Лучшее эфирное время

      – Почему Хлоя? Почему не я? – требовала она ответа. – Кто она такая, в самом деле? Она что, способна играть? Может, она суперзвезда? А я до сих пор суперзвезда! – кричала она, разглядывая себя в упор в увеличительное зеркало, пытаясь еще раз проверить, видны ли крошечные шрамы на подбородке от последней пластической операции.
      Шустрый Эдди вздохнул. Чем больше звезда, тем тяжелее ей падать и еще тяжелее мириться с этим.
      – Им понравились твои пробы, детка. Эбби и Гертруда говорили, что ты выглядела потрясающе, а играла просто божественно.
      – Бесподобно! – бросила в трубку Эмералд, углядев еще одну морщинку под зелеными глазами. – Но Эдди, дорогой, если это было так чертовски божественно, почему же не я получила эту проклятую роль?
      – Хлоя просто лучше подходит на роль, малышка. Им нужно новое лицо, как всегда. – Эдди был прав. Действительно, хотелось кого-нибудь, кто не мелькал бы перед глазами каждый день за утренним кофе в газетной колонке сплетен или на телеэкранах с очередным шумным скандалом, свадьбой, помолвкой или разводом. Очевидно, что американская публика, хотя все еще и обожала Эмералд, считала ее уже личностью исторической. Зритель никогда бы не смог отвлечься от образа Эмералд Барримор, суперзвезды, и представить ее в другой роли. Так полагали и Эбби, и Гертруда, и телекомпания. Эмералд внесла бы диссонанс в общую гармонию картины.
      Эдди пытался объяснить это взбешенной Эмералд, но в середине разговора она вдруг набросилась на него с криками:
      – К черту тебя и твое чертово агентство! Эдди, ты уволен!
      Повесив трубку, она глубоко вздохнула и долгим пристальным взглядом оценила свои достоинства, любуясь отражением в зеркале. Она все еще была красива и сексуальна, и она была знаменита. Она наняла лучшего голливудского агента – Джаспера Свэнсона, который, стоило звезде оказаться не у дел, тут же нашел для нее дешевый фильм в Австралии. Фильм снимал очень горячий многообещающий молодой чернокожий режиссер Горацио Джордж Вашингтон.
      – Австралия? Опять? А почему бы и нет? – отреагировала Эмералд на предложение Джаспера. – Я хочу быть как можно дальше от Хлои Кэррьер в тот момент, когда она становится звездой!

17

      Перри принес Джошу завтрак, прихватив и номер «Холливуд Репортер», в котором он намеренно выделил красным карандашом заголовок:
       «ХЛОЯ КЭРРЬЕР БУДЕТ ИГРАТЬ МИРАНДУ В «САГЕ».
      Джош опять был в Лос-Анджелесе, он записывал новый сольный диск, вновь с надеждой на успех. Со смешанным чувством радости и грусти прочитал он заметку в газете.
      Да, ей все-таки удалось это. Его маленькая Хлоя добилась роли, о которой мечтала. Ему захотелось поздравить ее, послать ее любимые цветы, маленькое приветствие. Он поднял телефонную трубку, чтобы вызвать Перри, но неожиданно для самого себя набрал номер их частного телефона в доме на побережье. Он не изменился.
      Хлоя ответила на третий звонок.
      – Хло, я так рад за тебя, любовь моя. Я только что узнал. Поздравляю.
      – Спасибо, Джош. – Хлоя не скрывала своего счастья. Он позвонил, и, несмотря на то, что она старалась вычеркнуть его из своей жизни, ей это было приятно. – Очень мило с твоей стороны, что позвонил.
      По его голосу Хлоя поняла, что и Джош испытывал те же чувства. И неважно, что были другие женщины, попойки, наркотики и все «прелести» холостяцкой свободы; его голос вновь увлек Хлою в счастливые воспоминания. Джош хотел ее видеть, снова держать в своих объятиях.
      – Я бы хотел угостить тебя шампанским, малышка. Хотя и не смею надеяться, что ты свободна сегодня вечером.
      Она задумалась лишь на мгновение и ответила:
      – Да, я свободна. Думаю, мне бы этого хотелось. Куда мы пойдем?
