Пока я говорила свою пламенную речь, внутри меня все горело от возмущения. Это я-то легкомысленно отношусь к вопросам брака? Что тогда говорить о нем, который предлагал мне выйти замуж только потому, что, кроме мужа, меня некому будет охранять!
      Да и сам Зимин что имеет в виду, когда говорит, что такая девушка, как я, не для него? А что, если он осведомлен о моем бедственном положении и считает, что для себя может найти невесту побогаче?!
      – Кузина, – как раз в нужный момент окликнул меня Кирилл, хотя в его обращении я услышала некоторую фривольность, – можете принимать мое творение. Думаю, такую комнату не стыдно показывать любому коллекционеру и просто знатоку оружия.
      Он обвел рукой комнату и замер, подбоченясь, давая остальным полюбоваться оружейной комнатой.
      – Прекрасно! Восхитительно! Браво! – захлопала я в ладоши. – А как вы думаете, понравится эта комната моему будущему мужу?
      Я выглядела вполне невинной, задавая этот вопрос. А вот Кирилл показался ошарашенным.
      – Вашему мужу? Вы хотите сказать, что собираетесь замуж?!
      – Еще совсем недавно не собиралась, но поручик Зимин считает, что это сделать просто необходимо, иначе я буду здесь в опасности. Он сетует, что рано или поздно гости уедут и я останусь совсем одна...
      – Наверное, он прав, – согласился Кирилл, думая о чем-то своем. Впрочем, тут же оживившись, он поинтересовался: – А у вас уже есть кто-то на примете?
      – Пока нет, но, может, вы, как единственный мой родственник, посоветуете или найдете подходящую кандидатуру...
      Зачем я затеяла эту игру? Такое создалось впечатление, что вдруг в какой-то момент я пошла по лезвию бритвы, даже некоей опасностью на меня повеяло. Какое такое замужество! Неужели они вполне серьезно взялись обсуждать его?
      – Позвольте подумать, – забормотал он, – а то ваша просьба застала меня врасплох. Хотя, конечно, если подумать...
      – Ладно, не ломайте себе голову, до этого еще далеко! – весело сообщила я. – Вы, Кирилл, пойдете со мной, и мы вместе попробуем отыскать хозяйственные книги.
      Я вроде невзначай положила свою руку на локоть Ромодановского, как будто руку он сам мне предложил, и удалилась с ним прочь из оружейной комнаты, оставив поручика Зимина в явной растерянности.
      – Вы хотя бы приблизительно знаете, где эти хозяйственные книги могут быть? – спросил Кирилл, когда я так же ненавязчиво освободила его локоть от своей руки.
      – Я думаю, нам не стоит разгадывать ребус, а лучше обратиться с этим вопросом к людям более осведомленным. Например, к моему новому старосте Исидору.
      Его, кстати, мы нашли по гулу возбужденных голосов, доносящихся из комнаты, в которую вела открытая дверь.
      – Княжна-матушка, – зачастила Егоровна, – да образумь ты своего старосту. Успоряет, слова не дает сказать!
      – И о чем же спорит староста? – поинтересовалась я.
      – Говорит, что в этой комнате княжне будет удобнее.
      – Это почему же? – возмутилась я. – Для меня комната уже есть. За оружейной.
      – За оружейной, – повторил Исидор и покачал головой, словно она у него вдруг затряслась. – За оружейной одна комната и есть, а там – все.
      – Ну и что же?
      – А то и есть: слугам не с руки вас охранять. Ежели что случится, никто ничего не услышит.
      – Да что может случиться в моем родном доме?!
      Еще один сторож выискался! Мало мне поручика, явился другой радетель моей безопасности.
      – Всякое, – мрачно заявил Исидор. – Хотя бы и такое, чему недавно мы все были свидетели. А в той комнате лучше военного поселить...
      Тут уж я не выдержала и рассмеялась. Наверное, смех получился нервный, но зато от души. Все мужчины, по-моему, имеют одну и ту же убогую фантазию. Потому, не сговариваясь, нашли один и тот же выход: или непременно рядом мне нужен военный, или необходимо срочно выдать меня замуж, чтобы с рук долой.
