– Приходили ко мне из «Электронадзора», – с возмущением рассказывал Володька, не переставая подтягивать кран разводным ключом. – У вас, говорят, на счетчике пломба нарушена. Выписали штраф – две тысячи рублей... Я возмутился: не трогал никто вашу пломбу! Прикинь, не хотят даже слушать. Я и так, и эдак, мол, к счетчику даже не подходил, и как заставить его крутиться в другую сторону, не представляю. У меня вообще в школе по физике была тройка с минусом. Не верят!
      – В то, что у тебя тройка с минусом? – рассмеялась Галя.
      Он как раз ремонтировал у Гали кран на кухне – тот все время капал и капал. Действовал хозяйке на нервы. И тогда она вызвала на дом техническую помощь, то есть Володьку. Он любил поговорить. Даже во время работы рот не закрывал, но всегда рассказывал что-то интересное, в Галиной жизни не случающееся.
      – И ты заплатил? – с замиранием сердца спросила она, любуясь уверенными движениями Володькиных рук.
      – Как же, щас! Заплачу! Я узнал у одного чудака, он когда-то электриком работал, что эти наезды на лохов рассчитаны. Берут на пушку, а человек и колется. Если виноват, конечно! А вообще такой факт надо актом скреплять, с понятыми... Просто зла не хватает! Пломба якобы нарушена – значит, я вроде бы откручивал счетчик назад, воровал электроэнергию... Ты докажи! Не пойман – не вор, даже фильм такой есть... Меня больше всего возмущает, когда напраслину возводят. И когда со мной не церемонятся. Я, между прочим, российский гражданин и хожу под законом. Но эти две бабы...
      – Какие бабы?
      Вот так он всегда: рассказывает будто рывками, потому Галя и не всегда понимает, о чем.
      – Говорю же тебе, бабы из «Электронадзора», что штраф выписывали. Они ушли, а на другой день прислали ко мне какого-то жлоба, свет отключать! Ничего не доказали, а уже приговорили. Слушай, почему с нами обычно не церемонятся, а? И почему мы покорно принимаем такой вот произвол? Не знаю, как другие, а я взбесился...
      Володька еще раз проверил кран. Включил, выключил и удовлетворенно крякнул. Кран не капал. Галя не очень представляла себе, как Володька может взбеситься. С ней он всегда такой спокойный, уравновешенный, все время улыбается.
      – И что ты сделал?
      Она подала Володьке полотенце, и тот медленно вытер руки, кося глазом на кран, словно боялся, что он в любой момент может выкинуть прежний фортель, несмотря на новую прокладку.
      – Я взял топор и за ним погнался.
      Галя недоверчиво фыркнула.
      – Врешь, Володька, врешь ведь как сивый мерин! Как так можно, за представителем официальной структуры с топором гоняться? А если бы он с милицией вернулся?
      Она и в самом деле себе этого не представляла, потому что с чиновниками и их представителями воевать не умела, да и боялась.
      – С милицией? Чего вдруг?
      Володька подошел к зеркалу, потрогал свой короткий ежик и как бы между прочим взглянул на кухонный стол, который Галя уже накрыла, чтобы накормить своего постоянного механика, сантехника и прочее.
      – Ну, если бы электрик им пожаловался. Про топор.
      Володька еще немного подумал и решительно сел за стол.
      – Я бы сказал, что он все врет. Пьет много, вот у него глюки и появляются...
      – А вдруг бы оказалось, что он не пьет? Ну, вообще, понимаешь?
      – А ты такого мужчину когда-нибудь видела? – тем же тоном передразнил ее Володька. – Да у меня и топора-то в доме нет. Что я, лесоруб какой? И зачем топор человеку, у которого центральное отопление?
      Галя стала быстро сгружать в его тарелку салаты – она мастерица салаты делать, и Володька их любит. Благодарный едок, потому Гале нравится его кормить.
      – Но ты же сам сказал, что погнался за ним с топором.
      – А я этот топор соседу отдал. На всякий случай. Соседей-то вряд ли бы стали обыскивать. Мало ли что им в голову взбредет? Могли и с милицией прийти. Но ведь не пришли. Значит, что?
      – Что? – с придыханием повторила Галя.
      – Прицепились ко мне не по закону. На понт решили взять, да не вышло. Того мужика, кстати, электрика, я больше не видел. Никогда... И я понял, что закон нарушают с двух сторон. Понимают, что и сами не правы, но думают, а вдруг прорежет. Небось им с каждого такого штрафа проценты капают... Лохов-то не сеют и не пашут, и государство об этом прекрасно знает... Чиновники привыкли, что если на нашего гражданина слегка прикрикнуть, он сразу отступит от своих требований. У него тут же сомнение появляется: а что, если и в самом деле отрежут, отключат, отвинтят... Беспредел, одним словом...
      – Тебя послушать, так мы и в самом деле бесправны. Вон, смотрел по телику, даже олигархов сажают.
      – Сажают! – передразнил Володька. – И ты поверила? Кому-то на лапу не дал, вот и взяли его за жабры.
      – Все равно, такой случай – единичный. Ко мне, например, никто не приходил и штраф не требовал.
      – Какие твои годы!.. Теперь меня «Водоканал» стал доставать. Такие же беспредельщики. Есть вода, нет воды – а плати за полный месяц! Две недели я за водой к колонке ходил, а оплата ни на рубль не изменилась.
      – Постой, – сказала Галя, – а разве у тебя счетчика нет?
      – Да все никак не поставлю, – несколько смутился Володька, но тут же по-петушиному вздернул голову. – Слушай лучше. Две недели воды не было, я и заплатил за полмесяца. По их пусть и завышенной норме. И что ты думаешь? Пришли очередные сборщики налогов: у вас, говорят, задолженность по оплате за воду, мы вас отключим. Я говорю: только попробуйте, я на вас в санэпидстанцию пожалуюсь. Вчера опять воду на десять часов отключали, а потом я кран открыл, и из него пиявка выпала.
      Володька помедлил, с любовью глядя на полную тарелку, и медленно, будто священнодействуя, поднес вилку ко рту, чтобы тут же блаженно замереть.
      – Что ты говоришь! – ужаснулась между тем Галя и тут же решила, что такого быть не может. – Опять врешь.
      – «А с чего мне врать, дружище, посуди, какой расчет?» – продекламировал Володька, который вечно кого-нибудь цитировал.
      Он – старый друг ее брата Валеры. Валера месяцами торчал на вахте в Тюмени, а его друг нет-нет да и заглядывал к ней, спрашивал, не надо ли чего. Бескорыстно интересовался. И в самом деле помогал, когда имелась в том необходимость.
      Валера считал, что его сестра к жизни в одиночестве совсем не приспособлена. И что без мужчины в ее сугубо женской квартире не обойтись: то одно нужно, то другое...
      Хотя Володька ей и бескорыстно помогал, но Валера все время привозил другу какие-нибудь, как он говорил, «сувениры». То рабочую дубленку, то шапку меховую.
      – Галка говорила, ты ей кран починил?
      – А то без твоих взяток я бы этого не делал! – для виду обижался Володька.
      – Скажешь тоже, взятка! Но ты за ней присматриваешь, и я тебе благодарен. А то кто же ей поможет? Уж не ее ли папаша, у которого руки сам знаешь, откуда растут...
      Жилье у Галины еще то – в общем дворе у них у всех такие небольшие конурки. Правда, в центре города и со всеми удобствами. Эту недвижимость ей оставила в наследство бездетная тетка, мамина сестра. Ванная комната – четыре квадратных метра. Кухня – четыре квадрата.
      «Гостиная» – восемь, из нее две двери – в комнату пять квадратных метров и в комнату шесть квадратных метров.
      Кукольный домик, говорит муж сестры Евгений. Посмеивается. Но Галя рада этому до смерти. Мама обижается, что она моментально от родителей ушла, чтобы жить в этой норе. Пусть и нора, зато своя!
      Представителей газовиков, электриков и вообще всех прочих коммунально-бытовых служб Галина в самом деле боится. Если бы ей выписали хоть какой штраф, она бы уплатила его молча и ни с кем не стала ссориться, как Володька.
      Как-то раз она об этом ему сказала, тот возмутился:
      – А если они от фонаря написали?
      – Я все равно не смогу проверить.
      Володька поднял вверх вилку с нанизанным на нее маленьким огурчиком, словно призывая в свидетели кого-то там вверху.
      – Ты, подруга, меня разочаровываешь. Нельзя давать себя в обиду. Знаешь, сколько у нас в стране желающих лоха развести? Будешь мямлей – не отобьешься. Как же ты своих детей собираешься воспитывать?
      – Если они у меня будут, – пробормотала Галя.
      – Тю, дурочка, скажешь тоже! Как же без детей-то?!
      Она на Володьку не обижалась. Мямля и есть мямля, только насчет того, что дает себя в обиду, так это не всякому. Чиновники за людей не считаются. В том смысле, что они – как бы отдельная каста. Не простые люди, а винтики государственной системы. В иных же случаях... Гордость у нее ого-го! Может, потому до сих пор одна живет. Уже целых семь месяцев.
      Нет, с мужем она разошлась не от гордости, а из-за его пьянки. Сколько можно было терпеть! Дня не проходило, чтобы он не набрался. В конце концов, от него уже постоянно исходил запах перегара. Такой противный, как будто в нем самом, в Генке, протухло что-то... С ним неприятно было даже... исполнять этот самый супружеский долг, хотя, как ни странно, алкоголь не лишал его мужских достоинств, даже наоборот. Наверное, потому, что он был начинающий алкоголик... И спиртное было для него как... Галя споткнулась, вспоминая... Как допинг!
      Об одном Галя судьбу благодарила, что хватило ума не родить от Геннадия. Какой бы ребенок у нее сейчас был? Скорее всего больной, неполноценный. Как у соседки Веры напротив. Лежит целыми днями без движения, только глазами водит.
      Чего это она опять о мрачном! Не так все и плохо, и на Генке свет клином не сошелся. А то, что она семь месяцев одна, так это потому, что Галя никого и не искала. Ей бы в себя прийти после такого брака, который был браком в буквальном смысле слова.
      Хорошо, что наследство она получила уже после развода, а то Генка бы к ней все время таскался. Он и сейчас нет-нет да пытается в квартиру Галиных родителей прорваться. Не знает, что Галя там больше не живет.
      – Позовите Галину! – кричит. – Куда мою жену спрятали?!
      Уже и забыл, что жены у него нет.
      Предки молчат как партизаны, адрес дочери не сообщают.
      Вообще-то обидно. Что ж ей, кроме Генки, доли нет?.. Это она потому сердится, что и в самом деле: куда ни пойдет, везде, как нарочно, на бывшего супруга натыкается. Просто фатальное невезение. Причем он тут же начинает выяснять отношения с тем из мужчин, кто, не дай Бог, в такую минуту рядом с ней оказывается...
      Однажды с дискотеки ей пришлось уходить через черный ход, а потом хватать такси, чтобы пьяный, как всегда, Генка ее не выследил. Тогда прощай покой ее кукольного домика.
      – А чего это вдруг у тебя детей не будет? – выводит ее из задумчивости голос Володьки. – Нормальная здоровая женщина. Или, может, тебе не от кого, так ты скажи, поможем!
      Своими грубыми шуточками Володька надеется извести из глаз в общем-то веселой девчонки это мрачное выражение, никак ей не подходящее.
      А с чего веселиться? Семь месяцев Галя вынужденно сидит дома... Не вообще, на работу-то она ходит, а в смысле досуга.
      Она проводила Володьку до ворот – к ним в общественный двор надо было входить через ворота, которые, впрочем, никогда не запирались – и, как говорится в книгах, рассыпалась в благодарностях.
      – Что бы я без тебя делала? – сказала она нарочито пламенно, чтобы польстить Володькиному самолюбию.
      – Зови, если нужно, – благодушно отозвался тот.
      А Галя вернулась к себе домой, чтобы и дальше проводить время в одиночестве. Что странно, до последнего дня она сидела дома и вовсе от этого не страдала. Вязала себе шарф, а потом жилетик. Красила полы в гостиной. Переставляла мебель в кабинете.
      Конечно, мебель – слишком громко сказано, но поменяла местами компьютерный стол и узкий книжный шкаф – все это в комнате помещалось, хотя жилого пространства почти не оставалось.
      По крайней мере в ее маленькой квартирке негде было танцевать или устраивать какие-то шумные междусобойчики. В гостиной, однако, все необходимое из мебели имелось: тумба с телевизором, журнальный столик и маленький диванчик. В спальне – одна полуторная кушетка из мебельного гарнитура, которую ей выделили родители. Ничего более широкое туда просто бы не влезло. И тоже узкий платяной шкаф.
      Галя подозревала, что когда-то здесь была одна большая комната, но кто-то из жильцов разделил ее на три части. В спальне удалось даже навесить настоящую дверь, но, чтобы в гостиной было просторнее, хозяйка старалась лишний раз ее не открывать.
      С другой стороны, некоторые подруги Гали считали, что у нее вполне хватает места посидеть втроем-вчетвером за журнальным столиком с бутылкой и нехитрой закуской.
      Потому, когда сегодня вечером раздался телефонный звонок, Галя, еще до того, как взять трубку, отчего-то сразу подумала, что ее подруга Света собирается к ней в гости.
      – И не одна, – тут же подтвердила ее догадку подруга. – Я хочу прийти к тебе с двумя симпатичными парнями.
      – Один из них Миша, – попробовала догадаться Галя.
      С Мишей Светлана изредка встречалась у нее дома, если образовались подходящие условия: например, уезжала куда-нибудь ненадолго Светина мама. Но у Миши была семья, и в свободное время Свете приходилось искать себе другое общество.
      А она не любила сидеть дома и ждать у моря погоды. Вдруг она встретит человека, которого полюбит, и с ним забудет о Мише; ведь он не собирается при этом оставить свою жену, чего Светка никак не может понять. Если ему с ней хорошо, зачем он гуляет? А если плохо, чего ее не бросает?
      – Какой, на фиг, Миша! – крикнула в трубку Света, и Галя поняла, что эти самые замечательные парни стоят у телефона рядом с ней, и такие небрежные слова она говорит именно на публику. – Со мной Игорь и Слава.
      Про Игоря Галя слышала. Он ухаживал за Светкой без особой надежды на взаимность, но подруга была не из тех, кто избавляется от своих кавалеров. Она вообще считала: чем больше, тем лучше. Одного можно любить, а всех остальных привечать и манить надеждой, которая никогда не сбудется. Ну а тот, единственный, любимый, пусть видит, что Света не какая-нибудь там дурнушка, которая никому не нужна. И если он решит уйти от нее, то пусть не думает, что она пропадет...
      Об этом можно было рассуждать без конца. Галя с сожалением отмечала, что ей такое не дано. Если у нее был мужчина, с которым она встречалась, то никого другого рядом не допускала. Может, она просто дура?
      Но даже в отсутствие мужчины Галя не чувствовала себя какой-то ущербной, более того, она была счастлива, как никогда до того. Просто ей хотелось бы, чтобы это счастье с ней кто-нибудь разделил.
      Но пока суд да дело, надо было к приходу гостей приготовиться. Галя пробежалась по своим комнатушкам – привыкнув, она достигла виртуозности в передвижении по своему домику. Освоила этакий житейский слалом. А как тут не освоишь. Приходилось выбирать: либо постоянно ходить с синяками на бедрах, либо, пробираясь в ту или иную комнату, в последний момент делать изящное гибкое движение, обходя очередной мебельный угол.
      На кухоньке, между прочим, у нее стояли купленный в кредит холодильник «Стинол» и маленький складной столик, который в обычное время использовался Галей только наполовину, а в случае, когда приходили друзья, которые не хотели идти в гостиную, она могла раскладывать еще и вторую половину, так что получался довольно большой обеденный стол. Но сегодня... сегодня она накроет стол непременно в гостиной, – событие предстояло неординарное.
      А что, никто не знает, за каким поворотом встретится со своей судьбой. Вдруг придет парень, которого Галя давно ждет? Тот, кто поймет и не станет выискивать в ее поведении какое-то второе дно, что бы она ни делала или ни говорила.
      С Генкой у нее с самого начала не срослось. Еще с загса, где они поссорились за два месяца до свадьбы. А все потому, что Галя не захотела брать фамилию жениха – Подкорытько, а оставила свою девичью – Мещерская.
      Отец ее фамилией очень гордился, и Галя этой гордостью просто не могла не заразиться. Но своим решением она, как позже выяснилось, смертельно обидела свою свекровь. Масла в огонь добавил и Галин отец, попытавшись объяснить будущей родственнице, что князья Мещерские в его роду перевернулись бы в гробу, узнав, что одна из их правнучек стала Подкорытько. Потому нечего и обижаться. На Руси просто так фамилию не давали.
      Намек был обидным, потому что в свое время и свекровь, будучи юной девушкой, раздумывала, выходить ей замуж за Генкиного отца или не выходить.
      Фамилия у нее была Родионова. Тоже, между прочим, красивая фамилия. Потому в глубине души она невестку понимала.
      Но в ее время немодно было оставлять девичью фамилию. Такой поступок могли позволить себе разве что писаные красавицы или шалавы, которые браком не дорожили. Да и за столько лет она к фамилии Подкорытько так привыкла, словно с ней и родилась...
      – Князья! – обидно фыркнула свекровь. – Это бедные, значит?
      Хотя, между прочим, могла сказать и погрубее. То, что думала.
      Мещерский обиделся.
      – Ищи богатства не на земле, а на небесах, – сказал он где-то услышанную фразу.
      – Вот и жили бы на небесах, а то ведь на земле норовят, – пробормотала мама Подкорытько.
      Но их разговор происходил во время свадебной церемонии, и в это время как раз заиграли марш Мендельсона, так что слова Галиной свекрови потонули в бравурных аккордах.

      Носится отчим со своей фамилией как с писаной торбой! Можно подумать, что от этого в его жизни что-то меняется. Наверное, все люди, у которых жизнь не ладится, а если точнее, они сами не могут дать ей ладу, ищут, за что зацепиться, чтобы свою бестолковость оправдать. «Мы, Мещерские, этого не любим!» «Нам, Мещерским, грязным трудом заниматься не пристало». «У нас, Мещерских, не принято ради денег гробить свою жизнь...»
      А ведь посмотришь, как говорится, в корень, «их» представители только и делали, что ничего не делали... Вот у меня невольно получилась тавтология. Как обычно шутит мой муж: «Мы рады, что вы рады...»
      В свое время и мать на это повелась. На тон, на осанку, на рассказы о знатных предках, на звучную фамилию, за которой ничего, кроме звука, не оказалось. Фамилия словно давала отчиму право годами не работать, сидеть на шее матери только потому, что они, Мещерские, не могут работать где попало...
      Почему мать не ушла от него, не знаю. Кажется, у нас, у русских женщин, повелось идти на что угодно, – точнее, за кого угодно, – лишь бы получить желанный четырехугольник в паспорт. «Я – замужем!» За кем – это уже второй вопрос. Кто знает, что ты переживаешь в браке, каков твой муж, дает ли тебе брак вообще что-нибудь? Как бы и не важно.
      А может, я не права? И наша национальность здесь ни при чем, а играет свою роль только пол? Еще точнее – гены? Женщина-самка должна непременно иметь самца, чтобы рожать от него детей. Но мама вышла за Мещерского вторым браком, у нее уже было двое детей, мы с Валерой. Тогда она должна была бы искать для себя не только производителя, но и защитника, и того, кто обеспечит ее уже имеющихся детей пропитанием.
      Как ей показалось, нашла. Но потом выяснилось, что и вправду показалось. Что же, возьми и уйди, но нет, она ухитрилась в тридцать четыре года родить еще и Галочку, чтобы впредь уже не трепыхаться никогда.
      Может, у современных самок утерян какой-то ген? Раньше, наверное, они могли выбирать себе самцов самых лучших. Здоровых мужчин, удачливых охотников. По крайней мере красивые самки. Или уже тогда природа блокировала что-то в сознании красивых самок, чтобы они выбирали не лучших, а тех, кто просто чем-нибудь от других отличается? Природа таким образом распределяла средний уровень способностей человека. Ведь иначе рождались бы дети или очень приспособленные к жизни, крепкие, умные, или совсем уж ни на что не годные. Вымер бы люд!
      А так, ежели рождалось существо мужского пола, не слишком приспособленное к обеспечению своей самки, да и своей собственной жизни, более крепкая самка брала его под свое крыло. То есть на свое обеспечение.
      Вот и мама. До сих пор корячится на двух работах. Хорошо еще, на двух. Раньше пахала на трех...
      Прежде я никогда не задумывалась, почему мы всегда были хорошо обеспечены. Не рассуждала, что вот отчим вечно на диване валяется, а деньги в доме есть. Только потом поняла: бедная мама все думала, что раз Мещерский взял ее с двумя детьми, то она теперь по гроб жизни должна этот долг ему отрабатывать. На самом деле это она приобрела себе еще одного, только взрослого, ребенка. Погрубее – захребетника.
      И Галочку мама ему поторопилась родить тоже по своему разумению – как же, у мужчины нет своих детей. Мещерский, кстати, об этом и не слишком сокрушался.
      Я с удивлением слышала, как он бурчит под нос, что все женщины по природе самки. Не могут не рожать. Есть ведь дети, двое, зачем еще кого-то?! В общем, то, что делала мама, мог оценить кто угодно, только не мой отчим!
      Подозреваю, что и как мужчина он не ахти, то есть мама, убиваясь на своих работах, нормального секса не имела, а имела всего лишь в лице отца лишний рот, – опять у меня каламбурчик получился! Ах да, еще и звание замужней дамы.
      Но из-за этого мать постарела прежде времени. Как будто надорвалась, хотя ее работа никогда не была физической. Она хороший бухгалтер, а такие всегда нужны.
      Теперь мама в свои пятьдесят пять лет выглядит лет на десять старше, и я не удивлюсь, если Мещерский в один прекрасный момент уйдет от нее к молоденькой, которая станет гордиться тем, что увела мужчину у «старухи». И тоже не будет от него требовать, чтобы шел работать и не сваливал все на ее слабые плечи. Или станет? Может, потому отчим от мамы и не уходит, что боится: молодые сейчас не те, что раньше. Далеко не всякая станет терпеть, что мужик сидит на ее шее. Большинство норовят сами кому-то на шею сесть.
      Хотя, казалось бы, чего матери сейчас-то упираться? Брат Валерка – мы с ним погодки – нефтяник. Работает в Тюмени, вахтовым методом. С матерью не живет, квартиру снимает на пару со своим коллегой. Очень удобно. Один на две недели уезжает, а другой в это время в квартире живет.
      – Еще годик, – говорит Валера, – и собственная квартира у меня в кармане. А там и о семье время подумать.
      Мужчине проще. Ему можно с женитьбой не торопиться. А женщина должна вовремя родить, потому и замуж выходит пораньше. Я в двадцать четыре года вышла замуж за Женю Рагозина, но в отличие от многих сверстниц ни разу о том не пожалела. Мне в самом деле повезло с мужем, в чем я могу признаться не только подругам, но и самой себе. Ни разу я не усомнилась в правильности выбора отца для своих детей. Пока у нас один ребенок, но я собираюсь через годик-другой родить еще одного...
      Кстати, подумала, что у нас, троих детей нашей мамы, у всех разные фамилии. Галочка, понятно, Мещерская, как родная дочь своего папочки. О себе я говорила, а Валера у нас Саенко. Это была моя девичья фамилия...
      Мысли мои нанизываются одна на другую, как звенья цепи. Теперь вот подумала о младшей сестренке. Ее брак никак нельзя было назвать удачным. Не должны девочки – вернее, девушки – испытывать такие потрясения. Сестра не успела выйти замуж – в двадцать лет! – как хлебнула лиха полной мерой: что может быть хуже мужа-пьяницы? Она даже пыталась его излечить, а это можно сделать лишь при согласии пьющего. Генка же Подкорытько пьяницей себя не считал и был уверен, что может бросить пьянство в любой момент.
      Я поторопилась уйти из дома, понятно почему. Отчим меня не любил, хотя и старался любить. Он никогда меня не обижал, не кричал, не пытался воспитывать, но это еще хуже, такое вот равнодушие, когда смотрят не на тебя, а как бы сквозь тебя...
      С Валеркой у него тоже отношения не сложились. На брата отчим, случалось, и голос повышал. Чувствовал, что пасынок ему будто живой укор, потому что работать пошел сразу после школы и, пока на квартиру не ушел, матери помогал так, что она даже от одной работы отказалась...
      Теперь в трехкомнатной квартире она живет вдвоем с отчимом, но, кажется, не слишком этому огорчается. Вроде поворчала, когда в теткин дом переселилась младшая дочь. Но больше для виду.
      Кстати, я не знала, почему ушла из дома Галочка. То есть официально она не ушла, а получила наследство после смерти тетки. Должен же кто-то в наследном доме жить!
      Будь ей хорошо в родительском доме, обретенную жилплощадь она могла бы продать или сдавать внаем, но она захотела жить отдельно от родителей, хотя к тому времени разошлась с Генкой и была совсем одна.
      Первым делом я попросила мужа заказать для Гали металлическую дверь – мы представили это как подарок сестре на новоселье. Женя и не подумал сопротивляться или упрекать меня в том, что трачу деньги на сестру. Он у меня умница – должно же было мне повезти хоть в чем-то...
      То есть не хочу сказать, что я такая уж невезучая, но чего мне определенно не досталось в жизни, так это материнской любви. Мама, конечно же, любила всех нас, но как-то по-своему. Она считала, что, если у ребенка есть все необходимое, он просто обязан быть счастлив!
      Человек, видимо, так устроен, что ему всегда хочется того, чего он не имеет. Когда мама покупала мне очередное платье или туфли, я, конечно, радовалась, но как мне хотелось, чтобы мама поцеловала меня, обняла. Как, например, отчима. Его она обычно прижимала к себе с какой-то неистовой страстностью, а он с подчеркнуто усталой гримасой высвобождался из ее рук и бурчал:
      – Ну, к чему эти нежности! Лучше бы принесла мне что-нибудь попить.
      Или поесть! Или еще что-то, что приходило в его ленивый скучающий ум. И мама бежала, летела на крыльях, чтобы выполнять пожелание своего повелителя!
      Непонятно, чего я сегодня ударилась в воспоминания. Сколько лет прошло, но, оказывается, обида на мать так и не стерлась из памяти.
      Судьба подарила мне встречу с Женей и этим компенсировала всю ласку и нежность, которую я недополучила в детстве. Мой муж оказался человеком добрым, мягким и, главное, ласковым. Даже странно, что он стал заниматься бизнесом – при такой открытости и доверчивости – и кое-что у него получалось. По крайней мере мы не бедствовали. И уже четыре года ничего не омрачало нашего ясного семейного небосвода. Я могла не только уделять внимание членам моей семьи, но и заботиться о своей младшей сестренке.
      И вот на днях моя Галочка забежала ко мне сияющая, будто обновленная, и с порога заявила, что она влюбилась.
      От возбуждения не в силах усидеть на месте, Галя схватила на руки моего сына Толю и закружилась с ним по комнате.
      – Тошечка! Мой сладенький, мой маленький!
      И щекотала его и тормошила, так что ребенок хохотал и даже повизгивал:
      – Галя! Галя! Щекотно!
      – Как его зовут? – поинтересовалась я.
      – Игорь. Его зовут Игорь.
      Чувствовалось, что даже произносить имя любимого мужчины доставляет ей удовольствие.
      – А где ты с ним познакомилась?
      С тех пор как Галя ушла из родительского дома и начала жить одна, я стала ощущать себя ответственной за Галину. Кто еще мог бы проникнуться таким чувством, если мать была полностью сосредоточена на желаниях отца. Мы обе к этому привыкли, потому не очень на материнское внимание и рассчитывали. Галя делилась со мной всеми своими новостями и знала, что я всегда помогу ей или посочувствую.
      – Светка с ним ко мне в гости пришла.
      Надо сказать, что Светку я никогда не жаловала. Безалаберная наглая девица с гипертрофированным чувством собственного превосходства. Руководствовалась она обычно лишь собственными интересами, но вот прилипла к Галке еще со школы и все крутилась вокруг нее. Может, получала удовольствие от сравнения своих достоинств и достоинств подруги?
      Как бы то ни было, я никогда не доверила бы ей даже свою кошку. И всегда бы ждала от нее какой-нибудь пакости. Ну да это лишь мои суждения, и, однажды попытавшись высказать их Гале, я получила отпор и с той поры носила свои впечатления в отношении Светланы при себе.
      – Хочешь сказать, что ты увела парня у своей подруги?
      Это настолько не походило на мою скромную, с обостренным чувством справедливости сестру, что в какой-то момент я подумала, будто не так ее поняла. Потому и уточняла, и переспрашивала, словно не веря своим ушам.
      – Да это вовсе не ее парень. Она с другим встречается, у них жуткая любовь, а Игорь просто за ней ухаживал.
      Без взаимности.
      Неужели я так плохо знала собственную сестру? Она не только не считает свой поступок непорядочным, но и думает, будто избавила подругу от лишнего груза. По крайней мере Галя с легкостью придумывает себе оправдания, и ее радость ничуть не омрачает то, что она, возможно, нарушила какие-то Светкины планы. Действительно, парень ухаживает за подругой без взаимности, зачем он ей нужен?!
      Я по привычке попробовала вернуть ее на грешную землю.
      – Откуда ты можешь знать наверняка, что этот Игорь ей не нужен? Вот скажи, она обрадовалась, когда он к тебе переметнулся?
      Галя задумалась. Я подозревала, что она впервые посмотрела на свое приключение под таким углом: как к этому отнеслась подруга? Правду говорят, что любовь эгоистична. Пусть и не любовь, влюбленность, но на первых порах эти два чувства не слишком отличаются, так что бесполезно морализировать или взывать к совести влюбленного, и мое занудство здесь совсем ни к чему...
      – Она была не очень рада, это точно, – произведя какие-то свои вычисления, сказала сестра. – Ушла домой со Славой, хотя до этого, в кухне, когда помогала мне резать салат, шепнула: присмотрись, я привела его для тебя.
      – А что же ты не присмотрелась?
      – Мне и присматриваться не нужно. Не мой размер этот Слава.
      – Надо же, не думала, что для влюбленности существуют размеры.
      – Это я так шучу, – мрачно отозвалась сестра; теперь она стала испытывать дискомфорт от осознания своего поступка – родная сестрица, как пресловутая капля, продолбила наконец розовую пелену, которой себя эта дуреха окутала. Впрочем, ее самоистязание продолжалось недолго. – Тем более что Славик упал на Светку.
      – В каком смысле – упал?
      – Ну ты чего, Лен, запал на нее, значит.
      – А Светке тоже было все равно?
      – Думаю, да, только она никак не ожидала, что ее поклонник ко мне переметнется. А что же она хотела? Если на двух стульях еще можно как-то пристроиться, то на трех – никто не сможет!
      – Кого ты имеешь в виду?
      – Светочку, кого же еще! Она постоянно живет с Мишкой, а Слава и Игорь у нее так, для счета. Не говоря уже о других.
      Она с эгоизмом влюбленного нашла-таки виноватого.
      – Но это ведь ее дело, не так ли?
      – Как будто можно долго удерживать возле себя нормального мужчину, ничего не давая ему взамен. Тоже мне, Клеопатра!
      Да, мы мирные люди, но наш бронепоезд...
      – Интересно, а как отнесся к этому Славик?
      – Обыкновенно, как и любой другой мужчина на его месте: не одна, так другая.
      Галя со знанием дела улыбнулась. Что она может понимать, соплячка!
      – Значит, и твой Игорь такой же? Лицо Гали приняло мечтательное выражение.
      – Игорь... Игорь – это совсем другой человек.
      – Из одного вечера, проведенного с ним, ты сделала такой вывод?
      – Почему только вечера?
      Сестра лукаво взглянула на меня безо всякого чувства вины или сожаления. Скорее, торжества: вот, мол, как я умею!
      Значит, он оставался у нее на ночь. Лихо. Нет, я не осуждала младшую, но насторожилась. Слишком уж она была увлечена, слишком горела. Я-то знала, что мужчины относятся к сексу совсем не так, как женщины. И для них ночь, проведенная с женщиной, вовсе не повод делать какие-то далеко идущие планы насчет перемен в своей жизни. То есть они могут, конечно, сравнивать, эта лучше, эта хуже, но чтобы вот так же фонтанировать эмоциями...
      Галочка же... Мне ли ее не знать, небось уже решила, что это ОН, тот, с кем она проведет оставшуюся жизнь...
      – Ты хоть фамилию его знаешь? – осторожно поинтересовалась я.
      – Конечно, знаю. У него классная фамилия: Бондарчук!
      – Фамилия как фамилия.
      Я нарочно всегда спускала на тормозах эти ее «охи» насчет той или иной фамилии. Не хотела, чтобы своему папочке уподоблялась. Что такое фамилия? Мне бы и в голову не пришло восхищаться человеком только потому, что в свидетельстве о рождении его как-то именовали.
      – Да ты что! – возбужденно воскликнула Галя. – Это же фамилия известных актеров. Сергей Бондарчук – известнейший режиссер, между прочим. Правда, он уже умер. Поставил фильм «Война и мир» и играл в нем Пьера Безухова! Игорь говорит, что Сергей Бондарчук – его дальний родственник...
      – А у него в роду нет никого с фамилией Сталин? – невинно поинтересовалась я.
      Галочка обиделась. А значит, на самом деле влопалась в этого Бондарчука по самые уши.
      – Лен, хоть ты не ехидничай, а?
      – А кто еще ехидничает?
      – Светка. Она впрямую говорит: был бы он хороший, я бы сама его подобрала, а не во втором эшелоне держала.
      Ну вот теперь она в другую крайность кинулась, стала в себе сомневаться.
      – Светка твоя – известная красавица.
      В самом деле, чего это я чуть ли не на сторону Светки встала? Этак можно в сестре все возможные комплексы пробудить.
      – В каком смысле – известная? – удивилась моя глупышка сестра.
      – Всякий мужик, кто ее только ни увидит, падает, сраженный неземной красотой.
      – Вообще-то ты права, она симпатичная, но чтобы красавица... Ноги у нее, между прочим, толстоватые, фигура – галифе, глаза...
      – Галка!
      – В том смысле, что глаза как глаза, ничего особенного. Мало ли на свете голубоглазых девушек.
      Нет, зря я боялась. Сестренка сумеет постоять за себя и вовсе не собирается сдаваться на милость этих самых комплексов.
      – Но он же в ней что-то нашел, Игорь, иначе чего бы ему за ней волочиться.
      Галя прыснула.
      – Ну ты и слово выбрала: волочиться! Просто он скучал, а у Светланы все время кто-то толпился, вот он и ходил к ней. Недаром, значит. Вчера вот зашли они со Славиком к Светке в гости, а она их ко мне потащила.
      – И ты с ним сразу переспала.
      – Я не хотела, – смутилась сестра. – Но он набросился на меня, как из голодного края. Когда Светка со Славиком ушли, я думала, посидим, кофе попьем, поговорим. А вышло, и не поговорили. Утром чуть не проспали – и ему на работу, и мне...
      – Так он тебе ничего и не сказал?
      – Сказал. Поцеловал и говорит: до завтра. Сегодня я приготовлю что-нибудь вкусненькое. И торт сделаю, какой он никогда не ел! Пойду к его сердцу через желудок. – Она расхохоталась. – Ну, я побежала. Надо в доме прибраться, а с утра я сбегаю на рынок, накуплю всего самого вкусненького.
      А через день она пришла ко мне на работу просто черная от горя.
      – Игорь вчера не пришел. И не позвонил.
      Она вдруг заплакала. Так горько, так по-детски отчаянно, что у меня внутри все перевернулось. Ну, думаю, найду этого кобеля, разберусь по полной программе.
      Галинка, наверное, прочла это по моему лицу, потому что сказала:
      – Ты не переживай за меня, сестренка. Впредь наука будет. Это, если хочешь знать, меня судьба наказала: на чужой каравай рот не разевай!
      – Какой же чужой, если Светка с ним не встречается.
      – Ну и что же, но она его при себе про запас держала? Держала. А тут я вклинилась. Она говорит, таких, как я, у него сто на рубль сушеных.
      – Зацепила ты, видать, Светку. Сейчас на ее улице праздник. Вроде как этот мужик тебя бросил после первой же ночи...
      Лицо у Гали перекосилось от обиды, и я поспешила смягчить выражения. В самом деле, лежачих не бьют. А тут любящая сестра пинает вместе со всеми...
      – А впрочем, ее можно понять, – сказала я. – Она считала этого Игоря своей собственностью, а оказалось, что он не совсем ее... Он вообще кто по специальности?
      – Военный. Капитан ракетных войск!
      Опять в голосе Гали прозвучала гордость, словно судьба ее этим Игорем наградила, а вовсе не обидела.
      – Только Светка говорит, котяра еще тот.
      – И тебя это не задевает?
      – Задевает, – согласилась сестра. – Но теперь уже ничего не изменить. Теперь я уже влипла, и никуда от этого не денешься.

      – Между прочим, твой Володька кобелина еще тот! – как-то, смеясь, рассказывала ей Светка. – Помнишь, в прошлый раз, когда я заходила за феном, который накануне у тебя забыла, а ты помчалась в магазин, потому что у тебя хлеба ни крошки не было? Володька тогда у тебя еще шкаф ремонтировал.
      – Помню, – нерешительно проговорила Галя. В самом деле, тогда дверца шкафа у нее вдруг повисла на одной петле, и она, как всегда, позвонила Володьке. В принципе это был и не ее Володька. Между прочим, у него есть жена и ребенок. Он всего лишь друг брата Валеры.
      – Так вот, он меня как зажал в ванной, я трепыхнуться не могла. Вроде и маленький, но цепкий. Если бы соседка к тебе зачем-то не зашла, ей-богу, там же и изнасиловал бы.
      У Светки мания: всякий мужик, кто ее только увидит, непременно мечтает наброситься и изнасиловать.
      Ванная комната у Гали крошечная, как и весь остальной дом. Ванна хоть и не сидячая, но такая маленькая, что Галя не может вытянуться в ней во весь рост, а опускает вначале верхнюю часть тела, вроде как погреть в горячей воде, а потом вылезает и сидя уже опускает ноги. Где там можно насиловать?
      – Ты мужчин все время с животными сравниваешь. У тебя непременно то кобелина, то котяра.
      – Нет, – смеясь, запротестовала Светка, – это совсем разные вещи. В смысле, понятия. Кобелина – это тот, кто всегда готов, хоть с кем. Ему любые условия подходят. Будь то подъезд или ванная... А котяра – тот, кто по крышам ходит, приключений ищет. Кошку для себя он выбирает и начинает ее обхаживать. Цветы, конфеты, шампанское...
      Галя хотела сказать, что тогда Игорь не котяра, а кобелина, если следовать Светкиной классификации. Она бы хотела поговорить об Игоре. Самой ей не хотелось заводить разговор, а вот Светку она бы послушала. Но подруга быстро распрощалась – торопилась куда-то. Даже не спросила, как в любом другом случае:
      – Ну, как у тебя с Игорем?
      Галя бы ее порадовала. Сказала, что никак.
      Она ведь только пришла с работы, успела душ принять да переодеться, как Светка пришла. Галя хотела ее чем-нибудь угостить, но та недолго побыла и убежала. Надо понимать, ловить очередного поклонника, который пополнит ряды ее вздыхателей взамен выбывшего Игоря...
      Почему непременно – выбывшего? Игорь может при Светке остаться. Ведь она, с его точки зрения, женщина недоступная, значит, для мужчины желанная.
      Галя сморгнула опять подступившие было слезы, открыла холодильник и посмотрела в его нутро: что бы поесть? У нее в морозилке были котлеты, но жарить их не хотелось. Можно пожарить картошку, но вначале придется ее почистить... Как не хочется готовить для себя одной!
      И тут раздался телефонный звонок. У Гали в ее кукольном домике было и это достижение цивилизации. Правда, сотовый она себе пока не купила. Все находились более насущные траты...
      Скорее всего звонила мама. Она тоже недавно пришла с работы и теперь интересовалась у Гали, как прошел день.
      Но голос был мужской.
      – Это я, – сказал голос, и она не сразу поняла, что звонит Игорь. Голос его по телефону был как-то выше, пронзительнее, что ли. Наверное, при общении напрямую Игорь в него кошачьей бархатистости добавлял, чтобы своих кошек соблазнять.
      Она почувствовала, как дрожит у нее рука, и ей с трудом приходилось сдерживаться, чтобы голос не дрожал.
      – Я приду к тебе сейчас, не возражаешь? Я тебе из автомата возле вашего двора звоню.
      – Приходи, – сказала она как бы рассеянно. Мол, как хочешь, а ей все равно.
      Но едва только Галя положила трубку, как тут же кинулась к холодильнику за теми самыми котлетами. По пути зажгла газовую плиту и теперь одной рукой вынимала из пакета котлеты, а другой наливала в сковородку масло.
      Конечно, она все равно ничего не успела, потому что Игорь через две минуты уже стучал в дверь, и когда Галя ее открыла, первым делом просунул в приоткрывшуюся щель огромный букет, а потом уже зашел сам.
      – Самой очаровательной и привлекательной, – сказал он, целуя Гале руку, а потом открыл свой портфель и выложил на кухонный столик коробку конфет и шампанское.
      «Светка оказалась права, – подумала она, – он и в самом деле котяра. У него все идет по накатанной колее. Скорее всего женщинам одни и те же слова говорит, не слишком утруждаясь новизной. А меня обхаживает как кошку, которую на время для себя выбрал. Но почему он был уверен, что я его прощу? И что пущу после того, как он так неожиданно, без предупреждения, исчез?»
      Отчего-то она стеснялась смотреть на Игоря. Наверное, после разговора с сестрой – та явно дала понять, что нехорошо укладываться в постель с мужчиной, едва успев познакомиться. А кроме всего прочего, Галя ощущала себя женщиной, с которой можно не церемониться, такой вот без гордости и чувства собственного достоинства. Ощущать-то ощущала, а Игорю ничего не говорила. Просто сама себя поедом ела, о чем он, похоже, и не подозревал, потому что Галя по-прежнему смотрела доброжелательно и улыбалась.
      Зато Игорь чувствовал себя как рыба в воде. Открыл свой портфель, достал из него какую-то навороченную дрель и спросил:
      – Галя, ты феном пользуешься?
      – Пользуюсь, – проговорила она удивленно.
      – А куда ты его включаешь?
      – Вот сюда. – Она показала на розетку в прихожей.
      – Но ведь здесь не очень удобно. Она пожала плечами:
      – Зато здесь есть зеркало.
      – В ванной тоже есть зеркало.
      – Но нет розетки, – весело закончила она и посмотрела на него с недоумением: чего он хочет?
      Игорь протиснулся мимо нее в ванную и поставил на стену ладонь справа от зеркала.
      – А что, если я тебе сделаю розетку вот здесь, возле зеркала?
      Галя даже оторопела. Ее бывший муж Генка ничего такого в доме не делал. Если случались неполадки с электроприборами и не было дома Володьки, она просила Лениного мужа Женю. Он приходил сам или присылал кого-то из своих электриков. Потому она замешкалась с ответом, хотя могла бы и догадаться: не ее же саму он собирался дырявить этой дрелью!
      – Но у меня нет розетки, и гвоздей, и что там еще требуется.
      – А у меня все с собой, – сказал он и вернулся в коридор к своему портфелю, после чего в ванной сразу зажужжала его дрель.
      Галя по-прежнему не знала, как ей себя вести. Если бы это делал кто-то из приглашенных мужчин, ну, имеются в виду те, кого приглашают нарочно сделать что-то дома и которым за работу платят, она бы никакими вопросами не задавалась. Иной раз, если эти приглашенные отказываются брать деньги, можно организовать для них стол, на который непременно поставить бутылку водки, а то и две. Гале уже приходилось, кроме хозяйственного Володьки, сталкиваться с мужчинами, имеющими золотые руки и слабую голову. На предмет алкоголя.
      Но как относиться к человеку, который приходит... спать с тобой? Принимать как само собой разумеющееся его такую вот чисто мужскую помощь?
      «Для начала нужно покормить, – решила она, – а потом уже, за ужином, все прояснится».
      – Хозяйка, принимай работу! – крикнул он, и Галя поспешила на зов, вытирая руки о кухонное полотенце. – И фен принеси.
      Она протянула Игорю фен, и тот включил его в только что прикрепленную розетку у зеркала. Фен ровно загудел, а Игорь шутливо поднес его к Галиным волосам, проведя потоком холодного воздуха от макушки до уха, потом до шеи, а другой рукой он мастерски задрал ей юбку. Слегка огладил, как, наверное, наездники оглаживают могущую взбрыкнуть кобылу. Выключил фен и наклонил ее, заставляя упереться в края ванны. Сам снял с нее трусики, потому что от неожиданности Галя туго соображала.
      «Так вот чем платят женщины за хозяйственные работы своим любовникам!»
      Это слово, хоть и произнесенное мысленно, вырвалось у нее впервые. У нее теперь есть любовник!
      Надо сказать, что такой скоротечный секс без удобств не доставил ей почти никакого удовольствия, но Игорь не обратил на это внимания.
      – Я бы хотела принять душ, – пробормотала она, стараясь не смотреть ему в глаза, и он снисходительно улыбнулся.
      – Еще не привыкла, понимаю.
      Шлепнул ее по мягкому месту и вышел.
      Галя наскоро ополоснулась, а когда вышла, увидела, что он как ни в чем не бывало режет в салатницу огурцы и помидоры. Генка ни за что бы ничего резать не стал, а сидел бы и ждал, пока она все приготовит. Один раз он даже решил ее обидеть.
      – Меняются времена, – сказал ухмыляясь, – и Мещерские прислуживают Подкорытько!
      Но она вовсе не обиделась. Как говорили в детстве у них во дворе, врач на больных не обижается. Игорь между тем порезал овощи и спросил:
      – Посолишь сама, хорошо, а то я с солью не очень дружу. Уж если посолю, то посолю.
      – Хорошо, – согласилась Галя, все еще оглушенная только что случившимся событием. В собственной ванной!
      Она посолила салат, добавила масла. А Игорь между тем вынул из своего портфеля кирпич черного хлеба с отрубями.
      – Купил на всякий случай, – пояснил он, поймав ее удивленный взгляд. – Вдруг, думаю, у нее хлеба нет. Гостей не ждет. Я нарочно тебя не предупредил, чтобы ты не слишком суетилась. Вдвоем мы и так все быстро сделаем... У тебя котлеты не подгорают?
      Она спохватилась и кинулась котлеты переворачивать.
      С ней происходило что-то странное. По крайней мере прежде с ней не случавшееся. Она смотрела на чужого, по сути, мужчину, который спокойно хозяйничал на кухне, как будто прожил вместе с Галей в браке лет десять.
      Он уверенно – безо всяких там прелюдий и вопросов – берет ее в любом месте, в каком захочет, а она, точно зомби, и не пытается сопротивляться.
      Неужели это и есть любовь? Когда живешь как в полусне, ничего не соображаешь и вообще не проявляешь себя как полноценный индивидуум...
      Правда, эти мысли не мешали ей накрывать на стол, опять-таки с помощью Игоря.
      Он догадался и сел не на ту табуретку, на которой она любила сидеть, и стал открывать шампанское, кивнув Гале, что она не поставила на стол бокалы.
      Она тут же бросилась доставать бокалы и протирать их полотенцем. То есть привычные действия она производила машинально, так что ничего странного в ее действиях не усматривалось.
      Игорь открыл шампанское, разлил по бокалам и произнес тост:
      – За все хорошее! – И добавил строго: – До дна!
      Галя так же покорно выпила шампанское, хотя оно было сильно газированным и пилось с трудом.
      В другое время она бы отметила в Игоре эту черту: не задумываться ни о чем. Не напрягать свои мозги без надобности. Все было раз и навсегда предопределено. Что говорить за рюмкой и как обращаться с женщиной. Тогда жить становилось необременительно, потому что все катилось по привычной колее.
      – Молодец! – похвалил он. – И котлеты у тебя то, что надо. В меру прожаренные. Настоящие, домашние...
      Слушай, что у нас сегодня было. На строевых учениях присутствовал генерал и после, на разборке, стал выговаривать ротному: «Товарищ Асафин, у вас барабан все время бил между ног!»
      Он улыбнулся, а потом, словно передумав, расхохотался в голос.
      – Правильно про нас, военных, анекдоты рассказывают. Начальник училища подписывал приказ и в графе «Утвердить» написал: «Утвердяю!»
      Игорь сыто откинулся на табуретке, упираясь затылком в стену.
      – Если ты не возражаешь, я «Вести» посмотрю, – проговорил он, прикрыв глаза.
      – А почему я должна возражать?
      – Мало ли, может, сериал какой смотришь. Женщины вечно какой-нибудь «мыльницей» увлечены.
      – Смотри, пожалуйста, – пожала она плечами, уязвленная его обобщением.
      Он тут же подхватился, прошел в комнату и крикнул оттуда разочарованно:
      – У тебя домашняя антенна!
      – А что, ты тоже какой-нибудь сериал смотришь?
      – Зачем сериал? Но на СТС или ТНТ частенько боевики показывают, а домашняя антенна их плохо берет... Я боевики люблю. Ничего, завтра я принесу наружную антенну...
      Он вышел в коридор и одобрительно взглянул на нее, моющую посуду.
      – Сейчас посмотрю, как там у тебя крыша расположена и сколько кабеля для антенны понадобится.
      Он сосредоточенно взглянул на свои форменные туфли – наверное, ему хотелось бы иметь шлепанцы, в которых можно выходить во двор, но у Гали никакой мужской обуви не было.
      Вздохнув, Игорь надел туфли и вышел.
      «Что значит – завтра принесу? – подумала она. – Он у меня ночевать останется или придет только из-за антенны? Наверное, не придет. Просто обещает, и все. И во двор вышел для виду...»
      До встречи с Игорем она считала, что нужно высказывать своим сожителям или любовницам пожелания, мнения или планы, а они что-то там про себя решат, а потом уж ей скажут без объяснений, так что останется возможность все остальное домыслить. Может, он считает, что язык вовсе не средство общения между людьми, а так, всего лишь издержки цивилизации?
      – Метров семь кабеля нужно, – сообщил Игорь, возвращаясь. – А чего ты такая нерадостная? Может, тебе неприятно, что я остался?
      «Остался. Значит, он действительно решил остаться!»
      – Нет, это я так, сегодня устала немного. Мне приятно, что ты пришел.
      – Смотри, ежели что, лучше скажи сразу.
      Значит, все-таки ему нужно говорить, чтобы он понял, а ей – не обязательно?
      – Скажу, – кивнула она, входя за ним в свою крошечную гостиную.
      Галя включила бра, и он согласно кивнул:
      – Правильно, телевизор нужно смотреть при свете.
      Игорь посмотрел «Вести», потом переключился на первый канал, посмотрел «Ментов». Ей казалось неудобным всякий раз смотреть на него, потому Галя поглядывала на него украдкой. И когда взглянула в очередной раз, увидела, что ее нечаянный гость спит, откинув голову на спинку кресла и приоткрыв рот.
      Она растерялась: что делать? Будить? Если бы он был ее мужем, она бы сказала:
      – Игорь, переходи на кровать, я постелила.
      А вдруг он раздумал у нее оставаться? И вообще, с чего она решила, будто он свободен? То есть Светка говорила, что Игорь когда-то был женат и даже имеет сына, но приходит ли он к бывшей жене, и как часто, и есть ли у него какое-нибудь собственное жилье? А если нет, то наверняка имеется женщина, с которой он живет постоянно... Господи, она же о нем ничего не знала!
      Так для себя и не решив, как быть, Галя сделала громкость поменьше и переключилась на второй канал, где шел новый сериал по роману Вильмонт.

