– Еще чего! – фыркнула Александра. – Закон жанра требует, чтобы свекровь была гадиной. Зачем же я стану его нарушать?.. Но поскольку до этого еще далеко, к чему заранее настраивать себя на то, что тебе придется хотя бы на время лишиться свободы.
      – Далеко? Когда же ты рожать собираешься?
      – Не раньше чем в тридцать лет, – категорически ответила она, – и, понятное дело, матерью-одиночкой.
      – Ну хорошо, другим мы не скажем, но я-то знаю, что до срока не так уж много времени осталось. Всего два года.
      – Целых два года, – поправила Шурик. – У меня программа-минимум: положить на свой банковский счет столько баксов, чтобы мне хватило по крайней мере на три года безбедной жизни. Когда придет пора рожать, чтобы не экономить на памперсах. Я вовсе не собираюсь отдавать своего ребенка в ясли, едва он научится сидеть.
      – А ты не думаешь, что можешь встретить человека, которого полюбишь?
      – Где же я смогу его встретить? – удивилась она. Шурик работала заместителем председателя Комитета по делам молодежи, и мне казалось, что уж в молодежной среде найти себе мужчину будет вовсе не так трудно. – Может, ты имеешь в виду тех «позвонковых» мальчиков, которые устраиваются к нам в комитет с помощью своих пап и мам? По принципу где бы ни работать, лишь бы не работать.
      – Тогда не следует ли тебе хоть изредка ездить трамваем? – предложила я.
      – Трамваем? Ты хочешь сказать, что я могу там встретить мужчину, у которого нет даже своей машины? У меня, у женщины, есть, а у него – нет?
      – Иными словами, замуж ты не хочешь?
      – Не хочу, – отрезала она.
      Но поскольку я знала Шурика гораздо лучше, чем, возможно, она сама, то я могла отыскать корни такой категоричности. Она боялась. То есть постоянное муссирование в прессе и в литературе вообще вопроса о том, что мужчины не могут не изменять жене, вызвало появление таких женщин, как Александра. Рассуждала она просто: если верных мужчин на свете нет, то и выходить замуж незачем.
      – Представь, с каждым годом женщина, кстати, как и мужчина, становится все старее, кожа ее теряет упругость и свежесть. Между прочим, и нервы не становятся крепче. И вот в один из дней приходит муж домой и сообщает, что он нашел другую. У тебя два выхода: попытаться его удержать в ущерб своей гордости или дать пинка под зад. Что лучше, еще надо подумать. То есть потеря неизбежна. Тогда зачем вообще и начинать? Пусть ты к такому финалу подготовишься, но твой бедный ребенок... В чем он-то виноват? А так он с самого начала будет знать, что папы нет и не будет. Умер! А на нет и суда нет.
      – Ты хочешь сказать, что женщинам вообще не стоит выходить замуж?
      – Не знаю, как другие, а я считаю именно так. Разве что он понадобится совершенным дурам, которым все равно, изменяет им муж или нет... Но при том они виснут мертвой хваткой на нем, если паче чаяния он надумает уйти... Нет, ты меня не переубедишь!
      – Я и не буду пытаться это делать, – задумчиво проговорила я. Неужели и мне предстоит то же самое? Все-таки до чего заразны подобные разговоры! Поневоле начинаешь думать о том, что прежде и не приходило тебе в голову.
      В общем, я набросала теорию Шурика в виде реферата и запихнула в память компьютера под пароль. Вряд ли какой-нибудь хакер захочет этот файл вскрыть.
      Теперь пора было заниматься своей непосредственной работой, оттягивая тот момент, когда мне надо будет попроситься на прием к главному редактору и признаться ему, что я не смогу написать статью о Забалуеве...
      Не понравилось мне наше с ним общение. Он смотрел на меня так, будто я его собственность. И он в любое время может вроде невзначай обнимать меня за плечи или класть руку на колено, когда сидит напротив. Похоже, он считает, что со мной можно вот так играть.
      А уж когда мы заговорили о том, в каком плане должен быть написан очерк, он и вовсе вознесся куда-то ввысь и оттуда вещал, учил, как мне нужно работать.
      Откуда в нем это высокомерие? Только от того, что у него больше денег? Или чего там в нем больше. Разве что мышечной массы, но никак не ума, могу поспорить! Пусть я и гордячка, как говорит мой муж, но я вовсе не считаю это недостатком.
