Я подумал, что в решении моей проблемы, вероятно, принял участие Нитти. Он начинал мне нравиться... И он, и Сермэк очень облегчили мне допрос.

Так что все, наконец, кончилось. Но тянулось все это настолько долго, что я пропустил назначенную на время ланча встречу с Джейни. Я поймал ее в конторе казначея графства в Сити-Холл, позвонив около двух, и попытался извиниться.

– Допрос прошел как надо? – спросила она. В голосе было слышно раздражение.

– Ну да. Ушел благоухающий, как роза. Только почему-то чувствую себя так, что нужно принять душ.

– У меня есть душ, – сказала она уже мягче.

– Да, я помню.

Джейни была привлекательной девушкой двадцати пяти лет, а сто двадцать пять фунтов ее веса облеклись в очень приятные формы. Темно-русые волосы она стригла коротко и завивала, а карие глаза подчеркивала длинными, приковывающими внимание ресницами. Она любила пококетничать, так как знала себе цену, и позволила мне спать с ней раз в неделю, как только я заговорил о женитьбе. Мы уже около трех лет толковали о браке, и я подарил ей в прошлом году кольцо с маленьким бриллиантом[12]. С Джейни у меня была одна-единственная проблема: я не был уверен, что мое чувство к ней являлось любовью. И я не знал также, имеет ли это значение.

– Я должен загладить пропущенный ланч, – сказал я.

– Да уж, должен, – ответила она, как бы угрожая.

– Как насчет сегодняшнего вечера? Приглашаю тебя в какое-нибудь местечко подороже.

– Сегодня я работаю допоздна. Можешь, если хочешь, прийти ко мне домой. Около девяти тридцати. Я приготовлю сэндвичи.

– Хорошо. А завтра вечером пойдем в ресторан, в «Бисмарк».

– Я согласна на «Бергоф» – там тоже недешево.

– Пойдем все-таки в «Бисмарк». Это будет особенный вечер. Мне нужно тебе сообщить нечто важное.

И в самом деле – я ведь еще не успел потрясти ее своим уходом из полиции.

– А я уже знаю, Нейт, – сказала она.

– Что?!

– Это было в сегодняшних газетах. Только крошечное примечание к одной из больших статей о перестрелке. Что сотрудник Натан Геллер подал в отставку, чтобы уйти в частный бизнес.

– О... Я хотел рассказать тебе об этом сам.

– И расскажешь, сегодня вечером. Я не в восторге, что ты уходишь из департамента, но если твой дядя Льюис предложил тебе место, считаю, что это прекрасно.

В этом вся Джейни: тут же делает выводы на основе собственных желаний.

– Ладно, давай поговорим об этом вечером.

– Хорошо. Я люблю тебя, Нейт.

Она это не прошептала – значит, находится в конторе одна.

– И я люблю тебя, Джейни.

После обеда я выехал из Эйдемса и въехал в контору в доме Барни. Барни действовал быстро: у правой стены уже стоял большой коричневый ящик – как входишь, сразу у двери встроенного шкафа. Этот ящик и был раскладной кроватью. Барни даже раздобыл мне простыни и одеяла, которые я обнаружил на дне ящика. Кровать оказалась, по меньшей мере, двухспальной – Барни был большим оптимистом. Я растянулся на голом матрасе. Не так удобно, как на кровати Джейни, но и несравнимо с гостиницей Эйдемса. Какое-то время я поизучал пятна, выступившие на потолке, потом поднялся и поиграл с кроватью, то складывая ее, то раскладывая.

Шкаф оказался не очень большой, но три костюма вошли свободно. А еще у меня были коробка книг и другое личное барахло, которое я положил на самую верхнюю полку. Все поместилось. Чемодан стоял на полу. Оглядев помещение, я понял, что нужно достать еще какой-нибудь небольшой журнальный столик.

Я не знал, как сделать так, чтобы помещение выглядело как контора, а не как мое жилище? Интересно, что будет больше производить впечатление на будущих клиентов – контора, где есть столик для журналов, или раскладная кровать, то есть контора, по которой ясно видно, что здесь принужден жить скованный бедностью частный детектив. Одно могу сказать – уверенности в себе мне это не прибавит.