      Отчего-то мысль о сестре мне не давала покоя: что там у нее за Игорь? Вчера она опять забегала к нам, но уже менее оживленная, чем в первый раз. Словно чем-то оглушенная. Несколько дней Игоря не было, а потом опять объявился, заранее ее не предупреждая. Она то смеется, то плачет. Такая глупышка. Ей всего двадцать один год. Многие девчонки в ее возрасте еще о замужестве и не думают, а она уже и замуж успела сбегать, и теперь влюбиться в мужчину, который наверняка гораздо старше ее. И хитрее.
      Иначе он бы позвонил ей в тот вечер, когда обещал прийти и не пришел. А так... он ее выдерживает, поймал на крючок, как глупую рыбешку, и водит на леске, и водит! Знает, что так Галка быстрее и надежнее в него влюбится.
      Надо мне его увидеть, а то, не дай Бог, выйдет за такого замуж и будет подобно маме семейный воз на себе тащить. И тоже состарится раньше времени...
      Главное, после необъясненного отсутствия этот Игорь явился к ней как ни в чем не бывало. Даже не извинился, что его неделю не было. Девчонка просто с лица спала.
      Теперь она напоминает настороженную птичку, все время косит глазом по сторонам, все время чего-то боится. Наверное, своими действиями он сбивает ее с толку, она теряет уверенность в себе, вот и нервничает...
      Какая, однако, свинья! Точнее, боров... Гнать его надо поганой метлой! Обязательно поговорю с ней, пусть даже она меня слушать не станет...
      Выйдет замуж за такого и будет всю жизнь мучиться. Надо с ней поговорить... По-моему, я уже повторяюсь, но ничего не могу с собой поделать.
      И вообще, кто меня просит вмешиваться! Неужели Галя спросит у меня совета, если этот капитан сделает ей предложение? Пусть я его и увижу и сделаю о нем нелицеприятные выводы, никак это на ситуацию не повлияет, чего себя обманывать.
      Оттого что я мысленно веду с собой эти разговоры, по лицу у меня будто пробегают тени. Так говорит мой муж Женя.
      – Ох, Ленка, опять с кем-то воюешь! Ну, что на этот раз случилось с Галиной?
      – Почему именно с ней? – не сразу признаюсь я.
      – А с кем? Тошка, слава Богу, здоров, у меня вроде с делами... все в порядке. У тебя на работе, насколько я знаю, тоже никаких неприятностей нет...
      – Типун тебе на язык!
      – Ладно, пусть будет типун, раз ты мне этого желаешь. Еще говорила, любимый муж!
      – Жень, не шути так. У Галки и в самом деле не все ладно. А теперь, когда она ушла от родителей...
      Муж пошевелился, устраиваясь поудобнее на диване – мы с ним смотрели телевизор. По каналу «Культура» шла интересная передача – интервью с известным писателем, который, прославившись в детективном жанре, решил теперь написать хотя бы по одному произведению в каждом из развлекательных жанров, включая произведения для детей.
      Смотрели одним глазом, потому что писатель лучился самодовольством, был совершенно уверен в своем проекте, не думая, что походя он оскорбляет этим других писателей, утверждая, что их потуги ничего не стоят по сравнению с ним, особо талантливым...
      Женя таких самоуверенных людей не одобрял, потому приглушил звук и беседовал со мной о человеке нашем, родственном.
      – Вот после ее ухода, кстати, я Галку зауважал. Уйти от тещи, которая жизнь кладет на то, чтобы всем угодить, для этого нужен характер.
      – Положим, не всем, а только папе Алеше.
      – Ну и что же, отсвет ее заботы все равно падал и на остальных... Жила бы себе, горя не знала, сдавала свой домишко. Но нет, захотелось самостоятельности.
      – Ей же всего двадцать один год.
      – Всего. По европейским и американским меркам, она в любом случае совершеннолетняя. А когда мы с тобой поженились, сколько тебе было?
      – На три года больше, между прочим.
      – Но ты была уже взрослой, а Галочка ребенком будет и еще три года. Носитесь вы с ней, как с писаной торбой. Валерик вместо того, чтобы собственного ребенка завести, младшую сестру нянчит, ты о семье забываешь, все Галочка да Галочка.
      Я недоуменно посмотрела на мужа: чего это вдруг он стал выказывать раздражение в адрес Галины? Обычно раздражение у него просто так не проявляется, всегда есть причина.
      – Но ты же не прав! Галя вполне самостоятельный человек.
      Нельзя сказать, что Женя мою сестру недолюбливает, но он считает, что я младшую сестру балую. Хотя чем? Беспокоюсь, это понятно. Пару раз сходила в лицей, пока она училась, узнавала, как у нее с учебой. Теперь у девчонки неплохая профессия. Кондитер. Дальше она учиться не захотела. Но я и не настаивала. Сама училась на заочном, родила между сессиями. Толяша был маленький, и я бегала повсюду с высунутым языком, везде опаздывала, к экзаменам по ночам готовилась... Правда, я могла не работать, но и она, если бы захотела, могла только учиться. Помогли бы мы с Валеркой. Как бы ни возмущался по этому поводу Женя.
      Что поделаешь, она меньшая. Потому мы с братом, ощутив на своей шкуре жизнь с отчимом и почти равнодушной матерью, даем сестренке то, чего нам недодали.
      Галочка наша одета-обута. Валера в последний раз из Тюмени привез ей шубку и сапожки. Я тоже нет-нет да куплю что-нибудь модненькое. А сестренка, между прочим, никогда ничего не просит и нам на праздники такие торты приносит – гости только ахают: произведение искусства. Несомненно, девчонка талантливая, потому что всякий торт у нее – какая-то картина, и, между прочим, ею самой придуманная...
      Что-то у меня получается, будто я о Галочке забочусь из-за каких-то тортов. Ну да Женя все и так понимает.
      Не знаю только, почему именно сегодня он на сестру наезжает.
      – Понимаешь, она с каким-то офицером познакомилась. И мне кажется...
      – Все, все, – затеребил меня муж, – уже и пошутить нельзя. Конечно же, она познакомилась. И будет знакомиться. Молодая женщина, разведенная. Уж хуже такого-то, как ее Подкорытько, вряд ли найдет. Я его когда первый раз увидел, ей-богу, недоумевал: что она в нем нашла?
      – Она нашла в нем любовь к себе. Вернее, ей так казалось. Но она не знала, что в мире Гены Подкорытько всем правит мама Подкорытько и она не верит в какую-то там любовь, а считает, что невестка первым делом должна поклониться ей, а вторым – стать к плите... не важно, или к стиральной машине... и не отходить от нее больше никогда.
      – Не хочу спорить с тобой, дорогая, – улыбнулся Женя, – но разве ты занимаешься не тем же самым?
      Тем же самым, но совсем в другой атмосфере. Разве можно сравнить Евгения Рагозина с каким-то Подкорытько!
      – Но твоя мать не заставляет меня ей кланяться, – все же объяснила я ему; нечего всякий раз подчеркивать, какой у меня особенный муж, а то еще зазнается.
      – Потому, что далеко живет. И потому, что вы редко видитесь. Все-таки народная мудрость насчет того, что чем дальше, тем роднее, бьет в точку, ты не находишь?
      – Евгений Ильич, это вы о своей маме?
      – О своей, – нарочито тяжело вздохнул муж и притянул меня к себе. – Если бы ты знала, как я счастлив, что у нас с тобой отдельное жилье и мы начинали с самого начала, нас никто не опекал и не пытался учить на своих ошибках.
      – Наверное, ты прав, – согласилась я, подумав, что, услышь такую речь из уст своего сына, свекровь не поверила бы услышанному, а если бы поверила, то объяснила себе не чем иным, как моим дурным влиянием.
      Нет, я понимала, что она любит сына, но так редко видит его, потому что у Жени семья. Да и не наездишься из нашего южного города в далекий Новосибирск!
      К сожалению, большинство наших родителей с трудом мирится с тем, что повзрослевшие дети все реже остаются жить с ними и торопятся упорхнуть подальше от родного гнезда. Некоторые родители, я знаю, даже обижаются, когда молодые первым делом устраивают себе отдельное жилье. Это вместо того, чтобы радоваться!
      Муж устроился на диване и потянул из стопки газет – тех, что мы оба с ним покупаем или я приношу с работы – верхнюю.
      – Твоего материала здесь нет?
      – Как же нет, есть, – сказала я, довольная, что муж следит за моими профессиональными достижениями.
      Он и в самом деле прочитывает мои статьи от начала до конца и уверяет, что я пишу все лучше и лучше.
      Но сегодня в голосе Жени наряду с привычным замечанием что-то проклюнулось. Опять! Будто обреченность. Эту нотку я уловила и вчера, и позавчера. Думала, показалось. Правда, Женя тут же с собой справился и затолкнул это невольное движение подальше, но я насторожилась.
      – Женя, у тебя на работе все в порядке?
      – А что у меня может быть не в порядке? – бодро откликнулся он, чем еще больше укрепил меня в моем подозрении.
      – Ты не хочешь меня расстраивать или просто мне не доверяешь? – холодно поинтересовалась я.
      Не то чтобы Женя боится такого тона, но он говорит, что в эти минуты чувствует, будто рядом с ним не родная жена, а чужая равнодушная женщина. Или милиционер при исполнении.
      С другой стороны, если я не буду время от времени вот так брать его за горло, мой муж вообще перестанет делиться со мной своими неприятностями.
      Он так привык. С юности, когда на вопросы матери отшучивался, уверял, что ничего не происходит, даже когда в институте из-за одной студенческой проделки буквально висел на волоске.
      Но я уверена, что жена должна все знать. То есть, конечно, не знать удобнее. И тезис, часто повторяемый в криминальной литературе и боевиках о том, что меньше знаешь – крепче спишь, можно было бы взять на вооружение, если бы я не любила своего мужа. Если бы мне было все равно, что с ним случилось. И если бы я не знала, что даже самому сильному и крепкому мужчине иной раз хочется излить душу. И ему нужна пусть и слабая, но поддержка. Уверенность в том, что его любят и будут любить, несмотря ни на что...
      Ему все еще было непривычно мое желание быть в курсе всех его дел и упорство, с которым я всегда старалась докопаться до истины.
      Он нехотя пробурчал:
      – Ну да, ты права, у меня неприятности. Понимаешь, я отдал металл одному своему старому покупателю под реализацию, а он не может мне заплатить. При этом я тоже не могу заплатить моему поставщику...
      – Погоди, ты разве посредник?
      – Нет, – Женя скривился, как от зубной боли; меньше всего ему сейчас хотелось мне что-то объяснять, ему было не до того, он, видимо, пытался придумать выход из тупиковой ситуации. – У меня, как я тебе говорил, металлобаза, и есть поставщики, которые работают напрямую с металлургами...
      – А ты разве не можешь работать напрямую с металлургами?
      – Не могу. Для этого надо иметь гораздо более мощные связи, чем те, что у меня есть... То есть даже напрямую я не получу металл по той цене, по которой мне продает его «Сталь-Юг»... В общем, ты не поймешь. Но до сего дня было все четко, а теперь меня поставили в раковое положение... То есть проценты штрафа за неуплату растут в геометрической прогрессии...
      – То есть хочешь сказать, что тебя поставили на счетчик? – Я почувствовала, как внутри у меня все холодеет.
      Он помрачнел и кивнул головой. Глянув на мое несчастное лицо, Женя ненатурально оживился:
      – Не будем раньше смерти умирать. Может, все еще обойдется.
      Пусть оживление его и было наигранным, но ему почти удалось меня успокоить.
      А с утра меня вызвал к себе главный редактор. Сказал:
      – Рагозина, есть возможность хорошо заработать. Надо написать об одном человеке статью по типу скрытой рекламы. Оч-чень крупный бизнесмен. Ты наверняка не раз о нем слышала. Правда, до сего времени он предпочитал держаться в тени, а сейчас вот во власть потянуло. Можешь даже слегка его ругнуть, но так, чтобы в целом у читателей осталось впечатление: он хороший парень. Именно такой нам нужен в законодательном собрании! До выборов еще далеко, так что никто не подумает, что мы подготовку уже начали. Поизучай его дела, поговори с людьми. Уж если ты компромат умеешь накопать, то положительное тоже сможешь найти. Сумеешь – штука баксов твоя!
      Штука – около тридцати тысяч рублей – мне бы сейчас очень даже не помешала. Потому что я хорошо помнила вчерашний разговор с мужем. Он не озвучил цифру, которую ему требовалось заплатить поставщикам, но все равно в такой ситуации каждый рубль для нас теперь был важен. Потому я не стала откладывать дело в долгий ящик, а позвонила этому одному человеку.
      Звали его Забалуев Юрий Иннокентьевич, и по голосу я себе представила человека невысокого, коренастого, такого основательного мужичка. Мы договорились с ним, что я подъеду в его офис к двенадцати часам дня.
      Офис, конечно, был шикарный, какой-то полудворец, и под стать ему был бы придуманный мною образ Забалуева.
      Каково же было мое удивление, когда передо мной предстал широкоплечий верзила – в детстве мы называли таких «шпалами» – с достаточно интеллигентным лицом и ямочкой на подбородке. Он был даже красив, со своими серыми глазами, которые подчеркивали черные брови и ресницы, и слегка удлиненным лицом. Правда, его подбородок, несмотря на ямочку, был вполне мужественным. На нем, как и на щеках, уже проступала щетина, хотя он наверняка утром брился.
      Показалось, что плечи, при их широте, несколько вяловаты, но это впечатление оказалось обманчивым, когда он привстал с кресла за столом, приветствуя меня.
      Я подумала, что, наверное, кое-кто, не рассмотрев Забалуева повнимательнее, велся на этот его подбородок с ямочкой и на мнимую интеллигентность... То есть, возможно, он и был по сути интеллигентом, но вовсе не в том представлении, в каком обычно мы представляем себе интеллигентов: непременно добрыми, умными и... слабыми.
      А несоответствие с моим первым впечатлением началось, едва Юрий Иннокентьевич стал со мной разговаривать и выдвигать свои требования.
      – Требования? – удивилась я.
      – А что вас удивляет? – фыркнул он. – Именно – требования. Раз я плачу деньги, причем немалые, у меня и должны быть требования.
      Немалые? Тысяча долларов – немалые? Я слышала, что рекламные статьи в нашей газете стоят на порядок выше. А потом сама же себе и объяснила: это мне редактор дает тысячу. А сколько он берет себе, никто не знает. Кроме, разумеется, Забалуева.
      – Кстати, – вдруг спросил он, – а Евгений Ильич Рагозин не ваш родственник?
      – Муж, – сказала я, опять напрягаясь. Он не просто так спросил, а с неким подтекстом, как если бы он знал нечто для моего мужа неприятное. Что само собой подразумевалось, о чем знали все, кто занимается тем же самым бизнесом. Неужели Евгений рассказал мне далеко не все о своих неприятностях? – Вы его знаете?
      – Пересекались несколько раз, – ответил он с нарочитой беззаботностью. И не стал больше говорить о Жене. Как-то слишком многозначительно. Но я никогда не была ни перестраховщицей, ни истеричкой. Но мужчины – мой, близкий и родной, и этот, чужой, которого впервые в жизни вижу, – отчего-то пытались меня обмануть. Не слишком умело, но начни я докапываться, чего вдруг они передо мной притворяются, могут и послать подальше, сказать что-то вроде: «Молчи, женщина!»
      Почему-то сегодня мои мысли упорно шли не в том направлении, в каком им полагалось. Я же пришла получить материал для очерка. Этак никакой рекламной статьи я написать не смогу, а буду домысливать то, что мне не хотят сказать. И я просто взяла себя за шкирку и заставила слушать почтенного господина бизнесмена.
      Когда моего мужа спрашивают, чем он занимается, он обычно коротко отвечает:
      – Металлом.
      Это звучит так емко и основательно, что второй вопрос уже не задают, потому что никто толком не знает, как это – заниматься металлом? Возить его откуда-то? Самому выплавлять? Последнее кажется смешным, потому что у нас краевой центр и большинство предприятий занимается переработкой продукции сельского хозяйства, хотя, говорят, у нас есть кое-какие полезные ископаемые, включая нефть, газ и, например, йод, о чем я узнала совсем недавно. Журналистка, работающая в краевой газете!
      Да что там йод, я вдруг поняла, что даже подробности работы моего мужа мне неизвестны. Знаю, что иной раз он сам ездит в командировку, хотя у него есть подчиненные, которые непосредственно занимаются организацией поставок. И что бывают трудности, из которых Женя так или иначе выкручивается...
      Вообще, если разобраться, журналисты в большинстве своем дилетанты. На самом деле нельзя же знать все. И пусть я работаю в промышленном отделе, но приходится сталкиваться по ходу дела с чем угодно, в том числе и с уборкой урожая, и с надоями молока, – если ты уезжаешь на редакционной машине за двести километров, то грех не привезти информацию на первую полосу! Так что поневоле приходится почитывать соответствующую литературу, чтобы знать, на каком слоге делать ударение в слове «зяби».
      Но я отвлеклась. Итак, первый вопрос, который я задала своему будущему герою, был не слишком оригинальным:
      – Чем вы занимаетесь?
      – Металлом, – ответил он.
      – В больших количествах?
      – В огромных! Такого со мной еще не было. Чтобы я поехала брать интервью и не проштудировала как следует литературу по теме, касающейся непосредственной работы интервьюируемого. Выходит, меня так выбил из колеи вчерашний разговор с мужем, что я забыла о самом элементарном.
      Но тут я мысленно прикрикнула на себя: никакой паники! – и решила, что будущим избирателям не так уж интересно будет узнавать о трудностях транспортировки или о недобросовестности поставщиков, потому предложила ему:
      – Давайте начнем поэму о вашей жизни с самого начала.
      – Давайте, – согласился он.
      – У вас брак первый или второй?
      Он изумленно взглянул на меня и расхохотался.
      – Вот уж не думал, что брак – это начало жизни. Я ждал, что вы начнете расспросы с того, как я вел себя в детском саду... Но школу я окончил с золотой медалью.
      Он посмеивался, но глаза его продолжали наблюдать за мной. Вроде он ждал, какую еще глупость отмочит эта журналисточка.
      Тут пришла моя пора задуматься. Все-таки в нас прочно укоренилось представление о крупных бизнесменах именно как о новых русских, которые путают Бебеля с Бабелем, а школу оканчивают с трудом и лишь благодаря денежкам родителей. Но вряд ли при всех деньгах папаши мальчика стали тянуть с неудов на золотую медаль. Значит, он всегда был толковый?
      С ума сойти с этими стереотипами! Во-первых, вовсе не факт, что его отец тоже был богатым человеком. Однако от моего вопроса о браке он весьма ловко ускользнул, потому что иначе непременно похвастался бы, как это любит делать Владимир Винокур. Мол, у нас в шоу-бизнесе – или у нас, у крупных бизнесменов – мало осталось таких мужчин, которые живут в первом браке, а я вот, видите, какой исключительный!
      Он прав, начинать нужно с детства, с родителей, иначе у меня получится некий куцый образ и читателю не будет ясно, сделал этот человек себя сам или воспользовался денежками родственника...
      Стоп! Прав главный редактор насчет моей привычки до всего докапываться. Но он не знает, что я еще и двигаюсь по накатанной колее. Наверняка для избирателей портрет должен рисоваться совсем другими красками. Например, господин Забалуев родился в семье металлурга и учительницы, женат, любит жену и сына... Про скрытую рекламу тоже не стоит забывать.
      – Сколько у вас детей? – спросила я.
      – Трое. По одному в каждом браке.
      – А нынешний, третий брак вас устраивает?
      – У меня четвертый брак, в котором детей пока нет.
      Анекдот, да и только. Посмотрев с усмешкой на мое ошеломленное лицо, Забалуев опять расхохотался.
      – Что? Возникли трудности с количеством розовой краски? Не хватает ее на мой светлый образ?
      – С некоторых пор ни о розовой, ни о голубой краске в рекламных статьях не может быть и речи, – не удержавшись, хихикнула я. – Но из этого положения имеется выход. Написать, как пишут обычно: женат, имеет троих детей. И при этом количество браков можно не уточнять.
      – Думаете, уточнение не сыграет в мою пользу?
      – Однозначно! – сказала я с интонацией Жириновского.
      – В самом деле, что это я вмешиваюсь? Ученого учить – только портить. Но вы ведь покажете мне статью, прежде чем опубликовать?
      – Конечно, – продолжала я на залихватской ноте, – кто девушку кормит, тот ее и танцует.
      Он посмеялся вместе со мной, а потом вдруг сказал:
      – Кстати, как вы смотрите на то, чтобы со мной поужинать?
      – Отрицательно, – сказала я не раздумывая.
      – Вот даже как? – вроде удивился он. – А почему?
      – Предпочитаю не вступать с клиентами в неформальные отношения.
      – Но ведь я не предлагаю вам замужество.
      – Тем более, – мрачно пошутила я.
      Но Забалуев шутки не понял.
      – Только потому, что вы уже замужем, – для чего-то уточнил он.
      И опять посмотрел. С определенным выражением.
      Да и наш разговор стал мало-помалу принимать нежелательный фривольный оттенок. Но я вовсе не собиралась идти у него на поводу, пусть он хоть трижды миллионер! Более того, мы стали злиться одновременно: я – от раздражения на этих твердолобых богачей, которые считают, будто могут купить все, что захотят. А он, видимо, от того, что я отказала ему в малой просьбе с лету, не раздумывая, тогда как он, что называется, только вошел.
      – Вот уж не ожидал, что невинное предложение поужинать вызовет у вас такую реакцию. – Он снисходительно посмотрел на меня, как на маленькую девочку, которая ничего не понимает в играх взрослых. – На Западе, в цивилизованных странах, ничего предосудительного не видят в том, чтобы вести деловые переговоры за столом в ресторане.
      – Вполне вас понимаю, – сказала я; мне казалось, что его предложение было не таким уж невинным, как он хотел показать. – Но по отношению к Западу мы все же на Востоке, а Восток... Ну, вы дальше знаете!
      – Я разочарован, – печально сказал он, – мне казалось, вы станете писать обо мне душевный очерк, где новый русский наконец предстанет с человеческим лицом, а не с хищным оскалом капиталиста. А разве можно быть по-настоящему откровенным, сидя за столом в офисе, где обычно я говорю только о делах... Но возможно, вы работаете совсем по-другому, и достаточно задать своему герою всего два-три вопроса, чтобы вам стало все ясно...
      – Давайте просто погуляем в парке, – предложила я, – и, если вы голодны, зайдем в какое-нибудь кафе, где хорошо кормят. Я такие знаю.
      – В кафе? – задумчиво проговорил он. – Ну что ж, ведите меня в свое кафе.

      Галя придирчиво осмотрела себя в зеркало: какое у нее все-таки заурядное лицо! Небольшие серые глаза. Самые обыкновенные. И ресницы рыжие. Если их не красит, Галя вообще выглядит будто со сна. Лицо круглое – никакого намека на аристократические скулы. Несмотря на фамилию. Шея – так себе, средняя, на лебединую не тянет. Вроде губы ничего. Пухленькие, как говорил Генка. Уши... Уши не лопоухие, к ушам никаких претензий, прямо скажем, аккуратные такие ушки...
      Галина рассмеялась. Это называется ревизия? Нос пропустила. Скакнула с шеи сразу на губы. Нос, пожалуй, тоже особых нареканий не вызывает. Прямой, без горбинок и курносости. И все же нет в нем породы. Такой рядовой нос. Пожалуй, от князей Мещерских к ней по наследству от предков перешла только фамилия. Зря отец так ею гордится. У него тоже внешность простецкая.
      И кто вообще сказал, будто Мещерские – непременно князья. Вот было бы смешно узнать, что папа Алеша выдумал своих предков от начала до конца. А были они какие-нибудь... крепостные у князя Мещерова. Вот их и звали Мещерскими...
      Права Лена, глупо привязывать характер и вообще достоинства человека к его фамилии.
      А вот у Лены – старшей сестры, хотя она по отцу Саенко, – наоборот, аристократическая внешность. А шея! И в самом деле как у лебедя. Глаза – темно-голубые, будто вода в Черном море. Вроде она и Тошку родила, а талия все равно тоненькой осталась. И губы. Про ее губы не говорят пухленькие или просто губки. Нет, у нее губы как песня! Галя подумала так и улыбнулась. Что поделаешь, если она не просто любит свою старшую сестру, но и осознает, какая она особенная. Как королева! Когда Лена идет по городу, всегда мужчины ей вслед оборачиваются.
      Из фигуры кое-что ей от матери перепало. Мама ведь в юности очень красивая была, судя по фотографии. У Лены талия пятьдесят два, а у Гали ровно на десять сантиметров больше, а вот размер груди у сестер одинаковый – третий. Классическое яблочко, как шутит Евгений. Это ей Лена по секрету сказала.
      Волосы у Гали вроде хорошие, рыжие, слегка вьющиеся. Генка считал, очень красивые волосы.
      И что же Гале-то остается? Как быть ей, той, что влюбилась в Игоря со всем пылом своей нерастраченной любви, такой обыкновенной и не слишком как женщина интересной?
      Она влюбилась в него сразу и навек! Это Галя сама себе так сказала. Вообще она много чего мысленно говорила.
      Например, лежа на боку и разглядывая спящего Игоря, она думала о себе: ее сердце сжималось от любви. Наверное, вслух это прозвучало бы таким искусственным, таким книжным! Неужели чувства, облеченные в слова, становятся похожими на музейные экспонаты с наклеенными на них бирками?
      На самом деле чувства – это одно, а слова – совсем другое. И если бы она кому-нибудь стала говорить о своих чувствах к Игорю, та же Светка ее попросту высмеяла бы. «Какая любовь к перекати-полю? Выброси эту дурь из головы!»
      А еще одна ее подруга, Соня, – как жаль, что они так редко видятся, – сказала бы: «Романтик ты, Мещерская! Давно пора твердо на ноги встать, а ты, как обычно, в облаках витаешь!»
      Если все время думать о том, что могут сказать другие люди, любой свой поступок можно представить чем-то ненормальным. Вроде свинки или коклюша, которыми болеют дети, а Галя ухитрилась подхватить их в двадцать один год!
      Но что бы подруги ни говорили и ни думали, а счастье вот оно, рядом. Лежит себе, положив на Галю свою большую рабочую руку. Похрапывает. Но ее это не раздражает. Галя тихо шепчет ему:
      – Игоречек, любовь моя!
      И улыбается, когда лежащий рядом мужчина поворачивает во сне голову, как будто прислушивается.
      – Спи, спи, это я так...
      Игорь живет у нее в доме уже второй месяц. Ей кажется, что на самом деле они вместе уже давно, так легко и плотно притерлись друг к другу.
      Что бы Светка о нем ни говорила, котяра или не котяра, – скорее всего просто из зависти. За это время по крайней мере ни за чем предосудительным Галя его не застукала. Домой приходит вовремя. Если надо задержаться, звонит, предупреждает. Время от времени он ходит в наряды, но и с этих дежурств ухитряется ей позвонить, спросить, не скучает ли по нему.
      Ее знакомые женщины любят судачить о том, что мужчины нынче если не пьяницы, так импотенты. А вот Игорь – ни то ни другое. То есть он пьет, конечно, но по случаю, в компании, и ни разу не допивался до того, чтобы падать или себя не помнить, вот только...
      От собственных мыслей она краснеет. Вроде мелочи... Но если Игорь выпьет как следует, то на виду у всех начинает к ней приставать. Может, к примеру, поднять юбку и погладить ее ногу. Или целует ее в шею... Гале совестно перед другими, но отталкивать его она не может. Только шепчет ему на ухо:
      – Игоречек, пожалуйста, не надо, неудобно, люди смотрят...
      И все равно с Генкой его не сравнить. Тот по пьяни только других женщин пытался в углу зажать, и никогда – Галю.
      Да ну его, почти год, как разошлись, чего и вспоминать! Галя целует Игоря в плечо и со счастливой улыбкой кладет на него голову.
      Вспомнить хотя бы одно: деньги, хотя это стоит чуть ли не на последнем месте. Генка приносил ей слезы, а не деньги, а Игорь... Он дает их, не скупясь. Просто кладет на полку такую славненькую пачечку в две ее месячные зарплаты и говорит:
      – На пару недель хватит?
      Говорят, будто бы военные сейчас не слишком много получают, но по зарплате Игоря этого не скажешь. Наверное, он где-то подрабатывает, такой умелый да хозяйственный. А может, у него какой-нибудь свой бизнес. Галя стесняется спрашивать. И, откровенно говоря, боится, что он скажет ей, как уже было однажды:
      – Оно тебе надо? Меньше знаешь – крепче спишь!
      С его деньгами Галя вполне могла бы не работать, но ей неудобно: они же все-таки не муж и жена. Да и чем ей заниматься дома? Делать уборку Галя и так успевает, а с другими хозяйственными делами они с Игорем легко справляются вместе.
      Она опять счастливо вздохнула: даже странно, что в мужчине столько достоинств. За это время они ни разу не поссорились, а в компаниях, Галя заметила, подруги с завистью посматривают на ее избранника и на то, как он за ней ухаживает.
      Правда, хозяйственных дел у нее ощутимо прибавилось. Раньше Галя не консервировала – если что нужно было, огурцы там, помидоры, к маме бегала, а Игорь заставил ее эти взгляды пересмотреть.
      – Взять у мамы? – удивленно переспрашивал он. – Разве ты маленькая девочка? Ты взрослая женщина, семью имеешь...
      Это он про них говорил – семья! И Галя старалась. Тем более что Игорь на диване не лежал, а, едва появившись дома после работы, переодевался и являлся к ней на кухню:
      – Солнышко, чем тебе помочь?
      И Солнышко старалось изо всех сил, светило всеми своими лучами.
      Сначала, надо признаться, это обращение ее немного коробило. Казалось слишком универсальным. Вон даже в очереди порой мужчины так к женщинам обращаются. Но Игорь уверил ее, что Галя – единственное на свете Солнышко, потому что и волосы у нее солнечного цвета, и в глазах солнечные зайчики скачут, и улыбка солнечная. Солнышко – никуда не денешься!
      Накануне он ее предупредил:
      – Завтра, Солнышко, я с работы домой не приду. В наряд заступаю.
      Она уже и привыкла: наряд так наряд. В него офицеры заступали на сутки. Это давало ей возможность полениться, как прежде, и у плиты не стоять. Галя легла на диван с любимой книжкой и рядом положила телефонную трубку. На случай если Игорек захочет позвонить.
      Мысленно произнесла его имя и расплылась в улыбке. Повезло тебе, Галка, ох и повезло! Такой мужик достался, какого и не бывает!
      – Солнышко! – позвонил он со своего дежурства. – Я уже соскучился. Как ты там без меня?
      – Сегодня лягу пораньше, – проворковала она кокетливо. – Все равно нечего делать.
      – Завидую, – отозвался он. – А мне не придется ночью выспаться. И завтра, как назло, политзанятия, припозднюсь, так что ты не волнуйся.
      – Но я тоже буду скучать, – сказала она.
      И вот сегодня Галя пришла с работы, приготовила ужин, укрыла его потеплее, чтобы подольше не остывал, сама кое-как перекусила и опять легла на диван, положив рядом телефон. Едва устроилась, как он зазвонил. Галя схватила трубку.
      – Это Галя? – раздался в ней незнакомый женский голос. – А я Рая.
      – Какая Рая? – спросила она внезапно севшим голосом, а внутри все у нее просто вопило от страшного предчувствия: «Брось трубку, не говори с ней, брось!»
      – Любовница Игоря, – насмешливо проговорила женщина.
      – Я вам не верю, – пересохшими губами прошелестела Галя.
      – Тю, глупая, чего бы мне так просто звонить? Да он только утром от меня ушел!
      – Зачем вы врете? Игорь был в наряде.
      Она понимала, что ввязывается в глупую бабью перепалку, что ей не нужно слушать эту наглую незнакомку.
      Мало ли кто может позвонить?! Повесь трубку, и горя знать не будешь. Но она продолжала прижимать ее к горевшему уху. И слушать, слушать...
      – Какой наряд, детка! Когда мы вместе, на нас никаких нарядов нет. И три дня назад он у меня ночевал...
      Три дня назад! Ну да, тогда он еще пожаловался, что друг попросил его заменить в наряде.
      – Мы с ним и днем частенько видимся, – продолжала рассказывать Рая. – У него есть ключ от моей квартиры, так что он приходит и хозяйничает. Он мне во всем помогает. Придет, ухи сварит и звонит мне на работу: «Солнышко, я супчик сварил. Приходи побыстрее, я соскучился!»
      До сего момента Галя старалась не слушать и не верить. Убедила себя, что это всего лишь завистница. Но вот это – Солнышко! – окончательно ее добило.
      У Игоря ключи и от ее дома. Интересно, от каких домов еще?
      Она положила трубку, кажется, прервав Раю на середине фразы, и перезвонила Володьке на работу.
      – Вова, – сказала она, – мне нужно срочно поменять замок. Ты можешь прийти сейчас? Конечно, я понимаю, у тебя работа...
      Володька работал электриком в ЖКХ, но при том был человеком, о котором жильцы знали: у мужика золотые руки. До конца его работы оставалось два часа. Наверное, он бы мог еще заработать денег, если сейчас не занимался чем-нибудь подобным.
      – Мертвый сезон, – отозвался тот, – сидим здесь с одним моим тезкой-электриком и думаем, не сдернуть ли домой.
      – Значит, ты сможешь прийти, – обрадовалась Галя. – Если у тебя есть деньги, купи замок, а я тебе потом отдам.
      – Сейчас приеду, – сказал Володька.
      Но едва Галя положила трубку, как опять к ней прорвалась Рая.
      – Зря ты, глупая, трубку бросаешь. От этого ничего не изменится. Я вчера ему сказала: выбирай, или я, или твоя молоденькая дурочка. Я вообще-то старше его на два года – такие мелочи! А он говорит: «Я буду жить с Галей!» Но тебе-то от этого какая корысть? Он два месяца назад жил с Анькой-аптекаршей и все равно ходил ко мне. Кстати, занял у нее две тысячи на два дня и до сих пор не отдал! А до Аньки – с Ольгой из паспортного стола...
      – Вы им тоже звонили? – потухшим голосом спросила Галя.
      – Тоже, – согласилась Рая, – а что, имею право! Он со мной уже три года живет, с перерывами на таких, как ты. А потом опять ко мне возвращается. Между прочим, я на него не в обиде. Мужчина должен перебеситься. Между прочим, он до сих пор помогает мне дом строить. Для сына. Три дня назад как раз крышу крыл.
      «Хоть бы Володька поскорее пришел, – подумала Галя, опять кладя трубку на рычаг. – И поскорее заменил бы замок, а то он начнет работать, а тут... этот!»
      Она все делала как-то отстраненно и удивлялась, почему это у нее в ушах точно пробки. А потом села на кухне и сидела, машинально глядя в окно, пока не пришел Володька.
      – Я у себя замок нашел. Зачем покупать, только лишние траты, – оживленно заговорил он и осекся, глядя на Галю. – Что с тобой, подруга?
      – Ничего, – пожала плечами Галя. – У меня кошелек украли, с деньгами и ключами, вот я и подумала, а кто знает, еще припрется какой-нибудь гамадрил, там ведь в кармашке визитки с адресом.
      Она сама не знала, зачем придумала про кошелек, про то, что его украли. Не захотела говорить правду. А Володька кивал, пожимая плечами, наверное, удивлялся непривычной горячности Галины. Или объяснял это стрессом от потери.
      – Сколько денег-то было в кошельке? – спрашивал он, как всегда ловко управляясь с инструментами.
      – Восемьсот рублей.
      – Вот суки! – цыкнул языком Володька. – Жаль, что сейчас ворам руки не отрубают, а надо бы...
      Однако как она здорова врать! Деньги украли. У нее, может, жизнь украли. Как же ей теперь быть-то? Опять зазвонил телефон.
      – Галь, у тебя телефон звонит, не слышишь, что ли?
      – Пусть звонит. Это так, одна назойливая баба.
      – А чего она от тебя хочет?
      – Моей крови попить.
      – Тогда конечно, тогда не бери трубку. А хочешь, я тебе громкость звонка уменьшу? Он будет чуть скрипеть, да и только, на нервы не будет действовать.
      – Я могу из розетки его выдернуть, – предложила Галя.
      И тут же это сделала. Но почти сразу же начал надрываться ее мобильник, поставленный на виброзвонок для того, чтобы Галя слышала его и в закрытой сумке. Она открыла окошечко. «Игоречек» – было написано в нем. Галя нажала на кнопку и выключила мобильник.
      Значит, он звонит ей со своей работы, а пока оттуда доедет до ее дома, Володька закончит наконец установку нового замка. Только вот как же вещи Игоря? То есть как ему их передать? Вещей этих – всего ничего. Один портфель. Сам Игорь в шутку называет его «тревожный чемоданчик». А где же у него основные вещи? Наверное, на «базе», о которой не знает никто из женщин. По крайней мере Раиса – точно, отчего-то была уверена Галя.
      Теперь, правда, и у Гали его вещей много. Она же не могла просто так пользоваться деньгами, которые он ей отдавал, вот и стала покупать ему одежду. Поначалу он все отнекивался: «Мне ничего не надо!» А потом вошел во вкус. Тем более что Галя наловчилась покупать ему одежду на глаз, подозревая, что он не хочет ходить с ней по магазинам...
      – Готов твой замок! – торжественно провозгласил Володька и с некоторой медлительностью стал собирать свои инструменты.
      Понятное дело, уже привык, что Галя ему нарочно разносолы готовит. Мастера нужно ублажать. Но на этот раз – увы! – Галя целует его в щеку и заговорщически шепчет:
      – Вовчик! Давай совместный обед перенесем на завтра, а? Сегодня – веришь? – ни минуты свободной. Или, может, у тебя с деньгами напряг и я заплачу?
      Володька обижается:
      – Галка, ты за кого меня принимаешь? За проглота какого? Что же, я буду деньги с тебя брать? Ну ты и придумала!
      – Неудобно.
      – Неудобно штаны через голову надевать, – бурчит Володька. – А завтра приду, не надейся, что ты так от меня дешево отделаешься!
      Он не замечает, что сам себе противоречит.
      – Да, и вот что. Ты зайди на рынок, пусть тебе еще пару ключей сделают, а то здесь только один. Куда-то задевал, найти не мог в спешке. Ты же торопила, давай срочно!
      – Побежали! – нарочно суетливо говорит Галя и берет Володьку под руку.
      – Куда ты так торопишься? – недоумевает он.
      – Да я с работы сдернула, со второй смены, – врет она, хотя на сегодня взяла отгул. Вернее, она две смены подряд отработала – сменщица попросила. – Видел, начальница звонила, а я трубку не брала. Она не должна знать, что я дома была. Скажу, батарейка разрядилась в сотовом.
      Хорошо, что на улице, где Галя живет, движение одностороннее, так что с Игорем она не столкнется. Он доедет, наверное, на троллейбусе или автобусе, а с остановки идти как раз в другую сторону.
      Конечно, со стороны взглянуть – смешно, она удирает из собственного дома. Но Галя сейчас не готова встретиться с Игорем. Ей надо побыть одной, набраться сил. А то он едва взглянет на нее, и она обо всем забудет. И не станет уличать его во лжи и про Раю рассказывать. А потом сама же изведется от того, что эти знания ее переполняют так, что, кажется, она лопнет от едва сдерживаемого давления мрачных мыслей.

      Я сидела на своем рабочем месте и писала статью. Якобы. То есть я делала вид, что пишу, даже активно стучала пальцами по клавиатуре компьютера, но на мониторе можно было бы прочесть совершенную чушь. То есть не совсем чушь, но тему, к моей нынешней работе не имеющую отношения.
      Для этого мне не пришлось почти ничего придумывать, разве что пересказывать своими словами рассказ моей подруги Александры. Я звала ее Шурик.
      Это была вполне состоявшаяся молодая женщина с университетским образованием, моя ровесница. У Шурика было милое лицо со слегка раскосыми карими глазами, гибкая спортивная фигура с длинными стройными ногами.
      Вряд ли кто-то сказал бы о ней – красавица, но Александра, несомненно, была женщиной незаурядной. Как внешне, так и философией, которую она исповедовала.
      Прежде всего она не хотела выходить замуж.
      – Институт брака давно устарел! – высокомерно говорила она. – Не понимаю, почему женщины так за него цепляются! Я считаю, можно прекрасно прожить одной, если ты достаточно получаешь, чтобы иметь квартиру, нормальную машину и возможность порой выбираться за границу.
      – Шурик, ты что же, и детей не хочешь? – спросила как-то я.
      – Детей хочу. Точнее, одного ребенка. Девочку. Пока мальчишки такие, как твой Тошка, они, конечно, прелесть, но чуть подрастут, и начнутся проблемы. К тому же быть свекровью я не хочу. Гнобить какую-нибудь молоденькую девчонку только за то, что она вышла замуж за моего сыночка? Нет уж!
      – А кто тебя заставляет гнобить? – удивилась я. – Покажи пример, будь такой свекровью, которую невестка станет обожать и любить больше родной матери.
      – Еще чего! – фыркнула Александра. – Закон жанра требует, чтобы свекровь была гадиной. Зачем же я стану его нарушать?.. Но поскольку до этого еще далеко, к чему заранее настраивать себя на то, что тебе придется хотя бы на время лишиться свободы.
      – Далеко? Когда же ты рожать собираешься?
      – Не раньше чем в тридцать лет, – категорически ответила она, – и, понятное дело, матерью-одиночкой.
      – Ну хорошо, другим мы не скажем, но я-то знаю, что до срока не так уж много времени осталось. Всего два года.
      – Целых два года, – поправила Шурик. – У меня программа-минимум: положить на свой банковский счет столько баксов, чтобы мне хватило по крайней мере на три года безбедной жизни. Когда придет пора рожать, чтобы не экономить на памперсах. Я вовсе не собираюсь отдавать своего ребенка в ясли, едва он научится сидеть.
      – А ты не думаешь, что можешь встретить человека, которого полюбишь?
      – Где же я смогу его встретить? – удивилась она. Шурик работала заместителем председателя Комитета по делам молодежи, и мне казалось, что уж в молодежной среде найти себе мужчину будет вовсе не так трудно. – Может, ты имеешь в виду тех «позвонковых» мальчиков, которые устраиваются к нам в комитет с помощью своих пап и мам? По принципу где бы ни работать, лишь бы не работать.
      – Тогда не следует ли тебе хоть изредка ездить трамваем? – предложила я.
      – Трамваем? Ты хочешь сказать, что я могу там встретить мужчину, у которого нет даже своей машины? У меня, у женщины, есть, а у него – нет?
      – Иными словами, замуж ты не хочешь?
      – Не хочу, – отрезала она.
      Но поскольку я знала Шурика гораздо лучше, чем, возможно, она сама, то я могла отыскать корни такой категоричности. Она боялась. То есть постоянное муссирование в прессе и в литературе вообще вопроса о том, что мужчины не могут не изменять жене, вызвало появление таких женщин, как Александра. Рассуждала она просто: если верных мужчин на свете нет, то и выходить замуж незачем.
      – Представь, с каждым годом женщина, кстати, как и мужчина, становится все старее, кожа ее теряет упругость и свежесть. Между прочим, и нервы не становятся крепче. И вот в один из дней приходит муж домой и сообщает, что он нашел другую. У тебя два выхода: попытаться его удержать в ущерб своей гордости или дать пинка под зад. Что лучше, еще надо подумать. То есть потеря неизбежна. Тогда зачем вообще и начинать? Пусть ты к такому финалу подготовишься, но твой бедный ребенок... В чем он-то виноват? А так он с самого начала будет знать, что папы нет и не будет. Умер! А на нет и суда нет.
      – Ты хочешь сказать, что женщинам вообще не стоит выходить замуж?
      – Не знаю, как другие, а я считаю именно так. Разве что он понадобится совершенным дурам, которым все равно, изменяет им муж или нет... Но при том они виснут мертвой хваткой на нем, если паче чаяния он надумает уйти... Нет, ты меня не переубедишь!
      – Я и не буду пытаться это делать, – задумчиво проговорила я. Неужели и мне предстоит то же самое? Все-таки до чего заразны подобные разговоры! Поневоле начинаешь думать о том, что прежде и не приходило тебе в голову.
      В общем, я набросала теорию Шурика в виде реферата и запихнула в память компьютера под пароль. Вряд ли какой-нибудь хакер захочет этот файл вскрыть.
      Теперь пора было заниматься своей непосредственной работой, оттягивая тот момент, когда мне надо будет попроситься на прием к главному редактору и признаться ему, что я не смогу написать статью о Забалуеве...
      Не понравилось мне наше с ним общение. Он смотрел на меня так, будто я его собственность. И он в любое время может вроде невзначай обнимать меня за плечи или класть руку на колено, когда сидит напротив. Похоже, он считает, что со мной можно вот так играть.
      А уж когда мы заговорили о том, в каком плане должен быть написан очерк, он и вовсе вознесся куда-то ввысь и оттуда вещал, учил, как мне нужно работать.
      Откуда в нем это высокомерие? Только от того, что у него больше денег? Или чего там в нем больше. Разве что мышечной массы, но никак не ума, могу поспорить! Пусть я и гордячка, как говорит мой муж, но я вовсе не считаю это недостатком.
      Едва поступив в университет, я сразу стала подрабатывать, чтобы материально не зависеть ни от отчима, ни от нашей вконец заезженной мамы.
      И от Забалуева я не хотела зависеть. Пусть редактор и обещал мне штуку баксов. В крайнем случае и без штуки этой моя семья голодать не станет.
      Я сидела за столом, крутила так и эдак, продумывая начало разговора, но от этого меня отвлек приход младшей сестры.
      Галочка прибежала ко мне на работу сама не своя. Едва взглянув на сестру, я забыла про все свои неприятности. На девчонке лица не было.
      Она заглянула в кабинет и жалобно позвала:
      – Лена, можно тебя на минутку?
      Я удивилась. Раньше она спокойно входила ко мне и привычно садилась на стул для посетителей. И даже сообщая, по ее мнению, что-то секретное, она лишь перегибалась ко мне через стол и шептала свою тайну. Но сегодня... Сегодня случилось нечто экстраординарное. Я сразу поняла, что минуткой не обойдется, и попросила своего коллегу Павла в случае чего прикрыть меня.
      – Лягу на амбразуру! – поклялся он, потому что знал: случись у него что-нибудь личное, я тоже лягу...
      Но шутки шутками, а на Галке лица не было, потому я потащила ее в кафе напротив. Во-первых, я сама не успела пообедать, а во-вторых, за горячим чебуреком да за стаканчиком томатного сока беседа обычно протекает оживленнее, чем на сухой рот.
      Однако моя сестренка ничего есть не стала.
      – Что ты, Ленчик, мне кусок в горло не полезет.
      Тогда я взяла себе порцию пельменей – почему-то они назывались домашние, как будто кто-нибудь дома мог делать такую ерунду. Это как раз для нас, тех, кого, как волка, ноги кормят и у кого желудки луженые. Так что я ела как домашние пельмени и слушала горькое повествование Гали.
      Выслушав ее короткий рассказ, в основном пересказ ее разговора с некоей шустрой Раей, я все поняла. О чем тут долго говорить?
      – Ты очень расстроена?
      Наверное, я задала глупый вопрос. На него сестра и ответила так же:
      – Не знаю... Нет, правда, в голове гудит, как в трансформаторной будке, и ни одной умной мысли. Вот решила пока у тебя пожить. Пустишь?
      – О чем разговор, конечно!.. Ты думаешь, он тебя не найдет?
      – Возможно, он и не будет искать, – задумчиво проговорила Галя. – Ему так легче: не выяснять отношений. Да он просто перешагнет через меня и пойдет дальше. Знаешь, сколько у него таких Галек?
      – И что ты собралась делать?
      Я не случайно задала этот вопрос, потому что, несмотря на лихорадочность Галиного рассказа, создавалось впечатление, что свою дальнейшую линию поведения она не очень продумала и сейчас по ходу дела выпаливает первое, что приходит на ум.
      Почему она убежала? Боится, что при личной встрече с ним не выстоит? Боится, что, глядя ей в глаза невинным взглядом, он станет городить всякую чепуху в свое оправдание, а ей придется делать вид, что она ему верит. Моя добрая честная девочка!
      В прошлый свой приход ко мне она говорила о своей любви и о том, что пропала и ничего с этим не поделаешь... Словом, я ощутила самую настоящую тревогу. У сестренки беда: безответная любовь. Как тут помочь?
      Сидит сейчас напротив меня, смотрит с лихорадочной надеждой во взгляде, как будто я тут же возьмусь поддакивать ее поспешному решению – надо же, пожить у меня! Как будто ее нельзя вычислить или найти.
      – Хочешь, я разыщу его и поговорю? – предложила я.
      Галя с недоумением взглянула на меня. У нас так бывает. Я, к сожалению, не всегда ее понимаю.
      – Ты что, Ленчик, о чем тут можно говорить?!
      – А что ты хочешь?
      – Я хочу, чтобы мужчина, который признается мне в любви, на самом деле меня бы любил. И если он живет со мной, то потому, что уже сделал свой выбор, а не потому, что я у него нечто вроде аэродрома подскока. Заправился и дальше полетел!
      Наивная девочка. Судя по всему, этот прожженный женолюб – как говорят сами мужики, ходок – может пообещать все, что угодно, чтобы, едва уйдя за угол, позабыть о своем обещании. Верность – это слово не для таких, как он.
      Однако как Галочка выражает свои мысли! Надо сказать, что мне приходится иметь дело с ее сверстниками, и большинство из них изъясняется на манер Эллочки-людоедки, обходясь минимумом слов. Между прочим, я почувствовала некоторую гордость. Кто, как не я, приучил ее к чтению? Кто вообще научил ее читать, а потом играл во всякие игры, заставляя правильно высказывать свои мысли или описывать тот или иной предмет, употребляя не просто одни и те же слова, а непременно синонимы...
      Но что это я вдруг расхвасталась?
      – Вот, возьми ключ от квартиры, поезжай и ляг поспи, – сказала я, – а то у тебя круги под глазами, будто ты неделю не спала!
      Галя закивала, совсем как маленькая.
      – Возьми у меня в спальне, на тумбочке возле кровати, снотворное, прими таблеточку, а то ведь не заснешь.
      Опять кивок, но уже на ходу. Галя пошла прочь как сомнамбула, машинально сжимая в руке ключ от моей квартиры. У нее свой диванчик в комнате Тошки, где она порой спит, когда остается у нас ночевать. Я ей на такой случай и ночную рубашку купила. Уютная, как говорит Галя.
      Кажется, у нас с ней одновременно началась черная полоса. У меня самой было не все ладно. С мужем происходило что-то непонятное, на работе тоже.
      Я попыталась сказать главному, что у меня ничего не получается с тем самым дорогостоящим интервью, но он меня даже слушать не захотел.
      – Что хочешь делай, а чтобы статья была!
      Я поняла, что объяснять ему что-то бесполезно. Представляю, если бы я вдруг сказала, что для этого мне пришлось бы с Забалуевым переспать, а ему, то есть редактору, должно быть известно: я замужняя женщина. Он не моргнув глазом ответил бы что-нибудь вроде: «У тебя там счетчик стоит, что ли?»
      Так он представляет себе профессионала, который ради своей работы идет на все. А к женщинам у него отношение, мягко говоря, странное. Озвучь я подобные слова на высоком уровне, мне бы, наверное, не поверили. Газета муниципальная. Иными словами, государственная. А государственный чиновник не может исповедовать такую низменную философию...
      Вообще-то открытым текстом Забалуев мне ничего такого не предлагал. Это у меня уже моя журналистская фантазия разыгралась. Просто в парке со мной он не захотел гулять. Мы сразу пошли в кафе, но там оказалось много народу, и серьезно поговорить не было никакой возможности.
      – Может, у вас в офисе есть комната отдыха? – спросила я не подумав.
      То есть я считала, что это должна быть самая обычная комната, отделенная от остального офиса крепкой стеной и плотной дверью, так чтобы никто нам не мешал.
      А у них, как я поняла, комнатой отдыха пользовались совсем по другому назначению. Иначе почему у него так блудливо заблестели глазки?
      Если бы мне надо было написать обыкновенное интервью, можно было бы и посидеть в его кабинете, пусть бы там трезвонили телефоны и кто-то постоянно пытался прорваться к Забалуеву на прием.
      Но для очерка мне требовалась более задушевная обстановка, так чтобы ниточка нашего разговора постоянно не прерывалась.
      Вообще-то я привыкла, что мужчины, с которыми мне по работе приходилось сталкиваться, предлагали мне именно неформальные отношения, но отчего-то у Забалуева это получалось совсем по-другому, и это меня нервировало. У нас не Запад, и мы не боимся обвинений по статье о сексуальных домогательствах. Женщины понимают, что в таких случаях они могут лишь надеяться на свои хрупкие силы.
      Но даже не в этом дело. При общении с Забалуевым я почувствовала тревогу.
      Иными словами, мне пришлось бы признаваться самой себе, чем меня так тревожил Юрий Иннокентьевич, я бы рассказала, что впервые почувствовала, как мощная волна обаяния мужчины тянет меня в свой водоворот. То есть в какой-то момент мне хотелось забыть, что я замужняя женщина. Я откровенно испугалась положения, при котором я не чувствовала уверенности в своих силах. И в то, что смогу дать ему достойный отпор.
      А значит, надо избегать ситуаций, когда я могла бы изменить мужу.
      Как это могло случиться, я не понимала. До встречи с ним я была совершенно уверена в том, что у меня крепкий брак. Я люблю своего мужа и никогда не посмотрю в сторону другого мужчины. Тогда почему эта уверенность вдруг оказалась поколебленной?
      Видимо, по этой причине я слушала его вполуха. И цельного образа, как обычно, у меня не выстраивалось.
      Получилось, что все, о чем мы с ним в тот день говорили, меня нисколько не устроило. Об этом можно было бы почитать в написанной им же самим автобиографии.
      Из такого материала очерк не сделаешь. Сославшись на необходимость под надуманным предлогом бежать в редакцию, я попросила у Забалуева разрешения ему позвонить и решить, где мы в следующий раз можем встретиться.
      Ко всему прочему, я никак не могла вызвать на откровенный разговор собственного мужа. Вчера вечером я и так, и этак пыталась к нему подойти – все бесполезно. Он уклонялся как мог, словно я пришла с вражеской территории и он подозревал во мне шпионку.
      Раньше между нами не было никаких недосказанностей, чего же теперь он не хотел со мной откровенничать?
      Я все время возвращалась мыслями к этому, потому что вчера в разговоре со мной Женя вдруг прикрикнул на меня. И даже откровенно нагрубил. Мол, чего я лезу ему в душу, если и без меня тошно.
      Я обиделась, а потом забеспокоилась не на шутку. Решила: сегодня зайду с другой стороны, сделаю так, чтобы супруг размяк, расслабился и сам, без моего нажима, все же рассказал, что за беда у него случилась.
      А теперь еще у сестры, с ее точки зрения, настоящая трагедия. Влюбилась в кота мартовского. Это даже хуже, чем влюбиться в каменную статую. Та хоть ничего плохого тебе сделать не сможет. А этот мозгодер все нервы вымотает и все равно оставит ни с чем.
      В общем, я мялась, мялась да и позвонила Забалуеву. Решила поговорить безо всяких экивоков. Дает он мне интервью или нет? Если он начнет ставить мне условия... Но тут же я себя одернула. Что еще за условия? Подумаешь, посидеть с бизнесменом за одним столом в ресторане. Чего это я так заметалась?
      Забалуев сразу откликнулся и согласился встретиться со мной на его территории. Он так и сказал:
      – Встречаемся на моей территории. В ресторане «Веселые повара».
      Наверное, и название сам придумал. Говорили, что он держит его на паях со своим другом, директором ресторана. Самого модного и дорогого.
      Пытается меня повязать не деньгами, так шиком. Но, если быть честной, меня волновало вовсе не это... Чем больше я брыкалась, тем сильнее мне хотелось увидеть его еще раз, – вот ведь глупость какая! Увидеть, поговорить – и больше никогда не встречаться!
      Так и хотелось все время повторять себе: «Я замужняя женщина! Я замужняя женщина!» А если копнуть еще глубже, я злилась на Забалуева потому, что он обо всем догадывался. Потому и вел себя так со мной. То есть предлагал встретиться и был уверен, что мне это не так уж неприятно.
      – Судя по вашему решительному лицу, – сказал мне с улыбкой Юрий Иннокентьевич, – вы пришли с ультиматумом: или даете мне интервью безо всяких условий, или катитесь к чертовой матери, не так ли? Так, так, можете не отвечать.
      А он еще и проницательный! Я стала злиться чуть ли не с первой минуты, как пришла, хотя могла бы оглядеться. И на интерьер ресторана, и на то, как сервирован стол. И расслабиться, раз уж пришла.
      – Я нарочно назначил встречу на двенадцать дня, – сказал Забалуев. – Дело идет к обеду, так что вы заодно и поедите, а не станете ковырять вилкой блюдо, оттопырив пальчик.
      – Оттопырив пальчик? – удивилась я. – Что за ерунда! Нет во мне этих мещанских заморочек...
      Я набрала воздуха, чтобы еще продолжить речь о том, какая я не такая, но он перебил меня:
      – Между прочим, вы знаете, какие у вашего мужа неприятности?
      Вот! Именно этого я и боялась. Выходит, не подвела меня интуиция. Но все же я хотела бы услышать об этом от кого угодно, только не от него!
      – А это имеет отношение к нашему разговору?
      – Еще как имеет. – Он насмешливо прищурил глаза. – И могу даже уточнить: я – единственный человек в городе, который может благополучно разрулить эту непростую ситуацию. Если уж место в газете вы потерять не боитесь, то благополучие вашей семьи, надеюсь, вам не безразлично? Что перевесит на ваших весах?
      – Да какие, к черту, весы?! – сказала я чуть ли не с истерикой. – Что вы собираетесь взвешивать? Что вам от меня нужно? Это что, шантаж?
      – Зря вы так, никакой это не шантаж, а всего лишь информация о реальном положении дел, – сказал он спокойно. – Вы что пьете: вино, водку, шампанское?
      – Виски, – заявила я ему назло.
      Он щелкнул пальцами и явившемуся тут же официанту повторил:
      – Виски.
      Куда я лезу? Женщину украшает скромность, поиздевалась я над собой, а не попытка бороться наравне с мужчиной. Тем более пить. Алкоголь косит меня с ног после двух небольших рюмок.
      – Так вот о весах. Вы, моя дорогая, просто не задумывались над тем, что мы так или иначе ежедневно взвешиваем свои поступки, намерения и просто мысли на невидимых весах. Идти – не идти. Согласиться или нет. Купить – не купить. Спасти – не спасти... Разве вам не дорого спокойствие вашего мужа?
      – Дорого.
      – Вот видите, а я могу ему помочь.
      – В обмен на что?
      – Всего на одну ночь с вами. Помнится, был такой фильм – «Ночь за миллион долларов» или что-то в этом роде.
      Что он несет! Какой миллион! Если у Жени и случились неприятности в его бизнесе, вряд ли это такие уж большие деньги. В крайнем случае пусть продает свою базу, раз залез в долги!
      Я продолжала мысленно возмущаться, а Забалуев следил за мной с затаенной насмешкой. Он что, издевается надо мной?!
      Бывало, случались у меня настойчивые поклонники, ухаживали, несмотря на мои протесты, но чтобы переть вот так, как этот бульдозер... Значит, я была права и ничего мне не показалось, он с самой первой встречи решил не мытьем, так катаньем затащить меня в постель!
      – Юрий Иннокентьевич! – простонала я. – Но вы же не Квазимодо!
      – В каком смысле?
      – В смысле, «я душу дьяволу отдам за ночь с тобой!».
      Он расхохотался.
      – Вы просто прелесть. Я даже не думал, что общение с женщиной может быть приятно и вне постели. Наверное, потому, что всю жизнь встречался с красивыми, но безмозглыми куклами? Вроде посмотришь, все при них, а голова какая-то нефункциональная.
      Не выдержав, я прыснула.
      – Видимо, вам нравится один и тот же тип женщин.
      – Наверное, – легко согласился он. – Точнее, я вижу, что есть другие женщины, но они всегда оказываются чьими-то женами.
      – Понятно, в чужих руках...
      – Хотите сказать, я завистлив?
      – А вы что хотите сказать в ответ?
      – Нет, но вы все-таки жестокая... А когда я читал серию ваших статей под рубрикой «Счастливая семья», вы казались мне этакой сентиментальной дамой в розовых очках...
      Я в своих статьях выгляжу сентиментальной? Такого мне еще никто не говорил.
      – Иными словами, вы хотите сказать, что все описанные в моих статьях ситуации выдуманы? – на всякий случай возмутилась я. – Кстати, рубрика называлась: «Похожи ли счастливые семьи?»
      – Я назвал бы по-другому: «Есть ли вообще счастливые семьи?»
      – Тогда мне не все понятно. Если вы видите в других семьях женщин, которые... вам нравятся, то все равно вы уверены, что не могли бы быть с ними счастливы?
      Он вздохнул и с усмешкой посмотрел на меня.
      – Теперь я понимаю, почему многие мужчины выбирают в жены дурочек. С умной женой надо все время быть начеку. Подловили, да?
      – Я всего лишь внимательно слушала вас.
      – И думали, что сможете увести меня в сторону.
      Откровенно говоря, я и в самом деле на это надеялась: уболтать его, заставить забыть о своих предложениях мне, которые иначе, как непристойными, и назвать-то было нельзя... Напрасно мучилась старушка в высоковольтных проводах!
      Забалуев посмотрел на меня уже без улыбки и проговорил чуть ли не по слогам:
      – Мое предложение остается в силе.

