ВОЯЖ «МАГИСТРА ИСКУССТВ»

В этот августовский вечер Владимир Алексеев собирался «разменять» свои тридцать лет. На кухне Наташа колдовала над каким-то замысловатым тортом, которым грозилась сразить гостей, а Володя сервировал стол. Вдруг зазвонил телефон. Именинник, думая, что это снова кто-то с поздравлениями, снял трубку, напевая веселую песенку:

– Слушаю!

В трубке раздался голос дежурного по управлению:

– Лейтенант Алексеев? Вас срочно требует к себе Петр Егорович!

– Арнаутенко? – недоуменно переспросил Владимир Александрович. – Но у меня ведь гости! – как-то непроизвольно вырвалось у Алексеева.

– Гости твои, Володенька, уже здесь, – перешел на дружеский тон коллега. – Такчто давай сюда побыстрее.

Переступив порог кабинета начальника Ровенского управления КГБ П. Е. Арнаутенко, Алексеев представился по всей форме:

– Товарищ полковник, лейтенант Алексеев по вашему приказанию прибыл!

По всему видно, что Петр Егорович чем-то очень обеспокоен.

– Это хорошо, лейтенант, что прибыл. Ты уж извини, Владимир Александрович, что пришлось прервать семейное торжество, но сам понимаешь – служба. И видимо, придется тебе, именинник, принимать сегодня, так сказать, непрошеных гостей. Ну давай присаживайся.

Окинув взглядом собравшихся, полковник обратился к ним:

– Теперь все в сборе. Можно приступать к делу. Обстановка такая. Поступило сообщение из Корца. Как заявил один гражданин, к нему обратились за помощью какие-то весьма подозрительные субъекты. Разъезжают на нашей «Волге», а номера у нее не наши, да к тому же и спереди, и сзади тщательно забрызганы грязью, хоть дождика, кажется, давненько не было.

Словно в подтверждение своих слов, полковник посмотрел в сторону окна.

– Это во-первых. Во-вторых, у них сломалась машина. Работники ГАИ отбуксировали ее на станцию технического обслуживания. Механик, который осматривал «Волгу», сообщает, что в багажнике у иностранцев почему-то лежит фуражка офицера советских военно-воздушных сил, а на сидении в салоне – длиннофокусная фотоаппаратура. Надо выяснить, что это за туристы пожаловали в гости. Задание поручается оперативной группе, которую возглавит капитан Еськов.

Капитан поднялся со своего места.

– Садитесь, садитесь, Владимир Леонидович. Вам в помощники выделяем нашего именинника, лейтенанта Алексеева и капитана Никишина, а также лейтенантов Карпенко и Плешакова. Так что за дело, товарищи.

Пока машину ремонтировали, гостей поселили в гостинице «Ровно». Здесь выяснилось, что старший из них некий Марк Каминский – гражданин США, учитель из города Эдвардсберга. Его напарник – также американский подданный, Харвей Беннет, которого Каминский пригласил в поездку как человека, хорошо знающего автодело. Оба неплохо владеют русским языком. Каминский приехал в Советский Союз во второй раз – год назад, в 1959-м, он был гидом на американской выставке в Москве.

К утру машина американцев была в полном порядке, и они отправились обозревать окрестности. Однако странными, если не сказать больше, были у них интересы. Их тянуло к зданиям военного гарнизона, колоннам военнослужащих, машинам специального назначения, которые Каминский тайно фотографировал.

А тем временем шла напряженная чекистская работа. Анализировался каждый шаг «туристов». Их истинные намерения уже не вызывали никакого сомнения. И вот когда голубая «Волга» «случайно» заехала в запретную пограничную зону, ее владельцев задержали. Пассажир и водитель предъявили документы.

– Марк Каминский?

– Да.

– В машине нет ничего недозволенного?

– Нет.

– Покажите, пожалуйста, ваш багаж.

– Прошу.

– Зачем вам фуражка офицера советских военно-воздушных сил?

– Подарок племяннику.

Ответы следуют быстро, в них – нотки оскорбленного достоинства. Рослый человек ведет себя все более шумно, вызывающе.

– Не разрешите ли поинтересоваться вашими записями?

Из кармана с подчеркнутой готовностью извлекается блокнот. В нем – обычные для путешественника заметки.

– В машине больше ничего нет?

– Ничего.

– А в карманах костюма?

Наступает пауза.

– Ни-че-го…

– А все-таки? Что у вас в боковом кармане? Покажите, пожалуйста?

