Вот такая вышла встреча. Двум вооруженным оперативникам (да и безоружным тоже) не требовалась помощь со стороны. И тем не менее вмешательство Виталия было весьма показательным: он, нисколько не дорожа своей репутацией, хотел помочь. Он решил, что Сашка в затруднительном положении, и принял решение не раздумывая.

Именно о нем вспомнил Зверев после разговора с Настей.

— Але, — сказал довольно грубый мужской голос. В трубке слышались еще чьи-то голоса, звучала музыка.

— Виталия Сергеевича могу услышать? — спросил Зверев.

— А кто спрашивает?

— Инспектор отдела по возврату недекларированной валюты, — ответил, усмехаясь, Зверев. Называть свою фамилию он не хотел.

— Виталий, — сказал человек на том конце провода, — тут тебя какой-то чувак хочет. Говорит, из отдела недекларированной валюты.

Через несколько секунд раздался голос Мальцева:

— Слушаю внимательно.

— Здравствуй, Виталий, — сказал Зверев. — Не забыл?

— Трудно вас, гражданин инспектор, забыть… Хорошо, что ты позвонил.

— Может — хорошо, а может — нет, — ответил Сашка. Лысый крикнул кому-то: Тихо вы! — и в трубке стало тихо. Смолкла музыка.

— У тебя что-то случилось? — спросил Мальцев.

— Нужно встретиться, — отозвался Зверев.

— Приезжай в любое время.

— Нет… давай на нейтральной территории.

— Понял, — сказал авторитет. Было ясно, что он ничего не понял и озабочен. — Где и когда?

— Сможешь подъехать через час на угол Большого и Девятой линии?

— Без вопроса. Я буду на черной девятке. Запоминай номер.

Не прощаясь, Сашка повесил трубку, вышел из автомата. Шел мокрый снег, тянул холодный ветер. Погода была дрянь, и на душе тоже дрянь… Еще не поздно передумать… Зверев стоял на пустой вечерней улице пятимиллионного города. Ветер трепал штанины брюк, мокрый снег ложился на плечи. В сознании зрело ощущение какой-то ошибки. Какой-то чудовищной, нелепой ошибки.

…Но заглядывали в душу серые Настины глаза. И звучал Настин голос:

— Я верю в тебя, капитан.

Зверев сунул в рот сигарету, прикурил, закрываясь от ветра, и пошел в сторону метро.

На месте встречи он появился минут за десять до оговоренного времени и успел здорово замерзнуть до появления Лысого. Авторитет приехал на изрядно заляпанной девятке. Стекла — по моде — круто тонированы. Черный автомобиль казался пустым и довольно зловещим, кроваво светились задние габариты. Зверев усмехнулся — больно уж показушно выглядел весь этот крутой бандитский шик. Еще более крутым в среде братков считалась езда без номерных знаков… У Лысого знаки были.

Девятка затормозила у тротуара, мигнула светом, обозначая себя, но Сашка уже был рядом. Он распахнул дверцу и заглянул внутрь. Виталий приехал один. В принципе, об этом не договаривались, сам догадался. Сашка быстро нырнул внутрь. Здорово… Здорово… Рукопожатие. В салоне было тепло, уютно, пахло хорошим табаком. Играла музыка, и зеленовато светилась шкала приборов. Дождь, ветер, холод остались за бортом. Лысый молчал, с интересом поглядывал на Сашку. Сашка тоже молчал, согреваясь, вживаясь в уютное тепло автомобиля, настраиваясь на разговор.

«Я несла свою Беду по весеннему по льду», — пела Марина Влади. Светофоры на Большом проспекте переключались в режим нерегулируемый перекресток. Виталий кашлянул и негромко произнес:

— У тебя что-то случилось?

— Нет. Хочу предложить тебе дело. Лысый повернул голову. Еще не поздно было остановиться. Но звучал Настин голос, и Наетины глаза заглядывали в душу… Обломился лед — душа оборвалася…

— Дело серьезное. Тысяч на двести, — сказал Сашка.

— Деревянных?

— Нет, Виталий, зеленых.

— Я слушаю.