      Напрасно она убегала, потому что ее никто и не догонял. Как в анекдоте про Неуловимого Джо, который называется неуловимым, потому что его никто не ловит!..
      Отчего-то Галя решила, что Игорь если и не станет больше с ней жить, то придет хотя бы за вещами. Но он не пришел.
      Видимо, он привык оставлять свои вещи там, откуда уходил, и больше о них не вспоминал. А женщины, наверное, так же, как и она, надеялись, что придет. Чтобы взглянуть на него в последний раз или спросить: в чем она виновата?
      Думать так было неприятно. В смысле, что она – такая, как все.
      Но и жить с этим сожалением Галя не хотела. Тогда получалось, что она считает Игоря как бы выше себя и наделяет его правом решать за них обоих.
      А почему вообще – выше? Потому что он старше? У него высшее образование? Но в отношениях между мужчиной и женщиной разве это имеет значение?
      Если продолжить подобные рассуждения, то получается, что она попала как бы в чувственное рабство. В зависимость от того, как поведет себя Игорь. Что же, Галя сама по себе ничего не представляет?
      Для него, видимо, не стоит. Он пришел к ней, не спрашивая разрешения, и ушел так же, без сожаления.
      Как бы то ни было, любовь не должна унижать человека. Имеется в виду, настоящая любовь.
      Значит, Гале придется с этим жить дальше. Но если просто жить, как прежде, и по вечерам приходить в свой кукольный домик, и вспоминать, как ей было хорошо с Игорем, и тосковать, и ныть, то и вправду попадешь в зависимость от собственных воплей и причитаний. В какой-то момент тебе начнет казаться, что если Игорь не вернется, то для тебя жизнь кончилась.
      Тогда что? Нужно срочно найти для себя если не лекарство, то его замену...
      Нет, не клин клином вышибать. Ей сейчас совсем не нужна какая-то другая любовь. Галя еще не созрела для настоящей любви. Она требует от человека определенной нравственной силы. А если ты слаба, то и получается это самое рабство.
      Значит, любовь – в некотором роде испытание человека? Достоин ли ты, чтобы тебя любили? Нет, наверное, никто так вопрос не ставит. Считается, что любви достойны все без исключения. На самом деле все гораздо сложнее...
      В общем, Галя решила... занять себя работой, учебой, вообще любыми занятиями, к которым собиралась приступить прежде, да все не находила для них времени.
      Например, она взяла и поступила в институт на заочное отделение.
      Галя и сама не ожидала, что это окажется так легко осуществимо. По крайней мере для студентов платного отделения. Ее приняли по результатам собеседования.
      Даже странно, что ей так повезло. В том смысле, что Галя успела попасть в дополнительный набор на факультет общественного питания. Была уже середина августа, когда случилось это – уход Игоря.
      А ведь они с Игорем совсем недавно мечтали, что в конце августа, когда несколько спадет жара и с пляжей исчезнут толпы орущих детей и их суетливых мамаш, они вдвоем поедут на море. И можно будет спокойно лежать на пляже, гулять по вечерам под магнолиями. Или просто под соснами, например, Джанхота...
      При одном воспоминании об их совместных планах у Гали на глаза навернулись слезы.
      «Еще зарыдай», – сказала она себе презрительно.
      На море она все равно поедет. Вот сейчас позвонит своей закадычной подруге Соне – неблагодарные подруги вспоминают о друзьях именно в такие минуты, когда им совсем худо. Хорошо, что Соня не злопамятна.
      – Галочка! – в самом деле обрадовалась она. – Ты куда пропала?
      – Представляешь, поступала в институт, – смутилась Галя, но, поскольку этот разговор был телефонный, Соня ее смущения не видела.
      – И куда? – обрадовалась за нее подруга.
      – В торговый, на факультет общественного питания. Правда, на платное. И на заочное...
      – Ничего, главное, что ты получишь диплом государственного образца, а потом уже никто и спрашивать не будет, на бюджете ты училась или на коммерческом... А это дорого?
      Галя сказала.
      – Нормально, – задумчиво протянула Соня. – Я, между прочим, тоже могла бы поднакопить и начать учиться.
      – Ты бы хотела в этом году?
      – Нет, конечно, – рассмеялась Соня. – Мне для этого еще надо созреть. Ты позвонила мне почему-то или просто так?
      – Я хотела пригласить тебя поехать со мной на море.
      – Правда? – обрадовалась подруга. – Только мне отпуск не положен... Разве что отгулы. Всего неделя. Не очень-то разбежишься.
      – Нам хватит! – обрадовалась Галя, и они договорились созвониться через неделю.
      А пока Галя заплатила за учебу. Купила себе кое-какие учебники и даже успела один из них пролистать. Технологию кондитерского производства.
      В самом деле, если она имеет специальность кондитера, то после окончания института сможет работать в знакомой сфере общественного питания, повышая максимально свое мастерство.
      И закрутилась у Гали Мещерской жизнь, набирая обороты. Пусть не состоялась у нее любовь и вообще не было парня, но теперь Галя оказалась так занята, что для глупых мыслей просто не оставалось времени.
      Правда, выходило, что бравурный марш звучал на внешнем уровне ее жизни. Стоило Гале присесть и задуматься, как в душе у нее начинал играть похоронный марш. Как бы она ни старалась его заглушать, вести себя весело и даже залихватски, смотреть дурацкие боевики и смешные комедии, избавиться от печали никак не удавалось.
      Игорь так и не появился и больше ей не звонил. Понял, что она избегала его не просто так, а разборки его не привлекали.
      Если верно то, что говорила Рая, которая звонила ей и рассказывала подробности о жизни Игоря, то правда была нелицеприятной. Если не сказать ужасной.
      Галя никак не могла понять: это что же за человек, которому все равно, где жить? Точнее, с кем. Она могла бы понять, если бы Игорь где-то увидел ее, влюбился, ухаживал. Но нет. Пришел, посидел с ней за одним столом и решил, что она ему подходит. Причем она, само собой, должна почитать за счастье, что на нее обратили царственный взгляд...
      Видимо, он так привык: долго не устраивается, не притирается, не страдает от перемены обстановки, а просто переходит из одной жизни в другую и везде чувствует себя как рыба в воде.
      Она читала, что этих людей называют перекати-поле. Вроде трава есть такая. Но вообще-то Галя не думала, что на самом деле такие люди существуют. Считала их писательским вымыслом. По ее понятиям, людей, подобных Игорю, просто не могло быть. Как же так? Выходит, каждому мужчине может подойти каждая женщина? И наоборот?!
      А еще существует женщина по имени Рая, и она о нем все знает и каждый раз принимает к себе, когда он сбегает от очередной своей любовницы...
      После мысленных разговоров с собой Галя долго не могла заснуть. А после бессонных ночей ей было еще труднее улыбаться и принимать беспечный вид. Каждый день она словно что-то преодолевала, предпринимала мучительные усилия. Наверное, поэтому так долго болела у нее душа.
      И тогда Галя начинала думать о своей сестре Елене, умнице и красавице, у которой жизнь была, по крайней мере теперь, не поводом для зависти.
      Лена рассказала своей сестре, что ее муж Евгений прогорел в своем бизнесе, налетел на какую-то огромную сумму, которой у Рагозиных в принципе не могло быть, и теперь оба не знали, что предпринять, чтобы положение исправить.
      Вернее, Лена говорила, что им надо где-то достать полмиллиона долларов, но где, она понятия не имеет. Все-таки сумма называлась, но она была такой заоблачной, что Галя ее не воспринимала. Даже если Рагозины продадут свою шикарную квартиру, и машину, и дачу, таких денег они все равно не соберут.
      Галя не знала, сколько стоит Женина база, но, видимо, и ее не хватает на погашение долгов.
      На фоне сестринской беды Галины неприятности казались всего лишь мелочью, не стоящей долгого размышления. Хуже всего, что она сама никак не могла помочь своей несчастной сестре. Разве что предложить их семье свой крошечный домик, чтобы они пожили в нем первое время, пока, продав все, что можно, Евгений опять не встанет на ноги. В том, что все равно встанет, она отчего-то не сомневалась. Он был такой умный, читал научные журналы на английском языке, и Лена рассказывала, что его аналитические статьи напечатал какой-то японский журнал...
      Несмотря на это, Галя называла зятя Евгения толстолобиком. Потому что, несмотря на свой интеллект, он был жутко упрямый. Что-нибудь ему доказывать иногда было просто бесполезно. Причем чем он больше понимал, что не прав, тем больше упирался. Она, конечно, совсем не разбиралась в его делах, но почему-то была уверена, что он и в своем деле дал промашку именно потому, что опять кого-то не стал слушать. Такой вот странный человек.
      Углубляться в свои рассуждения ей не хотелось, потому что получалась совсем уж неприглядная картина: если Женя никого не слушает, то так ли уж он умен, как может показаться? Уверенность в собственной непогрешимости – что для этого самого бизнеса может быть хуже?!
      Наверное, ей с таким мужчиной было бы скучно. Но вот Лена принимает его таким, какой есть. Любит. Считает, что ей повезло: Женя хороший семьянин, на сторону он скорее всего не пойдет. И когда он говорит, что семья – это свято, нисколько не кривит душой.
      Но все-таки Гале хотелось бы – по крайней мере для себя – какой-нибудь искры, горения, что ли... Она знала свою старшую сестру. Лена только на первый взгляд была такая спокойная, почти равнодушная, а на самом деле внутри ее вовсе не было холода. Галя чувствовала, что глубоко внутри у сестры горит огонь, но, чтобы он прорвался наружу, недостаточно умного вида мужа и его аналитических статей...
      Но, поймав себя на этих мыслях, она удивилась. Чего вдруг ей приспичило мыть косточки зятю, хотя бы и мысленно. Много ли толку от того, что в ее душе недавно был целый костер. Сама в нем чуть не сгорела. Но нутро изрядно подпалила...
      Сегодня Галя опять взяла на работе отгул. На всякий случай она их подкопила. Работала по субботам и по воскресеньям. Мало ли, по учебе в институте понадобится. Но еще один из них можно потратить и на родных.
      С утра пораньше заехала к Рагозиным. Лена была в командировке, а Евгений в последнее время ходил как потерянный. И, хотя сестра уехала ненадолго, как сказала, максимум на два дня, вряд ли маленькому Тошке так уж комфортно с папочкой, который сквозь него смотрит.
      – Женя, – сказала она с порога зятю, который открыл ей дверь, – ты не против, если Тошку сегодня в садик не поведем, а я с ним весь день побуду? Свожу его в детский сквер – там новая карусель. Такая классная, я сама с удовольствием прокачусь...
      Однако до чего все-таки Галина невнимательная! Что же она никаких перемен в зяте не заметила? Он же весь светится от счастья!
      – Галочка! – сказал он ей. – Галчонок!
      Она с изумлением смотрела на него, ничего не понимая. И в самом деле он сегодня какой-то другой. Занятая своими мыслями, она стала невнимательной.
      – Дорогая сестренка!
      – Женя, с тобой ничего не случилось? – осторожно спросила она.
      – Случилось! – заорал он; схватил ее в охапку и даже попытался подбросить к потолку. – Ты даже не пред ставляешь! Сейчас мне позвонили и говорят...
      Он запнулся, соображая, как ей все объяснить, но не стал, махнул рукой.
      – Да какая разница! В общем, у меня все уладилось, ты представляешь? Все хорошо. Клиенты пошли навстречу. За меня поручился один очень влиятельный человек... Сняли меня со счетчика... Даже странно, я считал, что уже ничего нельзя сделать...
      – А кто? – спросила Галя, чтобы что-то спросить, потому что все равно ничего не понимала.
      – Да и почему бы ему не поручиться? – оживленно продолжал Евгений, игнорируя ее вопрос. – Разве со мной прежде что-нибудь подобное случалось? Я никогда партнеров не подводил... Представь, такой для меня подарок!.. Надо позвонить Лене, волнуется, наверное... Все сразу устроилось. Мой клиент тоже звонил, сказал, что завтра оплатит счет... Представь, как Лена обрадуется!
      – Она в командировке, ты не забыл?
      – Забыл. – Он счастливо рассмеялся. – Правда, у нее такой роуминг, что расстояние не преграда... Но ладно, не буду отвлекать. А то, возможно, как раз теперь у нее какое-нибудь важное интервью... Ты что-то хотела, Галя?
      – Хотела сходить с Тошкой в детский сквер, если ты не возражаешь. У меня сегодня отгул.
      – Конечно, не возражаю. Пусть и пацан порадуется вместе с папкой.
      – А как детский сад – их нужно предупреждать?
      – Я сейчас позвоню.
      Он ушел, напевая, а Галя прошла в детскую, где ее племянник уже проснулся и, сидя в кровати, расставлял на подушке больших пластмассовых солдат из «Звездных войн».
      Тошка соскочил с кровати и с визгом прыгнул прямо ей в руки. Галя очень любила своего племянника, и, кажется, он платил ей тем же.
      Конечно, чего греха таить, она обожала его баловать. И мальчишка знал, что с Галей часто можно то, чего нельзя с родителями. То есть она, конечно, понимала, что это непедагогично, но ничего не могла с собой поделать. Тем более совсем недавно мать маленького Анатолия Рагозина поступала так же по отношению к ней самой, и Галя помнила то светлое чувство восторга, которое испытывала от походов с сестрой в парк или в кафе-мороженое. Так что праздник, который сегодня она намеревалась сделать Тошке, вряд ли так уж непедагогичен...
      Она одела племянника в праздничный костюмчик и зашла на кухню, где Женя пил кофе с газетой в руке.
      – Что, будешь садик прогуливать? – заговорщически спросил он у сына.
      – Я пойду с Галей кататься на карусели, – сообщил ему сын. – Ей одной неудобно. Что скажут, такая большая тетенька сидит на детской карусели, а если она будет кататься со мной, ей никто ничего не скажет.
      – Ты посмотри, не ребенок, а благодетель! – с удовольствием расхохотался Евгений.
      Давно не видела его Галя таким веселым и довольным.
      Тошка пожелал ехать на олене, а Гале достался огромный лебедь. Если сравнивать его с оленем, то таких лебедей и не бывает. Разве что в зоне радиации.
      А впереди них какой-то молодой мужчина ехал с девочкой на слоне. Она, видно, боялась ехать одна, и мужчина неловко пристроился рядом с ней, скорее, просто прислонился.
      – Посмотри, – говорил он девочке, – мальчик едет один, а его мама тоже катается одна...
      – Это не мама! – закричал ему довольный Тошка. – Это моя тетя Галя. Если ваша девочка боится, пусть она садится на моего оленя и за меня держится. Или я пересяду на ее слона.
      Слон тоже был нестандартного размера, такой слон-пони. Девочка приободрилась и согласилась, чтобы Тошка пересел на ее слона.
      – А вы садитесь на оленя, – предложила Галя.
      – Как-то неудобно, такой здоровый лоб, как я, и на детской карусели поедет.
      – Кому неудобно: вам или оленю? – рассмеялась Галя.
      Но кружение, к счастью, быстро кончилось, что молодого мужчину обрадовало.
      – Смотрю, вы тоже с племянником время проводите, – сказал он.
      – Почему – тоже?
      – Потому что Настя – моя племянница. Сестра работает и никак не выберет время сходить с девочкой в сквер. А у меня сегодня отгул.
      – У меня тоже, – призналась Галя.
      Так она с Сергеем и познакомилась. Маленький Толя Рагозин сразу взял шефство над Настей и теперь за руку вел ее в кафе-мороженое.
      – Вашей племяннице мороженое есть можно? – поинтересовалась Галя.
      – Наверное, – растерянно кивнул Сергей. – Представляете, я забыл спросить.
      Он тут же вытащил из кармана сотовый телефон и позвонил:
      – Оля, а Насте мороженое можно? Половинку? И пусть ест помедленнее? Хорошо, я прослежу... Правда, удачно все совпало? Вы гуляете с племянником, я с племянницей!
      – Думаете, мы единственные дядя с тетей, которые решились на такой подвиг?
      – Нет, конечно, – чуть смутился Сергей, – но мне хочется так думать. По-моему, наши дети тоже друг другу понравились.
      – Вы опять говорите – тоже, – с улыбкой заметила Галя.
      – Просто я не хотел с места в карьер признаваться, что вы мне понравились. А я вам – не очень?
      – Вы мне тоже понравились.
      Она рассмеялась. Тоже – прямо слово-пароль родственных душ!
      – Здорово! Значит, я приглашаю вас с вашим племянником в кафе-мороженое.
      – А разве мы не туда сейчас идем?
      – Туда, – согласился он, – но позвольте мне, воспользовавшись случаем, сделать рыцарский жест и пригласить вас с племянником в кафе.
      – Позволяю! – дурачась, произнесла Галя.
      На самом деле неожиданно для всех у них образовалась компания, все члены которой явно симпатизировали друг другу. Дети с удовольствием общались между собой, что давало возможность обоим взрослым спокойно говорить обо всем, что их интересовало.
      У них оказалось так много общего! Даже то, что оба молодых человека учились в институтах на заочном отделении.
      Сергей два года назад вернулся из армии и сразу поступил в институт.
      – Это хорошо, что есть теперь платные отделения, – с ходу признался он, – потому что в институт на бюджетное я бы не поступил. Стыдно признаться, но я бы ни за что не написал сочинение. У меня русский хромает. На обе ноги. Дед читал мои письма и за голову хватался. Говорил, позор на мою седую голову. У деда-педагога внук не знает русского языка!
      – А я поступила в институт от скуки. Вначале, – призналась Галя; не говорить же новому знакомому: поступила, чтобы занять чем-нибудь голову и перестать думать об одном недостойном человеке. – А теперь рада. Еще семестр не начался, а я уже учебники просматриваю, не терпится грызть гранит науки. И странно, с получением студенческого билета и зачетной книжки я даже как-то внутренне подтянулась. Ну, представила себе, что я теперь не просто кондитером буду, а инженером-технологом...
      Она смутилась и замолчала. Чего вдруг разоткровенничалась с посторонним человеком? Но он и не подумал этому удивиться.
      – Вы не поверите, институт и меня дисциплинирует, – кивнул он, будто соглашаясь с ее словами, – а я ведь перед армией техникум окончил. Монтажный. И знаете, мне это здорово помогло. В том смысле, что я служил механиком при танковой части, где у нас, между прочим, никакой дедовщины не было. Мне кажется, там, где люди занимаются делом, им не до разборок между новичками и «дедами». Говорят, в некоторых частях «деды» на зарядку в домашних тапочках ходят... Чего-то я отвлекся! В общем, я только пришел из армии, тут же в институт документы отнес. На механический факультет... Дед был больше всех счастлив. Он почему-то считал, что среднетехническое образование – это как бы пол-образования.
      – А моя старшая сестра Лена окончила университет, факультет журналистики. Между прочим, одна из лучших в городе журналистов... Так вот, когда я получила диплом лицея, она ни словом не обмолвилась о том, что мне неплохо было бы получить высшее образование. Понимаете? Если бы она стала настаивать, я бы только посмеялась и решила, что «вышка» мне сто лет не нужна. А тут... меня задело: значит, думаю, она считает, что с меня вполне среднетехнического хватит, или, думаю, уверена, что институт мне не по зубам? И хотя поступление в институт для меня ни с какими трудностями не было связано, я решила учиться на отлично. Пусть посмотрит, что и я кое-что могу...
      – Может, она просто любит вас с любым образованием? – пошутил Сергей.
      – Скорее всего так и есть, – согласилась Галя, мимоходом удивляясь, что откровенничает с Сергеем. Ведь даже самой себе она не признавалась в том, что за импульсы ею двигали. – Как вы думаете, это оттого, что я тщеславна?
      – Думаю, что вы, в свою очередь, тоже любите свою старшую сестру и хотите, чтобы она вами гордилась. Кстати, что она сказала насчет вашего поступления в институт?
      Галя покраснела.
      – Я ей еще ничего не сказала... Сначала хотела сдать сессию и показать ей зачетку, понимаете?
      Но Сергей не успел ей ответить, потому что как раз в это время его племянница с силой воткнула в мороженое ложку и опрокинула вазочку с вареньем на себя.
      – Не, Настя, ну ты вообще... – растерянно развел руками Сергей. – Как же мы по городу с тобой пойдем в таком платье?
      – Ничего страшного, сейчас мы все исправим!
      Галя взяла девочку за руку и отправилась с ней в женский туалет, чтобы смыть с платья Насти мороженое.
      – Ты любишь своего дядю Сережу? – спросила она у девочки.
      – Люблю, – призналась она, – дядя Сережа добрый. Он всегда покупает мне игрушки, а мама говорит, денег нет...
      Когда они вышли, Сергей с Тошкой уже ждали их у выхода.
      – Мы решили пойти попрыгать на батуте, – объявил им Сергей. – Толя согласился.
      – Еще бы, – с некоторым разочарованием хмыкнула Галя. Ей хотелось бы подольше пообщаться с Сергеем, но она при всем желании не могла выглядеть так же современно и никогда не решилась бы сама назначить свидание парню.
      Но зря она печалилась. Когда дети с увлечением стали прыгать на надувном жирафе, Сергей сам предложил ей:
      – Галочка, а почему бы нам с вами не встретиться без наших племянников и не пойти куда-нибудь? Может, в кино? Знаете, мне почему-то все время хочется купить воздушной кукурузы и кока-колы, чтобы поставить их в углубление на ручке и весь фильм хрустеть. Одному мне было неудобно, но если бы вы согласились...
      – Я согласна! – улыбнулась Галя и подумала, что Сережа не так уж и не прав. Насчет схожести вкусов. Ей тоже давно этого хотелось.

      Я стояла в прихожей, собираясь выйти из дома, когда мне на сотовый телефон позвонил Забалуев и, не здороваясь, сказал:
      – Эй, на «Варяге»!
      – В каком смысле? – неприязненно отозвалась я.
      – В том смысле, что идем ко дну, но не сдаемся?
      – То, что идем ко дну, это точно, – мрачно согласилась я.
      – А ведь я по-прежнему единственный, кто сможет вам помочь.
      – Заплатить полмиллиона долларов?
      – Сколько – это мое дело, но то, что вопрос решится, вне сомнения.
      Я молчала. За два месяца кошмара моя уверенность в том, что мы обойдемся и без помощи Забалуева, существенно поколебалась. Ни Женя, ни я не знали покоя. К нам приходили домой какие-то кавказского вида мужчины с сумрачными лицами, и Женя выходил с ними поговорить. В один из таких выходов он вернулся домой с разбитым лицом и тупо смотрел в потолок, почти не обращая внимания на мою суету вокруг него с полотенцем, в которое я завернула лед.
      Случалось на звонки выходить мне. Я кричала на этих «пришельцев», не заботясь о том, что меня услышат соседи.
      – Убирайтесь! Оставьте нас в покое!
      – Пусть твой муж заплатит долги, – говорили они, – и мы никогда не придем к вам.
      – Если бы у него были деньги, разве он не отдал бы их вам, чтобы прекратить этот кошмар?!
      – Это его проблемы, – высокомерно заявляли они.
      И тогда я начинала уговаривать себя принять предложение Забалуева, раз уж нет другого выхода. Пару раз я уже протягивала руку к трубке, но всякий раз отдергивала ее. Нет, я не могу! Мне казалось, что наше положение и так исправится. Каким-нибудь образом. Женя что-нибудь придумает. Но становилось только хуже.
      Теперь вот Забалуев позвонил сам.
      – Скажите, – я сглотнула стоявший в горле ком; хорошо, что дома никого не было, Женя сегодня сам предложил отвести Толю в садик, – а не можем мы с вами встретиться где-нибудь...
      – В другом городе? – подхватил он. – Надо же, у нас с вами мысли сходятся. И в самом деле, мы с вами слишком видные фигуры, чтобы наша встреча осталась для кого-нибудь тайной. Почему бы и нет? Я позвоню вашему шефу, скажу, что уезжаю на пару дней в Череповец и могу за счет своей фирмы отвезти туда вашего журналиста. Того самого, кто написал обо мне известный очерк. Отзывы о нем прекрасные – кстати, я нисколько не кривлю душой, мне и самому понравилось. Я даже подумал: однако, может, я не так уж и плох?.. Вот я и предложу вашему редактору описать меня за работой. Удачная мысль, правда? Это уже не сухие цифры и строчки...
      Его оживление подействовало на меня не лучшим образом, но я больше не могла смотреть на муки своего мужа, который за короткое время превратился не то в зомби, не то в биоробота – словом, производил впечатление человека, не вполне психически здорового.
      Он ходил по дому, глядя прямо перед собой, почти не замечал нас с сыном, что-то шептал себе под нос или целыми днями лежал, бессмысленно глядя в потолок.
      Словом, когда позвонил Забалуев, я почти созрела и сопротивлялась лишь из нежелания вот так просто уступать нажиму судьбы, уговаривая себя, что мы могли бы еще немножко подождать, а потом стала рассказывать себе сказку о том, что вдруг Юрий Иннокентьевич проявит себя истинным джентльменом и не станет от меня ничего требовать. Что, конечно же, было еще глупее.
      Хоть и говорят, что труден только первый шаг, а попробуй его сделать. Особенно если у тебя достаточно твердые моральные принципы. Как бы ни говорили иные о том, будто в народе их давно нет...
      Ночь стоимостью в полмиллиона долларов! Это тебе не сто и не двести баксов, и даже не тысяча – будто бы столько платили в нашем городе самым дорогим шлюхам. Так я над собой издевалась, но мужу успела сказать, что уезжаю в командировку.
      По-моему, он толком не вник в мои слова. Только задумчиво кивнул.
      И я поехала. А точнее, полетела. Бизнес-классом. При этом презирая и себя, и Забалуева, и работу Евгения, в которой он оказался так безуспешен... В эти дни даже мое отношение к мужу переменилось. Причем это было отношение не к мужчине-неудачнику, а к тому, кто не смог защитить свою семью от такого удара.
      Я никогда не думала, что подобная тяжесть падет на мои плечи. Мне казалось, что настоящий мужчина просто обязан был свою жену от подобного шага как-то уберечь...
      До сих пор я ведь никогда не требовала от него ни дорогих подарков, ни крутых поездок за границу. Словом, он никак не мог сказать, что деньги потратил на мои капризы.
      Значит, во всем был виноват только он! Это из-за него я сейчас летела с чужим мужчиной в другой город, чтобы продать себя так дорого, как только можно себе представить!
      Теперь причитать над своей горькой долей было поздно, потому по дурацкой поговорке: расслабься и прими как удовольствие – я решила задвинуть свою гордость куда подальше и вести себя как ни в чем не бывало. Пусть Забалуев думает обо мне что хочет! Как я вычитала в словаре Даля, бывает и так: сегодня в чести, а завтра – свиней пасти.
      Правда, Юрий Иннокентьевич ни словом, ни намеком не дал понять, что мы летим в другой город... потрахаться! Смешно сказать. И в самом деле, чего говорить о том, что и так само собой разумеется.
      У проходившей мимо стюардессы с тележки с напитками я взяла бокал красного вина, достала из сумки две груши, одну из которых положила на стол Забалуеву, и стала потихоньку попивать, рассеянно взглядывая в иллюминатор на будто неподвижные облака.
      Забалуев посматривал на меня с интересом и ничего не говорил, только едва заметно усмехался.
      – Что, нравится? – поинтересовалась я.
      – Очень, – теперь уже открыто ухмыльнулся он. – Высший пилотаж! Ай да Юрик, ай да сукин сын! Есть женщины, которых уговорить невозможно, тогда что нужно сделать?
      – Что? – глупо переспросила я.
      – Создать для них безвыходную ситуацию.
      – Вы хотите сказать, что обманули меня? – метнулась в голове шальная мысль, тут же вырвавшаяся на свободу в виде этой беспомощной фразы.
      – Обижаете, госпожа Рагозина. Разве не вы писали в своем очерке, что Забалуев всегда держит данное слово? Вот увидите, через два дня счастливый муж заключит вас в свои любящие объятия...
      Два дня! Да кончатся ли они когда-нибудь, если даже самолет, вместо того чтобы мчаться по небу, ползет, словно доисторическая «этажерка»! И какими глазами я посмотрю на своего мужа, когда все это наконец кончится?
      – Теперь куда, в гостиницу? – ехидно поинтересовалась я, когда мы, выйдя из здания аэропорта, сели в такси.
      – Нет, Елена Михайловна. – Забалуев посмотрел на меня даже с негодованием: мол, как я могла такое подумать, только одно на уме! – Сначала мы с вами поедем на металлургический комбинат. У вас фотоаппарат с собой? На отдых нам с вами еще надо заработать.
      – Фотоаппарат? – обалдело переспросила я. – Нет, а что, надо было взять?
      – Конечно же! Я как чувствовал. Прихватил свой.
      Он открыл кейс и передал мне дорогущий – я знала эту марку – цифровой фотоаппарат. А ведь я собиралась объяснить ему, что у нас в газете есть фотокорреспондент и корреспонденты пишущие обычно ничего не фотографируют. Им бы записать то, что слышат!.. Но он же с нами не летит! В другие-то края. Да и с таким фотоаппаратом никакого особого умения не нужно было. Нажимай себе на кнопку, и все.
      – Думаете, я смогу еще и материал в газету привезти? – удивилась я.
      В самом деле, мое будущее грехопадение настолько затмило мой разум, что я даже не подумала о выполнении своего профессионального долга. Ведь и редактор выдавал мне свои напутствия. Но мне казалось, на самом деле он от меня никакого репортажа не ждет, а прекрасно знает, куда и зачем я лечу с Забалуевым.
      – А разве вашим читателям не будет интересно знать, откуда наш край получает больше половины всего металла?
      Мне стало стыдно: журналистка, называется! Если перевернуть ситуацию с ног на голову, меня, пожалуй, можно было бы упрекнуть в том, что я только о сексе и думаю.
      На самом деле комбинат произвел на меня огромное впечатление. Я с удовольствием щелкала объективом, разговаривала с работниками комбината и сменила вторую пленку в диктофоне. Хорошо, хоть его по привычке я прихватила с собой.
      Работа позволила мне забыть, зачем я сюда приехала, и только в два часа дня мы наконец освободились, чтобы отправиться на обед в небольшой уютный ресторанчик. А потом поехали на машине, выделенной нам главным «сбытчиком» комбината, – она возила за нами наши дорожные сумки, – в гостиницу.
      Забалуев взял для меня одноместный номер, а для себя – люкс, пояснив при этом, что его номер – для нас обоих, а свой номер я буду использовать лишь как гардеробную комнату.
      – И кроме того, для всех интересующихся, разные номера у нас – прекрасное алиби, – добавил он. – Правда, я умный?
      – Правда, – кивнула я, наблюдая, как он одной рукой сгребает наши сумки.
      Поневоле я опять обратила внимание, как ходят под пиджаком его мускулы. Штангой в юности занимался, что ли? И вообще стала потихоньку разглядывать того, кого я была «обречена судьбою властной» взять себе в любовники.
      – Я же понимаю, что ты пока еще не привыкла, – шепнул он, когда мы заполняли карточки, – зайдешь, разберешь свои вещи, и ко мне, а я пока закажу в номер десерт. По-моему, сегодня мы заслужили свой отдых.
      У меня предательски дрогнуло сердце. Я мысленно окрестила свое настроение так: «Приближается время расплаты!»
      Но потом я прикрикнула на саму себя: «Перестань! Все равно отступать поздно, да и вряд ли он по натуре садист, пытает женщин в постели, потому и подступает к ним таким нетрадиционным методом. Может, он комплексует по какому-нибудь поводу? Например, имеет на теле уродующий шрам. Или смешную татуировку на интересном месте...»
      Мысленно посмеявшись над Забалуевым, я потихоньку пришла в себя.
      Как-то особо украшать себя не стала. У меня имелось в гардеробе вечернее платье, но я посчитала излишним наряжаться, идя на предательство. Потому я надела хлопчатобумажные белые брючки и голубой свитерок, который мне был к лицу. Совсем уж превращать себя в чучело не хотелось. Все хорошо в меру.
      А вообще я напоминала самой себе взрослую Алису, попавшую во взрослое же Зазеркалье. Что я делала! Почему следовала законам этого самого Зазеркалья? Почему не останавливалась, а шла в пасть к удаву, точно зачарованный им кролик?
      Может, кому-то мои сентенции показались бы смешными: подумаешь, ради спасения своей семьи переспать с мужчиной, притом не из самых неприятных. А если точнее, с мужчиной интересным, на которого я, не будь замужем, вполне могла бы обратить внимание.
      Но это у меня было, видимо, тоже на генном уровне: семья – это свято. Муж – единственный мужчина. Заводить любовника – не для меня. И если бы не это безвыходное положение, я ни за что не стала бы изменять своим принципам.
      – Прекрасно! – встретил меня восхищенным возгласом Забалуев. – Какой миленький домашний костюмчик. Я боялся, что ты наденешь вечернее платье и будешь такая отстраненно-холодная, как на официальном приеме!
      Он усадил меня на стул за накрытым столом и предложил:
      – Первым делом пьем на брудершафт, потому что, если ты и теперь будешь обращаться ко мне на вы, я просто не буду знать, что делать!
      Впрочем, в его словах я усомнилась, потому что Забалуев, я думаю, всегда знал и знает, что делать. Например, несмотря на восторженную дань моему домашнему виду, сам Юрий Иннокентьевич был одет в смокинг... с бабочкой! Но при этом он вовсе не казался холодным и официальным. Меня забавляло несоответствие нашего одеяния. Настолько, что в какой-то момент я вообразила, будто смогу быть хозяйкой положения и, кто знает, может, сумею избегнуть того, чего мне так откровенно не хотелось делать.
      Ничто так не изматывает человека, как ожидание. Мы сидели за столом, Забалуев ухаживал за мной, рассказывал анекдоты – он знал уйму анекдотов – и при этом постоянно украдкой наблюдал за мной. Под его взглядами я напоминала себе наколотую на лист бабочку, которую изучает хорошо знакомый с разновидностями бабочек биолог.
      А я никак не могла расслабиться и, наверное, походила на смертника, так долго ждущего смертной казни в своей одиночной камере, что уже и сам призывает этот последний день, чтобы все скорее закончилось.
      Интересно, он отдаст распоряжение насчет моего мужа, когда мы вернемся на родную землю, или он это уже сделал перед нашим отъездом?
      Я поймала себя на том, что, сидя за столом, ломаю пальцы, да еще с хрустом. Такого я никогда прежде не делала. Определенно в последнее время что-то случилось с моими нервами.
      Да и как такому было не случиться? Час за часом я наблюдала, как мучается, тщетно ищет выход мой муж. Час за часом я боролась с собой, запретив себе думать, что этот самый выход в моей власти. Час за часом я набиралась мужества, чтобы решиться и ответить согласием на непристойное предложение Юрия Иннокентьевича...
      – ...В коридоре финансовой академии лежит пьяный. Проходит мимо него декан. «Студент?» – «Студент!» – «Какой курс?» – «Двадцать семь рублей восемьдесят две копейки!»
      Забалуев хохотнул и вопросительно посмотрел на меня. Он заметил, что я отвлеклась, и я тут же поспешила вернуться обратно.
      – Вы просто кладезь анекдотов.
      – Так, – протянул он, – придется принимать радикальные меры.
      – Какие? – сразу испугалась я.
      – Пить на брудершафт и целоваться. Недаром говорят, что хуже всего ждать и догонять...
      Он поднялся из-за стола и с бокалами в руках стал приближаться ко мне. Я тоже встала. Он заставил меня согнуть руку в локте. И выпить. А потом так поцеловал, что у меня потемнело в глазах. Я и не ожидала от себя подобной реакции. Даже сердце забилось словно в горле.
      Продолжая меня обнимать, он грудью стал осторожно вытеснять меня в спальню, где уже была расстелена кровать и горел ночник.
      – Только учти, – сказала я хриплым от волнения голосом, – одна ночь и есть одна ночь! Ты же не будешь считать, что я тебе обязана по гроб жизни? Я никогда не соглашусь быть твоей штатной любовницей!..
      – Если хотите, чтобы Бог смеялся, расскажите ему о своих планах! – пробормотал он, как мне показалось, некстати.
      Дальше я уже ничего не соображала. По крайней мере настолько, чтобы последующими событиями руководить. Я просто отдалась на волю его рук и губ.
      Думаю, это был гипноз, потому что до сего времени я ничего подобного не чувствовала, то есть не знала, что в какой-то момент можно настолько слиться с мужчиной, что больше не принадлежать себе.
      Сначала меня сотрясала дрожь и я кого-то призывала себе на помощь. Помочь в чем? В попытке сохранить остатки самообладания? Потом я провалилась в другой мир, до сего времени мне не доступный. Мир-помрачение.
      Все мои планы – не увлекаться, противостоять, быть холодной, исполнять только обещанное – полетели в тартарары. Что там я пыталась Юрию втолковать? Что одна ночь есть одна ночь? Думала, глупая, что дело в количестве. Оказалось, и одну ночь провести можно по-разному. Так, что она может стать единственной. В смысле невозможности вот такую повторить.
      Кажется, после перенесенного взрыва чувств я что-то ела в постели – Юрий принес мне поднос.
      А перед этим я уверяла, будто я не ем ночью, и уплетала за обе щеки все, чем он меня кормил.
      Потом я не помню, как уснула. И опять он проснулся первый, чтобы растормошить меня.
      – Ленок, вставай, мы, кажется, проспали... То есть можно, конечно, сдать эти билеты и взять на более позднее время...
      – Нет-нет, поедем, – лихорадочно заговорила я, – вот увидишь, как быстро я соберусь!
      Я и в самом деле собралась быстро, но все еще с нездоровым возбуждением – мне казалось, что именно так человек отходит от наркоза.
      Почему-то в самолете я не могла поднять на него глаза, мне было больно на него смотреть. Я боялась, что еще немного, и я больше никогда не буду принадлежать себе, а ведь у меня есть сын и муж, и у него есть семья...
      О чем я вдруг заговорила? Когда женщина напоминает себе, что у нее есть семья, значит, она допускает такое состояние души, когда обо всем этом забывают?!
      Мне стало тревожно и даже страшно. Словом, в моей душе начался такой раздрай, что я просто-таки усилием воли заставила себя вернуться в настоящее время.
      Я не могла, не имела права позволить себе не то что таких чувств, но даже таких мыслей. Что это со мной? Что за африканская страсть и неужели все женщины проходят через это?!
      Скорее всего нет. Многие даже не представляют себе – совсем как я недавно, – какие эмоции можно испытывать в те моменты, когда кто-то проникнет так глубоко в твою душу, что касается некоего заветного уголка, где дремлют темные инстинкты и где человек может потеряться, переставая властвовать над собой...
      К счастью, Юрий меня и не тормошил. Наверное, он тоже был под впечатлением прошедшей ночи, потому что был непривычно молчалив и поглядывал на меня задумчиво, с удивлением, как если бы и его самого что-то застало врасплох.
      Уже перед посадкой я заснула – как провалилась в яму, и когда мы приземлились, он не сразу стал меня будить, так что я проснулась от его взгляда.
      – Мы прибыли.
      Он чуть заметно улыбнулся, кивая на последних проходивших мимо нас пассажиров.
      Помог мне подняться. Опять сгреб одной рукой наши дорожные сумки и повел к трапу, осторожно поддерживая под локоть, как будто я была хрустальной.
      На трапе – мы выходили последними – он произнес:
      – Спасибо тебе, Ленок. – Он так на свой лад переделывал мое имя. – Ей-богу, такая ночь стоит полмиллиона!
      Я смутилась, а значит, полностью пришла в себя.
      Конечно, я понимала, что он доставал эти деньги не из своего кошелька. И даже не из кейса со сложенными в нем банковскими упаковками. В большом бизнесе вовсе не обязательно при всякой сделке пользоваться наличными. Порой бизнесмену достаточно короткой фразы, чтобы все решилось. Но для моего мужа, для нашей семьи была озвучена именно эта цифра – полмиллиона. Неужели это мое предприятие способствовало тому, что Евгений сможет продолжать свою работу и над его головой больше не висит дамоклов меч страшного долга?
      А еще мне вдруг подумалось: а как отразился этот поступок на бизнесе самого Юрия Забалуева?

      Они и в самом деле пошли с Сергеем в кино. И вошли-таки в зал с большим ведерком поп-корна и бутылкой кока-колы...
      Почему-то Галя считала, что это могут позволить себе подростки, а не взрослые люди. Она уже давно не делала себе поблажек, скидок на свой молодой возраст, хотя знала девушек, которые, будучи ее сверстницами, воспринимались своими родителями как дети. А те тоже не считали себя взрослыми.
      Они ни о чем не задумывались, не чувствовали ответственности ни за себя, ни за кого-то еще, а их матери успокаивали: «Всему свое время!»
      У Гали другая жизнь. Она уже побывала замужем. У нее имелся собственный дом. А теперь она работала и училась, причем сама платила за свою учебу. Правда, пока заплатила только за один семестр, но уже одно это наполняло ее гордостью.
      Она потому и смогла пойти учиться, что с некоторых пор стала искать и находить приработок, делая разовые заказы для ресторанов и кафе, в которых горожане праздновали свои юбилеи.
      Правда, за такие «шабашки» она отдавала двадцать процентов заведующей производством, но и ей оставалось достаточно, чтобы поднакопить небольшую сумму денег, заплатить за первый семестр института и в дальнейшем эту свою заначку регулярно пополнять.
      Брат с сестрой ей тоже помогали. В основном одеждой, на которую ей тоже нужны были бы приличные деньги. Сестра подарила кожаную куртку, брат – сапоги и полушубок.
      Попыталась ей дать деньги мама, но Галя не взяла.
      – Что ты, мамочка, – воскликнула она, – я зарабатываю очень хорошо! Валера с Леной мне помогают. Ты лучше себе что-нибудь купи!
      Но она знала, что если мама что-нибудь купит, то это отцу. Она ее очень жалела, свою бедную мать, просто до слез, но старалась этого никому не показывать, потому что мама упорно рассказывала всем, как счастлива она с Алексеем Мещерским.
      Отчего-то Галя разоткровенничалась обо всем этом с Сергеем, когда они шли пешком до Галиного дома. Странно, даже с Леной, от которой у нее вроде не было секретов, она неохотно обсуждала этот вопрос, а Сереже все выложила. Наверное, потому, что чувствовала, как интересно ему все, что касается Гали Мещерской. И потому, что он не смотрел свысока...
      Правда, сестра тоже не смотрела свысока, но ее разговоры о маме звучали как-то снисходительно, отчего ее становилось еще жальче.
      А Сережа понимал.
      – Знаешь, Галочка, – говорил он, – наверное, это в некотором роде болезнь. То есть человеческая энергия, которой у нас очень много, вдруг направляется совсем не в то русло, которое ей положено. А потом, когда это направление оказывается тупиком, люди испытывают шок. Я как-то думал, почему люди порой кончают с собой вследствие несчастной любви. Скорее всего их захлестывает та самая энергия, которая возвращается, оттолкнувшись от тупика... – Он смутился. – Тебя не смешат мои рассуждения? Я иной раз такое надумываю, самому смешно.
      – Это вовсе не смешно, – успокоила его Галя, – я бы даже попросила тебя, как Мартышка из мультика: «А можно, я эту мысль тоже буду думать?»
      Вообще она подумала, что по характеру Сергей чем-то похож на Евгения Рагозина, но при этом Сергей все же сильнее, в нем нет суеты, он правильно оценивает свои способности и не будет стоять насмерть там, где он явно ошибается.
      А еще Женя быстро расклеился, когда у него на работе случилась какая-то неприятность. Настолько, что Леночка ходила сама не своя и, наверное, могла бы пожертвовать собой для него, чтобы только не видеть этого уныния. Сергей, как думала Галя, постарался бы на нее свои несчастья не взваливать. Он ходил бы, улыбался, и только по глазам Галя смогла бы определить, что у него неприятности.
      Ну вот, опять она рисует себе сплошь розовым портрет Сергея. Вернее, дорисовывает. Что можно узнать о человеке за какие-нибудь две встречи, а Галя уже уверена, что знает его...
      Наверное, он производит на нее такое благоприятное впечатление, потому что тоже человек самостоятельный и взрослый. Взрослыми Галя называла молодых людей с чувством ответственности. Даже странно, что люди в одном и том же возрасте чувствуют и ведут себя по-разному. Одни думают о своем будущем, стараются сами стать на ноги, а за других это делают родители...
      – И я знаю таких женщин, – кивнул Сергей. – У моей мамы подруга Таисия Валерьевна всю жизнь так живет. Сколько я ее помню – она ходит в одном и том же голубом пуховике и старой норковой шапке, в которой остались одни норки, в смысле – потертости. При том, что она всегда умела хорошо зарабатывать. Зато все, что зарабатывает, она тратит на семью. То есть на своих двоих мужчин: мужа и сына. И вот они, между прочим, одеты с иголочки... Что-то меня на сплетни потянуло! – Сергей посмеялся. – А то, что ты стараешься саму себя содержать, тоже понятно. Ты не хочешь, чтобы мама пахала еще и на тебя.
      Гале стало неуютно, что она так за глаза обсуждает свою бедную маму.
      – Сережа, а какая у тебя мама?
      Он ненадолго задумался, и лицо его слегка омрачилось.
      – Моя мама совсем другая. Она четко знает, что жизнь у нее всего одна и, значит, нужно выжать из нее все, что можно. В смысле удовольствий. У нее молодой муж, она начальник отдела в банке... Но это вовсе не значит, что она его содержит... И притом вовсе не комплексует подобно другим женщинам, что она не так молода, как он...
      – А ты... – Галя хотела сказать, что он совсем не похож на сына преуспевающей мамаши.
      – А я живу с дедом. Дед у меня не очень старый, он еще работает. Представляешь, учителем физики в обычной средней школе. Бабушка лет десять назад умерла, но он так и не женился... У нас с ним большая квартира. Трехкомнатная! Пока я был в армии, мама помогала деду за нее платить, а теперь – я помогаю. Жалко было бы такую квартиру потерять. У нас ведь и балкон, и лоджия, все устроено для удобства: на балконе у деда мастерская, а на лоджии мы с ним играем в шахматы, а когда тепло, на ней с удовольствием сидят наши гости... Что-то я сегодня разговорился, – сказал он, – ты на меня, выходит, так действуешь, что мне все хочется покрасоваться, что-то о себе этакое рассказать.
      – Ничего ты не красуешься! – встала Галя на защиту Сергея от него самого. – И мне узнавать что-то о тебе очень интересно.
      Он некоторое время молчал, словно складывая про себя очередную фразу, а потом сказал:
      – Галочка, как ты думаешь, пойти нам с тобой на свадьбу к моему приятелю или нет?
      Между прочим, Гале приятно было слышать, что он все чаще говорит о них «мы» и даже учитывает ее присутствие в своих планах на будущее. Но с другой стороны, они ведь только что познакомились.
      – А кто он, твой приятель? – поинтересовалась она, посмеиваясь про себя, что ей выдается такой карт-бланш: решать, идти куда-то на свадьбу или не идти?
      – Мой бывший одноклассник. После школы поступил в военное училище, а сейчас уже старший лейтенант. Он учился на отлично, и его оставили при училище.
      – Это хорошо, – сказала Галя, – что он общается со своими одноклассниками.
      – Вот это-то меня и удивляет. Мы с ним особенно никогда не дружили, а тут... Недавно приезжал ко мне в автомастерскую...
      – Я думала, ты где-то на заводе работаешь.
      – Вообще-то наша мастерская называется громко: станция техобслуживания, – пояснил он, – а на самом деле – так, бывший гараж с двумя смотровыми ямами. Но меня эта работа вполне устраивает. На заводе даже и сейчас не всегда зарплату вовремя получают. Вон у меня товарищ на станках с ЧПУ работает – ему уже третий месяц ни копейки не платят... А мне нельзя от администрации зависеть, из института за неуплату погонят, да и квартира опять-таки... Ты думаешь, мне надо стесняться работы автомеханика?
      – Нет, что ты, я вовсе не это имела в виду. Просто у меня не было знакомого автомеханика, а по фильмам я их совсем другими представляла. Как-то разболтаннее, что ли. Они в кино часто разговаривают как новые русские... Небрежно цедят слова. А еще всегда то ли в мазуте, то ли в масле каком-то... А ты – другой, аккуратный, собранный... Но чтобы стесняться... Ты же не стесняешься того, что я торты делаю, кремом украшаю, надписи шприцем вывожу: «С днем рождения!» или там «Поздравляем новобрачных...»
      – Шприцем? – улыбнулся он.
      – Кондитерским, – кивнула Галя. – А на свадьбу давай сходим. В крайнем случае, если нам не понравится, мы же всегда сможем уйти, правда?
      Сергей тут же поцеловал ей руку, будто своим согласием Галя его облагодетельствовала. Он вообще выглядел каким-то нетипичным. Словно был не современным молодым человеком двадцати трех лет, с речью, полной всяких там приколов и прибамбасов, а человеком из прошлого века. Или даже из девятнадцатого. Она бы, наверное, не удивилась, если бы он сказал что-нибудь вроде «примите мои уверения в совершеннейшем к вам почтении».
      Сергей проводил ее до дома, но не стал намекать, чтобы она его пригласила на кофе, а спокойно ждал, пока Галя с ним простится и решит, когда им в следующий раз встречаться.
      Гале почему-то стало обидно за него. Оттого, что он порядочный человек, ничего для себя не требует, а Игорь на его месте с Галей бы церемониться не стал, хотя по-хорошему именно такому, как он, женщины не должны были бы ничего позволять...
      – Если хочешь, зайди ко мне, – предложила она Сергею сама. – У меня есть зеленый чай с жасмином.
      – Ты меня приглашаешь? – обрадовался он.
      Вот глупый!
      – А заодно и моего торта попробуешь. А то я все время тебе рассказываю, какой я искусный кондитер. Хвалюсь! А как говорят на Востоке? Семь раз скажи «халва», во рту сладко не станет!
      Она поставила чайник на газовую плиту и стала показывать ему свой дом. Хотя что там было показывать! Два шага вперед, два шага в сторону.
      – Женя Рагозин, муж моей сестры, называет его кукольный домик.
      – А в кукольном домике живет куколка по имени Галочка, – ласково сказал Сергей и посмотрел ей в глаза.
      Как-то само получилось, что они поцеловались.
      – Посади свинью за стол, она и ноги на стол, – сказал он, смутившись, с явной неохотой отрываясь от нее.
      – Но тогда и обо мне это же можно сказать, – улыбнулась Галя. – Если представить себе, что между нами была граница, то мы сделали к ней одинаковое количество шагов.
      – Правда?
      – Конечно, правда, – ответила она с затаенной грустью; все-таки ее отношения с Сергеем были куда менее романтичными, чем, например, с Игорем, хотя он и обошелся с ней не лучшим образом. Взять хотя бы его нападение на Галю в ванной...
      С Сергеем ей было покойно и уютно. Ей нравилось с ним целоваться, но вот идти в постель... Так, чтобы закрыв глаза, ни о чем не рассуждая – не получилось.
      Они сидели на кухне и пили чай с тортом. А потом Сергей первым поднялся и сказал как бы от нее:
      – Дорогие гости, не надоели ли вам хозяева?
      – Тебе далеко ехать? – заботливо спросила Галя.
      Он помолчал, видимо, подсчитывая, а потом объявил:
      – Если идти пешком – десять кварталов, – минут пятнадцать до стоянки. Взять машину и уже на ней – минут десять до дома... Ты за мной дверь закрой на все засовы, ладно? Я теперь буду волноваться за тебя.
      Они целомудренно поцеловались, и Галя стала закрывать за Сергеем дверь. Но в последний момент, вспомнив, она крикнула ему вслед:
      – Сережа, а я все забываю спросить, как твоя фамилия?
      – Ты будешь смеяться, – отозвался он. – Иванов!
      В постели она некоторое время лежала без сна, размышляя о глупости женщин. «Ну почему нам нравятся всякие мерзавцы, а вот такие надежные, порядочные мужчины навевают не то чтобы скуку, а чувство предопределенности, размеренности, которое привлечет разве что человека пожилого, а не такого, кому всего двадцать один год?»
      Правда, когда Галя уже засыпала, у нее мелькнула мысль, что, возможно, спокойных и на вид предсказуемых мужчин женщины просто плохо знают. Они эту маску спокойствия переносят на всю сущность мужчины, а кто знает, что таится на дне его души?
      С тем она заснула, особо на этой мысли не задерживаясь.
      На другой день позвонил Сергей и сказал, что заедет за ней в субботу в два часа дня.
      – В три регистрация, – пояснил он, – но пока мы с тобой доедем, пока цветы купим, пока машину на стоянку поставим, как раз час и пройдет.
      Утром она собиралась на работу, и хотя до назначенного часа оставалось еще больше суток, отчего-то Галя заволновалась. Казалось бы, подумаешь, пойти на чью-то свадьбу со своим парнем...
      Вот интересно, у нее свой парень, а не любовник. Такое впечатление, что Галя отношения с мужчинами начала с конца, а теперь потихоньку продвигается в обратном направлении.
      Надо будет зайти к сестре, посоветоваться, в чем ей лучше пойти на торжество, а заодно поинтересоваться, как прошла у Лены командировка.
      Она уже во второй раз за последние сутки подумала о том, что ошибалась даже в своих отношениях с сестрой. Считала, что они друг с другом откровенны, что она все Лене рассказывает. А на деле? Если как следует подумать, старшая сестра знает о своей младшей далеко не все. То, что лежит на поверхности. Впрочем, как и она о Лене.
      Например, Лена до сих пор не знает, что Галя поступила в институт. Но это от нее скрыли нарочно, чтобы сделать сюрприз, а вот то, что у Гали есть одна тайная страсть, не догадывается. То есть в детстве она, конечно, знала, что Галя любила рисовать, но то, что эта страсть осталась у нее до сих пор, не знает никто.
      Галя прикинула, что особая тяга к рисованию проявилась у нее в возрасте примерно четырнадцати лет. Как раз тогда Елена вовсю встречалась с парнями, и ей, откровенно говоря, было не до младшей сестры. Она уже тогда хотела выйти замуж и уйти из отчего дома, который никак не мог радовать ее своим домашним теплом. Нельзя же считать таковым любовь папы Алексея к себе, родному!
      Это потом, выйдя за Евгения, Лена почувствовала необходимость опекать младшую сестру. Вот в чем все дело! Какое-то время Галя оставалась одна, а когда ею опять заинтересовалась старшая сестра, время уже было упущено. То есть Галя научилась кое-что из своей жизни скрывать от окружающих.
      Что такое – рисование? Тоже, тайну нашла! Но вот же боялась... не насмешки со стороны Лены – сестра была для этого слишком деликатна. Боялась холодного удивления. Недоумения: как, наш малыш тоже хочет летать?!
      Одно время Галя даже хотела – тоже тайком – поступить в художественное училище, но подруга Светка ужасно удивилась. Вполне ожидаемая Галей реакция.
      – Ты умеешь рисовать? Брось, если бы это было серьезно, твое умение заметили бы еще в школе! Только зря время потратишь. Лучше уж сразу выбери что-нибудь такое, чтобы ты смогла стать специалистом и зарабатывать себе на жизнь. – Потом она подумала и добавила: – Знаешь, какой конкурс в художественное училище? Туда поступают либо с крутыми бабками своих родителей, либо гении...
      Крутых бабок у Галиных родителей не было, гением она себя не считала, хотя удивлялась, зачем платить бабки, если ты не умеешь рисовать? Разве художники живут за счет своих дипломов, а не работ?
      Как бы между прочим она поинтересовалась и у Лены. Насчет экзаменов. Та пожала плечами:
      – Это все так индивидуально... Вспомни о том же Пикассо. Одни считали его великим художником, а другие мазилой. Особенно те, кто исповедовал в живописи классицизм. А как критики в свое время долбили первых импрессионистов!.. Так же и с экзаменами у художников. Один преподаватель сможет заметить в абитуриенте способности, а другой скажет: чушь на постном масле! И доказывай какому-нибудь чинуше, что ты так видишь мир...
      Наверное, она тоже не принимала всерьез Галино увлечение живописью. Вот потому и свои работы никому не показывала.
      Интересно, что бы сказал об этом ее увлечении Сергей? Может, стоит показать ему эскизы, которые Галя хранит в папке, спрятанной за шифоньером? И почему такая мысль даже не ворохнулась в ее мозгу, когда при ней был Игорь?

