– Почему? А вы видели, как детей живьем в огонь бросают? Как штыками в живот беременной женщине? А я видел. Не первый день смерти ищу. Не хочу, да и не могу на то глядеть.
– Так что же мешает вам выйти из банды? Вон сколько ваших с повинной пришло, и Советская власть их простила. Вы тоже могли бы честным человеком стать, к настоящей жизни вернуться.
– Я, может, и стал бы. Только тогда вся моя семья трупами стала бы, это точно. Дунай шутить не любит, а у меня трое детей.
Вот это и была ниточка, показавшаяся из запутанного клубка. Догадки подтвердились: преступление в Лопавше, действительно, совершила боевка Щита, которую теперь возглавил его заместитель Дунай. Кроме него, в боевке было еще двое таких же жестоких и хладнокровных изуверов да еще этот селянин, которого бандиты держали возле себя для хозяйственных нужд – «господарчим», угрожая в случае побега «рассчитаться» с его семьей.
Кончик был, но слишком уж тонкий и непрочный. Ведь если «господарчий» не вернется обратно в схрон, это чревато многими и многими осложнениями. Допустим, его семью удастся вывести из-под удара. Но тогда Дунай уже наверняка закопается в самую глубокую нору, и поиски затянутся еще не на один месяц. А что, если…
Возникшая у чекистов идея была заманчива, но полной уверенности в успехе не вселяла.
– Давайте говорить начистоту, – было предложено арестованному. – То, что вы сейчас проклинаете Дуная, ничего ровным счетом не меняет. Возможно, он где-нибудь сейчас убивает таких же детей, как ваши. Помогите нам делом – и если говорите правду, смоете черное пятно со своей совести. Только предупреждаем: торговаться не будем. Последнее слово остается за судом, он учтет вашу помощь. Не имеете на руках крови – сможете стать человеком. Если же… В общем, скрываться вместе с Дунаем не советуем – от народа не упрячетесь нигде. Да и от себя самого тоже.
Чекисты, безусловно, рисковали. Ведь пойманный мог просто умело прикидываться обманутым и запуганным, а на самом деле лишь выжидал момент, чтобы задать стрекача. Что ж, в таком случае он мог рассказать своему атаману немногое. Допрос был устроен так, что «господарчий» не мог установить численность группы, да и вообще никого, кроме упомянутых чекистов, не видел в лицо. Зато если он говорит искренне, его раскаяние выводило кратчайшим путем на схрон Дуная.
Все это были разумные и убедительные аргументы, только и они не облегчали тяжесть ответственности, которую брали на себя чекисты. Честно говоря, принимать такое решение оказалось ничуть не легче, чем, скажем, лежать на открытой местности под плотным вражеским огнем.
Увидев первую из отметин – царапину на сосновом стволе, Прудко ощутил, как с него спадает огромное напряжение. Конечно, главное было еще впереди, но и уже достигнутый результат не мог не радовать: «господарчий» старается оправдать доверие чекистов.
Только острый, наблюдательный глаз мог заметить эти редкие, не каждый день оставлявшиеся сигналы. И лишь посвященным был доступен смысл осторожно надломленных сучьев, пометок на глухих лесных тропах. На прямую связь с «господарчим» выходили лишь несколько раз, в случае необходимости и с чрезвычайными мерами предосторожности. Выручало то, что ему приходилось время от времени отлучаться в окрестные села на заготовку продуктов.
В одну из таких встреч он сообщил: готовясь к зиме, бандиты собираются оборудовать новый схрон. Тогда и был окончательно определен день их захвата.
…Дунай остался доволен местом будущего бункера. Оно было диким и безлюдным, удаленным от населенных пунктов и дорог. Подступы к нему прикрывал непролазный кустарник, и это обеспечивало дополнительные преимущества – подобраться сюда незамеченным практически было невозможно.
