Элиот, рассмотрев следы от шин, повернулся ко мне:

– Машина пришла с запада, Теда выбросили, развернулись и уехали по своей же колее. Я отошел от тела.

– У него где-то недалеко был, кажется, летний домик?

Элиот кивнул:

– На озере Басс. Может, там они его и убили.

Прошлой ночью, около двух, адвокат Ньюбери (предположительно разбуженный корешом Теда, сообщившим, что Тед опоздал на два часа на условленную встречу) позвонил в бюро детективов и спросил, не арестован ли его клиент-гангстер, но ответа не получил. Тогда адвокат позвонил Элиоту домой и спросил, не взяли ли его подзащитного сотрудники ФБР, а Элиот велел адвокату проваливать и пошел досыпать. Предписание о доставке арестованного в суд было заполнено, и уже рано-рано утром шеф детективов и Элиот были в Сити-Холле; оба официально заверили адвоката, что Ньюбери в каталажке нет. Вот тут-то и стало известно, что труп соответствующий по описанию Ньюбери, обнаружен в Индиане.

Вскоре после того, как вернулся шериф, подъехал темно-синий «кадиллак-седан» и оттуда выскочил коротышка в синем костюме в полоску, с бриллиантовой булавкой в галстуке; это был адвокат Ньюбери.

– Привет, Эйби, – сказал Элиот, пока коротышка буквально катился к телу в яме.

Не отвечая на его приветствие, адвокат взглянул на Ньюбери и сказал, как бы обращаясь к нему:

– Где представитель графства?

Стоя на дороге, шериф отозвался:

– Это я, мистер!

Адвокат прошествовал к шерифу и сказал:

– Этот человек – Тед Ньюбери. Куда вы увезете труп?

Шериф назвал ему покойницкую. Адвокат кивнул и, сказав:

– Мы с вами свяжемся, – сел в свой «кадиллак» и укатил.

Переминаясь с ноги на ногу, парень в кепке и коричневой куртке все еще топтался у своего автомобиля. Он спросил, не обращаясь ни к кому лично:

– Где же все-таки репортеры?

– Оставайтесь здесь, – посоветовал ему Элиот, и, кивнув шерифу, двинулся со мной к «форду».

– А ты не собираешься ждать прессу, Элиот? – спросил я.

Он отрицательно покачал головой.

– Мне в этом участвовать не хочется. Да и тебе не надо.

На обратном пути в Чикаго Элиот сказал:

– Конечно, это работа Нитти. Теду Ньюбери крепко досталось, а ведь он был рукой мэра в Норт-Сайде.

– В кармане Сермэка остался еще Тоухи.

– Тоухи – пустое место. Нитти поставил жирную точку: ведь за его голову именно Ньюбери обещал пятнадцать тысяч. Что ж, Нитти жив-здоров, а Теда уже нет.

– Хотелось бы знать, как любимые телохранители

Сермэка воспримут новости о том, что Ньюбери прихлопнули.

Элиот слегка улыбнулся:

– А мне интересно, как к этому отнесется Сермэк. – А почему все-таки ты захотел, чтобы я это увидал? Следя за дорогой, Элиот сказал:

– Это и тебя касается.

– Ну, конечно. Ты мог мне просто позвонить и рассказать обо всем. С какой стати ты меня потащил с собой? Приятная была компания, ничего не скажешь.

– Ньюбери был человеком Сермэка.

– Ну и что?

– А сейчас он – ничей.

– Так что?

Он глянул на меня мельком. Вокруг нас все еще тянулись дюны: похоже на Ближний Восток, хоть и плохонькая, но весьма выразительная интонация Египта.

Элиот ответил:

– Может, это открывает тебе возможности на суде по делу Нитти представить другую версию.

– Имеешь в виду, похожую на правду?

Он пожал плечами.

– Во всяком случае, подумай об этом. Ньюбери – пример того, как действует Нитти. И тот же Ньюбери пример того, что Сермэк теряет влияние.