Снова пауза – длиннее предыдущей. Каминский, видимо, пытается угадать, что последует дальше. Наконец вынимает из кармана второй блокнот.

– Вас, вероятно, интересует это?

Блокнот оказался любопытным. Отгадать смысл заметок в нем было нетрудно: «Отправные мили… Коробки оливкового цвета – справа… Нефть – справа… Слева – солдаты… 1,5 км радио… На обочине 7 грузовиков оливкового цвета… На юг от 386 дорога… Возведение мостов… Реактивные самолеты… снова истребители… Нет видимой охраны… Первая часть снимков во время езды…»

– Какие снимки упоминаются в блокноте? Где отснятые пленки?

Из бокового кармана извлекается туго набитый черный мешочек.

– Что здесь?

– О, я могу показать!

Каминский зубами разрывает шнурок, которым завязан мешочек. Еще мгновение, и американский «турист» засветил бы фотопленку. Но эта попытка кончается неудачей. В присутствии задержанных пленки проявили.

Каминский сам изъявил готовность дать показания.

Тактика пойманного преступника стара как мир. Сперва он обычно все отрицает, разыгрывая оскорбленную добродетель. Затем под тяжестью улик сознается в чем-то не очень существенном, чтобы скрыть главное. И лишь припертый фактами к стене, он оказывается вынужденным признаться в содеянном. Так вел себя на следствии и Марк Каминский. Вот как выглядела сочиненная им версия номер один: «Я, Каминский Марк, двадцати восьми лет, уроженец города Джефферсонн, Тауншип, штат Мичиган, подданный США, поляк по происхождению, холостой, приехал в Советский Союз с чисто научными целями, а также повидать родственников. Я учился в Оклахомском и Мичиганском университетах, закончил аспирантуру Мичиганского. В 1960 году получил степень магистра искусств и одновременно – право преподавать русский язык в школе. Настоящая поездка предпринята с целью изучить различия между русским и белорусским языками. Для этого я получил ссуду в 2 тысячи долларов от научного фонда «Феар Крафт». По приезде в США я обязан представить фонду отчет о своей поездке. А записи о военных объектах – это просто так – мальчишество, ухарство…»

Но следователя, разумеется, интересует, какие же исследования провел «магистр искусств»? Быть может, их результаты зашифрованы и находятся в блокнотах где-то между пометками о радарных установках и авиабазах?

Однако напрасные надежды. Совершенно никаких следов филологических поисков в бумагах Каминского обнаружить не удалось. Да и не могло их быть. Ведь он не удосужился побывать ни в Пушкинском доме в Ленинграде, ни у ведущих филологов в Москве, Минске или Киеве. Предметами его «исследований» стали иные, далекие от науки проблемы.

Естественно, что подобная версия не могла быть признана за правдивое признание в содеянном. Каминскому дали время подумать. Поразмыслив, подозреваемый отказывается от первой «легенды» и прибегает ко второй. Да, да, он как будто кое-что «такое» снимал. Однако же это не нарушение закона. Он фотографировал, скажем, необычные вагоны. Но они ведь «стояли вблизи станции, поэтому в их фотографировании не было ничего плохого».

Вот уж, поистине, «святая простота»! За этим следует еще одно признание: «Я знал, что в записной книжке имелись записи, а на пленках снимки, которые вывозить из Советского Союза нельзя. В связи с этим я боялся, что меня могут привлечь к ответственности за это».

Потом – новая версия. Оказывается: «снимки делались с целью возможного включения их в мою книгу о Советском Союзе. Эта книга должна была содержать объективное описание сцен из советской действительности, виденной в пути». Обращает на себя внимание слово «объективное». Что за ним кроется? Оказывается, Каминского, видите ли, раздражают фотографии «счастливых рабочих, обычно публикуемые в большинстве книг о Советском Союзе».

Что ж, иного признания от лазутчика ждать не приходится.

Подозреваемому предложили расшифровать записи в блокноте. Вот отдельные выдержка из его показаний: «Я делал пометки в блокноте о военных объектах. На территории Украины я обнаружил аэродром, на котором стояли реактивные самолеты-истребители. Данные об аэродроме я занес в свою записную книжку. На одной из дорог мною была обнаружена радарная установка. О ее наличии я сделал запись в блокноте и произвел несколько снимков. Я указывал местонахождение объекта по километровым столбам и по спидометру. Записал о виденных мною двадцати коробках грязновато-зеленого цвета, так как думал, что это специфически военная окраска. Далее я записал, что видел большую фабрику, затем несколько цистерн с маслом, возле них двенадцать автомобилей, а в районе села «В» – две радиомачты и здание барачного типа».