      – Есть такая старая песня на стихи Расула Гамзатова – «Как живете-можете, женщины-голубки», – сказала Шурик, едва взглянув на меня.
      – И что, как они могут?
      – Говорят, если муж недобрый, все вокруг черно.
      – Ты в этом сомневаешься?
      – Нет. Но когда этих самых голубок спрашивают насчет жизни с хорошим мужем, знаешь, что они отвечают? «Если муж хороший – плохо все равно!»
      Шурик любила вот так начинать, от печки. Сказала бы сразу: ты не ценишь собственного мужа! Вообще-то Александра, на мой взгляд, излишне категорична. Для нее собственное видение мира есть правильное. Странно, что это не мешает ей преуспевать в молодежной политике. Может, там как раз и востребована такая вот уверенность в собственной правоте. Уж если ты человек неуверенный, то кого и в чем ты сможешь убедить? А так: кто там шагает правой? Левой, левой, левой!
      Советский Союз распался, но советскую идеологию мы всосали с молоком матери. По крайней мере ее отдельные фрагменты...
      Но ничего не поделаешь, кто из нас без недостатков! Я люблю Шурика во всех ее проявлениях. Потому не удивилась такому наскоку на меня, а спокойно принялась общаться.
      – А-а, понимаю, это намек, но на что?
      – На то, что у тебя Женя – муж, каких поискать. Если я все-таки когда-нибудь собралась бы замуж, то лишь за такого, как он.
      Такое общение становится у нас похожим на обязательную игру, и я по привычке ей подыгрывала. Но сегодня с некоторым недоумением. Откуда она может знать о моем недовольстве мужем? Тем более что я ни с кем ни о чем таком не делилась.
      – Не понимаю, чего вдруг ты вообще начала этот разговор? – спросила я, уже не желая притворяться, а потому слегка раздраженно.
      Шурик не могла знать о том, что я ездила в командировку с Забалуевым. Я вообще решила не только никому о ней не говорить, но и сделать все возможное, чтобы об этой своей ночи предательства постараться забыть навсегда.
      Правда, в народе говорят: шила в мешке не утаишь, но в любом случае люди могут только домысливать о моей связи с самым крупным бизнесменом города, а раз так, я и должна реагировать соответственно. Например, обижаться: как могли обо мне такое подумать?!
      Я была уверена, что это мне легко удастся. Как и вычеркнуть мою встречу с Юрием из своей памяти. Вот напрягусь – и все забуду!
      – Ой, ну меня-то ты можешь не обманывать! – фыркнула подруга.
      – Не понимаю тебя, – вышла я из глухой несознанки. – Если ты имеешь в виду мое хорошее настроение, то это лишь от того, что у моего мужа благополучно разрешились его неприятности.
      На самом деле от того, что у Жени все обернулось другой стороной – ему даже предложила сотрудничество какая-то крупная фирма, – он впал в эйфорию. Если совсем недавно это была сомнамбула, то теперь миру предстал захмелевший неизвестно от чего человек, который летал на крыльях своей одержимости, ничего не замечая вокруг. Он даже не спросил, как обычно, все ли у меня в порядке. Лишь рассеянно чмокнул меня в щеку:
      – С приездом, дорогая!
      Но и в эту фразу он вложил не много чувств. «С приездом, дорогая!» Так он мог сказать кому угодно, даже нашей соседке бабке Филипповне.
      Зато о том, как удачно у него все сложилось, он рассуждал минут пятнадцать. И как они с ребятами сели и прикинули что-то там, потом позвонили кое-куда, кому-то что-то пообещали – и вот он, успех!
      Его рассказ неприятно меня поразил. То есть я не хотела, конечно, чтобы он знал, чего стоил его успех, но и лишаться заслуженной похвалы... Господи, что я несу! Еще не хватало, чтобы Женя сказал мне:
      – Спасибо тебе, дорогая, что своим телом ты заплатила за то, чтобы у меня все наладилось...
      Однако неприятные сомнения остались. После его рассказа я в какой-то момент даже усомнилась, а так ли уж нужна была мужу моя жертва?! Неужели Забалуев всего лишь меня обманул?
      Теперь к тому же появилась еще какая-то фирма. Интересно узнать, какая? Кто все-таки протянул Евгению Рагозину дружескую руку?
      На мой вопрос: «Что это за фирма?» – он толком ничего не ответил. Пробурчал загадочно:
      – Потом, все потом, сейчас пока боюсь сглазить! Ты даже не представляешь, что это такое! Наконец Бог услышал меня и сжалился. А то я уже, грешным делом, подумывал...
      – Что ты подумывал? – сразу испугалась я, позабыв о собственных терзаниях.
      Надо сказать, моему мужу свойственно впадать в панику, замыкаться в себе. Потому я так боялась, когда случилась с ним эта неприятность. Стоило ему задержаться где-нибудь или мне на работе услышать звонок служебного телефона, как я вся сжималась от страха. И ждала фразы: «Ваш муж Евгений покончил с собой!» Вот до чего дошло!
      Полмиллиона долларов. Это какую же сделку можно было так неудачно провернуть? Или провернуть, но не оформить? Или допустить, чтобы тебя кто-то кинул?
      Теперь я уже обвиняла себя в том, что сразу не стала вникать в тонкости мужниного бизнеса. То есть понятно, почему не стала. Наверняка это было делом не одного-двух дней, и вряд ли такой дилетант, как я, мог бы сразу разрулить сложную ситуацию... У меня была своя работа, которую я любила, и бросить ее ради того, чтобы разобраться в делах мужа, было бы не самым разумным поступком.
      Мне приходилось писать о бизнесе самых разных направлений, но для этого вполне хватало сведений, почерпнутых на ходу из соответствующей литературы. То есть достаточно было нахвататься вершков, чтобы при освещении предмета не писать явную чушь. В остальном... Как известно, все знать невозможно, и, наверное, журналист – это как раз профессиональный дилетант. Только ему и позволяется знать все и ничего.
      Я сидела на работе и переносила в компьютер интервью с диктофона. В самом деле, если материал как следует подать, получится неплохой репортаж с комбината-металлогиганта, о чем наши читатели – жители сельскохозяйственного края до сих пор не читали. По крайней мере в нашей газете.
      Потом я позвонила редактору, спросить, сколько строк в номер он даст мне под репортаж.
      – Любую площадь! – весело отозвался он. – Хоть и разворот. Снимки будут?
      С некоторых пор я стала любимицей шефа. Кажется, когда написала очерк о Забалуеве.
      – Будут, да еще какие! – в том же тоне отозвалась я, как раз вспоминая, что цифровой фотоаппарат Забалуева так и остался в моей сумке.
      Вот и попробуй забыть о случившемся, когда не одно, так другое о нем напоминает.
      Странно, я думала, что моя измена будет грызть меня как крыса, что я буду думать о ней день и ночь, что не смогу как прежде вести себя с мужем в сексе, но ничего подобного не случилось.
      То есть я себе не давала забыть о том, какая я плохая. И мысленно тыкала себя лицом в грязь. Но в остальном... Самое смешное, что я настраивала себя для постели с мужем самоотверженно, собиралась сделать все, чтобы мой муж был на седьмом небе от удовольствия, но увы: в прошедшую ночь между мной и Женей ничего не произошло.
      – Ты, наверное, устала? – спросил он меня после ужина. – Перелет, напряженный график – надо же, всего за сутки с небольшим провернуть такую работу!
      – Устала, – кивнула я, ничего не подозревая.
      Этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы любимый муж, пожелав мне спокойной ночи, повернулся спиной и моментально заснул. А я-то боялась, что не смогу сделать вид, будто ничего не произошло, что мой секс с Забалуевым как-то повлияет на мои отношения с Женей. И при этом подумать не могла, что как раз отношений-то и не будет!
      Но с другой стороны, мне как-то сразу полегчало. Я даже почувствовала некоторое злорадство. Мол, ах, тебе не надо, а вот кое-кто не моргнув глазом за одну только ночь со мной... Но потом справедливость взяла верх, и я запретила себе злорадствовать. Кто знает, какой стресс испытал Женя совсем недавно. Заботливая жена поинтересовалась бы, как муж себя чувствует...
      Впрочем, заснул он крепко, спал спокойно, не вздрагивал и не кричал, значит, чувствовал себя прекрасно. Скажи спасибо... И я сказала спасибо, потому что...
      Как я ни запрещала себе думать о той самой ночи, против воли думалось. Взрыв страстей, омут, куда Юрий увлек меня против моей воли, оказался таким сильным, что только при одном воспоминании о проведенной с ним ночи мое бедное сердце начинало колотиться, руки подрагивать, а по коже стадами бежали веселые мурашки.
      На другую ночь повторилось то же. Мой муж лег в постель и тут же заснул. Можно подумать, он не спал несколько суток. Такого прежде никогда не случалось! Правда, у него не было и такого сильного стресса. Похоже, именно сном излечивает себя организм, в котором сбилась программа в результате скачка напряжения.
      И тут... Недаром говорят: не тронь лихо – будет тихо. То ли от того, что я ворочалась, то ли от того, что слишком громко вздыхала, проснулся Женя.
      – Елочка, ты не спишь? – сказал он, придвигаясь ко мне.
      – Да вот думаю, как мне построить репортаж...
      – И ночью о работе! – восхитился он, привычными движениями вынимая меня из пижамы. – Какое у нас самое хорошее снотворное? Правильно, исполнение супружеского долга. Причем учитывая, что ты со дня приезда все еще как следует не отдохнула, всю инициативу я возьму на себя. Тебе останется только соучаствовать.
      Что я и сделала. И ничего особенного не произошло. Все было как всегда. Привычно. У меня не нашлось даже каких-то восторженных красок. Женя знал меня вполне достаточно, чтобы нажать на нужные кнопки и доставить удовольствие нам обоим. Думаю, никакой разницы в моих ответных действиях муж не заметил.
      Но странно, что думала я о сексе с мужем как-то снисходительно. Раньше я никогда так не оценивала наши с ним отношения. Мне казалось, что у нас все идеально, но, попробовав других отношений, невольно сравнила. И ужаснулась. Оказывается, я – потенциальная развратница!
      Всего месяц назад... да какой там месяц, неделю, я была уверена, что нашему с Женей сексу позавидует любая женщина, и вот... Правильно говорят, лучшее – враг хорошего...
      Поймав саму себя на этой мысленной полемике, я почувствовала... нет, не страх, а некоторую обеспокоенность. Я всегда считала, что каждый человек – хозяин своего счастья, настроения, планов на жизнь, по крайней мере тех, что зависят от него. Оказалось, что существует масса нюансов: людей, обстоятельств – которые могут служить нешуточными препятствиями на твоей дороге жизни.
      На другой день после обеда я сдала свой репортаж и удостоилась похвалы редактора.
      – Растешь, Елена! – сказал он. – За такой короткий срок сделала пятьсот строк! И надо сказать, не худших... Придется всерьез подумать о твоем карьерном росте.
      Неужели меня прочат в заведующие отделом сельского хозяйства, откуда в администрацию, в команду самого губернатора, уходил опытный журналист Иван Ясинский?
      – Разрешите помечтать об этом на своем рабочем месте? – по-военному спросила я.
      – Можете идти, – поощрительно улыбнулся редактор.
      Только вот почему-то радости от возможного повышения по службе я не испытывала. А откуда-то выползло чувство тревоги, словно я вот-вот должна была получить неприятное известие.
      А потом мне на рабочий телефон позвонил Забалуев.
      – Здравствуй, Ленок! – сказал он.
      – Здравствуйте, Юрий Иннокентьевич! – сказала я, едва справившись с дрожью, в которую кинул меня его бархатистый голос.
      – Понимаю, ты не одна. Слушай, давай в обед встретимся в ресторане «Мадьяр». У меня есть к тебе небольшое дело.
      – Мне нужно отдать вам ваш фотоаппарат, – сказала я непринужденным тоном. Хорошо, мой коллега Вася Савельев мучился с каким-то интервью и не обращал на меня внимания.
      – Зачем мне фотоаппарат? – удивился Забалуев. – Оставь его себе.
      – Это слишком дорогой подарок! – наверное, от волнения ляпнула я.
      – Не слишком, – явственно усмехнулся он. – Бывают и дороже.
      Он намекает на то, что стоимость нашей с ним ночи... Уж не думает ли он меня шантажировать?!
      В любом случае мне придется пойти на встречу с ним. И для того, чтобы отдать фотоаппарат, – лично мне от него ничего не нужно! И сразу расставить точки над i. Мы договаривались на одну ночь? Значит, о продолжении наших отношений не может быть и речи! А то ишь ты! Звонит, Ленок, то да се...
      Он заметил меня сразу, едва я появилась в дверях зала, и поднялся навстречу из-за столика.
      – Здравствуй, родная! – радостно сказал Юрий, целуя мне руку и отодвигая для меня стул. – Я ужасно по тебе соскучился.
      – Юрий Иннокентьевич! – прошипела я, едва присев. – Вы забываетесь. Мы так не договаривались!
      – А я что, я ничего, – нарочито залепетал он, но глаза его при этом смеялись.
      – Неужели ты не понимаешь, что такая жизнь не для меня? – выдохнула я уже громче.
      – Какая – такая? – невинно удивился он.
      – Двойная! – уже чуть ли не кричала я.
      – Тише, что подумают люди! – укорил он.
      – Ты мне казался честным человеком. По крайней мере в кругу твоих соратников тебя уважают за твердость слова!
      Страх заставлял меня выплевывать ему в лицо все эти обвинения. Я понимала, что моя жизнь уже никогда не вернется на прежнюю колею, но упорно не хотела с этим смириться. Вернее, я думала, что все еще владею ситуацией.
      Ко всему прочему, я не хотела, чтобы разрушалась моя семья. Она меня вполне устраивала. А становиться любовницей известного, пусть и очень богатого, человека я никогда не мечтала.
      Потом я вдруг подумала, что Юрий мне еще ничего не предложил. Может, и правда то, что он назвал меня родной, всего лишь обмолвка и он сдержит свое слово, не станет меня больше преследовать?
      – В ее глазах появилась робкая надежда, – словно процитировал он.
      Не выдержав, я улыбнулась. В самом деле, из-за одного слова нервничать чуть ли не до истерики, будто меня заставляют раздеваться у металлического столба стриптизерши.
      Моя нервозность – лишь следствие вины, вернее, моего состояния виноватости, которое накладывало свой отпечаток на наши отношения с тем, кто его спровоцировал.
      – О какой надежде ты говоришь?
      – Что я оставлю тебя в покое, – тихо ответил он.
      – Но, Юра, – по возможности мягко заговорила я, – разве с самого начала было не ясно, что наши с тобой отношения заведомо конечны?
      – Надо же, как ты завернула! – хмуро проговорил он. – Советский человек в миниатюре: все по плану. Но даже Госплан тогда учитывал так называемый человеческий фактор. Знаешь, что это?
      – Но мы с тобой не имеем права... – начала говорить я, и это вышло так жалобно, что я сконфуженно замолчала.
      – Я позвал тебя не для того, чтобы тащить в номера, – сказал Юрий сухо, – мне нужен будет пресс-секретарь, и я решил предложить эту работу тебе.
      Пресс-секретарь? Я думала, что меня уже трудно удивить.
      – Чему ты удивляешься? – сделал вид, что оскорбился, он. – Мэру города положена пресс-служба.
      – Но ты ведь еще...
      – Не мэр города, – согласился он, – но я начинаю предвыборную кампанию и предлагаю тебе ее возглавить.
      – Мне? – Что-то я сегодня никак не попаду в русло разговора. Только и делаю, что вздергиваю в удивлении брови. – Но я ведь никогда этим не занималась!
      – Когда-то все приходится делать впервые. – Он пожал плечами, кивая на тарелки с супом, принесенные официантом. – Как раз во время первого блюда у тебя будет время подумать.
      – Но почему именно я?
      – А почему я не могу предложить эту работу лучшему журналисту края?
      – Лучший журналист у нас Хрунов.
      – А мне не нравится Хрунов, а нравится Рагозина.
      – Я всегда была против служебных романов, – проговорила я, рассеянно помешивая ложкой грибной суп.
      – Романов? – громко удивился он и даже откинулся на стуле, таким веселым ему это показалось. – А кто тебе сказал, что у нас будет роман?
      От неожиданности я даже запнулась, но упрямо продолжила:
      – По крайней мере нам трудно будет держаться в рамках официальных отношений.
      – Нам или тебе? – лукаво поинтересовался Забалуев.
      – Прикалываешься, да? – рассердилась я.
      Однако Юрий Иннокентьевич не так прост, как хочет порой казаться. Вон ведь как повернул! Выходит, это я слаба, не устою перед его обаянием, а он в себе уверен. Но кого он хочет убедить в том, что наши с ним отношения останутся на уровне дружеских: себя или меня? Ладно, в лоб его не взять, это я уже поняла...
      – Я буду хорошо тебе платить, – прервал он мои размышления. – Больше, чем ты получаешь в своей газете.
      – Черным налом? – хмыкнула я, чтобы его поддеть.
      – Почему – черным? – удивился он. – Как и все, по ведомости.
      – Хочешь сказать, что ты не уходишь от налогов? – не поверила я.
      – По крайней мере не в таких мелочах.
      Возьми его голыми руками! Я восхищалась им против воли. Внутренний голос говорил мне, что Забалуева нужно остерегаться. Но с другой стороны, это задевало мою гордость. Получалось так, что он бросил мне вызов, а я не стала его принимать по причине осознания собственной трусости. Он, значит, в себе уверен, а я нет?
      – И сколько ты собираешься мне платить? – спросила я, словно для меня это было главнее всего. Пусть думает, что я особа расчетливая.
      Но откуда ко мне пришло это нездоровое возбуждение? Что за соревнование я собиралась с ним устроить?
      – Три штуки баксов тебя устроят?
      Высоко ценят в этом городе мои профессиональные качества. Вот ведь только протяни руку, и получишь зарплату, о которой мечтает почти каждый журналист в нашем городе.
      – Спасибо, Юра, мне приятно, что ты так высоко меня ценишь, но я вынуждена ответить отказом.
      – Почему?
      – Тебе объяснить или сам догадаешься?
      – Объяснить! – сказал он упрямо.
      Я знала, какими настойчивыми могут быть богачи, привыкшие, что они могут купить все, что пожелают. Я боялась, что Забалуев решит, будто он переплатил мне, вбухав за одну ночь со мной такие деньжищи, и станет меня шантажировать. А то и попытается надавить на меня каким-то иным способом, каковые имелись у него в избытке.
      Мне не хотелось так о нем думать, но я упорно твердила себе это, потому что, начни я думать о Забалуеве хорошо, мне бы ни за что не удержаться в тех рамках, которые для наших отношений я установила.
      Если не прервать наши отношения, им конца не будет! Где гарантия, что мой муж, допустив одну серьезную ошибку, не сделает и другую? Мало ли... Словом, я перед Юрием была чересчур уязвима, находясь тем более в столь непосредственной близости. Надо было срочно отползать.
      – Откровенно говоря, я рада, что встретила тебя, – сказала я, с удивлением отмечая, как загорелись у него глаза. – И я рада, что наша ночь была такой волшебной. Давай просто поблагодарим судьбу за нечаянный подарок – если и тебе было так же хорошо, как мне, – и пойдем каждый своим путем.
      – Но я не хочу! – совсем по-детски сказал он и жалобно посмотрел на меня. – Понимаешь, такого со мной еще не было.
      – Ну и что же? – ровно проговорила я. – Тебе в детстве когда-нибудь говорили слово «нельзя»?
      – Говорили.
      – А то я уж подумала, что ты вообще его не слышал.
      Мне вовсе не хотелось выглядеть стервой, но я знала, что стоит дать хоть малую слабину, и мы наделаем ошибок, которые невозможно будет исправить.
      – Тогда позволь хотя бы сделать тебе подарок. На прощание.
      Он вынул из кармана бархатную коробочку и подвинул ее ко мне.
      – Ты уже сделал мне подарок – спас мою семью от краха, от позора и не знаю, еще от чего, – сказала я, не притронувшись к коробке. – Спасибо тебе за все. И прости, что я вынуждена быть жестокой, у меня нет другого выхода.
      Я поднялась из-за стола.
      – Подожди, я отвезу тебя!
      – Не беспокойся, доеду на маршрутке.
      – Лена!
      Но я пошла от стола быстро, не оглядываясь, стараясь, чтобы моя походка выглядела свободной и раскованной, хотя на деле мне хотелось съежиться и куда-нибудь спрятаться, чтобы больше не чувствовать на своей спине его взгляд.

      Едва переступив порог ресторана, Галя сразу поняла, почему Сергей сомневался, надо ли туда идти.
      Гале приходилось порой обслуживать такие свадьбы. По крайней мере обеспечивать соответствующий дизайн десертных блюд, в том числе и свадебного торта.
      Каждый ее торт казался произведением искусства. Это были вовсе не ее слова, так говорили все те, кто ее торт получал на свой стол... Может, ее фамилию заказчики и не знали, но, заказывая торт, обычно поясняли:
      – Мы хотим, чтобы сделала его Галя. Ну, та, что делает на бисквитах настоящие картины.
      Так вот, свадьба, гости, то, что имелось на столах, можно было определить как иной, более высокий уровень. На первый взгляд все то же, что и на других свадьбах, но только на первый взгляд.
      Другая – дорогая – посуда. Другие вилки-ложки, если и не серебряные, то уж точно мельхиоровые. Другие скатерти. Даже официанты другие.
      Некоторое время Галя с Сергеем стояли в толпе гостей, ожидавших приезда новобрачных из поездки по городу. Как водится, к Вечному огню и на набережную.
      Но вот подъехала «БМВ», из нее выгрузились молодые и их свидетели.
      Платье на невесте явно импортное, дорогущее, и костюм на женихе наверняка от кого-то там, не в обычном магазине купленный. Не менее дорого одеты и свидетели – все отчего-то со скучающими физиономиями, словно присутствовать на свадьбах в качестве главных лиц сего действа им просто надоело.
      Жених с невестой направились в зал, и гости потянулись за ними следом.
      Мимо Гали с Сергеем проходили разряженные мужчины и женщины, обволакивая их дорогим парфюмом. У двери в зал толпа приостановилась, и отставшим не было видно, как бьются тарелки и молодых осыпают какой-то крупой. Они уже входили по этим крупяным дорожкам и хрустели тарелочными осколками.
      Галя невольно зажалась: одно дело такие свадьбы обслуживать, и совсем другое – приходить на них в качестве гостя.
      – Вы со стороны жениха или со стороны невесты? – осведомился у них спортивного вида распорядитель, одетый в белый смокинг с бабочкой.
      – Друзья Михаила, – непринужденно улыбнулся ему Сергей. – Ивановы.
      Галя едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. Ивановы. Слышал бы папа! Но она даже бровью не повела, когда Сергей представил их как пару. Какое ей дело до того, что подумает этот распорядитель!
      – Прошу вас. – Распорядитель повел их к каким-то определенным стульям в середине стола, пытаясь взять из рук Сергея коробку с подарком.
      – Спасибо, не надо. Мы хотим вручить лично, – не согласился он, вроде невзначай погладив Галю по руке. Наверное, почувствовал, как она напряглась.
      Эта бесхитростная ласка сразу привела ее в себя. В самом-то деле, чего ей стесняться? Платье у нее не из простых, вдвоем с Леной выбирали в фирменном салоне. Туфли тоже. Бриллиантики в ушах. И Сережа одет не хуже. Так что извините, нас пригласили, и мы будем веселиться!
      Кажется, здесь было все предусмотрено. Рядом с Галей оказался какой-то мужчина, а рядом с Сергеем – женщина, но при том согласно этикету он должен был ухаживать за соседкой справа, а значит, за Галей.
      Они сидели удачно – как раз лицом ко входу – и могли со своего места видеть припозднившихся гостей. Против ожидания не все гости выглядели людьми одного достатка. Встречались пары, одетые куда проще, чем жених с невестой.
      Это заставило Галю забыть про свои комплексы, тем более что Сергей был монолитно спокоен, чем вселял уверенность и в нее.
      Между тем на середину зала выскочил с микрофоном тамада и расчирикался, разболтался, пытаясь втащить в очерченный им свадебно-развлекательный круг максимальное число гостей.
      Сергей как раз склонился к ней, спрашивая, что положить на тарелку, и она обратила взгляд на закуски, так что появление следующей пары чуть не проворонила. Хотя, наверное, женщина в этой паре была не из тех, которые прячутся в тени. Она нарочно задержалась в центре зала, словно давая окружающим себя как следует рассмотреть. А потом небрежным жестом положила руку на локоть мужчины, который... Галя невольно всмотрелась в него и ахнула: это был Игорь. Где бы еще она его встретила!
      Ее бывший любовник был одет с иголочки. Галя даже не ожидала, что одежда так может его преобразить. Светлый костюм, наверняка новый и, возможно, надетый впервые модный галстук. По комплекции Игорь был полноват, но хороший пиджак скрывал его раннее брюшко. А привычка двигаться мягко, почти крадучись, создавала у окружающих впечатление, что мужчина силен и потенциально опасен. К тому же знает себе цену, вон как себя несет!
      Интересно, эта одежда на нем с базы – так она окрестила дом или квартиру, где во время странствий оставались вещи Игоря, – или ее купила ему дама?
      – Ты знаешь их? – спросил Сергей, проследив за взглядом Гали.
      – Ее – нет, а мужчину знаю. Это мой бывший любовник, – нарочно резко сказала она, чтобы Сергей не захотел ее больше ни о чем расспрашивать.
      Но его не смутил Галин тон. Он проводил взглядом пару и сказал ей на ушко:
      – Военный?
      – Откуда ты знаешь? – удивилась она.
      – Так, некоторые наблюдения, – уклончиво ответил он. Но потом улыбнулся. – Он так характерно придерживает руку, будто на плацу марширует.
      – Ты прав, это так бросается в глаза. Странно, что я раньше не обращала внимания. И в самом деле, даже носок тянет, – сказала она со смехом ему на ухо.
      Сергей должен был таким образом догадаться, что Галя не любит военных, а об этом, который появился в зале, тоже имеет не лучшее мнение.
      Потом оба исправно смеялись шуткам тамады, поддерживали произносимые родственниками тосты, но что-то в их отношения вошло раздражающее, как молодые люди ни старались друг от друга это скрыть.
      – Может, мы уйдем? – первой не выдержала Галя; она уже раскаивалась в том, что сказала Сергею об Игоре.
      Только зря испортила человеку настроение. Ей казалось, что он держится ровно и спокойно лишь усилием воли.
      Он понимающе взглянул на нее, но сказал совсем не то, что она ожидала:
      – Не переживай, все будет хорошо!
      Галя даже растерялась от этого его уверенного тона. Может, он не слишком и страдает и она себе его напряженность придумала? В конце концов, до встречи друг с другом каждый из них имел и друзей, и возлюбленных. Нет смысла ревновать к прошлому.
      Они еще некоторое время посидели и попили со всеми, а потом Сергей предложил:
      – Давай пойдем потанцуем?
      В зале танцевала только одна пара, и Галя уже хотела отказаться, но Сергей встал и предложил ей руку, и Галя пошла танцевать.
      Тут же из-за стола потянулись и другие гости, и краем глаза Галя заметила, что пошел танцевать Игорь со своей дамой.
      Причем не просто танцевать, он намеренно двигался в их с Сергеем сторону – увидел Галю! – и вскоре таки оказался совсем рядом.
      – Привет! – сказал он, встретившись с ней взглядом.
      – Привет, – сказала Галя, и получилось это у нее именно так, как надо: равнодушно и лениво. Мол, чего ты пристаешь, не видишь, мне не до тебя.
      – Может, поменяемся парами? – предложил он Сергею.
      – Вот еще! – смерил его взглядом тот. – Мне и со своей парой хорошо.
      Игорь вспыхнул. Он вообще был, по мнению Гали, излишне высокого мнения о себе. Только потому, что легко переходил от одной женщины к другой и с каждой из женщин чувствовал себя вполне комфортно? Точнее, потому, что почти никто из одиноких женщин ему не отказывал. Чем гордился? Тем, что шел по линии наименьшего сопротивления? Это все равно что собирать грибы не разыскивая их по лесу, а снимать их один за другим на ровной поляне, где грибы выстроены по рядам, как солдаты...
      Между прочим, Сергею она мысленно поаплодировала. И даже взглянула на него как-то по-другому, внимательнее, что ли. А он, оказывается, с характером. Что, обломилось тебе? – захотелось ей рассмеяться в лицо Игорю.
      Но тут же мысленно она себя укорила: на себя бы посмотрела! Чего притворяться, будто ей все равно, что Игорь здесь с другой женщиной. Однако как он в себе уверен! Ну хорошо, не предупреди она Сергея, и тот бы поменялся парами... «Ты посмотри, как Бондарчук тебя зацепил», – заметил ее внутренний голос.
      Она запальчиво ответила ему: «Да, зацепил!» А кого бы не зацепил тот, кто совсем недавно делил с тобой ложе – так у нее получилось какое-то ветхозаветное выражение, – но ведь делил, чего уж там! А потом преспокойно ушел, и ни ответа, ни привета!
      Музыка закончилась, и Сергей отвел ее к столу, заботливо усаживая. Но не успели они поднять очередной тост, как Игорь появился возле их стола и сказал, обращаясь к Сергею:
      – Разрешите пригласить вашу даму? – В голосе его прозвучали рыкающие нотки, но Сергей спокойно и чуточку интимно склонился к Гале, спрашивая:
      – Ты хочешь с ним танцевать?
      – Только один танец! – Галя так же посмотрела ему в глаза.
      Сережа должен был поверить, что ее ничего больше с Игорем не связывает, и не волноваться за нее. Вообще-то ей не хотелось танцевать с Игорем, но она была уверена, что он просто так не отстанет, и незачем ей упрямиться, чтобы привлекать к себе внимание других гостей.
      Игорь почти потащил ее за собой. И попытался в танце максимально, почти по-хозяйски, притянуть ее к себе, словно она по-прежнему была его женщиной, но Галя спокойно сказала:
      – Если не перестанешь, я вернусь за стол.
      И он тут же ослабил свою железную хватку.
      – Быстро же ты утешилась! – Все-таки в одном из па Игорь резко прижал ее к себе, чтобы сказать это в самое ухо.
      – Но ты же не умер, – усмехнулась Галя. – Чего же траур по живому-то носить!
      Немного потанцевав, он вдруг остановился посреди танца и сказал:
      – Выйдем, поговорим!
      Словно они были одни в зале.
      – Не о чем мне с тобой говорить! – возмутилась Галя. – И что значит – выйдем? Выяснять отношения в таком тоне следует с мужчиной, а вовсе не с женщиной.
      – С каким мужчиной, уж не с тем ли хлюпиком, с которым ты сюда заявилась? – Он презрительно скривил губы.
      – Я заявилась не сюда, как ты говоришь, а пришла со своим парнем на свадьбу одноклассника! И уж никак не для встречи с тобой. Я и не знала, что у тебя есть такие модные шмотки. Давно купил?
      Он вспыхнул.
      – Я достаточно зарабатываю, чтобы покупать себе любую одежду!
      Галя вдруг поняла, что он втянул ее в какие-то дурацкие пререкания, которые по большому счету ее совсем не волновали. И вот-вот должен был закончиться танец. Она заметила, что Сергей с тревогой смотрит на нее: не надо ли прийти на помощь.
      Галя послала ему успокаивающий взгляд и сказала сквозь зубы Игорю:
      – Отстань, чего ты ко мне прицепился? Я тебе ничего не должна.
      Но он вовсе не собирался ее просто так отпускать.
      – Нет, ты мне кое-что должна! Я еще с тобой не закончил! – проговорил Игорь и стал тащить ее за руку из зала, ни на кого не обращая внимания.
      – А ну-ка отпусти ее руку!
      Галя не успела заметить, как возле них оказался Сергей.
      Игорь выпустил руку Гали скорее от неожиданности и с усмешкой взглянул на него:
      – Ну, и что мне будет, если не отпущу?
      – Я набью тебе морду!
      Сергей между делом заслонил собой Галю и поинтересовался:
      – Ты о чем-то хотел поговорить? Может, я отвечу на твои вопросы?
      – Ну, пошли! – сказал Игорь и первым пошел из зала.
      – Сережа! – Галя схватила его за руку. – Вы же с ним в разной весовой категории.
      – Ничего, маленькая, – нежно проговорил он. – Останься, я скоро вернусь.
      Музыка в зале по-прежнему играла. Казалось, на них никто не обратил внимания, но это только казалось. Галя увидела, как поднялась из-за стола женщина, с которой Игорь пришел, и направилась в ее сторону.
      «Тебя еще здесь не хватало!» – подумала Галя; она уже хотела вернуться на место, но теперь тоже поспешила из зала вслед за ушедшими. Может, Сереже нужна помощь и он лежит сейчас окровавленный...
      Но то, что предстало ее глазам, повергло ее в изумление. Лежал вовсе не Сергей, а Игорь, и это было так странно, что она даже головой тряхнула: не мерещится ли?
      – Ты его убил? – шепнула она, трогая Сергея за рукав.
      – Пустяки, он мужик здоровый, – ответил тот, – а это всего лишь нокаут.
      – Нокаут? Ты занимался боксом?
      – Так, немного, всего лишь кандидат в мастера спорта.
      Галя с изумлением разглядывала его. Вообще-то в глубине души она тоже не приняла Сергея всерьез. Как противника Игоря. Как своего защитника.
      Когда он согласился выйти, Галя была уверена: ее парень просто ради нее ложится на амбразуру. Но как ни странно, они с Игорем оба ошиблись.
      Тут же Галя вздрогнула от пронзительного вопля.
      – Игоречек! – закричала женщина, которая выскочила на улицу следом за ней. – Убили!
      Она кинулась к лежащему и теперь верещала так, что у Гали заложило в ушах. Но Сергей не торопился уходить, и она осталась, наблюдая, как ее преемница у тела Игоря Бондарчука помогает подняться пришедшему в себя капитану.
      – Пойдем в зал, – сказала Галя, обнимая Сергея за талию, – нам здесь больше делать нечего.
      – А ты молодчина, – заметил он, отодвигая для нее стул, – ни крика, ни истерики. Я, честно говоря, боялся, что ты станешь его жалеть и обвинишь во всем меня.
      – Обвинять тебя? – удивилась Галя. – Но он же первый начал. Ты забыл, я при этом присутствовала.
      – Ну и что, некоторые женщины бывают очень нелогичными в подобных ситуациях.
      Галя подумала, что такая ситуация у него вполне могла быть. Вон какого быка легко уложил, но она ни о чем не стала его спрашивать. И испытала, как ни странно, чувство гордости за то, что впервые в жизни один мужчина защитил ее от домогательств другого мужчины.
      Между прочим, со свадьбы они не ушли.
      – Еще чего! – возмутился Сергей, когда Галя снова попробовала ему об этом сказать. – Кто такой этот мужик, чтобы лишать нас заслуженного веселья? К тому же я не вручил новобрачным наш подарок. Зря, что ли, я стихи по случаю сочинял? Целый вечер, между прочим, потратил.
      – Ты сочиняешь стихи? – изумилась Галя.
      Интересно, сколько раз еще ей придется вот так же, как сегодня, изумляться? Верхоглядка она, вот что! Нарисовала себе этакий примитивный образ рабочего парня, который ремонтирует чужие автомобили и особых увлечений и достоинств не имеет.
      Как, однако, медленно выходил из ее души образ Игоря – этого недостойного женолюба, который застил образ хорошего человека Сережи Иванова.
      Они еще некоторое время посидели за столом, поддержали пару тостов. А потом Сергей взял у тамады микрофон и стал в самом деле читать поздравительное стихотворение, которое имело ошеломительный успех. Все гости хохотали и свистели, когда он перечислял, что молодоженам можно делать во время медового месяца, а чего нельзя.
      – А у вас талантливый муж, – сказала Гале соседка по столу, перегнувшись через колени своего соседа по столу. – Весело, должно быть, с таким веселым человеком.
      – Очень, – растерянно улыбнулась Галя.
      В самом деле, что же она такая ненаблюдательная. Вся в мыслях о неверном Бондарчуке, который по сравнению с Сережей слова доброго не стоит. А он, между прочим, пишет неплохие стихи. Не то чтобы она так уж разбиралась в поэзии, но кое-что читала.
      Надо же, сначала Галя веселье просто из себя выдавливала. У нее в душе прямо-таки пожар горел: как он посмел, Игорь этот! Она даже забыла, что совсем недавно грезила о нем и как наяву представляла себе, что вот раздастся стук в дверь и он войдет с букетом цветов...
      Теперь-то Галя понимала, почему он приносил ей цветы. Возвращаясь от очередной женщины, от той же Раи, он как бы покупал себе прощение. То есть Галя ни о чем не подозревала, радовалась цветам, а Игорь получал как бы отпущение грехов, как ни дурацки это звучит.
      Так вот, она вначале делала вид, что веселится, а потом не заметила, как и увлеклась этим весельем. Так, тамада втянул их с Сергеем в танцевальный конкурс. Оркестр играл цыганочку, и Галя пошла танцевать.
      Вообще-то она любила танцевать. Втайне, как и рисовать, только стеснялась вот так выходить в круг, но тут шампанское слегка ударило ей в голову, к тому же данное ею самой обещание веселиться, несмотря ни на что, заставило расслабиться.
      Она так зажигательно танцевала, что ей стала хлопать вся свадьба, а Сергей ходил вокруг нее танцевальным шагом, и бил чечетку, и подпрыгивал, как джигит в какой-нибудь «Лезгинке». И в результате гости стали выскакивать из-за столов и тоже танцевать, а когда танец кончился, тамада вытащил их на середину зала и объявил, что жених с невестой вручают лучшей паре свой приз. И наградили их огромной плюшевой обезьяной, такой мягкой и пушистой, что у Гали от умиления даже слезы на глаза навернулись, а Сергей вдруг поцеловал ее на виду у всех.
      Странно, наедине, в темноте, они поцеловались по-братски, и Галя ничего этакого не почувствовала, а тут, на виду у всех, ее в жар бросило. Скорее всего от смущения. Но в то же время ей было приятно. Как в ее жизни все запуталось!
      Почему вообще она решила, что чувства мужчины и женщины должны начинаться непременно со взрыва? Они же могут постепенно узнавать друг друга, и тут уже возможность ошибки куда как меньше.
      Они прекрасно провели время, к ним подходили и жених с невестой.
      – Сережа, моя невеста очень хочет познакомиться с тобой, – сказал жених. – Я даже подозреваю, что скоро и ты позовешь нас с Верой на свою свадьбу. Может, представишь нас своей девушке?
      – Знакомьтесь, – Сережа обнял ее за плечи, – это Галочка.
      – Мы оба просим, чтобы вы обязательно пришли к нам в гости, – заворковала невеста. – Мы могли бы дружить семьями.
      – Семьями, – улыбнулась Галя, – но мы с Сережей встречаемся так недавно.
      – Зато сразу видно, что вы – пара, – сказала Вера. – Такое редко встретишь. Берегите друг друга.
      Но и тогда Галя как-то не совсем серьезно восприняла их слова. Случившееся требовало осмысления. Не получалось у Гали сразу, без рассуждения, шагнуть из одной любви в другую.
      В самом деле между ними уже зарождалось что-то серьезное. Когда они уходили со свадьбы, Сережа осторожно поддерживал ее за локоть, а Галя несла их общий приз.
      Потом они целовались на заднем сиденье такси. И когда шли к Галиному дому, тоже все время останавливались и целовались. Не потому, что они так уж много выпили на свадьбе, а потому, что и в самом деле почувствовали прежде всего настоящую духовную близость. За ней неизбежно должно было случиться то, что объединило бы их еще больше.
      В гостиной они разделись, и Сергей взял ее на руки, чтобы отнести в спальню, но Галя расхохоталась, сказав, что это вряд ли удастся, потому что одна из створок двери была закрыта намертво, а в оставшуюся половинку с такой ношей не пройдешь.
      Сергей сконфуженно поставил ее на пол, но едва они вошли в спальню, как опять взял ее на руки. Он и в самом деле только производил впечатление человека худого и слабосильного, на самом деле, прижимаясь к его груди, она чувствовала, какая у него накачанная грудная клетка и какие тугие мышцы на руках.
      Галя, кажется, поняла, чем отличается его нежность от нежности Игоря. У того было все четко и гладко. Все полтора месяца без особого разнообразия. Уже через неделю она знала, что Игорь в следующее мгновение сделает или скажет. И ни разу он в постели не назвал ее по имени. Только Солнышко и Солнышко. Как Раю, как Аню-аптекаршу...
      Галя все равно продолжала думать о нем и злилась, что не удается ей одним движением вырвать его из сердца, как бы этого ни хотелось! А она была уже готова праздновать победу, думала, все, избавилась...
      А Сережа отдавал ей всего себя.
      Когда он нехотя оторвался от нее и стал вставать с постели, Галя испугалась. Она думала, что он сейчас уйдет, а ей казалось невозможным как раз теперь остаться одной.
      Но он успокоил:
      – Извини, мне нужно позвонить деду.
      Чуть позже Галя услышала, как он говорит, ничуть не понижая голос:
      – Дедуля, добрый вечер!.. Ты прав, уже ночь. Я сегодня не приду ночевать. Да, я остаюсь у своей девушки. Никто не будет ходить по ночным улицам! Обязательно познакомлю! Звонила? А ты что сказал, на свадьбе? Позвонит – объяснишь.
      Он вернулся в постель и проговорил:
      – Понимаешь, два года назад погиб мой старший брат.
      Его убили в подъезде, когда он выходил от своей невесты.
      С той поры дед не спит, пока я не приду домой, или просит, чтобы непременно звонил. И мама ему перезванивает, интересуется, где я и когда приду...
      Галя молча обняла его и положила голову на грудь.
      – Не оправдывайся, я все понимаю... Дед сказал, что хочет со мной познакомиться?
      – Конечно, ведь я еще ни разу не оставался ни у кого на ночь.

