Четыре огромных вентилятора под потолком разрезали воздух, лед на барной стойке поблескивал в приглушенном свете. Луис уже сидел за столиком у окна, его долговязая фигура уютно устроилась в одном из красных кресел. На нем был черный шерстяной костюм, белая рубашка, изящные черные туфли. Он перестал брить голову, отпустил маленькую мефистофельскую бородку, что делало его внешность еще более зловещей. Правда и в те времена, когда у Луиса не было растительности на лице и черепе, при виде его прохожие, чтобы избежать встречи, переходили на другую сторону улицы. Видимо, сейчас, им вовсе хотелось поскорее смыться куда-нибудь в более безопасное место, скажем в Косово или в Сьерра-Леоне.
      Перед Луисом на столе стояла бутылка коллекционного мартини, он курил сигару «Монте-Кристо № 2». Все вместе тянуло баксов на пятьдесят пять. Он выпустил в мою сторону струю голубого дыма в знак приветствия.
      Я заказал коктейль, сбросил пальто, словно невзначай обнажил этикетку.
      — Да, весьма впечатляет, — протянул он как-то с сомнением, — даже не из последней коллекции. Ты стал такой дешевкой, в конце концов будешь получать девяносто девять центов в час.
      — А где остальные ничтожества? — поинтересовался я, не обращая внимание на его реплику.
      — Покупает одежду. Авиакомпания потеряла его багаж.
      — С их стороны это добрая услуга. Ты им за это заплатил?
      — Не пришлось. Служащие, обрабатывающие багаж, побрезговали к нему прикасаться. Этот кусок дерьма отправился в аэропорт Ла-Гардия сам по себе. Как у тебя дела?
      — Совсем неплохо.
      — По-прежнему охотишься за канцелярскими крысами?
      Луис не совсем одобрял то, что я сменил характер работы и переквалифицировался на преступления в деловой сфере. Он считал, что я напрасно трачу свои таланты. Я решил пока оставить его в неведении относительно моих дел и не пререкаться.
      В этот момент головы сидящих ближе к двери стали поворачиваться одна за другой, а один из официантов чуть не уронил поднос с напитками: вошел Эйнджел, одетый в яркую желто-зеленую рубаху в гавайском стиле с желтым галстуком, линялого вида голубой пиджак, застиранные джинсы и ярко-красные, словно пульсирующие цветом, ботинки. Когда он проходил, разговоры стихали и несколько человек прикрыли глаза рукой.
      — Встречаешься с волшебником сегодня? — поинтересовался я, когда красные ботинки приблизились к нашему столу.
      У Луиса был такой вид, будто кто-то плеснул краской на его машину.
      — Мать твою, Эйнджел, какого черта ты возомнил о себе! Ты что, на Марди Грас?
      Эйнджел спокойно уселся, заказал пиво у совершенно расстроенного официанта, потом вытянул ноги, чтобы полюбоваться на новые ботинки. Он поправил узел галстука, что, в общем не сильно помогло, но чуть прикрыло рубаху.
      — У тебя вкус бывалого алкаша, — не удержался я.
      — Господи, я даже не знал, что в «Подвале у Филены» такой отстой, — вторил Луис. — Это же настоящее дерьмо.
      Эйнджел покачал головой и улыбнулся:
      — Я воплощаю концепцию, — сказал он голосом учителя, объясняющего урок паре отстающих учеников.
      — Да знаю я твою концепцию! — взорвался Луис. — Ты заявляешь: «Убейте меня, у меня нет вкуса». Тебе надо носить плакат «Буду свалкой отходов моды».
      Было так здорово снова оказаться рядом с ними. Эйнджел и Луис, похоже, самые близкие мои друзья. Они были рядом, когда мой поединок со Странником подходил к концу, и они же вместе со мной смотрели в дула пистолетов отмороженных бойцов из бостонской гвардии Тони Сэлли, чтобы спасти жизнь девушки, которую в глаза не видели. Их серая мораль, смягченная соображениями выгоды, оказалась ближе к праведности, чем добродетель многих правдолюбцев.
      — Как дела в захолустье? — поинтересовался Эйнджел. — По-прежнему живешь в сельских трущобах?
      — Мой дом не трущоба.
      — Там даже ковров нет.
      — Зато полы из дерева.
      — Ха, полы из дерева! Если доски бросили на землю, они еще не стали полом.
      Он отпил пиво, дав мне возможность поменять тему.
      — А в городе что новенького? — поинтересовался я.
      — Умер Мэл Валентайн.
      — Мэл-псих?
