Лаки Сантанджело (№1) - Шансы. Том 2

Когда он уже заканчивал одеваться, мелькнула короткая мысль о своей собственной жизни. О частичке этой жизни — Айлин. Идеальной жене — такой собранной, способной, красивой.

Хватило одной ночи в кабине лифта и компании этой остренькой на язык Лаки, чтобы Стивен понял — Айлин не для него. Просто ему не хотелось бы прожить с ней до окончания своих дней, и все тут.

Он глубоко вздохнул. Как ей это объяснить — вот в чем штука.

Энцо Боннатти проснулся с ощущением человека, не совсем еще оправившегося от похмелья. Во рту стоял привкус несвежей куриной печенки, побаливал затылок, тело чуть ломило, и ощущение такое, будто он давно уже не мылся. Да, ночь прошла неплохо. Много великолепного красного вина, множество похотливых блондинок, готовых делать все, что он пожелает. Женщины. Какие же они все путаны. В этом, конечно, ничего нового, он всегда знал это. Но каким-то образом — в семидесятых — они все же изменились. Теперь казалось, что они наслаждаются траханьем, сосанием и прочими штучками. А ведь в памяти живы времена и совсем недавние, когда такими вещами занимались только шлюхи. Но в эти дни женщины любят секс — да-да, просто любят. Удовольствие, которое Энцо получал в качестве зрителя, сводилось тем самым почти на нет. «Впредь, — подумал он, — для приятного времяпровождения необходимо будет подбирать более невинных девиц. К примеру, девственниц. Только можно ли их еще отыскать?»

Он снял с лица косметическую маску, которую накладывал перед сном, и зашелся в хриплом утреннем кашле. Остановившись, нажал на кнопку звонка рядом с кроватью, чтобы вызвать Большого Виктора — своего телохранителя в течение вот уже тридцати пяти лет.

День обещал быть напряженным. Вернулся Джино Сантанджело, и предстояло очень много сделать.

Лаки наблюдала за тем, как самолет, в котором летел Боджи, приземлился. С нетерпением она дожидалась, когда ее бывший телохранитель выйдет в зал.

Он нисколько не изменился. Тот же самый старина Боджи — худощавый, длинноволосый, одетый, похоже, в те же джинсы и ту же армейскую куртку.

Лаки бросилась навстречу, обняла его. Боджи заметно смутился — он не был сторонником бурных проявлений чувств. Цепким взглядом повел по сторонам.

— Еще кто-нибудь знает, что я прилетел?

— Ты велел никому не говорить, но, честно говоря, Боджи, у меня здесь и друзей-то таких нет, чтобы было кому сказать. Так что у тебя там такое?

Своими твердыми пальцами он коснулся ее руки.

— Чем быстрее мы поговорим, Лаки, тем быстрее ты станешь куда более мудрой.

— Тогда пошли. Я с машиной. Поговорим по дороге в город.

— За руль сяду я. Когда ты услышишь, что я хочу тебе рассказать, ты, боюсь, можешь рехнуться. Лаки, тебя обставили, обвели вокруг пальца, как маленькую описавшуюся девочку.

Слова Боджи попали в цель. Глаза Лаки загорелись опасным огнем.

— Говори же мне все быстрее, Боджи. Я не могу ждать.

Утренние газеты сообщали о возвращении в Америку Джино Сантанджело. Не на первых полосах, а так, странице на третьей, как «Нью-Йорк тайме».

Джино пробежал глазами заметку и с отвращением отбросил газету в сторону. Писакам удалось немало разнюхать о Лаки и Дарио. Позвонив Косте, Джино приказал ему организовать встречу с детьми — после обеда. € детьми. Какая насмешка. Один — гомик, другая крушит мужчинам яйца. И все же мысль в встрече с ними волновала Джино куда больше, чем он готов был признаться самому себе.

Лаки и Дарно. Дети от его брака с Марией. Дорогой, любимой Марией. Всякий раз, когда он вспоминал о ней, его пронзала боль, не утратившая с годами остроты. И убийца ее будет жить в его мозгу до того дня, когда Джино сам соберется на встречу с ней. Мария. Такая нежная, такая добрая. Почему же Лаки не стала похожей на свою мать?