      Моя жизнь, как ни странно, вошла в прежнюю колею куда легче, чем представлялось. Сутки измены, как я назвала их про себя, стали не то чтобы забываться, а как бы тускнеть.
      Первым моим поползновением было разобраться в бизнесе Евгения и выяснить, как случилось, что у него возник – и так же быстро исчез! – этот ужасный долг. Мне до сих пор страшно было даже мысленно осознавать сумму, на которую он влетел: полмиллиона долларов.
      Теперь мне казалось странным, что Забалуев смог так быстро уладить дела Жени. Уж не сам ли он создал подобную ситуацию, чтобы вынудить меня согласиться на его гнусное предложение?!
      Мне хотелось бы так думать... Точнее, не думать, а знать об этом. Тогда в свете произошедших событий он бы предстал как человек, воспользовавшийся нашей бедой. У него бы не было ореола спасителя... И еще других ореолов.
      Только такой нарисованный облик не шел Забалуеву, как настоящему рыцарю картонный меч.
      Пусть он и любил женщин, и изменял своим женам, но при всем при том был человеком определенных моральных принципов. Мелковато для него. Устраивать какие-то неприятности мужу, чтобы затащить в постель его жену.
      Я допускала, что в своем бизнесе Забалуев был жесток. Что ему приходилось проворачивать сделки, к которым само выражение «моральные принципы» никаким боком не подходило. Но женщину он мог завоевать и в честном бою.
      Не знаю, насколько я была права, но назвать Забалуева гнусным человеком не поворачивался язык.
      И потом, если поверить в его любовь ко мне, то вряд ли она возникла с первого взгляда. Симпатия, желание – не спорю. Но для любви такому человеку, как он, нужно было нечто более веское. Скорее всего его чувства – как и мои! – получили развитие именно после ТОЙ ночи. Он мне сам об этом говорил.
      Ради интереса я сказала Евгению о том, что Забалуев звал меня к себе на работу. Вначале для руководства предвыборной кампанией, а потом пресс-секретарем при мэре, каковым собирается стать он.
      – Иди, конечно, чего тут думать! – живо отозвался муж. – Когда еще такая возможность тебе представится!
      – И ты не будешь меня ревновать? – не выдержав, все же поинтересовалась я.
      – К кому, к Забалуеву?
      – Ну а к кому же еще! Разве он не интересный мужчина?
      – Интересный, – согласился Женя, – но про таких сами женщины говорят: есть, да не про вашу честь! У него, знаешь, кто жена? «Мисс Очарование» российского конкурса красоты. От таких не уходят.
      – То есть, ты думаешь, мне с ней и рядом не стоять?
      В глубине души я была уязвлена. Не то чтобы я считала себя такой уж красавицей, но слышать о том, что собственный муж завидует мужчине, который завидует моему мужу... Так и хотелось сказать: «Не зарься на чужое, свое береги!» Можно подумать, что Женя пустился во все тяжкие или завел себе в отличие от меня постоянную любовницу.
      Мысленно проговорила это и сама испугалась. Чего вдруг я подумала о его любовнице, разве он давал мне повод?
      – Нет, конечно, ты женщина красивая. Для меня...
      Тут мой муж осекся, потому что еще немного, и мог бы мне сказать что-то совсем уж обидное. Мол, красивая, но не в масштабе России. Или чего-нибудь вроде того, что ноги у меня неплохие, но растут не от ушей... Короче, как всегда у мужчин. То, что не мое, всегда лучше!
      Но при этом куда больше я волновалась о его делах. Хоть я ничего и не знала, но меня исподволь точило какое-то беспокойство, что-то носилось в воздухе, но Женя мне ни о чем не говорил, а спрашивать его я могла бы лишь какой-нибудь общей фразой, вроде: «У тебя все в порядке?»
      И он мне тоже ответит привычно: «А что у меня может быть не так?» Словно и не было недавнего события с долгом в полмиллиона...
      Видимо, на моем лице отразилось какое-то беспокойство, потому что Женя вдруг решил говорить мне комплименты. Насчет сравнения с какой-то «мисской».
      – Что ты, Леночка! Да разве мою жену можно сравнить с какой-то там моделью! И красавица, и умница...
      И все такое в том же духе.
      На другой день едва я появилась на работе, как меня вызвал к себе редактор. Мой очерк о металлургическом комбинате шел в номер, и шеф проинформировал, что пришлось его подсократить.
      – Рекламу срочную принесли, – пояснил он. – Хорошо заплатили...
      От того, что он проговорил это с каким-то значением, мне стало ясно: главный что-то знает.
      – Удивлен, и весьма, – тут же подтвердил он мою догадку, – ты не пошла работать к Забалуеву. Неужели так любишь нашу газету?
      – Муж против того, чтобы я уходила из газеты, – нахально соврала я, подумав, что мой муж вовсе не так чуток, как мне представлялось. Я-то, глупая, думала, будто свою измену мне не удастся от него скрыть.
      – Ревнует, что ли?
      – Скорее всего, – нарочито вздохнула я.
      – К Юрию Иннокентьевичу я бы тоже свою жену ревновал – крутой мужик, против такого обычному не сдюжить... Хотя порой мужья уподобляются кротам: ничего не вижу, ничего не слышу!
      Я сделала вид, что его намека не поняла, но все же ответила в тон:
      – Разве кроты еще и не слышат?
      – Ну я же шучу.
      – Однако не упустили момента, чтобы подколоть, – сочла нужным обидеться я.
      – Прости подлеца! – интимно проворковал главный. – Обидно было бы отдавать лучшие кадры на сторону... А с другой стороны, не вижу смысла препятствовать карьерному росту сотрудников...
      – Значит, вы считаете, что это был бы рост?
      – Считаю. Тем более, по прогнозам, Забалуев – первый кандидат на роль мэра, а на таких рабочих местах – считай, рядом с мэром – для красивой женщины открываются необъятные горизонты...
      Он все-таки подчеркнул – красивая, словно главным в моей работе была именно внешность, а не профессиональные качества. Хорошо, что я сегодня была не расположена длить эту логическую цепочку и докапываться до самого начала. То есть понять в конце концов, что все, чего я как журналистка добилась, связано лишь с моим умением использовать внешние данные... А, да ну его, старого проныру! Сидит, развалился в своем редакторском кресле, довольный, как вернувшийся с крыши мартовский кот.
      Говорят, не родись красивой, и правильно говорят. Потому что на красивую женщину мало кто смотрит только как на человека. Оценивают лишь ее фигуру, лицо, но никак не содержимое головы или тем более сердца. Так называемый утилитарный подход. Мол, зачем вам, красавицам, напрягаться и показывать какие-то там успехи в работе, когда за вас это вполне могут сделать дурнушки...
      Обычно я осторожно применяла к себе эпитет красивая. Считала, что я недурна. В моем понимании быть красавицей – это нечто другое. То, от чего люди столбенеют, теряют дар речи. Лицезрение настоящей красоты для людей как удар молнии. Раз, и даже дыхание перехватило от восхищения!
      Но поскольку у каждого свой подход к красоте, не буду спорить. Все-таки главный редактор был доволен, что я осталась в газете. Даже, я бы сказала, самодоволен. Наверное, он считал, что создал в газете такой прекрасный микроклимат, что сотрудники не хотят от него уходить.
      Кое-какой материал в следующий номер у меня уже имелся, потому я ушла из редакции, чтобы использовать служебное время в личных целях: навестить одного своего коллегу-журналиста, который писал для многих газет аналитические статьи и был в курсе всего, что происходит на политическом фронте не только в городе, но и крае.
      Звали его Станислав Григорьев, и когда-то, когда мы работали в одной газете, он ухаживал за мной, как сам говорил, с серьезными намерениями.
      Теперь у него тоже была семья, двухлетняя дочь, и мы остались добрыми друзьями, изредка оказывая друг другу мелкие услуги.
      У Стаса был маленький кабинетик в редакции краевой газеты. Наверное, кем-то он в штате числился, чтобы иметь свое постоянное рабочее место. Поскольку он редко сидел на месте, я предварительно с ним созвонилась и получила милостивое разрешение на аудиенцию у мэтра.
      – Только не опаздывай, – предупредил он. – Пятнадцать минут подожду, и только меня и видели! Как ты понимаешь, волка ноги кормят!
      – А что, меня подозревают в непунктуальности? – огрызнулась я.
      – До сего времени не подозревали, но теперь... Золотое перо кубанской журналистики может позволить себе некоторую небрежность...
      – Чего ты выдумал, какое золотое перо? – удивилась я.
      – Ну как же, можно сказать, личный бытописатель будущего мэра.
      – Неужели обо мне так говорят? – ужаснулась я и подумала: правильно сделала, что не пошла к Забалуеву в работники, а то к званию бытописатель злая журналистская братия тут же придумала бы какой-нибудь уничижительный эпитет.
      – Приветствую тебя, королева! – Григорьев поднялся из-за стола и приложился к ручке.
      – Имеешь в виду, что точность – вежливость королей?
      – И королев, – согласился он. И с ходу взял быка за рога, не дав мне открыть рот. – Процветаешь? Самый высокооплачиваемый журналист края.
      – Да откуда эти измышления? – уже возмутилась я. – Как платили мне, так и платят. Разве что за особые заказы отдельно, как и всем. Подумаешь, один очерк написала.
      – А репортаж о металлургах? – сощурился Стас.
      Я даже поежилась под его внимательным взглядом.
      Неужели он о чем-то догадывается? Или в номере забалуевского люкса имелась скрытая камера?
      – Господи, газета еще не вышла, а Григорьев уже обо всем знает! – нарочито простонала я.
      – Такая моя обязанность, матушка, – обо всех все знать. Рассказывай, что нового на политическом фронте. Каким образом собирается Забалуев удовлетворять свои имперские амбиции?
      – Стас, кто кого попросил о встрече: ты меня или я тебя? Или попутно ты, как пчела, с каждого цветка желаешь иметь свою долю нектара?
      – Но, дорогая, ты ведь не просто так мне позвонила. Тебе от меня что-нибудь нужно, верно? И при этом ты не хочешь ничего мне платить...
      – Ты стал брать плату за беседу с друзьями? – нарочито ужаснулась я.
      – И всегда брал! – расхохотался Стас. – Правда, у каждого своя плата. У меня – биты информации.
      – Что же я могу дать тебе твоими битами?
      – Не скромничай. Не каждый день те, кого приглашает на работу мистер Забалуев, отказывают ему.
      Я почувствовала, как против воли краснею. Даже если в номере и не было скрытой камеры, то аналитик Григорьев все равно сделал нужные выводы, сопоставив разрозненные факты. Что же он еще знает?
      – Многое, – ответил он на мой невысказанный вопрос и добавил мягко: – Ну ладно, не стану больше доставать кроликов из шляпы. Тем более что тебе это неприятно. А как же ты хотела: чем выше поднимаешься по общественной лестнице, тем большему количеству людей внизу ты видна... Говори, зачем пришла?
      – Мой муж Евгений влип в нехорошую историю, – выпалила я.
      – Наслышан, – кивнул Стас. Но от комментариев воздержался.
      – Сейчас вроде бы все уладилось, но мне по-прежнему тревожно. Я не разобралась, как такое могло случиться, а потому все время настороже. А вдруг это повторится?
      Григорьев помолчал. Потом качнул головой, будто в ответ на какие-то свои мысли.
      – Я все-таки не металлург по образованию и в этом бизнесе не очень шарю, но если допустить, что все гораздо проще и лежит на поверхности... По крайней мере могу сказать тебе, что те, кто возит металл Евгению, составили с ним такой договор, в котором не оставили даже крохотной дырочки, куда в случае чего можно было бы юркнуть. Думаю, что договор у них даже драконовский – за день просрочки не просто пени, а процент на процент, так что им лучше платить за товар на неделю раньше, чем на день позже. В то же время твой Женя позволяет себе отдавать товар под реализацию, даже не озаботясь составлением каких-либо документов. Мол, они с Левой друзья...
      – С каким Левой?
      – С тем, что берет у него товар с базы. Подозреваю, что Лева мог еще не раз прокрутить свои деньги за металл, прежде чем отдавать их Евгению – халява, сэр! – если бы на него кое-кто не прикрикнул. Как и на тех, сверху, кто собирался содрать с Рагозина офигенный штраф. И после этого ты не пожелала осчастливить нашего металлического маэстро? Нехорошо, девушка!
      Внешне Стас был серьезен, но глаза его смеялись. Это меня успокоило. Значит, Григорьев не знает. Или знает, но не все.
      – И что я могу в этой ситуации сделать, как ты думаешь, а, Стас?
      – Запретить своему муженьку заниматься бизнесом, – теперь уже без улыбки сказал он, – а то в следующий раз влетит так, что мало не покажется! Он ведь кто у тебя, экономист? И кажется, неплохой... Но это вовсе не значит, что твоему Жене не противопоказано иметь свое дело. Он может неплохо получать на службе у кого-нибудь, кто имеет хватку, но в экономике не слишком шарит, понимаешь? А чтобы свой бизнес от чужих загребущих рук защищать, ему надо иметь, прости, дорогая, совсем другой характер... Мне и самому неприятно тебе об этом говорить, но какого черта он с металлом завязался? Тут столько посредников, ловчил, мошенников. Надо не только эту сферу досконально знать, но и уметь защищаться. А Евгений Рагозин...
      – Что – Евгений Рагозин?
      – Ну вот, заставляешь бочку катить на любимого супруга. Да, он знает, что такое хороший или плохой металл, откуда берется, сколько стоит, но этого мало, чтобы в таком бизнесе преуспевать... Посмеиваются над ним серьезные ребята... А он к тому же не хочет слушать добрых советов... Ах, как мне не нравится говорить неприятные вещи красивой женщине!
      Может, чего-то я и недопонимала, но одно уловила: я должна запретить Жене заниматься делом, которым он гордится. Которое сам создал... Неужели Стас думает, будто Женя меня послушает?
      Я вспомнила, как мужу удалось выбить участок под свою металлобазу, сколько очередей к кабинетам он отстоял, пока не оформил ее в свою собственность. У нас тогда было не очень много денег, и Женя не мог давать взятки юристам, которые, получив некоторую сумму баксов, оформили бы все в два счета.
      Свой бизнес Жене пришлось выходить своими ногами и даже строить своими руками. Имеется в виду склад металлобазы. В помощь себе он брал совсем уж дешевую рабочую силу. Тех, с кем можно было расплачиваться бутылками, которые он покупал по дешевке у кого-то из своих знакомых, имеющих подпольный водочный цех.
      Уже тогда он, окунувшись в эту несвежую атмосферу нечистых сделок и неправедных денег, тяжело переносил свое обретенное знание. Просто взять и уйти ему не хватило гордости. Получалось, ему не дано то, что другие делают играючи...
      В общем, если он не ушел тогда, в самом начале, то теперь сделает это вряд ли. Я так и сказала об этом Стасу:
      – А если он не согласится?
      – Значит, опять во что-нибудь влипнет. Хуже прежнего. И уже наш общий знакомый не станет вытаскивать его из дерьма.
      Я опять смутилась. Стас подходил все ближе и ближе к запретной теме, как будто незримая шашка стала свистеть уже прямо у меня над головой.
      – Ладно, не красней, – благодушно распорядился он, – для Забалуева это и не одолжение вовсе. Так, слегка пальцем пошевелить. После того, как ты так живописала читателям его светлый образ... Он тебе должен. Извини за нескромный вопрос: сколько ты получила за очерк?
      – Тысячу зеленых.
      – Да, твой шеф совсем оборзел.
      Я осторожно выдохнула. Значит, народ считает, что это – всего лишь услуга за услугу. Наверное, так смотрится мой очерк со стороны. Каждый понимает, что этот очерк – скрытая реклама. За такое большие деньги платят... Но они не знают, что Юрий Иннокентьевич заплатил как следует редактору, который лишь отщипнул мне кусочек... Или я чего-то не знаю?
      – Ты, конечно, не обижайся, – продолжал разглагольствовать Григорьев, – но твоего Рагозина я вполне представляю где-нибудь в кабинете, за письменным столом, а никак не в бизнесе. Наверное, из него получился бы хороший ученый. Правда, им сейчас совсем мало платят, но ведь это временно. Без науки мы далеко вперед не уйдем... Все равно рано или поздно ученые будут востребованы.
      Скорее всего поздно. И мой муж вряд ли согласится ждать.
      Я уже все поняла. Даже не вникая в тонкости отношений торговцев металлом. Но как добиться того, чтобы и Женя перестал упрямиться?
      Раньше, до своей металлобазы, мой муж занимался компьютерами. То есть он их ремонтировал, покупал бэушные компы, разбирал, собирал снова и продавал – у него были свои покупатели, потому что собранные им компьютеры Женя как бы ставил на собственную гарантию. И потом обслуживал их, если они давали какой-нибудь сбой.
      Как ни странно, этот мелкий бизнес давал вполне приличные доходы. У многих своих клиентов он считался чем-то вроде компьютерного доктора, и его вызывали, как «скорую помощь»... Но потом Жене стало тесно в этом маленьком компьютерном мирке...
      Думаю, и я кое в чем виновата. Когда он начал искать себе другое занятие, я не стала в его поиски вникать. Он встречался со своими старыми товарищами. Кто-то из них что-то ему советовал, но что это были за советы? Таких же, как он, мелких продавцов, которые хотели бы попасть куда-нибудь в большой бизнес, но у них не хватало пороху.
      Я ведь кое в чем была подкована даже больше, чем мой муж. Например, я знала, что, пусть и очень медленно, у нас восстанавливалась промышленность. Сгоряча закрытые прежде конструкторские бюро, разогнанные на рынки инженеры стали вновь требоваться то там, то тут. Теперь Женя мог бы найти себе именно инженерную работу вместо своего дурацкого металла!..
      То есть металл был здесь, конечно, ни при чем, но то, что мой муж переоценивал свои силы и думал, что всякий раз, когда он допустит очередную ошибку, будет приходить добрый дядя и разгонять руками тучи...
      У меня на мгновение мелькнула даже мысль: а не рассказать ли ему про то, как вдруг наладились его дела? Может, тогда легче будет уговорить его бросить бизнес, который не просто сложен, но и откровенно опасен?
      Нет, скорее всего он оскорбится и не простит мне вмешательства. Хотя, если на то пошло, я спасала не только его, но и свою семью, включая нашего маленького сына.

      Она себя плохо понимала, потому что былое ощущение ясности и простоты мира куда-то ушло. То есть, спроси Галю кто-нибудь, чего она хочет, пожалуй, и не нашлась бы что ответить. Одного она не хотела – возвращения Игоря. А в том, что это может произойти, она не сомневалась.
      До сего дня Галя никогда не могла сказать, будто она знает мужчин. Но с таким типом людей, как Игорь Бондарчук, ей приходилось сталкиваться. Он легко расставался как с вещами, так и с людьми. Просто бросал их и больше не вспоминал. Но если он видел это нечто – или некто, улыбнулась Галя – в чужих руках, ему тут же хотелось принадлежащее вернуть. Сосед спать не дает: хорошо живет!
      Может, ей форсировать отношения с Сергеем? Ведь, пока он как бы стоит в стороне, она перед Игорем беззащитна.
      Она скажет Сергею, чтобы перешел к ней жить, вот что!
      Галя понимала, что своим решением обижает Сергея, которого мысленно назначила на роль «клина». Тем более что после проведенной с ним ночи поняла, что он ей приятен и она до конца жизни вполне могла бы пролежать на его плече, получая от этого тихую радость...
      Вот, опять! Значит, с Сергеем тихая радость, а с Игорем – бурная? Хоть бы поскорее все успокоилось! Хоть бы Игорь забыл ее раз и навсегда и больше не пытался вернуть!
      Сергей не подозревал о ее метаниях. Наверное, ему было бы не слишком приятно узнать, что она боится саму себя. Боится, что не устоит и сбежит к тому, к кому сбегать нельзя!
      Сегодня утром, провожая его до двери, она сказала совсем не то, что должна была бы:
      – Сережа, а ведь я до сих пор так и не видела твою машину.
      – Да, как-то получается, что до твоего дома я иду пешком – около вашего двора ее негде поставить, – согласился он. – Но вот освобожусь немного, и поедем мы с тобой куда-нибудь на природу. В горы или на речку... Представляешь, как назло, столько заказов навалили. Приходится работать и в выходные. Хозяин хорошо платит, ничего не могу сказать, но когда-то же надо и отдыхать... – Он любовно задержал на Гале взгляд и сказал, обнимая ее неожиданно крепко, словно хотел напомнить... Нет, словно хотел, чтобы она помнила подольше эту первую ночь и не отводила глаза в сторону, когда он смотрит на нее: – До встречи, куколка!
      Она чувствовала себя так, будто обманывала его, хотя ни от одного слова, сказанного ему ночью, Галя бы не отказалась.
      Пожалуй, она была нечестной с Сергеем лишь в одном – все время вспоминала Игоря. И хотя Галя нарочно называла его ласки и повадки привычными, отработанными, но поневоле о них помнила. И сравнивала. Сергей был чем-то хуже его? Нет, не хуже. Тогда отчего этот проклятый Игорь не желал выходить у нее из головы?!
      Как ангина – привяжется и не уходит раньше чем через неделю. Значит, Гале нужно всего лишь время: переболеть и привыкнуть к Сереже... Но Игорь! Что ему было нужно, почему он тащил ее из зала, приговаривая: «Выйдем, поговорим!» Что он мог бы ей сказать?
      А эта рыжая, насквозь фальшивая баба, вся в бриллиантах. Проходя мимо Гали, она прошипела: «Мерзавка!» Надо же, слово какое откопала. Сейчас так уже никто и не говорит. Наверное, она просто старая. Старше Игоря...
      И в чем она, рыжая эта, упрекала Галю? В том, что она не хочет выходить и говорить? Другая бы радовалась, что соперница ее любимого от себя отталкивает, а эта... У нее сознание тоже помрачено, объяснила себе Галя. Она так влюблена в Игоря, что не замечает его недостатков. Все, что он ни делает, можно оправдать. Виноваты все, кроме него! И ведь рыжая не молоденькая девушка. Неужели и такие опытные, пожившие женщины могут влюбляться, как молодые?
      Но сколько лет самому Игорю? Как ни странно, Галя об этом не знала. Он сам не говорил, а она считала ниже своего достоинства лазить по его карманам и смотреть в документы. Вернее, однажды она спросила:
      – Игорь, а сколько тебе лет?
      – Намного больше, чем тебе, маленькая! – отшутился он. И добавил: – Какая разница? Ты же с человеком в постель ложишься, а не с его возрастом.
      Шутка показалась ей не слишком умной. Галя сама свой возраст никогда не скрывала и думала: от того, что ты скрываешь, сколько тебе лет, моложе не станешь.
      – Вот доживешь ты лет до сорока, тогда и поймешь, что цифра возраста в отношении тебя – дело относительное, – проговорил Игорь, заметив ее недоумение.
      Так что, вполне возможно, спутница Игоря была всего лишь его ровесницей.
      Но что-то общее было между Галей и этой женщиной. Чисто внешне. Вот. Цвет волос. Наверное, Игорю нравятся рыжеволосые женщины. У кого-то из писателей она читала книгу... там еще подбирали рыжих людей для какого-то дела...
      Такой сумбур царил у Гали в мыслях, что, если бы она захотела его записать, вышла бы какая-то каша. Игорь – Сергей. Сергей – Игорь. В какой-то момент, от слабости, что ли, она даже подумала: хорошо бы сейчас у нее никого не было. Совсем никого. Чтобы начать жизнь с чистого листа. Никому ничего не объяснять. Ни перед кем не оправдываться. Ни на кого не оглядываться... Да ее просто достали! Но потом она объяснила себе свой взрыв обычной усталостью.
      В отличие от Игоря Сергей был человек пунктуальный и обязательный. Он позвонил Гале ровно в половине седьмого – она сказала ему, что в это время бывает дома, – и виновато проговорил:
      – Понимаешь, куколка, шеф попросил срочно сделать машину одному из наших клиентов. Я хотел сходить с тобой в цирк – ты давно была в цирке? – но придется допоздна работать. Давай я тебе завтра в обед на работу звякну, и мы обо всем договоримся.
      – Давай, – согласилась Галя.
      Ласковый голос Сергея прямо из трубки обдал ее теплом. Наверное, Игорь ее избаловал своими страстями. Вернее, не страстями, нет, он всегда был железобетонно спокоен, своей непредсказуемостью, тем, что заставлял ее волноваться, страдать, удивляться, ахать от восторга. Когда он приносил ей те самые букеты цветов...
      С Сережей было куда проще. И может... скучнее?
      Просто глупость какая-то! Сейчас она договорится до того, что женщине для счастья нужен постоянный стресс.
      Лучше всего было заняться каким-нибудь делом, и она решила протереть хрусталь, стоявший у нее на подвесной полке со стеклом, как раз в кухне. Заодно можно почистить плиту... Словом, дело в своем доме всегда можно найти.
      Едва она так подумала, как зазвонил телефон.
      – Подружка, гостей принимаешь? – весело спросила ее Светка.
      Вообще с ней в жизнь Гали постоянно входило беспокойство, но не станешь же из-за этого не пускать в свой дом старую подругу.
      – Принимаю, – отозвалась она. – Опять не одна, что ли?
      – Угадала, – довольно засмеялась Светка. И, помедлив, будто кто-то заставлял ее повторять чужие слова, спросила: – А ты одна?
      – Одна... Но ты не сказала, с кем придешь.
      – Сюрприз! – кокетливо сказала Светка и отключилась.
      Почему-то у Гали екнуло сердце. Она подумала: «А вдруг...» Но ее подруга вряд ли пойдет на то, чтобы мирить ее с Игорем. В конце концов, он ведь ушел из поклонников Светы в любовники к Гале, а Светлана не из тех, кто такие обиды прощает.
      Да и можно ли на сто процентов быть уверенной в том, что между Игорем и Светой ничего не было?.. Какая мерзопакость – представлять себе такое и вообще спокойно рассуждать о переходе любовника из одних рук в другие.
      И уж если на то пошло, Игорь ничей. Свободный человек. С кем хочет, с тем и трахается!
      Галя вдруг поймала себя на том, что это с приходом Игоря в ее жизнь она стала употреблять такие слова и понятия, какие прежде старалась обходить не только в речи, но и в жизни. Вот в чем дело: Сережа – человек из той Галиной жизни, в которой все было просто и понятно, где не было грязи и пошлости, несмотря на то что ее муж оказался пьяницей. Но это ведь болезнь, и ничем другим, кроме своего пристрастия к спиртному, Генка ее не обижал. Там, в ее первом браке, было все как положено. Ясно, что делать и как.
      Теперь же... Что она наговорила своей сестре! Будто бы после звонка пресловутой Раи она дала Игорю возможность выбирать! Значит, ей понравилось жить в грязи? В этих вязких липких отношениях, когда мужчина нагло обманывает женщину, а она знает об этом и молчит?!
      В этой жизни, с которой соприкоснулась Галя, парень не спешил жениться на девушке. И то, что он с ней жил не регистрируясь, вовсе ни о чем не говорило. Пожили и разошлись. Никто никому не должен. Даже Генка, у которого от алкоголя мозги клонились набекрень, и то стал спать с Галей только после того, как они подали заявление в загс...
      Но разве нравилась Гале нынешняя жизнь? Она с ней мирилась и позволяла другим людям тянуть ее в эту неправильную, но чем-то притягательную жизнь!.. Опять она противоречит самой себе. Сережа – вот он, тот, с которым все сложится так, как надо.
      Тут в ее дверь постучали. Галя открыла и убедилась, что сбылись ее самые худшие подозрения – или тайные надежды? Светлана таки пришла к ней со Славиком и с Игорем. Уж не считает ли она, что во второй раз играет роль Галиной судьбы? Опять те же и опять ей предоставляется выбор?
      Глупости, конечно, но в ее смятенном мозгу сейчас чего только не варилось!
      Игорь поздоровался с Галей как ни в чем не бывало, протянул роскошный букет и сказал:
      – С праздником!
      Какие праздники есть в августе? Вроде День строителя. Но прошел он или еще будет, она не помнила.
      – С каким? – спросила Галя, стараясь справиться с волнением; ее просто кинуло в дрожь, так что она даже с трудом говорила. Не хотелось выглядеть перед ним такой уж жалкой.
      – С праздником воссоединения, – проговорил он и нежно ей улыбнулся.
      Как ни странно, именно эта показная нежность привела ее в себя. Нужно быть начеку, сказала себе Галя, кто его знает, этого Бондарчука? Может, он пришел ей отомстить. За что? За то, что попыталась его забыть!
      Слава тоже поцеловал ей руку и вручил бутылку шампанского. При этом он взглянул на Галю с каким-то особым интересом. Словно он знал о ней нечто, о чем прежде не догадывался. Он даже нарочно замешкался подле нее, как бы давая понять: вот, мол, я тут, добрый, хороший, зачем ты выбрала этого кота, я же лучше!
      Это она уже произносила монологи за присутствующих.
      Но ничего не оставалось делать, и Галя привычно захлопотала на кухне, и так же привычно рядом с ней встал Игорь, почти без слов забирая у нее из рук то сыр, то колбасу, и резал сам тут же подточенным ножом.
      Дежа-вю! Или уж понятнее: дурдом, да и только!
      Казалось бы, пришел Игорь, мысли о котором не давали ей покоя все это время, а она вдруг стала думать о Сергее. Теперь у нее постоянный парень, серьезные отношения, и принимать в гостях бывшего любовника просто непорядочно. Он ведь небось пришел не просто так, с явным намерением остаться.
      Она взглянула исподлобья на Игоря, как бы проверяя свое предположение, – он смотрел на нее с усмешкой. Видел, должно быть, ее метания и считал, что ей все равно некуда деться.
      Между тем Славик развил бурную деятельность. Он прошел в угол, где стоял ее скромный китайский музыкальный центр, и стал рассматривать стоявшие на столе немногие диски. Затем поставил один из них, с танцевальной музыкой, и подошел к сидящей Гале:
      – Пойдем потанцуем?
      Она поднялась и перехватила вначале вопросительный, а потом и одобрительный взгляд Светки. Подруга, видимо, хотела сказать, что теперь Галя может попробовать закадрить Славика и она за это вовсе не обидится. Ну да, они ведь давно не виделись, и Светлана не знает, что у Гали появился Сергей.
      – Ты мне нравишься, – между тем шепнул ей на ухо Слава, – и домик твой нравится. Знаешь, так и кажется, что он сюда откуда-то перенесен. Из другого времени. Коту все равно, он же солдафон, не понимает...
      – Какому коту? – нарочно удивилась Галя.
      – Бондарчуку, конечно!
      Вот как, не только Светлана называет Игоря котярой, сослуживцы определяют в нем ту же породу. Как тут быть? То есть в любом случае Галя возобновлять отношения с Игорем не хотела, но и сказать ему о том не решалась. Он ведь мог ей ответить, что пришел в гости вовсе не за этим, а по старой дружбе. Посидеть, вина попить, музыку послушать...
      В конце концов она решила: пусть все идет как идет, а в нужный момент она и вмешается. Пока Галя так рассуждала, при этом делая вид, что слушает Славика, Игорь поднялся с кресла и решительно отодвинул от нее товарища.
      – Ну хватит, Светочка, между прочим, тоже хочет потанцевать.
      От возмущения такой наглостью Славик даже не сообразил сказать, что со Светой мог бы потанцевать сам Игорь. Но видимо, в их дружеской паре Игорь был более сильной стороной, потому Слава уступил ему право танцевать с Галей безропотно. Она усмехнулась: и это при том, что он еще не получил ее отказа. А если бы Галя согласилась, он что же, отдавал бы ее другу напрокат?
      – Я по тебе соскучился, – сказал Игорь, собственническим жестом прижимая ее к себе, – а ты?
      – И я тоже, – к своему ужасу, пролепетала Галя; как же так, еще ничего не случилось, еще только он положил руку на ее спину, а она уже готова?
      Ею овладела самая настоящая паника. Она напоминала себе муху, которая запуталась в паутине, бьется, стараясь из нее вырваться, но только еще больше запутывается.
      Но муха – это безмозглое существо, только инстинкты, а Галя... Неужели у нее нет элементарной гордости?
      – Прости, я больше не хочу танцевать, – сказала она и осторожно высвободилась из его рук.
      Осторожно, потому что не хотела его злить и этой злости сопротивляться. Не то чтобы она очень уж дорожила мнением Светланы или Славы, но при них ее унижение было бы слишком явным.
      Он сделал вид, будто не заметил ее отстраненности. Танцевать больше не пытался, но за столом сидел с Галей рядом, прижимая ее горячим боком к стене. Как известно, в кукольном домике особенно не разбежишься.
      Поев-попив, они в четыре руки все убрали со стола и сели играть в карты, в подкидного дурака. Пара на пару. Так получилось, что она стала играть со Славой, а Света – с Игорем.
      Как ни странно, эта невинная игра словно высветила изменившееся отношение Светки к Игорю. По крайней мере по прежним рассказам подруги Галя могла представить себе, как он был ей безразличен, как она посмеивалась над его посещениями – в гости якобы Игорь ходил только как друг, но всегда при этом поедал ее глазами, а тот Миша, которого Светка любила, мог бы узнать, если между ними что-нибудь случилось бы...
      – Игореша, сделаем их! – интимно говорила она, интимно же касаясь его руки и заглядывая в глаза.
      Непонятно было, назло Гале, что ли? Может, Игорь уверил ее, что совсем не интересуется ею. Тогда чего они вообще заявились? Разве Галя их звала? Тем не менее поведение Светланы ей было неприятно. Возможно, она даже ревновала, но как-то отстраненно. Мысленно Галя повторяла себе: «Делайте что хотите, а у меня есть Сережа. Конечно, о любви между нами говорить рановато, но в том, что он не сделает ничего такого, что было бы мне неприятно, я уверена!»
      Славик, видимо, тоже почувствовал себя в этой ситуации не слишком уютно. Он не мог понять, как себя вести. Если Игорь и Светлана – пара, то тогда оказывалась свободной Галя. Но он помнил, как кинулся на него Игорь, оттаскивая от нее...
      – Ты бы уже выбрал наконец, Бондарчук, – сказал он вроде бы в шутку, – а то все норовишь сидеть на двух стульях.
      И хотя он говорил это другу, но смотрел на Галю, и она, смутившись, покраснела. Как будто хоть чем-то поощряла его Бондарчука!
      – Света пошла к тебе, – напомнила она ему. Про карты, конечно.
      – Ну ладно, хватит! – скомандовал через полчаса Игорь. – Завтра, между прочим, рабочий день. Пора и по домам.
      – А где у тебя сегодня дом? – ехидно осведомился Славик.
      – Я мог бы и не отвечать. – Игорь вальяжно откинулся в кресле. Между прочим, в Галином кресле! – Но если тебя интересует мое сиюминутное действие, то я задержусь здесь: мне надо поговорить с Галчонком.
      Она, конечно, предполагала нечто подобное, но то, что он не станет спрашивать ее согласия на какой-то там разговор, ее возмутило.
      – Никто у меня не останется, – сухо проговорила Галя, подбадриваемая Светкиным взглядом, – я считаю, что вести разговоры в такое время поздно. Давай поговорим как-нибудь среди дня.
      – Брось, не капризничай, – насмешливо сказал Игорь и взял ее за локоть, – мы же с тобой не чужие друг другу люди. Какие могут быть церемонии? Ляжешь чуть попозже, ничего, днем доспишь.
      Он почти вытолкал из ее дома Светку со Славой. Тот, раздраженный, даже вышел первым, забыв пропустить женщину вперед.
      – Пока, – медленно проговорила Светка, стоя в дверях и нарочно призывно изгибаясь. – Совет да любовь!
      В ее устах эта фраза прозвучала как оскорбление. Игорь быстро захлопнул дверь, закрыл ее на засов и взглянул на Галю.
      – Пошли?
      Это и весь разговор? Она отступила назад, когда он протянул к ней руки, но Игорь был готов к сопротивлению. Потому без дальнейших слов схватил ее за руку и потащил за собой.
      На пороге спальни Галя попробовала еще раз упереться, но он насмешливо изогнул бровь.
      – Хочешь прямо здесь, на полу?
      На полу она не захотела и потому покорно поплелась за ним, как жертвенная овца.

      Я брала интервью у известного в крае писателя. Газета поручила мне написать о нем подробный очерк. Главный планировал даже разворот – писателю исполнялось 70 лет, он был признанным, официальным, из тех, кого обязательно поздравляет и мэр города, и губернатор края. К нему в такие вот особо торжественные дни приезжают писатели из Москвы – в общем, создается повод для почти народного гулянья.
      Писатель отнесся ко мне доброжелательно, и это сразу подняло настроение. Мне все еще помнилось задание редакции взять интервью у нашего кубанского поэта, который по количеству «звезд на погонах» – в смысле, государственных наград и отличий – существенно отличался от писателя, но был не в пример капризнее и заносчивее моего нынешнего героя и измотал мне нервы, прежде чем удалось из него хоть что-то вытянуть.
      Все ему казалось, что народ, а в особенности государство не оценило по достоинству его заслуги, всячески затирали. Коллеги завидовали, а продажные издатели упорно не печатали...
      Впрочем, я, кажется, преждевременно расслабилась. Решила, что у моего интервьюируемого вполне современное мышление и мы сразу найдем с ним общий язык.
      – Все теперь не так, как прежде, – печально качал головой писатель. – Раньше я мог поехать в любую точку страны, объездил многие страны мира, а теперь, чтобы съездить к моему собрату в Сибирь, не имею денег...
      – Ну, сейчас для этого у многих нет денег, – заметила я, но при этом понимала его ностальгию по прошедшему времени.
      – Это дерьмократы украли у нас будущее, – продолжал вздыхать он.
      Я его понимала, но в таком тоне мы говорили между собой, на кухне, сравнивая, что было тогда, а что теперь. Писателю-символу, как мне казалось, следовало посмотреть на происходящее несколько другим взглядом. Или из другой точки. Может, сверху, а не из-под стола...
      Прежде писатели, состоящие в своем профессиональном союзе, и вправду пользовались многими льготами, включая всякие дома творчества, путевка в которые стоила сущие копейки, а то и вовсе доставалась даром. Некоторые избранные могли жить в таких санаториях по полгода и писать свои нетленки.
      Я поймала себя на том, что уже чуть ли не злорадствую: не все коту масленица! – и поспешила перевести разговор на темы более приземленные. Например, о его отношении к слабому полу.
      – Я не люблю женщин энергичных, шумных, – жаловался он, – мне куда милей женщины прошлого, тихие, скромные... Румянец на щеках, робко опущенные глаза...
      Усмехнувшись про себя, я подумала, что вздумай какая-нибудь из молодых женщин завлечь писателя, это получилось бы у нее на раз. По-моему, нет ничего проще, чем изображать скромницу-прелестницу. Для этого вообще не надо прилагать никаких усилий. Опусти глазки долу и думай о чем-нибудь своем, а он пусть журчит тебе о своих высоких материях. Главное – в нужный момент взглядывать на него, наивно похлопывая ресницами.
      Вот если бы ему понадобилась женщина по-африкански страстная, там пришлось бы куда больше стараться.
      – А как вы относитесь к любви? – спросила я его.
      Мне казалось, что в любви он романтик, долгие ухаживания, путь, усыпанный розами, прогулки при луне.
      – Любовь я представляю себе так: вспышка страсти, а потом – друзья.
      Я чуть со стула не свалилась. Так он представляет себе чувство, в основе которого лежит человеческая жизнь? Но вспышка страсти может быть всего лишь... инстинктом продолжения рода. И что же получается, прославленный писатель просто ни разу в жизни не испытывал любви?
      Как всегда, я категорична. Может, для него любовь – это нечто настолько интимное, что для нее он не придумал слов. Говорит мне так нарочно, чтобы я отстала. Но спорить не хотелось. Глупо. В конце концов, что у нас, интервью или диспут на темы любви и дружбы?
      Как ни странно, писатель чем-то напомнил мою бабушку и ее подруг, которые успели постареть к тому моменту, как у нас в стране «появился секс».
      Она работала с подругами в бухгалтерии научно-исследовательского института, была в коллективе моложе всех – ее звали просто Варенька, в то время как всех остальных уже по имени-отчеству.
      Все три ее подруги в разное время сообщили бабушке, что так и не узнали, что такое оргазм, и теперь только ахали при виде журналов эротического содержания.
      То есть в самом начале перестройки сознания они могли еще успеть. Что-то попробовать, что-то на личном примере выяснить, но увы... Слишком крепко сидело в них целомудренное советское воспитание, отраженное в их альбомах и дневниках категорическим: «Не давай поцелуя без любви!»
      Конечно, признавалась бабушка, давали, чего уж там! И даже замуж выходили не за любимых, а за тех, кто позвал. Слишком уж маленький выбор представлялся женщинам, когда с фронта вернулось так мало мужчин. Прорваться могли разве уж самые молоденькие. И они прорывались...
      Но ведь писатель был именно мужчиной из того меньшинства.
      Нет, я ни в коем случае не протестовала против целомудрия, но, к сожалению, оно очень часто шло рука об руку с элементарным ханжеством.
      Интервью я по возможности причесала, отнесла на подпись к мэтру и сочла свое задание выполненным.
      Казалось бы, какое отношение могло иметь оно к моей жизни? Но почему-то не шла из головы всего лишь эта одна фраза насчет взрыва, после которого ничего нет. Словно она послужила паролем для отворения моего личного сейфа, где бурлили и клубились всевозможные страсти.
      Первым делом мне в голову пришла мысль: а интересно, как понимает любовь Юрий Забалуев? Может, для него тоже за взрывом ничего не следует. В какой-то момент я даже расслабилась и подумала, что могла бы поинтересоваться у него об этом лично... Но тут же я стукнула себя по голове: молчать! Почему начато обсуждение запретной темы? Как я могла думать о постороннем женатом мужчине, когда у меня есть своя семья, в которой, несмотря на все мои старания, далеко не все ладно.
      Лучше было бы мне вспомнить о своем муже, с которым я вчера впервые поссорилась так серьезно с тех пор, как мы не то чтобы поженились, а вообще познакомились.
      И все потому, что я таки осмелилась заговорить с Женей о его бизнесе. Но, видать, неправильно выбрала время. На мой вопрос, может ли он поменять свой бизнес на что-нибудь менее опасное, муж не просто разозлился, взорвался!
      – Не дождетесь! – заорал он, вскакивая с табуретки на кухне, где наша маленькая семья ужинала.
      Бедный Тошка со страху даже ложку уронил – он не привык к крикам отца. Мы вообще, даже в минуты размолвок, никогда друг на друга не орали.
      – И ты туда же! Ну я понимаю, такие советы могут давать враги, но чтобы ты, моя жена!..
      «И ты, брутто», – сказало нетто. Мне захотелось глупо захихикать, потому что эти крики отдавали театральностью.
      – И кто тебе дал такой же совет? – холодно поинтересовалась я.
      Женя тотчас пришел в себя, сел на место и схватился за вилку.
      – Да твой распрекрасный Забалуев, кто же еще! – буркнул он, отправляя в рот очередную порцию макарон по-флотски, любимого всей нашей семьей блюда.
      – И почему же это он мой? – нахально поинтересовалась я; если мой муж что-то узнал о моем грехе, не промолчит, а если говорит так, чтобы меня задеть, самое время возмутиться...
      – Ну, это же к нему ты собиралась идти работать!
      – Но ведь не пошла... И чем он свое предложение мотивировал?
      – Чем, чем, все тем же! Я обратился к нему за советом. Как к маэстро нашего дела. А он говорит: может, вы хотите продать свою базу, я слышал, за нее предлагают очень хорошие деньги.
      – А ты?
      – А что – я? Я спросил, и где мне в таком случае работать?
      – А он?
      Я понимала, что, будто ребенок, пристаю к нему с дурацкими вопросами, но не могла остановиться.
      – Предложил мне идти работать к нему. Главным экономистом.
      Я ахнула: да о таком месте небось мечтает любой экономист.
      – И ты не согласился?
      – Конечно. У меня есть свой бизнес. И мне не нужны подачки от крутых дядек!
      Недаром говорят, что всякому человеку в жизни представляется хотя бы один шанс изменить неудавшуюся жизнь или исправить роковую ошибку, но мало кто этот шанс использует.
      Как было бы здорово, уйди Женя под крыло к Забалуеву. Никто не посмел бы ему угрожать, мы могли бы жить достаточно обеспеченно и в то же время спокойно, но нет! Его, видите ли, оскорбляет, что кто-то – пусть и маэстро! – может усомниться в его способностях бизнесмена! Конечно, лучше воевать со всем светом, чем сесть и подумать.
      Нет, подумать он не хотел. Он хотел с Забалуевым разговаривать на равных, но даже мне, мало смыслящей в их деле, было ясно, что равным Забалуеву мой Женя никогда не станет. Не потому, что он глупее, а потому, что Забалуев сидит на своем месте, а мой муж – нет.
      Я не видела в этом ничего постыдного. Например, хоть и говорят, что я – чуть ли не золотое перо, я никогда не буду писать так, как моя любимая журналистка Чаковская. Не буду, и все, не дал Бог. То есть если у меня и была его искра, то у Чаковской полыхал костер!
      К сожалению, не могут все быть гениями. Что ж мечтать о несбыточном.
      Да, если бы каждый из нас просто делал свое дело хорошо, трудно и представить, где бы мы сейчас были!
      Слова, слова...
      Я смотрела на замкнутое лицо Жени, и мне хотелось как следует врезать ему по шее. Уже и меня причислил к врагам?
      – Все, я молчу! Смотри сам, тебе видней, – сказала я, нарезая купленный к чаю маковый рулет. – Извини, что я нечаянно наступила на твою любимую мозоль.
      Тошка засмеялся.
      – Папа, у тебя есть мозоль? А что такое мозоль?
      Глядя на него, засмеялся Женя.
      – Мама шутит, сынок!
      Но мама не шутила. Впрочем, чему я удивляюсь? Разве не предвидела я такую реакцию мужа? Да и кто бы на его месте согласился оставить бизнес, каковой он считал вполне успешным. Ведь он сам, своими руками и мозгами, создал его с нуля! А то, что случилось... Ну, с кем не бывает!
      В момент возникшие между нами натянутые отношения быстро рассеялись. Благодаря сыну Анатолию. Такой маленький ребенок, он уже понимал, что между родителями пробежала черная кошка, и изо всех своих детских сил старался помирить нас, чтобы опять, как прежде, чувствовать себя безмятежно счастливым.
      – Ты прости меня, – сказала я Жене, когда мы с ним вместе стали купать перед сном и укладывать сына. – Но я просто за тебя волнуюсь. Мне говорили, металлический бизнес не менее криминальный, чем, к примеру, алмазный...
      – Ну ты и сравнила! – теперь уже довольно рассмеялся муж; надо думать, от понимания моего страха – ему льстило, что жена так переживает, в то время как он держит руку на пульсе и вполне владеет ситуацией. Он в момент меня простил. И, как считал, понял. – Все будет хорошо, вот увидишь. Это всего лишь временные непонятки. Разберемся. Я – такая маленькая «металлическая» рыбка, что вряд ли могу угрожать акулам бизнеса вроде твоего Забалуева.
      Опять моего! Правда, на этот раз и вовсе благодушно. Но у меня все равно сердце кольнуло. Знает кошка, чье мясо съела! Я больше не стала пенять Жене на то, что Забалуев вовсе не мой. Не будем заострять внимание на этом предмете.
      Вечер у нас закончился прекрасно. Уложив сына, мы немного посидели перед телевизором. Обнявшись. А потом Женя посмотрел мне в глаза и спросил со значением:
      – Пойдем?
      – Пойдем, – согласилась я. Мы любили друг друга так нежно и трепетно, словно нам предстояла долгая разлука. Потом Женя лежал рядом и вглядывался в мое лицо.
      – Знала бы ты, Елочка, как я тебя люблю! – сказал он тихо, и у меня отчего-то сжалось сердце.
      Я придвинулась к нему и крепко обняла.
      – Ну почему у тебя в голосе такая печаль, как будто мы расстаемся? – нарочно весело проговорила я.
      – Не обращай внимания, – откликнулся он, – чего-то вдруг накатило. Даже подумал, а так ли уж ты не права? Может, и в самом деле продать свой бизнес, пока есть кому, и работать под чьей-нибудь сильной рукой, ни о чем не беспокоясь. За приличный оклад. Я ведь неплохой специалист...
      – Говорят, ты очень хороший специалист...
      – Кто говорит? – лениво поинтересовался он.
      – Ходят слухи в наших журналистских кругах, – туманно пробормотала я.
      – Уж не моя ли жена их распускает? – улыбнулся Женя.
      Почувствовав, что дело все же сдвинулось с мертвой точки, я решила ковать железо, пока горячо.
      – Представь, как сразу изменилась бы наша жизнь, – шептала я, точно кто-то мог меня подслушать. Не выдержала все-таки, хотя и дала слово больше эту тему не поднимать. – Тебе больше никто не станет угрожать, брать за горло, ставить на счетчик... Я не буду говорить Костику или Ахмету, что тебя нет дома, и слушать угрозы в твой адрес...
      – Подумаешь, угрозы! – фыркнул он. – Все это рассчитано на слабака. Они надеются, что я испугаюсь и сложу лапки... И продам свою базу за бесценок. Знаешь, сколько желающих у нас навариться за чужой счет?
      – Все-таки это опасно – не иметь никакой защиты, – пробормотала я, почувствовав, что мой муж все равно не готов пока расстаться со своей собственностью, даже если ему предложат за нее хорошие деньги.
      Это были всего лишь мысли вслух. Он перебирал варианты, особенно ни на одном не останавливаясь.
      – Считаешь, что эти парни вовсе не опасны?
      – Опасны, еще как...
      Я опять испугалась. Да что же это мой муж так легкомыслен! Неужели он не думает о нас с сыном, а всего лишь по-мальчишески дразнит бандитов, без которых более-менее серьезный бизнес не обходится, как киты без рыб-прилипал?!
      – Неужели они и Забалуеву угрожают? – вдруг вырвалось у меня.
      Женя снисходительно рассмеялся.
      – Забалуев – тот самый слон, который не станет обращать внимание на всяких там подзаборных мосек. Знаешь, кто у него в дружбанах?
      – Кто? – спросила я, впрочем, уже сама догадываясь.
      – Витя-боксер!
      Витя со скромной фамилией Бабушкин в свое время занимался боксом, выполнил норму мастера спорта и занял второе место на краевых соревнованиях по боксу среди юниоров.
      Вернувшись из армии, бокс он забросил, а стал заниматься совсем другими видами спорта, как то: проникновение в жилище через форточки и плохо запертые двери, лазание по пожарной лестнице, бег по пересеченной местности в гонке преследования, а также стал проявлять иные способности в криминальных забавах.
      Какие отношения связывали его с Забалуевым, никто не знал. Возможно, когда-то сойдясь в чьей-нибудь компании или на полосе препятствий, они заключили между собой пакт о ненападении. Или объединились в союз, к примеру, любителей зеленых насаждений, радетелей чистоты города. Как бы то ни было, имена Забалуева и Вити-боксера часто произносили вместе, и когда те или иные неприятности для каждого из них благополучно разрешались, горожане почему-то были уверены, что одному из них в этом помог другой.
      С некоторых пор мне неприятно было думать о том, что Забалуева связывает с Витей какое-то преступление, хотя, казалось бы, есть ли мне до этого дело? Не о чем мне больше думать, что ли? Пусть его жена о нем волнуется!
      – Надеюсь, тебя с Витей-боксером ничего не связывает, – нервно хохотнула я.
      – Надейся, – в тон мне ответил супруг.
      Такого прежде никогда между нами не было. Чтобы после секса наши отношения потеплели лишь на несколько минут...
      Обычно, обнявшись, мы засыпали или говорили о чем-нибудь, не размыкая объятий, и наши мнения на любой предмет или событие совпадали до мелочей. Теперь же мы подшучивали друг над другом с примесью ехидства, спорили и даже раздражались.
      Но я была по-прежнему уверена, что Женя о моей измене не догадывается, тогда что же разрушает наши такие гармоничные прежде отношения?
      А что, если ему по-прежнему угрожает опасность? Вряд ли Забалуев так уж вникал в бизнес Жени. Он убрал раздражение поверхностное, а настоящая «болезнь» затаилась глубоко внутри...
      От нехорошего предчувствия мне стало зябко, но мой муж опять ничего не почувствовал, хотя в другое время он сразу заметил бы, что мое тело сотрясает дрожь.
      Я вдруг подумала, что счастье и покой нельзя купить ценой предательства, в какой бы форме оно ни проявлялось. Но что мне оставалось делать? Разве это была не единственная возможность спасти мужа, а с ним и наш брак?
      Рассуждая таким образом, я понимала, что в этой правильной на вид философии имеется все же некое слабое звено, но старалась о нем не думать. Что сделано, то сделано.

