ФМ-ВЕЩАНИЕ: Между Сциллой и Харибдой

Читая письма системных администраторов, я обнаружил одно обстоятельство, которое требует ваших комментариев. В случае выявления нелегального ПО руководитель наказывается административным штрафом, фирма — денежным, а сисадмин и ИТ-руководитель — уголовным. Правильно ли я понимаю ситуацию?

Статья 48 ЗоАП:

1 За нарушение предусмотренных настоящим законом авторских и смежных прав наступает гражданская, уголовная и административная ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации.

2 Физическое или юридическое лицо, которое не выполняет требования настоящего закона, является нарушителем авторских и смежных прав.

Теперь о том, кто может быть привлечен к ответственности (по видам).

Административная ответственность:

непосредственный нарушитель;

должностное лицо;

юридическое лицо.

Уголовная ответственность:

непосредственный нарушитель;

должностное лицо (руководитель).

Гражданско-правовая ответственность:

непосредственный нарушитель (суд общей юрисдикции);

юридическое лицо (арбитражный суд).

Да, но на самом деле наказан будет тот, кто не сумел отмазаться, — то есть, скорее всего, сисадмин. В таких случаях руководитель всегда говорит, что установка софта и его легальность — прерогатива сисадмина. И если сисадмину нечего возразить — он попал.

Можно ли привести конкретные соответствующие статьи Кодексов?

Основные «инструменты» для наказания виновных:

< ст. 7.12 КоАП РФ «Нарушение авторских и смежных прав, изобретательских и патентных прав»;

< ст. 146 (ч. 2 и ч. 3) «Нарушение авторских и смежных прав»;

< ст. 272 и 273 УК РФ — это «смежные» составы, так называемые компьютерные преступления. В частности, ст. 273 — «Создание, использование и распространение вредоносных программ для ЭВМ».

Административное будет наказание или уголовное, зависит исключительно от деяния преступника(-ов), то есть от нанесенного ущерба. Если ущерб меньше 50 тысяч рублей, ему (им) грозит ст. 7.12 КоАП. Если ущерб больше 50 тысяч, но меньше 250 тысяч — ст. 146 ч. 2 УК РФ. Если ущерб превысил 250 тысяч — ст. 146 ч. 3 УК РФ. В случае иска от потерпевшего, то есть правообладателя (а иск может быть выставлен самостоятельно через гражданское судопроизводство, в рамках ст. 7.12 КоАП, в рамках 146 УК РФ), фирма возместит потерпевшему ущерб либо добровольно, либо через исполнительный лист.

Что вы можете посоветовать айтишникам, чтобы обезопасить себя, если они хотят поставить легальное ПО, а руководитель им отказывает?

Единственная лазейка для сисадмина и IT-руководителя — бюрократия. То есть докладная на имя шефа: дескать, ревизия ПО показала, что у нас стоит контрафактный софт, надо бы его поменять на легальный.

Докладная должна быть бумажная, проведенная через канцелярию (секретаршу, ресепшн и т. д.), копию оставить себе (с пометкой, когда принято), продублировать электронной почтой (бэкап тоже сделать и оставить себе). Тогда будет чем отмазаться при проверке и под статью попадет уже директор.

На нашем сайте есть раздел «Разговоры на тему» (www.appp.ru/pressa/link/forum_link.htm). Там — ссылки на форумы, где сисадмины активно обсуждают свои реальные и потенциальные проблемы, а также механизмы своей защиты в случаях, если их «сдаст» работодатель. Обсуждаются и реальные приговоры. Это интересно, загляните.

Мнение людей, ответственных за защиту авторских прав, понятно. Но по-прежнему остается непонятным, что делать сисадмину и куда он пойдет работать в маленьком городе, когда босс выгонит его за такую служебную записку. Снова из письма: «Мой непосредственный начальник говорил мне прямо: ставь с этого диска — отмажем, если не можешь ставить, то за что МЫ тебе платим?».

И в завершение — последняя цитата из писем. Лучше, чем сказал еще один сисадмин, я не скажу. «Какие выводы? Очень простые — пока руководство фирм не видит для себя явной угрозы в использовании контрафактного ПО, покупать легальные продукты не будут. А процессы над системными администраторами им только на руку, ибо дешевле сменить админа, чем купить весь набор софта».