Ну, что ж, хорошо. С кроватью ничего не поделаешь, но можно отказаться от столика. Хорошо бы заиметь парочку бюро для картотеки, или, может, одно, но со множеством полок, и на нижних полках хранить одежду и тому подобное. Я подумал, что нижнее белье можно хранить под буквой "я". До чего забавно.

Сидя на краю стола, я беззвучно смеялся над собой, когда вдруг заметил телефон.

Черный настенный аппарат, а рядом новенькая телефонная книга Чикаго. Моя еврейская мамочка с боксерским носом, – Барни Росс, – быстро сработала. Благослови его. Боже!

Я быстро сел за стол и воспользовался аппаратом. Позвонил дяде Льюису в банк Дэйвса. Мы с ним не были особенно близки, но связи не теряли, а я не говорил с ним с тех самых пор, как заварилась вся эта каша. Ну, и решил, что надо позвонить. Подумал еще, что у него, может, есть возможность продать мне пару картотечных бюро оптом.

Я должен был пройти через трех секретарей, прежде чем заполучить его.

– Как ты, Нейт, в порядке? – спросил он очень обеспокоенно. Была уже среда, перестрелка случилась в понедельник, но я точно помнил, что дядя не звонил мне в отель Эйдемса, чтобы выразить свое сочувствие.

– Отлично. Сегодня был допрос, я совершенно чист.

– Как и должно было быть. А за то, что стрелял в этих бандитов, заслуживаешь медали.

– Городское управление выделило мне три сотни баксов. Мне и Миллеру с Лэнгом, всем одинаково. И благодарности... Думаю, это все равно что медаль.

– Ты должен был бы гордиться. А по тону не скажешь...

– А я и не горжусь. Знаешь, я ушел из департамента.

– Знаю, знаю.

– Тоже прочитал в газетах, да?

– Слышал.

Где это дядя мог такое услышать?

– Нейт, – сказал он. – Натан...

Что-то грядет: иначе я был бы только «Нейтом».

– Да, дядя Луи.

– Хотел бы узнать, смогу ли заполучить тебя на ланч завтра?

– Конечно. А кто платит?

– Твой богатый дядюшка. Придешь?

– Да. Где?

– В «Святом Губерте».

– У вас хороший вкус. Богатому дядюшке потом придется отработать солидный счет, если мы туда пойдем...

– Будь там завтра точно в двенадцать.

– Ха! Даже так? Ладно. Вы, босс, мой единственный богатый родственник.

– Оденься поприличнее, Нейт.

– Буду в чистом костюме.

– Я настаиваю на этом. Мы будем обедать не одни.

– А...

– Будет некто, кто хочет с тобой познакомиться.

– И кто это будет?

– Мистер Дэйвс. Генерал.

– Ты что, смеешься надо мной?

– Перестань. Я не шучу.

– Меня хочет увидеть крупнейший банкир Чикаго? Бывший вице-президент Соединенных Штатов встречается с бывшим членом группы по борьбе с карманниками?

– Точно так.

– Но, Бога ради, почему?

– Так я могу на тебя рассчитывать, Натан, ровно в двенадцать?

Опять – «Натан»!

– Конечно, можешь. Черт побери! Может, мы сможем подсунуть счет Дэйвсу.

– В двенадцать, Натан, – сухо закончил дядя. Я долго сидел, повесив трубку и уставясь на телефон, пытаясь осмыслить услышанное. Но так ничего и не сообразил. Сермэк и Нитти, пожелавшие со мной встретиться, – это одно. А вот Дэйвс – это что-то совсем другое. Я не мог разгадать этот ребус.

Я даже забыл спросить дядю Льюиса о карточных бюро.