      Но впрочем, поскольку никто, кроме меня, больше не смеялся, мне тоже пришлось замолчать.
      – Ну и какую комнату вы мне предложите взамен этой?
      – Давайте поменяемся с вами, – предложил Кирилл. – Моя – та, что указала ваша Егоровна, вторая от гостиной, то есть как раз посередине между комнатой поручика и оружейной. С одной стороны у вас будет настоящий арсенал, столь любовно мной устроенный, а с другой – бравый офицер... А теперь, если позволите, кузина, я отправлюсь выполнять ваше поручение.
      Он для чего-то понизил голос. Должно быть, создавал для окружающих видимость доверительности в наших отношениях.
      – Скажите, а где ваш слуга Орест? – вспомнила я.
      Кирилл от неожиданности смешался и некоторое время молча смотрел на меня, как будто своим невинным вопросом я задала ему трудную загадку.
      – Я послал его оглядеться. Поговорить с крепостными, – пояснил он. – Мы с вами должны знать состояние дел в имении.
      – Вы дали такое поручение слуге?! – изумилась я.
      – Ну не для того, чтобы искать хозяйственные книги, а вообще узнать, много ли вреда принес своим хозяйствованием пресловутый Осип...
      Он нарочито смиренно поклонился и пошел прочь.
      Это же надо, выдумать такую ерунду! За кого меня все принимают? Может, попросить совета у Зимина? Но я вспомнила высокомерный вид, с которым тот отказывался от женитьбы на мне... Ну может, и не высокомерный, но любой другой на его месте...
      Мне захотелось плакать. До сего момента я не задумывалась о том, много ли стою как невеста, как женщина вообще, но слова поручика меня задели, поселив во мне неуверенность в себе. И после этого обращаться к нему с чем бы то ни было?..
      Я решила пока заглянуть в комнату, предназначенную ранее Кириллу. Раз уж он щедро уступил мне ее.
      Кровать в ней стояла у окна, и, лежа, можно было видеть ветку лиственницы и далее – часть пруда, у которого располагался выстроенный под руководством моего родителя лабиринт. Когда-то, в пору летнего отдыха, в нем любили развлекаться гости. Они на спор поочередно входили в лабиринт, а кто-то один засекал время, в течение которого каждый из них находил выход.
      На всякий случай папа ставил у выхода кого-нибудь из крепостных, хорошо знакомых с лабиринтом, и они выводили из него заблудившихся гостей.
      Однако не до лабиринта мне сейчас. Уйма дел требует моего присутствия, как бы ни были проворны мои крепостные.
      Я шла по коридору, и некая мысль меня вдруг зацепила. Словно я забыла что-то, чего забывать была не должна.
      Ах да, я вспомнила, что после обеда не видела Хелен. Может, она прилегла да и заснула, но прошло больше часа, а ее все нет. Если она спит, в то время как ее госпожа бодрствует, то пора бы ей напомнить, в качестве кого она приехала в Дедово. Эта англичанка с манерами знатной дамы начала меня раздражать.
      – Егоровна, – попросила я, – посмотри, пожалуйста, куда подевалась моя горничная. Англичанка. Скажи, что она срочно мне нужна.
      – Бегу, матушка, бегу, – засуетилась старушка.
      – Да самой-то чего бежать, – остановила я. – Ты у нас теперь за главного в доме, учись командовать слугами. Пошли за ней кого-нибудь, хоть и Аксинью.
      Из соседней комнаты, где, как я думала, никого нет, вышел Веллингтон с каким-то крепостным, который держал в руках молоток.
      – Представьте, ваше сиятельство, – заговорил Джим, – если бы я не проверил и не показал этому пареньку – как тебя, ах да, Микола, – что у одной из кроватей сломалась ножка, кому-то из гостей среди ночи могло быть не слишком весело...
      – Скажите, вы не видели Хелен? – спросила я, не дослушав; вот уж не думала, что Джим увлечется ремонтом мебели. Он же вроде собирался обойти имение, посмотреть, как он говорил, слабые стороны...
      – Хелен? А почему я должен был ее видеть? Все время после обеда я проверял, в каком состоянии мебель, а потом зашел к вашему больному... Она мне не попадалась. Что-то случилось?