И капитан уголовного розыска Александр Зверев изложил криминальному авторитету Виталию Мальцеву историю спиртового кидка. И предложил войти в долю. Лысый согласился сразу.

Светофоры мигали, таяли снежинки на лобовом стекле. И Беда с того вот дня ищет по свету меня.

Преступный сговор состоялся.

Преступный сговор состоялся, процесс пошел. Мальцев и Зверев распределили обязанности. Чтобы провести операцию красиво, требовалось собрать довольно много информации… А вот сколько отпущено на это времени, они не знали. Лысый и его люди взялись за разработку клиента: его образ жизни, распорядок дня, привычки, маршруты, круг общения, связи в криминальном мире и т.д. Зверев взял на себя отработку версии ареста груза. Как обычно, дело оказалось значительно сложнее, чем могло показаться при поверхностном взгляде.

Если бы Зверев поднимал тему официально, ему было бы значительно легче. Но ему приходилось скрывать свой интерес. Это сильно все осложняло. Кроме того, его никто не освобождал от основной работы. Тем не менее он сумел выяснить, что на станции Мга никакого спирта арестовано не было. Более того, там не проводилось в последнее время никаких спецмероприятий. Он проверил это по сводкам и не поленился лично съездить во Мгу, потолковать с местными операми под благовидным предлогом. Потом он прихватил Алика Седого, который контролировал весь водочный левак в районе Сенной, и выяснил, что перебоев с самопальной водкой не было. Он побывал на лакокрасочном, выяснил истинную причину ареста Кошмана. Он два дня пил с операми БХСС, курирующими лакокрасочный, и выяснил даже номера накладных, по которым поступил на завод спирт. Он наметил еще ряд мероприятий, но тут произошло то, что должно было произойти. Позвонила Настя и сказала, что в воскресенье Тихорецкий планирует начать атаку на Джабраилова. Времени осталось в обрез.

В тот же вечер Зверев встретился с Лысым. На этот раз встреча произошла в кафе. Виталий сделал отчет о проделанной работе. Его бойцы времени даром не теряли. Они вполне профессионально провели разработку господина Джабраилова. Выяснили, что заместитель Кошмана отнюдь не заурядный барыга. В криминальных кругах широкой известности не имел, но это говорило скорее о ловкости и осторожности Джабраилова, нежели о его незначительности. Другие факты тоже подтверждали эту характеристику. Передвигался по городу Джабраилов на служебной «Волге» с водителем и помощником. По виду, комплекции и манере держаться помощник больше походил на телохранителя. Да и водитель был крепкий мужик, с внимательным взглядом. Сам Магомед Джабраилов тоже выглядел представительно: высокий, седой, с орденскими планками и университетским ромбом на груди, он производил впечатление этакого Генерального конструктора. Или директора. Или засекреченного ядерщика. В общем, усредненный советский киноштамп — Еременко-старший с кавказским колоритом.

— Только значка депутата Верховного Совета не хватает, — сказал Зверев, разглядывая фото Джабраилова, выходящего из черной «Волги». Сашка тоже провел свою проверку и знал, что орденские планки и университетский ромб — все это блеф. Не было у водочного короля ни наград, ни высшего образования. А вот судимость была. В семьдесят восьмом году Генеральный конструктор получил восемь лет по ст. 93.1[14] в Ростове, отбывал в Коми. Как Джабраилов с такой статьей сумел стать заместителем директора завода — загадка. Однако стал.

— Он себе таких значков вагон купить может, — безразлично ответил Лысый и продолжил свой рассказ. Каждое утро водочный король выходит из дому в восемь сорок пять. Предварительно наверх поднимается помощник. Вооружен он или нет, люди Лысого сказать не могут. Дверь в квартире сталинского дома на Благодатной стальная, замки индивидуальной работы. Помощник поднимается, звонит и только после этого выходит Магомед с девочкой лет тринадцати. Худенькая, застенчивая, черноглазая и черноволосая.

— Дочка? — спросил Сашка.

— Не знаю, — сухо ответил Виталий, — по возрасту скорее уж внучка. А вообще-то… не знаю. В квартире замечены всего три человека: сам, старуха — очевидно, мать. И девочка.