ТЕМА НОМЕРА: Кнут и пряник

Из-за океана прилетела удивительная весть: Пентагон договорился с Американским киноинститутом о том, что в течение трех лет киношники будут обучать физиков, химиков, генетиков и биологов умению писать киносценарии, отражающие трудную, но захватывающую жизнь современных ученых. На эти цели даже выделены ассигнования. Проблема-то в чем? Не интересуются молодые американцы наукой. Не привлекает их карьера исследователя. Как показал анализ американских стратегов, сложившаяся в настоящее время ситуация способна в недалеком будущем нанести серьезный ущерб национальной безопасности из-за отсутствия кадрового резерва для ведущих военных лабораторий и испытательных центров. «Кадровый кризис будет маячить перед нами до тех пор, пока карьера в науке и инженерном деле не станет популярной среди молодежи. А чем лучше заманивать к нам образованных юношей и девушек, как не кинофильмами и телешоу, в которых ученые и инженеры выглядят лучше любого супермена?» — это мнение управляющего учебными программами Военно-воздушных сил США Роберта Дж. Баркера, утвердившего выделение гранта на этот проект.

Долго же до «них» доходило то, что давным-давно понято «у нас»[онято и — увы! — благополучно забыто]! Когда-то фильмы о буднях советских ученых в обязательном порядке включались в производственные планы всех киностудий страны. Кстати, картины снимали не только об ученых, но и о грандиозных стройках, о романтике северных маршрутов, о летчиках и ракетчиках, да мало ли о чем еще… Важно одно: при всей своей незамысловатости и художественной прямолинейности фильмы на «производственную тему» несут могучий заряд энтузиазма, который до сих пор подпитывает зрительский интерес к этим лентам.

Я быстренько провел свой собственный дилетантский опрос общественного мнения среди молодых инженеров, научных работников и старшекурсников ближайшего технического университета на тему: «Что вас привлекает в вашей профессиональной деятельности?» И вот что услышал.

Студенты. «Привлекает диплом. С профессией еще не понятно, но на производство точно не пойду» — ответ почти половины респондентов. «Устроюсь продавцом-консультантом или инженером в торговую фирму. Неинтересно, но деньги…» — так видит свое будущее примерно четверть опрошенных. «Попытаюсь открыть свой бизнес» — об этом мечтает едва ли пятая часть. «А разве моя специальность кому-то нужна?» — философски размышляют остальные.

Примерно четверть инженеров в ближайшие год-два намерены «покончить» со своей профессией и заняться бизнесом — в нем привлекает потенциально бо,льшая финансовая и личная независимость. Остальные надеются на карьерный рост в тех структурах, где работают. Повышать профессиональную квалификацию не собираются. Научной карьерой не интересуется никто.

Молодые ученые показали себя «бойцами». Науку бросать не собираются, но как ею заниматься и на что жить — не знают. Жуть какая-то…

Похоже, научно-технический энтузиазм иссяк. Налицо зарождающийся кризис, одной из важнейших причин которого — как считает социальный психолог Анатолий Алчевский, открывая тему номера, — является дефицит мотивации в масштабах страны. Причем, как водится, «отдельно взятой». Вот в Китае, например, народный энтузиазм бьет через край…

Прогресс в области высоких технологий всегда был тесно связан с уровнем личностной мотивации. Еще в большей степени зависит от нее научный прогресс. И даже «кузница кадров» (система образования сама по себе), как показывает опыт, не способна на «немотивированное развитие». Зачем учиться? зачем учить? — на эти простые вопросы сегодня у нас нет простых ответов. Анализу ситуации в этой области посвящена статья профессора Малинецкого.

В общем, неожиданно оказалось, что «самотеком» прогресс не течет. И без специальных усилий по созданию мотивации и управлению ею ожидание пресловутых «плодов прогресса» может оказаться очень долгим или вообще напрасным.

Разноцветные штаны

Не так давно я разговаривал с руководителем небольшой инжиниринговой компании, которого очень беспокоило явление, названное им «откровенным пофигизмом сотрудников». Собственно, он и обратился к нам[Автор работает психологом-консультантом] из-за того, что развитие его фирмы в качественном плане практически остановилось, хотя количественные показатели по-прежнему растут: растет сбыт, растет зарплата инженеров, внедрены бонусы типа оплаты мобильной связи и частичной компенсации расходов на личный автотранспорт, проводятся корпоративные «тусовки». Коллектив молодой и вроде бы должен быть активным и деятельным, но… Изучением приборов и программного обеспечения альтернативных поставщиков «им лень заниматься»; новые инструментальные средства никого не интересуют, все делается по старинке, хорошо хоть в оговоренные сроки и за обусловленные деньги. Свои разработки, которые очень успешно велись еще три года назад, сегодня полностью прекращены, хотя нереализованных идей осталось много.

