Птаха с ужасом наблюдал за здоровенным уголовником с гнилыми зубами и зловонным дыханием. В камере было душно, поэтому этот тип был без майки. Весь торс, от шеи до пупка, был синий от наколок. Да он и не скрывал, что вся его жизнь с младых ногтей прошла за решеткой.
      – Так за что тебя, фраерок, менты повязали? – сиплым голосом спросил уголовник.
      Его леденящий взгляд выкручивал душу наизнанку. Птаха поймал себя на желании исчезнуть, раствориться в затхлом мареве тесной камеры. Лишь бы не видеть и не слышать этого тюремного монстра.
      – Да я тачку разул, – выдавил он из себя. – Колеса снял, магнитолу…
      Хотелось, чтобы голос звучал грубо, весомо. Но вышел какой-то жалкий писк.
      – Ты кому свистишь, щегол?
      – Да в натуре, все так и было…
      Вообще-то они с Тюльпаном на самом деле один раз разули тачку. Колеса сняли, магнитолу. Деньги нужны были. Это у Клюхи с Ляпой черепа конкретно капусту рубят. У Клюхи своя «девятка», Ляпа «десятку» собирался прикупить. Кучеряво пацаны жили, не вопрос. И Птахе нет-нет да помогали бабками, и Тюльпану иногда перепадало. Но нет больше Клюхи с Ляпой. И все из-за той голожопой сучки.
      Всякий раз, когда Птаха думал о Томе, от злости он начинал скрежетать зубами. Ведь из-за нее он уже третий день парится в КПЗ. Из-за нее он может схлопотать срок. И Тюльпан тоже. В соседней камере нары шлифует.
      – Кому ты баки забиваешь? – угрожающе надвинулся на него уголовник. – Тебя за мохнатый сейф повязали.
      – Мохнатый сейф? – захлопал глазами Птаха. – Не брал я никакой сейф.
      – А я говорю, брал. Ты телку изнасиловал. Это и есть мохнатый сейф…
      – Я не знал…
      – Теперь знай. А мы позаботимся, чтобы ты на всю жизнь запомнил. Правда, братва?
      Кроме этого здоровяка с татуировками, в одной камере с Птахой сидели еще две уголовные рожи. И сейчас они злорадно скалились.
      – А ты знаешь, козел, что ты мою сестру трахнул? – спросил один.
      – И мою, – потянулся к нему второй. – Ответить придется…
      Дальше все происходило как в кошмарном сне. Все три уголовника скопом навалились на Птаху, животом швырнули на нары. Кто-то стащил штаны, кто-то раздвинул ноги. Птаха пытался сопротивляться, но сильные руки уголовников не давали ему никаких шансов.
      – Сейчас, сейчас, – приговаривал сзади здоровяк. – Сейчас я тебя, кочет, распакую!
      Птаха знал, что сейчас произойдет. И взвыл от страха и от ощущения собственного бессилия.
      – Ну, держись, девочка!
      Еще бы чуть-чуть, и случилось бы непоправимое. Но в самый последний момент открылась дверь. И густой бас надзирателя объявил:
      – Птахов, на выход!.. Э-э, что тут у вас происходит?
      Уголовники не стали пытать судьбу. Оставили Птаху в покое и разлетелись по нарам.
      – Я спрашиваю, что здесь происходит? – грозно повторил мент.
      – Да тут это, начальник, педик один ко всем пристает, – ответил кто-то.
      – Сам пристает, – чуть ли не хором подтвердили остальные. – Штаны снимает и просит, чтобы его продырявили. Эти педики совсем оборзели…
      Птаха молчал. Обливался слезами, хлюпал носом и спешно натягивал штаны.
      – Убери от нас этого педика, начальник!
      – Убираю, – кивнул мент.
      Он вывел Птаху из камеры, поставил лицом к стене. И подленько так хихикнул.
      – А я тебя знаю. Ты на Поперечной улице живешь, в десятом доме… Так ты, оказывается, педик. Не знал, не знал…
      – Вы что, верите им! – взвыл Птаха.
      – А то нет. Я ж видел, как ты без штанов был…
      – Так это они сами! Вы же знаете, что они сами!
      – Не знаю, не знаю… А ну разговорчики! Пошли!
      Из изолятора временного содержания Птаха попал на второй этаж отделения внутренних дел. В кабинет к самому подполковнику Круче.
      Птаха очень хорошо знал, на что способен этот исполин с тяжелыми кулаками. Уже встречались. Мент шепнул что-то на ухо своему начальнику и исчез. Птаха остался с подполковником с глазу на глаз. Снова появилось предательское желание провалиться сквозь землю.