Около шести я спустился на улицу, обнаружив, что меня ожидает еще один холодный вечер: было пасмурно, снег растаял, дождило, блестели мокрые тротуары. Хотя Ван-Барен-стрит выглядела сухой, прикрытая надземкой. Скользящие мимо трамваи поминутно закрывали магазин на противоположной стороне улицы – «Рабочие костюмы Бейли». Я прошел к ресторану на углу – это было белое здание с вертикальной вывеской, гласившей: «У БИНИОНА» (написанной белым неоном на черном фоне), а слово «ресторан» – ниже курсивом по горизонтали, черным неоном на белом. Место недешевое, но еда неплохая. Раз уж я пропустил ланч, то решил, что могу позволить себе что-нибудь получше, чем бутерброд из автомата.

На самом-то деле, я не мог это себе позволить: полицейский департамент выплатит мне жалование еще только раз, а потом мне уже придется посягнуть на ту пару тысяч, что я заначил впрок: остаток от маленького наследства, доставшегося от папы, и денег, которые я откладывал на дом, когда мы с Джейни поженимся.

У меня оставалось еще около часа свободного времени, и его надо было как-то убить, чтобы, перескочив надземку, нагрянуть в квартиру Джейни недалеко от Норт-Сайда, так что я снова завернул в заведение Барни.

Барни сидел в кабинке и пил пиво. Увидев меня, он засиял, как надраенная в честь Дня Независимости статуя Свободы.

Я пребывал в некотором смущении, а что бы вы испытывали, стоя перед своим благодетелем, одарившим вас буквально крышей над головой!

– Мог бы, тогда уж, и постельку застелить, ублюдок ты безмозглый, – пробормотал я с кислой миной.

– Да пошел ты, – он был, как всегда, сама любезность.

– Пытался тебе дозвониться в гимнастический зал после обеда, да не застал.

– Я топтал дорожку в Грант-парке.

Обычно я это делаю по утрам, но у меня были дела, а Найен и Уинч настаивают на подобных пробежках, потому что дыхалка – мое слабое место.

– Ну, конечно, дела. Надо было успеть доставить мне раскладную кровать, установить телефон... Только знаешь, ты забыл еще о карточном бюро.

Он пожал плечами:

– Его привезут только завтра.

– Шутишь!

Он не шутил. Я сказал:

– Надеюсь, ты понимаешь, что я за все с тобой рассчитаюсь. Барни кивнул:

– Хорошо.

– Мог бы и возразить, хотя бы шутки ради.

– На такое великодушие я не способен.

Бадди Голд вышел из-за стойки и прислонился к нашей кабинке, насмешливо приподняв бровь:

– Тебя просят к телефону, Геллер. Это твой друг из ФБР...

Я взял трубку у стойки.

– Элиот, в чем дело? – спросил я.

– Нейт, ты свободен?

Я взглянул на часы: чтобы успеть к Джейни на свидание, мне нужно сниматься отсюда через полчаса.

– Что-то важное, Элиот?

– Возможно, тебя заинтересует.

У Элиота была склонность все преуменьшать, так что его «возможно» означало крайнюю необходимость.

– Ладно! Захватишь меня?

– Да. Я в Транспортном управлении, так что до тебя мне не больше десяти минут. Я уложусь в пять.

– Хорошо. Ты знаешь, где я. Хочешь зайти выпить пива?

– Никаких угощений, Нейт, я при исполнении. – Ему нравилось напускать суровость и делать вид, что у него нет чувства юмора, но это была только маска.

– Тогда почему бы мне не поспешить и не сесть к тебе где-нибудь по дороге? Тебе придется лишь немного изменить маршрут, и ты поспеешь к своей наиглавнейшей цели...

Элиот позволил себе хохотнуть:

– А почему бы мне просто не посигналить тебе от двери.

– Вот это уже в твоем стиле, – закончил я и повесил трубку.

Я попробовал позвонить Джейни – сказать ей, что опоздаю, – но ее еще не было дома, так что я вернулся за столик.

– Что там у Несса? – спросил Барни.