Все утро Джино просидел у телефона, восстанавливая старые связи и знакомства, оповещая нужных людей, что он вернулся — чтобы остаться. Он внимательно выслушивал все, что ему говорили: новости, слухи, сплетни, правду. К тому часу, когда пора уже было отправляться на ленч с Боннатти, Джино узнал достаточно, чтобы понять: своих позиций в Лас-Вегасе без боя Энцо не уступит.

Ну что ж, если он хочет схватки, то Джино к ней готов. Он уже предпринял некоторые меры, так что Боннатти, если у него хватит ума, должен будет сдаться и без борьбы. Джино Сантанджело всегда выигрывал. В его жизни это было непреложным фактом.

На этот раз Карри не привлекала ничьих взглядов. Чернокожая в окружении чернокожих — что в этом такого? Никаких дорогих штучек в виде украшений, хотя прикрывавшие ее глаза солнечные очки стоили в магазине Анри Бенделя более сотни долларов.

Поездка на подземке была настоящим приключением: духота, грязь, вонь, толпы народу. Сколько лет прошло с тех пор, когда она в последний раз спускалась в подземку? Во всяком случае, вполне достаточно для того, чтобы понять, почувствовать глубину пропасти, отделяющей ее теперешнее положение от жизни обычного прохожего.

«Тебе повезло, Кэрри, — говорила она самой себе. — Ты живешь в американской мечте. У тебя есть деньги, свой образ жизни, социальное положение. И все-таки ты — подделка, ведь правда? Тебя окружает ложь. Все твое прошлое — сплошная ложь!»

До двенадцати еще было полно времени, а ей хотелось, чтобы полдень уже давно миновал. Полная тревожных предчувствий, Кэрри зашла в аптеку, уселась на высокий стул у стойки и попросила себе кофе.

— Жаркий сегодня будет денек, — бросила тощая женщина за стойкой, лениво почесывая под мышкой. — Пожарче, чем во рту у Мухаммеда Али! — Она громко расхохоталась собственной шутке. — Вот уж у кого любовь — так это любовь'.

Кэрри слабо улыбнулась в ответ. Еще три часа ожидания.

Если бы Уоррис Чартере прилетел в аэропорт имени Кеннеди на полчаса раньше, он наверняка столкнулся бы там с Лаки. На борт самолета в Лос-Анджелесе он поднимался в исключительно приятном расположении духа. Утренние газеты принесли весть о возвращении в Америку Джино Сантанджело, так что лучше, чем он, рассчитать время было просто невозможно.

Уоррис улыбнулся. На это потребовалось немало времени, но все же он добился своего — в конце концов «Застреленный» будет снят, причем вовсе не благодаря Дарио Сантанджело, хотя, как с неохотой был вынужден в душе признать Уоррис, кое в чем тот все-таки оказался полезен.

Перед глазами Уорриса прошли события двух последних лет. Дарио. Привлекательный симпатичный юноша с потрясающим сексуальным аппетитом. Оказавшийся совершенно никчемным, как только речь зашла о том, чтобы переправить его отцу сценарий фильма. Ревнивый, неспокойный, изворотливый. О Боже! Сколько таких женщин знал Уоррис. Дарио, без всякого приглашения поселившийся у него, быстро превратился в Мистера Повелителя. Такое Уоррису было абсолютно ни к чему, тем более если он от этого ничего не имел. Единственным семейным качеством Сантанджело у Дарио была его фамилия. Деньги и власть достались Джино и Лаки. Это Уоррис понял достаточно быстро.

А когда он осознал, что нет никакого особого смысла в том, чтобы допускать Дарио в свою постель, он заставил парня работать. Надо было видеть, с каким энтузиазмом тот включился в работу. Дарио Сантанджело стал Дэвидом Дирком, порнозвездой первой величины, тем, для чего, видимо, и был создан. Единственным его недостатком являлась полная невозможность, точнее, неспособность поладить с актерами-женщинами. Дарио-Дэвиду везло лишь с мужчинами.

— Для тебя очень трудно подбирать партнеров, — жаловался Уоррис. — А потом, гетеросексуалы приносят куда большие сборы.

— Так напиши сценарий специально для меня, — не задумываясь, бросил в ответ Дарио.