«Чьи идеи?» — спросил я руководителя. — «Мои, — ответил он. — Но я не могу никого заставить ими заниматься. Особенно самых квалифицированных специалистов, которых я и уволить-то не могу — они незаменимы. Пройдет немного времени, и моя фирма превратится просто в магазин готовых инженерных решений, а разработчики — в продавцов. Но мне это не интересно! Я не вижу здесь для себя перспектив».

Вот так выглядит кризис мотивации. Первый симптом — жизнь «по инерции».

Вопрос о стимулах деятельности специалистов в области «высоких технологий» совсем не так прост, как может показаться на первый взгляд.

Для чего я упомянул этот частный эпизод корпоративного кризиса? Для того, чтобы проиллюстрировать следующую мысль: очень похожие процессы происходят на всем пространстве бывшего СССР во всех структурах, сколько-нибудь связанных с техникой, технологиями и наукой. И, кроме того, во всех структурах, осуществляющих государственный контроль и управление в этих областях.

Наблюдаемая дифференциация роста тех или иных отраслей промышленности и вообще — видов хозяйственной деятельности в постперестроечный период — это лишь следствия не видимых «невооруженным глазом» процессов изменения мотивационных основ общества. Проще говоря, рост, развитие происходят лишь там, где для них образовался подходящий мотив. Деградация, распад научных, производственных и хозяйственных структур всецело определяется исчезновением существовавших ранее мотивов и целей. Обычно всё валят на экономику, экономический кризис и т. п. Это заблуждение.

С точки зрения социальной психологии формирование мотивов индивидуальной и, главным образом, коллективной деятельности людей — это самая главная, стратегическая задача государственных структур в переживаемый нами исторический период. Трагизм ситуации заключается в том, что и эта важнейшая работа не будет делаться, если не будет как-то мотивирована! Но даже если такой мотив и образуется, должно пройти определенное время, чтобы в руководстве государства появились специалисты — люди, знающие теорию и практику формирования общественных стимулов. По разным оценкам, на это может потребоваться от пятнадцати (оптимистическая оценка) до 45—50 лет. Определяющую роль тут сыграет состояние образовательной сферы и госполитика в этой области[Эта мысль автора удивительно совпадает с выводами Георгия Малинецкого, чья статья тоже вошла в эту тему номера. — Ю.Р.].

Самый сильный стимул для активной жизнедеятельности — это голод. Наша животная природа, тело, требует корма. Впрочем, говоря о голоде, следует понимать под этим не только желание поесть, но и прилично одеться, обзавестись бытовой техникой, средствами связи, автомобилем, квартирой или домом, ну и развлечься. В наше время все это приобретается за деньги, которые в человеческом обществе, образно выражаясь, стали играть роль «универсального корма».

Исследователи давно установили, что эффективность денег в качестве стимула меняется в широких пределах в зависимости от степени «сытости» и, между прочим, возраста.

По нашим частным оценкам, максимумы денежной мотивации приходятся всего лишь на два возраста — 24—27 (уровень мотивации до 90%) и 50—57 лет (уровень мотивации до 65%). Под уровнем мотивации понимается статистическая характеристика, определяющая, в какой степени данный мотив способен оказывать определяющее влияние на выбор респондента — заниматься или не заниматься той или иной работой. Факторов, влияющих на эту статистику, много, но главными, безусловно, являются: самоутверждение через достижение определенного материального достатка и создание базы самостоятельной жизни[В России. В США, например, возраст «бытовой самостоятельности» наступает раньше — годам к двадцати] — для молодежи, а для пожилых респондентов — желание создать материальный резерв на старость и получение возможности материально поддержать возникающие к этому времени семьи детей.

Этот мотив обладает явно выраженным «импульсным» или «пиковым» характером: сильный «голод» (острая нехватка денег) может подвигнуть человека на мощные «рывки» и могучие усилия в течение сравнительно короткого времени (длительный «голод» приводит к «упадку сил» — это означает, что чрезмерно долгое ожидание платы приводит к ослаблению мотивации и прекращению безнадежной деятельности. Об этой ситуации как раз и сказано: «кормят обещаниями»). Успех разного рода шабашек, популярность аккордно-премиальных работ основана именно на этом свойстве данного мотива. И, кстати говоря, именно этот мотив можно назвать идеальным, если необходимо в кратчайшие сроки осуществить базовую разработку, сгенерировать стартовую идею в режиме мозгового штурма или, например, очень быстро — «на утро» — изготовить заплатку для программного обеспечения, в котором найдена ошибка.