 
      Может быть, удача с ролью была тому причиной, но Джош и Хлоя помирились снова, в четвертый и, как надеялась Хлоя, последний раз. Ее адвокат был вне себя, жалуясь, что впервые за тридцать лет практики встретил женщину, которая так часто меняет свои решения. Джош пообещал, что обязательно пойдет к психиатру и решит свои проблемы.
      В последние две недели все складывалось как нельзя лучше, размышляла Хлоя, придирчиво разглядывая себя в крошечном зеркале в своей уборной, которую на студии в шутку называли «трейлером звезды».
      Бен постарался. Добрый старина Бен. Макияж был незаметен, прическа превосходна, и Хлоя смотрелась явно не по-голливудски. На ней был элегантный костюм от Шанель, достаточно дорогой, чтобы рядом с ним туалеты других актрис смотрелись как одежда домохозяек. Это был ее собственный костюм. На прошлой неделе она с негодованием отвергла предложенные студией твидовые костюмы с норковыми воротниками и пуговицами из искусственных бриллиантов. Отстаивая свои права, она попросила дать ей возможность выглядеть модной и элегантной. Обычно все актрисы в мыльных операх носили шелковые блузки и габардиновые брюки или юбки. В вечерних сценах они появлялись в шелковых или джерсовых платьях с глубоким вырезом и на тонких бретелях – модели Холли Харп или «Стрип Триллз». Хлоя твердо решила создать образ, который не появлялся на экране со времен блистательных Дитрих, Тернер и Кроуфорд.
      Во всех своих интервью она подчеркивала, что образ ее героини неординарен. «Я не хочу быть похожей на вашу соседку, – настаивала она вновь и вновь. – Миранда – самая загадочная женщина, и я буду выглядеть именно так. Она носит туалеты от кутюр, живет в роскоши».
      В студии возникло некоторое замешательство, когда Эбби и Гертруда услышали о том, как Хлоя намерена играть Миранду, но, просмотрев еще несколько проб, они были поражены.
      – Роскошно, она выглядит просто роскошно, – сияла Гертруда, мысленно поздравляя себя с тем, что смогла устоять перед бешеным напором Сисси, которая все время напоминала об их долгой дружбе и о том, что она, Сисси, сделала для Гертруды, когда они вместе начинали в Нью-Йорке чуть ли не в прошлом веке.
      – Невероятно. Я просто влюблен в нее. Она смотрится и подлой, и шлюхой, и злодейкой, но за всем этим кроется нечто, что заставляет любить ее, – сказал Эбби.
      – Ты прав, к тому же она хорошая актриса, – добавил Билл Херберт, исполнительный продюсер «Саги». – Она будет великой, по-настоящему великой. Сколько мы ей платим, Эбби?
      – Да это просто смешно. – Эбби разволновался. Выгодные сделки всегда льстили его самолюбию. – Всего лишь пятнадцать тысяч за серию, а если взглянуть на эти пробы, она стоит, по меньшей мере, вдвое больше.
      – Не позволяй ей очень уж заноситься, – предупредила Гертруда, как всегда прагматичная. – Это не бенефис, запомни, все актеры у нас равны.
      – Черт возьми, – сказал Эбби, догадываясь, куда она клонит. – Хлоя и Сэм будут звездами «Саги», я чувствую это.
      – Незаменимых актеров нет, – продолжала Гертруда. – Давайте никогда не будем забывать об этом, друзья. Иначе сумасшедшим домом начнут управлять психи. Посмотрите только, что стало с кинематографом!
      Все на минуту задумались над словами Гертруды, с горечью размышляя о том, как разрушили кинобизнес выскочки-актеры, которые создали собственные кинокомпании, взяв в свои руки бразды правления. Редфорд, Беатти, Рейнольдс, даже Голди Хоун заявили о себе как о продюсерах. Конечно, многим из них сопутствовал успех, но это еще больше угнетало профессионалов кинобизнеса.
      – Ну, нет, на телевидении такого никогда не будет, – нарушил молчание Эбби.
      – Неужели? А что ты скажешь о Люси? Она же стала владелицей этой чертовой студии! А Мэри Тайлер Мур?