      У кровати она остановилась, все еще будто сомнамбула, и, встряхнувшись, сказала:
      – Я не хочу.
      – Хочешь, – настойчиво сказал Игорь, толкая ее в сторону кровати.
      – Не хочу! – выкрикнула Галя, сбрасывая руку, которой он взял ее за грудь.
      Игорь развернул ее лицом к себе и, глядя на нее в упор, стал снимать с Гали колготки. Но, увидев, как ее глаза наполняются слезами, просто толкнул на кровать, содрал их – Галя слышала, как они рвутся, – и, уже без всякой там нежности и прелюдии, просто навалился на нее, с силой разводя ноги.
      – С вами помогает только один разговор! – зло пробурчал он.
      Это ее не просто обидело, – оскорбило! Во-первых, Галя никогда не считала, будто сексом можно решать все проблемы. И вообще ее не тянуло им заниматься – она обычно уступала желаниям мужчины. Разве что с Сережей у нее получилось наоборот.
      И после того, как Игорь содрал с нее одежду, Галя продолжала сопротивляться, но все равно не смогла его одолеть – слишком неравными были силы.
      Хотела ли она секса с Игорем? Нет, не хотела. И сопротивлялась она не из кокетства или там из принципа, а оттого, что он обращался с ней как продажной девкой. Не обращая внимания на ее чувства и желания.
      Да, она сдалась. Скорее от усталости. Глупо получалось – эта их борьба могла бы рассмешить человека, знакомого с их прежними отношениями.
      Если бы он поступил как-то по-другому, что-то прошептал, поцеловал-погладил, она бы сдалась без борьбы. В ней еще свежи были воспоминания. Но Игорь предпочел силу. Однако так Галю нельзя было сломить – только ожесточить.
      Потому и секс между ними получился односторонний. Галя в нем не участвовала. Своими чувствами. И не испытала никаких приятных ощущений, хотя она слышала, будто некоторые женщины получают от насилия удовольствие.
      Ей было обидно. И стыдно. Она не должна была такого допускать! Хотя, спроси ее кто-нибудь, что для этого надо было сделать, она бы не нашлась что ответить.
      После близости Игорь почти сразу же уснул, впрочем, не выпуская ее из рук. И даже голову на свое плечо пристроил так, словно она была не живой женщиной, а резиновой куклой.
      Галя лежала, не в силах сомкнуть глаз, – только что она пережила потрясение. Никогда прежде она не подвергалась насилию, ни физическому, ни моральному. Ее в детстве даже никогда не били.
      Галя лежала, слезы струились по щекам, и она, не имея возможности пошевелиться, чтобы не разбудить Игоря, могла лишь слизывать их языком.
      Только она сама виновата, что с ней так обошлись. Разве нельзя было сразу закрыть перед ними дверь?!
      Надо было вообще сказать Светке, что она не одна. Почему ей это не пришло в голову? Что ей важнее: обиделась бы Светка или не обиделась или то, как она теперь будет смотреть в глаза Сереже?!
      Если бы Светлана сразу сказала, что с ней придет и Игорь, Галя могла бы уже тогда отказаться их принять. Но Светка ее предупредить не захотела. Да она же просто предала Галю! Наверняка это Игорь посоветовал ей не говорить, что он тоже придет. А Галя... Ведь подумала, что может с ними прийти Игорь, но не стала ничего предпринимать, вот и оказалась в такой ситуации, за которую стыдно даже перед самой собой.
      Как он посмел! Кто он такой, этот Игорь, что он думает, будто теперь сможет управлять Галей?
      Валера, ее брат, иной раз говорит:
      – Что такое, мухи кашляют?!
      В том смысле, что она еще слишком мала, чтобы противостоять старшим. Он так любовно шутил. Но Игорь небось тоже думает, что она моложе, а значит, слабее, и с ней можно особо не церемониться. Или он думает, что Галя влюблена в него как кошка, а потому простит ему все, что угодно. Или он обычно ни с какой из женщин не церемонится, вот и привык, что никто ему не дает отпора.
      Одним словом, отношение Игоря к Гале было непорядочным. Своим насилием он унизил ее, причислил к тем многим женщинам, которых с легкостью менял до сих пор. Наверное, они ему прощали все то, что теперь должна была простить Галя?
      Так любит она его или нет?
      Во всяком случае, любовь не должна выглядеть как собачья преданность.
      Как, однако, скачут ее мысли!.. Разве преданные собаки всегда прощают хозяину побои? Лишь в том случае, когда чувствуют вину. Тогда они понимают, что вожак, то есть хозяин, наказал их за дело...
      Вот до чего дошло: Галя сравнивает себя с собакой! А ее хозяин спит рядом, и на его лице усмешка победителя... нет, дрессировщика, который укротил непослушную собаку...
      С Сергеем у нее все было по-другому.
      Она сама потянула его в постель... Получалось, что это Игорь приучил ее к иным отношениям. Тем, в которых люди не стесняются применять друг к другу силу и напор. Тогда еще он не применял к ней силу, но, видимо, она чувствовала, что это может произойти. Взять хотя бы тот случай в ванной.
      Сергей так никогда бы не поступил, а она подумала, что с такой деликатностью ей придется ждать его первого шага еще очень долго.
      А он все боялся к ней прикоснуться, будто она хрустальная... Что такое – в постели с Игорем она вспоминает Сергея? Не означает ли это, что она наконец стала освобождаться от его власти? Тогда почему она по-прежнему покорно лежит рядом с ним, не делая попытки освободиться?!
      Одно и то же. Она постоянно повторяет про себя. Мусолит. Тоже, Гамлет в юбке, быть или не быть. Надо быть честной и не быть дрянью!
      Словно оплеуху дала самой себе. Это привело ее в чувство и заставило действовать.
      Она осторожно пошевелилась, но Игорь не проснулся, и тогда Галя тихонько сползла с кровати, чтобы, прихватив с собой халат, выйти из комнаты. Выползти! Вот бы кто посмотрел, из собственной спальни выползает на четвереньках! Ей казалось, что так она производит меньше шума.
      Все тело у Гали болело. Преодолевая сопротивление, Игорь ломал ее, как хотел. Но, однако, ее взбудораженная совесть никак не могла успокоиться. У Гали продолжался период самоедства. И унижение, которому ее подвергли, уже казалось ей заслуженным.
      Про таких, как Галя, говорят: задним умом сильна. Что ей сделать с Игорем? Как остаться хозяйкой положения? Разве что его убить?.. Какая глупость лезет ей в голову!
      Она встала под душ и долго мылась, пока наконец владевшее ею напряжение не покинуло ее. Потом растерлась жестким полотенцем. Вышла на кухню, приготовила себе кофе со сливками и стала пить мелкими глотками, бездумно уставясь в одну точку.
      Решение пришло как-то вдруг, возможно, неправильное. Скорее всего трусливое. Но ничего другого не придумывалось. Физически она была слабее Игоря. Никаких ее доводов он не стал бы слушать. И потому она пошла по привычному пути наименьшего сопротивления.
      В общем, она села и написала записку: «Игорь! Дверь за собой можешь просто захлопнуть. Больше не приходи, я не хочу тебя видеть».
      Если бы она верила в то, что он поймет, то написала бы ему большое письмо, на несколько листов, а так...
      Оделась, сунула в сумку ключи и осторожно закрыла за собой дверь. Один из ее замков, тот, старый, от которого у Игоря вполне могли быть ключи, просто захлопывался. Все ключи от второго замка она взяла с собой.
      Взглянула на часы – десять минут первого. Не такая уж глубокая ночь. Она вполне могла позволить себе заявиться к Рагозиным под каким-нибудь благовидным предлогом и попроситься переночевать.
      Нет, вот это нормально? Всякий раз сбегать из собственного дома, как обиженная жена – к маме.
      Такси ей попалось сразу же, едва Галя повернула за угол. До того она шла по улице от дома и все еще невольно оглядывалась. Ей казалось, что вот сейчас из их двора выскочит полуодетый Игорь и догонит ее, чтобы силой вернуть назад.
      Машина остановилась, едва Галя вскинула руку. Она проскользнула на переднее сиденье и назвала адрес Рагозиных.
      – Что, забогатела, уже и не смотришь? – насмешливо проговорил водитель до странности знакомым голосом.
      – Гена, ты, что ли? – удивленно спросила она, вглядываясь в своего бывшего мужа. – А эти светящиеся шашечки такси у тебя для прикола?
      Несколько мыслей, схлестываясь одна с другой, промелькнуло у нее в голове. Первая и самая главная: как могут доверить провоз пассажиров пьянице?!
      – Ой, можешь не опускать свои прекрасные глазки, я и так догадался, о чем ты подумала, – сказал Генка. – Мол, кто такому ханурику руль доверил!
      – Я так не думала, – слабо запротестовала Галя. Ей не хотелось его обижать. Как-то вдруг она посмотрела на него по-особому. С интересом. Думала, знает своего бывшего, а, выходит, не знала.
      – Так не так, но удивилась, чего уж там!.. Небось и не поверишь, если скажу, что я больше не пью...
      – Подшился? – вскинулась она.
      – И не подшился. – Теперь он говорил уже с обидой. – Понятно, ты меня в мусор списала и решила, что из меня ничего хорошего не выйдет? А вот и выйдет! Эта машина, между прочим, хоть и не новая, а моя. Почти.
      – И откуда она у тебя взялась?
      Отчего-то Галя вдруг почувствовала себя уязвленной.
      – Это машина моей жены... Гражданской. Но я бы и женился на ней не моргнув глазом, только... – он улыбнулся, – только я сейчас как бы на испытательном сроке. У нее муж сгорел от пьянки, и она сказала, что больше не хочет наступать на одни и те же грабли.
      – И какой у тебя испытательный срок?
      – Три месяца. Если не сорвусь, пойдем документы в загс подавать...
      – И ты ее так любишь, что даже пить перестал? – ревниво осведомилась Галя.
      – Люблю не люблю, а жить с ней хотел бы всю оставшуюся жизнь, – неожиданно серьезно ответил Генка.
      – Значит, это и есть любовь, – преодолев ревнивое чувство, сказала Галя. – Иначе почему бы тебе так напрягаться. Плыл бы по течению, как раньше.
      – Нет, теперь во мне тоже гордость проснулась. Если и Валька меня бросит, я... я просто жить не стану. Не для чего будет.
      – Ради меня ты не захотел и пальцем пошевелить.
      – Потому что Валя мне ровня, и ее уважение не безразлично...
      – В каком смысле? – удивилась она. – В смысле образования? Так у тебя тоже среднетехническое. И в имущественном отношении вроде между нами не было никакой разницы.
      – Ровня в том смысле, что она готова уважать меня и ставить рядом с собой, а не смотреть на меня сверху вниз, словно я букашка какая-то.
      – Я на тебя смотрела сверху вниз?
      – А ты уже и забыла? – передразнил он. – С самого первого дня... Ты прости, Галя, но тебе как женщине не хватает тепла. Уж если ты замуж вышла, могла бы мужа холить и лелеять...
      – Значит, мне тебя холить, а тебе меня – не обязательно?
      На ее глазах происходило нечто несообразное с ее прежними представлениями о Геннадии Подкорытько. Потому она и огрызалась, и ехидничала, и никак не могла поверить в то, что бывший муж ей рассказывал.
      – Может, и я был не прав, – легко согласился Генка, – все мать слушал. Наверное, оттого, что обиженным себя чувствовал, а там меня вроде жалели и понимали... Но, знаешь ли, ошибки учел. Сказал: только попробуй в наши с Валей отношения сунуться!
      Странно, впервые она подумала, что в развале их брака есть часть и ее вины, а до сих пор она всегда виноватила одного Генку. Как-то в свете его рассказа Галя сама представала особой не слишком чуткой и даже не порядочной. Но он может считать себя отомщенным. Если Галя и виновата перед ним, то и ее саму жизнь так шандарахнула, что сразу за все воздала.
      – А у твоей... Вали дети есть?
      – Есть. Пацан. Маленький совсем, два годика. Только недавно говорить начал.
      – Тебя признает?
      – Признает. Говорит, папа... Да, а ты куда едешь-то? – спохватился Генка. – К сестре, что ли?
      – К Лене.
      – А откуда?
      – Зачем тебе знать? – сказала Галя. – Мы с тобой сто лет не виделись и еще столько же не увидимся.
      Ну вот, вроде и не хотела разговаривать с Генкой по-прежнему, а привычка оказалась сильнее. Сразу и тон проклюнулся высокомерный, и резкость...
      – Да я просто так спросил, – пожал плечами Генка. – Хотя ты права, чего я лезу со своими вопросами. В гостях была, наверное?
      – В гостях.
      – А почему не домой едешь?
      Вроде не хотел спрашивать, а вопросы все равно задавал. Он так и не узнал, что у Гали теперь свой дом, и сообщать ему об этом она не хотела. Говоря о доме, он имел в виду всего лишь дом ее родителей.
      – Недели две сестру не видела. А из гостей позвонила, она говорит, приезжай... Давно ты научился водить машину? – спросила Галя, переводя разговор.
      – Давно. В шестнадцать лет. У нас в школе был факультатив, и мы все вместе с аттестатом получали права.
      – А я не знала.
      Генка водит машину! У нее это не укладывалось в голове. Два года прожила с человеком и не знала элементарного!
      – А ты вообще много обо мне знала? – начал отчего-то злиться он.
      – Прости, – покаянно сказала Галя.
      – Да ладно, чего уж там, – фыркнул он. – Лучше поздно, чем никогда...
      Атмосфера общения между ними явно сгустилась, и если вначале ощущалась нарочитая легкость, то теперь отчуждение и обида. Сюрприз для Галины – Генка на нее обижен!
      Хорошо, что они уже приехали. Галя дала ему сто рублей, хотя он вяло отбивался и говорил:
      – Не надо, ну что ты придумала!
      Но Галя настояла:
      – Брось, Гена, мы уже с тобой друг другу чужие люди.
      А у тебя семья. Бери, я теперь на тортах неплохо подрабатываю.
      Про свою учебу в институте она ничего не стала ему говорить. Наверняка получился бы упрек: мол, я расту, иду вперед, а ты каким был, таким и останешься...
      – Давай я тебе хоть сдачу дам, – все же потянулся к кошельку Генка.
      Путь от Галиного дома до сестринского стоил шестьдесят рублей.
      – Не надо, – сказала она, – что же ты, зря среди ночи по городу колесишь? Придешь к жене с пустым карманом.
      Казалось бы, ей-то какое дело? Но Галя была рада, что она с Генкой поговорила. Хоть вот так. И что они расстались если не друзьями, то почти помирившимися друг с другом.
      Как странно. Поговорила она с Генкой, и случай с Игорем уже не казался ей чем-то из ряда вон выходящим. Генка помог ей прийти в себя. Только она начала размышлять о том, что как жена вела себя не лучшим образом, как случай с Игорем будто потускнел. И уже не казалось, что от своей привязанности к Игорю ей не избавиться.
      «Но все-таки казалось!» – насмешливо заметил внутренний голос.
      И с Генкой вон как хорошо устроилось. Теперь человеком станет. Наверное, его Валя очень хорошая женщина. Так что о Подкорытько можно не беспокоиться.
      Вот только она не почувствовала, что бывший муж смотрел ей вслед до тех пор, пока Галя не зашла в подъезд.
      Лена не спала. Галя могла бы сказать – к счастью, но сказать так не повернулся язык, потому что сестра была обеспокоена. Она вообще была сама не своя, волновалась, ходила по квартире взад-вперед и Гале обрадовалась.
      – Слава Богу, хоть ты пришла! – Галю могло бы обидеть это «хоть», но она понимала, что Лена волнуется и вовсе не имеет в виду, что приход сестры для нее ничего не значащий момент. – Представляешь, Жени до сих пор нет. Его сотовый выключен, и кому позвонить, я просто не знаю... Вся извелась.
      – А в милицию звонила?
      – Какая милиция! – Лена устало опустилась на табуретку в кухне, куда привычно прошла Галя. – Разве ты не знаешь, что они принимают заявления о пропаже людей лишь спустя трое суток?.. В офисе телефон не отвечает. Да и кто бы там стал сидеть без четверти час?
      – А что, если... – Галя запнулась и виновато посмотрела на сестру.
      – Хочешь сказать, если у него есть любовница? – понимающе улыбнулась та. – Я уверена, что нет. По крайней мере сейчас. Козе не до танцев, когда хозяин с ножиком стоит!
      – Какой хозяин? – испуганно переспросила Галя.
      – Я же иносказательно говорю... Нет, как все же хорошо, что ты пришла! Мы сейчас с тобой чай пить будем... Кстати, а где ты была, что так поздно возвращалась? И одна...
      – Дома я была! – хмуро пробормотала Галя.
      – Погоди, ты что же, хочешь сказать, будто среди ночи тебе пришлось уходить из собственного дома?!
      – Именно это и случилось.
      – Но если у меня нет еще маразма, вроде ты сказала, что с хорошим парнем познакомилась. Опять ошиблась?
      – Ничего я не ошиблась! – Галя от волнения совсем по-детски шмыгнула носом и виновато посмотрела на сестру. – Он сегодня допоздна работал и ко мне не стал приходить. Ты знаешь, он очень воспитанный человек, не то что...
      – Бондарчук! – подсказала Лена, и Галя укоризненно посмотрела на нее. Куда торопится, зачем перебивает?
      – Зато приперлась Светка со своими приятелями...
      – Среди которых был Игорь, – опять догадалась сестра. – И ты его оставила у себя?
      Галя посмотрела на сестру с обреченностью: неужели она такая предсказуемая? Такая примитивная? Игорь знает, как она себя поведет. Лена знает... Кстати, стал бы Игорь вести себя с Леной так же, как с Галей, или она нашла бы способ поставить его на место?
      – Ну что ты сразу так зажалась? – успокаивающе обняла ее Лена. – Я же с тобой с детства! Только очень близкие люди понимают друг друга без слов.
      – А Игорь? Разве он мне близкий? Но он почему-то был уверен, что легко со мной справится... Я не хотела оставлять его у себя, а он сказал, что хочет со мной поговорить... Все-таки сомневался, что я пущу его к себе... Пришел ко мне со Светкой и Славой...
      – А вот со Светкой тебе надо разобраться. Что же это за подруга, которая тебя так подставляет?
      – Не то чтобы подставляет... Она просто не сказала мне, что с ними Игорь.
      – То есть он попросил ее не говорить о нем, и она согласилась. Причем не была уверена, что тебе это нужно. Даже более того, она вступила с Игорем в сговор против тебя.
      – Я как-то не думала об этом, – растерянно протянула Галя.
      – А ты подумай. Мало того, что она поставила тебя в глупое положение, ты оказалась вынуждена среди ночи уходить из собственного дома... Вот скажи, что ты при этом чувствовала? Галя заплакала.
      – Я не ожидала, что он так... бесцеремонно станет со мной обращаться! Как будто я его вещь! Посмотри, я вся в синяках!
      Она и сама впервые посмотрела на синяки – они уже наливались черным – и еще больше расстроилась.
      Лена сразу принялась ее успокаивать, гладила по голове, как в детстве, а Галя вдруг подумала о маме. Почему мама никогда не вникала в ее дела? А она вообще когда-нибудь Галю ласкала? Странно, что никаких случаев материнской ласки не помнилось. Потому в трудную минуту Галя вспомнила не о ней, а о старшей сестре. Если бы она так не пеклась о папе Леше... Как будто он инвалид! Нормальный здоровый мужчина!
      Но тут все же чувство справедливости в Гале взяло верх. Если бы мама ею больше занималась, она не попала бы в такое положение с Игорем? Может, еще виноватых поискать?!
      Но вот какая мысль даже не промелькнула в голове, а угнездилась в ней. Что, если она, так же как и мама, позволит Игорю вытирать о себя ноги? Он будет ее обижать, приходить, когда захочет, применять к ней насилие, а она будет лишь безвольно позволять ему это проделывать! И пустит свою жизнь под откос. Может, даже станет матерью-одиночкой и сама будет воспитывать ребенка от Игоря?
      – Значит, ты все еще его любишь? – продолжала допытываться Лена, не давая ей додумать эту непривлекательную мысль и как следует испугаться нарисованной самой себе картины.
      – Не знаю. – Галя напоследок всхлипнула, но уже по привычке. – С Сережей мне легко. Даже слишком. А с этим...
      – Глупая ты, глупая!.. Это же надо такое сказать: слишком легко! Да это же счастье, встретить такого мужчину, с которым тебе легко и комфортно... Это же счастье и есть. Вы вместе сможете мечтать и так же вместе осуществлять свои мечты. А ваши дети будут расти в атмосфере этого самого комфорта!.. Впрочем, наверное, мы все такие, – будто удивляясь, качнула головой Лена, – это и Пушкин утверждал: что нам дано, то не влечет. А с другой стороны, женщина ведь не может всю жизнь проживать в диких страстях. Ей нужно вести дом, воспитывать детей. Дикая страсть хороша как кратковременная. Жить все время в поле высокого напряжения попросту опасно для жизни...
      Она помолчала.
      – Почему все-таки до сих пор нет Жени? Что могло случиться? Даже если он поехал бы к любовнице, все равно бы позвонил. И хотя бы соврал. Мол, все хорошо, а мы с пацанами, к примеру, решили пульку расписать.
      – А ты мне не говорила, что он у тебя в карты играет.
      – Потому что сейчас это случается очень редко. Ему некогда.
      Галя сочла своим долгом сестру от мрачных мыслей увести и стала рассказывать ей про Сережу. В прошлый свой приход она только упомянула о нем.
      Лена и вправду отвлеклась. Оживилась.
      – Я чувствую, он хороший парень... Жалко будет, если этот Игорь начнет к тебе таскаться.
      – Что значит – таскаться? – опять испугалась Галя. – Володька поменял мне один из замков. У Игоря нет от него ключа. Надо попросить, чтобы Сережа сделал мне глазок.
      – Это все декоративные меры, – покачала головой Лена. – Надо придумать что-нибудь поосновательнее. Сделать так, чтобы Игорь больше не смел у тебя появляться! А Сережа... Когда ты в прошлый раз о нем рассказала, я почему-то об этом целый день вспоминала. Прикинь, много ли твоих знакомых парней пошли бы в детский парк со своей племянницей?
      – Ни одного! – честно призналась Галя.
      Младшая сестра знала, чем отвлечь старшую. Например, Лена еще не знала о том, что произошло на свадьбе Сережиного приятеля, и теперь не переставала возмущаться реакцией Игоря.
      – Ну это же надо! Перешагнул через тебя и пошел дальше, небось о тебе и не вспоминая. Так бы и не пожалел о своем уходе, если бы не увидел при тебе мужчину. Недалекий он человек, Галчонок, если может оценить женщину только по тому, как к ней относятся другие самцы.
      – Лен, ты чего так грубо – самцы!
      – Прости, вырвалось. Я что-то так разозлилась на этого твоего Игоря, просто спасу нет! Вот на что хочешь поспорю: если ты к нему вернешься, то так же быстро ему надоешь.
      – Я читала, что мужчины по своей природе охотники...
      – Но не обязательно сволочи! Галя понурилась, и теперь Лена ее затормошила:
      – О чем ты опять печалишься?
      – Как же Сережа... А вдруг он узнает?
      – От кого?
      – От того же Игоря. Он не смирится с тем, что я от него ушла насовсем, и станет действовать по принципу: ни себе, ни людям... Все разрушит... Что же делать?
      Галя посмотрела на сестру, и ей показалось, что та смутилась. Почему вдруг? Уж Лена никогда бы не попала в такую ситуацию.
      Но тут прозвенел телефонный звонок, Лена поспешно схватила трубку, молча выслушала какое-то сообщение, на глазах смертельно побледнела и вдруг стала падать с табуретки, на которой сидела, так что Галя едва успела ее, бесчувственную, подхватить.

      Я пришла в себя от того, что на лоб мне положили что-то мокрое и холодное. Кажется, я лежала на полу, и голос сестры жалобно звал со слезами:
      – Лена! Леночка!
      Голова по-прежнему была словно стиснута обручем, но я могла хотя бы дышать. Вернее, проталкивать в горло ставший сухим и горячим воздух кухни.
      – Галочка! – прошептала я. – Женя...
      И словно лопнул внутри меня сосуд с горячей и соленой водой. И она потекла из моих глаз непрерывным потоком.
      Я тут же все вспомнила. Как мне позвонили домой в половине второго ночи, как сообщили о смерти мужа и как я потеряла сознание. То есть я только теперь поняла, что упала в обморок, потому что иначе чего бы мне лежать на полу с мокрым полотенцем на лбу и видеть прямо над собой испуганные, несчастные глаза моей младшей сестры.
      – Это я во всем виновата!
      Не знаю, почему вдруг вырвалось у меня такое признание. Я подумала в тот момент самое худшее: что Женю убили по приказу Забалуева. Он захотел, чтобы ему никто не мешал. Не сам, конечно, нанял исполнителя...
      От этой дурацкой версии я и сама завелась. Нашелся человек, на кого можно было свалить вину за случившееся со мной несчастье. Но потом опомнилась. Чего вдруг Юрию понадобилось бы убивать моего мужа? Неужели он так жаждет мной обладать, что устраняет со своего пути любые препятствия? Слишком высокого мнения о своей особе Елена Рагозина, обычная журналистка обычной газеты. Можно подумать, вокруг мало интересных женщин. Да Забалуев может взять себе любую, только позови!..
      Но в первый момент я своим обмороком свою сестренку испугала. Как и своим признанием. Я увидела, в ее глазах метнулся страх: а вдруг это правда? Но потом – несмотря на то что мой мозг чуть ли не разрывался от страшного сообщения, вроде бы сидевший в моей голове посторонний наблюдатель продолжал для чего-то фиксировать эти мелкие детали – она замотала головой.
      – Леночка, не надо, только не упрекай себя ни в чем!
      Ты не можешь быть виноватой. Ты такая, такая... Лучше тебя нет!
      Она волновалась и даже, кажется, осуждала себя за то, что могла обо мне плохо подумать. Мой родной светлый человечек.
      Но что это я валяюсь, будто тяжелобольная? Случившуюся потерю мне еще предстоит осознать, как и страшное слово «вдова», которым меня наградил всего лишь один телефонный звонок. Мне же сказали, что надо приехать на опознание, что за мной пришлют машину.
      Как странно я откликалась на смерть Жени. Я считала, что в такие минуты человек не может думать ни о чем другом, кроме ощущения страшной утраты, в момент изменившей его судьбу, а мои мысли метались в разные стороны, как перепуганные тараканы.
      Наконец, с трудом приведя их в относительный порядок, я сказала сестре, что мне нужно ехать.
      – Я с тобой! – вызвалась Галочка.
      – Нет, ты останься, – запротестовала я, – вдруг Тошка проснется, а дома никого...
      Сама же подумала о том, что младшенькой вовсе ни к чему это страшное зрелище, к которому мне предстоит еще подготовиться.
      Опять раздался телефонный звонок, и мне сказали, что внизу меня ждет машина...
      Я ничего толком не соображала. Даже машину не могла бы описать. Только вышла и мельком взглянула на номер, который мне сообщили. Вроде тот же. Мне открыли заднюю дверцу, и машина тронулась.
      По пути я рисовала в своем воображении самые жуткие картины случившегося. Хотя, если разобраться, какая разница, что именно произошло, если в итоге было одно: я лишилась мужа. То, что в последнее время между нами случались размолвки, теперь казалось такой мелочью по сравнению с главным – Женя умер!
      Но осознать это еще предстояло, потому что мозг такой информации упорно противился. «Не может этого быть!» – твердил упрямый голос в моей бедной голове.
      А зрелище выглядело почти не страшным. Мне показали лежащего на носилках Женю – на первый взгляд мирно спящего – с небольшим темным отверстием в виске.
      – Это ваш муж?
      Я кивнула, силясь сообразить, почему Женя не может двигаться из-за какой-то дырочки в голове. Кто-то за моей спиной сказал:
      – И две пули в груди.
      Я опять почувствовала, как мое сознание остановилось на краю обрыва, чтобы броситься в черный омут беспамятства, но оказалось, что это уже предусмотрели, и ко мне подскочил врач, который сунул мне под нос какое-то резко пахнущее лекарство.
      – Вы сможете проехать с нами? – Смутно знакомый черноволосый голубоглазый мужчина изучающе заглянул мне в глаза – проверял, не притворяюсь ли.
      – Смогу, – кивнула я и мысленно дала себе слово больше не раскисать ни в коем случае.
      В отделе насильственных смертей районного отдела милиции у стола капитана Мурашова, о чем говорила табличка на двери, я была усажена на ветхий скрипящий стул. Мурашов, ну да, я его откуда-то знаю. Память, съежившаяся, будто от удара по голове, потихоньку приходила в себя.
      – Если не возражаете, Елена Михайловна, мы составим небольшой протокольчик. Как говорится, по горячим следам...
      – Не возражаю, Савелий Викторович, – сказала я. Теперь со мной было все в порядке. Почти. Пару раз нам с Мурашовым приходилось встречаться на каких-то городских мероприятиях, и нас познакомила одна моя коллега, с которой у него были некие неформальные отношения.
      – Значит, вы меня помните? – обрадовался он. – Тем легче будет нам все выяснить и зафиксировать.
      Как ни была я ошарашена внезапной смертью мужа, как ни старалась уверить себя в том, что он умер и с этим ничего не поделаешь, мой ум все еще отказывался верить в Женину гибель. А также в то, что этот несчастный Мурашов не сделал мне никакого снисхождения, не принял в расчет мои чувства – я только что потеряла мужа! – а сразу потащил меня в отдел, как будто в чем-то подозревает.
      – В каких отношениях вы находитесь с господином Забалуевым? – без подготовки спросил он.
      Я была так изумлена нелепостью и несвоевременностью вопроса, что даже забыла покраснеть или просто смутиться. Даже если его отдел, кроме насильственных смертей, ведет учет греховных поступков граждан, это не дает ему права говорить со мной в таком тоне!
      – А что, его тоже убили? – на всякий случай поинтересовалась я.
      – Почему убили? – теперь показался озадаченным Мурашов. – Никаких таких сведений у меня нет.
      – Тогда при чем здесь Забалуев и смерть моего мужа?
      – Странно, вы даже не уточнили, о каком именно Забалуеве идет речь.
      – Но вы тоже не уточняли, – огрызнулась я. – Следовательно, речь идет именно о том Забалуеве, которого мы знаем оба. При том, что наш город не самый маленький в России. С приезжими миллиончик наберется! И много тем не менее Забалуевых у нас на слуху?
      – Один, – нехотя признался Мурашов. – Похоже, вас голыми руками не возьмешь.
      – А вы хотели взять? – неприязненно осведомилась я.
      Неожиданно Мурашов улыбнулся.
      – Хорошо, не будем ссориться. Вы не можете понять, откуда ветер дует, не так ли? А к нам в отдел – странное совпадение, вы не находите? – поступил сигнал о том, что у вас с Забалуевым роман и он якобы хвастал при свидетелях, что соперника с дороги уберет...
      Я опять почувствовала, как в районе солнечного сплетения у меня появилась холодная пустота.
      – Вы думаете, что это дело рук Забалуева? – Внезапно я почувствовала, как у меня пересохло во рту.
      – Вы как одесситка, отвечаете вопросом на вопрос. Без подробностей: у вас с Забалуевым роман? Да или нет?
      – Нет! – выкрикнула я и неожиданно для себя расплакалась.
      Мурашов, похоже, к этому приготовился, но все равно был смущен.
      – За что? Ну за что вы меня так мучаете! Только что убили моего мужа. Мне хотелось бы остаться одной, осознать случившееся, а вместо этого я из последних сил пытаюсь собраться с мыслями, чтобы отвечать на ваши глупые вопросы. А дело всего лишь в том, что по заданию главного редактора – можете у него поинтересоваться – я написала о Забалуеве очерк по типу скрытой рекламы. В зачет выборной кампании. Очерк понравился, и Забалуев пригласил меня к себе на работу. Достаточно этого, чтобы считать, будто между нами роман?
      Мурашов смутился.
      – Глупо, конечно, но, думаю, на моем месте всякий бы поинтересовался, пусть даже это была всего лишь анонимка... Но слишком уж она вовремя пришла. С разрывом всего в три дня.
      – Я ничего не понимаю...
      – Вот и я тоже подумал, кому понадобилось впутывать в это дело Юрия Иннокентьевича? Якобы он нанял киллера для того, чтобы убить мужа журналистки Рагозиной только потому, что положил на эту женщину глаз... Ну и так далее. Мы еще смеялись. Всякие письма приходилось получать нашему убойному отделу, но чтобы такого плана... Простите за глупый вопрос.
      – Ладно уж, чего там, – отмахнулась я и спросила: – Теперь я могу идти домой?
      Кажется, он предложил довезти меня, но я была уже по горло сыта контактами с нашими внутренними органами, так что предпочла доехать до дома на такси.
      Дома я с ходу прошлась по комнатам, словно могла отыскать в своей квартире кого-нибудь постороннего или неожиданно прибывшего гостя, но нашла лишь Галочку, спящую в детской. Она даже не разделась. Наверное, ждала меня, а потом сон ее сморил.
      Бедная девочка! Конечно, ее беда по сравнению с моей всего только маленькая бедка, но и у моей младшей, похоже, в жизни не много хорошего. Я сняла с нее джинсы и прикрыла ее пледом.
      – Леночка, – встрепенулась было она, – как дела?
      Как могли быть мои дела?
      – Спи, утром поговорим, – успокаивающе произнесла я; мне было не до разговоров. Хотелось остаться одной.
      Сестра покорно заснула. Я взяла сигареты, хотя обычно не курила, держала для своей подруги Шурика, пепельницу и села в кухне за столом.
      В доме было тихо, как бывает лишь глубокой ночью. Я скользнула взглядом по часам – половина четвертого. Голова была тяжелой и будто забитой всяким мусором, но спать не хотелось. Может, выпить?
      Я достала из холодильника початую бутылку водки, с полки хрустальный бокал, налила и залпом выпила половину. Странно, что обычно я запиваю водку чем-нибудь, в противном случае она встает в горле колом, но на этот раз спиртное проскочило как вода. И зажженная сигарета воспринялась как привычная, не заставила меня кашлять... Все происходило так, будто я в один момент стала другим человеком потому, что этого требовали обстоятельства моей жизни.
      Значит, вот как обернулась моя ломка. Так я назвала собственный поступок, мне несвойственный. Тот, когда я уступила домогательствам Забалуева и сделала то, чего прежде никогда не делала.
      С другой стороны, что-то здесь было не так. Вместе с капитаном Мурашовым я чуть было не поверила анонимному письму, будто Забалуев ради меня мог пойти на убийство. Здесь дело даже не во мне. Забалуев вовсе не дурак, и он мог понять, что та ночь между нами оказалась для меня вовсе не позором, а потрясением, открытием меня самой как женщины.
      Наверное, и для постели, и для жизни мне просто нужен был мужчина постарше, тот, кто бы понял меня и в какой-то момент сумел бы подчинить, забрать под свою власть, где я бы могла предстать совсем другим человеком, раскованным и свободным.
      Бедный Женя! Он умер, так и не узнав, что я не просто предала его ради него самого, а уже тогда поняла, что, увы, не мой муж – моя половинка и мужчина моей жизни.
      Не подходила мне роль наставницы и воспитательницы при моем муже, а он, похоже, инстинктивно этого ждал. Твердой руки. Непререкаемого авторитета. Для этого я была слишком слаба... Нет, не слаба. Просто другая.
      Забалуеву не надо было никого из-за меня убивать, потому что я и так принадлежала ему. Мы оба это знали, и если я дала себе слово больше с ним никогда не встречаться, то это ничего бы не изменило. Это был мой мужчина, как ни кощунственно сегодня это звучало.
      Потому он и приглашал меня к себе на работу, и звал с собой в ресторан как свою женщину, и был страшно удивлен, что я упираюсь и не хочу понимать очевидного.
      Наверное, он все равно каким-то образом бы добился, чтобы я стала с ним встречаться. И ему не помешал бы живой Женя, вот почему ему не нужно было его убивать.
      Но тот, кто написал это письмо, решил свалить именно Забалуева, обвинив его в убийстве. Неужели моего мужа убили только поэтому?!
      Конечно, нет. Просто для кого-то его убийство оказалось удачным совпадением, решением какой-то проблемы...
      И тут заквакал домофон. И это в половине седьмого утра! Как, однако, быстро пролетела ночь! И я не удивилась, когда услышала голос моей подруги Александры:
      – Кто-кто, я и не в пальто! А не мешало бы, потому что утро нынче холодное, как на Северном полюсе!
      Так уж и на полюсе! Просто вчера прошел дождь, и сегодня с утра было градусов двадцать, температура не для легкого сарафана на тонких лямках. Я открыла ей дверь и сразу поставила на огонь джезву – Шурик всегда и везде первым делом требовала сварить ей кофе.
      Господи, как вовремя она пришла! Моя единственная любимая подруга, которая всегда появлялась в нужный момент, тогда, когда я сходила с ума, занимаясь то ли самоедством, то ли ревизией прожитой жизни...
      – Ну да, это я, и нечего смотреть с таким удивлением. Смотри лучше за кофе!.. Ого, это ты столько окурков в пепельнице наскирдовала? А мне врала, что не куришь!
      Коричневая пленка на поверхности воды с кофе собралась в аккуратный кружок, и я сняла джезву с огня, выливая в две чашки дымящуюся жидкость.
      – Давно здесь сидишь? Судя по окуркам, часа три, не меньше. Угадала? То-то же!.. Опять уставилась! Чего здесь непонятного? Я сплю с Мурашовым, и он полчаса назад пришел ко мне домой. Немного вздремнуть. У нас горячая постель. Один приходит, а другой встает и уходит. Освобождая постель. То ли во Франции, то ли еще где так сдавались койки сменным рабочим, и они назывались «горячая постель». Один грел ложе для другого, и так круглосуточно... Ты меня не слушаешь?
      – Слушаю, – вяло отозвалась я.
      Шурик своим приходом подействовала на меня таким образом, что напряжение, поддерживавшее до того времени во мне силы и способность к размышлению, вдруг таинственным образом стало куда-то утекать. Наверное, потому, что прежде я была одна и вынуждена была собираться в кулак, а теперь я как бы мысленно переложила если и не всю ношу, то солидную ее часть на плечи подруги.
      – Представляешь, я как услышала его рассуждения на тему твоего романа с Забалуевым, так хохотала: это же надо придумать! Ты – и роман с каким-то бизнесменом! Да более верной жены, говорю, Савушка, ты не найдешь во всем нашем городе! Он начал мне заливать: анонимка, то да се, не бывает дыма без огня, а я ему: куи продэст? Кому выгодно? Если у них роман, значит, Лена его любит? А он: вовсе не обязательно! Глупый, говорю, ты, Мурашов!..
      – Прости меня, Шурик, – пробормотала я, и она сразу будто очнулась.
      – И я еще езжу тебе по ушам! Ты небось сегодня и глаз не сомкнула. Пойдем, я уложу тебя в постель!
      – Нет!
      Я дернулась так, словно подруга собиралась вести меня в пыточную.
      – Ты чего, Ленуся? – испугалась она.
      – Только не в спальню!
      Отчего-то мне представилось, что там, на нашем супружеском ложе лежит мертвый Женя и ждет меня, чтобы обнять. Я даже отчетливо представила себе, как он откроет глаза, потрогает дырку на виске и скажет:
      – Надо же, как меня угораздило! Я спрошу:
      – Кто это тебя? А он:
      – Можно подумать, ты не знаешь!
      Наверное, Шурика испугал мой остановившийся взгляд. На несколько мгновений я так глубоко ушла в себя, что стала рисовать эти страшные подробности в моем воспаленном мозгу.
      Я грезила наяву, с каждой минутой все глубже погружаясь в какое-то мистическое состояние, в котором мое сознание будто преломлялось и разваливалось пополам.
      Умом я понимала, что мысли мои – сплошная чушь, что со мной не все ладно, но новые ощущения властно тянули ко мне свои щупальца. Я словно заглядывала в бездну, где не было ни образов, ни отчетливых звуков, только ощущение, что, если я подойду ближе и посмотрю попристальнее, я наконец увижу нечто, после чего мне сразу все станет ясно...
      Впрочем, Шурика трудно чем-то испугать всерьез. По крайней мере в тот момент, когда она видела мое ненормальное состояние и считала, что должна спасти меня любыми средствами.
      – Ты хочешь лечь в гостиной или в гостевой комнате? – спросила она.
      Таким образом мы называли свои комнаты. Гостиная – та, в которой собиралась наша семья, и гостевая – та, в которой мы укладывали остававшихся у нас на ночь друзей.
      – В гостиной, – сказала я, потому что вдруг ощутила в себе чуть ли не боязнь замкнутого пространства, а гостиная в тридцать квадратных метров никаких ассоциаций с замкнутостью у меня не вызывала.
      – Я, пожалуй, тоже здесь прилягу, – решила Шурик, устроив меня и располагаясь на маленьком узком диванчике напротив. – Савелий не дал мне доспать... Кстати, а за что ты попросила у меня прощения?
      Шурик говорила сама, почти не ожидая от меня ответа, но на этот раз ответ последовал.
      – Потому что я не рассказала тебе о своих отношениях с Забалуевым. Собственно, это было между нами всего один раз, и больше встречаться с ним я не собиралась. Так что можно ли нашу встречу назвать романом?
      – Конечно, нельзя! – решительно отозвалась подруга, укладываясь на неудобном ложе и свешивая с него ноги. – Какой же это роман? Так, небольшой рассказик! Но о нем ты меня просветишь как-нибудь потом... Знаешь, это даже хорошо, что я ни о чем не знала. В противном случае я не смогла бы защищать тебя перед Мурашовым так истово. Актриса из меня плохая... Нет, в самом деле, хорошо, что я ничего не знала!

      Он заехал за ней на работу и ждал невдалеке от проходной, когда Галя с коллегами выйдет. Вышел, открыл дверцу с ее стороны и поддержал за локоть.
      У Генки машины не было. У Игоря – тоже. Может, ему негде было ее ставить, потому что денег он зарабатывал достаточно, мог вполне себе купить.
      Однажды, когда она его об этом спросила, он пожал плечами:
      – Да как-то мне никогда ее не хотелось. Так сложилось, что я в случае необходимости всегда мог воспользоваться служебной. На рыбалку ездил на машинах друзей, а внутри города пользовался такси или маршрутками...
      Галя его объяснению не удивлялась, и только сейчас, задним числом, подумала, что это странно. Ей понравилось ездить в машине, именно на переднем сиденье, и посматривать, как легко и уверенно ведет машину Сергей.
      Вот и сейчас он бесшумно двинул машину с места и сразу спросил:
      – Ну как твоя сестра?
      – Горюет, – пожала плечами Галя, вся в мыслях о том, как ему преподнести вчерашнее событие с Игорем.
      – Ты говорила, у них была хорошая семья.
      Галя согласно кивнула. Сергей некоторое время не замечал ее отрешенности, но потом все-таки поинтересовался:
      – Сегодня у тебя был трудный день?
      – Вчера у меня была трудная ночь, – мрачно отозвалась она, не отвечая его внимательному взгляду.
      Ну что он на нее так смотрит, Галя и сама знает, что виновата!
      – Вчера ко мне приходила подруга. Светлана. А с ней двое мужчин, один из которых – Игорь. Я не смогла выставить его за дверь, потому что он уверял, будто ему очень нужно со мной поговорить...
      Сергей выслушал ее молча, только шевельнулись желваки на скулах.
      – Вот, значит, как! – сказал он будто самому себе.
      Галя какое-то время перед встречей с ним еще раздумывала, говорить или не говорить ему о случае с Игорем. Но потом рассудила, что скорее всего Сережа захочет повторить ту ночь, которая у них была, а на теле у Гали остались недвусмысленные следы игрища, которые устроил ее бывший любовник. Наверное, думал, что она не отважится рассказать своему новому любовнику обо всем. Но, увы, он слишком плохо знал Галю. А если точнее, совсем не знал.
      Она думала об этом и молчала, а Сергей тоже молчал. А потом вдруг сказал:
      – Как ты смотришь на то, чтобы мы с тобой поженились?
      – Поженились?
      Неужели Галя не ослышалась? После того, что она ему сейчас рассказала? Наверное, он ее жалеет и из жалости решил предложить. С порядочной женщиной ничего такого бы не случилось. Она бы нашла способ себя защитить!
      – Понимаешь, – торопливо заговорил Сергей, – пока ты не моя жена, я не смогу защитить тебя так, как должно. То есть я могу пойти, найти этого Бондарчука, набить ему морду, а в следующий раз он придет опять. Да еще скажет мне, что мы с ним равны и оба имеем на тебя одинаковые права.
      – Но он не сможет это утверждать... – начала возмущаться Галя, но тут же осеклась. Как раз сказать Игорь может все, что угодно, и даже если она станет гнать его при Сергее, начнет утверждать, будто все это она делает ему назло.
      Странно, что вообще она начала этот разговор, когда у них в семье случилось такое ужасное событие. То есть труп Лениного мужа еще лежал в морге – почему-то сестре его все не выдавали, а она встретилась с Сергеем и теперь в его машине говорит о своем вчерашнем падении.
      Конечно, она должна была бы в это время остаться с сестрой, но к Лене явилась ее закадычная подруга Александра, и они обе решили, что Галя еще понадобится здоровой и отдохнувшей, потому и отправили ее домой. А когда с работы она позвонила Лене, та сказала:
      – Приходи завтра. Сегодня мне Шурик помогает.
      К тому же мы должны встретить в аэропорту Женину маму...
      Их общая с Леной мама только наведалась, чтобы высказать старшей дочери свои соболезнования, но потом пробормотала, что у нее дома шаром покати, а Алеша – Ленин отчим и Галин отец – скоро захочет есть...
      Вот так и получилось, что только Галя переговорила с Леной, как позвонил Сережа, и она рассказала ему о смерти зятя.
      – Я заеду за тобой после работы, куколка, – обеспокоился он, как будто это у Гали кто-то умер и она нуждается в немедленном сочувствии.
      Теперь они сидели на маленькой Галиной кухне и пили чай с остатками ее очередного торта.
      – Скоро меня выгонят с работы, – говорила она Сергею, – на завтра я опять взяла отгул, хотя в цеху осталось так мало кондитеров... А еще мне ужасно хочется спать...
      Она нарочно говорила так Сергею, чтобы он не ждал от нее близости. Нужно было время, чтобы очиститься от своего невольного греха. Не только с помощью мыла, но и времени...
      Сергей молчал, и она продолжала:
      – То есть я спала у Лены, одетая, но потом проснулась под утро, не знала, пришла Лена или нет, а они сидят с подругой на кухне, дым коромыслом... Представляешь, Лена раньше не курила. По крайней мере при мне...
      – Ты не ответила на мое предложение, – мягко напомнил ей Сергей.
      Не потому, что он был такой бесчувственный, а потому, что его всерьез взволновало появление Игоря, вот он и спешил. А вовсе не из-за жалости, как думала Галя.
      – А ты... после того, что случилось, ты не станешь меня упрекать в том, что я... ну, что у меня был Игорь?
      – Как ни странно, упрекать хочется, – грустно улыбнулся он. – Я как услышал о нем, во мне будто что-то взорвалось...
      То, что Сергей сейчас говорил, никак не вязалось с его спокойным видом. Наверное, все-таки Галя пока не смогла в нем до конца разобраться. Совсем недавно она даже была уверена в том, что Сергей правильный, понятный и предсказуемый. Такой спокойный, а спокойствие вовсе не есть равнодушие, вот что!
      – Честно говоря, мне даже хочется пойти и снова набить ему морду, хотя я делаю это лишь в самых крайних случаях... Вообще-то мне кажется, что это нечестно. Чаще всего мужчины толком не умеют драться, и тогда получается, что я как бы бью слабого. После того как я ударил этого Игоря на свадьбе, мне было стыдно.
      – Стыдно? – изумленно переспросила Галя.
      – Да, я как будто бил лежачего... А тебе его было жалко?
      – Нисколько, – искренне ответила Галя, с удивлением отмечая, что ее сердце уже не так вздрагивает и учащенно бьется при упоминании о Бондарчуке. А при воспоминании о том случае на свадьбе она даже злорадствует. – Знаешь, вроде мы с тобой так недавно встречаемся, но я уже чувствую какие-то обязательства перед тобой. По крайней мере встречаться одновременно с двумя мне не пришло бы в голову. А Игорь... он получил за дело. Потому и явился. Мне отомстить. А заочно тебе... И вообще для меня сейчас главное – помочь Лене справиться с ее горем. Может, придется и Тошку брать к себе...
      – Конечно, я тебе помогу. Мы вместе поможем твоей сестре...
      Надо сказать, что ее Сергей – Галя с удивлением прислушалась к этому словосочетанию: ее Сергей! – не был слишком разговорчивым. Обычно. Она даже поначалу отнесла его к разряду молчунов, но теперь он так разговорился!
      – Это у тебя атавизм, – поначалу приговаривала Галя, – больше молчать, чем говорить. Ты происходишь из тех времен, когда люди общались между собой телепатически, а вслух говорили мало.
      Но потом, то ли от того, что знакомство с Галей изменило кое-какие представления о женщинах, то ли еще от чего, он полюбил говорить с ней на разные темы, которые были ему интересны. И при этом громко удивлялся, когда Галя соглашалась с его доводами или говорила, что и ей такое часто приходит в голову.
      – Ты согласна со мной? – восклицал Сергей и смотрел на Галю удивленно, точно такого быть не могло, но вот ведь случилось, и его девушка, оказывается, тоже о чем-то там размышляет.
      Выходит, прежде он принимал ее за какую-то пустышку? Или девушки, с которыми он встречался до нее, не думали о судьбе страны или о том, почему они в России так бедно живут...
      Странным Гале показалось и предложение, которое сделал Сергей. Оно вовсе не походило на брачное. Он предлагал ей выход из создавшегося сиюминутного положения, а ведь речь шла об их совместной жизни, возможно, на долгие годы... Странно, сказал: давай поженимся, как будто – давай сходим мороженого поедим!
      – Мы сейчас ни о чем таком говорить не можем, – наконец сказала Галя. – О нашем с тобой браке...
      – Я понимаю, – торопливо заговорил Сергей. – У сестры горе, но ведь мы могли бы подать заявление в загс – я слышал, нужно ждать очереди два месяца, – а за это время мы как раз сможем все обсудить и решить.
      А что, может, и в самом деле стоит попробовать. Отчего-то Галя до этого о повторном замужестве не думала. Да и с Сергеем они познакомились недавно.
      Но вот ведь Игорь сразу остался у нее жить, как если бы это разумелось само собой, а Сережа даже намека такого не сделал. И пока Галя сама об этом не заговорит, вряд ли и сделает...
      И она сказала:
      – Хорошо, давай подадим заявление. А пока ты переходи ко мне жить. Твой дед не будет против этого?
      – Если он будет знать, где я, то не будет за меня волноваться. Он же понимает, что я уже взрослый... Будет совсем хорошо, если мы его на днях навестим. Возможно, потом, когда у твоей сестры все более-менее успокоится...
      Что у нее может успокоиться? Только что было все в порядке, и вот уже ее семья – только сама Лена и маленький сын...
      – По крайней мере никто не посмеет навещать меня под предлогом какого-то важного разговора, когда говорить теперь нам вовсе не о чем.
      Но кое-какая мысль все же не давала Гале покоя.
      – Сережа, смотри, что получается: будто Игорь подталкивает нас друг к другу...
      – Разве мы с тобой без его «помощи» не стали бы встречаться?
      – Я не это имею в виду. Получается, мы решили спрятаться от него в браке.
      Сергей смутился и на мгновение отвел взгляд, но потом храбро взглянул ей в глаза.
      – Это потому, что я не сказал тебе о своей любви?
      – И потому, что не спросил меня о моей, – добавила Галя.
      – Значит, ты меня не любишь?
      Теперь он смотрел на Галю чуть ли не с испугом.
      – Пока что я могу лишь сказать, что ты мне нравишься, – проговорила она с сожалением.
      – А Игоря ты любишь?
      Ну почему ей всегда нужно было непременно все расставить по полочкам? Как аукнется, так и откликнется! Вот теперь и Сергей, следуя ее примеру, пытается все расставить. Но чувства – это же все-таки не вещи!
      – Нет, я его не люблю, – помедлив, ответила Галя. – Но признаюсь, что вначале была им увлечена и он решил, этого достаточно, чтобы вертеть мной как ему хочется. И потом, это обидно, когда тебя бросают. Тогда чувство как бы заново вспыхивает, хотя без этого, возможно, оно само бы потихоньку скончалось.
      – Значит, все-таки была увлечена... – пробормотал он тихо.
      Галя рассердилась. Вообще-то она сердилась больше на себя, но поскольку рядом был Сергей, то и доставалось ему.
      – А как ты думал, что я спала с ним ради спортивного интереса?!
      Вышло грубо, но, как ни странно, Сергей не обиделся, даже взглянул на нее виновато.
      – Прости, – покаялся он. – Первый раз в жизни я почувствовал, что такое ревность, хотя до сих пор считал, что это всего лишь удел слабых людей...
      – Но мы же встретились с тобой так недавно, – теперь принялась успокаивать его Галя. – Не могло же быть так, чтобы до нашей встречи у нас и вовсе не было никакого прошлого... Вот, к примеру, скажи, у тебя была девушка?
      Сергей покраснел, как мальчишка, и Галя, не выдержав, прыснула.
      – Вот видишь, тебе тоже есть что скрывать.
      – Не то чтобы скрывать... – пробормотал он.
      – Тогда не будем открывать наши шкафы... В смысле, искать в них скелеты, а сделаем так, – решила она. – Заявление отнесем, а если все же будем сомневаться в чувствах друг друга, то просто по истечении двух месяцев в загс не пойдем...
      Он облегченно вздохнул, и Галя, уже не скрываясь, рассмеялась.
      – А как же ты хотел? Любые объяснения – всегда труд. И между прочим, я рада, что ты не таишь свои сомнения в себе, а высказываешь их, так что, надеюсь, впредь между нами не будет недомолвок.
      – Я тоже на это надеюсь, – признался он. – Понимаешь, куколка, каждому хочется, чтобы его любили. И если ты все же предпочитаешь Игоря... Согласись, будет глупо, если рядом со мной ты будешь думать о нем.
      – Значит, ты хочешь гарантий?
      – В некотором роде.
      – Так, вот мы и пришли! – опять рассердилась Галя. – Ты хоть себя слышишь? Я должна, значит, поклясться, что рядом с тобой не буду думать об Игоре. То есть либо ты в себе не уверен, либо во мне. Тогда о каком браке может идти речь?!
      – Нет-нет, Галчонок, я беру свои слова обратно. Лучше договоримся так: если ты меня и не любишь, я сделаю все, чтобы ты меня полюбила.
      Она, не выдержав, опять улыбнулась: как ребенок, честное слово!
      – Считаешь, любовь можно сделать?.. Подожди, Сережа, я и сама не знаю, чего вдруг завелась. Тебя успокоит такой факт: вчера я вдруг поняла, что больше не мечтаю об Игоре. Я возмущена лишь его неуважением ко мне и беспардонностью. И даже, чего греха таить, мне захотелось как-то отомстить ему. Сделать что-нибудь такое, чтобы и ему наконец стало больно. По крайней мере он бы почувствовал, в каком месте у него находится сердце... Впрочем, сомневаюсь, есть ли оно у него вообще?
      Через день после их разговора состоялись похороны Жени.
      Гале и вправду пришлось как следует поработать. Она бегала с Шуриком по всяким там фирмам ритуальных услуг – точнее, ездила с Сергеем, он их повсюду возил. И в дирекцию кладбища, и в кафе с заказом поминок.
      Денег у Сергея Галя брать не стала – сестра и так ей дала больше чем достаточно, – хотя он упорно ей предлагал. Она хотела ему сказать, что пусть на свадьбу оставит, но в последний момент подумала, что это прозвучало бы кощунственно.
      В общем, они много чего сделали сами, но в один прекрасный момент вдруг почувствовали, что кто-то их весьма существенно поддерживает. То есть и с кафе раньше их договорились, и оплатили столы на семьдесят человек, хотя Лена говорила, что достаточно сорока.
      – Лена, у нас в кафе не стали брать деньги! – доложила Галя сестре по возвращении.
      – Как не стали? – сначала удивилась Лена, но потом Галя заметила, как они с Александрой понимающе переглянулись, и сестра сказала: – Ну что ж, раз не взяли, значит, кто-то заплатил.
      Даже на другой день после похорон, когда они все вместе приехали на кладбище, там уже стоял памятник и была установлена дорогая ажурная ограда.
      – Неужели это он сделал? – вполголоса спросила сестру Александра.
      – Конечно, он, кто же еще, – едва слышно пробормотала Лена, но Галя ничего не поняла.
      В какой-то момент она даже обиделась: у сестры от нее секреты. А потом вспомнила ее высказывание насчет вины. Неужели даже свою сестру Галя как следует не знает? Что же она, совсем дура?
      Но никому, даже Сергею, ни о чем говорить не стала. В конце концов, она же взрослая женщина. Это детям можно говорить, что такое хорошо, а что такое плохо. А у взрослых существуют еще полутона, которых куда больше, чем основных цветов.
      В тот же день Сергей к ней переехал. Галя сделала легкий ужин, после которого они выпили на двоих бутылку мартини.
      А когда пошли в спальню, Галя предложила:
      – Давай не будем зажигать свет?
      Перед этим, закрывшись в ванной, она себя внимательно осмотрела. Синяки еще не сошли. Сергей молча согласился.