И еще об одном обстоятельстве следует обязательно упомянуть: на шкале мотивации удовлетворение денежного «голода» стоит в самом низу. Это личный мотив — так называемый мотив первого рода. Это сильный мотив, но кратковременный и, кроме того, характеризующийся явно выраженным синдромом «пароксизма довольства» — периодом «переваривания пищи» и ничегонеделания.

Наконец, необходимо усвоить, что для стабильного роста любого вида деятельности в течение длительного времени только лишь материального стимулирования недостаточно. Из вышесказанного можно понять, что стимул, связанный с деньгами (включая материальные «бонусы» всех типов), способен с успехом сыграть роль «стартового ускорителя» какого-либо начинания, но, как известно, время «работы» таких «ускорителей» весьма ограничено, и при отсутствии «маршевых» стимулов начнется движение по инерции, к тому же кувырком.

В печати часто встречается мнение, что все беды отечественной науки и техники — из-за отсутствия денег.

Как специалист утверждаю — это опасная полуправда.

Опыт общения с людьми, возглавляющими НИИ, КБ и промышленные компании, позволяет сделать вывод о том, что сегодня материальных проблем персонально у руководителей этих структур уже не существует[Это не значит, что материальное благополучие достигнуто вследствие занятия основной, «профильной» деятельностью, отнюдь. Для этого есть много других способов]. Это значит, что у них отсутствует пусть не главный, но сильный личный мотив для мощного рывка. Никакого «рывка» нигде мы и не видим, что естественно.

Судьбу же единоразово «впрыснутых» в технологическую или научную организацию денег при отсутствии стимулов «более долгоиграющих», предсказать нетрудно…

Как ни странно, стимулы, напрямую не связанные с «денежным довольствием», зачастую оказываются гораздо сильнее, если речь идет о действиях, которые работник должен выполнять в течение длительного времени — как показывает статистика, от года до пяти-семи лет. Основным из этих стимулов можно считать возможность карьерного роста, перспективу перехода на вышестоящую ступеньку иерархии подчинения в коллективе. Какие же это действия?

Во-первых, профессиональная учеба, все формы повышения квалификации, знакомство с передовым опытом, регулярное чтение специальной литературы.

Во-вторых, участие в длительных проектах либо работа в составе больших коллективов или подразделений.

В-третьих, подготовка материалов и исходных данных для бизнес-планирования, текущая проработка вариантов планов и мониторинг состояния своего предприятия и фирм-конкурентов. Есть еще и «в-четвертых», «в-пятых» и т. д.

Конечно, более высокие должности, как правило, предполагают более высокую зарплату, но главная привлекательность их в другом — в повышении оценочного статуса члена коллектива. Многочисленные исследования показали, что в определенные периоды жизни положение в коллективе становится определяющим мотивом деятельности. Более того, зачастую сотрудник готов получать меньшие деньги при условии повышения по должности. Это удивительно лишь на первый взгляд. На самом деле, более высокая должность предполагает бо,льшие возможности — для самореализации, самостоятельности в принятии решений, общения и наконец — бо,льшую личную свободу.

Если вернуться к упомянутым выше «определенным периодам жизни», то зависимость силы мотивации здесь — кривая со многими максимумами. Эти пики приходятся на следующие отрезки жизни: 25—35 лет (уровень мотивации до 75%), 45—50 лет (уровень мотивации 45—55%), потом следуют два «острых» пика заинтересованности в карьере — 52 года (40%) и 57 лет (30—40%).

Процесс реализации тех или иных корпоративных возможностей, естественно, предполагает некоторую конкуренцию в коллективе. Эта конкуренция или, в более мягкой форме, соперничество, будучи умело «срежиссирована», создает целый спектр сравнительно долговременных и очень сильных стимулов внутри коллектива.

Стремление быть впереди, быть лучшим, иметь — пусть даже протокольное — право на уважение — вот типичный набор такого рода мотивов, которые реализуются при помощи разнообразных конкурсов, корпоративных соревнований, рейтингов и т. п. Применительно к сфере «высоких технологий» эта методика стимулирования, в частности, может выражаться во временном наделении должностными привилегиями на основании текущих результатов работы.