– Он не сказал, но сейчас заедет за мной. Я с ним не разговаривал с тех пор, как заварилась вся эта каша. Знаю только, что его это тоже зацепило. Я читал в газетах, что он еще с одним агентом группы по соблюдению сухого закона допрашивали Кампанью и Пэламбо в тот самый день, когда была перестрелка. Думал, позвоню ему, да так и не собрался...

Что было на самом деле не совсем правдой: я избегал Элиота и даже не попытался увидеться или поговорить с ним. А ведь он, собственно, был одним из немногих неподкупных стражей закона в Чикаго, и я любил его, Да и с его стороны заслужил какое-то уважение. Но я не знал, хочу ли с ним беседовать о перестрелке до того, пока сам не определюсь, как собираюсь поступать. Тем более сейчас, после того, как я узнал, что меня разыграли в бесчестной игре Сермэка. Даже после того, как прошел допрос, я не был уверен, хочу ли рассказать Элиоту правду.

Прежде всего – Элиот был одной из основных сил, сваливших Аль Капоне. Предыдущая команда оказалась коррумпированной, потому что ей мало платили и плохо обучали. Вначале ею руководил Департамент казначейства, а после семилетней безуспешной работы в 1928 году она перешла в ведомство юстиции. В 1929 году Элиот, спустя всего несколько лет после окончания Чикагского университета, в свои двадцать шесть был назначен руководить специально отобранной группой. Он перебрал весь персонал, ища честных людей, и среди трех сотен чикагских агентов по сухому закону, наконец, остановился на девяти (и даже среди этих «неприкасаемых» один, как потом было доказано, продался, что для Элиота было больной темой).

Члены группы Элиота были молоды – лет тридцати или чуть постарше, отлично стреляли и имели навыки по перехвату телефонных разговоров, вождению грузовиков, слежке подозреваемых пешком или на машине. Они закрывали пивоварни и спиртовые заводы, организовывали налеты на бары, торгующие спиртным, крепко ударили по Капоне с его бухгалтерскими книгами; и все вместе они набрали достаточно улик, чтобы предъявить обвинение Капоне и некоторым его близким дружкам в создании «тайной организации, нарушающей законы».

Но Нитти был прав относительно слабости Элиота к паблисити. Эффективности его усилий в некоторой степени мешало стремление информировать о своих планах прессу, так что, когда десятитонный грузовик разбивал двери в пивоварне Капоне, фоторепортеры со своими камерами уже были наготове. К тому же Элиот и его команда не имели возможности только собственноручно «разрушить» империю Капоне. С другой стороны его прижимал Элмер Айри – Отдел комитета надзора и принуждения – и Фрэнк Уилсон – агент Министерства финансов, поймавший Капоне на уклонении от уплаты налогов. Но как бы то ни было, банда Капоне все еще существовала и отлично работала.

Примерно через пять минут после звонка Элиота, когда я все еще пытался дозвониться Джейни, раздался гудок автомобиля. Я поручил Барни связаться с Джейни, а сам вышел и уселся на переднем сиденье черного «форда седана».

Едва я сел, как Элиот резко рванул машину с места.

– Где горит, шеф? – спросил я его.

Он искоса взглянул на меня и подавил улыбку.

– Твои старые злачные места...

В Элиоте было особенное изящество: даже сидя за рулем автомобиля, он, казалось, одновременно был в напряжении и отдыхал. Предки его были из Норвегии: краснощекий, лощеный, на переносице россыпь веснушек, шесть футов роста при квадратных широких плечах, – он выглядел именно так, как должен был выглядеть Элиот Несс, если вы о нем наслышаны. Но если эти ваши представления отбросить, вы могли бы принять его за молодого бизнесмена (ему было всего двадцать девять, не намного меня старше – но ведь и Капоне, когда его завалили, было всего тридцать два).

Он был одет в желтовато-коричневое пальто из верблюжьей шерсти и серый костюм с темно-бордовым галстуком. Шляпа лежала на сиденье между нами.

– Слышал что-нибудь о парне по имени Найдик? – спросил Элиот.

– Не-а.

– Его искали из-за двух ограблений: обувного магазина, которое точно доказано, и банка – дело на доследовании.