      – Сейчас узнаем.
      Чего вдруг я стала искать Хелен, и сама не знаю. Мало ли где она могла быть? Может, пошла взглянуть, как живут крепостные. Или в ту же конюшню. Тревога усилила мое раздражение: в то время как другие работают, эта англичанка бродит неизвестно где!
      Я присела в кресло в гостиной – кажется, в ней было все расставлено, как нужно. А новые шторы придавали комнате особый уют. Молодец, Егоровна. Ночевать гости могут и в комнатах без штор, а сюда мы будем приходить все по меньшей мере три раза в день.
      Когда у меня будет семья, дети, мы с удовольствием будем собираться здесь летними вечерами и сидеть в полумраке, не зажигая свечей...
      – Кстати, это кресло тоже пришлось укреплять, – прервал мои размышления Веллингтон. – Что они делали на нем, плясали, что ли?
      Я кивнула его словам, а сама продолжала прислушиваться к звукам, доносившимся из коридора. Вот послышались шаркающие шаги Егоровны, и вскоре она появилась у двери с тревожным выражением лица.
      – Извиняй, матушка, нигде не можем найти. Аксинья искала, Матрена, я наказала, чтобы бегом, одна нога здесь, другая там. Говорят, нигде нету!
      Я растерянно оглянулась на Веллингтона: это все-таки его соотечественница. Они были знакомы, он хоть немного, но знал ее характер и мог, наверное, предположить, куда Хелен делась?
      Но он лишь пожал плечами, как бы говоря: увы, ничем не могу вам помочь!
      Вот это новость так новость! Хелен пропала. Потерялась, что ли? Пошла гулять в лес и, как сказал бы покойный батюшка, заблудилась в трех соснах?
      – А что, если ее похитили? – сказал Кирилл, глядя на меня испуганными глазами.
      Как мальчишка, честное слово! Сам придумал, сам испугался. Похитили. Зачем тому же Осипу иностранка? Что она может знать? И какой с нее прок?
      Между прочим, в отличие от других я вовсе не воспринимала Осипа как подлинного разбойника. Я бы сказала, что он просто заигрался. Воздух свободы опьянил его. И в какой-то момент он не захотел опять стать обычным крепостным, а пожелал убежать в лес. Но кто позволит ему там долго скрываться? Да стоит мне заявить, что некий разбойник угрожает моему спокойствию, как из уезда пришлют солдат, они прочешут лес, и никуда Осипу будет не укрыться.
      Наверное, более опытный человек сказал бы, что я совершенно не беспокоюсь о собственной безопасности. Вот ведь вспомнила про Осипа, а так и не подумала послать кого-нибудь в уезд за подмогой. Решила, что находящиеся при мне трое мужчин в случае чего смогут противостоять разбойникам моего зарвавшегося крепостного.
      И даже дело еще кое в чем: я, оказывается, не привыкла чувствовать себя человеком, с которым кто-то будет считаться. Те же уездные начальники. Я еще ничего не предприняла, а уже боялась, что к моим словам никто не станет прислушиваться.
      Но я опять отвлеклась. События обрушились на меня подобно снежной лавине, так что не давали мне спокойно разобраться с ними и вообще определиться, как себя вести. Одного я только не хотела: растеряться. Сама жизнь поставила меня в такое положение, что я просто не имела права на слабости.
      Слышал бы это Зимин! Вот, наверное, посмеялся бы. Как он говорил обо мне: «Юная особа, которая считает, будто сама на что-то способна». В любом случае на него мне рассчитывать не стоит. Он, что называется, спит и видит, как бы поскорее вернуться под крыло своего начальника. С потерянным письмом в зубах. Вот, мол, как я вам верно служу!
      Кстати, где этот поручик? Сегодня он зачем-то ходил в конюшню и ничего мне о том не сказал. Что он там увидел или, наоборот, чего-то не увидел? С чем он хотел разобраться, с лошадьми? Можно подумать, у меня их целый табун. Хорошо, разобрался, но куда пропал теперь? Решил разыскать Хелен самолично? Вот будет смешно, если выяснится, что как раз в эту минуту он разгуливает по имению под ручку с пропавшей горничной.