      – Мэри – пешка. Ее муж – да, у него была сила, власть. Нет, телевидению ничто не угрожает. Актеры играют, продюсеры снимают, директора управляют, и так будет всегда, по крайней мере, в моей компании. В «Саге» нет никого важнее продюсера и ничего важнее конечного результата. – Эбби был категоричен. Все с ним согласились.
      Хлоя прошла на съемочную площадку, излучая уверенность в себе, которой она вовсе не испытывала. Она была совершенно измотана бессонной ночью. Вместо того чтобы холить себя, готовясь к съемкам – ведь камера никогда не лжет – она полночи скандалила с пьяным Джошем.
      Его новый сольный диск «Девушка-радуга» вопреки предсказаниям не попал даже в первую сотню. Его довольно холодно приняли и в диско-клубах Америки.
      Надежды Джоша на трехминутный видеоклип рухнули, как только президент «Полиграма» заявил:
      – Я буду, наверное, жесток, но скажу откровенно: рынок рок-видео рассчитан на детей, а дети – это от одиннадцати до двадцати. Джош, это ведь уже дети твоих поклонников, ты понимаешь, что я имею в виду?
      Джош выместил свою ярость на Хлое и теперь сидел перед гигантским телевизором в «детской», пил бренди и каждые несколько секунд переключал телеканалы. Телевизор орал на полную мощность, и бесконечное мелькание кадров сводило Хлою с ума.
      Она пыталась не обращать внимания, не раздражаться, ведь ей надо было продумать столько мелочей перед первым днем ее новой работы, которая была, пожалуй, самым большим успехом в ее карьере.
      Она яростно дымила уже двадцатой сигаретой, стараясь еще раз вдуматься в диалог, который разучивала к завтрашнему дню. Волосы были обернуты полотенцем – Хлоя нанесла бальзам; дрожащими руками она пыталась сделать маникюр.
      Вот уже несколько недель она сидела на диете и занималась гимнастикой, и ей удалось сбросить вес до ста десяти фунтов. В идеале ей бы хотелось высушить сейчас волосы, ногти и лечь спать в девять часов, выпив стакан вина, которое действовало гораздо лучше любого снотворного. Это дало бы ей здоровый восьмичасовой сон, без которого невозможна красивая внешность, а в пять утра она могла бы уже встать и к шести добраться до студии.
      Все очень просто. Чтобы добиться успеха, используя предоставленный ей шанс, Хлоя должна быть готова ко всему. Физически, психологически, эмоционально. Телевидение – это арена жесткой конкуренции. Появления Хлои уже поджидали некоторые сучки, владеющие лучшим эфирным временем; они точили коготки, готовые к схватке. «Я съем ее с потрохами, – ухмылялась одна из соперниц Хлои в разговоре с Дафни Свэнсон, которая не преминула тут же запустить эту тираду в свою колонку сплетен. – В конце концов, я на десять лет моложе и на четыре дюйма выше». Хлоя лишь улыбалась в ответ на эти угрозы, понимая, что актриса слишком напугана возможным падением своего рейтинга. По правде говоря, Хлоя рассчитывала составить серьезную конкуренцию примам телевидения, заставив их изрядно попотеть за такие заработки. Ее Миранда будет незабываема. Хлоя недаром двадцать лет провела на сцене, наблюдая жизнь праздно слоняющихся с курорта на курорт сытых, довольных богачей. Ее жизненный опыт подсказывал, с чего начинать Миранду. Остроумную, блистательную, ослепительную, порочную – Миранду можно было встретить повсюду в этом мире избранных.
      – Хлоя, Хлоя, когда же наконец ужин, черт возьми? – заорал из «детской» Джош, прерывая ее раздумья.
      – Дорогой, – терпеливо объясняла Хлоя, – ты же сам сказал, что нам после ухода Мануэлы не нужен постоянный повар. Может, ты поищешь что-нибудь в холодильнике?
      Назревала новая перепалка по поводу постоянно живущего в доме повара. Хлоя не любила готовить и, разумеется, не собиралась этому учиться в преддверии новой работы. Джош всегда пытался пристыдить ее, задеть ее женское самолюбие, говоря, что «настоящая женщина» обязательно должна готовить. Его мать готовила. Сестра готовила. Даже Салли, и та умела готовить. Почему же Хлоя не может?