      Едва поступив в университет, я сразу стала подрабатывать, чтобы материально не зависеть ни от отчима, ни от нашей вконец заезженной мамы.
      И от Забалуева я не хотела зависеть. Пусть редактор и обещал мне штуку баксов. В крайнем случае и без штуки этой моя семья голодать не станет.
      Я сидела за столом, крутила так и эдак, продумывая начало разговора, но от этого меня отвлек приход младшей сестры.
      Галочка прибежала ко мне на работу сама не своя. Едва взглянув на сестру, я забыла про все свои неприятности. На девчонке лица не было.
      Она заглянула в кабинет и жалобно позвала:
      – Лена, можно тебя на минутку?
      Я удивилась. Раньше она спокойно входила ко мне и привычно садилась на стул для посетителей. И даже сообщая, по ее мнению, что-то секретное, она лишь перегибалась ко мне через стол и шептала свою тайну. Но сегодня... Сегодня случилось нечто экстраординарное. Я сразу поняла, что минуткой не обойдется, и попросила своего коллегу Павла в случае чего прикрыть меня.
      – Лягу на амбразуру! – поклялся он, потому что знал: случись у него что-нибудь личное, я тоже лягу...
      Но шутки шутками, а на Галке лица не было, потому я потащила ее в кафе напротив. Во-первых, я сама не успела пообедать, а во-вторых, за горячим чебуреком да за стаканчиком томатного сока беседа обычно протекает оживленнее, чем на сухой рот.
      Однако моя сестренка ничего есть не стала.
      – Что ты, Ленчик, мне кусок в горло не полезет.
      Тогда я взяла себе порцию пельменей – почему-то они назывались домашние, как будто кто-нибудь дома мог делать такую ерунду. Это как раз для нас, тех, кого, как волка, ноги кормят и у кого желудки луженые. Так что я ела как домашние пельмени и слушала горькое повествование Гали.
      Выслушав ее короткий рассказ, в основном пересказ ее разговора с некоей шустрой Раей, я все поняла. О чем тут долго говорить?
      – Ты очень расстроена?
      Наверное, я задала глупый вопрос. На него сестра и ответила так же:
      – Не знаю... Нет, правда, в голове гудит, как в трансформаторной будке, и ни одной умной мысли. Вот решила пока у тебя пожить. Пустишь?
      – О чем разговор, конечно!.. Ты думаешь, он тебя не найдет?
      – Возможно, он и не будет искать, – задумчиво проговорила Галя. – Ему так легче: не выяснять отношений. Да он просто перешагнет через меня и пойдет дальше. Знаешь, сколько у него таких Галек?
      – И что ты собралась делать?
      Я не случайно задала этот вопрос, потому что, несмотря на лихорадочность Галиного рассказа, создавалось впечатление, что свою дальнейшую линию поведения она не очень продумала и сейчас по ходу дела выпаливает первое, что приходит на ум.
      Почему она убежала? Боится, что при личной встрече с ним не выстоит? Боится, что, глядя ей в глаза невинным взглядом, он станет городить всякую чепуху в свое оправдание, а ей придется делать вид, что она ему верит. Моя добрая честная девочка!
      В прошлый свой приход ко мне она говорила о своей любви и о том, что пропала и ничего с этим не поделаешь... Словом, я ощутила самую настоящую тревогу. У сестренки беда: безответная любовь. Как тут помочь?
      Сидит сейчас напротив меня, смотрит с лихорадочной надеждой во взгляде, как будто я тут же возьмусь поддакивать ее поспешному решению – надо же, пожить у меня! Как будто ее нельзя вычислить или найти.
      – Хочешь, я разыщу его и поговорю? – предложила я.
      Галя с недоумением взглянула на меня. У нас так бывает. Я, к сожалению, не всегда ее понимаю.
      – Ты что, Ленчик, о чем тут можно говорить?!
      – А что ты хочешь?
      – Я хочу, чтобы мужчина, который признается мне в любви, на самом деле меня бы любил. И если он живет со мной, то потому, что уже сделал свой выбор, а не потому, что я у него нечто вроде аэродрома подскока. Заправился и дальше полетел!
      Наивная девочка. Судя по всему, этот прожженный женолюб – как говорят сами мужики, ходок – может пообещать все, что угодно, чтобы, едва уйдя за угол, позабыть о своем обещании. Верность – это слово не для таких, как он.