Идея неплохая. Уоррис воплотил ее под названием «Спешащий ковбой». Фильм собирал в порнокинотеатрах толпы. Дарио, выглядевший на экране улучшенной копией Роберта Редфорда, влюбил в себя все голубое население Штатов. Письма поклонников приносили в студию мешками. Дарио стал звездой экрана.

Однако карьера его продлилась недолго. Ранним утром на квартиру, которую они оба снимали в Марина-дель-Рей, явились двое мужчин. Они принадлежали к тому типу людей, с которыми не принято спорить. Так что услышав о том, что их хочет видеть Энцо Боннатти, ни Уоррис, ни Дарио не сделали попытки отказаться. Как два послушных щенка, они последовали за мужчинами в Лос-Анджелес, где в пентхаусе на крыше «Маджириано» их принял сам великий мистер Боннатти.

Особых слов Боннатти выбирать не стал.

— Уноси свою задницу в Нью-Йорк и не высовывай оттуда носа. Если я еще раз увижу твою рожу на экране, ты больше никогда не узнаешь себя в зеркале. Ясно? — сказал он Дарво.

Дарио все понял. Он тут же вылетел в Нью-Йорк, даже не попрощавшись с Уоррисом.

— Ты, — повернулся Энцо к Чартерсу, когда Дарио вышел, — ты знаешь, кто я?

— Мистер Боннатти, — почтительно произнес Уоррис, — я всегда был полон к вам искреннего уважения. Энцо кивнул и усмехнулся.

— Значит, мне ты больше не доставишь никаких хлопот. Так?

Уоррис воздел над собой руки.

— Только скажите мне, что вам угодно, мистер Боннатти.

— Сестрица этого выродка дышит мне в затылок. Ей нужна картина, поэтому ее должен получить я. Все негативы, все снимки и никаких дешевых сделок с кем бы то ни было. В противном случае тебе придется жевать кактусы где-нибудь в пустыне. Вопросы?

— Мне, конечно, возместят мои расходы, — мрачно заметил Уоррис.

Энцо громко рассмеялся.

— Да, безусловно. У тебя голова работает. Сам все делал?

— Я написал сценарий, я руководил съемками, набирал актеров. И фильм приносил доход, как вы наверняка знаете.

— Да-да, знаю. — Энцо задумчиво потер кончик носа. — Я хочу, чтобы ты написал сценарий для меня. Побольше грудей, круглых попок и блондиночек с прелестями нараспашку. Замысел ясен?

Замысел Уоррису был ясен.

— Финансировать все буду я — во сколько мне это обойдется?

— После успеха «Спешащего ковбоя» у меня нет недостатка в людях, готовых предоставить для новых съемок свои средства, — осторожно ответил Уоррис.

— Так чего же ты хочешь? — раздраженно спросил Энцо. — Не стоит пичкать меня информацией, которая мне ни к чему. Говори.

Глаза Уорриса блеснули.

— Я намереваюсь сделать настоящую картину по сценарию, названному мною «Застреленный». Я уверен, что, если вы его прочтете, он вам понравится…

Беседа эта состоялась четыре месяца назад. Все эти четыре месяца Уоррис был занят так, как еще ему не приходилось ни разу в жизни. Энцо Боннатти и в самом деле понравилась идея снять фильм о жизни Джино Сантанджело, он пожелал только, чтобы в сценарий были внесены некоторые изменения — совсем незначительные. К примеру, героем картины должен был стать он сам, друг Джино и его учитель, в то время как мистеру Сантанджело отводилась скромная роль заурядного головореза.

На все замечания Боннатти Уоррис отвечал полным согласием. В задницу его, этого Энцо. Только бы начались съемки — а там уж Уоррис будет действовать по-своему. Он ждет этого вот уже десять долгих лет.

Между тем Боннатти подсчитал все предсъемочные издержки и выдал Уоррису четыре с половиной миллиона долларов. Тот подобрал первоклассных операторов и целое созвездие молодых, еще не известных широкой публике талантов. Камнем преткновения оставалась роль героини фильма. Уоррис знал, кто ему нужен, у Боннатти были свои идеи. Теперешний приезд в Нью-Йорк необходим для того, чтобы окончательно решить финансовые вопросы и выбрать актрису на роль героини. Принимая во внимание то, что съемки должны начаться через десять дней, времени на развлечения не оставалось.