На основании анализа всех фактов в их взаимосвязи и взаимозависимости эксперты дали заключение: записи в блокноте Марка Каминского и его фотоснимки содержат сведения, составляющие государственную и военную тайну.

Изобличенный неоспоримыми фактами, документами, показаниями свидетелей, заключением экспертизы, Каминский признал себя виновным.

Разоблачающее Марка Каминского заявление сделал Харвей К. Беннет, которого «сослуживец по Японии» вовлек в преступное дельце, не посвятив в его существо:

– После того, как я ознакомился с содержанием изъятых у Каминского пленок и записных книжек, мое личное мнение таково, что несколько объектов на пленке и заметки не носят туристического характера. Действия Каминского, который занимался фотографированием военных объектов, несовместимы с туризмом. Я это осуждаю. Где бы я ни был на территории СССР, я встречал лишь доброе отношение к себе, везде нас встречали очень гостеприимно, и я вынес исключительно хорошее впечатление о советских людях. То, как нас принимали, как относились к нам, превзошло мои ожидания…

Потом был суд. В официальном сообщении о нем говорилось:

«Недавно органами государственной безопасности был задержан гражданин США Марк И. Каминский, который вместе со своим соотечественником Харвеем К. Беннетом совершал туристическую поездку на автомашине по маршруту: Выборг – Ленинград – Москва – Минск – Москва – Харьков – Киев – Львов – Ужгород.

Как впоследствии выяснилось, по пути следования Каминский на участке Москва – Минск, в районах западных областей Украины и некоторых других местах занимался сбором разведывательных данных, производил фотографирование объектов оборонного значения, вел подробные записи с характеристикой таких объектов и отмечал их местонахождение на карте.

При выезде из Советского Союза Каминский и Беннет в районе г. Ужгорода умышленно отклонились от маршрута следования и оказались на значительном расстоянии в запретной пограничной зоне, где были задержаны. У Каминского при этом изъяты фотопленки, блокноты с записями и другие предметы, изобличающие его в сборе разведывательных данных на территории СССР.

На основании полученных органами государственной безопасности неопровержимых материалов о шпионской деятельности Каминский был предан суду по ст. 2 Закона об уголовной ответственности за государственные преступления.

На следствии и в судебном заседании Каминский в совершении указанных преступлений признал себя виновным и показал, что, собирая сведения об оборонных объектах, он действовал в нарушение советских законов и поэтому при досмотре умышленно скрыл имеющийся у него блокнот с разведывательными записями, а в момент задержания пытался засветить фотопленку, на которой засняты оборонные объекты.

Выступивший на суде в качестве свидетеля Беннет заявил, что «действия Каминского, который занимался фотографированием военных объектов, несовместимы с туризмом» и что он эти действия осуждает.

Каминский был приговорен военным трибуналом к 7 годам лишения свободы.

В дальнейшем Каминский обратился в Президиум Верховного Совета СССР с ходатайством о помиловании, в котором, полностью признавая себя виновным, просил поверить, что он глубоко сожалеет о совершенном, и заверил, что никогда больше не свяжет свою судьбу с враждебными Советскому Союзу действиями.

Президиум Верховного Совета СССР, учитывая чистосердечное признание и раскаяние Каминского в совершенных им преступлениях, принял решение заменить Каминскому отбытие наказания принудительным выдворением из Советского Союза. Вместе с Каминским был выдворен также и Беннет. Министерство иностранных дел Союза СССР заявило посольству США в Москве протест в связи с продолжающимся использованием американской разведкой туристических поездок граждан США в Советский Союз в целях шпионажа и потребовало принятия незамедлительных мер к прекращению использования туризма в разведывательных целях.

На этом можно было бы поставить точку. Но, думаю, необходимо еще раз возвратиться в здание Военного трибунала Киевского военного округа, который рассматривал дело Марка Каминского. Во время судебного заседания председательствующий спросил обвиняемого, для чего он фотографировал радарные установки и радиомачты.

– Для того, чтобы использовать в книге о Советском Союзе, в которой я хотел показать, что СССР говорит о мире, а на самом деле готовится к войне, – без зазрения совести отвечал Каминский. – Рукопись книги я думал передать нескольким американским издательствам и таким образом заработать. Часть собранных сведений намеревался использовать при составлении отчета о поездке в СССР фонду «Феар Крафт».