Дальше Лысый рассказал, что девочку завозят по дороге в школу. И — на завод. Наблюдение на территории лакокрасочного практически невозможно. Маршруты и контакты Магомеда вне завода частично отслежены, в том числе — поездки в Гатчину и во Всеволожск. А вообще-то Джабраиловы живут весьма замкнуто. За три дня наблюдения не отмечено никаких гостей. Окна в квартире почти всегда плотно зашторены. Удалось разглядеть только часть кухни. На звонки типа Ленэнерго дверь не открывают. Из школы девочку забирает и провожает до дому женщина лет сорока пяти, славянской внешности. Она же ежедневно доставляет продукты. В квартире долго не задерживается — час, час с небольшим — и уходит всегда до возвращения хозяина. А тот приезжает около восемнадцати тридцати, плюс-минус несколько минут. «Волга» заруливает во двор и останавливается около подъезда. Помощник сопровождает Магомеда до квартиры. Все три вечера Джабраилов из дому более не выходил.

Вот, собственно, и все, что удалось собрать… Весьма, нужно сказать, немало. Сашка оценил работу людей Лысого. Он отлично понимал, сколько труда вложено, чтобы добыть эту информацию.

Кроме фото самого генерального конструктора, его водителя, помощника, девочки и домработницы, Лысый выложил еще несколько фотографий. Они запечатлели контакты Джабраилова вне завода. В трех эпизодах удалось зафиксировать номера автомобилей. На всякий случай Сашка записал их себе в блокнот. Информация лишней не бывает, нужно пробить владельцев и поинтересоваться их прошлым. Самым паскудным фактором было время. Дефицит времени диктовал свои правила, заставлял работать с колес.

Зверев рассматривал фото. Все лица были незнакомые, но опер все равно изучал каждое, запоминал. Одну фотографию он держал в руках дольше других. Что-то в ней привлекало внимание. На снимке высокий, седоватый мужчина разговаривал с Джабраиловым. Фото было довольно четким, но неудачным: снимали незнакомца вполоборота со спины, сбоку… лица не видно. Сашка положил фотографию на столик.

— Кто это? — спросил он, щелкая ногтем по глянцевому снимку.

— Хрен его знает, — сказал Лысый. — Сейчас попробуем уточнить.

— Эй, Кент, — крикнул он. Из-за столика у входа, где сидели четверо бойцов, поднялся один. Невысокий, щуплый, чем-то напоминающий подростка. Он двигался легко, как будто слегка пританцовывая.

— Что за конь? — спросил Лысый, когда Кент подошел к их столику и присел. Точно так же, как Сашка, Виталий щелкнул ногтем по фото. Кент пожал плечами, покосился на Зверева.

— Не знаю, — сказал он. — Эту стрелку засняли сегодня утром у метро «Звездная». Терли они что-то минут десять. Потом этот отвалил на метро, а черный в Гатчину… все.

— Ладно, иди, — сказал Лысый. Кент ушел. — А ты, Саша, почему спросил?

— Да так… показалось что-то знакомое… но со спины не разберешь. Ну, что у тебя еще?

— Да вообще-то ничего. Дважды пытались аккуратно войти в контакт с домработницей — один раз в троллейбусе, другой — на рынке. Но она в разговоры не вступает… А что у тебя?

Зверев закурил (Лысый бросил скептический взгляд на пачку «Родопи») и рассказал, что вся информация о кидке полностью подтвердилась. Если прижать генерального конструктора, деньги он вернет. Он отнюдь не дурак и понимает, чем чреват невозврат. Понимает, что здесь и Паша его не спасет.

— Весь вопрос, — сказал Сашка, подводя итог, — где и как будем брать барыгу за вымя. Есть соображения?

— Да вариантов-то всего два, — ответил Лысый. — Либо прихватить его на улице и отвезти в… ну, в общем, есть у меня одно хорошее место. Либо у него дома.