– Ну и что? Хочешь сказать, что если я останусь в команде Сермэка, меня тоже зароют? Не думаю, что это так, Элиот. Нитти знает, что я – посторонний наблюдатель. Заметь, убили-то Ньюбери, а не Лэнга или Миллера. Фрэнк Нитти не убивает исполнителя, он уничтожает того парня, который этого исполнителя послал.

Элиот молча вел машину, а я продолжал толковать:

– Сермэк просто на какой-то миг расслабился, но это не значит, что вскоре он опять не войдет в силу. Уж ты-то знаешь, он в эти игры играет давно. А если я перейду дорогу Сермэку, лишусь и лицензии, и права на револьвер. Пойми меня, Элиот.

Элиот больше ни словом не обмолвился до самого дома на Ван-Барен. На душе у меня было погано.

– Извини, Нейт, – сказал он. – Все-таки я считал, что тебе надо было взглянуть на этого жмурика. Меня бросило в жар, хотя было прохладно.

– Господи, Элиот, чего ты от меня добиваешься? Неужели ты, чертов бойскаут, ждешь, что я скажу правду, потому только, что это правда? Ты в Чикаго уже достаточно долго, чтобы перестать быть таким наивным.

С моей стороны так говорить было мерзко – при такой работе, как у Элиота, не требовалось много времени, чтобы лишиться малейших иллюзий.

Он печально улыбнулся и сказал:

– Мне не нравится, что ты в суде будешь лжесвидетельствовать.

Он не добавил «снова», но это было в его глазах, в который уже раз попрекая меня делом Лингла. Явился правдолюбец на мою голову!

Я кивнул ему, показав, что намек понял; захлопнув дверцу, он уехал.

Чуть перевалило за одиннадцать, и я решил сходить в заведение на углу – съесть ланч пораньше. Я взял свой обычный сэндвич, но, несмотря на голод, едва его осилил. Элиот меня расстроил – хотел я в этом себе признаться или нет. Потерянно прихлебывая имбирный эль, я вдруг увидел появившегося Барни – он сиял, будто его только что избрали в конгресс.

– Там кое-кто хочет с тобой повидаться, – сказал он, наклоняясь над столом, и указал мне пальцем на дверь, из которой только что вышел.

– Хорошенькая?

– Нейт, это не женщина.

– Тогда мне неинтересно.

– Нейт, это знаменитость.

– Барни, ты вот тоже знаменит, и то мне неинтересно.

– Похоже, у тебя плохое настроение.

– Тут ты прав, извини. Лучше буду с тобой поласковее, а то еще назначишь мне арендную плату. С кем ты хочешь, чтобы я увиделся? Еще какой-нибудь чертов драчун?

Он снова глупо заухмылялся:

– Увидишь. Пойдем.

Я прикончил эль и пошел следом за ним в бар. Помещение было полупустым. Немногочисленные посетители, свернув шеи, глазели на дальнюю угловую кабинку у закрытых с улицы окон. Мы подошли именно к этой кабинке.

На секунду, но только на секунду, я подумал, что это Фрэнк Нитти. Те же зачесанные назад черные с сединой блестящие волосы, такой же красивый, нахальный взгляд черных глаз... Но у этого парня отсутствовало нечто, присущее только Нитти. К тому же он был моложе – от тридцати пяти до сорока лет. Как и Нитти, он был ухоженный, модно и со вкусом одет в темно-серый в тонкую полоску костюм с широченными лацканами и черную рубашку с белым галстуком. И так же, как Нитти, был не крупным мужчиной: если бы он встал, то был бы не больше пяти футов шести дюймов. Этот парень был красивой копией Фрэнка Нитти, как бы с примесью Валентино.

Мы с Барни встали у кабинки, и мужчина улыбнулся нам немного отстраненно, пока Барни нас знакомил.

– Джордж, – сказал он, – это мой друг детства, Нейт Геллер. Нейт, это Джордж Рэфт.

Мы уселись в кабинке напротив Рэфта, и я, улыбнувшись актеру, сказал:

– Извините, что не сразу узнал вас.

Рэфт едва заметно пожал плечами и усмехнулся.

– Может быть, если бы я гремел цепями...

Я кивнул.

– Эту картину я видел. Страшновато.