Не догадывались эсбисты лишь об одном – что эта лощина была выбрана «господарчим» по указанию поисково-разведывательной группы. Чекистов она также вполне устраивала. Кустарник был отличным местом засады, а если Дунаю с подручными каким-то образом и удастся ускользнуть, продираться сквозь колючие заросли будет очень непросто.
Лежа на прибитой заморозками жесткой траве, оперативная группа явственно слышала надсадное дыхание бандитов. Они орудовали лопатами буквально в нескольких шагах.
Работа Дунаю, Вуйку и Мильку – чекисты теперь уже знали их клички – выпала не из легких. Копали в темноте, постепенно расширяя ход от лаза во влажной и вязкой почве. Атаман торопил своих подчиненных: ведь до рассвета надо было еще унести и где-нибудь незаметно спрятать вынутую землю.
Шли часы, сквозь набухшую плащ-палатку все ощутимее проникал холод. Прудко мысленно посочувствовал товарищам, которые тоже затаились вокруг лощины. Все они, правда, люди выносливые и закаленные, побывавшие во всяких переделках. Да и ему самому редко выпадал в жизни хотя бы относительный комфорт – даже на «гражданке». К примеру, в эвакуации, в Атбасарском депо, куда пятнадцати лет пришел учеником слесаря. Металл там примерзал так, что греться приходилось в еще не остывших топках паровозов. В них же нередко и ночевали. И на паровозе работа не была раем. Перекидаешь за рейс не одну тонну угля, в лицо из топки жар, а в мокрую спину из окошка – ледяной степной ветер…
– Кончай, хлопцы, на сегодня хватит. Нам еще для активистов надо силы сберечь. Слишком уж они что-то в последнее время разактивничались. Не мешало бы им крылышки снова подрезать, хе-хе-хе!
– Я тут первачка доброго раздобыл, с холоду в самый раз на душу пойдет.
– Ужин с музыкой – это дело! Ты, друже, не тужи, завтра одну лавочку в селе тряхнем. Тогда найдется у тебя к первачку и еще кое-что!
«Ужин с музыкой» был также предусмотрен планом операции. Вскоре из лощины донесся дружный храп.
То ли после щедрой выпивки, то ли из-за усталости Дунай даже не выставил часового. Но пожалел об этом слишком поздно. На бандитов навалились крепкие люди, заломили им за спину руки. Вместе с резким светом фонариков, ударившим в глаза, прозвучало властное:
Налитым кровью взглядом Дунай покосился на «господарчего», молча стоявшего в стороне, и все понял…
…Почетному чекисту подполковнику в отставке Владимиру Матвеевичу Прудко часто приходится выступать перед молодыми работниками органов госбезопасности. Возвращаясь мыслями к тем далеким годам, к нелегкой своей юности, он вспоминает не только засады, погони и перестрелки, хоть и этого щедро отмерила ему судьба. Есть и иной итог прожитого и пройденного – радость от того, что удалось многим таким, как «господарчий», помочь вернуться к родным очагам, оградить невидимым щитом тех людей, на которых расставляли свои сети лесные вовкулаки и их прислужники.
Николай Каминский
РАЗГАДАННЫЙ ШИФР
– Товарищ майор! Прибыл нарочный из Ковеля. Срочный пакет, – доложил Журавлеву дежурный.
Столь раннему визиту посыльного из соседней области Николай Андреевич не удивился, ибо не впервые обменивались оперативной информацией ровенские и волынские чекисты. На этот раз донесение касалось лично его. Пробежав глазами исписанный лист бумаги, Николай Андреевич узнал, что в одном из бандеровских бункеров найдены документы, и среди них – список «акций», запланированных на ближайшее время. В числе самых важных – убийство его, майора Журавлева, начальника Клеванского райотдела МГБ, «опаснейшего противника ОУН».