      – Что ты за жена? – Он все еще прикладывался к бутылке бренди, когда, пошатываясь, вошел в комнату. Он пытался улыбаться с видом победителя – Хлое всегда была приятна эта улыбка.
      – Ха, и в самом деле, что ты за муж? – Хлоя попыталась обратить все в шутку. – Джош, дорогой, не начинай, пожалуйста, – спокойно сказала она, разматывая на голове полотенце.
      Он схватил ее, повернул лицом к себе. От него исходил сильный запах бренди, а зрачки были расширены. Сердце оборвалось. Опять бренди и кокаин. Жуткая смесь. Хлоя уже видела раньше ее последствия – зрелище не из приятных.
      – Мне нужно сполоснуть волосы. Если я оставлю это на волосах слишком долго, парикмахеру будет трудно работать завтра. – Хлоя высвободилась из его рук и скрылась в душе.
      – Меня это не волнует. Я хочу ужин, а потом тебя. – Он просунулся в дверь и кричал, заглушая шум воды. – Пошли, Хло, откроем пару банок бобов и зажарим их с яйцами, как в старые добрые времена. Пошли, Хлоя, любовь моя. – Его тон сменился нежным воркованием, с налетом романтичности, как некогда он соблазнял ее на близость. Хлоя почувствовала невольное возбуждение. Несмотря на нервное напряжение перед первым съемочным днем, отголоски былой страсти давали о себе знать.
      Она вышла из душа и запахнулась в банный халат. Что за черт! Она поцеловала Джоша. Приготовить пару жареных яиц и банку бобов не составит труда, решила Хлоя. А если мы займемся любовью, он тут же уснет, и я смогу немного отдохнуть…
      Потом она крепко прижалась к нему, пытаясь воскресить забытые чувства удовлетворения и покоя, и страстно хотела заснуть. Но Джош опять начал жаловаться. Он хныкал, что его карьера угасает, в то время как у Хлои перемены к лучшему.
      Она не мешала ему выговориться о своем недовольстве шоу-бизнесом, несправедливости студий звукозаписи, которые не ценили его талант, тупости своих ненадежных поклонников.
      – Дорогой, пожалуйста, давай спать, – бормотала Хлоя; выпитый стакан вина уже начал сказываться. – Мне необходимо поспать, Джош.
      – К черту, Хлоя, тебе никакого дела до меня нет. Да? – с укором спросил он и сел в постели, включив и свет, и телевизор. – Тебя волнует только твоя чертова карьера и ты сама, но не я. Проклятая эгоистичная сука.
      Его уже было не остановить. Хлоя закрыла глаза, пытаясь дать им хотя бы отдых, и приготовилась к бессонной ночи. В конце концов она перешла на холодную узкую кровать в комнате для гостей.
 
      Окончательный разрыв с Джошем прошел легче, чем ожидала Хлоя. Однажды она неожиданно вернулась со студии и застала его с пятнадцатилетней девочкой. Они лежали в мраморной ванне, купались в ее пене, на краю ванны стояли ее фужеры для шампанского, а они массажировали друг друга ее лосьоном для тела по сто пятьдесят долларов за унцию.
      Хлоя даже не стала себя утруждать ссорами и скандалами. Онемевшая от боли, шока и разочарования, она заперлась в комнате для гостей, проглотила две таблетки валиума и легла спать, не обращая внимания на истошные крики Джоша за дверью, которые не стихали всю ночь.
      Когда-нибудь терпению приходит конец. Хлоя подошла к своему пределу. На следующий день она позвонила своему адвокату. На этот раз ее решение было окончательным. Адвокат нехотя согласился вновь принять дело.
      Джош не стал сопротивляться. Он переехал в свой любимый номер в «Уилшире». Заехал тактичный Перри, быстро упаковал двадцать чемоданов одежды, пленки, электронику, и Джош ушел из ее жизни.