      Псих Мэл Валентайн прошел весь путь уголовника от А до Я: поджог, ночная кража со взломом, мошенничество, наркотики, скотоложство... если бы он не скончался, зоопарку Бронкса в скором времени пришлось бы приставлять к своим зебрам охрану. Эйнджел кивнул:
      — Всегда думал, что его кличка несправедливая какая-то. Может, он и был малость придурочным, но «псих» — это по меньшей мере принижение его способностей.
      — Как он умер?
      — Случайность в саду в Буффало. Он пытался проникнуть в дом, когда хозяин прикончил его граблями.
      Эйнджел поднял бокал в память о Мэле Валентайне, жертве садовых работ.
      Рейчел появилась несколько минут спустя, гораздо раньше, чем ожидалось, в длинном желтом пальто до щиколотки. Ее длинные рыжие волосы были перехвачены сзади и удерживались парой декоративных деревянных шпилек.
      — Хорошая прическа, — заметил Эйнджел. — Ты все каналы принимаешь с этими штуками или только местные?
      — Наверно, плохо с настройкой: я тебя слышу.
      Она вытащила шпильки и распустила волосы. Они коснулись моего лица, когда она легонько меня поцеловала, здороваясь и усаживаясь со мной рядом, потом заказала «Мимозу». Я не видел ее почти две недели и сразу ощутил прилив острого желания, когда она положила одну ногу в черном чулке на другую и ее короткая черная юбка поднялась до середины бедра. На ней была белая мужская рубашка, верхняя пуговичка расстегнута. Она всегда носила рубашки таким образом, только с одной расстегнутой пуговицей: иначе были бы видны многочисленные шрамы на груди, нанесенные рукой Странника. Усевшись она поставила рядом с собой огромную сумку. Внутри было что-то красное и явно дорогое на вид.
      — "Needless Markup", — присвистнул Луис. — Да ты прямо раздаешь денежки направо-налево. Если у тебя их куры не клюют, можно мне немного?
      — Стиль стоит денег, — ответила она.
      — Точно, — согласился Луис, — постарайся убедить в этом другую половину присутствующих.
      Двадцать пять процентов в лице Эйнджела рылись в огромном пакете, пока не нашли чек, который быстро выронили и подули на пальцы, будто обожгли их.
      — Что она купила? — поинтересовался Луис.
      — Судя по чеку, дом, а может быть, и два.
      Она показала им язык.
      — Ты сегодня рано, — заметил я.
      — Как-то ты расстроено это сказал. Я помешала разговору о футболе или о ралли на грузовиках?
      — Мыслишь стереотипами, а еще психолог.
      Мы еще немного поболтали, потом пошли через дорогу в «Анаго» и еще пару часов провели в разговорах ни о чем и обо всем за олениной, говядиной и жареным лососем. Когда подали кофе и троица попивала арманьяк, я рассказал им о Грэйс Пелтье, Джеке Мерсье и смерти Джосси Эпштейна.
      — И ты думаешь, что ее отец прав насчет того, что она не покончила с собой? — уточнил Эйнджел, когда я закончил.
      — Просто концы не сходятся. Мерсье мог бы надавить на следствие через Огасту, но привлек бы внимание к себе самому, а этого ему не хотелось бы.
      — И поэтому он нанял тебя, чтобы заварить всю кашу.
      — Может быть, — согласился я. Впрочем у сенатора, могли быть и другие причины, хотя я и не мог сказать какие.
      — И что же ты думаешь случилось с Грэйс? — спросила Рейчел.
      — По моим прикидкам, вторым человеком, кто находился в автомобиле во время поездки на север, могла быть Марси Бекер. Но ее нет, и из машины она убралась так стремительно, что забыла сигареты, которые лежали над бардачком прямо перед ней.
      — И, возможно, забыла свой пакетик с кокаином, — добавил Эйнджел.
      — Это вероятно, но я так не думаю. Похоже, кокаин подбросили, чтобы несколько подпортить слишком чистый образ Грэйс. Наркотики, стресс из-за учебы, лишила себя жизни из непонятно откуда взявшегося пистолета.
      — А что была за пушка? — поинтересовался Эйнджел.
      — "Смит-вессон", специальная модель «Субботний вечер».
      — Не так уж трудно раздобыть, если знаешь, у кого спросить, — пожал плечами Эйнджел.
      — Но я не думаю, что Грэйс Пелтье знала, у кого спросить. По словам ее отца, она вообще терпеть не могла оружие.
      — Ты думаешь, Марси Бекер могла ее убить? — спросила Рейчел.
      Я повертел в руке стакан.