Эти последние слова должны были внушить понимание особой важности задания организатору его исполнения некому Стэле, состоявшему во главе надрайонного провода националистов. Их ярости не было предела, ибо это он, Журавлев, невесть как разгадывал и упреждал замыслы бандеровцев. Вот и на днях взял на месте, без единого выстрела, всех боевиков, пробравшихся в сельсовет на встречу избирателей Грабовских хуторов с кандидатом в депутаты Верховного Совета УССР, секретарем обкома партии Дмитрием Гавриловичем Гапием…
Николай Андреевич положил сообщение в сейф и впервые за несколько дней как-то расслабился, улыбнулся самому себе. Еще бы! Ведь пока бандиты будут охотиться за ним, меньше будет других жертв, меньше прольется крови. Сколько раз он ловил себя на мысли – если нужно было бы отдать свою жизнь, чтобы в одно мгновение исчезло с лица земли оуновское отродье, он сделал бы это не задумываясь.
Эти раздумья начальника райотдела прервал легкий скрип двери. Она отворилась, и кабинет наполнился запахами прелых листьев и пороховой гари. Татаркин, догадался Журавлев. А догадаться было нетрудно: парторг райотдела старший лейтенант Иван Татаркин чаще других ходил в засаду.
– Какие новости, Иван Евдокимович? – не отворачиваясь от окна, спросил Журавлев.
– Есть, Николай Андреевич, интересные сведения. Из Белева. Филимон Якимчук – я вам о нем докладывал, это тот самый, который в прошлый раз нам помог, – заметил, что из его колодца какие-то люди носили воду в Диковский лес. Николай Гаврильчук увидел следы своей повозки, тоже ведущие в этот лес. Кстати, повозку у него отобрали ночью те преступники, которые ограбили мельницу…
– А как он узнал, что это следы его повозки?
– Я интересовался. «У мэнэ, – говорит, – букса в ливому колэси розбыта, и колэсо йдэ з выхылясом…» Татаркин, совсем еще недавно, год назад, уточнявший значение малопонятных украинских слов, теперь не только объяснялся в селах по-украински, но и с каким-то наслаждением, слово в слово, передавал услышанное от крестьян Николаю Андреевичу. А тот слушал внимательно, выстраивал в цепочку факты, искал связь между ними.
– Значит, весь помол отвезли в Диковский лес? Так это же на зиму хлеба на полтора десятка человек. Выходит, там решила обосноваться какая-то банда, – произнес вслух Николай Андреевич, а сам подумал: «Не Стэля ли это?»
– Похоже, что не решила, а уже обосновалась, – уверенно ответил Татаркин.
У него давно был на подозрении священник Сибиковский, имевший приход в тех местах. Уж очень он заискивал перед чекистами. А как-то даже шепнул, что ему одна женщина на исповеди призналась, будто у нее во дворе укрывается бандит. Проверили. Точно – скрывается. Но он сам ушел из банды и никак не мог решиться выйти с повинной. Его-то и надумали бандеровцы убрать руками чекистов, а заодно и расположить Татаркина к Сибиковскому. Видно, не случайно на прошлой неделе Сибиковский показал сорванную антисоветскую листовку: «Вот видите, гражданин лейтенант, что против власти расклеивают…»
– А о Диковском лесе он не сказал ни слова. Значит, банда там, а Сибиковский – ее глаза и уши…
Но где ее искать? Лесной массив занимает несколько десятков квадратных километров. Чтобы ощупать каждый метр и обнаружить схроны – нечего и думать. Помогла удача: возле Клевани удалось обнаружить бункер и взять засевших в нем бандитов. Здесь, в бункере, была найдена отпечатанная на машинке информация о том, как ведется наблюдение за поисковыми группами чекистов. Бандеровские пособники указывали своим «зверхныкам» точное время выхода группы из райцентра, во главе с кем и в каком направлении они движутся.