– Ну и что?

– Команда мэра по борьбе с преступностью собирается его выдернуть. Боюсь, они опередили нас на десять минут и уже там.

– Команда негодяев мэра. И там, конечно. Гарри Миллер?

Элиот взглянул на меня, брезгливо улыбнувшись.

– Быстро схватываешь.

Скоро мы были на Кларк-стрит, оставили позади станцию Диборн, потом въехали на Двенадцатую, поднимавшуюся от железнодорожного депо. Была темная ночь, в депо мелькали слабые вспышки и отсветы огня: на прибывающих поездах были бочонки с огнем и разожженные печки на платформах.

– Куда мы направляемся?

– В гостиницу «Парк-Роу». Это в четыреста четырнадцатом.

– Знаю.

Это было всего за пять или шесть кварталов от моего прежнего места проживания. Совсем рядом находился книжный магазин отца. Территория члена Городского совета Джейка Арви рядом с районом Сермэка. «Синие воротнички» еврейской коммуны, не в обносках, но и не Золотой Берег.

И тут, кстати, жили и Лэнг, и Миллер.

– Около года назад, – говорил Элиот, – при расследовании ограбления обувного магазина Лэнг с Миллером загнали Найдика в угол. Но Найдику каким-то образом удалось их обезоружить и продержать взаперти больше часа.

– Начинаю припоминать, – сказал я, кивнув.

– Это большое унижение для пары таких крутых парней, – заметил Элиот.

Мы гнали на север района. Максвел-стрит оставалась справа, а Маленькая Италия – слева, но различия вы бы не увидели, многоквартирные дома – этим все сказано.

– Ходят слухи, – продолжал Элиот. – Только слухи, не более. Что Миллер и жена Найдика были... знакомы. Что именно из-за нее пришли Лэнг и Миллер к Найдику в тот раз, когда он их разоружил.

– А на чьей стороне была женщина? Мужа или Миллера?

Элиот пожал плечами.

– Не знаю.

Он продолжал:

– Это только сплетни. Но я следил за этой компанией негодяев из конторы по полицейскому радио, и после того, что случилось с тобой на другой день, я и подумал, что тебя... заинтересуют следующие приключения Миллера.

– А как ты связан с этим?

– Мое оправдание – ограбление банка и украденный сейф – теперь гуляет по штатам. Найдик разыскивался для допроса по делу, связанному с Уолстедом.

– Имеешь в виду, что он выпивает?

Элиот рассмеялся.

– Именно это мне и говорили.

Я покачал головой и тоже рассмеялся. Я знал, что интерес Элиота к этому делу подогревался не только нашей дружбой, но и тем, что мэрова команда разгулялась на его поле. Шарить у Фрэнка Нитти копам было не положено: это было дело исключительно Элиота Несса. Миллер и Лэнг (и ваш покорный слуга) заполучили такой шум в прессе, который обычно вызывал только Элиот. Интересно, с какой помпой он выставил бы в газетах себя после ранения Нитти...

– А ты отлично справился с допросом, – продолжал

Элиот, объезжая трамвай. Он ехал не настолько быстро, чтобы включать сирену, которой к тому же у него и не было. У него было специальное удостоверение – один из немногих способов превышать в Чикаго скорость без того, чтобы не совать на каждом шагу пару баксов дорожным полицейским.

– Ну да, – ответил я. – Все чисто.

– Слушай, – сказал он тихо. – Тебе не обязательно рассказывать мне, что там произошло. На Уэкер-Ла-Саль, имею в виду... Не нужно ничего объяснять.

Я ничего ему не ответил.

– То, что ты вернул значок, само по себе уже достаточное объяснение, – добавил он.

Мне было ясно – он хотел этого объяснения, и пока мы мчались (а несмотря на высокую скорость до гостиницы «Парк-Роу» было добрых двадцать минут езды), я рассказал ему, что случилось на самом деле. Рассказал и о моем соглашении с Сермэком, и о встрече с Нитти тоже. Я только опустил унизительное замечание Нитти о нем.