      — Опять же, это не исключено, но ведь они были подругами, и к тому же вряд ли эта девушка смогла бы так хорошо сымитировать самоубийство. Если бы мне пришлось строить гипотезу — и, Бог свидетель, я уже достаточно этим занимался, — я бы предположил, что Марси Бекер что-то или кого-то увидела. Того, кто убил ее подругу, пока ее не было в машине по какой-то причине. И если я смог догадаться о том, что Грэйс ехала в машине не одна, то об этом же догадается и тот, другой — убийца.
      — А значит, ты должен разыскать Марси Бекер, — подытожил Луис.
      — И побеседовать с Картером Парагоном, чья секретарша уверяет, что Грэйс так и не приехала на встречу.
      — А причем тут смерть Эпштейна?
      — Я не знаю, но только он и Мерсье пользовались услугами одной и той же адвокатской конторы, и Мерсье достаточно хорошо знал покойного рабби, если приглашал его домой и даже повесил его фотографию на стене своего кабинета.
      Затем я рассказал им об Аль Зете и Харви Рэйгле, господине Падде и сопровождавшей его женщине.
      — Ты хочешь сказать, что он пытался отравить тебя своей визитной карточкой? — с недоверием переспросил Эйнджел.
      Даже меня самого смущало это предположение, но я кивнул утвердительно:
      — У меня было такое ощущение, что он приехал повидаться со мной, потому что это то, чего от него ожидали, а не потому, что действительно думал, будто я отступлю, выйду из игры, — объяснил я. — Карточка была частью сценария, средством побудить меня к действиям, так же, как и то, что в другом случае мне откровенно дали понять, что за мной следят.
      Луис посмотрел на меня, не отрываясь от стакана:
      — Мужик хотел посмотреть на тебя, понять, с кем имеет дело, — негромко заметил он.
      — Я показал ему пистолет, — ответил я, — он убрался.
      Бровь Луиса заметно приподнялась:
      — Говорил же, тебе этот ствол пригодится когда-нибудь.
      Но при этом ни он ни я не улыбнулись.
      Мы с Рейчел шли домой пешком, держась за руки, ни о чем не разговаривая довольные уже тем, что наконец наедине друг с другом. Мы больше не говорили ни о Грэйс Пелтье, ни о чем другом, связанном с этим делом. В ее спальне я сбросил туфли и улегся на ее постель, наблюдая за тем, как она двигается в мягком желтом свете ночника.
      Затем она встала передо мной и вытащила сверточек из своего необъятного пакета.
      — Это что, для меня? — удивился я.
      — В некотором роде, — она разрывая упаковку и извлекая белоснежный лифчик тончайшего кружева, такие же трусики, еще более нежный пояс с резинками и пару настоящих шелковых чулок.
      — Не думаю, что они мне сгодятся, — заметил я, — даже не уверен, подойдут ли они тебе.
      Рейчел состроила гримаску, расстегнула юбку и дала ей упасть на пол, потом стала медленно расстегивать рубашку.
      — Ты даже не хочешь, чтобы я примерила? — шепотом спросила она.
      Считайте меня слабаком, но и более сильные мужики сдавались под таким нажимом.
      — О'кей, — охрипшим голосом согласился я, чувствуя, как вся кровь от головы устремилась куда-то вниз.

* * *

      Потом, ночью, я лежал рядом с ней в темноте и слушал звуки ночного города за окном. Я думал, что она спит, но через некоторое время она потерлась головой о мою грудь, и я почувствовал, что она смотрит на меня.
      — Ставлю пенни, что ты думаешь о них, — сказала она.
      — Я бы поставил больше.
      — Пенни и поцелуй, — она прижалась ко мне своими мягкими губами. — Думаешь о Грэйс Пелтье, да?
      — О ней, о Братстве, о Падде, — ответил я, — обо всем.
      — Я повернулся к ней и увидел белки ее глаз.
      — Кажется, я боюсь, Рейчел.
      — Боишься чего?
      — Того, что я могу сделать, того, что мне придется сделать.
      Ее рука потянулась ко мне, бледный призрак в ночи. Она прошлась по моим глазам, скулам, очертаниям головы.
      — Боюсь того, что я сделал в прошлом, — произнес я наконец.
      — Ты хороший человек, Чарли Паркер, — прошептала она. — Я бы не была бы с тобой, если бы не верила в это.
      — Ради того, чтобы победить зло, я множил зло и насилие в мире. Я больше не хочу этого делать.
      — Ты делал то, что тебе приходилось.
      Я крепко сжал ее руку и почувствовал, как ее ладонь замерла у моего виска, пальцы легонько перебирали мои волосы.
      — Я делал страшные вещи.