Что-то насвистывая, Уоррис сел в такси. Под локтем у него лежала жестяная коробка с

пленкой, на которой записана проба его кандидатки. Стоит только Боннатти посмотреть на нее — и все споры сразу станут ненужными.

Почти бегом Рут устремилась к ближайшему супермаркету. Она уже привыкла ловить на себе эти взгляды: сначала восхищенные — ведь когда-то она и вправду была красивой; но восхищение тут же сменялось жалостью, смущением, ужасом, как только люди замечали обезображенную половину ее лица.

— Эй, милаш… — Стоявший у входа парень не договорил, и Рут прошла мимо.

Она не обратила на него никакого внимания. Безмозглый тупица. Что он может понимать? У телефона-автомата Рут остановилась, перевела дух. Дарио Сантанджело крепким сном спал в ее постели. Сал была уверена, что они обе сидят на мешке с сокровищем; у Рут хватало мозгов сообразить, что это не совсем так. Никогда не путайся под ногами у шишек, если хочешь выжить в большом городе. Временами Сал тоже превращалась в безмозглую тупицу.

Из кошелька Рут извлекла несколько монет и принялась набирать номер.

— Виктор, — прошептала она в трубку, — это Рути. Хочу попросить тебя помочь мне в одном деле…

При дневном свете улица показалась совсем незнакомой. Однако Кэрри разыскала все же мясной рынок и встала неподалеку от входа, вздрагивая всякий раз, когда кто-то проходил мимо ближе, чем в ярде от нее.

Зрачки ее глаз метались то вправо, то влево, с тревогой фиксируя лица, походки, манеру держать себя. Кто посмел, черт возьми, подвергнуть ее этой пытке? Она уничтожит их. Как только в руках у нее появится оружие, она уничтожит их.

На автомобили Кэрри не смотрела, поэтому и не обратила внимания на белый «форд», остановившийся перед входом на рынок. Она даже не услышала собственного имени, когда его кто-то выкрикнул. Второй окрик заставил ее все-таки повернуть голову к машине. Медленным шагом Кэрри направилась к ней.

Силуэт сидевшего за рулем человека было почти невозможно различить сквозь затемненные стекла.

— Кто ты такой? — свистящим шепотом спросила Кэрри.

Распахнулась задняя дверца.

— Садись, — услышала она тот же голос, что и в телефонной трубке. — И быстрее, пожалуйста.

Боджи не умолкал в течение часа. Тот самый Боджи, которому было трудно произнести два предложения сразу.

Не прерывая, Лаки слушала его повествование, излагаемое ровным, начисто лишенным каких-либо интонаций, голосом. И верила каждому слову. Ей Боджи никогда не стал бы лгать — зачем? Слушая, она ощущала, как в пей начинает подниматься ярость, холодная неукротимая ярость, загнать которую внутрь, и Лаки это знала, будет уже невозможно. «Глупенькая девочка» — так, кажется, сказал про нее Боджи. Ну что ж, он оказался прав. Долбаная дура.

Они сидели в ее квартире. Лаки поднялась, подошла к столу, открыла ключом выдвижной ящик и достала из него небольшой жестяной ящичек. Умело свернула сигарету, прикурила, сделала пару глубоких затяжек и передала ее Боджи. Наркотик успокоил, освежил мозги. Травка вовсе не расслабляла ее, не заставляла хихикать — нет, эффект был противоположным. Пользовалась она этим зельем в исключительных случаях, когда нужно быть максимально бодрой и собранной.

Боджи заканчивал свой рассказ.

Выговорившись полностью, он проницательно посмотрел на Лаки.

— Я ведь должен был поставить тебя в известность, правда?

— Абсолютная.

Он энергично потянулся своим мускулистым телом.

— Я так сразу и подумал.

В полном молчании они докурили самокрутку, каждый размышляя о своем.

— Как ты собираешься действовать? — решился он наконец нарушить тишину.

— Как «черная вдова» , — холодно ответила Лаки. — Беззвучно и быстро — и горе тому, кто окажется на моем пути.