      – Не надо плакать, малыш, – улыбнувшись, сказал Джош, целуя ее на прощание, оставляя в прошлом одиннадцать лет их совместной жизни. – Останемся друзьями, хорошо, Хло? Мы же всегда были друзьями, правда?
      Хлоя кивнула. Ее душили рыдания, но усилием воли она сдерживалась. Черт возьми, как смеет он быть таким спокойным, непринужденным, по-товарищески приветливым? Удастся ли ей когда-нибудь превзойти его в умении владеть собой?
      Она захлопнула тяжелую кованую дверь и вышла на балкон. Был великолепный день. Над океаном кружили чайки, темно-синие волны с легким шелестом накатывали на устланный водорослями берег. Чудесный воскресный день в Транкасе. Хлоя же была одна: брак окончен, телевизионная карьера начинается, впереди – масса событий. Но ей ведь уже сорок – возраст, который лет десять-пятнадцать назад казался глубокой старостью. Спасибо Джейн Фонде, которая сумела изменить сознание людей в отношении женщин в возрасте. На нее молиться надо.
      Но сегодня Хлоя почувствовала свой возраст. Почувствовала себя старой, унылой, выжатой.
      Воскресенье пролетело пусто и бесцельно. Впрочем, как и понедельник, вторник, да и вся неделя. Месяцы и годы, которые открывались впереди, казалось, будут наполнены лишь «Сагой», других перспектив Хлоя не видела. А была ли так важна для нее карьера на телевидении? Так много лет посвятила она одному Джошу. Он заполнял всю ее жизнь, даже переполнял ее. Больше этого уже не будет. Черт побери, почему ей не суждено было остаться просто счастливой женой? Тайные свидания, чужие постели – это все не для нее, хотя многие ее знакомые находили в этом удовольствие. Хлою же это не волновало. Ее мог волновать лишь один мужчина. Один преданный ей мужчина, с которым она могла бы разделить жизнь. Почему ей этого не было дано?
      И что теперь? Теперь у нее был телесериал, но никогда не суждено сбыться ее самому сокровенному желанию. У нее не будет ребенка. Ребенка, которого она могла бы держать на руках, баюкать, для которого она была бы просто мамой. Немножко поздновато, усмехался ее внутренний голос. Ее единственный ребенок, Аннабель, тайна ее жизни, теперь стала длинноногой независимой восемнадцатилетней красавицей, которая была счастлива в Лондоне с таким же независимым приятелем, в блаженном неведении, что знаменитая Хлоя Кэррьер – ее мать. Хлоя писала ей каждую неделю, звонила при первой же возможности, думала постоянно. Аннабель ничего не подозревала. Хлоя так любила эту прелестную девочку, столь похожую на нее в этом же возрасте. Независимая, энергичная, целеустремленная. «Боже, только убереги ее от таких мужчин, как Мэтт или Джош», – молила Хлоя.
      «Рада видеть тебя, тетушка Хло, – Аннабель сияла, стоило им встретиться. Но она всегда куда-то спешила, длинные каштановые волосы рассыпаны по плечам, через плечо перекинута гитара, и уже ждали друзья на вечеринке, где она будет играть. – Надо бежать, дорогая, увидимся скоро, обещаю».
      Сьюзан, жена Ричарда, сочувствовала Хлое, но считала, что, если уж она была настолько глупа и неопытна, что забеременела от Мэтта именно в то время, когда это считалось позором, теперь ничего не оставалось, как расплачиваться за это. Кроме того, Аннабель считалась ребенком Сьюзан, законным и горячо любимым. И никому никогда не суждено узнать правду.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

18

      Поздней осенью 1982 года «Сага» вышла в эфир. Сэм Шарп играл Стива Гамильтона, грубоватого, мужественного патриарха клана Гамильтонов. Хлоя играла Миранду Гамильтон, его изысканную сексуальную бывшую жену. Пандора Кинг была в роли холодной лицемерной Джудит Гамильтон, второй бывшей жены, и, наконец, Сисси Шарп исполняла роль Сайроп, святую миссис Гамильтон, супругу Стива на момент действия.