Находка ценная. Майор Журавлев обрадовался: значит, главное сейчас – обвести вокруг пальца бандеровских связных. Принял решение посылать группы прежними маршрутами во главе с известными бандитам сотрудниками райотдела. А на противоположной стороне леса собрать усиленную боевую группу. Заметят? Замаскировать бойцов под лесорубов. Снабдить их пилами и топорами, оружие припрятать. Пусть неделю поработают в лесу. Руководство группой поручить следователю Шалаеву – он работник новый, его никто в лицо еще не знает. Главное, если не удастся обнаружить всю банду сразу или взять кого-либо живым, нужно позволить хоть одному из бандитов уйти, чтобы собака по его следу привела в логово…
Таков был план операции Журавлева. Началась она с наступлением темноты. Группа Татаркина скрытно расположилась на восточной окраине изрытой глубокими пропастями оврагов густой чащобы сосняка и граба, а «лесозаготовители» Шалаева пошли в обход хуторов, прилегающих к лесу с юга. Осенние сумерки быстро окутали все вокруг. И вдруг возле хаты, испуганно жавшейся к темной стене леса, послышался какой-то шум, треск кустарника и топот убегавших людей. Идущие впереди с Шалаевым «лесорубы» мгновенно бросились туда и возле скамеечки под деревом увидели несколько испуганных девушек. Рядом со скамейкой – какие-то мешки, с чем-то, видать, тяжелым, потому что убегавшие не успели их оттащить. Из короткого разговора Шалаев узнал, что здесь только-что были двое бандеровцев – агитировали хуторских девчат за «самостийну Украину», но, почуяв приближение группы людей, бросили все и побежали через вспаханное поле в лес. Шалаев вынул ракетницу. Зашипела ракета, озаряя все вокруг. По лохматой зяби спотыкались два силуэта. Посланные вдогонку пули сразили одного беглеца, второго проглотила густая темень леса…
– Всем отдыхать, – распорядился подоспевший со своей группой Татаркин. Ведь впереди предстояла трудная работа. Татаркин, не теряя времени, осмотрел следы, оставленные сбежавшим бандеровцем.
– Фуражка, – вдруг воскликнул он. – Давайте собаку! Обнюхав запятнанную кровью находку, серая овчарка быстро взяла след. За ней устремились проводник собаки и Татаркин. Пробежав километра три, с трудом спустившись вниз по крутому склону оврага, начали карабкаться вверх. Вдруг что-то блеснуло зеленым перламутром. Татаркин нагнулся. Ножик. Новенький, без следов ржавчины. Наверно, потерял его убегавший бандит. Значит, идут по верному следу. Ищейка тянула вверх. Тяжело дыша, цепляясь за кусты, защищая глаза от сучьев, торчащих сухих веток, взобрались они по крутому, высотой с пятиэтажный дом, склону оврага. Овчарка остановилась, обнюхала замаскированные травой объедки яблок, картофельную кожуру. По стволу стоявшей рядом сосны тянулся провод и уходил между корнями в землю. Стало ясно, что они находятся над схроном. Что делать?
– Лети за группой. А я жду вас здесь, – прошептал Татаркин проводнику собаки.
Иван Евдокимович отошел немного в сторону, стал за стволом дерева, выглянул и увидел, как медленно поднимается крышка люка…
– Первое отделение – стоять на месте! Второе отделение – обходи справа! – громким и уверенным голосом скомандовал Татаркин, а сам подумал: «А что, если из бункера есть запасной выход?» Люк закрылся, и Татаркин, имитируя передвижение группы людей, перебежал из одного места в другое, сильно и часто топая ногами, а потом тихонько вернулся на прежнее место и снова начал командовать:
– Приготовить гранаты. Пулемет ко мне!
И снова, отбежав в сторону, затопал сапогами, не спуская глаз с места, где был расположен люк бункера. Вот он приоткрылся, и из образовавшейся щели вылетела граната. Татаркин дал очередь из автомата по люку и крикнул:
– Не стрелять! Брать живыми!