      Однако как Галочка выражает свои мысли! Надо сказать, что мне приходится иметь дело с ее сверстниками, и большинство из них изъясняется на манер Эллочки-людоедки, обходясь минимумом слов. Между прочим, я почувствовала некоторую гордость. Кто, как не я, приучил ее к чтению? Кто вообще научил ее читать, а потом играл во всякие игры, заставляя правильно высказывать свои мысли или описывать тот или иной предмет, употребляя не просто одни и те же слова, а непременно синонимы...
      Но что это я вдруг расхвасталась?
      – Вот, возьми ключ от квартиры, поезжай и ляг поспи, – сказала я, – а то у тебя круги под глазами, будто ты неделю не спала!
      Галя закивала, совсем как маленькая.
      – Возьми у меня в спальне, на тумбочке возле кровати, снотворное, прими таблеточку, а то ведь не заснешь.
      Опять кивок, но уже на ходу. Галя пошла прочь как сомнамбула, машинально сжимая в руке ключ от моей квартиры. У нее свой диванчик в комнате Тошки, где она порой спит, когда остается у нас ночевать. Я ей на такой случай и ночную рубашку купила. Уютная, как говорит Галя.
      Кажется, у нас с ней одновременно началась черная полоса. У меня самой было не все ладно. С мужем происходило что-то непонятное, на работе тоже.
      Я попыталась сказать главному, что у меня ничего не получается с тем самым дорогостоящим интервью, но он меня даже слушать не захотел.
      – Что хочешь делай, а чтобы статья была!
      Я поняла, что объяснять ему что-то бесполезно. Представляю, если бы я вдруг сказала, что для этого мне пришлось бы с Забалуевым переспать, а ему, то есть редактору, должно быть известно: я замужняя женщина. Он не моргнув глазом ответил бы что-нибудь вроде: «У тебя там счетчик стоит, что ли?»
      Так он представляет себе профессионала, который ради своей работы идет на все. А к женщинам у него отношение, мягко говоря, странное. Озвучь я подобные слова на высоком уровне, мне бы, наверное, не поверили. Газета муниципальная. Иными словами, государственная. А государственный чиновник не может исповедовать такую низменную философию...
      Вообще-то открытым текстом Забалуев мне ничего такого не предлагал. Это у меня уже моя журналистская фантазия разыгралась. Просто в парке со мной он не захотел гулять. Мы сразу пошли в кафе, но там оказалось много народу, и серьезно поговорить не было никакой возможности.
      – Может, у вас в офисе есть комната отдыха? – спросила я не подумав.
      То есть я считала, что это должна быть самая обычная комната, отделенная от остального офиса крепкой стеной и плотной дверью, так чтобы никто нам не мешал.
      А у них, как я поняла, комнатой отдыха пользовались совсем по другому назначению. Иначе почему у него так блудливо заблестели глазки?
      Если бы мне надо было написать обыкновенное интервью, можно было бы и посидеть в его кабинете, пусть бы там трезвонили телефоны и кто-то постоянно пытался прорваться к Забалуеву на прием.
      Но для очерка мне требовалась более задушевная обстановка, так чтобы ниточка нашего разговора постоянно не прерывалась.
      Вообще-то я привыкла, что мужчины, с которыми мне по работе приходилось сталкиваться, предлагали мне именно неформальные отношения, но отчего-то у Забалуева это получалось совсем по-другому, и это меня нервировало. У нас не Запад, и мы не боимся обвинений по статье о сексуальных домогательствах. Женщины понимают, что в таких случаях они могут лишь надеяться на свои хрупкие силы.
      Но даже не в этом дело. При общении с Забалуевым я почувствовала тревогу.
      Иными словами, мне пришлось бы признаваться самой себе, чем меня так тревожил Юрий Иннокентьевич, я бы рассказала, что впервые почувствовала, как мощная волна обаяния мужчины тянет меня в свой водоворот. То есть в какой-то момент мне хотелось забыть, что я замужняя женщина. Я откровенно испугалась положения, при котором я не чувствовала уверенности в своих силах. И в то, что смогу дать ему достойный отпор.
      А значит, надо избегать ситуаций, когда я могла бы изменить мужу.