Ну что ж, обратимся к самому высокому мотиву человеческой деятельности. К мотиву, способному не на годы — на всю жизнь определять приоритеты и многие десятилетия служить стимулом для интенсивной, плодотворной работы в самых изощренно-сложных областях деятельности и подвигать на приобретение отсутствующих опыта и знаний.

Этот сильнейший мотив — общественное признание.

Человек — коллективистское существо, и тут уж ничего не поделать… В практическом плане это означает, что личная самооценка индивидуума в значительной степени, если не полностью, определяется отношением к нему членов коллектива, в который он входит через систему коммуникаций (общение, работа, взаимные обязанности и т. п.)

Самооценка — вещь чрезвычайно важная. По большому счету, она определяет субъективные ощущения комфорта, уверенности в завтрашнем дне, успешности складывающейся жизни, радости от выполняемой работы и принятия ответственности за трудные решения. В практическом плане все это означает, что чем бы человек ни занимался, в глубине сознания будет шевелиться мысль (часто даже невысказанная): «кому всё это нужно, чем я занимаюсь?!»

Этот мотив, «сокращенный» до масштабов предприятия, служит основой всех тех внутрикорпоративных процессов, о которых мы говорили в предыдущем разделе.

Этот же мотив, «расширенный» до масштабов страны, способен в стратегическом плане определять деятельность десятков и сотен миллионов жителей страны, объединяя их силы, творческие и производительные возможности вокруг провозгласителя, глашатая «общественного мнения», в качестве которого, как правило, выступает лидер государства.

И, наконец, этот мотив, «взятый на вооружение» руководителями «философских» мировоззренческих и религиозных сект, способен подменить собой все прочие мотивы личной деятельности, подвигая членов общин на самые высокие — в одних случаях, и на самые страшные — в других, действия. И все это ради признания членами общественной формации своей нужности, ценности и целесообразности затраченных усилий.

В основе партийного строительства лежат, как правило, те же принципы…

Когда употребляют термин «национальная идея», почти всегда имеют в виду именно этот мотив коллективной, в масштабах страны, деятельности.

Наши исследования показали, что для каждого возраста существует своя доступная пониманию и — главное! — реализации «национальная идея», поэтому для практического внедрения этого типа мотивации совершенно необходимо провести возрастную фрагментацию общества, обеспечив в каждом фрагменте возможность названному только что мотиву «заработать на всю катушку». Сейчас самое время вспомнить систему «октябрята» — «пионерская организация» — «комсомол» — «партия» и присущие ей механизмы реализации самооценки через «мнение коллектива». В данном случае я не иронизирую, совсем нет! Перед нами — один из самых совершенных механизмов практической реализации общественной мотивации, наглядно и не раз продемонстрировавший свои колоссальные возможности в масштабах планеты!

Подобная система, будучи сформирована с целью развития научно-технологического потенциала государства, способна «на одном дыхании» одолеть множество препятствий, которые нынче считаются непреодолимыми. Главное, чтобы добыча научного знания, разработка технологий, осуществление небывалых научно-технических проектов получило сильную внутреннюю общественную мотивацию (а не внешнюю — как, например, угроза ракетно-ядерного удара. Такого рода мотивация недолговременна — мы это уже проходили в эпоху холодной войны. Хотя для науки и техники, скажем прямо, времена были замечательные!).

Целенаправленное создание таких мотиваций — работа не для дилетантов. Этой деятельности нужно учить. С учетом огромной социальной опасности неудачных экспериментов в этой области внедрению тех или иных мероприятий должно предшествовать математическое моделирование возможных экономических и политических последствий.

Учитель, ученик и шанс для России

Какие же войны могут быть в XXI веке? Войны цивилизаций. По концепции известного геополитика С. Хантингтона[Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. — М.: АСТ, 2003. — 608 с.], чьи идеи оказали большое влияние на несколько последних администраций США, XXI век станет эпохой беспощадной борьбы сложившихся в мире цивилизаций за ресурсы. Нашу цивилизацию — мир России — он считает расколотой, наиболее слабой, имеющей большую вероятность окончательного схода с исторической арены.

У каждой цивилизации, по Хантингтону, свои смыслы и ценности, несовместимые с таковыми других цивилизаций. Речь идет не о том, какие ценности лучше или хуже. Они разные. Например, отношение к человеческой жизни. «Права человека, интересы личности превыше общества и государства» — это европейский вариант. Его прямое следствие — отсутствие смертной казни. «Мнение большинства, то есть воля народа, выше интересов личности» — это американский вариант. В США, как известно, 32 вида преступлений могут караться высшей мерой. Каковы ценности самобытной и самодостаточной цивилизации — мира России? «Духовное выше материального», «общее выше личного», «справедливость выше закона». И несколько других. А вот «общечеловеческие ценности» — термин, родившийся в эпоху ранней горбачевщины, — в нынешней реальности — полная чушь.