Мы говорили о фильме «Лицо со шрамом», самом популярном в прошлом году, сделавшем Рэфта звездой. Он вызвал много полемики в Чикаго, цензурный комитет бился в истерике по поводу изображения города (хотя именно Чикаго был родным городом Бэна Хехта, написавшего сценарий).

– Я слышал хорошие отзывы об этом фильме, – сказал Рэфт. – Но сам не видел. Барни объяснил:

– Джордж никогда не смотрит фильмы, в которых снимается.

– А почему? – спросил я Рэфта.

– Кому это нужно? – спросил он. – Боюсь, я там ужасно выгляжу. Только детей пугать...

Не похоже было, чтобы он притворялся. Я вдруг понял, что его отстраненность была не позой крутого парня, а неким видом застенчивости.

– В нашем городе у Джорджа несколько персональных выступлений, – сообщил Барни. – Как называется новый фильм?

– "Таинственный человек", – ответил Рэфт.

– О-о? – протянул я. – И где вы выступаете?

– В Ориенталь-Театре, – пояснил Рэфт. – Я выхожу, беседую с публикой, играет оркестр, и я немного танцую. Вы видели «Вечер за вечером»?

– К сожалению, нет, – ответил я.

– Довольно неплохой фильм. Не какое-нибудь гангстерское дерьмо. Пришлось даже немного потанцевать.

– В нем играла Мэй Уэст, – сказал Барни мечтательно.

– Ну да, – сказал Рэфт, слегка улыбнувшись, – она украла все, кроме камеры.

– Как же получилось, что вы познакомились друг с другом? – спросил я Барни, кивнув на Рэфта.

– Джордж – большой поклонник боев, – пояснил Барни. – И сам был боксером, верно, Джордж?

Рэфт засмеялся:

– Семнадцать боев – десять нокаутов.

– Рекорд хороший, – согласился я.

– Но не тогда, когда нокауты достаются тебе, – заметил Рэфт.

– Но несколько боев ты все же выиграл, – сказал Барни.

– Три, – уточнил, подняв три пальца, Рэфт. Подошел Бадди Голд принять у меня заказ. Я попросил пива. Ни Барни, ни Рэфт ничего не взяли. Я знал, почему не пьет Барни: у него предстоял бой с Джонни Дато в конце месяца в Питтсбурге.

– Хочешь что-нибудь, Джордж? – спросил я.

– Не пью, – ответил Рэфт. – Принеси мне кофе, ладно, Бадди?

– Ну конечно, мистер Рэфт.

Рэфт посмотрел в мою сторону и сказал:

– Я пристально слежу за карьерой Барни. Он своими победами уже принес мне много денег. Должен заметить, что о боксе я больше узнал не тогда, когда выступал на ринге, а потом. Был какое-то время менеджером боев, открыл Макси Розенблюма.

Что-то слабо зазвучало в моей памяти – как дальний гонг об окончании матча в ушах боксера, распростертого на ринге и воспринимающего его как спасение.

– Вы случайно не в паре с Примо Карнерой работали? – спросил я.

Казалось, Рэфт при этих словах вздрогнул. Краем глаза я увидел, что ухмылка Барни исчезла. Я приоткрыл ту дверь, в которую лучше было не заглядывать, и оскорбил гостя Барни. Я поспешил исправить положение и улыбнулся.

– Не совсем, – сказал Рэфт. – У моего друга было с ним дело.

– Имеете в виду Оуни Мэддена? – уточнил я.

– Да, – сказал Рэфт.

Было естественно, что такой благородный боксер, как Барни, смутился от того, что один из его друзей был связан с Примо Карнерой и Оуни Мэдденом. Примо Карнера был огромным, неповоротливым тяжеловесом из Италии, который посредством серии зачастую фиктивных боев и невероятной шумихи, поднятой в спортивной прессе, был поднят до мирового чемпионата. Карнера был медлительным, неуклюжим гигантом со «стеклянной челюстью»[16], но на нем делали хороший бизнес, пока настоящий боксер, Макс Бэр не отнял у него чемпионство и едва не убил бедного клоуна на ринге. Карнерой владел нью-йоркский гангстер Оуни Мэдден, а Мэдден и Джордж Рэфт были старыми друзьями. История Рэфта, как я слышал, была такова – еще до своей голливудской славы он подсыпал снотворное боксеру «Громиле» Эдди Петерсону; снотворное от Рэфта обеспечило первую главную победу Карнеры на Мэдисон-Сквер-Гарден.

