Странно, как я, прибыв на берег, был поражен гибкой походкой, живыми глазами, здоровым видом всех, кого встречал. Это произвело на меня огромное впечатление. И среди тех, кого я встретил, был, разумеется, и капитан Джайлс. Было бы удивительно, если бы я его не встретил. Шатание по деловой части города было его обычным утренним занятием, когда он бывал на берегу.
      Я еще издали заметил поблескивающую золотую цепочку у него на груди. От него так и веяло благодушием.
      - Что я слышу? - пожав мне руку, спросил он со своей улыбкой доброго дядюшки. - Двадцать один день из Бангкока!
      - Это все, что вы слышали? - спросил я. - Вы должны позавтракать со мной. Я хочу, чтобы вы в точности знали, в какую историю вы меня впутали.
      Он колебался почти целую минуту.
      - Хорошо... пойдемте, - снисходительно сказал он наконец.
      Мы зашли в отель. К моему удивлению, оказалось, что у меня великолепный аппетит. Затем, когда со стола было убрано, я выложил перед капитаном Джайлсом историю этих двадцати дней со всеми их профессиональными и эмоциональными деталями, между тем как он терпеливо курил большую сигару, которой я угостил его.
      Затем он глубокомысленно заметил:
      - Вы должны чувствовать себя здорово усталым.
      - Нет, - сказал я. - Не усталым. Но я скажу вам, капитан Джайлс, как я себя чувствую. Я себя чувствую старым. И, должно быть, я стар. Все вы на берегу кажетесь мне кучкой ветреных юнцов, никогда не знавших, что такое забота.
      Он не улыбнулся. У него был нестерпимо примерный вид.
      - Это пройдет, - объявил он. - Но вы кажетесь старше, - это факт.
      - Ага! - сказал я.
      - Нет! Нет! Правда в том, что в жизни не следует придавать слишком большое значение ни дурному, ни хорошему.
      - Жить с прохладцей, - насмешливо пробормотал я. - Не всякий на это способен.
      - Ну, вы скоро будете довольны, если сможете двигаться хотя бы с прохладцей, - отпарировал он со своим застенчиво добродетельным видом. - И еще одно: человек должен бороться с невезением, со своими ошибками, со своей совестью и всякой такой штукой. Да что там - с чем же еще бороться?
      Я молчал. Не знаю, что он прочел на моем лице, но он вдруг спросил:
      - Что это - уж не Из трусливых ли вы?
      - Один бог знает, капитан Джайлс, - был мой искренний ответ.
      - Это неважно, - спокойно сказал он. - Вы скоро научитесь, как не быть трусливым. Человек должен учиться всему - а этого многие из юнцов даже не понимают.
      - Ну, я уже не юнец.
      - Да, - согласился он. - Вы скоро уезжаете?
      - Я сейчас возвращаюсь на судно, - сказал я. - Я выберу один из якорей и подтянусь на вторам на полкабельтова, как только мой новый экипаж явится на судно, а завтра на рассвете отплыву.
      - Ага, - одобрительно буркнул капитан Джайлс. - Так оно и следует. Из вас выйдет толк.
      - А вы что думали? Что я буду неделю отдыхать на берегу? - сказал я, раздраженный его тоном. - Я не могу отдыхать, пока мы не выйдем в Индийский океан, да и тогда мне будет не до отдыха.
      Он хмуро, точно преобразившись, пыхтел сигарой.
      - Да. К этому все сводится, - задумчиво сказал он.
      Точно тяжелая завеса поднялась, открыв совсем неожиданного капитана Джайлса. Но только на миг, ровно настолько, чтобы он успел прибавить:
      - Да, мало, мало отдыха в жизни для всех. Лучше не думать об этом.
      Мы встали, вышли из отеля и расстались на улице с горячим рукопожатием как раз в ту минуту, когда он, впервые за все наше знакомство, начал интересовать меня.
      Первое, что я увидел, вернувшись на судно, был Рэнсом, сидевший на шканцах, на своем аккуратно увязанном сундуке.
      Я сделал ему знак следовать за мной в салон, где я сел и написал ему рекомендательное письмо к одному моему знакомому на берегу.
      Окончив, я подвинул к нему письмо через стол.
      - Оно может вам пригодиться, когда вы выйдете из больницы.
      Он взял его и положил в карман. Глаза его смотрели куда-то в сторону в пространство. Лицо выражало тревогу.
      - Как вы себя чувствуете теперь? - спросил я.
      - Сейчас ничего, сэр, - сдержанно ответил он. - Но я боюсь, что вот-вот начнется... - На губах его опять мелькнула грустная улыбка. - Я... я ужасно боюсь за свое сердце, сэр.
      Я подошел к нему, протягивая руку. В его не глядевших на меня глазах было напряженное выражение.
      Он походил на человека, который прислушивается к предостерегающему зову.
      - Вы не хотите пожать мне руку, Рэнсом? - мягко сказал я.
      Он издал восклицание, густо покраснел, сильно встряхнул мою руку - и в следующий миг, оставшись один в каюте, я услышал, как он осторожно поднимается по трапу, ступенька за ступенькой, смертельно боясь разгневать нашего общего врага, которого он жестокой судьбой был обречен сознательно носить в своей верной груди.