На самом деле мест и вариантов было больше, но Сашка не стал перебивать, выслушал Лысого до конца. Он понимал, что у бригады Мальцева тоже есть опыт острых акций. Итак, Сашка выслушал Лысого, отметил про себя достоинства и недостатки предложенных вариантов, спросил:

— А почему бы не попробовать прихватить Магомеда на точках — во Всеволожске или в Гатчине? Сам говоришь — места там тихие, визг они сами поднимать не захотят, а сил у нас хватит. Так?

— Видишь ли, Саша, в чем дело… Боюсь, что он завтра ни туда, ни туда не поедет. Во вторник он был во Всеволожске, сегодня — в Гатчине. Вариант неплохой, но неизвестно, когда его реально удастся осуществить. А времени-то нет, согласен?

— Согласен, — сказал Зверев. — Давай прикинем по-другому. Например, войти в квартиру на плечах домработницы. И дождаться барыгу внутри.

Лысый бросил на него быстрый взгляд, потом отвел глаза.

— Есть возражения? — спросил Сашка.

— Как тебе сказать… Вариант рабочий, мне его и ребята уже предлагали, но… — Лысый заметно замялся.

— Так в чем но? — спросил Сашка. Он уже начал догадываться.

— Видишь ли, Саша… в это время в квартире будет находиться Мириам.

— Кто? — Звереву хотелось чтобы вопрос прозвучал как можно равнодушней.

— Мириам — это та самая девочка. Мне бы не хотелось, чтобы при ней… сам понимаешь, всякое может быть… Мне бы не хотелось…

Вот оно что! Травма от смерти дочери оказалась все-таки слишком тяжелой даже для закаленного криминального авторитета. Вот оно что… Я несла свою Беду по весеннему по льду… Зверев вспомнил солнечный весенний день. И ослепительное сияние шпиля Адмиралтейства. И маленькое белоснежное облако, плывущее над ним.

…Не душа ли это Кати Мальцевой уже устремилась ввысь?

Зверев закурил новую сигарету. Машинально он взял не свою родопину, а мальцевскую «Мальборо». Он думал, не ощущая разницы в табаке. У него уже был свой план проникновения в квартиру. Реальный, проверенный на практике группой налетчиков-гастролеров из Вологды. Ребятишки были дерзкие, числились за ними и разбои, и убийства. В Ленинград они приехали по верной наводке на одного цеховика. Очень, кстати, похожая ситуация. Квартирка — будь здоров: рыжье, валюта, видик и прочая атрибутика. И тоже большие трудности с проникновением. Вологодские гастролеры не стали мудрить, а решили вопрос подленько, но изящно. У хозяина была дочь-школьница. Буквально за несколько часов бандиты установили адрес школы, отследили девочку и узнали имя-отчество классной руководительницы.

А потом наряженный и слегка подгримированный под подростка боксер в весе мухи позвонил в дверь заветной квартиры и встал перед глазком с испуганной физиономией. Расчет оказался точным. На вопрос: кто там? — он сбивчиво назвал хозяйку по имени-отчеству и, мол, я от Марь Ванны и, мол, вы не волнуйтесь, нога у Леночки цела. Марь Ванна сказала: ничего страшного… Конечно, дверь распахнулась. Дальнейшее — понятно… Изящно и подло.

Вот именно этот передовой бандитский опыт и собирался использовать Зверев. Он был уверен в его эффективности. Тем более что у Лысого имелся подходящий человек на роль подростка.

Зверев не стал излагать свой план Лысому.

Около часа они обговаривали общую схему и детали операции. На словах и на бумаге все получалось неплохо… А как выйдет на деле, наперед никогда не знаешь. И Зверев, и Мальцев могли привести не один пример, когда срывались казалось бы детально продуманные комбинации. Тем не менее план утвердили. Решили, что утром обсудят его еще раз на свежую, так сказать, голову. Утро вечера мудренее. Союзники — опер и бандит — выпили по глотку водки за успех предприятия и разъехались.

— Давай подброшу до дому, — предложил Лысый.

— Спасибо, сам доберусь, — ответил Зверев.