      Ага, легок на помине! Разрумянился от быстрой ходьбы, глаза какие-то хитрые. Может, он видел, как Хелен... Например, садилась на лошадь. Зачем? Ну, может, обиделась на кого-нибудь. Например, на то, что я слишком официально с ней поговорила. Или Кирилл... Я оглянулась на названого братца, но он так и стоял с задумчивым видом и о чем-то там размышлял.
      – Чего вы все стоите как громом пораженные? – весело поинтересовался поручик. – Что-то странное нашли или кого-то нужного потеряли?
      – Пропала Хелен, – сказала я сухо, потому что его фривольный тон был вовсе не к месту.
      – Что значит – пропала? – удивился он. – Мы ведь не в большом городе. Все имение как на ладони, стоит только взглянуть с крыльца...
      – Взглядывали, – отозвалась я, – но Хелен все равно не увидели.
      – А вы ее вещи осмотрели, они на месте? – сразу подобрался он.
      – Нет, не осмотрели. – Я с недоверием взглянула на него; с чего бы нам осматривать вещи Хелен, которая, возможно, сидит сейчас в домишке кого-нибудь из крепостных и пьет чай.
      Предположение было не совсем реальным. За то небольшое время, что мы были знакомы с ней, я не замечала в англичанке интереса к простым людям. А уж то, что она пожелает навестить кого-нибудь из них... Это вообще ни в какие рамки не укладывалось.
      Между тем за окнами стало темнеть.
      – Егоровна, – позвала я, – пошли кого-нибудь в винный погреб, пусть вынесут наверх мешок со свечами.
      – Вот славно, барышня, – обрадовалась та, – а я обыскалась свечей. Уж хотела послать Марью, чтобы в старых подсвечниках огарки вынула.
      Дом-то нам будет чем осветить, а вот как организовать поиски Хелен? Еще несколько минут, и поиски горничной можно будет проводить лишь с факелами. С другой стороны, она же не маленькая девочка. В имении просто невозможно заблудиться. Господский дом стоит пусть на небольшом, но пригорке, и его видно отовсюду.
      – Пойдемте, поможете мне, – приказным тоном сказал вдруг Зимин. – Женщине легче определить, взято что-нибудь из вещей или нет.
      Он посмотрел на Веллингтона, который казался если и не растерянным, то изрядно сбитым с толку.
      – А вы, Джим, организуйте слуг, чтобы как следует обыскали дом. Заглянули в каждую комнату... Кстати, здесь есть лестница на чердак?
      – Есть, – растерянно подтвердила я, – но что могло бы понадобиться Хелен среди старых вещей? Там наверняка пыль и... мыши!
      Последнее я выпалила нечаянно, и это мое замечание изрядно развеселило поручика, но тут же он посерьезнел:
      – Не нравится мне все это.
      Вещи Хелен кто-то перенес в комнату, которую мы назначили для нее. Так они и стояли подле кровати, не разобранные. То есть что-то из мелочей она взяла, но остальное явно не трогала.
      А вот ее теплого капора и меховой накидки из черно-бурой лисы, купленной, видимо, уже в России, не было.
      – Похоже, она пошла гулять, – растерянно проговорила я, хотя все во мне восставало против такого утверждения.
      Чего бы горничной гулять, когда в доме идет такая работа?
      – Странно она ведет себя для горничной, – озвучил мою мысль и поручик.
      – Я, между прочим, сама собиралась с ней о том же поговорить, но все было недосуг.
      Мы вернулись в гостиную. Там был Веллингтон, и по его виду мы поняли, что поиски ни к чему не привели.
      – На чердак никто не поднимался, – сказал он. – Да и я не стал. Там такой слой пыли, что непременно остались бы следы.
      Скорее всего он заглянул на чердак для очистки совести. Чего бы стала делать Хелен на нашем чердаке?
      – Пошлите, княжна, людей, пусть с факелами обыщут имение, – опять распорядился Зимин.
      Я не стала с ним спорить и опять отправилась разыскивать Исидора.