ПЯТНИЦА, 15 ИЮЛЯ 1977 ГОДА. НЬЮ-ЙОРК. ДЕНЬ

-Так вот, — Джино просиял, — Энцо, друг мой, я готов держать пари, что ты уже и не чаял сидеть здесь, у Риккадди, вместе со мной в окружении всех наших верных соратников.

— Джино, дружище! Каждый день твоего столь долгого отсутствия я мечтал об этой минуте.

— Конечно. А как же иначе? Мы же росли вместе, мы вместе держали за яйца весь мир, помогая друг другу чем могли. — Джино поднял свой бокал. — Были у нас с тобой и разногласия, но нам всегда удавалось найти общий язык. Я пью за нас, Энцо, — за тебя и за себя. Мы — два старых боевых коня, доживших до сегодняшних дней и не растерявших своего достоинства и веры.

Энцо протянул руку с бокалом, они негромко чокнулись, выпили.

— Расскажи мне, — буднично обратился к нему Джино, — во что это ты вложил мои деньги из «Маджириано»?

— А. — Энцо внимательно рассматривал свои короткие, хорошо ухоженные ногти. — Я рад, что ты задал мне этот вопрос. Ты вернулся так неожиданно, для всех нас это стало просто сюрпризом. В данную минуту я не готов — мне бы хотелось показать тебе бумаги, цифры… Я приготовил для тебя отличный подарок.

— Чем же он так хорош? — вкрадчиво спросил Джино.

— Увидишь. Где-нибудь на этой неделе я тебе все покажу.

— Ладно, ладно. — Джино вертел в руках вилку с намотанными на нее спагетти. — Я ценю все, что ты для меня сделал, Энцо. Помощь в Вегасе, поддержку Лаки — я знаю, ты был ей вместо отца.

Энцо улыбнулся. Зубы его были в отвратительном состоянии — он так боялся идти к дантисту, что в конце концов у него их почти не осталось.

— Она — настоящая Сантанджело, Джино. Ты должен ею гордиться.

— Так я и делаю, Энцо, так я и делаю. Но давай не будем забывать, что она, ко всему прочему, еще и женщина, слабый пол. К сожалению, всегда найдется кто-нибудь, чтобы воспользоваться этим…

Правый глаз Энцо сверкнул — такое уж у него свойство, — предупреждая собеседника о том, что Боннатти собирается сейчас солгать.

— Никто не посмеет попытаться обмануть Лаки, пока я рядом. Никто.

— Конечно, мой дорогой друг, конечно, пока ты рядом, я знаю, ты поступишь так же, как поступил бы и я, в случае чего. Ты растопчешь наглеца ногами — как козявку, как червяка. Я прав?

Энцо молчал и смотрел на Джино. Джино — на Энцо.

— Завтра, — медленно проговорил Джино, — я приму меры к тому, чтобы в моих отелях работали мои люди. — Он осторожно потер старый шрам. — Ты прикажешь своим парням не выступать. Давай проделаем все гладко и побыстрее. Какой смысл ждать — а, друг мой? А?

Кэрри не узнала пожилую женщину, сидевшую за рулем белого «кадиллака», но тут же быстро скользнула на заднее сиденье машины. В конце концов, для этого-то она и приехала в Гарлем — чтобы все узнать.

В машине на полную мощность работал кондиционер, от затемненных стекол царил странный полумрак.

Как только Кэрри уселась, автомобиль резко взял с места. Нервное напряжение давало о себе знать мельчайшими бисеринками пота. Кэрри чувствовала, как становятся влажными ладони, подмышки, бедра. Однако в голосе, когда она заговорила, колебаний не слышалось.

— Кто ты? — повторила она свой вопрос. — Что тебе нужно?

Женщина рассмеялась неожиданно печальным смехом. Она была толстой, одетой в немыслимый белый наряд, нервные жирные пальцы унизаны кольцами. Ее ничуть не красили огромные, в белой оправе, солнечные очки, крашеные черные волосы, высоко подобранные на испанский манер, и до неприличия яркая губная помада. Оливкового цвета кожа покрыта морщинами и пигментными пятнами, щеки обвисли складками. От нее пахло сладковатыми духами, вызывавшими у Кэрри тошноту.