Из дому он позвонил Насте, но к телефону подошел Тихорецкий. Слегка измененным голосом Сашка попросил Эдуарда Валентиновича. Ошиблись, буркнул Павел Сергеевич, нет здесь таких. Настя, вопреки ожиданиям, не перезвонила… Сашка ждал минут пятнадцать, потом принял душ и лег спать. Он долго ворочался, не мог заснуть. Пытался снова прокрутить в голове завтрашнее дело, но никак не мог сосредоточиться. Перед глазами стояла Настя. Воспаленное воображение ревнивца рисовало одну и ту же сцену: Тихорецкий положил трубку, вернулся в спальню, по-хозяйски распахнул на Насте халат… Она улыбнулась, завела руки за спину и, расстегнув лифчик повела плечами. Невесомая кружевная вещица соскользнула с груди, упала на пол, к ногам полковника.

Звереву было очень больно. Невыносимо больно.

Ночью Сашке приснился человек с фотографии. Во сне он поворачивался к объективу камеры. Вот-вот он обернется и Зверев увидит его лицо. Он был почти уверен, что знает этого человека. Знакомый незнакомец оборачивался медленно… очень медленно. Зверев напрягал глаза, вглядывался. Сжималось сердце от тревоги, от странного тоскливого предчувствия.

Человек обернулся, и Сашка увидел улыбающееся лицо Насти.

Утром опер и бандит встретились и подтвердили свои планы. До начала операции осталось около десяти часов. Невыспавшийся опер отправился на службу, а бандит по своим делам.

Заместитель директора лакокрасочного Магомед Джабраилов ехал домой. Рабочая неделя кончилась, предстояли выходные. Он чувствовал себя очень усталым, возраст уже давал себя знать. Уже пора бросить бы все к чертовой матери, уйти на покой. Ему, собственно, ничего и не нужно было. Уехал бы с матерью на родину, в Дагестан. Там у Магомеда есть хороший дом, там можно тихо и достойно провести остаток жизни… Если бы не Мириам, он так бы и поступил. Но судьба племянницы была Джабраилову небезразлична. Своих детей у него не было. А дочь погибшего младшего брата стала и его дочкой. Брата вместе с женой убили на родине, в Дагестане.

Магомед нашел убийц и свел с ними счеты сам. Но девочка все равно осталась сиротой. Еще тогда Магомед решил, что обеспечит ей самую лучшую жизнь, какую только сможет, что Мириам будет знать языки, что будет учиться за границей, а если захочет, то и жить там. Именно для этого он и зарабатывал деньги. Именно поэтому он и рисковал.

«Волга» повернула с Московского проспекта на Благодатную. До дома оставалось всего с полкилометра. В припаркованной у тротуара пятерке молодой мужчина поднес к лицу коробочку радиостанции и сказал:

— Проехали мимо меня. Через минуту будут на месте.

— Понял, — ответила рация. — Подтягивайся следом за ними.

Из темной шестерки в глубине двора дома, где жил Магомед Джабраилов, вышли трое мужчин. Двое вошли в подъезд, третий — это был Кент — остался на улице. От Кента изрядно пахло водкой.

Из салона другой машины — девятки Лысого — за этими перемещениями наблюдали Лысый и Зверев. Спустя несколько секунд в арку сталинского дома въехала «Волга»… Помощник, он же телохранитель Магомеда Джабраилова, бывший боксер-полутяжеловес, привычно осмотрел двор. Ничего бросающегося в глаза не обнаружил. Колбасился около подъезда какой-то доходной синяк, но он интереса не представлял. Так, по крайней мере, считал бывший боксер.

«Волга» остановилась около подъезда.

— Спасибо, Володя, — сказал Джабраилов водителю. — Отдыхай до понедельника. Вот премия за отличную работу.

Магомед протянул водителю конверт. Еженедельно он доплачивал своему водиле и охраннику премию из собственных денег. Это справедливо, считал делец, это стимулирует личную преданность… Конверт для охранника лежал во внутреннем кармане пиджака. Он будет вручен у двери квартиры. Магомед Джабраилов еще не знает, что до двери квартиры дойти ему не дадут, что двое мужчин в подъезде ожидают его, сжимая в сильных руках резиновые дубинки.