– Это то, чего нет в стенограмме, Элиот.

Он кивнул, тяжело вздохнув, обгоняя грузовик, который, возможно, был нагружен пивом.

– Все кишки надорвешь в единоборстве с этой командой негодяев, – сказал он. – Невмешательство обойдется дешевле. Я рад, что ты бросил это дело... Несмотря на то, что ты был одним из немногих в департаменте, кому я мог доверять.

– Для копа в Чикаго я был слишком честным, – заметил я в ответ. – А это значит, что в любом другом месте я просидел бы лет двадцать.

– Тридцать. Знаешь, что в криминалистической лаборатории разобрали записку, которую Нитти пытался съесть?

В газетах это было.

– Да, – сказал я. – Похоже на счет из бакалейного магазина... "Пригласить Билли на обед... «картофель». Думаю, что это были просто пометки, которые он сделал для себя по какому-то житейскому делу, и он подписал пари, что их съест.

– Шеф детективов говорит, что это уголовный код, – заметил Элиот, сделав значительное выражение лица.

Я поглядел на него с таким же выражением, и мы засмеялись.

– Знаешь, – сказал я, – Сермэк и компания не смогут спокойно спать, пока Нитти жив и здоров.

– Думаю, ты прав. Вечерний выпуск «Новостей» видел?

– Нет.

– Сермэк произнес речь по поводу того, что изгонит из города гангстеров. – Тут он помолчал для выразительности. – А уж потом уедет во Флориду.

Сейчас мы уже были на расстоянии пары кварталов от цели, двигаясь через торговый район.

Внезапно посерьезнев, Элиот сказал:

– Относительно того парня, что ты подстрелил... Знаю, как это тебя волнует. Я и сам стрелял в людей, – представляю, каково тебе сейчас. Твердишь себе, наверное, что никогда никого больше не убьешь. Но ты сейчас в таком состоянии, что это тебя не успокоит. Только время поможет, Нейт, и радуйся, что ты снова просто гражданин.

Мы замолчали, когда налево сине-красным неоновым светом засветилась вывеска «Парк-Роу». Это было большое кирпичное здание, зажатое в середине квартала – вроде толстухи в кресле кинотеатра.

– Буду рад помочь тебе сделаться частным детективом, – сказал Элиот, подъехав к бровке тротуара за полквартала от отеля. – Знаешь, я подрабатываю экспертом в торгово-кредитной компании «Ритэйл Кредит». Могу подбросить тебе кое-какую работенку.

Мы вышли из «форда» и направились к парадной двери. Я остановил его и, заглянув в серые глаза, добрые и немного наивные, сказал:

– Говорят, что человек богат, если у него есть хороший друг. А у меня есть вы с Барии, так что я богат несусветно.

Он улыбнулся смущенно и отвел взгляд к входу в гостиницу, заметив:

– Давай-ка взглянем, что там замыслили мэровы любимчики.

В скромном холле отеля, заполненного, главным образом, постоянными жильцами, было окошко регистратора, за которым виднелись коммутатор и женщина с волосами песочного цвета, лет сорока пяти, одетая в красно-белое с цветочным рисунком платье; выражение лица озабоченное.

– Еще полиция?! – воскликнула она. Элиот кивнул, махнув ей удостоверением, на которое она взглянула мельком.

– Тот толстый страшила только что держал меня «на мушке», – объяснила она дрожащим голосом, размахивая кулаками. – Как будто я уголовница!

Ее негодование казалось очень резонным: она выглядела словно чья-то мать. Возможно, она и была ею.

– Что вы имеете в виду? – спросил Элиот.

– Они спросили, как повидать мистера Лонга. Пять сотрудников. Я назвала им комнату триста шестьдесят один. Толстяк, тот, с круглыми стеклами послал остальных наверх, сказав, что он должен остаться внизу и проследить за мной, чтобы я не могла предупредить мистера Лонга. И вот тогда он наставил на меня оружие!

Элиот быстро, возмущенно взглянул на меня.

– Они все еще там, наверху? – спросил он.