— Не помнишь меня? — проговорила женщина раздельным шепотом.

— Я тебя не знаю, — с отчаянием ответила Кэрри. — Ради Бога, скажи мне, чего ты хочешь. У меня не так много денег, но…

— Ха! У нее не так много денег! Да ты посмотри на себя, милочка, — от тебя же смердит деньгами!

— Сколько ты хочешь?

— Мне не нужны твои деньги. — Голос женщины смягчился. — Маленький Стивен уже вырос и превратился в красавца-мужчину?

— Что тебе известно о Стивене? — С тревогой повернулась к ней Кэрри.

— Я его помню, а ты меня — нет.

В голосе ее прозвучала какая-то нота… Память Кэрри напряженно работала. Акцент — что-то знакомое в ее акценте…

— Я любила его, он был и моим сыном тоже. А когда ты убежала от меня, ты забрала с собой и маленького Стиви. — Женщина устало вздохнула. — Но я не виню тебя, Кэрри, я тебя не виню. Тебе это принесло пользу, ты стала настоящей дамой, ты…

— Сьюзита? — не веря себе, в изумлении прошептала Кэрри. — Сьюзита?

Женщина ухмыльнулась.

— Конечно, я немножко разжирела, немножко постарела. Это для тебя время остановилось. А я, — она пожала плечами, — я всю свою жизнь работаю.

Кэрри почувствовала, что вот-вот расплачется. Эта отвратительная толстуха не может быть Сьюзитой — молодой Сьюзитой, за чье гибкое тело мужчины вступали в драки. Как же жестока судьба.

— Я вызвала тебя совсем не для того, чтобы шантажировать, — скороговоркой произнесла Сьюзита. — Хотя тебе и могло так показаться.

Кэрри смешалась, в голове ее беспорядочно мелькали мысли.

— А зачем? После стольких лет? Как ты нашла меня?

— Я никогда и не теряла тебя, милочка, — невозмутимо ответила Сьюзита. — Я шла за тобой всю жизнь — сразу же после того, как увидела твое фото на обложке журнала, года через два после того, как ты ушла. Я обрадовалась, когда узнала, что ты порвала с прошлым. Немногим удавалось уйти от Боннатти, очень немногим…

Боннатти. Это имя принесло с собой тяжелые, жестокие воспоминания. Боннатти всегда относился к ней, как к мебели — столу, стулу, дверной ручке, как к неодушевленному предмету, с которым от скуки можно поиграть.

Боннатти. Хозяин. Окружающие для него всегда были чем-то вроде грязи.

— Сьюзита, — грустно сказала она, — последние несколько дней я благодаря тебе живу в настоящем аду. В среду вечером я была у входа на рынок. Ты не пришла. Я ждала тебя. Потом на меня напали… Я была арестована… это какой-то кошмар. Прошу тебя, скажи, чего ты от меня хочешь, и позволь мне дальше жить моей жизнью.

— Да, конечно, я все понимаю. Теперь между тобой и мной нет ничего общего. Ты — леди, я — шлюха, хозяйка публичного дома, принадлежащего Боннатти. С чего бы это тебе захотелось якшаться со мной?

— Заклинаю тебя! — Кэрри готова была сорваться. — Скажи мне, чего ты хочешь.

Сьюзита полюбовалась своими кольцами.

— Я хочу предупредить тебя, вот и все.

— Предупредить меня?

— Да. О расследовании по делу Боннатти.

— О каком расследовании?

Сьюзита приподняла солнечные очки и с недоверием воззрилась на Кэрри. Глаза ее блеснули поразительно живым блеском на поблекшей уже сероватой коже лица.

— О расследовании, проводимом твоим сыном. Кэрри как током ударило. О расследовании, проводимом твоим сыном. Она знала, что Стивен над чем-то работает, но из соображений безопасности он никогда не упоминал ничьих имен. Он не доверял никому. Даже Джерри ничего не знал.

— Тебе это неизвестно, — констатировала Сьюзита. Она отрицательно качнула головой.

— Вот дерьмо! — воскликнула Сьюзита. — Да-а, но Боннатти в курсе… и он ничуть не взволнован.