— Спасибо, Магомед Магомедович, — сказал водитель.

Охранник распахнул дверцу и вышел. Следом вышел Джабраилов. Оба не ощущали никакой опасности. Тускловатая лампочка была в целях сохранности измазана желтой краской. В ее свете лица Джабраилова и охранника казались гепатитными масками мертвецов. Скрипнула дверь, подъезд поглотил обоих. Водитель смог наконец-то закурить. В присутствии хозяина он в машине не курил…

Джабраилов и охранник скрылись в подъезде. Водитель щелкнул зажигалкой, с наслаждением затянулся. В эту секунду пьяный Кент пробил толстым шилом правое заднее колесо. Зашипел воздух, но за звуком работающего двигателя водила ничего не услышал. Кент расхлябанной походкой нетрезвого человека прошел дальше, остановился, затем, долго ломая спички, прикуривал. Колесо просело.

В девятке Лысого пискнула рация.

— Слушаю, — быстро отозвался он.

— У нас все, — доложили боевики из подъезда. — Готовы оба.

— Ждите, — ответил он. — Охранника закиньте в подвал. Он не нужен.

Кент, пошатываясь и матерясь, вернулся к «Волге». Остановился напротив спущенного колеса и несколько секунд бессмысленно пялился на него. Потом постучал по стеклу. Водитель Джабраилова посмотрел на Кента отсутствующим взглядом, что-то сказал. Слов было не слышно, но смысл понятен. Кент приоткрыл переднюю дверь.

— Пошел на хер отсюда, — повторил водила равнодушно.

— Чего орешь? — пьяновато спросил Кент. — Вон у тебя колесо спустило. Я к нему как к корешу, а он: на хер…

Поколебавшись несколько секунд, водитель вылез из машины. По просевшему правому заднему крылу понял: синяк не врет.

Ругнувшись, водитель открыл багажник, вытащил запаску и домкрат.

— Давай, братан, помогу, — суетился рядом Кент.

— Тебе сказано: вали отсюда, помощник.

Кент не уходил, продолжал давать какие-то советы. Водитель, не обращая на него внимания, быстро поменял колесо. Когда он кинул колесо в багажник, Кент коротко ударил его по затылку самодельной резиновой дубинкой. Короткий обрезок шланга, набитого песком, обрушился на голову водилы. Кент ловко забросил тело в просторный багажник, захлопнул крышку.

В ту же секунду двое боевиков Лысого выволокли из подъезда Джабраилова. Голова Магомеда безвольно болталась. Его посадили на заднее сиденье «Волги». Один из боевиков сел за руль, другой, вместе с Кентом, разместился на заднем сиденье. Магомед Джабраилов в бессознательном состоянии оказался зажат между ними.

«Волга» развернулась, поехала к выезду из двора. Под аркой в нее подсел Зверев. В случае, если машину остановит ГАИ, удостоверение капитана УР снимет лишние вопросы. Кортеж из трех автомобилей: пятерка с наблюдением, «Волга» со Зверевым, боевиками, Джабраиловым и водителем и девятка Лысого, — быстро покатил в сторону улицы Салова.

Во дворе осталась темная шестерка с наблюдением. Возле подъезда валялся брошенный домкрат. В подвале неподвижно лежал бывший боксер. Мощный удар дубинкой по голове и порция нервно-паралитического газа, пущенная прямо в раскрытый рот, вывели его из строя надолго.

В квартире на третьем этаже мать ждала своего сына, а племянница — дядю, который заменил ей отца и мать. Ждать им придется долго.

— О, зашевелился, — сказал Кент.

Он сидел на верстаке, жевал резинку и играл с дубинкой. Короткий обрезок шланга, перемотанный по концам синей изолентой, взлетал, крутясь, высоко над головой и точно ложился обратно в руку. Это бессмысленное мельтешение уж изрядно надоело Звереву. Ему хотелось сказать, чтобы Кент перестал, но он не говорил этого.