Я знал, что эта история известна Барни: это он мне ее с некоторым отвращением и рассказал, когда услышал о подъеме Рэфта – парня, всегда считавшегося «шестеркой» при Оуни Мэддене. Но было это год назад, до того, как Барни начал получать большие деньги и замелькал во всех газетах, и до того, как он встретил Джорджа в Арлингтон-парке, где они поклялись друг другу в вечной любви.

– Терпеть не могу вспоминать, как мне дались мои боксерские знания, – сказал Рэфт.

– А почему? – спросил я.

– Ну, боксерские арены – это место, где меня избивали, так же как в бытность мою карманником. А мне известно, что вы из отдела легавых по борьбе с карманниками. Может, вам не хочется, чтобы вас на публике увидели с бывшим вором.

Я засмеялся, делая над собой усилие, чтобы не поддаться его очарованию:

– Некоторые из моих лучших друзей – карманники. И пока они сидят напротив меня в баре, мы остаемся друзьями.

– Я понял, что теперь вы частный сыщик.

– Совершенно верно.

– Барни говорит, что у вас контора выше этажом.

– Правильно.

– А как насчет того, чтобы устроить мне экскурсию? Кто знает, может, однажды мне придется играть частного сыщика.

– Пожалуйста... Барни, идешь? Рэфт вышел из кабинки.

– Я жду телефонный звонок, Барни. Не возражаешь побыть тут в случае, если позвонят? Как раз сейчас мной заинтересовался «Парамаунт», и мой агент пытается с ними о чем-нибудь договориться.

Улыбаясь, Барни пожал плечами.

– Конечно. Увидимся через несколько минут, ребята.

Рэфт облачился в черное, отлично сшитое пальто с бархатным воротником и надвинул на один глаз жемчужно-серую шляпу. В коротких брюках и выглядывающих из-под них гетрах, в остроносых туфлях, блестящих, как и его волосы, казалось, в кино он был воплощением гангстера, а, может, и не только в кино.

Через бар мы вышли на улицу и поднялись в мою контору. Он повесил пальто и шляпу на вешалку у двери и уселся напротив меня у стола.

Было ясно, что за этим скрывалось нечто большее, чем желание кинозвезды познакомиться с настоящим сыщиком в целях расширения кругозора. Кроме того, у меня было ощущение, что Джордж Рэфт был тем голливудским актером, которому не нужна помощь в изучении уголовного мира.

Я занял свое место, Рэфт увидел ящик у стены.

– Это похоже на раскладную кровать, – заметил он.

– Похоже, быть вам сыщиком.

Он улыбнулся – широко и непринужденно.

– Я несколько лет спал на чердаках, в холлах игорных домов, в подземках. Времена были суровые... Вам повезло, что у вас свой бизнес.

– Это вы – пример счастливчика.

Он достал серебряный портсигар из внутреннего кармана пиджака.

– Вы так считаете... Не возражаете?

Я кивнул, и он прикурил длинную сигарету от серебряной зажигалки в виде пульки.

– Итак, Рэфт, о чем мы будем говорить?

– Давай по-дружески: Джордж и Нейт, идет?

– Конечно, Джордж.

– Что касается твоего замечания по поводу Карнеры и Мэддена... Мне показалось, что ты обо мне мало знаешь.

– Знаю, что ты был бутлегером у Мэддена и что именно он помог тебе зацепиться в Голливуде... Рэфт пожал плечами.

– Это не секрет. Об этом пишут в газетах, и это мне не вредит. Никто пока не считает бутлегеров никудышними парнями. Особенно те, кто выпивает. А их, – как ты знаешь, – большинство.

– Ты не пьешь.