— Что ты имеешь в виду?

— Не я одна шла за тобой все эти годы. В горле у Кэрри стоял тугой комок.

— Боннатти знает, чей Стивен сын. Это-то и придает ему сил. Когда его поставят перед Большим жюри, он им про тебя все и выложит. Можешь представить, что тогда будет с этим расследованием Стивена? Его же поднимут в зале суда на смех — с такой-то матерью. Так вот, Боннатти именно этого и не терпится. Это как объявить об открытии нового шоу — и он готовится, чтобы не ударить лицом в грязь. А на тебя у пего есть все: наркотики, фотографии, медицинские справки из больниц — все. У него есть даже те снимки Стивена с нашими девушками — помнишь, ему тогда было четыре года? Прелестный малыш, одетый в белый шелковый костюмчик, стоит на столе…

Потерявшая сознание Кэрри сползла с сиденья на пол машины.

Забросив нога на ногу, Лаки сидела на своей постели. Глаза закрыты, пальцы прижаты к вискам. Энцо Боннатти. Ее крестный отец. Ее учитель. Мужчина, которому она верила, которого любила. Человек, заменивший ей Джино.

Энцо Боннатти. Ядовитая змея, спрятавшаяся в траве. Убийца. Мясник. Это он расправился с Марко — не собственными, чужими руками. Но команду отдал он. «Покончите с ним, — так он, наверное, сказал. — Марко — единственный, кто знает все. Девчонки и Косты можно не опасаться. Они отвалятся сами по себе. У них не хватит мозгов, чтобы остаться».

И ведь Энцо оказался прав. Как, должно быть, у него ходил ходуном кадык, когда Лаки сама принесла ему на блюдечке все, к чему он стремился. Ему и этим близнецам Кассари, сыновьям убийцы ее матери.

До самого последнего момента она ни о чем не подозревала. Маленькая глупышка Сантанджело. Маленькая описавшаяся девочка Лаки. Дура.

И если бы не Боджи, она бы и сегодня не стала ничуть умнее. Боджи, всего-навсего кое-что услышавший из разговора двух чикагских громил, воспользовавшихся его такси десять дней назад. И хотя услышал Боджи немного: какие-то обрывки, чьи-то имена и даты, этого оказалось достаточно, чтобы возбудить в нем интерес, достаточно, чтобы он начал размышлять об Энцо Боннатти и его преданности Лаки. Этого хватило, чтобы Боджи рискнул провести свое собственное небольшое расследование.

Узнать ему удалось многое. И без особого труда. У него был приятель в полицейском управлении, который по его просьбе покопался в папке с делом об убийстве Марко. «Убийца не найден» — стояла пометка на папке. А внутри были длиннейшие полицейские отчеты о беседах с подозреваемыми. Допрашивали и братьев Кассари, но у них оказалось несокрушимое алиби. Тогда допросили одного из их боевиков. Арестовали его, затем выпустили под залог, а на следующий же день его сбил какой-то сумасшедший водитель, которого так и не нашли. Мортимер Саурис был мелким игроком, причем в тот день, когда застрелили Марко, он находился далеко от города. Известен Мортимер был тем, что заключал различные пари, но, проигрывая, просто сматывался, не платя денег. Он вовсе не собирался кому-либо мстить, но очень многие хотели бы отомстить ему.

Марко убили братья Кассари по прямому приказу Энцо Боннатти. В общем-то это не составляло большого секрета.

Пальцами Лаки еще сильнее сдавила виски. Как же она не смогла разобраться в том, что происходит? Почему даже подозрений у нее не возникло?

Внезапно она вскочила с постели. Теперь она знала, что делать.

Когда они уходили от Риккадди, Коста был насквозь мокрым от пота. Всю жизнь он любил улаживать самые запутанные дела миром. Но сейчас, когда Джино вернулся, мир и спокойствие остались в прошлом.

— Грязный сукин сын, — пробормотал Джино, когда они уже сидели в машине. — Грязный вонючий лжец.

— А что не так? — неохотно спросил Коста. — Он же согласился со всем, что ты говорил. Он ведь даже не спорил.

— Выживаешь из ума, Коста? Меня здесь не было, а ты — единственный, кто ничего не знает.