— Принеси-ка воды, Кент, — сказал Лысый. Джабраилов на бетонном полу заворочался, застонал. Кент спрыгнул с верстака, сунул дубинку в карман и ушел, подхватив грязное ведро. Шаги гулко раздавались в помещении полупустого склада. Два фонаря в железных намордниках давали очень мало света. В помощь им горели фары Джабраиловской «Волги», их свет выхватывал из темноты поддоны с мешками сахарного песка, риса, коробками сигарет. Освещал пожилого седого человека на бетонном полу и четверых мужчин, сидящих на ящиках несколько в стороне.

Магомед Джабраилов приходил в себя медленно. Вдали, в темном конце помещения, Кент брякал ведром… потом зашумела вода. Зверев сидел молча. Еще совсем недавно он даже в бреду не смог бы вообразить себе подобной ситуации. Сегодня она стала реальностью. Он, капитан уголовного розыска Александр Андреевич Зверев, сидел в обществе бандитов, а на полу лежал пожилой человек, из которого сейчас — угрозами, шантажом, возможно, силой — будут вымогать деньги. То, что деньги Джабраилов заработал преступным путем, ничего не меняло…

Из темноты появился Кент с ведром в руке. Из дырки в днище ржавого и грязного ведра срывались капли. В свете фар они искрились, как стразы. Падение сверкающих капель завораживало, гипнотизировало… Зверев резко мотнул головой, отгоняя наваждение.

Ты знал, зачем идешь сюда, сказал он себе. Выбор сделан, и нечего теперь целку из себя строить. И невинность соблюсти, и капитал приобрести не получится.

Кент вопросительно посмотрел на Лысого. Лысый кивнул. С размаху Кент выплеснул ведро воды на Джабраилова. Магомед распахнул красивые черные глаза, со стоном сел и схватился за голову. Грязная, в масляных разводах вода стекала по кашемировому пальто, по щегольскому белоснежному шарфу. Кент довольно засмеялся и отшвырнул ведро в сторону. Жестянка мерзко заскрежетала по бетону покатилась, грохоча, расплескивая остатки воды.

— Эй, Магомед, ты меня слышишь? — спросил Лысый. Джабраилов поднял на него глаза. В них не было страха. Это Зверев понял точно. Как всякий опытный опер, он быстро улавливал страх, неуверенность, слабинку в собеседнике. Джабраилов определенно не боялся. Мокрые седые волосы свисали неопрятными прядями, но это нисколько не портило красивое лицо с волевыми чертами.

— Ты кто? — спросил Джабраилов.

— Визитные карточки я — уж извини — забыл на рояле. Но это не важно. Я за долгом пришел, Магомед.

Дагестанец попытался встать, его качнуло.

Тогда он на чертвереньках дополз до штабеля мешков и поднялся, опираясь на них. Цементная пыль и мусор налипли на полы пальто. Джабраилов стоял, прислонившись к стене из мешков с импортным сахаром, и массировал правой рукой затылок. Он был спокоен и пытался сообразить, что происходит. Зверев еще раз убедился, что страха в нем нет вовсе.

— Я тебя не знаю, — сказал Магомед. — Какой долг?

— Э-э, друг… Так дела не делают. Спирт ты взял, денег не заплатил, а теперь спрашиваешь: какой долг? Ты меня удивляешь, Магомед.

Кент коротко хохотнул, высоко подбросил и ловко поймал дубинку. Дагестанец молчал, Угрюмо рассматривал пятерых мужчин.

— Ну, сообразил? — спросил Лысый.

— Я никому не должен. А спирт арестовали менты.

— Нет, ты, видимо, не понимаешь, Магомед, — негромко сказал Лысый. — Мы же не просто так пришли, нас прислал Эдик.

Джабраилов быстро взглянул на Лысого и отвел глаза. Эдиком звали его ростовского партнера.

— Он сильно на тебя обиделся, Магомед… Работать больше с тобой не будет. Но сейчас разговор не об этом. Сейчас другая тема: нужно-расплатиться за предыдущую партию. Понятно?

— Ее конфисковали, — твердо сказал Джабраилов. — Вы же знаете, что…

— Хватит! — перебил Зверев. — Ты за кого нас держишь? Думаешь, мы поверим в ту байку, что наплели ты и твой большой мент? Весь спирт поступил по адресу. Хочешь знать номера накладных?