Но бандиты сдаваться не собирались и все выбрасывали и выбрасывали гранаты из уже совсем открытого люка. Татаркин же продолжал командовать своим несуществующим взводом, пока не подоспели товарищи… Но бандеровцы наверх не вышли, понимали – на их руках столько крови, что прощения им не будет. Внизу послышались выстрелы…
Прибывший с резервной группой Журавлев тут же допросил Черта – единственного из оставшихся в живых, не добитого своими же боевиками, которому Стэля – вон тот, с выпученными, словно стеклянными, глазами – поручил убить его, Журавлева.
– Я Журавлев. Ты хотел убить меня, а я вот спасаю тебе жизнь. Тебя будут лечить врачи, – он говорил спокойным и ровным голосом. – А где остальные? Где схроны? Ведь найдем, рано или поздно. Но зачем же лишние жертвы? Подумай…
– Хлиб он там, – показал Черт на противоположный склон оврага и потерял сознание. «Галя… Христя», – зашептал. Очнулся Черт после того, как плеснули ему в лицо принесенной из хуторского колодца воды.
– Где Христя? – сразу же спросил Журавлев.
– Так вона ж з Галею була…
Больше Черт не смог сказать ни слова, как ни старались привести его в сознание. Приказав отправить раненого в госпиталь, Журавлев распорядился внимательно осмотреть местность. Бункер с провизией, с мешками недавно украденной на мельнице муки нашли быстро. Но где же остальная банда? Ведь запаса харчей на зиму – на человек пятнадцать, а было в схроне восемь.
Участники операции расходились от бункера кругом, тщательно осматривая все на каждом шагу.
И вот удача – один из чекистов заметил куст, покрытый вроде бы испариной, тогда как все вокруг было сухое. Журавлев догадался – это от пара, застывшего в холодное октябрьское утро. А тепло ясно откуда – снизу, из-под земли…
В бункере было еще шесть оуновцев во главе с районным проводником. Не желая попасть в руки правосудия и оставлять живыми свидетелей, он расстрелял своих сообщниц – упомянутых Чертом Галю и Христю. Здесь, в этом бункере, изготовлялись и листовки. Точно такие же прокламации были и в мешках, брошенных вчера бандеровскими «агитаторами». Их же расклеивали прихожанки Сибиковского.
Шурша упавшими, еще свежими листьями, участники операции пересекли лес, вышли на его северную окраину и, сделав несколько спусков в долины и подъемов на взгорья, подошли к Сморжевским хуторам. На холмах и склонах ютились убогие срубы под соломой, почерневшей от древности и от высохшего мха, обильно росшего на крышах. А кое-где – пепелища, следы кровавого разгула бандеровцев. Отсюда в Клевань рукой подать – километра два…
Недавно Николай Андреевич опять побывал здесь, на земле, которую сорок лет назад всю исходил и изъездил вдоль и поперек, ночью и днем. Нет больше нищенских хуторов. На их месте поднялось село Заря, известное в стране. Да и не только в нашей… На международной выставке в Монреале экспонировался генеральный план его застройки. Красавец Дворец культуры с школой искусств, современная школа с бассейном, асфальтированные улицы, многоэтажные, красиво облицованные дома. А в них газ и горячая вода. Вокруг парк и каскад прудов. За селом – заводские корпуса. Все – как и должно быть в большом, чистом, красивом современном городе. Но это не город – это одно из сел ордена Трудового Красного Знамени колхоза «Заря коммунизма».
А какое страшное будущее рисовали местным селянам националисты, чем только не запугивали, лишь бы отвернуть их от Советской власти. Старались изо всех сил, ибо «работали» под рукой Клима Савура – того самого, который, присвоив себе чин полковника, командовал на Волыни подразделениями пресловутой УПА (Украинской повстанческой армии) и от имени ОУН в селе Деражное (это немного на север от Клевани) подписал в начале 1944 года вместе с полковником войск СС Шифельдом договор о совместной борьбе против советских партизан и наступающей Красной Армии. Правда, «войско» Савура, услышав приближающийся гул артиллерийской канонады, разбежалось кто куда, а вскоре молоденький чекист лейтенант Шатяев, еще не сильно разбираясь в бандеровских чинах, выволок за шиворот и бездыханного пана командующего из «крыивки» возле села Оржев. Но разных «зверхныкив» тогда осталось еще немало, а их нужно было вырывать из земли, как сорную траву.