– Почему книга должна быть клеветнической? Не лучше ли написать о Советском Союзе правду? – спрашивает прокурор.

– Моя книга должна быть антисоветской потому, что в противном случае мне, как начинающему писать, было бы очень трудно продать ее, а следовательно, и заработать. В последнем слове подсудимый сказал:

– За время моего заключения я узнал больше, чем если бы был на свободе… За последние три недели я понял, каковы могут быть результаты моих действий. Естественно, я бы только подлил масла в огонь пропаганды, которая направлена против Советского Союза. Этими действиями я, возможно, нанес бы вред надеждам и желаниям всех людей на земле.

Меня обвиняют в содеянном и обвиняют справедливо. Я могу только сказать, что многому научился от вас всех и на этом процессе. Я благодарен за то, что мне предоставлена возможность судить о моих поступках уже в ином свете. Я должен понести наказание. Я питаю надежду, что смогу каким-то образом исправить свои прошлые поступки и что в будущем я не брошу и тени сомнения на мирные устремления советских людей.

Какие правильные слова. Что, «магистр искусств» извлек урок из содеянного? Как бы не так. Не успев перемахнуть за океан, он спешит опубликовать свою антисоветскую книгу «Три недели в застенках КГБ», в которой чернит не только все советское, но и своего попутчика Харвея Беннета, «посмевшего» заявить:

– Где бы я ни был на территории СССР, я встречал только лишь хорошее отношение к себе.

«ПОДАРОК» НА ИМЕНИНЫ

И еще об одних, так сказать, сорванных именинах. На этот раз двадцатишестилетнего Марвина Мякинэна. Владимир Алексеев выиграл схватку с ним не потому, что был на каких-то четыре года старше, а потому, что за плечами у молодого чекиста уже был к тому времени богатый опыт распознания и пресечения самых ухищренных вылазок вражеских лазутчиков.

Однако расскажу все по порядку. Жарким июльским днем 1961 года улицами Западного Берлина беззаботно прогуливался земляк «магистра искусств» – также уроженец штата Мичиган студент химического факультета так называемого Свободного университета, куда поступил в соответствии с соглашением об обмене между Пенсильванским и Западноберлинским университетами Марвин Вильям Мякинэн.

Жара висела над городом, от нагретого асфальта исходил приторный запах бензинных испарений, и Мякинэн решил зайти в бар, выпить кружку холодного пива, съесть порцию сосисок. В баре было пусто. В прохладном полумраке поблескивали бутылки резной формы. За стойкой листал газету бармен. Он мельком глянул на вошедшего, кивнул ему, как старому знакомому, и лениво спросил:

– Как дела, студент? Грустишь по своему Чэселу?

– Нет. Все в порядке, – улыбнулся в ответ Марвин, расслабляя галстук, сжимавший жесткий ворот рубахи. Он ходил в этот бар давно, у него было даже свое местечко в углу возле арки.

Бармен знал привычки своих постоянных посетителей и поэтому, не спрашивая, поставил перед Мякинэном на стол запотевшую кружку пива и сосиски.

В баре появилось двое мужчин. Быстро оглядев зал, они подошли к столику, за которым сидел студент.

– Разрешите? – спросил один из них, в то время как другой уже усаживался.

Марвин удивился: свободных мест было достаточно.

– Жара, не правда ли? – спросил тот, который уже сидел, и, обернувшись к стойке, заказал:

– Два пива.

К Мякинэну обратились по-английски.

– А я ведь вас знаю, – сказал один из незнакомцев. – Вы Марвин Вильям Мякинэн?

– Допустим, – сухо ответил Марвин, которого начинала злить бесцеремонность этих двоих. Он почувствовал, что встреча не случайна. Ему было любопытно, чего от него хотят. – Так чем могу быть полезен, господа? – не без иронии спросил Мякинэн.

– Да так – пустяк, – в тон ему ответил один и, обернувшись к своему спутнику, начал ему рассказывать какую-то историю об автокатастрофе.

Они беседовали между собой, не обращая внимания на Мякинэна, вроде его здесь и не было. Затем взяли еще пива, предложили Мякинэну, но он отказался.

Когда, расплатившись, он выходил из бара, один из незнакомцев протянул ему визитную карточку:

– Заходите, буду рад вас видеть. Мы ведь земляки. Меня зовут Дайер. А это – Джим, – кивнул он на своего приятеля.