      Казалось, я плыву в черноте, с бесконечной ночью надо мной и подо мной, и только ее рука удерживает меня от падения. Она поняла это, ее тело приблизилось ко мне, ее ноги обвились вокруг моих, словно сообщая, что, если я буду падать, мы упадем вместе. Ее подбородок уткнулся мне в шею, и на какое-то время она затихла. В темноте я ощущал всю тяжесть ее мыслей.
      — Ты наверняка не знаешь, виноваты люди из Братства в ее смерти или в чьей-то еще, — сказала она наконец.
      — Нет, не уверен, — признался я. — Но я чувствую, что мистер Падд — жестокий человек, мягко говоря. Я почувствовал это, когда он приблизился ко мне, а потом прикоснулся.
      — А жестокость рождает жестокость, — прошептала Рейчел.
      Я кивнул:
      — Я почти год не стрелял, даже в тире. Я в руки не брал оружия до позавчерашнего дня. Но у меня такое чувство, что, если я и дальше буду заниматься этим делом, не исключено, что мне придется применить оружие снова.
      — Тогда отступи. Верни Джеку Мерсье его деньги, и пусть кто-то другой этим занимается.
      Я понимал, что она сама в это не верит. Я проверял себя с ее помощью, и она знала это.
      — Ты знаешь, я не могу все бросить. Марси Бекер может быть в серьезной опасности. Убийца Грэйс Пелтье попытается замести следы. Я не могу это так оставить.
      Она еще придвинулась ко мне, ее ладонь скользнула по моей щеке, по губам.
      — Я знаю, ты поступишь так, как надо, и постараешься избежать жестокости, если сможешь.
      — А если не смогу?
      Она не ответила. В конце концов, был только один ответ.
      Шум машин на улице затих, заснули все, лишь серебряное лезвие месяца, прорезав небеса, заливало землю скудным светом. И, пока я не мог заснуть и лежал в постели с любимой, старик Кертис Пелтье сидел на кухне, пил горячее молоко в безуспешной борьбе с бессонницей. На нем были синяя пижама и домашние шлепанцы, распахнутый халат свисал с плеч. Он допил молоко маленькими глотками, поставил стакан на стол и поднялся, чтобы идти в спальню.
      Я могу только предположить, что случилось потом, но мысленно я слышу звук приоткрываемой двери черного хода, вижу удлиняющиеся тени, которые приближаются к нему. Рука в перчатке обхватывает голову старика, перекрывает ему рот, другая выворачивает его руку с такой силой, что связки плечевого сустава немедленно разрываются, и старик теряет сознание. Вторая пара рук подхватывает его за ноги, и Пелтье волокут по лестнице наверх, в ванную. Потом возникает булькающий и клокочущий звук воды, и ванна медленно наполняется. Кертис Пелтье приходит в сознание, оказавшись на коленях на полу, его лицо опущено над водой. Он видит, как поднимается вода и осознает, что это приближается его смерть.
      — Где это,мистер Пелтье? — раздается у его уха бесстрастный мужской голос.
      Он не видит лица человека, он не видит лица и другого человека, который стоит подальше за его спиной: перед стариком на кафельной стене мелькают две тени.
      Испуганный, он отвечает:
      — Я не имею понятия, о чем вы говорите.
      — Нет, вы понимаете, мистер Пелтье. Я знаю, что вы прекрасно понимаете.
      — Пожалуйста, — просит он, но его голову уже погружают под воду. Он не успевает вдохнуть воздуха, и вода мгновенно заливается ему в рот и ноздри. Он сопротивляется, но его плечи сводит судорога боли, и он только бьет беспомощно левой рукой по воде. Они вытаскивают его голову, и он отчаянно откашливается и отплевывает воду на пол.
      — Я вас еще раз спрашиваю, мистер Пелтье. Где этолежит?
      И старик вдруг понимает, что он плачет от боли и страха, от жалости к потерянной дочери, которая не может защитить его так же, как и он не смог защитить ее. Он чувствует силу, давящую на плечи, пальцы железной хваткой впиваются в поврежденный сустав, и он снова теряет сознание. Когда он очнется, он будет лежать в ванне, голый, беспомощный. Над ним склонится рыжеволосый мужчина. Пелтье почувствует острую боль в руках, которая затем станет слабеть и слабеть. Он почувствует сонливость и будет изо всех стараться держать глаза открытыми.
      Он взглянет вниз. Вдоль вен на руках он увидит глубокие разрезы, вода в ванне станет похожей на красное вино. Тени будут наблюдать за ним, пока свет вокруг него не угаснет и жизнь не утечет из него вместе с кровью, и тогда он почувствует, как дочка обнимает его, уводя с собой в темноту.

Глава 10