И Журавлев вырывал. Прибыв в Клевань на должность начальника райотдела МГБ из армейской контрразведки «Смерш» («Смерть шпионам»), решительно взялся за дело. Человеком он оказался хватким, обладая большой проницательностью, интуицией и наблюдательностью, руководителем был смелым, решительным, настойчивым в достижении цели. «Это мудрый, твердый во взглядах и суждениях офицер» – так позже скажет о нем его боевой соратник П. Ф. Лубенников.
Но вначале всех сотрудников поразила его улыбка – стеснительная, мягкая, хотя по фигуре вроде суров и тяжел. А ведь таков он и есть – добрый и чуткий к честным людям и беспощадный к врагам.
Память о тех уже далеких годах привела его еще раз в ставшие ему навек родными места, где пролита кровь его товарищей, где многие годы его самого поджидала смертельная опасность. Вот коричневое здание железнодорожного вокзала в Клевани. Здесь его с семьей встретил Татаркин и отвез к месту службы. Вот бывшее здание райотдела, балкон на втором этаже. Именно здесь, на балконе, должен был убить его, Журавлева, Черт очередью из автомата. А вот дворик дома, где жил с семьей.
Только слышно – на улице где-то
Одинокая бродит гармонь…
Эту песню каждый раз он пел, подыгрывая на баяне, когда во время отдыха собирались семьями. Вспоминалось родное село Поповка в приднепровской степи. Здесь он вступил в комсомол, здесь был в школе комсомольским вожаком. При нем школьная комсомольская организация выросла за два года с семи до ста членов! Отсюда он пошел в институт, из института – добровольцем в Красную Армию. В 1939 году стал членом ВКП(б) и чекистом.
Но в дворике, в этом доме тогда песни пелись редко. Дом был как бы продолжением служебного кабинета. Здесь, оставаясь наедине, Николай Андреевич обдумывал детали операций. Особенно тщательно разрабатывалась им одна из них, конечной целью которой была ликвидация Смока – карателя и садиста, преемника Клима Савура. Николай Андреевич тогда уже работал в управлении заместителем начальника отдела по борьбе с бандитизмом и одновременно исполнял обязанности начальника Острожецкого райотдела МГБ. Но еще в Клевани он собрал обширную информацию о том, что на стыке Клеванского и Острожецкого районов, где-то вблизи сел Суховцы и Петушки, укрывается группа главарей из «краевого провода» ОУН и при них находится типография.
Прибыв в Острожец, начал с изучения возможных путей передвижения ночью бандитов в этом месте. Лично инструктировал каждого участника поисковых групп.
И вот бессонная ночь позади. Для руководителя краевого провода ОУН Смока с его охраной, главаря районного провода Ярошенко с тринадцатью боевиками она оказалась последней. Обнаружили и типографию, оборудованную в подземелье.
Недобитые главари ушли, затаились в глубоком подполье. Теперь для них главным было – выжить, продержаться до лучших времен. Они все надеялись, что их новые хозяева вот-вот развяжут войну против СССР. Поэтому деятельность оуновцев сводилась прежде всего к обеспечению глубокой конспирации. Явки, пароли, секретные шифры – все это взяли на вооружение. Не расставались и с привычным обрезом. И направляли его не только против честных советских людей, но и против тех из своих, которых втянули в банды под угрозой расправы и которые пытались эти банды покинуть.
Н. А. Журавлев хорошо понимал моральное состояние этих людей. А их было немало, и их нужно было спасать. Нужно было доказать им, что Советская власть не считает их, обманутых, своими главными врагами, что наибольшая ответственность лежит на главарях. И Журавлев внушал каждому оперативному работнику задачу о необходимости использовать стремление таких людей искупить вину перед Советской властью. Они, эти люди, как правило, были у бандеровцев на вторых ролях и их еще не успели вовлечь в кровавые акции. Одним из таких оказался Кучер, захваченный И. Е. Татаркиным и принявший активное участие в захвате Назара – шефа связи краевого провода ОУН.