      Кроме того, была довольно многочисленная команда молодых актеров, которые играли сыновей, дочерей, племянников и племянниц, любовниц и любовников. И с таким ансамблем буквально через шесть недель «Сага» стала лидером эфира сезона 1982–1983 годов. Хлоя Кэррьер уверенно шла к успеху, и ее имя вскоре было на устах любой домохозяйки.
      – Это ужасно неприятная история, – признавался Хлое год спустя Лэрри Картер; они сидели в укромном уголке студийного кафе, он – за сэндвичем под названием «Эбби Арафат», она же ограничилась яблоком и авокадо – надо было избавиться от нескольких фунтов. – Ты думаешь, мне легко сознавать, что я обошел Алекса? Все это дело случая, я знаю, но, черт, он же один из лучших моих друзей.
      – Да, но он сам вышел из игры, дорогой, – ответила Хлоя. – Он не хотел подчиняться правилам. Ты же знаешь эти бесконечные интервью, где он высмеивал телесериал, позволял себе недостойные высказывания. Кто же это потерпит?
      – Это верно, – мрачно согласился Лэрри.
      «Сага» шла на экране уже полтора сезона. Успех был грандиозный; телесериал стал самой выдающейся мыльной оперой за всю историю телевидения. Он принес Хлое такую славу, о которой она и не мечтала. Теперь повсюду были в моде куклы-Миранды, макияж Миранды, майки, поздравительные открытки с ее портретом и даже наклейки на бамперы автомобилей «Свободу Миранде!», напоминающие о сцене в суде, когда Миранда, ошибочно обвиняемая в убийстве одного из своих многочисленных любовников, умоляет сохранить ей жизнь.
      Журналы захлебывались от репортажей о Хлое. Бульварная пресса выискивала мельчайшие подробности ее жизни, чтобы донести до читателей. Хлоя начала свое шествие по страницам печати с журналов красоты и диеты, журналов телевизионных болельщиков и мод. Но вскоре она поднялась до уровня интервью в «Пипл», «Ю-эс» и престижных иностранных журналах, таких, как «Пари Матч» во Франции, «Хола» в Испании, «Огги» в Италии, «Санди таймс мэгэзин» в Англии. Затем она стала появляться на обложках журналов. За восемнадцать месяцев ее фотографии украсили обложки более чем двухсот журналов по всему миру. «Сага» принесла Хлое большую удачу, впрочем, не только ей, но и другим звездам сериала. Всем, кроме Алекса Эндрюса.
      В первых тринадцати сериях он играл роль Каина, сына Стива и Джудит, юноши весьма зловредного и порочного. Вскоре Алексу надоели диалоги и ситуации, в которых оказывался волею сценария его герой. Алекс стал позволять себе грубо отзываться о телесериале в своих интервью; на съемочной площадке и в гримерной он пренебрежительно разглагольствовал о том, как глупы должны быть телезрители, если их может интересовать такой пустой фильм.
      Очень скоро его откровения достигли ушей Эбби и Гертруды. Он был вызван на ковер в их офис – роскошный и огромный, который мог бы легко вместить в себя уборные всех актеров, занятых в «Саге». Алексу предложили угомониться, иначе обещали подыскать ему замену.
      – Мы попросту не собираемся терпеть такое от ношение к нашей работе. – Розовый цвет лица Гертруды сменился угрожающим красным оттенком, а обычно спокойный голос сорвался на визг.
      Эбби почти ничего не сказал. Его огромная фигура удивительно гармонировала с массивным столом из черного оникса, совершенно пустым, если не считать стоявшей на нем цветной фотографии Эбби и Мод с президентом Никсоном, одним из его ближайших друзей. Было совершенно очевидно, что Гертруде отводилась роль воспитателя в работе с трудными актерами, эдакой классной дамы, поучающей непослушных мальчишек и девчонок. Именно она должна была раздавать затрещины, отчитывать, призывать к порядку. Алекс был смущен. В свои двадцать три года он считал себя интеллектуально выше этих двух слабоумных голливудских ископаемых, которые ничего не смыслили в искусстве и под высшим проявлением культуры понимали просмотр фильма Бертолуччи в доме Сью Менджерс. И в то же время он был актером, которому надо было зарабатывать на хлеб насущный, и он не собирался так просто отказываться от роли Каина.