      Как это могло случиться, я не понимала. До встречи с ним я была совершенно уверена в том, что у меня крепкий брак. Я люблю своего мужа и никогда не посмотрю в сторону другого мужчины. Тогда почему эта уверенность вдруг оказалась поколебленной?
      Видимо, по этой причине я слушала его вполуха. И цельного образа, как обычно, у меня не выстраивалось.
      Получилось, что все, о чем мы с ним в тот день говорили, меня нисколько не устроило. Об этом можно было бы почитать в написанной им же самим автобиографии.
      Из такого материала очерк не сделаешь. Сославшись на необходимость под надуманным предлогом бежать в редакцию, я попросила у Забалуева разрешения ему позвонить и решить, где мы в следующий раз можем встретиться.
      Ко всему прочему, я никак не могла вызвать на откровенный разговор собственного мужа. Вчера вечером я и так, и этак пыталась к нему подойти – все бесполезно. Он уклонялся как мог, словно я пришла с вражеской территории и он подозревал во мне шпионку.
      Раньше между нами не было никаких недосказанностей, чего же теперь он не хотел со мной откровенничать?
      Я все время возвращалась мыслями к этому, потому что вчера в разговоре со мной Женя вдруг прикрикнул на меня. И даже откровенно нагрубил. Мол, чего я лезу ему в душу, если и без меня тошно.
      Я обиделась, а потом забеспокоилась не на шутку. Решила: сегодня зайду с другой стороны, сделаю так, чтобы супруг размяк, расслабился и сам, без моего нажима, все же рассказал, что за беда у него случилась.
      А теперь еще у сестры, с ее точки зрения, настоящая трагедия. Влюбилась в кота мартовского. Это даже хуже, чем влюбиться в каменную статую. Та хоть ничего плохого тебе сделать не сможет. А этот мозгодер все нервы вымотает и все равно оставит ни с чем.
      В общем, я мялась, мялась да и позвонила Забалуеву. Решила поговорить безо всяких экивоков. Дает он мне интервью или нет? Если он начнет ставить мне условия... Но тут же я себя одернула. Что еще за условия? Подумаешь, посидеть с бизнесменом за одним столом в ресторане. Чего это я так заметалась?
      Забалуев сразу откликнулся и согласился встретиться со мной на его территории. Он так и сказал:
      – Встречаемся на моей территории. В ресторане «Веселые повара».
      Наверное, и название сам придумал. Говорили, что он держит его на паях со своим другом, директором ресторана. Самого модного и дорогого.
      Пытается меня повязать не деньгами, так шиком. Но, если быть честной, меня волновало вовсе не это... Чем больше я брыкалась, тем сильнее мне хотелось увидеть его еще раз, – вот ведь глупость какая! Увидеть, поговорить – и больше никогда не встречаться!
      Так и хотелось все время повторять себе: «Я замужняя женщина! Я замужняя женщина!» А если копнуть еще глубже, я злилась на Забалуева потому, что он обо всем догадывался. Потому и вел себя так со мной. То есть предлагал встретиться и был уверен, что мне это не так уж неприятно.
      – Судя по вашему решительному лицу, – сказал мне с улыбкой Юрий Иннокентьевич, – вы пришли с ультиматумом: или даете мне интервью безо всяких условий, или катитесь к чертовой матери, не так ли? Так, так, можете не отвечать.
      А он еще и проницательный! Я стала злиться чуть ли не с первой минуты, как пришла, хотя могла бы оглядеться. И на интерьер ресторана, и на то, как сервирован стол. И расслабиться, раз уж пришла.
      – Я нарочно назначил встречу на двенадцать дня, – сказал Забалуев. – Дело идет к обеду, так что вы заодно и поедите, а не станете ковырять вилкой блюдо, оттопырив пальчик.
      – Оттопырив пальчик? – удивилась я. – Что за ерунда! Нет во мне этих мещанских заморочек...
      Я набрала воздуха, чтобы еще продолжить речь о том, какая я не такая, но он перебил меня:
      – Между прочим, вы знаете, какие у вашего мужа неприятности?
      Вот! Именно этого я и боялась. Выходит, не подвела меня интуиция. Но все же я хотела бы услышать об этом от кого угодно, только не от него!
      – А это имеет отношение к нашему разговору?