      Похоже, совет Егоровны пришелся кстати. Исидор оказался человеком подвижным, точно ртуть. Только что видели его в одной комнате, а через несколько мгновений он оказывался в другой. Причем крепостные слушались его беспрекословно, хотя я ни разу не слышала, чтобы он повысил голос.
      – Пошли людей с факелами, – сказала я ему, – пусть еще раз осмотрят имение. Каждый уголок! Пропала наша гостья-иностранка. Может, она пошла гулять и упала в обморок... Не улетела же она в конце концов!
      Исидор поклонился мне и опять исчез, а я пошла на кухню узнать, когда будет готов ужин.
      – Вовремя, – коротко ответила мне Эмилия, всем своим видом давая понять, что она ужасно занята, и если я буду стоять над душой...
      Хорошо, я уйду. Некоторое время я постояла на крыльце, наблюдая за огнями факелов, двигавшихся в отдалении. Кажется, и Зимин, и Веллингтон отправились на поиски исчезнувшей горничной, а Кирилл о чем-то разговаривал со своим слугой. А мне показалось, что он заинтересован в Хелен. Мог хотя бы сделать вид, что обеспокоен ее исчезновением...
      Я опять вернулась на крыльцо и стояла там, вглядываясь в темноту, набросив на плечи потертый тулупчик, который носил кто-то из слуг, нисколько не беспокоясь тем, что меня в подобном одеянии увидит кто-нибудь из мужчин.
      Через некоторое время вернулся Исидор. Он проходил мимо меня и пояснил:
      – Вспомнил по случаю, что в конюшне мы не искали. Никто не подумал, что англичанка захочет, например, взглянуть на лошадей...
      – Пойдем вместе, – решила я, сходя с крыльца, – а заодно и поговорим. Надеюсь, в этот раз нам никто не помешает... Сколько времени ты живешь в имении?
      Я бросила взгляд на Исидора. Вопрос самый обычный, но что-то мешало мне сразу согласиться с тем, что Исидор был всегда и я просто его не замечала.
      – Будущей весной исполнится пятнадцать лет, – отвечал он. – Прежде я жил на хуторе с крестьянами-хлебопашцами. Был у них кем-то вроде старосты. Незадолго до своей смерти Фридрих Иванович перевез меня в поместье. Как чувствовал!
      А до того? Неужели он всегда был собственностью моих родителей? Что-то мешало мне с этим предположением согласиться. Должно быть, он прочел вопрос на моем лице и пояснил:
      – До того времени я жил во Франции.
      Я даже запнулась, сбилась с ровного хода.
      – Ты жил во Франции? То есть хочешь сказать, что ты – француз? – изумилась я.
      – Так и есть. Мое имя Исидор Бесмо. Я был мажордомом во дворце Изабель де Бренвилье...
      Тут он споткнулся в своем повествовании: то ли на мгновение отдался своим воспоминаниям, то ли размышлял, как бы в запале откровенности не сказать лишнего. В любом случае мне не следовало его торопить. Тем более что Исидор быстро справился со своим замешательством.
      – ...Изабель была очень добра ко мне...
      То есть в каком смысле – добра? Это прозвучало двусмысленно, но Исидор этого не заметил.
      – Она подала мне руку помощи, когда я оказался в бедственном положении, но потом ее саму кредиторы отца разорили, и бедная девушка оказалась почти на улице... Может, это и к лучшему: она не попала на гильотину... Но если бы ее не подобрал полковник Болловский...
      Так вот как все случилось! Мой отец порой бывал во Франции без матери, по своим служебным делам, и там познакомился с бедной девушкой... А он всегда был рыцарем. Между ними вспыхнуло чувство.
      Рассказ настолько захватил меня, что я даже стала попутно складывать, словно мозаику, кусочки из жизни моего отца.
      – Но Изабель давно умерла... Вы ведь свободный человек?
      Он согласно наклонил голову.
      – Тогда почему вы живете в Дедове, среди крепостных, и до сего времени не вернулись во Францию?
      Мы уже дошли до конюшни и теперь остановились, разговаривая. Нас так захватило общение, что мы почти забыли о цели нашего посещения. Факел в руках потрескивал, создавая особый аккомпанемент нашему разговору.