А было это так. После ликвидации руководителя краевого провода ОУН Смока его пост занял не менее опасный головорез, переброшенный из-за границы. Начальником его охраны по-прежнему оставался смоковский эсбист, он же шеф связи краевого провода Назар, знавший места укрытия не только нового главаря, но и руководителей окружных и надрайонных проводов ОУН. Нужно было во что бы то ни стало взять Назара живым и уже через него нанести разгромный удар по всем руководящим звеньям ОУН на Ровенщине.
Но где и как искать его? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо было проникнуть в канал связи Назара. Но как? Может, начать с изучения документов, найденных в последнее время в бандеровских схронах? В разгар этой работы в соседнем с Ровенской областью Луцком районе был вскрыт бункер Дубового – руководителя окружного провода, а в нем уцелело много тайнописи. Не теряя ни минуты, Журавлев выехал в Луцк. С ним майор Брушковский, опытнейший дешифровальщик.
Игра, а вернее – борьба умов, началась.
Страницу за страницей просматривали чекисты. Цифры, ничего не значащие слова, цифры. Привлекла внимание строка: «1/52/5. 1/3, 6/2, 2/6, 1/2, 4/2; 1/2, в селе 3/6, 1/2, 1/1, 3/2, 3/1, 2/3…»
Итак, «в селе». Что может быть в селе? Главарь банды? Вряд ли. Скорее всего какая-то служба – информатор, связной. Стоит начать с этой группы цифр…
Ключом к шифру оказалась националистическая брошюра, точнее, ее третья страница. И вот, наконец, разгадка: «Первый дом на правой стороне, идя дорогой из села. Новый дом стоит вдоль дороги окнами на север и восток. Других построек нет. В доме отец, мать, девушка 18 лет и хлопец 25 лет. Пароль:
– Продайте мне красных помидор.
– Мы сажали только капусту…»
Дальше – обгорелое место, но на уцелевшем клочке осталось зашифрованным самое главное – название села: Новостав-Дальний Клеванского района.
Выезд на место по указанному в шифровке адресу подтвердил тайну бандеровского блокнота. Хозяином дома был Зарудный, в отношении которого у чекистов уже имелись данные о связях с бандитами.
Через несколько дней, восьмого сентября, проинструктированный Журавлевым, в дом Зарудного явился Кучер.
– Добрыдень, люды добри. Чы нэ продастэ мэни чэрвоных поми-дорив?
– Та мы садылы тилькы капусту, – откликнулась дочь Зарудного Нина.
Итак, первый шаг сделан. Но когда «курьер» завел речь о почте, то оказалось: он должен не забрать ее, а принести на пункт связи. Ничем не выдав себя, Кучер ответил Нине, что почту ему приказано вручить человеку, сообщившему ей пароль.
– Но его сегодня не будет. Придет через неделю. Значит, Назар. Его пункт связи…
Кучер пообещал наведаться 16 сентября. Но в этот день Назар почему-то на связь не вышел. Кучер начал «возмущаться».
– Не было сегодня – будет 26-го, – успокоила Нина. Кучер ушел. Так же скрытно, как и расположились, никем не замеченные ушли и чекистские группы.
Журавлев задумался: стоит ли посылать еще раз Кучера? Не насторожит ли такая его настырность бандитов? Лучше усыпить их бдительность…
26-го Кучер на явку не явился.
1 октября вместо него Нина Зарудная увидела женщину. Обменялись паролями. Женщина сообщила, что Петро (так Кучер представился Нине) болен, но скоро поправится и придет тогда, когда назначит Нина. Не мешкая она села писать записку: «Друже Петро! На обусловленное число приходили друзья и очень долго ждали Вас. Через два дня снова приходили и прямо не могли себе представить, почему Вас не было. Теперь прошу Вас, др. П., прибудьте ко мне 8.Х. Тогда же встреча. Нина».