— Давайте позвоним Эдику, — выдавил дагестанец. Он уже осознал всю серьезность своего положения.

— Да он с тобой и разговаривать не будет… кто же с крысой-то будет тему тереть? — с издевкой произнес Лысый. Кент погано улыбнулся, снова подбросил дубинку.

— Кошмана… Кошмана давайте спросим, — ответил Магомед и вытер лоб мокрым рукавом пальто. На лбу остался грязный след.

— С Кошмана тоже спросим, — ответил Сашка. — А пока разговор с тобой. Слушай сюда… Спирт на лакокрасочный поступил. Номера накладных С 349, С 350, СГ 314. Понял? Ты думал — мы такие доверчивые? Мы проверили… Арест груза — туфта, инсценировка. Это мы тоже проверили. Весь шухер во Мге организовал твой кореш ментовский Паша. Да еще вот этот конь… Так?

Сашка сунул в лицо Джабраилову фотографию, на которой тот разговаривал с неизвестным. Это был блеф, но интуиция оперативника подсказывала — все так. По реакции Джабраилова он понял: попал в цвет, человек на фото — подручный Тихорецкого. Возможно, по прозвищу Музыкант, возможно — офицер милиции.

— Значит — так, — сказал Зверев. — Продолжаю: производство на твоих точках — во Всеволожске и в Гатчине — не останавливалось ни на один день. И это мы проверили. Никаких перебоев с поставками не было. Ну, что ты теперь скажешь, Магомед?

— Дайте закурить, — сказал Джабраилов.

— Кури, — ответил Сашка и протянул сигареты. Дагестанец вытащил одну из мятой пачки, прикурил от своей зажигалки. Зверев удивлялся его выдержке. Невольно это внушало уважение. Джабраилов был не новичок в криминально-барыжном мире, отлично понимал, что за кидок партнера платить возможно придется не только деньгами. И все же он держался очень достойно.

— Я отдам бабки, — сказал после паузы водочный король, выпуская струйку голубоватого дыма. — Сколько?

— Хороший вопрос, — заметил Лысый с иронией. — Всю сумму плюс пять-десять процентов штрафных.

— Сразу все мне не отдать. Вы понимаете?

— Чего не понять? Зарплату задерживают: инфляция… на хлеб не хватает.

Джабраилов сделал пару затяжек, бросил и затоптал ногой сигарету. Он очень скверно себя чувствовал: от удара дубинкой кружилась голова. Еще хуже было моральное состояние. Он был умен и опытен, понимал: деньги — самая малая цена, которая возможна. В принципе, его могли убить или продать в рабство… Он не боялся этого. Больно было от того, что придется отдавать деньги, предназначенные для Мириам. И отдавать придется втрое больше, чем заработано. Понятно, что инициатор аферы — полковник Павел Сергеевич Тихорецкий — не вернет ни цента. Крайним оказался он, Магомед Джабраилов, а в конечном итоге — Мириам.

— Ну? — прервал его размышления чей-то голос. Чей, он не определил.

— Сейчас смогу отдать только половину.

— Дуру-то не гони, — сказал Лысый, — не такой ты у нас и бедный.

— Правду говорю. Что есть — все отдам, остальное через месяц.

Лысый кивнул Звереву. Вдвоем они отошли в сторону, закурили, посовещались несколько минут. Боевики и Магомед дожидались их решения. Магомед стоял, привалившись к мешкам с импортным песком. Он думал сейчас только о том, чтобы не упасть. Хотелось лечь, прикрыть глаза… Но он не мог показывать свою слабость перед этими людьми. Вспыхивали в полумраке огоньки сигарет Лысого и Зверева. Они о чем-то тихо говорили. Слов было не слышно, но Магомед Джабраилов отлично понимал: сейчас эти двое решают его судьбу. По крайней мере на тот срок, пока они не получат деньги.

Сигареты потухли, Сашка и Лысый подошли к дагестанцу.

— Ну ладно, Магомед, — сказал Сашка. — Сколько можешь отдать сейчас?