямо гнул свое: ничего не знаю. С майором Петровым познакомился еще когда в больнице кантовался. Вроде как скорешились. Поддавали иногда вместе А чего? В баньке парились. Я, мужики, в баньке халтурю на Зайцева. Приходите. Всегда обеспечим сервис по высшему классу. Лады?

Профи гнал пургу, косил под «своего парня», простого, сильно растерянного происшедшим. Несколько раз он вскользь упоминал о своей травме. Намекал на потерю памяти, головные боли. Ну не варит репа, блин! Ну чего тут сделаешь? Профи гнал пургу и менты это понимали, подыгрывали. Давай, козлик, давай! Свисти сколько хочешь, расслабляйся. Когда совсем уверишься, что можешь переиграть тупых мусоров, — тогда и начнем тебя колоть. Да и ребята в адресе работают — вполне могут раскопать что-то.

Профи разрешили позвонить жене. Соседка ответила: спит. Он успокоился. И тогда менты перешли в атаку. Что ж ты, сука, нам осину гнешь? Ни хера не знаю, весь больной, в жопу раненый! Кто? Как? И почему? Ты чего, не понял — на тебе мертвяк! Мокруха! Ой, держите меня, девочки, — самооборона… Это мы будем решать — самооборона или нет, понял? Не судья, не прокурор — мы! А если на суде тебя и оправдают, то все равно в «Крестах» ты годик попаришься, усек? Выбор у тебя простой: или ты сливаешь всю информацию и идешь домой, к своей телке, или на нары. А там мы тебе райскую жизнь устроим. Думай, Серега, ты ж толковый парень! Мы тебе зла не желаем… Ну — кто за этим стоит? Бегемот? ВИП-клаб? Колись, милый, колись.

В Рязанском воздушно-десантном есть такая спецдисциплина «Допрос пленного». Профи знал, как вести себя на допросе, но, безусловно, тягаться с операми уголовного розыска ему слабо. Переиграть трех матерых сыскарей недоучившемуся курсанту? Нет, нереально. Специалисты расставлять ловушки, прессовать, запугивать, а когда нужно — выбивать признания, как правило, добиваются своего. При наличии двух условий: слабости человеческого материала и наличии времени. В данном случае материал был крепок, а времени мало. Как только прокурорский следак закончит работу в адресе, сразу закатится сюда. А у этого Круглова самооборона в чистом виде. Можно сказать, классика. Следак сыскарям не помощник, он растолкует этому лоху про его права. И все! Тюремкой уже не пуганешь. Можно, конечно, и со следаком договориться, иногда, бывает, идут навстречу. А вообще — законники херовы! — только под ногами путаются, работать мешают.

Профи косил под простака, понимал — ничего они ему не сделают. Максимум — упрячут на трое суток. Это мелочь. Выпустят обязательно. Вот только Зойку сейчас одну оставлять не хочется. Трудно ей одной и страшно. Да еще Котов! До него нужно добраться раньше ментов.

Сегодня они уже упоминали его контору «VIP-сlub». Значит, что-то знают или догадываются. Смог же Партнер вычислить, смогут и они. А если возьмут Котяру, то добраться до него будет трудно. Нет, надо отсюда выбираться, некогда мне в КПЗ париться.

Профи старался не раздражать ментов, отвечал вежливо. Он бы давно послал всех, а сейчас сдерживался. У него есть цель.

После трех часов занудных угроз вперемежку с «разговором по душам» заметно разочарованный Позарез сказал:

— Ладно, Круглов, пиздуй отсюда, но помни: если до твоей бабы все-таки доберутся, ты, бля, сам виноват. Я хотел тебе помочь.

Профи посмотрел на него внимательным взглядом и совершенно искренне сказали:

— Спасибо.

Когда дверь за ним закрылась, начальник уголовного розыска покачал головой и заметил:

— Крепкий мужик. Но кончит плохо.

Маятник отцепился от заднего бампера милицейского «УАЗа» и со скрипом пополз вверх.

В ближайшем ларьке Профи купил бутылку «Белого аиста». Здесь же, за ларьком, сделал несколько глотков из горла. «За тебя, Партнер! — подумал он, вытирая рукой губы. — Извини, что в такой обстановке. Впрочем, тебе все равно!»

Через двадцать минут он был дома. Зоя все еще спала. Соседки-пенсионерки смотрели «Санта-Барбару».

— Сереженька, вас отпустили? — спросила одна из них громким шепотом.

— Нет, сбежал, — зло ответил он. Не разуваясь, прошел в комнату и выключил телевизор. Экран черно-белого «Рекорда» погас.

— Все, бабульки, по домам. Баиньки.

Обе женщины поспешно ушли. Профи устало опустился на стул в кухне. Заметил, что следы его схватки с ментами исчезли: осколки посуды лежат в ведре, пол вымыт. «Зря я так с бабками», — подумал он.

Какое— то время он сидел совершенно неподвижно. В голове пустота. Абсолютная пустота. Затем налил себе полную чайную чашку коньяку и залпом выпил. Подкрашенный спирт со странным запахом обжег пищевод. Профи закурил и подошел к окну. Белая Зоина «двойка» стояла на своем месте. Рядом на асфальте краснел раздавленный помидор. У него мелко-мелко задрожали руки.