      Со дня похорон Жени прошло две недели, а показалось – целая жизнь.
      Наверное, для меня этот отрезок времени получился таким емким и вместительным, что расположил в себе целую школу жизни для Елены Рагозиной.
      Во-первых, я вдруг оказалась одна, лицом к лицу с кучей проблем, в числе которых была еще и металлобаза, принадлежавшая прежде моему мужу.
      Как бы ни относилась к своим детям наша мама, мы всегда были обуты и одеты, и упрекать ее за недостаток ласки у меня не поворачивается язык – моя мама была слишком перегружена работой и вымотана, чтобы уделять время еще и сантиментам. А может, из нее получился не слишком хороший воспитатель малолетних детей? В любом случае никто из ее детей не пошел ни на панель, ни в криминал. Валерка только остался без образования. Мне жалко, светлая у него голова...
      А что касается Жениной базы, его сотрудники, решив, что вдова ничего в бизнесе не понимает, тут же принялись разворовывать все, что плохо лежало, и остановить этот беспредел я не могла. Более всего по причине незнания основ его производства.
      Срочно пришлось взяться за изучение трудового кодекса. Я скачивала из Интернета статьи закона и придирчиво их изучала. Я уже трижды заплатила адвокату в юридической консультации, который раз за разом отвечал на мои вопросы. В какой-то момент я даже подумала: а не завести ли мне личного адвоката? Но впрочем, тут же от затеи отказалась, понимая: не по карману.
      А три дня назад со мной захотела встретиться молодая женщина по имени Ира, которая с места в карьер – мы встретились с ней в летнем кафе – заявила:
      – Елена Михайловна, если не хотите остаться, пардон, с голой задницей, немедленно принимайте меры. Лучше всего заручиться поддержкой кого-нибудь сильного и умного, чтобы призвал воров к ответу. А еще лучше эту базу побыстрее продать. По крайней мере хоть что-то сможете за нее выручить.
      – Почему вы заботитесь обо мне? – удивилась я.
      – Потому! – Она смутилась и проговорила: – Чего уж там, дело прошлое, но мы с вашим мужем были несколько больше, чем просто коллеги по работе... Знаете, с той поры, как его убили, я, как ни странно, почувствовала какую-то ответственность за вас. Захотелось отмолить свои грехи перед вашей семьей, хотя я никогда не пыталась ее разрушить. Просто оторвала себе немного женского счастья... Теперь мы с вами больше не соперницы, а так, подруги по несчастью... Тем более что вы ничего не знаете, а я работаю на базе, и все происходит на моих глазах. Я попыталась защитить ваши интересы, но те люди, за оградой, они сильнее меня.
      – Спасибо, – сказала я Ире. Она смутилась:
      – Так вы меня простили?
      Ей второй я сказала правду о себе:
      – Кто из нас без греха.
      Она поняла, что я имею в виду, и удивленно подняла брови. Еще одно свидетельство того, что мой муж Женя ни о чем не догадывался. По крайней мере меня не будет мучить совесть, будто он умер с мыслью о том, что жена ему не верна.
      Но чего я вообще об этом беспокоюсь, если он сам... Почему мне не обидно об этом размышлять? Потому что у меня и самой рыльце в пушку или... Лучше мне оставить эту тему навсегда. Почему Женя уходил от меня? Чего-то я ему недодавала? Он тоже не слишком меня любил или чувствовал, что я, как говорится, лишь подставляю щеку?
      Во всяком случае, я уверена, что кем Женя не был, так это кобелем, и скорее всего между ним и Ириной это случилось тогда, когда зашатался и дал течь его корабль, построенный собственными руками. А я, во-первых, не сразу почувствовала неладное, а во-вторых, не могла порой сдержать раздражения, когда видела его потерянным и вялым.
      После признания Иры я чувствовала себя так, словно некто дал мне отпущение грехов. Потому вопрос звонить или не звонить Юрию меня перестал волновать. Эта мысль пришла мне на днях, когда я поняла, что одна ничего не смогу сделать. Если он не захочет мне помочь, пусть хотя бы даст совет.
      Какие я себе прежде зароки ни давала, а вот приперло, и я опять обратилась к Забалуеву. И уже не думала о том, кто что обо мне скажет.
      Мне приходилось беспокоиться о своем будущем, которое ничем особым не было обеспечено. Чтобы заработать достаточно денег журналистским трудом, надо пахать день и ночь, но тогда кто будет воспитывать моего сына?!
      Я позвонила Юрию на следующий день, накануне вся измаявшись и раз за разом сочиняя свою первую фразу. Несколько раз перед тем я протягивала руку к телефонной трубке и тотчас отдергивала ее, будто ужаленная.
      – Хорошо, что ты позвонила, – сразу откликнулся Юрий. – Я ждал твоего звонка. Встретимся в обед в ресторане, а заодно и пообедаем.
      На этот раз я пришла не скрываясь. И не оставляла, как в предыдущий раз, такси за два квартала до ресторана. И не старалась сесть так, чтобы большинству посетителей ресторана не было видно моего лица...
      Забалуев уже был в ресторане и помахал мне рукой, потому что на этот раз сидел в другом месте – видимо, понимал, что наш разговор не предназначен для чужих ушей.
      – Надо же, тебе даже траур идет, – сказал он, поднимаясь из-за стола и целуя мне руку. – Я заказал на свой вкус куриную лапшу – ее шеф-повар готовит так, что пальчики оближешь. А второе ты уже сама выберешь.
      Он окинул взглядом мою фигуру, и я, как ни странно, смутилась. Наверное, от того, что было в этом нечто интимное, словно он лишний раз убеждался: то, что принадлежало когда-то ему, осталось в целости и сохранности.
      – Я пришла к тебе с предложением, – сказала я с места в карьер, потому что его взгляды действовали на меня не лучшим образом, то есть будили греховные воспоминания о том почти обморочном состоянии, которое я испытала в его объятиях. – Купи у меня металлобазу.
      – Что, дела совсем плохи?
      – Если ты имеешь в виду мое благосостояние, то вовсе не в этом дело. Просто меня предупредили, что вся собственность базы так активно разворовывается, что, когда я спустя полгода вступлю в права наследства, от нее останется лишь пустая территория, если, конечно, останется.
      – Задачка! – Он смешно почесал ухо, кого-то пародируя.
      – Если это тебе не нужно, скажи, зачем человеку чужие головные боли! – торопливо предложила я; опять мне стало казаться, что я делаю шаг к человеку, который уже вычеркнул меня из списка своих привязанностей и потому не спешит приходить мне на помощь.
      – Гордячка ты, Рагозина, – фыркнул он. – Так боишься прогнуться.
      – А тебе этого хочется? Чтобы я прогибалась? Думаешь, у меня другого выхода нет?
      На самом деле я приготовила запасной вариант. Но к этому другому человеку обращаться было еще хуже, чем к Забалуеву. Он бы мне помог, я уверена, но что бы за это запросил, не хотелось и думать. Мириться лучше со знакомым злом...
      – Хотелось бы, – честно признался он, – но ты, видимо, так устроена, что, даже обращаясь с просьбой, как бы делаешь одолжение.
      – Прости, – покаялась я, – просто все время готовлю себя к худшему, а потому заранее становлюсь в оборонительную позицию. И еще... Если ты все-таки надумаешь купить эту проклятую базу, я прошу сделать это по номиналу. Ты не должен покрывать все свои расходы, и вовсе не обязательно делать для меня широкие жесты...
      – А вот это уже позволь решать мне самому, – жестко откликнулся он. – Пока я не могу ее у тебя купить. По закону. Но опеку над ней могу оформить. С твоего согласия. Завтра же пошлю туда своего человека, и он наведет порядок.
      Я невольно поежилась.
      – Для этого вовсе не обязательно оставлять за собой горы трупов, если тебя волнует это, – усмехнулся он.
      – Чего вдруг мы с тобой заговорили о трупах? – поинтересовалась я.
      – Но отчего-то же ты меня избегала все это время. Видимо, некто сказал тебе, что у меня в друзьях влиятельный мафиози? – Он развеселился. – Ленка, все-таки ты недальновидная особа. Ты так законспирировала наши с тобой отношения, что никто о них не знает, а ведь в таком случае твои расхитители бы просто остереглись против тебя что-то предпринимать.
      – Ты не совсем прав, кое-кто об этом знает, – заметила я, вспомнив, что за этой спешкой так и не сообщила Юрию, что в милицию пришла на нас с ним анонимка. – Но похоже, это совсем не те люди, о которых ты говорил... Разве менты тебя не трясли по поводу Жениной смерти?
      – Ты что же хочешь сказать... – изумился он, и тень озарения мелькнула в его глазах. – Кто-то под меня копает? Надеюсь, ты в эту глупость не веришь?
      – Не верю. Как и в то, что кто-то копает под меня. Следователь попытался меня взять за горло, но, думаю, ему это не удалось. И все же в анонимке, посланной в убойный отдел, ты назван самым заинтересованным лицом в смерти моего мужа, потому что у нас с тобой роман.
      – Так и написали – роман?
      – Ну, следователь спросил меня именно так.
      – И ты его убедила в том, что романа нет?
      – Конечно, убедила, – с заминкой произнесла я.
      – Вот, о чем я говорил!
      – Но возможно, некто как раз этого и ждал. Что менты возьмутся за меня как следует и вытрясут признание.
      – Хотел бы я взглянуть на этого человека!
      – Если кто-то пытается замарать тебя в деле об убийстве, то вполне может быть, что как раз сейчас нас с тобой кто-нибудь фотографирует.
      Я сказала это просто так, шутя и, конечно же, всерьез об этом не думая. Просто посмотрела на его серьезное лицо и вспомнила какой-то детектив...
      Думала, и Юрий посмеется вместе со мной, но он, как ужаленный, крутанулся в кресле и вдруг, вскочив из-за стола, побежал куда-то в сторону выхода. Бегал он быстро. Я, что называется, не успела и глазом моргнуть, когда он, слегка запыхавшись, вернулся к нашему столику с каким-то фотоаппаратом в руке.
      – Трофей.
      Он подвинул фотоаппарат ко мне.
      – Аппарат цифровой, так что можно увидеть, насколько мы с тобой фотогеничны...
      Он сел за стол и перевел дыхание.
      – Ты натолкнула меня на верную мысль. А я уже минут пять сижу и думаю, почему это мне так неуютно, словно кто-то за мной подсматривает! Не потерял нюха старый разведчик. – Он расхохотался.
      – А у кого ты аппарат отобрал?
      – Не знаю, в реанимации кровь смоют, разберемся. – И, взглянув на мое испуганное лицо, он фыркнул. – Ну ты чего, шуток не понимаешь!
      – Шуточки у вас, боцман. Я видела, какое у тебя тренированное тело. Наверняка до сих пор каким-то спортом занимаешься...
      – Значит, тебе понравилось мое тело? – хохотнул он и поцеловал мне руку. – Спасибо, дорогая, самые хорошие комплименты те, что произносятся в запале.
      – И ты не отдашь ему фотоаппарат? – постаралась я сменить тему.
      – Еще чего! Пусть скажет спасибо, что так дешево отделался!.. О чем задумалась?
      – Я бы не хотела доставлять тебе лишние хлопоты. Если база тебе не нужна, скажи честно.
      – Скажу... – Он помедлил. – База твоя... а она и в самом деле теперь твоя, мне вовсе не будет лишней. Как у богатых не бывает слишком много денег, так и бизнес не может не расширяться. Дело в том, что я предлагал твоему мужу незадолго до его гибели продать мне базу...
      – Он говорил мне, – отчего-то смутилась я. – И кто знает, может, согласись на твои условия, он остался бы жив... Ты думаешь, базу и в самом деле разворовали настолько, что она может быть тебе неинтересна?.. – не выдержав, заторопилась я.
      Хотелось поскорее с этим покончить. Я не нравилась самой себе в роли просительницы. Сижу здесь и заглядываю в рот бывшему любовнику!
      – Да при чем здесь это? – досадливо отмахнулся он. – Я же тебе говорю, все, что украли, вернут, обратно в зубах принесут. У меня не воруют! Просто кое-кто может подумать, что из-за базы я... словом, начнутся сплетни. Тебе будет это неприятно. Может, оформим ее на кого-нибудь другого?
      – Если ты боишься, оформим на кого угодно, меня же нисколько сплетни не волнуют.
      – Ну ты крутая стала! – снисходительно улыбнулся Юрий. – Вон даже на меня наезжаешь.
      – Прости, но я почему-то нервничаю... И вообще, пока ты не появился в моей жизни, все в ней было просто и понятно, а теперь чего только нет: и супружеская измена, и сплетни, и убийство мужа...
      Он помрачнел.
      – Значит, ты все-таки подозреваешь, что я к этому приложил руку?!
      Ну вот, я опять что-то не то ляпнула. Это называется – пришла просить об одолжении. Слишком много на меня в последнее время навалилось, вот и бродят мои мысли, словно овцы без пастуха, а некоторые, забредая в рот, срываются с языка.
      – Прости, не соображаю, что говорю... Я, наверное, пойду. Прости, что тебя побеспокоила.
      – Ох, Рагозина, что ты за человек! Самая непредсказуемая из всех женщин, что я знал... Спасибо, что ты мне доверяешь... Да не смеюсь я! Ведь продаешь же ты мне базу. Вон даже о деньгах не заикнулась. А я, между прочим, по правилам торговли должен тебе выдать аванс. Если вдруг покупать ее передумаю, аванс тебе останется.
      – Да не нужен мне твой аванс!
      Что со мной происходило? Я уже была на грани истерики.
      – Еще как нужен... В крайнем случае положишь деньги в банк, на черный день. Тьфу-тьфу, пусть его у тебя никогда не будет. У меня при себе такой суммы нет, давай встретимся вечерком, бумагу подпишешь, что доверяешь мне вести твои дела. Часов в семь тебе подойдет?
      – А как же, – замялась я, – сына ведь заберу из садика... Ладно, к сестренке отведу. Заезжай за мной в Тракторный переулок, 7. Знаешь, где это?
      – Возле мединститута?
      – Там. Я выйду к тебе навстречу.
      С тем мы и расстались. Вернее, Юрий подвез меня на своей машине к редакции.
      – Лена, тебя какой-то мужик спрашивал, – сказала мне моя коллега Наташа Савина.
      Я быстро пробежала глазами по своему блокноту, в который записывала предполагаемые и заранее назначенные встречи, – вроде сегодня никакой встречи я не планировала.
      – А он не говорил, кто он, откуда?
      – Говорил. И фамилия у него такая известная. Кто у нас «Девятую роту» снимал?
      – Бондарчук?
      – Вот именно, Бондарчук. Я сказала, что ты будешь после обеда, и дала на всякий случай твой телефон. Говорю ему, нас, молодой человек, не всегда можно на рабочем месте застать. Знаете, какой девиз нашей профессии? Волка ноги кормят!
      Бондарчук... Господи, я даже не сразу сообразила, что это фамилия мужика, в которого была влюблена моя сестренка. Однако что ему от меня надо? На похоронах Галя была совсем с другим молодым человеком, и он мне понравился. Такой основательный мужичок. Не из тех, что бросают своих жен. Я уже было порадовалась за девчонку, так неужели этот Бондарчук решил всерьез испортить ей жизнь?
      Откровенно говоря, мне сейчас было не до него. У меня имелась куча дел, не говоря уже о том, что в этом месяце я не сделала даже строчко-норму. Правда, у меня была причина, но я старалась держать себя в ежовых рукавицах и составила для себя график работы, хотя с меня его никто и не требовал.
      Я уже поняла: для того чтобы в горе не пропасть, не опуститься и не свести свою жизнь на нет, надо обязательно много работать. До упаду, до головокружения, так, чтобы вечером падать в постель и засыпать без сновидений.
      Вот только моему сыну я не могла отказать во внимании, но оно выглядело вовсе не таким, как обычно, так что порой ребенок даже пугался моих неуемных ласк, когда, прижав его к себе, я начинала тискать и целовать, точно у меня его кто-то пытался отобрать. Первое время Тошка мужественно терпел, понимая своим маленьким мужским сердцем, что с его мамой не все ладно, но потом не выдерживал, кричал:
      – Мама, ты меня задушишь!
      Так вот у меня не то чтобы крыша съехала, но мое настроение частенько менялось. Как если бы я то смеялась, то плакала. Вроде и старалась держать себя в руках, но не очень-то получалось.
      А главное, о чем я не забывала ни днем ни ночью, это о своей вине перед Женей. Хуже всего, что это чувство было не острым или сильно болезненным, а таким зудящим, как комар, и оттого еще худшим.
      Поначалу казалось, что все уравновесилось – как и наша с ним вина, но я-то была жива, а он... Надо же, я не верила в то, что Забалуев приложил руку к его гибели, а подсознательно Юрия избегала.
      Нет, пожалуй, не из-за смерти Жени, а из-за того, чтобы люди не стали говорить, ну вот, у мужа еще и ноги не остыли, а она уже пустилась во все тяжкие.
      Вот встречусь с ним сегодня вечером, а потом смогу больше ему не звонить и о себе не напоминать. По крайней мере до тех пор, пока нам с ним не придется подписывать документы на продажу.
      А этот... который говорил, придет после обеда. Что вообще ему нужно? Хочет, чтобы я уговорила Галочку к нему вернуться? Странный человек. Как будто, выбирая между ним и сестрой, я отдам приоритет его интересам.
      Словом, я занялась своей работой и так увлеклась, что не заметила, как пролетело время. И подняла голову только тогда, когда напротив моего стола кто-то остановился. Но так как он не захотел пройти мимо, а ждал, пока я закончу печатать, мне пришлось прерваться и поднять на него глаза.
      Однако!
      Передо мной стоял среднего роста мужчина, несколько полноватый, но при этом производивший впечатление человека энергичного, если не сказать стремительного. Кажется, Галя говорила, будто бы Сергей послал его в нокаут. Такого здоровяка?
      Нет, определенно в Бондарчуке имелось нечто такое, что одним словом не объяснишь. Его лицо нельзя было назвать заурядным. А эта его улыбка. Такая открытая и доверительная. Но глаза! Ишь, как он ими! Пришел ко мне, чтобы поговорить о моей сестре, а при этом не прочь захомутать попутно и меня. Не потому, что увидел во мне что-то особенное, а по привычке тащить за собой невод и заграбастывать все, что попадает в сеть.
      Нет, такой шустряк не для Галочки. С ее-то открытым и добрым характером, с доверчивостью к людям. Она никак не избавится от этих, на современный взгляд, пороков, несмотря на все неприятные сюрпризы, которыми оделяет ее судьба.
      Что, опомнился, гулена? Увидел свою женщину в руках другого мужчины и захотел вернуть? А вот фигу тебе! Я не Галя, не поведусь на твои голубые глазки, как бы ты ни сиял своей ослепительной голливудской улыбкой. Тоже мне, секс-символ! Не на ту напал!

      Ее жизнь с Сергеем не была похожа ни на жизнь с Игорем, ни на жизнь с Генкой. У них все было по-другому.
      Они всюду ходили вдвоем, даже покупать для Гали белье.
      – И ты не стесняешься? – весело удивлялась она.
      – Но ведь это же для тебя! – объяснял Сергей.
      Телевизор они тоже поначалу смотрели вместе. Но когда оказалось, что Галя смотрит сериал по второму каналу, а Сергей по НТВ, они пошли в магазин и купили еще один телевизор, отечественный, всего за три тысячи – по крайней мере такие деньги были у Сергея с собой.
      Неожиданно ей это понравилось. Жизнь вдвоем. Тихая, неспешная, с ласковыми интимными отношениями. Она подумала, что всякие там неожиданности, когда мужчина не приходит ночевать или уходит к другой без объяснений, лишь выхолащивают душу и принижают женщину в собственных глазах. Будоражат, да, но после них чувствуешь себя не просто обманутой – ограбленной!
      Примерно через неделю после того, как Галя с Сережей стали жить семейной жизнью, позвонила Светка и стала лепетать что-то насчет того, чтобы прийти к Гале в гости, но та неожиданно твердо отказалась.
      – Извини, но сегодня мы с женихом идем в кино, а потом зайдем в кафе – в общем, вернемся поздно...
      – У тебя есть жених? – завистливо поинтересовалась Светка.
      Галя нарочно ей сказала – жених и при этом оглянулась на Сергея: мол, ты не возражаешь, что я так говорю? Он как раз подтягивал болты на кухонной табуретке – они совсем разболтались – и на ее вопросительный взгляд поднял кверху большой палец.
      – Есть. Через полтора месяца у нас будет свадьба. Я тогда скажу, куда приходить и когда. А сейчас, ну, ты сама понимаешь, нам хочется побыть наедине. Ты ведь не обижаешься?
      – Какая обида! Святое дело! – кисло согласилась Светка.
      На следующий день, когда Галя выходила с территории хлебозавода, где работала кондитером, и увидела, что на другой стороне ее поджидает Игорь, ее сердце все-таки дрогнуло. Скорее всего от неожиданности, но, к счастью, она заранее созвонилась с Сергеем, и он подъехал за ней на своем джипе.
      Едва Галя вышла за ворота, он подъехал прямо к ней, так что она села в его машину и уехала. Оставив Игоря одного с раскрытым ртом. Это Галя о нем так мстительно подумала.
      Но когда она наконец взглянула на Сергея, то ее поразили напряженно сомкнутые губы жениха, которого в своем воображении она продолжала считать... не то чтобы слабаком, а так, человеком мягким и нерешительным. Значит, Игоря он видел? Но спрашивать об этом она не стала, потому что и сама сделала вид, что его не видела.
      И вообще, чего этот Игорь к ней привязался?! Такие бабы вокруг него вьются, а он вдруг воспылал страстью к той, которую считал... так, вехой на своем пути. Даже не вехой, а вешкой, невзрачной станцией, на которой блестящий скорый поезд стоит полторы минуты.
      Льстило это Гале? Льстило, но как-то по-детски. Вот тебе, не хотел, теперь побегай! Но другая женщина внутри ее, в один момент повзрослевшая и понявшая, что окружающий мир перестал играть с ней в игрушки, а предложил другую, жестокую взрослую игру, и в ней нельзя раскисать, расслабляться, если не хочешь пропасть, потерять саму себя, сказала сурово: не вздумай на него оглянуться!
      Они ехали в Сережиной машине – кстати, прежде ей никогда не приходилось ездить в джипе, и теперь она ездила и чувствовала себя в нем комфортно, попутно гордясь за Сергея, что у него такая дорогая машина.
      И об этом ему сказала.
      – Видела бы ты, из каких обломков я его собрал! – усмехнулся он. – Между прочим, я успел убедиться: деньги неправедные часто как приходят, так и уходят.
      – Ты хочешь сказать...
      В этот момент Галя подумала, что, наверное, в этой машине кто-то разбился насмерть.
      – Нет, – покачал головой Сергей, – владелец машины, как ни странно, остался жив. Дуракам везет. Подозреваю, что предупреждению судьбы он не внял и на новой тачке точно так же ездит без правил.
      – Главное, чтобы ты ездил по правилам, – улыбнулась она.
      – Погоди, вот я тебя научу водить машину, и купим мы тебе что-нибудь небольшое, японское... Ты хочешь водить машину?
      – Я как-то об этом не думала. Понимаешь, цели такой перед собой не ставила. Пока, думаю, институт закончу, а там посмотрю.
      Она чувствовала, что Сергей все время хочет что-то сказать, и инстинктивно старалась говорить побольше, чтобы не давать ему такой возможности. Как будто можно замолчать факт появления Игоря теперь уже в их жизни.
      – Знаешь, – сказал Сергей, коротко взглянув на нее, – меня это начинает беспокоить.
      – Имеешь в виду Игоря? – не стала лукавить она.
      – Его, сердешного! Честно говоря, не хочется побывать в роли жениха, чья невеста сбегает из-под венца.
      – Ты так в себе не уверен?
      – Я в тебе не уверен.
      Он словно ударил ее. Галя посмотрела на него с обидой.
      – Остается нам с тобой поссориться на радость врагам, – покачала она головой.
      Светку такое положение наверняка бы веселило: вон как из-за меня мужчины воюют, а Галя встревожилась.
      – Может, мне стоит поговорить с ним, объяснить, что я уже решила, с кем связать свою судьбу?
      У нее получилось несколько напыщенно, но Галя волновалась.
      – И он тебя послушает?
      Похоже, они начали буксовать на одном и том же месте.
      Хорошо хоть, Сергей не стал больше говорить на эту тему, и они, как и в другие вечера, спокойно поужинали, посмотрели несколько дурацкую кинокомедию с Джимом Керри и пошли спать.
      А утром Сергей отвез ее на работу, и уехал, только убедившись, что Галя прошла через проходную хлебозавода.
      А в начале первого ей на работу позвонила Лена и предложила встретиться в обед. Недалеко от редакции газеты открылось недавно кафе со смешным названием «Бистро-бистро». Говорили, что обслуживают в нем и в самом деле в темпе, недорого и достаточно вкусно.
      Через пять минут позвонил Сергей и озабоченно поинтересовался, где Галя сегодня обедает. Она улыбнулась. Сережа готов звонить ей с утра до вечера, если придумывает повод.
      – Сестра зовет в какое-то новое кафе. Мы давно не виделись. А еще ей нужно о чем-то со мной поговорить.
      Сергей мог бы сказать, что не так уж и давно, всего три дня назад, но родственники – это свято. С сестрой – это ничего, с сестрой пусть. Тем более что ему самому придется несколько сдвинуть свой обед. Вдвоем с механиком Славой они пообещали отремонтировать «БМВ» знакомому хозяина мастерской. Он их не заставлял – нормальный шеф, за горло не хватал, но попросил:
      – Вы уж поднажмите, ребята, тут дело чести. Я сказал, что мы сделаем за два дня, а кое-кто мне не поверил. Но у них и нет таких классных механиков. Успеете – с меня премия.
      Понятное дело, им кинули леща насчет классности, но Сергей не видел ничего дурного в том, чтобы подсуетиться. Шеф обещал подкинуть премию, а ему так хотелось купить Галчонку колечко с бриллиантом. Небольшим, но это пока. Потом, когда у него будет своя автомастерская, он увешает любимую драгоценностями с ног до головы! Сергей улыбнулся своим мыслям: вряд ли Галочка станет ими увешиваться. Просто она обмолвилась как-то:
      – Я особо не расстраиваюсь от того, что бриллианты мне не носить. И серебром обойдусь!
      Сергей даже обиделся за нее. Кто более достоин самых лучших драгоценностей, чем его невеста?
      Он мог бы и занять денег у деда на это кольцо. Но хотелось заработать. В конце концов, дед же крутится: и в школе преподает, и в каком-то частном лицее подрабатывает, и помогает дипломы писать нерадивым, но богатым.
      Так у деда и здоровье уже не то, шестьдесят восемь лет все-таки, а Сергей молодой, с руками и с мозгами. По крайней мере так говорят.
      Вот уже две недели, как он перешел жить к Гале, а кажется, что живут они вместе давно. И счастливо. Как-то удачно все совпало – совместились их характеры, наложились один на другой, и получилась идеальная будущая семья.
      Главным было то, что его невеста Галя оказалась чутким и мудрым человеком. Смешно про молодую женщину говорить – мудрая, но Сергей не мог подобрать другого, более подходящего слова.
      Нет, конечно, права Галя, и у него в прошлом были девушки. Одна даже старше его на пять лет, но никто из них так его не понимал, каждой приходилось объяснять, что называется, на пальцах самые простые истины.
      А с Галей – даже странно, и его друзья заметили – просто невероятное понимание! Спросят у них что-нибудь, они с Галей переглянутся, и уже готово общее решение. И вкусы у них одинаковые почти во всем, что касается еды, например. Или взглядов на отдых. На то, что по телевизору смотреть. Да мало ли...
      – Приятного аппетита, куколка! – сказал он и с теплым чувством положил трубку, чтобы еще энергичнее приняться за работу.
      – Поговорил? – спросил его напарник.
      – Покурил? – передразнил его Сергей.
      Каждый проводит перекур по-своему. Что делать, если Сергей не курит и есть возможность лишний раз хоть по телефону услышать милый голос.
      Друзья посмеиваются над ним. Мол, знаем мы эту любовь! Женишься, куда все и денется, а Сергею кажется, что эта его влюбленность в Галю никогда не пройдет. Даже когда она постареет или, например, растолстеет.
      Галя в это же время с теплой улыбкой вспоминала Сережу. Надо же, чем больше она его узнает, тем ближе он ей становится. Она слышала, некоторые подруги, выйдя замуж, приходили к неприятному открытию, как не похожи их мужья на милых отзывчивых женихов, как много теперь между ними обнаружилось противоречий. А у Гали все наоборот.
      То есть пока она с Сережей не зарегистрировалась, но совместное сосуществование так проявляет характер человека! В принципе они живут обычной семейной жизнью – ведь не штамп же в паспорте так кардинально ее меняет!
      Каждый день она открывает в нем все новые черточки. И как он кладет все на место. И как замечает любую неисправность. Игоря-то хватило всего на один фен. Едва только он своей хозяйственностью произвел на Галю должное, как считал, впечатление, сразу перестал напрягаться. Даже обещанную наружную антенну он так и не сделал. Забыл. А Галя стеснялась ему напомнить.
      Эту самую антенну сделал Сережа. Причем нарочно об этом не сообщая. Просто дня через два принес с собой кабель, какую-то супер-антенну, каковые делает его хороший друг, и спросил у нее, как обычно:
      – Куколка, ты не возражаешь насчет наружной антенны?
      – Почему же я стану возражать? – улыбнулась она и посмотрела на него одобрительно, после чего тот не залез, взлетел на крышу, где и установил эту антенну.
      Странно, что, когда Галя с Сергеем относила в загс заявление, у нее даже мысли не возникло о том, чтобы оставить себе девичью фамилию. Она даже подумала, что глупо из-за фамилии ссориться с будущим мужем. Почему она не подумала об этом, когда выходила замуж за Подкорытько? Поумнела или ее чувство к Сергею гораздо серьезнее, чем к Генке?
      Вот будет возмущаться отец: что за фамилия – Иванова. И это моя дочь!
      Судьба, видимо, большая насмешница. Нарочно подкинула Гале жениха с такой простой фамилией.
      Как раз в это время она подошла к кафе и нос к носу столкнулась с сестрой. Все-таки они похожи! Вон даже на встречу друг к другу приходят минута в минуту.
      – Сегодня я плачу! – сразу заявила Галя, и Лена, против обыкновения, лишь рассеянно кивнула. Потом, правда, спохватилась: – Что, Сергей деньги на хозяйство дает?
      – Дает, – сказала Галя. – Между прочим, если что, теперь я тебе помочь смогу.
      В этом ей тоже повезло. Сергей оказался не менее щедрым, чем Игорь. А вернее, он отдавал ей вообще все деньги. Она сама настояла на том, чтобы у него были карманные деньги.
      – Сделаю шабашку, заработаю, – пытался отмахнуться он.
      Но Галя заметила строго:
      – Ты – самостоятельный человек. А вдруг этой самой шабашки не случится? У друзей станешь занимать? А они будут над тобой смеяться. Еще не женился, а уже невеста плотно на кармане сидит.
      Она сейчас и сестре сказала:
      – Ты теперь одна, у тебя ребенок. Нам с Сережей все-таки полегче.
      – Малявка! – тронула ее за нос Лена. – Не лезь поперед батьки в пекло! – И посерьезнела. – Кто знает, кому из нас помогать придется, но это здорово, что у нас с тобой в случае чего есть на кого надеяться!.. Молодец все-таки наша мама! Как было ни трудно, произвела на свет троих детей. Так что у каждой из нас есть сестра и брат. Чего не скажешь о моем Тошке.
      Она пригорюнилась, но Галя ее сразу затормошила:
      – Ты что, Ленчик, можно подумать, у тебя жизнь кончилась. Встретишь еще мужчину, выйдешь замуж...
      – Боюсь, такого я больше не встречу!
      Она запнулась, будто хотела сказать совсем не то. Галя поняла это так, что она не надеется больше встретить такого, как Женя. Странно, ей показалось, что в последнее время Лена к своему мужу несколько охладела. А ее сестра между тем спохватилась:
      – Тут такое дело, Галочка, твой Бондарчук ко мне приходил.
      – Домой? – удивилась Галя.
      – Почему домой? На работу.
      – Не, ну вообще наглый! – возмутилась Галя, на этот раз с чувством превосходства.
      Бондарчуку неймется оттого, что у нее другой мужчина. Собственник. Она не верила в то, что он может страдать из-за нее. И вообще из-за кого бы то ни было. А теперь... Получается, отольются кошке мышкины слезки? Галя испытала удовлетворение. И при этом Бондарчука ей было нисколько не жалко!
      Интересно, кто-нибудь там наверху считает эти ее «не жалко»?
      – Два комплексных обеда, – сказала Лена подошедшему официанту. – Тебе как – с мясом или с рыбой?
      – С рыбой, – выбрала Галя.
      Как бы она себя ни убеждала в обратном, появление Игоря у сестры не оставило ее равнодушной.
      – И чего он от тебя хотел?
      – Чтобы я вас помирила. Он считает, что ты не можешь быть счастлива с таким, как Сергей.
      – А что он имеет против Сережи? Лена улыбнулась.
      – Сказал про него: сельпо!
      – Ой-ой-ой, – скривила губы Галя. – А сам-то он откуда? Из свиносовхоза «Щербиновский»! Сережа, между прочим, всю жизнь в городе живет, а Бондарчук только недавно сюда приехал. В смысле, лет десять.
      – Мол, Сережа – простой слесарь, а ему, Игорю, не сегодня-завтра майора дадут. Откуда, кстати, он узнал насчет слесаря, ума не приложу. Может, он следит за вами?
      – Никакой Сережа не простой, – сразу вступилась за жениха Галя. – Он механик. Руки золотые. Даже если бы он в институте не учился, все равно открыл бы рано или поздно свою автомастерскую...
      – Это Сергей сам тебе сказал?
      – А хоть бы и не сам! Все равно я в него верю... А Игорь... Неужели и правда следит? Совсем он чокнулся, что ли?
      – Я начинаю о тебе беспокоиться.
      – Ничего страшного не случится, не волнуйся. Сережа почти все время со мной. Мы даже на обед с ним вместе ездим. Просто сегодня у него срочная работа, а к тебе он меня не ревнует.
      – Попробовал бы он ревновать!.. Он при тебе без году неделя, а я с самого рождения!.. Тогда что мы ответим Бондарчуку? Чеши вальсом по холодку, тебе здесь не обломится?
      – Именно так!
      – Ну, смотри, сестренка, чтобы потом не жалела... Или все-таки есть колебания?
      – Понимаешь, Ленчик, я совершенно точно знаю, что ничего хорошего у меня с Игорем не получится. И вообще, если бы я была человеком со стороны, не отравленным никаким чувственным фактором...
      – Галочка, опомнись, про чувства, и вдруг – фактор!
      – Недавно газету читала, – рассмеялась Галя. – Я все-таки немножко волнуюсь и думаю, какие мы, женщины, все-таки глупые! У нас будто два зрения. Одно ясное: этот человек нам не подходит, он непостоянен, легкомыслен, равнодушен, жесток и так далее. Но как раз в эту минуту подключается другое, сумеречное зрение. Мы начинаем себя убеждать, что его еще можно переделать, исправить, перевоспитать... Мало ли какие слова мы при этом употребляем! И ничего страшного не будет, если мы еще немного его возле себя потерпим. Все-таки ведь это так приятно – его объятия и поцелуи...
      – Ого! – насмешливо фыркнула Елена. – Я и не думала, что моя сестренка такая разумная. Значит, у тебя сейчас сумеречного зрения нет?
      – Скажем так: имеются остатки, как бы клочки серого тумана, которые проплывают перед глазами и показывают нам отдельные картины мира совсем не такими, какие они на самом деле.
      – Не столько сам мир, сколько нужных нам людей.
      – Типа того!.. Кстати, Володьке Сергей понравился.
      – Это Валеркиному другу, что ли?
      – Кому же еще! Сразу нашли общий язык. Причем Сергей и слова не сказал о какой-то там ревности. Принял Володьку как друга.
      – Наверное, не видит в нем соперника. Мужчины такое сразу чувствуют.
      Лена благодарно кивнула официанту и проговорила, глядя перед собой:
      – Нет, определенно в этом кружении Бондарчука вокруг тебя что-то есть!
      – Что именно? – удивилась Галя. – То, что Игорь опять ко мне чувствами проникся?
      – То, что он опасен. У него явно неладно с психикой.
      – Ну и в чем это выражается? – насмешливо спросила Галя. – Он встретит меня в темном переулке и пырнет ножом?
      – Нет, про нож ничего не скажу, но глаза у него... бегают, понимаешь? Он не может долго смотреть человеку в глаза, а это, думаю, один из признаков того, что психика у него хромает. Ты, сестренка, будь осторожна.
      – Хорошо, – улыбнулась Галя, особо не вдумываясь в слова сестры.
      Все у Игоря в порядке с психикой! Он всегда доброжелательный, улыбчивый, а то, что набросился на нее, так это от злости. Любой мужчина психует, когда на женщину, которую он считает своей, предъявляет права кто-то другой.
      Но тут она на себя мысленно прикрикнула. До чего дошло, она уже Игоря защищает! Чего бы вдруг ему считать Галю своей, после того как он от нее ушел?
      И вообще, она так и собирается на двух стульях сидеть? В смысле, не решая для себя окончательно, кто из мужчин ей нужен.
      – Хочешь совет? – проговорила Лена, подняв вверх вилку. Это получилось у нее несколько комично, так что Галя прыснула.
      – Давай, говори свой совет.
      – Попробуй хотя бы месяц ни с кем из твоих мужчин не встречаться. Тогда все станет на свои места.
      Галя подумала и отрицательно покачала головой:
      – Не получится. Видишь ли, мы с Сережей отнесли заявление в загс.
      – Заявление? – изумилась Лена. – А ты мне ничего не сказала. Чего ж я тогда тебе про Бондарчука рассказываю? В таком случае не слишком это порядочно выглядит с моей стороны.
      Галя смутилась.
      – Понимаешь, я подумала, что ты можешь не так меня понять. У тебя горе, а я о свадьбе размечталась. Но мы подумали с Сережей, что все равно до регистрации ждать два месяца, а так... Заодно и свои чувства проверим. Ты на меня не обижаешься?
      – Глупышка! – Лена перегнулась через стол и пожала руку сестры. – Ничего я такого не подумаю. Женя ведь был моиммужем... А я всего лишь не буду веселиться на твоей свадьбе. Приду, посижу в уголке. Ты ведь на меня не очень обидишься?
      – Конечно, нет!
      Теперь Галя пожала руку сестре и внимательно посмотрела на нее.
      – Это ведь не все, что ты хотела сказать мне?
      – Не все. У меня сегодня деловое свидание. – Она замялась и для чего-то уточнила: – Надо подписать одну бумагу – это насчет Жениного бизнеса.
      – Представляю, как для тебя все это сложно, – кивнула Галя.
      – Не то слово, если этого не сделать, всю базу разворуют!
      – Я чем-то могу помочь?
      – За Тошкой разве что присмотреть. Я заеду за ним в садик, а потом привезу его к тебе.
      – Конечно, поближе с Сережей познакомишься. Так сказать, в домашней обстановке.
      – И все-таки ты какая-то напряженная. Лена некоторое время пристально ее рассматривала.
      – Ну что тебя мучает? Бондарчук?
      – Вся моя жизнь меня мучает! – вырвалось у Гали. – Я боюсь, что не смогу сделать счастливым Сережу. Буду все время Игоря вспоминать... Но и к нему я возвращаться не хочу. Он вовсе не тот человек, который заслуживает любви.
      – Увы, – Лена тоже пригорюнилась, – любовь достается далеко не всегда тем, кто ее заслуживает.
      – Просто все дело во мне! – горячо заговорила Галя. – Наверное, я удалась в своего папочку Мещерского. Вот скажи, мой бывший муж Гена – хороший человек?
      – Тебе мало двоих, так ты еще третьего приплела?
      – Нет, вот скажи, почему я за него вышла? Интересно стало, как там, замужем? Тогда почему я не чувствовала никакой ответственности за своего супруга? Он из-за меня чуть не спился!
      – Ну, не увлекайся! – Лена похлопала ее по руке. – Подкорытько пил и до тебя, и рядом с тобой, и, насколько мне известно, после тебя. По крайней мере я его как-то встретила в совершеннейшем отрубе. Тогда о чем речь?
      – О том, что я его встретила недавно совершенно трезвого. Он таксистом работает, представляешь? Собирается жениться. Какая-то женщина даст согласие на брак с ним лишь после испытательного срока.
      – Что ты такое говоришь! – фыркнула Лена. – Будущая жена ведет себя как... государственный чиновник.
      – Как бы ни вела, а он ради нее из кожи лезет. Почему ради меня он так не старался? Значит, все зло во мне?
      – Так, начала за здравие, кончила за упокой, – вздохнула старшая сестра. – Все дело в том, что ты для Подкорытько слишком мягкая. Он тебя не боялся, а такие люди могут к чему-то хорошему тянуться только под влиянием жесткой руки. Вначале это была его мамочка, а теперь другая женщина. А ради нее уже он может и на мамочку прикрикнуть, чтобы угодить той, другой. И та наверняка все время будет за ним следить, все время его контролировать, чтобы ее боялся и знал: над ним простерта ее карающая десница. И Генка ничего плохого в этом не видит. Небось даже гордится. Думает, в нем все дело. Такой он необыкновенный, раз им женщины интересуются, тратят на него свое время и готовы даже принять на воспитание... Поверь мне сестренка, это все не твое!
      – А что мое? – тихо спросила Галя.
      Лена тут же спохватилась:
      – Прости, что в самом деле я тебя поучаю. Самой бы во всем разобраться...
      – А что, есть с чем? Я имею в виду, кроме материальных ценностей?
      – Пока сама не знаю, – задумчиво произнесла Лена. – Может, потом когда-нибудь я тебе все расскажу.
      До конца обеденного перерыва оставалось совсем немного времени, так что сестрам пришлось поторопиться с той едой, что они заказали.

      Вечером я поехала к Гале, предварительно забрав сына из садика. Ее Сережа почти одновременно с нами пришел с работы, и мы вместе поужинали.
      Сели за стол вчетвером – Рагозин-младший очень любил есть со взрослыми. Во-первых, к нему тогда не приставали, как есть и сколько, как держать ложку, а порой, если он просил, с удовольствием кормили. Толя до сих пор тосковал по тому времени, когда его кормили с ложечки.
      Надо сказать, я не сразу сообразила, что оказываю ему дурную услугу. Хочет сын, чтобы его кормили с ложечки, вот я и кормила.
      А после того, как первый раз отвела в садик, спохватилась.
      – Ваш сын все время последним встает из-за стола, – рассказывала мне воспитательница. – Когда я спросила его, в чем дело, почему он не ест, Толя попросил: «Тетя, покормите меня!» У нас такого еще не было! Ребенку три года. Посмотрите, насколько самостоятельны другие дети!
      Вот и пришлось нам спешно учиться.
      Пока мы разговаривали с Галей, Сережа стал показывать Тошке свои инструменты. У мальчонки разгорелись глаза: мы никогда не позволяли ему брать в руки ни молоток, ни плоскогубцы, а Сережа сразу стал объяснять ему, как нужно держать инструмент, чтобы не пораниться. Как взрослому!
      Вообще-то он прав, так ребенка и надо воспитывать. Не отмахиваться от него, а объяснять. Я скосила глаз на них, сидящих на ковре головой к голове.
      – Вот видишь, не так возьмешь за ручку, и можно прищемить палец. Будет больно.
      «Ой!» – услышала я тихий возглас сына. Я заволновалась. Может, не нужны такие вот примеры? Но сын не плакал, не ныл, значит, не больно. Но видимо, понятно.
      Наверное, будь у меня такой муж, я со спокойной душой оставляла бы на него своих детей. Только бы и Галочка это понимала. Только бы не сбил ее с пути истинного подлый Бондарчук!
      – Ничего, если я Толика у вас сегодня оставлю? – спросила я нарочно для него.
      – Конечно, пусть остается, – сразу же откликнулся Сережа. – Мы, между прочим, с ним давно знакомы, правда же, Толя? Вместе на карусели катались.
      – Правда, – солидно отозвался мой сын. – Там еще Настя была. Она на себя мороженое уронила.
      – Ябеда! – фыркнула я.
      – Ничего не ябеда, – сразу же вступилась за племянника Галя. – Он ведь не ее родителям рассказывает, а нам. Он шутит.
      – Я шучу, – согласился Тошка.
      Хотя я все еще носила черное в память о муже, невольно постаралась приодеться. Между прочим, перед тем как ехать за сыном в садик, я надела туфли на высоких каблуках и серьги висячие, серебряные, с бирюзой, я их в свое время в антикварном магазине присмотрела.
      Ну и макияж нанесла. Легкий. Немного туши на ресницы, и губы помадой тронула.
      Галя взглянула на меня, но ничего не сказала. Только почему-то вздохнула. Что она подумала?
      Но еще большее впечатление своим внешним видом я произвела на Юрия, даже сама не ожидала. Едва я появилась из ворот, как он вышел из машины и открыл передо мной дверцу, не сводя с меня восхищенного взгляда. Поцеловал руку, которую я ему вовсе не протягивала.
      – Ты с каждым днем делаешься все красивее! Казалось бы, куда уж больше...
      – Юра! – предостерегающе произнесла я.
      – Молчу-молчу, хотя в первый раз вижу женщину, которой неприятны комплименты! Я дам тебе на подпись бумагу, а заодно и поедим, не возражаешь? Тут неподалеку я видел один уютный ресторанчик.
      – Ты, похоже, знаешь все ресторанчики в городе.
      – А почему бы нет? Раз уж принято деловые вопросы решать за едой, а вовсе не в кабинете. И не все люди любят грохот музыки и шум толпы. Нет, уютные ресторанчики придуманы как раз для тех, кто не слишком любит светиться. Таких, как, например, ты.
      Уел! А почему бы мне захотеть светиться в его обществе?!
      Юрий остановил машину у небольшого ресторанчика и подвел меня к самому дальнему от эстрады столику.
      – Здесь нам никто не помешает. Предупреждаю, юридической силы составленная мной бумага не имеет. По закону. Но между нами, «металлистами», для управления базой ее вполне достаточно.
      – Разве ты не мог поесть дома? – сварливо поинтересовалась я.
      – Не мог. Скажу тебе по секрету, моя четвертая жена совершенно не умеет готовить. Как-то я попытался съесть то, что она приготовила, и чуть не заработал несварение желудка. Сказал ей, Амалия...
      – Амалия? Ее так зовут?
      – Именно, а чему ты удивляешься? У фотомоделей тоже бывают имена-псевдонимы. Амалия Гайворонская. Звучит?
      – Звучит. А она, выходит, не захотела взять твою фамилию?
      – Почему она? Это я не захотел. Слишком много Забалуевых! Говорю, зачем тебе быть такой, как все? Сыграл на ее самолюбии.
      – А как ее зовут на самом деле?
      Я и сама не знала, чего вдруг засыпаю его вопросами о жене. Так ли уж это важно, как на самом деле зовут бедную женщину?
      – Артемия, – сказал он и захохотал. – Вчера просматривал справочник женских имен. То-то поудивлялся. А зовут ее Дуня.
      – Серьезно, что ли?.. – Но, посмотрев на его ухмыляющееся лицо, я поняла: прикалывается. – Не хочешь говорить, не говори, это я так, в разговор влиться.
      – Понятно, говорить во время нашего интимного ужина о моей жене – самый беспроигрышный ход!
      – Чего ради он интимный? – тут же разозлилась я. – Давай свою бумагу, есть я не хочу!
      – Ты права, есть тебе не стоит, – неожиданно согласился он, – а то вон как растолстела. Но я-то не толстый, и свои дела на голодный желудок не решаю, ты уж не обессудь!
      Вообще-то за месяц я похудела на три килограмма. И Шурик утверждала, что я уже хожу гремлю костями.
      Но тут я с запозданием сообразила, что Забалуев меня нарочно заводит, ждет, что я разозлюсь и назло ему начну есть. Что я, впрочем, и сделала, несмотря на то что у сестры неплохо поела. От волнения, что ли?
      – Знаешь, – немного погодя сказал он, одобрительно поглядывая, как я уплетаю тушеное мясо, – я купил себе небольшую квартирку.
      – Небольшую, в смысле, однокомнатную? – слегка удивилась я.
      – Почему однокомнатную? Квартира трехкомнатная.
      – А зачем она тебе? Для встреч с агентами?
      – Шутишь, – не обиделся он. – Я думал, мало ли...
      – Поздравляю. – Я не стала изображать ни заинтересованного вида, ни нарочито равнодушного. Так, порадовалась за товарища былых утех. – Это неплохо – иметь жилье, о котором никто не знает. Ты ведь никому не сказал?
      – Только тебе, – осторожно проговорил он, размышляя, наверное, чего от меня ждать. – А что ты имела в виду, говоря «неплохо»?
      – Когда тебе надоедят твои четыре жены и восемь любовниц, ты сможешь закрываться в ней и отдыхать душой.
      – А ты бы не хотела отдыхать в ней вместе со мной?
      – Не хотела бы, – категорически заявила я. – Мне некогда отдыхать, мне жить надо.
      Сама не поняла, что в запале сказала, но я не стала углубляться и исправлять свои ошибки.
      – А я, значит, только и делаю, что отдыхаю! – фыркнул Юрий.
      – Как ты не можешь понять, что для меня все это...
      – Игрушки! – услужливо подсказал он.
      – Неприемлемо.
      – Ох, Елена Прекрасная, знала бы ты, что мне все это...
      – Передразниваешь?
      – Вот ты могла бы сказать, чего от меня хочешь?
      – Могла бы. Я все время забываю спросить: это ведь ты снимал для поминок кафе и ты поставил на могиле Жени памятник?
      Он тщательно прожевал мясо, словно в этот момент для него не было важнее дела, и промокнул губы салфеткой.
      – Неужели это так важно?
      – Конечно! Ты и так много для меня сделал... В конце концов, разве ты обязан заботиться обо мне?
      – Заботиться – это слишком громко сказано. Так, помог немного. Все-таки ты мой первый биограф...
      Интересно, а почему я не сказала, что не хочу больше с ним видеться? То есть я начинала этот разговор, но отчего-то теперь мне казалось, что заводить его вновь глупо.
      И в самом деле, есть более насущные темы.
      – И все-таки я настаиваю, чтобы ты при окончательном расчете учел все свои траты.
      – Хорошо, учту, – пообещал он. – Но теперь наконец я могу поесть, или ты придумаешь еще что-нибудь не слишком умное?
      Я закусила губу, понимая, что это он сказал нарочно. Продолжает меня злить. В отместку за то, что я злила его. Поэтому надолго меня не хватило. Минут через десять я опять поинтересовалась:
      – Наелся?
      – Наелся, – теперь подтвердил он.
      – Тогда доставай свою бумагу, буду ее подписывать!
      – Не понял. А десерт?
      – Ты же сам сказал, что мне надо похудеть.
      – Разве я не говорил, что лишние три килограмма тебе не повредят?
      – Не говорил. И вообще первое слово дороже второго. Давай бумагу по-хорошему!
      – А по-плохому что будет?
      – Нет, на плохое не решусь, – честно призналась я. – У меня, увы, теперь нет защитника, что же мне ссориться с единственным союзником.
      – Союзник, значит? Иными словами, до защитника недотягиваю?
      – Юра, – взмолилась я, – ну зачем тебе мои проблемы? Я и так тебе на голову свалилась с этой дурацкой базой! Может, ты обо мне давно бы думать забыл, а тут я все время о себе напоминаю...
      – Послушай, Рагозина, чего ты все пытаешься меня втиснуть в свои рамки? Что мне можно, чего нельзя, что делать, чего не делать? Никто в нашем городе не смеет мне указывать, и только ты можешь позволить себе все, что взбредет в твою красивую голову.
      – Ты прав, указывать я не должна. Тем более что повода для того, чтобы нам с тобой видеться, в ближайшие полгода у нас не будет. А тогда мы в последний раз встретимся и все окончательно оформим. Надеюсь, больше головных болей в связи со мной у тебя не будет!
      – Ты – моя головная боль, – произнес он мрачно. – А точнее, если у меня о чем-то и болит голова, то только о тебе.
      – Неужели всего лишь из-за одной ночи?
      И опять я не сказала ему что-нибудь вроде: отстань, забудь и думать обо мне.
      Тем более что он с упреком взглянул на меня. Мол, как ты можешь, эта ночь стоит всей жизни! Или что-нибудь еще вроде этого.
      Я подписала не глядя какую-то бумагу. Если бы Юрию пришло в голову почему-либо обмануть меня, ему удалось бы это безо всяких усилий.
      – Не спеши, я отвезу тебя, – сказал он, и я вынуждена была подчиниться.
      По его знаку официант принес счет.
      – Я посчитал мороженое и фрукты... – начал говорить он, – но если вы не будете...
      – Не будем, – устало отмахнулся Забалуев, – отнеси своим детям!
      – Спасибо, – чуть ли не вдвое сложился в поклоне официант.
      Видимо, десерт стоил очень приличных денег.
      – Ты водишь машину? – спросил Забалуев, по моей просьбе открывая окно с моей стороны. – Вроде у твоего мужа был «ситроен».
      – Был, только я на нем никогда не ездила. Как-то мы обходились. До работы я добиралась на маршрутке. На отдыхе Женя был за рулем. Пить он не очень любил, из гостей его возить, как некоторым моим подругам мужей, мне не приходилось... Слишком я рассеянная. Мне кажется, не успею появиться на шоссе, как то ли в меня кто-нибудь врежется, то ли я в кого-то...
      – Я бы мог тебя поучить вождению. С гарантией того, что ты перестанешь бояться машины и вообще дороги.
      Повернувшись на сиденье, я посмотрела на него.
      – Юра, ты все время что-нибудь придумываешь: не работу для меня, так учебу. Не все ли тебе равно, вожу я машину или нет?
      Он проехал еще немного, свернул за угол, на какую-то темную улицу – я даже не сообразила, на какую, – и остановил машину на обочине. Мощный платан почти полностью закрывал висевший где-то в выси фонарь. Светились только огоньки на приборной доске да белки его лихорадочно горевших глаз.
      – А ты не знаешь, в чем дело? – спросил он меня, беря за руку.
      Я старалась, насколько возможно, отодвинуться и почти прилипла к боковому стеклу, лихорадочно пытаясь отыскать рукой, где проклятая ручка дверцы!
      Но в машине не очень-то разбежишься, особенно когда тебя при этом изо всех сил тянут к себе. Воздух в салоне сгустился до взрывного состояния. Наверное, поэтому мне стало трудно дышать и еще труднее сопротивляться его губам, которые тянулись ко мне.
      Но я все еще надеялась на то, что мне удастся вырваться от него... и от себя. Оттолкнула его голову, но так, что Юрий уткнулся носом мне в грудь, а дальше я уже ничего не соображала.
      А потом, вот странность, когда я пришла в себя, то почувствовала себя словно обманутой. Юрий вынудил меня сделать то, чего я не хотела. То есть хотела, но считала, что этого делать нельзя. Непорядочно это. Теперь, когда со смерти моего мужа не прошло и сорока дней.
      Он заставил меня переступить барьер, который я так упорно строила. Моральный барьер. И мне стало так горько, как был горек этот запретный, но такой сладкий плод. И я разрыдалась. Странно, на похоронах я почти не плакала, а тут... Из меня извергался просто водопад слез, так что в конце концов я стала захлебываться рыданиями.
      Юрий испугался. Он щелкнул кнопкой, открыл дверцу, а потом обежал машину и вынул меня из нее.
      – Перестань, Леночка, прошу тебя, перестань! Что с тобой?
      – Это из-за меня умер Женя, – проговорила я.
      – Не говори ерунды. Его убили парни Ахмета. Они получат свое, я тебе обещаю!.. Ну при чем здесь ты?!
      – Не знаю. – Я успокоилась, стараясь больше не всхлипывать. – Может, если бы я его уговорила, он оставил бы этот бизнес...
      – Не оставил бы, – мрачно отозвался Юрий. – С помощью своего бизнеса он самоутверждался. Скромный домашний мальчик, который решил сразиться с уличными пацанами... Поверь мне, я знаю, что говорю.
      – Почему ты держишь меня подле себя? – выговорила я, совершенно не заботясь о том, что оба моих посыла не связаны между собой.
      – Потому что я тебя люблю, – просто сказал он.
      – И что нам теперь делать?
      – Если я скажу, что разведусь с женой, ты еще больше укрепишься во мнении, что мне ничего не дорого, что я не умею долго жить с одной и той же женщиной, и если ты согласишься жить со мной, то все время будешь ждать, что я и тебя брошу...
      – Видишь, ты и сам все знаешь. – Я потянулась за сумкой и попыталась платком стереть из-под глаз потеки туши. Внимательно посмотрела на себя в зеркало. – Как Баба-яга!
      – Самая очаровательная Баба-яга на свете, – облегченно выдохнул Юрий.
      Наверное, он решил, что мой плач Ярославны затянется надолго. Впрочем, он сам напросился. Неужели не мог держать себя в руках, зная, какое у меня сейчас трудное время?! И разве он не догадывался, что я не смогу долго противостоять ему?
      – Прости, не сдержался. Можешь называть меня самыми последними словами – ни одно из них не будет слишком несправедливым.
      Он опять потянулся – вроде меня утешать, но я отшатнулась. Что за игры, как мальчишка! Будто не знает, чем это утешительство может кончиться.
      – Отвези меня домой, Юра, – попросила я. – Будь добр. Такая ноша мне сейчас не по силам. Пожалей. Пожалуйста!
      Мой тон, кажется, его ошеломил. Скорее всего он особо и не раздумывал, прежде чем вот так напасть на меня. Сказал себе: хочу – и попер как танк!
      Больше он не останавливался и никуда не сворачивал. Только сказал немного погодя:
      – Может быть, я чего-то не понимаю... Но теперь ведь тебе не перед кем чувствовать себя виноватой... В последнее время я просто физически чувствую, как утекает жизнь. В никуда. И ни за что, – сказал он и объяснил: – Я хотел сказать, что нет ничего в жизни другого, что придавало бы ей особую ценность, кроме любви. Ни куча денег ее не заменит. Ни самые молодые, красивые и ногастые девушки... Все это безвкусно, как старая жвачка. Думаешь, зря я столько раз женился? Все никак не мог понять, почему мои друзья-товарищи так лихорадочно меняют жен на все более молоденьких. Думал, может, и меня это заведет? Вернет в то время, когда я был молод и беспечен и жизни не виделось конца... Ты меня не слушаешь?
      – Слушаю.
      – И не веришь?
      – Почему же, верю, только и ворованное счастье не даст тебе удовлетворения.
      – Но я не собираюсь ничего воровать. Я хочу на тебе жениться!
      – Зачем?
      Юрий уставился на дорогу за стеклом, словно там сию минуту должен был вспыхнуть ответ, но так ничего на мой вопрос и не ответил.
      – Ты решил, что я не такая, как твои бывшие и нынешняя жены?
      Он согласно кивнул.
      – А потому со мной тебе будет жить интереснее и как бы насыщеннее.
      Опять кивок, но менее уверенный.
      – А я самая обычная женщина. Баба. Как все. Мне нужно, чтобы муж меня просто любил, а не постоянно сравнивал с кем-то. И я такая, какая есть, всякий раз та же, а вовсе не каждодневно новая и особая. И на свете наверняка много женщин куда интереснее и интеллектуальнее меня. Но я не хочу вступать с этими женщинами в соревнование. И не хочу все время ждать, чем наше противостояние кончится... Прошу тебя, Юра, жизнь меня и так достаточно наказала. Отпусти ты меня, не держи. Поверь, я вовсе не та, которая тебе нужна!
      Он остановил машину у нашего дома, и я выскользнула наружу, не дожидаясь, пока он откроет передо мной дверцу.