– Да, – ответила женщина. – Один из сотрудников спустился и сказал: «Мы его взяли». Тогда и этот тоже поднялся.

– Когда это было?

– За две минуты до вашего прихода.

Мы поднялись на лифте на третий этаж. В коридоре, ведущем из холла, стоял человек в коричневом костюме и коричневой шляпе с пистолетом в руке и караулил простенько одетую привлекательную женщину лет тридцати в платье с бело-синим узором и мальчонку в сине-красном полосатом свитере, на вид лет двенадцати. Мальчонка совершенно потерянно глядел то на копа, то на мать, уставившуюся в пространство. На ее лице было мрачное и почему-то покорное выражение.

Как только мы поравнялись с ними, раздались выстрелы.

Люди, стоявшие перед нами, на выстрелы прореагировали по-разному.

Рухнуло самообладание женщины: она вскрикнула «Нет»! – коп ее удерживал, а ребенок повис на ней, перепугавшись насмерть.

– Что вы тут делаете? – спросил коп, наставив на Элиота пушку, но тот взмахнул перед ним своим удостоверением.

– Я – Элиот Несс. Собираюсь зайти в ту комнату. – И он показал на дверь с номером «361». Ему не нужно было говорить: «Попробуешь меня остановить?» Сомневаюсь, чтобы коп это сделал, даже если бы его руки не были заняты в это время женщиной и мальчиком.

Элиот убрал удостоверение, вынул револьвер и открыл дверь.

У дальнего окна возле кресла ничком лежал мужчина. На стене висел календарь, из туалетного столика был выдвинут ящик, на столике из маленькой зеленой, похоже самодельной деревянной подставки торчала елочка в два фута высотой, увешанная мишурой.

Мужчина истекал кровью: в спине у него было три открытых раны, три кровавых, опаленных пулевых отверстия на сорочке бледно-желтого цвета. Если этот парень еще не умер или не умирает, то я – Маркс Бразерс.

Миллер, играя комедию, стоял над явным трупом с пушкой в руке, из ствола, как джинн, тянулся дымок.

Два других копа в штатском были мне незнакомы. Один из них, крепкий приземистый парень с усами, был ближе к двери, другой – подальше, налево, около двуспальной кровати, покрытой покрывалом кремового цвета, на ночном столике – телефон. Все, кроме раненого, уставились на нас.

– Несс, – произнес Миллер, и что-то вроде удивления мелькнуло в его пустых глазах, расширившихся за линзами и сейчас похожих на донышки бутылок. – Геллер? Какого дьявола?!

Элиот наклонился над телом. Немного задрал рубашку, потом опустил ее.

– Найдик, – сказал он мне. Я все еще стоял у двери. – Он умирает... – Он посмотрел на копа у двери. – Вызови «скорую». Живо!

Коп подчинился: этот вкрадчивый, тихий, как у врача, голос почему-то сразу вызвал у него в памяти образы людей в белых халатах и больничные койки.

Элиот выпрямился, оставаясь около тела:

– Как все это произошло, Миллер?

– Здесь что, твоя юрисдикция, Несс?

– Моя юрисдикция всюду, где бы я ни пожелал, черт тебя побери! Этот человек разыскивается для дачи показаний по нескольким федеральным делам, если хочешь знать! Так как это случилось, Миллер?

Миллер положил свой револьвер на туалетный столик под елочку – как рождественский подарок, он, правда, был единственным. И указал на открытый ящик, где лежал маленький револьвер тридцать восьмого калибра.

– Он кинулся за револьвером, – объяснил он, играя, как обычно, фальшиво. – Я вынужден был стрелять.

– Три пули в спину, – заметил Элиот. – Не многовато ли?

Миллер продолжал:

– Парни поднялись и арестовали подозреваемого. Потом я, попросив уйти жену и ребенка, зачитал ему ордер. Он схватил ордер и разорвал. – Ордер на обыск, разорванный надвое, лежал на полу, недалеко от Найдика.

Я сказал:

– Вы уверены, что он не пытался его съесть?