      Гневная обличительная речь Гертруды длилась двадцать минут, ее даже не смогли прервать три телефонных звонка Неда, который в панике требовал Алекса обратно на съемочную площадку.
      – Чтобы больше этого не повторялось, – прошипела на прощание Гертруда; ее лицо уже сравнялось оттенком с рыжими взбитыми волосами. – Мы все здесь – семья, счастливая семья, мы делаем одно дело. Мы – опора друг другу. Нельзя кусать руку, которая тебя кормит.
      – Да, Гертруда, конечно. Я так виноват, это больше не повторится, – пообещал Алекс, в глубине души презирая себя за такое лицемерие.
      – Молодец, Герт, – сказал Эбби, когда Алекс вышел, поджав хвост. – Мы не должны спускать им.
      – Этого никогда не будет, – твердо заявила она.
      Через две недели, проводя уик-энд в Нью-Йорке, подвыпивший Алекс оказался в шумной компании новоиспеченных друзей из актерской студии в «Русской чайной». Все они были безработными, все втайне завидовали престижу и деньгам Алекса, но в один голос уверяли его в том, что «Сага» – это просто хлам и что серьезному актеру сниматься в таком фильме по меньшей мере унизительно.
      – Самое худшее из того, что я когда-либо видела; это оскорбление для интеллигенции, – говорила маленькая актриса с жесткими волосами и повязкой на одном глазу, которой, в силу отсутствия таланта и внешности, суждено было остаться безработной в выбранной ею профессии до конца дней.
      – Тебя не тошнит, когда ты произносишь свои смехотворные реплики? – спрашивала Лили, восточная красавица, которой было нелегко найти работу в каком-нибудь ином жанре, кроме порнофильмов.
      – Актеры у вас играют дерьмово. Просто дерьмово, – простонал Мак, который по ночам мыл посуду в «Сарди», а днем слонялся в поисках работы. – Уходи оттуда! Стань настоящим актером, парень. Пошли к черту весь этот хлам. Переезжай и живи в Нью-Йорке, где кипит жизнь, где актера уважают. Где могут оценить подлинный талант. Вернись к истокам, парень, – к театру. Настоящее в том…
 
      Гертруда как раз была на просмотре очередной серии «Саги», когда раздался телефонный звонок.
      – К черту вас всех, к черту ваш дерьмовый сериал. Он смердит. И ты смердишь. Отпустите меня! – кричал пьяный Алекс.
      Гертруда времени не теряла. Не отводя взгляда от экрана и милого лица Хлои, при этом мысленно отмечая, что нужно дать указание парикмахеру сделать Хлое челку покороче, она набрала номер телефона Эбби.
      К следующему полудню новость уже облетела город. Алекс был вышвырнут, как использованный бумажный носовой платок. Его сцены были отменены, и вместо них были смонтированы сцены с другими актерами. Был специально написан эпизод, в котором зритель, удивленный исчезновением Каина, узнавал о том, что он уехал в Австралию искать своего настоящего отца.
      Через две недели на замену Алексу был приглашен Лэрри Картер.
      Телезрителям не объясняли, почему у Каина изменилась внешность, почему он стал на десять лет старше и говорит с британским акцентом.
      Единственное, в чем продюсерам пришлось сделать уступку зрителям – это перекрасить в черный цвет волосы Лэрри. Популярность «Саги» была настолько велика, что зритель принимал все на веру, и телесериал с каждым годом набирал силу.
 
      В пять утра Хлою разбудил звонок дежурной горничной.
      – Доброе утро, уже пять часов. Вы встали? – раздался в трубке сочувственный голос Глории.
      – М-м-м, да, – простонала Хлоя, взглянув на настольные часы у кровати.
      Выскользнув из постели, она прошла в свою роскошную ванную, которая одновременно была и комнатой для переодевания, включила электрокофеварку, стоявшую на маленьком холодильнике рядом с ее любимой кружкой с надписью «Кто говорит, что жизнь кончается в сорок лет?» Десять минут она посвятила гимнастике, пока нагревалась вода в кофеварке и наполнялась ванна; краем глаза Хлоя следила за новостями Си-эн-эн. Через двадцать минут, свежая и благоухающая, в удобном велюровом костюме, она впрыгнула в свой «мерседес» и помчалась на «фабрику», как любовно называли студию актеры и служащие.