Директор клуба «Золотой миллиард» Владимир Петрович Макаров после ухода капитана Авдеева был явно не в форме. Точнее, он был раздавлен. В свое время молодой Вова Макаров подзалетел на валютке и близко познакомился с работниками КГБ. Времена уже наступили либеральные, сумма была незначительной и отделался Макаров легко. Однако испуг пережил сильный — при словах КГБ (или ФСБ) настроение стабильно портилось. Подвыпив, правда, любил рассказывать о том, что и он боролся с режимом, а «эти козлы гэбистские немало моей крови попили». Это дела прошлые. Теперь Владимир Петрович живет честно. Ну, почти. Во всяком случае, благопристойно, комфортно, небедно. И вдруг этот капитан Авдеев! В какие игры Котов со своим дружбаном играют — их дело, но втянутым-то оказался он, Макаров. Кассету он капитану отдал, но вот выполнит ли тот свою половину обязательств? Владимир Петрович был мнителен, жизненную школу имел неплохую и знал твердо: никому нельзя доверять! Никому! Тем более — комитетчику! Ведь подставит, гад! Из пакостности своей чекистской натуры подставит… В отместку, что он не сдал ему Котова сразу, когда он приходил в первый раз. В мае, кажется…

Владимир Петрович устроил разнос подвернувшемуся официанту, обругал уборщицу и заперся у себя в кабинете. Сидел, пил «Чинзано» и терзался. Если этот Авдеев запустит дезу о том, что Макаров собирает досье на членов клуба… Господи, даже думать об этом не хочется! Это равносильно смертному приговору. Это даже страшнее, потому что если приговор вынесло государство, то еще можно рассчитывать на помилование. А если этот же приговор вынесут «дорогие члены нашего клуба»? Тогда все, амба. Гроб точно можно заказывать. Помилований не бывает. Мораториев на смертную казнь тоже. И смертушка будет пострашнее, через пытки, через допрос с пристрастием: кому сливал информацию?

Любимый «Чинзано» казался безвкусным…

Ну, сука этот Авдеев. Ну, сука! Теперь уже Владимир Петрович нисколько не сомневался, что капитан ФСБ приведет свою угрозу в исполнение. Он взвинтил себя до той степени, когда страх руководит рассудком. Ему было душно, он потел и боялся возможного приступа астмы. Надо что-то делать. Но что? Разыскать этого Авдеева? Извиниться? Предложить денег? Так не возьмет. Эти не берут.

Владимир Петрович заходил по кабинету. Положение казалось безвыходным. Кто? Кто поможет? А ведь и некому. В такой ситуации никому ты не нужен. Когда второй раз подсел — помогли, не бросили. Адвокат, то-се, прокурора подмазали. Получил три, а мог бы и сейчас еще у хозяина отдыхать. Но там другое… А когда разойдется слушок, что Вова под клиентов копает…

У— у-у, суки! Шеф первый же… Стоп! Шеф… Надо упредить ход комитетчика. Надо все рассказать шефу. Как на духу. Если шеф поверит, он в обиду не даст, прикроет. А с ним мало желающих потягаться. Кто пытался -тех давно не видно и не слышно.

— Владимир Петрович опустился в кресло, ослабил галстук. Он почувствовал, что рубашка стала мокрой на спине и под мышками. Ничего, в шкафу всегда висят одна-две резервных. Ничего, ничего, главное — виден просвет. Главное — убедить шефа.

Директор «Миллиарда» снял трубку и набрал номер шефа, владельца нескольких ресторанчиков, кафе и магазинов. Формально, впрочем, он был нищим — все принадлежало жене и дочери с зятем. Единственным достоянием Сергея Павловича К. была вещь нематериальная — мандат депутата Законодательного собрания Санкт-Петербурга. Номер, по которому звонил Макаров, был «для своих», известен узкому кругу, и звонок проходил напрямую, минуя помощников. Шеф отозвался сразу:

— Слушаю.

— Сергей Палыч, добрый день. Макаров беспокоит.

— Добрый. Что у тебя?

— Сергей Палыч, исключительно ценю ваше время и никогда не стал бы беспокоить…

— Короче.

— Есть серьезная проблема. Но не по телефону.

— У тебя срочно? Пару часов терпит?

— Ну, пару часов…

— Через два часа буду у тебя. С гостем. Обеспечь все по высшему разряду. Понял? — Не слушая ответа, добавил:

— Тогда и поговорим.

Два часа вылились в реальных два двадцать, а для Макарова показались сутками. Он извелся, ожидая шефа. Несколько раз пытался отрепетировать свою речь, путался, сбивался. Наконец плюнул на все и решил — как выйдет, так и будет.

Он знал, что К. не любит пьяных, но все равно выпил изрядно, и к тому времени, когда «Чероки» с охраной и «Вольво-850» с хозяином и его гостем остановились у дверей «Миллиарда», был уже заметно пьян.

Хозяин со своим гостем, известным политическим телеобозревателем, сразу прошли в «янтарный» зал. Один из охранников с портативным приборчиком быстро, но тщательно обследовал все помещение. Двое других заняли кресла в холле — «предбанничке» зала. Вход туда был закрыт даже для директора клуба. Пришлось Владимиру Петровичу томиться еще около часа, прежде Чем К. вспомнил о нем. Хозяин разговаривал с наемной шестеркой, кем Макаров по сути и являлся, на том самом балкончике, где Гришка Лившиц снял фрагмент разговора «Котов-Берг».