Теперь Журавлев не сомневался: бандиты выйдут на связь обязательно, и готовиться к этой встрече нужно тщательно. План операции отрабатывался до мелочей. Участники операции скрытно побывали в районе дома Зарудного, каждый из них уже четко представлял, где ему надлежало быть, видел возможные варианты своих действий и взаимодействия с товарищами. Детально разрабатывался сам момент захвата Назара. Около месяца проводились тренировочные занятия, учились даже таким мелочам, как бесшумное спрыгивание с повозки. На роль повозочного, который вместе с Кучером должен брать Назара, выбрали сержанта Спиридонова – оказалось, что у него реакция быстрее, чем у других.
– Удар должен быть сильным, но не смертельным, – поучал его Журавлев. И тут же давал разъяснения Кучеру…
И вот настал долгожданный день.
8 октября 1950 года в 21 час 30 минут на Новостав-Дальний из села Большой Шпаков выехала простая крестьянская повозка с сельскими «дядьками» – Кучером, сержантом Спиридоновым, лейтенантом Ильяшом, капитаном Вишняковым и рядовым Варнаком.
– Ну, вйо, холера б тэбэ брала, нияк нэ тягнэ, – громко покрикивал Кучер, подъезжая со Спиридоновым ко двору Зарудного. Остальные «пассажиры» сошли немного раньше и, обутые в тапочки, тихо подползли к дому. Бандиты Назар и Чумак уже находились в нем, а Володько стоял «на чатах». Услышав стук колес, оба бандеровца вышли из хаты и удалились за угол дома. К повозке приблизилась Нина. Чтобы не заходить в дом, ибо в этом случае выполнение главной задачи операции будет почти невозможным, Кучер злым шепотом начал обвинять девушку в том, что она, наверное, привела «ястребков» и они теперь его поджидают, но он, Кучер, ничего не боится, а ей не сдобровать.
– Да нет, – заспешила успокоить гостя Нина. – Это именно те люди.
– Если так, то пусть сюда придет только Назар.
Эту кличку Кучер впервые назвал девушке только сейчас, и на это тоже в свое время дал указание Журавлев.
Услышав свое имя, Назар в сопровождении Нины подошел к Кучеру и поздоровался.
– От кого прибыл?
– От Давида.
Давид – он же Дубовой. Услышав это, Назар с заметной поспешностью предложил передать ему привезенную почту.
– Она же прибита к доске под возом, – полушепотом ответил Кучер. – Сейчас оторву…
Он присел и начал обеими руками отрывать прибитую им же шалевку. Но она не поддавалась. Кучер кряхтел, наваливаясь изо всех сил, ибо знал, что она не оторвется – пробовал еще в Шпакове, а Журавлев даже подшучивал тогда, мол, не отругает ли тебя Назар, что ты такой слабак…
– Тогда обижусь и скажу: «Ну, то видрывайте сами, панэ Назаре».
Так и случилось. С той лишь разницей, что Назару было невтерпеж и он не стал ждать приглашения. Согнувшись, он тоже навалился на доску. В этот миг «повозочный» Спиридонов и хватил его прикладом по пояснице, а Кучер и затаившийся рядом под кустом рядовой Псков схватили и прижали Назара к земле. «На по…мощь», – захлебываясь, закричал он, но в это мгновение уже летела ракета, выпущенная лейтенантом Ильяшем, а капитан Вишняков давал очередь по бежавшим на зов своего «зверхныка» Чумаку и Володьке.
Сколько всего решилось в один миг! В него уложились, как будто спрессованные, долгие дни и бессонные ночи всех этих ребят и его, Журавлева, тоже.
Назар повел чекистов к бункерам банд курьерской линии связи Тихого, районного провода ОУН Матвея…