      Он внимательно посмотрел на меня и, словно раздумывая, а потом решившись, заговорил:
      – Я не мог оставить мадемуазель Эмилию в столь бедственном, униженном положении. Мсье Болловский обещал, что даст девочке вольную и мы сможем уехать вместе с ней, но своего слова так и не сдержал...
      Знал бы он, какие баталии пришлось выдерживать моему отцу на этом нелегком пути! Так сложилось, что почти вся собственность Болловских была собственностью именно моей матери. Ей было чем напугать отца... На одних весах была его любовь к Изабель, на других – благосостояние, положение в обществе и даже карьера. Ему должны были присвоить чин генерала, а тут неприятная история с какой-то француженкой... Он вынужденно откладывал решение этого щекотливого вопроса. Получил наконец чин генерала, чтобы почти сразу умереть. Господь сжалился над ним, прибрав его к себе.
      Уже открыв рот, чтобы сказать: «Слово моего отца может сдержать его дочь», я подумала и тут же рот и закрыла. Не надо торопиться. Я же еще ничего не знаю. Ни в каком состоянии мои дела, ни подлинную причину упорства моей матери в отношении Эмилии. Это всего лишь мои предположения о том, что она хотела обезопасить свою дочь; а если имеется еще одна причина, которую я не знаю?
      Впору вспомнить поговорку отца – он, случалось, любил щегольнуть чем-нибудь простонародным: «Поспешность нужна при ловле блох!»
      Лучше пока заняться чем-нибудь более своевременным.
      – Мы собирались проверить, нет ли здесь моей пропавшей горничной, – заметила я и, подобрав юбки, шагнула через порог конюшни.
      Интересно, что в конюшне не было лошадей. То есть тех, что обычно у нас имелись. Для разъездов. Кто-то забрал всех, а также две коляски, на которых мы ездили в лес или к соседям. В карете разъезжать по местным дорогам было не принято.
      В конюшне стояла карета, в которой мы приехали, и карета Кирилла. И выпряженные лошади. Причем, я отметила это машинально, ясли у лошадей Ромодановского были доверху наполнены сеном, а наши доедали последние остатки.
      Я почувствовала раздражение. Не слишком ли вольготно расположился у меня в имении этот господин? И как получилось, что за его лошадьми ухаживают, а за нашими – включая, кстати, жеребца Веллингтона – нет?
      Обернувшись к Исидору, я хотела сказать ему об этом, но он уже поспешил меня заверить:
      – Простите, госпожа, отвык держать в голове все хозяйственные вопросы. Немедленно распоряжусь навести порядок в конюшне! – Он кивнул на легкую повозку, в которой отец разъезжал в теплое время по всяким хозяйственным делам. – И повозку мы починим. Сейчас люди наводят порядок не только в доме, но и в помещениях для слуг. Пришлось выделить и для них повара – ваши крепостные уже много дней не имели хорошей пищи.
      – А как же Осип, который уже чувствовал себя в Дедове чуть ли не хозяином?
      – Ваш Осип любил философствовать, вроде того что рабы должны и питаться как рабы.
      – Негодяй! – возмутилась я. – Мой отец отдал бы его под плети!
      – Осип заслуживает худшей участи. В свое время мы не придавали вольнодумству большого значения, и чем закончили?
      – Чем? – машинально переспросила я.
      – Конечно же, революцией! – недовольно пробурчал Исидор.
      Надо будет мне об этом времени почитать. Я ведь родилась уже после нее. И имела о революции весьма смутное представление. Потому и предпочла перевести разговор.
      – А как у нас с тягловыми лошадьми? – спросила я, неуклюже пытаясь принять участие в хозяйственных делах.
      – На хуторе вроде есть. – Он отвел глаза в сторону, наверное, втихомолку посмеиваясь над моими попытками. – Не беспокойтесь, ваше сиятельство, как только мы приведем в порядок дом, я тут же наведаюсь на хутор. Что-то и в самом деле оттуда давно никто не приезжал. Но у них теперь свой староста, весьма толковый...
      – Я думаю, Исидор, – медленно проговорила я, – что совместно мы решим всенаши вопросы.
      – Очень надеюсь на это, – кивнул он.

Глава одиннадцатая