– Я вырос в аду. Еще ребенком оказался в уличной компании Оуни. Думаю, и ты бы там был, окажись на моем месте. Но он пошел своей дорогой, я – своей. Впрочем, я сам никогда не был хулиганом. Но ужасно завидовал, когда, околачиваясь около танцевальных залов, встречал их: крутых молодых бандитов в полосатых шелковых рубашках. У них-то деньги водились и чтобы кутить, и чтобы выбрать лучшую из юбок, а я так ужасно хотел шелковую рубашку в полоску, что готов был сорвать ее с первого же парня, которого подловил бы в темном переулке.

– А вместо этого ты стал кинозвездой. Хулиганские глаза Рэфта моргнули несколько раз, лицо же было спокойным.

– Я не святой. Был карманником, воровал в магазинах. Потом нашел занятие – танцы. Попал в профессиональные танцоры – посчастливилось работать в театре в миниатюре с Чарльстоном. Даже в каких-то водевилях участвовал... Все это время Оуни сидел в Синг-Синге, а когда освободился, помог мне взобраться повыше. Я работал с техасцем Гинаном и занимался немного на стороне бутлегерством, для Оуни. Он же помог мне получить работу на Бродвее и в Голливуде. И я этого не собираюсь стыдиться. Для чего же тогда друзья?

– Все это очень интересно, – сказал я, – но какое черт возьми, имеет отношение ко мне?

Рэфт затянулся сигаретой, выдохнул дым, как крутая кинозвезда.

– Эта контора... Ведь Барни ее тебе устроил, верно? Сделал приятное другу?

– Ну да. Верно. Так что?

– Друзья всегда делают друг другу приятное. Иногда можно сделать приятное друзьям друзей...

– Тебе следует вышить это на носовом платке, Джордж!

– Не горячись. Я сюда пришел не на Барни Росса посмотреть... Я тебя пришел повидать.

– Зачем, Господи помилуй?!

– Обычно я работал в «Дюран-Клабе». Там, в маленьком подземном гараже, была самая прибыльная точка в Нью-Йорке. Вот откуда я знаю Аль Брауна.

– Аль Браун?

– Позже я узнал, что он тоже был хорошим другом Оуни, и, более того, – они партнеры по бизнесу.

– Так это тот самый «Аль Браун»...

– Ну, да. Это он. На прошлой неделе я был в Нью-Йорке, и один мой друг попросил меня оказать Аль Брауну любезность.

– А почему тебя?

– Должен же быть кто-то посредником. Кто-то, кто может увидеться с тобой, чтобы ни у кого не возникло никаких подозрений. Но, одновременно, достаточно авторитетный, чтобы ты это воспринял всерьез.

– Что же он хочет?

– Он хочет, чтобы ты приехал с ним повидаться. – Рэфт полез во внутренний карман и, вытащив запечатанный конверт, протянул мне.

Внутри лежали тысяча долларов сотенными, билет туда-обратно до Атланты на экспрессе «Дикси» и документы, по которым я значился адвокатом из фирмы Луи Пикета.

– Эти билеты на понедельник, – сказал я.

– Верно. Если у тебя возникнут возражения, их можно заменить на любой другой день следующей недели. Никакого принуждения, Нейт.

– Ты знаешь, о чем идет речь? Рэфт поднялся.

– Не знаю и знать не хочу. Но могу предположить. Если это не имеет отношения к другому моему другу, Фрэнку Нитти, которого подстрелили любимые копы вашего мэра, я вернусь наемным танцором в дансинг.

Я встал, протянул Рэфту руку, и тот, слегка улыбнувшись, пожал ее.

– Прости, если вначале я повел себя как бестактный осел, – сказал я.

– Надо понимать – ты согласен?

– Почему бы нет? Тысяча баксов – неплохая поддержка для того, кто вынужден спать у себя в конторе. И потом, не каждый день ко мне, простому смертному, обращается с просьбой сам Джордж Рэфт.

– Я бы сказал, что не каждый день ты заполучаешь таких клиентов, как Аль Капоне, – подвел черту Рэфт. Мы вышли и провели еще немало времени вместе с Барни.