Наверно, тем, кто взирает на российскую систему образования со стороны, она кажется одним гигантским парадоксом, «невозможной фигурой». В самом деле, студенты учатся во многих вузах, получая специальности, которые уже лет десять не требуются и еще лет десять востребованы не будут! Почему профессора не оставляют свое место, хотя за впятеро большую зарплату могли бы водить трамваи, а за в пятьдесят раз большую — преподавать в западных университетах? Почему в сотнях институтов и тысячах школ России только имитируют образовательную деятельность, в то время как другие учебные заведения находятся на мировом уровне? Почему одни ректоры и преподаватели озабочены покупкой очередных «Мерседесов» и элитного жилья, а другие не знают, как свести концы с концами? Да и вообще, как что-то могло уцелеть в нашем образовании после пятнадцати лет жесточайших реформ, «бессмысленных и беспощадных»?!

Вопросы не праздные — от ответов на них во многом зависит наше будущее. Попытки обратиться к зарубежному опыту дают немного — мы находимся в уникальной ситуации. Поэтому обсудить эти вопросы стоит.

Начнем с временных масштабов, имеющих отношение к системе образования. Пусть есть некоторый вектор, характеризующий состояние страны. Тут и состояние умов — общественное мнение, и уровень безопасности, и доходы населения, и здоровье граждан и многое другое[Очень удачно, что в гуманитарных науках появилось множество индикаторов, позволяющих оценивать все это количественно]. Вектор этот зависит от текущего состояния экономики, системы управления, армии, спецслужб, оперативной деятельности правительства. Как научил нас дефолт 1998 года и перипетии избирательных кампаний, здесь можно многое поменять за месяцы или даже дни. Непосредственного влияния образования на этот вектор нет.

Первая производная вектора — изменения состояния страны, связанные с экономическим подъемом, улучшением жизни людей, с конструктивными реформами. Характерные времена процессов здесь — годы. Тут многое зависит от политики, взаимодействия социальных структур, от самоорганизации в обществе. Здесь определяющую роль играют стратегии, планы, цели. Непосредственного влияния образования и здесь нет.

Наука, высокие технологии, инновационная деятельность, смыслы и ценности, а с ними и образование определяют уже вторую производную вектора состояния общества. И характерные сроки здесь — около десятка лет. Наши оценки[Большая работа по исследованию и математическому моделированию этих общественных процессов проводится в Институте прикладной математики им. М. В. Келдыша РАН] показывают, что если мы начнем учить школьников и студентов гораздо лучше, чем сейчас, то экономика начнет это «чувствовать» через пять лет, а в полной мере — через десять[Капица С. П., Курдюмов С. П., Малинецкий Г. Г. Синергетика и прогнозы будущего/3-е издание. — М.: Эдиториал УРСС, 2003. — 288 с. (www.iph.ras.ru/~mifs/kkm/Vved.htm)]. Вот она — отрада для реформаторов науки и образования: истинные очертания и масштабы того, что они творят сегодня, проявятся лет через пятнадцать. Реформируй — не хочу.

Но если «завалить» вторую производную, то скоро и с первой начнутся проблемы, а там и характер самой функции станет трудноопределим. Вот как все непросто с наукой и образованием.

В чем была сила советского образования и по чему наносился главный удар?

Системность, целостность, ориентация на формирование мировоззрения.

Взаимосвязь предметов, восхождение от простого к сложному, развитие основных идей на разных уровнях, стремление научить самостоятельно решать задачи и размышлять. Отсюда огромное количество существовавших в те времена олимпиад, конкурсов, центров детского творчества.

Западный стандарт массового образования иной — мозаичность, клиповое мышление, эклектика, ориентация на социализацию учеников и преувеличенное внимание к выработке простейших навыков — умения заполнить заявление о приеме на работу, налоговую декларацию и т. п. Результат очевиден — эксперты Конгресса США утверждают, что 30% американцев функционально неграмотны, то есть не могут извлечь информацию из прочитанного. Правительство США предпринимает чрезвычайные меры, чтобы научить школьников младших классов читать и писать![Образование, которое мы можем потерять/ Ред. В.А. Садовничий. — М.: РХД, 2003. — 368 с.]