Миллер слегка покраснел:

– А вот у тебя. Геллер, юрисдикции нет нигде, так что захлопни пасть.

Элиот спросил:

– И что же случилось потом?

– Он сидел в нескольких шагах от этого столика. Повернулся и попытался дотянуться до револьвера. Я не мог дать ему шанс. Открыл огонь, и он упал.

Элиот повернулся к тому копу, что был около меня.

– А почему вы просто не схватили Найдика?

Коп беспомощно повел плечами:

– Я был слишком далеко от него.

Другой коп, дозвонившись, наконец, до «скорой», положил телефонную трубку.

– А вы? – спросил его Элиот. – Почему вы не перехватили Найдика, когда он потянулся за оружием?

– Я перепрыгнул через кровать, но Миллер... он уже открыл огонь.

Элиот посмотрел на Миллера.

– Давайте выйдем в холл. – Он ткнул пальцем в первого, потом во второго копа: – А вы, двое, оставайтесь здесь. Охраняйте вашего подозреваемого, но не перессорьтесь из-за этого.

Когда мы вышли в холл, жена, которую держал за руку коп в коричневом костюме, спросила:

– Ради Бога, что там произошло?!

Элиот задал вопрос:

– Вы – миссис Найдик?

Женщина опустила голову.

– Я – миссис Лонг.

Миллер пояснил:

– Это имя, под которым здесь зарегистрировался Найдик.

Элиот снова спросил:

– Вы – миссис Найдик?

Она кивнула, уставясь в пол.

– Он... умер, да?

– Боюсь, что да, – ответил Элиот. – Его застрелили...

Она продолжала кивать, все так же уставясь в пол. Убитая горем женщина больше не сказала ни слова, не попросила разрешения войти в комнату, где был ее муж. Она только кивала и глядела в пол. Мальчик расплакался. И никто его не утешал.

Из-за дверей стали выглядывать соседи.

Элиот сказал громко и жестко:

– Здесь дело полиции, а вы займитесь своими делами. – Двери закрылись.

Потом он, сжав Миллера за плечо, отвел его в угол холла, показав мне взглядом, чтобы я шел следом, что я и сделал.

С улыбкой, в которой не было ничего дружеского, он мягко прижал Миллера к стене.

– В этом году ты еще кого-нибудь убил? – спросил он.

Миллер кивнул.

– Грабителя. Не люблю воров. Найдик был вором.

– Встречался с Найдиком раньше?

– Нет.

– А разве не он держал тебя и твоего партнера Лэнга «на мушке»?

– Нет. Это просто байка. Никто не может...

– Что?

Миллер проглотил слюну:

– Никто не докажет, что это было.

– Кажется, приходит конец команде негодяев. Вначале вы с Лэнгом схватили Нитти. Теперь пресловутого Найдика. И кто следующий?

– Мы только свою работу делаем, Несс. Элиот сжал ему плечо и сказал:

– Послушай меня, ты, спусковой крючок, счастливый сукин сын. Я взял тебя на заметку. Свою работу ты превращаешь в тир, и я тебя раздавлю, как букашку. Уловил?

Миллер ничего не ответил, но задрожал – в это трудно было поверить, но он затрясся.

Элиот отвернулся от него и пошел прочь. Потом оглянулся и заметил:

– И как ты думаешь, как долго твой приятель Сермэк собирается отправлять вас в подобные приятные круизы? Идет слух, что Ньюбери за мертвого Нитти дает пятнадцать штук премиальных, слышал? И если жена Найдика – не твоя подружка, я приглашу тебя на рождественский обед.

Миллер заморгал за стеклами очков.

– Ах да, между прочим, – добавил Элиот, – Геллера сегодня ночью тут не было. Ни одному из вас не нужна вонь, которая разойдется во все стороны. Геллер совсем ни при чем. Это случайность, что он был со мной. Я предупреждаю твоих ребят, и ты тоже не забудь. А гражданские никогда не помнят, сколько копов они видели. Уловил? – Он повернулся ко мне. – Что-нибудь хочешь добавить?