      – Еще как имеет. – Он насмешливо прищурил глаза. – И могу даже уточнить: я – единственный человек в городе, который может благополучно разрулить эту непростую ситуацию. Если уж место в газете вы потерять не боитесь, то благополучие вашей семьи, надеюсь, вам не безразлично? Что перевесит на ваших весах?
      – Да какие, к черту, весы?! – сказала я чуть ли не с истерикой. – Что вы собираетесь взвешивать? Что вам от меня нужно? Это что, шантаж?
      – Зря вы так, никакой это не шантаж, а всего лишь информация о реальном положении дел, – сказал он спокойно. – Вы что пьете: вино, водку, шампанское?
      – Виски, – заявила я ему назло.
      Он щелкнул пальцами и явившемуся тут же официанту повторил:
      – Виски.
      Куда я лезу? Женщину украшает скромность, поиздевалась я над собой, а не попытка бороться наравне с мужчиной. Тем более пить. Алкоголь косит меня с ног после двух небольших рюмок.
      – Так вот о весах. Вы, моя дорогая, просто не задумывались над тем, что мы так или иначе ежедневно взвешиваем свои поступки, намерения и просто мысли на невидимых весах. Идти – не идти. Согласиться или нет. Купить – не купить. Спасти – не спасти... Разве вам не дорого спокойствие вашего мужа?
      – Дорого.
      – Вот видите, а я могу ему помочь.
      – В обмен на что?
      – Всего на одну ночь с вами. Помнится, был такой фильм – «Ночь за миллион долларов» или что-то в этом роде.
      Что он несет! Какой миллион! Если у Жени и случились неприятности в его бизнесе, вряд ли это такие уж большие деньги. В крайнем случае пусть продает свою базу, раз залез в долги!
      Я продолжала мысленно возмущаться, а Забалуев следил за мной с затаенной насмешкой. Он что, издевается надо мной?!
      Бывало, случались у меня настойчивые поклонники, ухаживали, несмотря на мои протесты, но чтобы переть вот так, как этот бульдозер... Значит, я была права и ничего мне не показалось, он с самой первой встречи решил не мытьем, так катаньем затащить меня в постель!
      – Юрий Иннокентьевич! – простонала я. – Но вы же не Квазимодо!
      – В каком смысле?
      – В смысле, «я душу дьяволу отдам за ночь с тобой!».
      Он расхохотался.
      – Вы просто прелесть. Я даже не думал, что общение с женщиной может быть приятно и вне постели. Наверное, потому, что всю жизнь встречался с красивыми, но безмозглыми куклами? Вроде посмотришь, все при них, а голова какая-то нефункциональная.
      Не выдержав, я прыснула.
      – Видимо, вам нравится один и тот же тип женщин.
      – Наверное, – легко согласился он. – Точнее, я вижу, что есть другие женщины, но они всегда оказываются чьими-то женами.
      – Понятно, в чужих руках...
      – Хотите сказать, я завистлив?
      – А вы что хотите сказать в ответ?
      – Нет, но вы все-таки жестокая... А когда я читал серию ваших статей под рубрикой «Счастливая семья», вы казались мне этакой сентиментальной дамой в розовых очках...
      Я в своих статьях выгляжу сентиментальной? Такого мне еще никто не говорил.
      – Иными словами, вы хотите сказать, что все описанные в моих статьях ситуации выдуманы? – на всякий случай возмутилась я. – Кстати, рубрика называлась: «Похожи ли счастливые семьи?»
      – Я назвал бы по-другому: «Есть ли вообще счастливые семьи?»
      – Тогда мне не все понятно. Если вы видите в других семьях женщин, которые... вам нравятся, то все равно вы уверены, что не могли бы быть с ними счастливы?
      Он вздохнул и с усмешкой посмотрел на меня.
      – Теперь я понимаю, почему многие мужчины выбирают в жены дурочек. С умной женой надо все время быть начеку. Подловили, да?
      – Я всего лишь внимательно слушала вас.
      – И думали, что сможете увести меня в сторону.
      Откровенно говоря, я и в самом деле на это надеялась: уболтать его, заставить забыть о своих предложениях мне, которые иначе, как непристойными, и назвать-то было нельзя... Напрасно мучилась старушка в высоковольтных проводах!
      Забалуев посмотрел на меня уже без улыбки и проговорил чуть ли не по слогам:
      – Мое предложение остается в силе.

Галина