      Студия «Макополис Пикчерс» располагалась в мрачном сером здании без окон в самой непривлекательной части бульвара Пико. Здание так же напоминало киностудию, как тюрьма напоминала ночной клуб.
      В своей крохотной уборной Хлоя включила пятый канал местных новостей, прослушала записи на автоответчике и, сидя перед зеркалом, опытной рукой быстро нанесла макияж. Когда он был несложным, она предпочитала делать его сама. Только в эти утренние мгновения Хлоя принадлежала себе – впереди был двенадцатичасовой насыщенный рабочий день, и Хлоя растворялась в его круговерти.
      Тео, парикмахер, накручивал ее волосы на горячие щипцы, пока Хлоя изучала сценарий предстоящей съемки. Дебби, второй помощник режиссера, принесла на тарелке завтрак, пластмассовую вилку, бумажную салфетку, яблочный сок в банке – все было завернуто в алюминиевую фольгу. В семь утра Хлоя спустилась на сцену номер одиннадцать на первую репетицию. Приехала Джина, ее секретарь, привезла пачку фотографий восемь на десять, предназначенных для поклонников, и они с Хлоей обсудили программу ее светских мероприятий и интервью на ближайшие два дня.
      Сегодня снимали сцену приема, в которой были заняты все актеры. Сисси и Сэм, как всегда, уединились в уголочке, о чем-то доверительно беседуя. Для супружеской пары, у которой, как все знали, сексуальной жизни не было, они слишком уж много времени проводили в задушевных беседах. Сегодня оба были в джинсах и простого покроя рубашках. Зад Сисси стал настолько плоским, как будто по нему прошелся нож рубщика мяса. Тонкие светлые волосы были растрепаны. Теперь во время съемок ей приходилось надевать светлый парик – своя шевелюра от сильного освещения и постоянной завивки горячими щипцами заметно потускнела и поредела.
      Серию ставил Челси Дин, любимый режиссер Хлои. Тридцать пятая. До конца года оставалось снять всего лишь девять серий. Рейтинг сериала был чрезвычайно высоким – о таком даже и не мечтали, и настроение всех участников фильма было отменным. «Сага», лучший сериал телеэфира», – бодро отвечал помощник режиссера, снимая трубку телефона, который звонил не умолкая. Сегодня для съемки костюмированного бала были приглашены еще восемьдесят человек массовки – все они были одеты по моде двадцатых годов. Сцену снимали тремя камерами, установленными в особняке Гамильтонов, где Сэм – Стив Гамильтон и Сисси – третья по счету миссис Гамильтон встречали в дверях гостей. Вокруг площадки расположилась съемочная группа – кто-то был поглощен сплетнями, кто-то – сэндвичами с беконом и яйцами, пышками, кофе. Пока актеры репетировали первую сцену, в зале не затихал шум. Обычно во время репетиции Хлоя, Пандора и Сэм прибегали к помощи сценария, поскольку не успевали выучить свои тексты. Сисси же всегда прекрасно помнила не только свои реплики, но и чужие. Горе тому актеру, кто забывал свою роль. Сисси была нетерпелива и беспощадна.
      После репетиции Хлоя вернулась в свою уборную. Она обратила внимание, что в шкафу уже висело расшитое золотом тяжелое платье – творение Рудольфе, модельера «Саги».
      – Боже, оно же неподъемное, – вырвалось у Хлои, пока Трикси, ее костюмер, помогала ей влезть в него. – Оно весит по меньшей мере двадцать фунтов.
      – Тридцать, – коротко ответила Трикси, выкладывая длинные серьги, браслеты с искусственными бриллиантами и золотистые туфли. – Мы его взвешивали. Оно уже две вешалки сломало.
      – Вот это да! – изумилась Хлоя. – Мои плечи уже налились такой тяжестью, будто я тащу плуг.
      – Красота требует жертв, – с кислой миной ответила Трикси, и в этот момент в коридоре раздались вопли Сисси: «Трикси, где тебя черт носит?!»