— Ты считаешь, что он собирается обмануть нас?

— Да проснись же, старина. Его планы идут дальше. Он собирается нанести удар, я знаю. Я вижу это в его глазах.

Коста искренне поразился.

— Значит, ты думаешь, что Энцо, твой старый друг…

— Спокойно, Коста. Выброси из головы свой идеализм. Люди меняются. Мне нужно подумать. Мне нужен покой. И совершенно необходимо усилить безопасность. Он готовится нанести удар. Я знаю.

— Но Джино…

— Что, Коста? Что? Думаешь, такого не бывает?

— Я только…

— Ты сообщил Лаки и Дарио, во сколько я хочу с ними встретиться?

— Я пытался найти их…

— Нечего пытаться, приведи их в отель. Если Энцо планирует покончить со мной, то следующей может стать Лаки. Кто знает? Мне нужно, чтобы они прибыли в отель как можно быстрее. Привези их лично.

Коста кивнул; пот с него катился ручьем.

Энцо забрался на заднее сиденье своего шоколадного цвета «понтиака» с пуленепробиваемыми стеклами и стереосистемой, стоившей дороже самой этой чертовой машины. В раздражении он вставил кассету Тони Беннета и под звуки «Я оставил свое сердце в Сан-Франциско» сказал Большому Виктору:

— Пора. Ты сам позаботишься обо всем. Ошибок я не потерплю.

— У меня есть идея, босс, — проговорил большой Виктор, капая слюной.

— Говори.

— Почему бы нам не использовать парня? Дарио? Если это сделает он, то никто не посмеет указать на вас пальцем. У Сантанджело немало влиятельных друзей, которым может не понравиться, если вы окажетесь причастны. А если мы используем мальчишку, то никто и не пикнет.

— А башка у тебя работает! — воскликнул Энцо. — Парень сейчас на квартире, так?

— Как вы и велели, босс, — подтвердил Виктор. Про себя он подумал, что нужно будет не забыть и о Рут. Она его не подвела, в нужный момент сделала то, что требовалось. Позвонила своему старому дядюшке и попросила совета. Виктор сразу же понял выгоды, посланные ему судьбой в образе сына Джино Сантанджело.

— Держись подальше от дома. Я пришлю своих людей, — сказал он Рут. — Ты у меня умница. Правильно сделала, что позвонила.

— А как насчет Сал? Они не причинят ей вреда? «Какое тебе до нее дело, — хотел сказать Виктор. — Подумай лучше о себе».

— Конечно нет, детка, — уверил он ее. — Придешь домой вечером. К этому времени все уже будет кончено.

— Когда вернемся, приведи его ко мне, — решил Энцо. — Знаешь, Виктор, если парень нам сгодится, это будет лучшим выходом.

— Так я и сказал, босс.

— Нет, это я так сказал.

Кэрри выбралась из «кадиллака» на углу Сто девятой улицы, поймала такси и направилась домой. Дома отпустила прислугу и заперлась в кабинете Эллиота, где уселась перед витриной с принадлежавшей мужу коллекцией оружия. Что она понимала в пистолетах? Едва ли много. Однако знаний ее хватит на то, чтобы выбрать самый маленький и зарядить его. Должно хватить и на то, чтобы им воспользоваться. Но не Сьюзиту наметила Кэрри в качестве жертвы. Сьюзита пришла предупредить ее, одному Богу известно, зачем это ей, после стольких-то лет.

Нет, ее мишенью должен стать Энцо Боннатти, живший, по словам Сьюзиты, в хорошо охраняемом особняке на Лонг-Айленде, откуда и тянулись по всему городу нити его зловещей паутины.

Кэрри смотрела на оружие, и взгляд ее остановился на небольшом револьвере 38-го калибра.

Она медленно поднялась, подошла к окну и достала из цветочной вазы ключ от витрины.

Стоявший перед нею выбор был очень прост. Карьера сына — либо жизнь Энцо Боннатти.

Выбора, собственно говоря, не было.

Коста нетерпеливо давил на кнопку звонка у двери Лаки. Все утро он пытался дозвониться до нее, но впустую. То же самое было и с Дарио. Никто не ответил и на его звонки, сделанные во время обеда.