      Светка позвонила Гале на работу.
      Надо же, когда-то они были подругами неразлейвода. Дня не могли прожить друг без дружки. Если почему-либо не могли увидеться, часами висели на проводе, говорили обо всем на свете.
      Но потом Галя вышла замуж за Генку, со Светланой они стали видеться все реже. А там и вовсе перестали встречаться.
      Правда, когда Галя разошлась с Подкорытько, Светка опять ее нашла, и опять, казалось, прежняя дружба вернулась. Но ненадолго.
      Где, на каком отрезке ее жизни та девушка, которая радовалась успехам Гали и печалилась ее печалями, превратилась в завистницу и недоброжелательницу? Ей ведь и самой всего двадцать один год. Молодая, симпатичная, обеспеченная. Что ей мешает радоваться жизни вместо того, чтобы заглядываться на чужую жизнь?
      После того как Игорь переметнулся от нее к Гале, Светка опять не давала о себе знать, до того самого вечера, как они опять пришли к Гале втроем...
      Как ни крути, а их прежней дружбе не бывать.
      Наверное, потому, что в школе они были в основном равны, но потом...
      Светка вдруг стала считать, что она выше Гали. Почему? Так ей казалось. Она была и красивее, и выше, и стройнее. И в институт сразу поступила, хотя и на коммерческое отделение – родители деньги дали.
      А Галя училась в производственном лицее – как объяснила Лена, по-старому – ПТУ – на кондитера, то есть опять была вроде человека другого круга.
      Через пять лет и вовсе разница в их положении будет только увеличиваться. Светка пойдет в инженеры, а Галя – работать или на хлебозавод, или на кондитерскую фабрику. Одним словом, в рабочие. Что уже теперь было видно невооруженным глазом.
      Но в то же время невидной и не слишком умной Гале непонятно почему везло. И замуж вышла, правда, за алкоголика, но они с Подкорытько и были с одной ступеньки социальной лестницы, откуда в основном выходят пьяницы... И поклонник, едва ее увидел, о Светлане думать забыл.
      Правда, ненадолго Светлане стало весело, когда этот самый поклонник бросил Галку и перепрыгнул на соседнюю крышу.
      К Светлане он зашел, чтобы о том ей рассказать. Нарочно говорил о своей новой пассии снисходительно. Мол, что она хоть и не очень молода, зато богата так, что он при ней мог бы и не работать. Но тогда он бы оказался слишком зависимым, а вдруг это все ему надоест? Даже такое вот суперблагосостояние?
      С какой целью Светлана привела Игоря к Гале в последний раз? Теперь она хотела увидеть, как под зад коленом дают Игорю. Слишком уж он самоуверенный. Настолько обнаглел, что, уже не смущаясь, стал ей рассказывать о своих победах. То ли хотел подразнить, то ли не считал ее привлекательной.
      Светлана всем говорила, что Игорь – ее поклонник, а он держал ее... в качестве запасного варианта в перерыве между другими бабами. На всякий случай. Так что вовсе не она определяла глубину их отношений.
      Все это в небольшой промежуток времени мысленно выстроила сама Галя, причем так увлеклась этим своим рассказом, что в какой-то момент даже упустила нить телефонного разговора со Светкой.
      – ...Зря ты так неосторожна. Бондарчук не из тех мужчин, которых бросают!
      – Вот как! – Галя даже развеселилась. – И что ты предлагаешь?
      – Вам надо с ним встретиться и обо всем поговорить.
      Ну и что, Галя не права? Теперь Игорь управляет ею, как марионеткой. Светка-марионетка!
      – Но мне не о чем с ним говорить, – возразила Галя, начиная раздражаться. Тон у Светки был менторский, как будто Галя и в самом деле была безмозглой дурочкой, а Светка – ее опекуншей. – И вообще. Если ты говоришь по его поручению...
      – Игорь ничего мне не может поручать! – разозлилась и Светка. – Он попросил.
      И здесь Галя попала в точку: именно поручил. А что он ей за это пообещал, это уже второй вопрос.
      – Ну хорошо, раз ты говоришь по его просьбе, то и передай. Я выхожу замуж. Я – невеста другого человека, понятно? И я его люблю!
      Выпалила это и осеклась. Почему вообще она так боится разрешить себе серьезное чувство к Сергею? Понравилось быть брошенной? Или она думает, будто человек может влюбиться только один раз и тут же полюбить другого – нереально? Или к Игорю продолжает испытывать серьезное чувство, а себя уверяет в обратном?
      Но даже если это так, ни Светке, ни Игорю знать о ее рассуждениях не обязательно!
      – Быстро ты к другому переметнулась, – ехидно заметила подруга.
      – Ты бы уже определилась, чего тебе хочется: сделать мне подлянку или вернуть Игоря себе? Или эти два желания ты надеешься совместить?
      – Признайся, что ты спишь и видишь, чтобы Игорь к тебе вернулся, – заговорила Светлана вконец уже не дружеским, а завистливо-ехидным тоном.
      И тут Галя взбеленилась. Она и сама ничего подобного от себя не ожидала. Галя Мещерская – и вдруг взрыв! Ни в какие ворота не лезет.
      Недаром, выходит, Игорь о ней невысокого мнения. И Светка, наверное, его в том поддерживает. Они оба позволяют себе не ставить Галю ни в грош!
      – Не твое собачье дело! – грубо ответила она и бросила трубку.
      Начальник цеха, в чей кабинет ее позвали к телефону, занятая до того своими бумагами, изумленно взглянула на нее, но Галя не обратила на ее взгляд внимания. Только у двери спохватилась. Поблагодарила за то, что к телефону позвали.
      Но до конца рабочего дня она была сама не своя и все думала, думала. Что же делать?
      Отчего-то пришел на ум их визит к Сережиному деду. Ах, что это за человек! Из-за него она и на Сережу стала смотреть как-то по-другому.
      Во-первых, не поворачивался язык назвать дедом этого моложавого, подтянутого человека с синими смеющимися глазами, которые, казалось, проникали в самую душу.
      За несколько минут непринужденного разговора он уже знал о Гале все то, на что Сергею понадобился целый месяц. Отчего-то она рассказала даже о своей матери, любящей отца странной, болезненной любовью.
      – Любовь бывает и такой, – согласился он – Леонид Николаевич. И как отец Сережиного отца, тоже Иванов. – Именно болезненной. Но знаешь, дорогая девочка, что я заметил? Эту окраску придает ей характер любящего человека. Есть люди, которые хотят непременно страдать...
      – Неужели хотят? – не удержавшись, перебила Галя.
      – Да, без страданий жизнь кажется им пресной и даже никчемной. Зачастую они говорят себе: это мой крест! И бесполезно уверять такого человека в том, что его любовь направлена на человека, не только такую жертвенность не ценящего, но и вполне могущего без нее обойтись.
      Галя задумалась. А подумав, испугалась: неужели она пошла в мать и то, в чем она сейчас ее уличает, рано или поздно проявится в ней самой?
      А если уже проявилось? Ведь, если честно признаться, она до сих пор мечется между Игорем и Сергеем, хотя себя уверяет, что выбор уже сделала...
      Леонид Николаевич, правда, успокаивал Галю, заметив тревожное выражение глаз девушки.
      – Галочка, все в руках человека, – проговорил он. – Никто не заставляет страдать человека, кроме него самого.
      – Но бывает же такое положение, что нет иного выхода, – все-таки сказала она.
      – Выход есть всегда, – не согласился он, – и только самому приходится решать, лучше это или хуже.
      – Вот, вы же сами говорите.
      – Ловишь меня на слове? – рассмеялся он. – Хуже может быть для того, другого человека, которого ты лишаешь своей приязни. Но он ведь сам виноват, принимая твою жертву как должное. А ты решай, что важнее – твоя жизнь или его прихоти.
      – Не обязательно прихоти, человек может всего лишь таким уродиться.
      – Родившийся человек чист и невинен, а если он становится пиявкой на чьем-то хребте, значит, этот кто-то ему позволяет стать таким... Впрочем, наш спор не имеет конца. И думаю, мы могли бы поговорить о чем-нибудь более интересном, чем о людях, которые заедают чужую жизнь, не так ли?
      Сегодня Галя с Сережей собирались пойти в кино – в городе открылся очередной кинотеатр. Точнее, развлекательный центр, в котором было четыре зала. Она предвкушала, как расскажет Сергею о предупреждении Светки. То-то он посмеется!
      Галя опять так увлеклась своими мыслями, что не услышала, как рядом остановилась машина и кто-то вылез из нее, хлопнув дверцей.
      Просто не обратила внимания. А потом этот кто-то схватил ее за руку. Она резко обернулась: Игорь.
      – Садись в машину, Галчонок, – сказал он без улыбки, и его подбородок, такой каменно-мужественный, закаменел еще больше, – нам надо с тобой поговорить.
      – Как в прошлый раз, в моем доме? – не без ехидства спросила она, украдкой оглядываясь и пытаясь вырвать руку из его цепких пальцев.
      – Не надо, не сопротивляйся, – посоветовал он между тем, как-то бедром подталкивая ее к машине. Дверца уже была распахнута.
      – Галя! – услышала она голос Сергея, хотела крикнуть ему в ответ, но в этот момент Игорь толкнул ее внутрь машины, и она не успела даже пискнуть.
      Он сел рядом с ней, притиснув к дверце, и приказал сидевшему за рулем:
      – Гони!
      – Игорь, ты уверен, что не ошибаешься? – подал голос тот. – Если нам пришьют похищение человека, мало не покажется. Хорошо, если только из армии турнут, а если посадят?
      – Не пришьют, – усмехнулся Игорь. – Ведь ты же не посадишь в тюрьму любимого человека, правда, Галочка? Представляешь, что придумала: назло мне замуж выходить!
      Сказать, что Галя была ошеломлена – значит ничего не сказать. Он был так уверен в своей неотразимости, что даже не поинтересовался у нее самой, а так ли это на самом деле?
      То есть он не сделал для себя никаких выводов. И даже мысли не допускает, что Галя могла бы увлечься кем-то, кроме него!
      – Что ты придумываешь, вовсе не назло! – попыталась возразить она, но Игорь со смехом ее прервал:
      – Назло, назло, вот ты и придумала этот глупый брак. Если тебе так хотелось замуж, могла бы мне сказать. Мы бы поженились. Или ты поверила Райке? Она вечно звонит моим... знакомым и небылицы рассказывает. Но она хоть не скрывается: женись на мне, и точка! Женщины вечно устраивают трагедии на ровном месте.
      Это он говорил, явно обращаясь к тому, кто сидел за рулем. Тот было хохотнул в его поддержку, но через минуту заговорил уже озабоченно:
      – Слышь, Бондарь, за нами погоня.
      – В каком смысле? – удивился Игорь.
      – Оглянись, если не понимаешь, в каком. За нами увязался «хаммер», а у него движок, как ты понимаешь, не чета моему!
      Галя сидела выпрямившись под рукой Игоря, так что, казалось, он положил руку на плечи не женщине, а бездушному манекену.
      Как-то в один момент она будто прозрела и смогла наконец взглянуть на Игоря трезвыми глазами. То есть она и раньше в глубине души знала, какой он, но боялась себе в этом признаться.
      И вот он решил, что можно больше не скрывать своей сущности, не прикидываться, как прежде. Раз Галя так его любит – что, впрочем, сугубо его личное мнение!
      А теперь он говорил не скрываясь и о Рае, которую ей вдруг стало жалко, и о том, что он не делает различия между ней и другими своими женщинами. Его знакомыми!
      Даже об их возможной свадьбе говорил чуть ли не с презрением. Мол, хочешь ты этот дурацкий четырехугольник в паспорте, получи! Все равно он ничего тебе не даст!
      Впрочем, последнюю фразу он вслух не скажет.
      Пока она Игоря не видела, все еще рисовала себе некоего рыцаря и мужественного человека, который если и позволяет себе перебирать женщин, то лишь потому, что никого не любит. Просто он не встретил свою настоящую любовь. И он не догадывается, что она – Галя Мещерская. Сколько лет он потерял зря, пока ему не встретилась она, та единственная!
      В действительности оказалось, что она вовсе не та, а одна из многих...
      Галя вывернулась из-под руки Игоря и посмотрела в заднее стекло. Джип Сергея и в самом деле нагонял их.
      – Вот черт! – ругнулся тот, что за рулем. – Теперь и менты увязались. Но я их понимаю, в самом деле наглость: устроили гонки чуть ли не в центре города... Ты как хочешь, а я торможу...
      – Погоди, Леха, не дрейфь, – пытался вразумить его Игорь. – С ментами я договорюсь. Скажу, что этот «хаммер» просто хулиган, который непонятные претензии предъявляет к моей девушке.
      Но Леха уже остановил машину и разблокировал дверцы, так что Галя смогла открыть дверь и подбежать к Сергею, который подходил к укравшей ее машине с монтировкой в руке.
      – Сереженька, ты спас меня!
      Он едва взглянул на нее, только опять, как уже было, отодвинул себе за спину.
      – Зато этого гада сейчас ничего не спасет!
      Он поднял монтировку над головой. Галя от страха зажмурилась, но тут же пришла в себя. Если она его не остановит...
      – Погоди, это не его машина! – Она схватила его за руку.
      – Какая разница. Сообщнику тоже должно достаться по заслугам.
      Но тут как раз подкатила милиция. Двое милиционеров дорожно-патрульной службы выскочили из машины, но предусмотрительно остановились несколько поодаль, скосив глаз на монтировку в руках Сергея.
      – Ваши документы!
      – Сейчас я разобью эту машину, а потом все, что надо, покажу! – прошипел сквозь зубы Сергей, едва обернувшись на гаишников.
      – Сережа! – Галя обняла жениха и подняла на него глаза. – Успокойся. Ничего не случилось. Ты подоспел вовремя.
      – Вы и в самом деле собирались уродовать эти «Жигули», гражданин Иванов? – спросил его сержант, в то время как другой проверял документы в машине Игорева друга.
      – А что бы вы сделали на моем месте, если бы какой-то козел пытался украсть вашу невесту?
      – Но ведь теперь опасность миновала? – вопросом на вопрос ответил тот.
      – Пусть скажет спасибо, что вы подоспели вовремя.
      – Ваши действия мы вполне могли бы рассматривать как хулиганские, – усмехнулся тот, – но, к счастью для вас, вы не успели их совершить благодаря, как я понимаю, вашей невесте.
      Галя посмотрела на представителя дорожной милиции.
      – У вас есть к нам еще какие-то претензии?
      – Есть, – хмуро отозвался тот. – Превышение скорости, милая девушка, наказывается штрафом.
      – Мы сейчас заплатим.
      Сергей достал из кармана бумажник, но милиционер не спешил оформлять протокол и о чем-то переговаривался со своим коллегой, который держал в руках документы из другой машины. Галя прильнула к плечу Сергея и терпеливо ждала, чем окончатся переговоры милиционеров.
      – Какая трогательная сцена! – сказал неслышно подошедший к ним Игорь. – Можно подумать, невинная жертва попала в руки бандита... Да если хочешь знать...
      – Гражданка, у вас есть претензии к гражданину... – милиционер заглянул в документы, которые до того изъял и у Игоря, – Бондарчуку?
      Галя посмотрела на Сергея. Тот едва заметно качнул головой.
      – Одна претензия есть, – коротко взглянув на Игоря, сказала Галя, – пусть этот гражданин заплатит штраф за моего жениха. Сергей Иванов никогда правил не нарушает, он законопослушный гражданин. А его сегодняшнее нарушение можно рассматривать как форс-мажор...
      – Гражданин Бондарчук, вы согласны? – Милиционер спрятал невольную улыбку. Наверное, такого в его практике еще не случалось.
      – Согласен, – буркнул Игорь.
      – Тогда мы можем ехать? – спросила Галя.
      – Пожалуйста, – кивнул страж порядка.

      – Все-таки Мурашов их нашел! – взахлеб рассказывала Шурик, едва переступив порог моей квартиры. – Согласись, он талантливый мент...
      – Да кого их-то? – лениво поинтересовалась я.
      Мы с Толиком валялись на ковре. Вернее, я валялась: читала роман Агаты Кристи, в котором она выступала как автор мелодрамы. Несомненно, талантливая писательница неплохо выписывала характеры своих героев, но она никогда бы не была так всемирно известна, как в роли королевы детектива, потому что слишком уж нерешительно развивала действие, слишком личным оно у нее было, а от того – скучноватым.
      Я кивнула Шурику на ковер рядом с собой:
      – Присоединяйся!
      Но она села в кресло у стены и стала рассказывать про своего Мурашова. Толик упоенно возил по ковру игрушечный паровозик и громко гудел.
      – Тех, кто убил Женю, – сказала Шурик, и на меня опять накатило.
      Не то чтобы к этому времени я забыла о смерти мужа, но я старалась затолкать это знание куда-то в глубь памяти, потому что оно мешало мне жить. Я опять превращалась в зомби, ходила, погруженная в свои мысли, и тогда даже маленький сын пугался выражения моего лица. Трогал меня за руку, заглядывал в глаза и звал:
      – Мама!
      Словно боялся, что я не вернусь из этого своего погружения.
      Шурик какое-то время не замечала моего вида и продолжала что-то говорить, но потом спохватилась:
      – Говорит, не надо было Рагозину заниматься таким бизнесом. Он для этого был слишком интеллигентен... Боже, что я делаю! Я опять напомнила тебе о Жене. Слушай, надо сходить в церковь, поставить свечку за упокой его души. Наверное, ты оттого не можешь до конца прийти в себя, что он там не успокоился.
      Я вздрогнула. Вот именно, не успокоился, а тут еще моя встреча с Забалуевым. Я заплакала, и, глядя на меня, заревел маленький Тошка.
      Шурик испугалась, стала бегать вокруг меня. Сын пытался залезть ко мне под мышку, где, видимо, по его мнению, было не так страшно.
      – Ле-на! – заорала наконец Шурик, и когда я испуганно замолкла, а Тошка вообще вцепился в меня как клещ, она сбавила тон. – Что я такого сказала?! Со дня смерти Жени прошел месяц! Что же, теперь его имя вообще не упоминать?
      Ну как расскажешь ей обо всем? И о том, что чувство вины все еще не дает мне покоя. И что я гораздо чаще думаю о Забалуеве, чем о покойном муже.
      Я не должна чувствовать себя счастливой уже потому, что я здесь, а Жени нет...
      – Если ты хочешь лечь в гроб вместо него, все равно не получится, – непривычно сухо сказала Шурик.
      – Ты жестокая! – горестно проговорила я, обнимая напуганного сына.
      – Вот-вот, – неодобрительно проговорила подруга, – еще сына сделай истериком. Так завыла, что я до сих пор не могу прийти в себя. Вот посмотри, как руки дрожат. Да не виновата ты в его смерти! – Она опять почти кричала. – Ему все об этом говорили. Ну, чтобы он нашел себе дело поспокойнее. Так он ведь еще и Ахмету пытался угрожать. Мол, пусть хоть на километр к его базе приблизится, плохо будет. Якобы Женя тогда отправит в милицию некий конверт, после чего Ахмету останется либо удавиться, либо бежать отсюда за тридевять земель.
      – Я ничего ни о каком конверте не слышала.
      Шурик удивленно уставилась на меня:
      – Так что, ты хочешь сказать, никакого конверта не было?
      – Наверное, он нечаянно в точку попал, – протянула я, опять укладываясь на ковре и глядя в потолок. Хотя мне в этот момент стало так тоскливо, что хотелось забиться куда-нибудь и никого не видеть и не слышать.
      Но Шурик, моя подруга вот уже одиннадцать лет, казалось, ничего не замечала. Ей бы меня пожалеть, обнять, вместе со мной поплакать, а она продолжала рассуждать, потому что Мурашов заразил ее своими расследованиями и она забыла, что Савелий – такой же мужчина, как и все остальные, и не напрасно она боялась прежде и думать о каком-то там замужестве.
      – Согласись, Женя всегда был чуточку ребенок. Он думал, что на того, с кем играешь в игры, достаточно лишь замахнуться, как он тут же испугается...
      – Он и в самом деле думал почти так. Мол, шантажировать людей, погрязших в криминале, очень просто.
      Только намекни, будто знаешь о нем кое-что, он и поверит. А в последнее время этот Ахмет на него стал наезжать. Вот он и придумал.
      – Ничего нелепей не слышала!.. – На этот раз Шурик заметила мой отстраненный взгляд, потому что тут же переключила мое внимание на проблемы сиюминутные. – Смотри, сынуля уже засыпает.
      Я подхватила Тошку на руки и понесла в ванную.
      – Положила бы так, не умывая, – прошипела мне вслед Шурик. – Чего ребенка будить.
      Я послушалась ее, ибо в последнее время становилась какой-то внушаемой, что ли. То есть принимала советы близких людей, почти не задумываясь, если интуиция не подсказывала мне, что делать этого не стоит.
      Отнесла в постель сына, только осторожно переодев в пижамку. Он не проснулся, а от воды сразу бы глазами захлопал и вертелся вокруг нас до полуночи...
      – Ну что, успокоилась?
      Шурик почему-то считает, что если человек на грани нервного срыва, то его надо не жалеть – от этого он расстроится еще больше, – а быть с ним спокойным и бесстрастным. Возможно, чуточку суровым.
      – Чего тебе? – тем же тоном спросила я.
      – Вот, теперь я вижу, ты прежняя Ленка, которую я люблю, а то вздумала кваситься! На что способен человек в таком состоянии? А ни на что!
      – Издалека заходите, Александра Константиновна!
      – Ты у нас местных газет не читаешь? То-то же, а следует, между прочим, быть в курсе местных сплетен.
      Она торжественно вынула из сумки небольшую газетенку, в которой я сразу признала нашу городскую сплетницу «По секрету». Статья была на весь лист. С множеством восклицательных знаков. И называлась претенциозно: «Как „Мисс Очарование“ превратилась в „Мисс Разочарование“».
      «Бывшая, четвертая по счету, жена известного бизнесмена Юрия Забалуева подала на экс-супруга в суд!..» – так начиналась статья самого скандального журналиста края Григория Вершкова.
      – Ну и что в этом странного? – Я подняла глаза на свою подругу.
      – Догадайся с трех раз!.. Ты посмотри, и ведь вроде не тупая. Бывшая жена, понимаешь! Он свободен!
      С тех пор как Шурик узнала мою «страшную» тайну, она все время старалась держать руку на пульсе. То есть быть в курсе всех событий, которые так или иначе касались Забалуева.
      И разговоры о нем с некоторых пор приняли определенное направление.
      – А что, между прочим, один из немногих настоящих мужиков. И себя не даст в обиду, и семью не позволит разорить... Ладно, не сверкай очами, это я так... На самом деле каждой женщине хочется чувствовать себя защищенной, но многим ли это удается? Немногим. Настоящих мужиков мало, и на всех не хватает. А принцы... Кому они нужны!
      – Шурик, отстань от меня!
      – Вот еще, отстань... Насколько я поняла, Юрий Иннокентьевич к тебе неровно дышит.
      – А я к нему?
      – А ты – не знаю, – наконец смутилась Шурик. – Догадываюсь, конечно, что это у вас взаимно.
      – Не говори глупости!
      На самом деле я не хотела обсуждать эту тему. Как я отношусь к кому бы то ни было из мужчин, сейчас не имеет значения. Увы, я не могу в этом вопросе думать только о себе. А может, как раз о себе я и думаю.
      Кое-кто из молодых женщин на моем месте, возможно, не стал бы особо терзаться муками совести. Вон оно, счастье, само идет в руки. Но я знала хорошо, что счастье не бывает обособленным, оно не может существовать в изоляции, как некий отдельно взятый случай, ему обязательно нужна среда. Та, в которой ты живешь.
      И как бы ни были мы грешны в тех или иных своих поступках, есть в обществе мораль, которая суть нас самих, наших взглядов на мир. И одна из составляющих этой морали – уважение к усопшим.
      Мой муж умер, и, вспоминая о нем при ком-то, я говорила: царствие ему небесное. Не потому, что была так уж набожна, а потому, что я признавала за ним право остаться в моей памяти человеком, достойным высшего блага. И царствия небесного, если оно есть.
      Женя был хорошим человеком и мужем. Что поделаешь, он не мог вписаться в некие особо жесткие рамки его мужского мира, но мне его упрекнуть не в чем. Может, я и не все о нем знала, но больше ничего знать не хочу. Да и что теперь об этом говорить!
      Так вот мое столь долгое объяснение сводится к одному: я должна в память о нем носить траур. Пусть и не в одежде, но в душе. Нельзя мне сейчас думать о другом мужчине, как бы я к нему ни относилась. И закроем эту тему!
      – Молчишь? – удивилась Шурик, а потом спохватилась: – И в самом деле, чего это я на тебя напала? Конечно, Забалуев не твоего поля ягода.
      – Почему это? – удивилась я, на мгновение позабыв о своем обете. – Потому, что он с бандитами тусуется?
      Шурик удивленно фыркнула, но, сообразив, в чем дело, с превосходством взглянула на меня.
      – Ты Витю-боксера имеешь в виду? Еще один наш городской миф.
      – Шурик! Кто из нас работает в газете и должен обладать самой обширной информацией? Откуда ты все берешь? Витя не миф, он вполне реальный бандюган, и у Забалуева с ним довольно тесные отношения.
      – Откуда я все беру! – передразнила она меня. – Да оттуда же! Ты что, мимо ушей пропустила? Я с ментом живу, понимаешь! О своих текущих делах он рассказывает мне неохотно, а вот о криминальной обстановке в городе любит поговорить. Так вот, Витя-боксер в свое время числился в той же юношеской сборной по боксу, что и Юра Забалуев. С той поры они и корешат, всего лишь на уровне «здравствуй» и «прощай», а не потому, что у них общие дела.
      Я облегченно вздохнула, будто и в самом деле собиралась связывать свою жизнь с Забалуевым.
      – И все-таки, – не выдержав, опять вернулась я к тому же разговору, – почему мы с Забалуевым разного поля ягоды?
      – Потому. Может, как люди вы и близки по духу, но как мужчина и женщина не совмещаетесь!
      Вот что я не люблю, так это подобные категорические заявления. Можно подумать, что Шурик знает все на свете, а я только что, будто кутенок, глазки открыла.
      – Так-таки и не совмещаемся?
      – Я имею в виду вовсе не постель, – отмахнулась Шурик. – Вот смотри, он был четыре раза женат...
      – Ну, насчет четвертого раза еще неизвестно, был или не был. В том смысле, что и не думал разводиться. Гриша Вершков соврет – недорого возьмет.
      – В любом другом случае, ты права, он бы не побоялся. Но задевать Юрия Иннокентьевича!.. Ты статью-то почитала? В его огород если что и брошено, так мелкий камушек!
      – А не может быть это чьим-нибудь заказом?
      – Не может он сам на себя компромат печатать. Выборы скоро... Послушай, Ленка, а что, если он тебе таким образом о переменах в своей личной жизни сообщает?
      – Хочешь сказать, из-за меня он отказывается от блестящей карьеры?
      Что происходит? Я так увлеклась обсуждением личности Юрия Иннокентьевича, что и забыла о своем решении его не вспоминать?!
      – Почему бы и нет, – пробормотала под нос Шурик. – Такой, как он, если полюбит, горы своротит. А я-то уже представляла его в роли мэра. Нет, наш электорат не простит ему четвертого развода! Неужели эта статья – чей-то заказ?
      – Вряд ли, – проявила и я свою осведомленность. – Он никогда не затягивает выяснение отношений со своими оппонентами. Лебедев попробовал было организовать против него кампанию, тут же получил по шапке и замолк. Что говорит твой Мурашов, анонимки в отдел еще поступали?
      – Вроде нет... Значит, кроме него самого – никого? Получился стих.
      – Самого – никого – не слишком удачная рифма.
      – О, ты не права, возьми наших поэтов-песенников. Они такое рифмуют, какое и в дурном сне не привидится!.. Ленка, о чем мы с тобой говорим!
      – А о чем бы тебе хотелось?
      – О том, о чем ты не хочешь.
      – Тебе непременно диалог нужен?
      – Давай, гони монолог.
      Но не одна Шурик такая умная! Я тоже умею вести разговор в нужном русле. А уж сбить ее с этого дурацкого настроя вообще пара пустяков. Смотрите, Александра Константиновна, как я вас сейчас разведу!
      – Почему бы не начать говорить тебе? О том, например, как ты собираешься выходить замуж за Мурашова.
      – Я? За Мурашова?
      – Нет, я!.. Кто-то совсем недавно говорил, что ни за что и никогда. Может, твое мнение на этот счет изменилось?
      – Так, самую малость. Если уж выходить, так только за Мурашова.
      – Это почему же ему такое исключение?
      Я не стала напоминать, что совсем недавно Александра говорила, что если бы за кого и вышла, то лишь за такого, как мой муж.
      – Потому что он так занят, что на другую женщину у него просто не останется времени.
      – И ты решила от него рожать?
      Шурик, открывшая было рот, даже поперхнулась.
      – А ты откуда об этом знаешь?
      Да я и не знала, просто вспомнила ее слова и, как выяснилось, попала прямо в яблочко.
      – Эх, Шурик, все мы одинаковые. Клянемся, божимся, а потом все равно ступаем на ту же дорогу. У Николая Рубцова есть такое стихотворение:
 
Побежала коза в огород.
Ей навстречу попался народ.
– Как не стыдно тебе, егоза? —
И коза опустила глаза.
А когда разошелся народ,
Побежала опять в огород.
 
      – Ну и что, пусть коза! – Шурик задумалась. – Даже вон фильм есть: «Никогда не говори „никогда“». Я думаю, со временем к человеку приходит понимание, что если он хочет счастья, то пусть приготовится платить.
      – Значит, ты счастлива?
      – Я боюсь то, что со мной происходит, этим словом называть. Но одно верно: мне хорошо с Мурашовым, комфортно, не стану отрицать.
      – А как он относится к будущему ребенку?
      – Говорит, давай поженимся.
      – И тебя не смущает, что он мало получает, дома бывает не часто?
      – Не смущает. Теперь ты понимаешь, почему вдруг я стала и тебя торопить. Подумала, а хорошо бы и у Лены все сложилось. И стали бы мы дружить семьями.
      – Интересно, почему все женщины мечтают дружить семьями? – поморщилась я.
      – Это же так очевидно! Подруги, у которых мужья не дружат между собой, не имеют возможности видеться по праздникам, по выходным, а если и у мужей взаимная симпатия – то все вери-гуд-лимонад! Я же помню, как на фоне семейной пары выглядит одинокая женщина.
      – Ну и как? – поинтересовалась я.
      – Как репейник среди роз!
      – Мощное сравнение, – согласилась я.
      – А чего ты смеешься? Нормальная женщина должна быть замужем.
      – Что происходит! – в шутливом ужасе я всплеснула руками. – Из монастыря уходят самые богобоязненные послушницы!
      – А ты... – опять начала говорить Шурик.
      – А я в трауре, и не будем об этом.
      – Все-таки я свинья, – сразу расстроилась подруга. – Прости, эйфория. Мне и хочется, и боязно, и сладко...
      – Ты в Савелия сразу влюбилась, с первого взгляда?
      – В том-то и дело, что нет. Он мне поначалу даже не очень нравился. И то, что в его квартире чисто, как у женщины, и что он себе стиральную машину купил...
      – Приехали! – удивленно хмыкнула я. – Другая женщина радовалась бы. Есть среди мужиков такие грязнули, не приведи Господь!
      – Их и среди нашего брата хватает, – сказала Шурик, – но в тот момент я подумала: значит, ему женщина в качестве жены не нужна. Он вполне сам себя обихаживает.
      – Шурик! – У меня не было слов. – Правильно говорят мужчины: женщине не угодишь!
      На самом деле я подумала, что об этом еще никто не писал. По крайней мере в нашей газете. Наступает время, когда роль жены-прислуги уходит в прошлое. Действительно, более-менее обеспеченный мужчина вполне может ходить все время в чистой рубашке – для этого ему достаточно лишь бросать ее в машину и не забывать нажать кнопку, готовить себе обед – сколько теперь в магазинах полуфабрикатов! – только сунь в микроволновку, и готов обед, а после еды – поставь тарелку в посудомоечную машину.
      Проблемы уборки? Договорись с соседкой, она станет приходить к тебе раз в неделю убирать квартиру. Да мало ли...
      Иными словами, отношения между мужчиной и женщиной переходят на другой, более качественный уровень. Раньше мужчина в грязной рубашке и плохо подстриженный однозначно воспринимался как холостяк. Теперь такого от женатого и не отличишь.
      Я засмеялась. Шурик посмотрела на меня с обидой.
      – Все нормально, – успокаивающе сказала я, – это у меня радость за тебя. Отдаю подругу в хорошие руки. А то, что я на вашем с Мурашовым фоне буду смотреться репейником, меня не очень огорчает. Всему свое время.
      – Ме-е-е! – обрадованно сказала Шурик, стала на четвереньки и изобразила козу. Даже «копытцем» притопнула.
      Неужели у всех влюбленных так капитально едет крыша?!

      – Боже мой, я забыла позвонить Соне! Мы договаривались с ней съездить на море! Месяц прошел, а я и не вспомнила!
      Галя вполне натурально ужаснулась.
      – Соня – твоя подруга? – спросил Сергей.
      Может, он и хотел поговорить о только что случившемся происшествии на дороге, но раз его Галочка от разговора уходила, значит, и он мог с выяснением отношений потерпеть.
      На самом деле это было бы вовсе не выяснением, как Сергей объяснил самому себе, просто ему хотелось услышать ее мнение. Как минимум возмущение этим зарвавшимся военным. Возможно, она должна была попросить у него прощения. Ведь недаром же этот Игорь так распоясался. Галя позволяет ему так себя вести и спокойно говорит о какой-то Соне, словно ничего не случилось!
      – Разве у тебя нет ее номера телефона? – спросил он.
      – Есть, конечно, но что-то в последнее время в моей жизни начались такие подвижки, что я и думать забыла о разговоре с подругой... Если ты не возражаешь, я приглашу ее быть моей подружкой на свадьбе, а заодно и объясню, что к чему. Она не обидится.
      – Я думал, ты только с этой Светкой дружишь.
      – Нет, Светка – моя бывшая подруга.
      Галя с удивлением прислушалась к тому, что говорит. Не то, что Светка бывшая, а вообще. О какой-то поездке на море! Разве после всего, что случилось, она поехала бы куда-то без Сережи?
      На самом деле она все еще не оправилась от того, как быстро все произошло. Смешно сказать, только что ее пытались похитить!..
      Наверное, Светка обидится, что не она будет подружкой. Тогда чего Галя вообще ее в свой дом пускает? И даже ухитрилась на свадьбу пригласить...
      Еще одно такое происшествие, и неизвестно, что может произойти. Точнее, одно известно: она может потерять Сережу! В конце концов ему просто надоест, что этот ненормальный Игорь все время за ней таскается. Наверное, ее жених считает, будто Галя дает Бондарчуку повод.
      Но Сережа не знал, о чем она думает, и потому отреагировал на ее слова ехидным замечанием:
      – Да, насыщенная у тебя жизнь, куколка, столько всего бывшего...
      Он все-таки ее уколол. Имеет в виду: бывшая подруга, бывший любовник, бывший муж... Но не станет же она за это на него обижаться! Такой стресс пережил человек.
      И наверное, боится подумать, уж не сама ли Галя спровоцировала свое похищение. Небось этот вопрос так и вертится у него на языке!
      Однако как она подняла хвост! Это Галя уже дала тычок себе. Из-за нее продолжается война между двумя мужчинами, вот она и решила, что не иначе, как из-за ее неописуемой красоты! На самом деле Галя никогда так не думала. И всегда смотрела трезво на свои возможности.
      Просто так совпало, что на свадьбе они встретились с Игорем и что Сергей побил его, то есть Бондарчуку нанесли двойной удар. Выглядеть побитым в глазах женщины, с которой спал... И с которой спит, добавила она, усмехнувшись.
      Спустись на землю, приказала она себе, и взгляни на вещи трезво, хватит витать в облаках.
      – Просто я глупая. Не умею ценить то, что... имею!
      Теперь у нее прозвучало как намек. Вон Сережа задумался и сразу нахохлился. Все принимает на свой счет! Наверняка считает, что Галя его не ценит! А ценит того, другого.
      – Я хочу сказать, Соня – это такой человек! Она никогда не станет для себя ничего требовать. Если бы ты только знал, какая это славная девушка! Ты бы сразу в нее влюбился!
      Трусиха она все-таки. Таким примитивным образом разгоняет тучи, которые сгущаются над ними. Разряжает обстановку. Сережа не должен вот так супить брови и мрачнеть. Можно сказать, накануне свадьбы!
      – Спасибо! – произнес он чуть ли не с поклоном. Просто за рулем это трудно было бы сделать. – Я вовсе не хочу любить сразу двоих. Я вообще однолюб, как мой дед!
      Он замолчал, объезжая несколько машин, застрявших на перекрестке.
      – А эта твоя подруга – девушка симпатичная?
      Сережа так шутит или просто он на нее обиделся, вот и хочет поддеть своим интересом к другой?
      – То есть ты решил свое жизненное кредо пересмотреть?
      – Просто я учусь в одной группе с парнем, который в свои двадцать пять лет еще не встречался ни с одной девушкой.
      – Врет твой парень! – убежденно сказала Галя. – Таких не бывает... До двадцати пяти лет прожил монахом! Это в двадцать первом веке. При полной половой грамотности населения!
      Но тут она замолчала, решив, что ее излияния стали сильно отдавать обычной пошлостью.
      – Извини, Сережа, сама не знаю, что это со мной.
      Можно подумать, что я... У Сони ведь тоже парня нет. И уже давно. А она такая славненькая. Не броская, нет, но у нее все есть...
      Сказала и засмеялась.
      – Нет, ну надо же такое придумать! В том смысле, что к ней нужно приглядеться. У нее русые волосы, некрашеные и не слишком яркие, но густые, и когда Соня их распускает, они так красиво струятся по спине. Глаза у нее серые. Небольшие, но очень выразительные. Если бы еще она ресницы тушью подкрашивала, вообще бы красавицей была...
      – Давай их с Егором познакомим?
      – Давай. А Егор – он кто?
      – Он – талант!
      – А может, сразу гений?
      – Может, – без улыбки согласился Сергей. – Голова у него светлая. Вот только учиться не хочет. Предлагал ему поступать со мной в институт, а он говорит, чего я там не видел! Преподы только книжки пересказывают, которые раньше сами прочитали...
      – Наверное, он кое в чем прав. Нужно только добавить, что они еще и объясняют прочитанное тем, кто без них науку ни за что не осилит.
      – Егор осилит!
      – Ты говоришь о нем чуть ли не с завистью, – заметила Галя.
      – Зависть и есть. Представляешь, то, что ты можешь понять после долгого размышления, этот вундеркинд выдает с лету... Галочка, а если бы меня в тот момент рядом не оказалось?
      Сергей только что говорил чуть ли не лениво, а тут в момент посуровел, оборвал свои рассуждения насчет неведомого Егора и выдал этот вопрос.
      Галя не стала притворяться, спрашивать, какой момент, что он имеет в виду. Сказала как было:
      – Не знаю. Когда он стал тащить меня в машину, я постеснялась позвать кого-нибудь на помощь. Все-таки не бандит какой-нибудь, знакомый. Думала, может, и в самом деле достаточно будет небольшого разговора, чтобы все ему объяснить. А когда поняла, что он меня не слышит, стала лихорадочно соображать, что делать. При этом Игорь меня все время держал за плечи, чтобы я никуда не дернулась и не попыталась выпрыгнуть на ходу.
      – Может, ты подала ему надежду? – спросил Сергей и отвел глаза, как если бы стыдился собственного вопроса.
      Обидеться на него? Но Галя понимала, что им движет. Наверное, он не успокоится, пока на ней не женится или пока Галя не родит ему двоих-троих детей.
      Она тихо засмеялась.
      – Я уже все решила, понимаешь? Это решение мною продумано. И не потому, что я тобой хочу от него закрыться, а потому, что хочу с тобой жить всю жизнь. Если это возможно.
      – Это возможно! – горячо подхватил он, но тут же замолчал, понимая, что она еще не все сказала.
      – То, что Игорь упорно не хочет этого понимать, всего лишь означает, что он слишком самоуверен. И мысли не может допустить, чтобы женщина не захотела к нему вернуться. Игорь всю жизнь вел себя как хотел и уходил, когда хотел. Ему женщины внушили, что от таких, как он, не уходят... Я так думаю.
      – Прости, – Сергей тяжело вздохнул, – никогда не думал, что любовь – такая мука.
      – Тебе тяжело со мной? – испуганно спросила Галя.
      – Мне тяжело с собой... Не думай, что я не смогу с этим справляться, но все же на днях я заходил к деду, рассказал ему обо всем. Не в силах был бороться в одиночку...
      Галя невольно покраснела. Это потому, что она никак не могла принять решение, вот он и мучился, и теперь ей, кажется, не слишком доверяет.
      – Рассказал вкратце, – заторопился уточнить Сергей. – Так вот дед сказал, что из-за этого некоторые люди и шарахаются от любви. Оттого, что она не только счастье и восторг.
      – Ты хочешь сказать, что в психологическом смысле любовь – как бы американские горки? То взлет, то падение...
      – По крайней мере не одна тишь да гладь.
      – И все же некоторые не боятся любить?
      – Любовь вознаграждает за муки. – Он ласково ей улыбнулся.
      Если Галя не любила Игоря, то почему же она так мучилась, а если любила, то почему любовь так быстро прошла? Но эти свои мысли Сереже она не расскажет. Было и прошло. Главное, что она сама теперь в этом уверена.
      – Наверное, твой дед скучает по тебе? – вдруг по думала вслух Галя.
      Сергей смутился, словно она его в чем-то уличила. Видимо, сам хотел сказать ей о том же.
      – Мне его так жалко! Он совсем один... Куколка, а ты бы не хотела переехать жить к нам? То есть в нашу с дедом квартиру. Ты не думай, что тебе будет слишком трудно. Мы оба станем помогать тебе по хозяйству, мы ведь все умеем! А дед, он такой деликатный. Он не будет нам мешать. А то получается, что дед меня воспитал, а в конце жизни остался один...
      Бедный, столько времени он мучился, а сказал ей только теперь. Не до того было. Вокруг нее крутился Игорь, и Сережа не хотел говорить ей о своем дедушке. Может, думал, что Галя не согласится с ним жить?
      – Конечно же, переедем! – торопливо заговорила она. – Только давай после свадьбы, а? Да и ждать осталось всего три недели. Ты поговори с дедушкой. Потерпит он еще немного?
      – Потерпит! – обрадовался Сергей.
      – А мой дом можно сдавать квартирантам. Как раз нам с тобой на учебу деньги будут, – по-хозяйски распорядилась она.
      На свадьбу Гали из Тюмени прилетел брат.
      Мама, понукаемая обеими дочерьми, отправилась в самую модную парикмахерскую – Лена потребовала у нее честное слово, что она не станет спрашивать у мастера, сколько стоит ее прическа.
      – Сколько бы ни стоила! – говорила она. – Все равно я за нее заплачу!
      – Лена, но ведь это не я замуж выхожу! – ныла она. – Схожу в нашу парикмахерскую, на углу. Там я в сотню уложусь...
      – На углу! – иронически повторила Лена. – Ты часто дочерей замуж отдаешь? А у Гали, знаешь, теперь какая крутая свекровь будет? Банкирша! И что же, наша мама рядом с ней будет выглядеть как бедная родственница?
      Брат Валера невольно тоже внес свою лепту в преображение матери. Он попытался отдать Гале в качестве свадебного подарка тысячу долларов, но Галя предложила:
      – Давай ты купишь маме вечернее платье, а уж что останется вручишь нам с Сергеем.
      – Как-то неудобно, – начал было сопротивляться Валера, но сестры и его уговорили.
      Вот и получилось, что радовались не столько Галиной свадьбе – с ней и так все было ясно, мужа выбрала себе то, что надо! – сколько преображению матери. Почему только теперь их осенила эта идея?!
      Один Володька в их затею не верил.
      – Внешность для женщины не главное, главное у нее в голове! – вещал он, не обращая внимания на снисходительные взгляды сестер. – Если она себя к кресту приколотила, вам ее от этого креста не отодрать!
      Любил он вот так время от времени изрекать.
      Сергей принимал участие в их предприятии только тем, что возил всех четверых по городу. Тем более Галино платье и его костюм были приготовлены еще три дня назад, меню в кафе обговорили, аванс внесли и, учитывая такое эпохальное событие, директор станции техобслуживания дал своему лучшему механику отпуск не на три дня, а на целую неделю.
      Кстати, Сергей своего шефа на свадьбу тоже пригласил, и тот согласился прийти.
      – Посмотрю, кого ты своей половиной выбрал, – сказал он, посмеиваясь.
      Кроме шикарного белого платья, у Гали была фата, хотя Светка ревниво заметила:
      – Тот, кто выходит замуж во второй раз, фату не надевает.
      Галя так бы и сделала. Она и белое-то платье надевать не хотела, но тут вмешался Сережин дедушка.
      – Галочка, – просительно сказал он, – уважь старика! Мой единственный внук женится в первый и, надеюсь, в последний раз. Свадебные фотографии будут висеть в вашей супружеской спальне, и ими станут любоваться ваши дети.
      Она могла бы сказать ему, что это ерунда, свадебные фотографии, чего это их в спальне вешать и прочее, но не посмела отказать в такой малой просьбе. Впрочем, потом не пожалела.
      Все было бы прекрасно, если бы не одно событие, которое не то чтобы никто не предвидел, но заинтересованные стороны не предприняли никаких мер безопасности.
      В общем, Галя стояла с Сергеем на пороге загса, и их все время тянули в разные стороны то друзья Сережи, то ее подруги: вручали букеты, поправляли что-то в одежде, шептали что-то на ухо – в основном всякие подначки. Вроде того Светкиного насчет фаты. И так получилось, что Галя на несколько мгновений осталась одна, потому что Сергея отвлекли друзья, а ее подружку Соню – какой-то незнакомый мужчина.
      И в тот момент Галю схватили за локоть и стали тянуть прочь с крыльца загса. Она, возмущенная, повернулась и... увидела Игоря.
      – Галочка, – заговорил он горячо, не давая ей и рта открыть. – Я тебя прошу, уйдем отсюда. Ты делаешь ошибку, уверяю тебя! Нельзя выходить замуж назло! Ты испортишь себе жизнь, а заодно и мне!
      – Но...
      – Не возражай. Просто поверь, я лучше знаю жизнь. Если тебя смущает, что я... увлекаюсь другими женщинами, то я дам тебе честное слово, что такого больше никогда не повторится. Никогда, понимаешь?
      Галя попыталась вырвать локоть, но ее держали крепко. Она беспомощно оглянулась и увидела своего жениха. Он стоял и смотрел на нее, почему-то не двигаясь. И взгляд его был такой беспомощный, словно он заранее был уверен: вот сейчас она повернется и уйдет с Игорем. Это же надо такое себе напридумывать!
      – Сережа! – сказала она укоризненно, больше не вырываясь, но сделавшись такой равнодушной и холодной, что Игорю показалось, будто он взял за руку манекен. – Ты оставил меня одну.
      – Прости, куколка, – сразу расплылся Сергей в улыбке, – этот Егорка мне про Соню все уши прожужжал. Отвлек. Может, нам заодно и их женить?
      – Ничего, мы ждали, пусть и они подождут, – сказала Галя и двинула локтем, на этот раз без труда освобождая его из руки Игоря.
      Она пробежала разделявшие ее с Сергеем несколько метров и упала жениху на грудь.
      – Никогда больше не отпускай меня, слышишь! – шепнула она ему на ухо и поцеловала.
      А когда взглянула поверх плеча своего будущего мужа, то Игоря поблизости не увидела.
      – Ох уж эти новобрачные, регистрации не могут дождаться! – сказал кто-то рядом с ними.
      Молодые обернулись. На две ступеньки ниже их стоял некто Юрий Иннокентьевич Забалуев и держал такой огромный букет цветов, что из-за него ему приходилось выглядывать.
      – Правда, на свадьбу меня не пригласили, – сказал он, – но я не мог не прийти, чтобы поздравить сестру моей любимой женщины с таким памятным днем...
      Сразу в гомонящей толпе стало тихо и все взгляды заметались по гостям, выискивая Елену, которая тщетно пыталась укрыться за чужими спинами.
      Шафер поторопился взять из рук Забалуева этот невероятный букет.
      Сергей с Галей переглянулись, и она сказала:
      – Приходите на свадьбу, Юрий Иннокентьевич, мы будем рады вас видеть.
      – А ваша сестра? Она будет рада?
      – Ну, это вы спросите у нее.
      – Ивановы! – выкрикнула в этот момент представитель загса, и Галя с Сережей заторопились в зал.
      Вслед за ними потянулись все, стоявшие до того на лестнице, так что людская толпа, обтекая застывших на их пути мужчину и женщину, скрылась за дверями загса, а они остались стоять.
      – Явился все-таки! – проговорила Лена, но для этой фразы она сгоряча взяла совсем не тот оттенок, и вместо язвительного тона получился нежный.
      – А что мне оставалось делать? – пожаловался он. – Ты меня всячески избегаешь, на звонки не отвечаешь, при встрече грубишь...
      – Я надеялась, что ты передумаешь.
      – Не на того напала!
      – Раззвонил на весь свет! Любимая женщина, то да се...
      – Шила в мешке не утаишь.
      Не выдержав, она прыснула.
      – Между прочим, в зале бракосочетаний выходит замуж моя сестра.
      – Думаешь, без тебя ее не зарегистрируют?
      – Юра, а ты хорошо подумал?
      – Хорошее некуда, – заявил он.
      – Нет такого слова в русском языке. – Она не сводила с него глаз.
      – Теперь будет. – Он медленно подошел к ней.
      – Господи, уж и до загса не дойдут – на ступеньках целуются! – пробормотала какая-то старушка, но они ее не услышали.