      – Отпускаю я тебя, Птахов, – сказал начальник. – Считай, что тебе повезло…
      – Как отпускаете? – Птаха не мог поверить собственным ушам.
      – А так. Тамара Челкина отрицает факт изнасилования. Я же просто не хочу связываться с таким дерьмом, как ты. В общем, считай, что тебе повезло. Больше трех дней под стражей мы тебя держать не можем. Поэтому можешь сваливать…
      Ноги сами оторвали задницу от стула и понесли к выходу из кабинета.
      – Ты куда? – осадил Птаху мент. – Разговор еще не закончен…
      Пришлось Птахе возвращаться на место.
      – Мне тут сказали, что ты у нас педрила… Извини, я хотел сказать, гей. Так вас сейчас называют, да?
      – Кого это нас? – заколотился Птаха. – Я не гомик! Брехня все это!
      – А мне сказали, что ты к сокамерникам приставал, делал им непристойные предложения.
      – Не было этого! Меня хотели изнасиловать…
      – Ну, это ты зря. В нашем изоляторе никого не насилуют. Это в СИЗО опускают всех кого не лень. А у нас в изоляторе с этим делом очень строго. У кого хочешь спроси.
      – Ни у кого я спрашивать не буду. Я знаю, что меня хотели изнасиловать. Знаю, и все!
      – Слушай, а чего ты так разошелся? Нервничаешь?.. А когда Челкину насиловал, небось весело было… А сейчас чего не веселишься?.. В общем, так, мразь, душеспасительных бесед от меня не жди. Предупреждаю раз и навсегда. Еще что-нибудь подобное повторится, я устрою тебе по-настоящему веселую жизнь. Сегодняшний день покажется тебе сахаром. Ты меня понял?
      – Понял, – буркнул Птаха.
      Он уже догадался, что уголовники набросились на него по указке этого Кручи. И дело они не довели до конца только потому, что так было задумано. Но в следующий раз ему вставят по самое не хочу. От этого мента можно ждать чего угодно. Не зря же о нем слагают легенды.
      – Вот и хорошо, что понял… И еще один момент. О Тамаре ты должен забыть раз и навсегда. Как будто ее никогда не было в твоей жизни. И не приведи господь, ты сунешься ее искать, пеняй на себя. Вся твоя улица узнает, что ты педераст и во время отсидки в КПЗ обслуживал уголовную братию…
      – Но это же не так! – Птаха в ужасе вжал голову в плечи.
      – А ты попробуй докажи, что не так… Короче, я тебе все популярно объяснил. Добавить мне нечего. Поэтому считаю до трех, и чтобы духа твоего поганого здесь не было. Раз…
      Птаху как ветром сдуло со стула, вышвырнуло из кабинета. Он галопом спустился на первый этаж и притормозил только у дежурной части. Не хватало еще, чтобы его схватили за шкирку как напроказившего щенка и снова сунули в обезьянник за нарушение порядка…
      На улице Птаху ждал Тюльпан. Сам весь мятый, рожа перекошенная, в глазах тусклая радость.
      – Привет, братэлла! – полез он обниматься.
      – Здорово, брат! – ответил ему взаимностью Птаха. – Тебя давно отпустили?
      – Да минут пятнадцать назад. Сказали, чтобы я тебя ждал.
      – Кто сказал?
      – Да Круча этот…
      Тюльпан опасливо покосился на окна ментовской конторы.
      – Давай ноги делать, – предложил он. – А то снова повяжут…
      – За что?
      – Да найдут, за что.
      – А ведь найдут, гады…
      Птаха с Тюльпаном на всех парах рванули куда глаза глядят, лишь бы поскорей убраться подальше от этого страшного места.
      Они отправились в свой район, рассосались по домам. Через пару часов они снова встретились и отправились в кафе, где часто тусовались в компании с Клюхой и Ляпой. Там их знали, поэтому официантка не заставила себя долго ждать.
      – Что будем заказывать? – мило улыбнулась она.
      «Тебя!» – мысленно заявил Птаха. Но вслух озвучить свой заказ не рискнул. Все еще явственно стояло в ушах предупреждение подполковника Кручи.
      А девочка, как на грех, была очень хороша. Клюха вроде бы пытался к ней клеиться, но быстро получил от ворот поворот. И Птахе ничего не светило. Но ведь эту кошечку можно взять силой… Можно. Но нельзя. А так хочется…
      – Давай две порции шашлыков на косточках, – сказал Тюльпан.
      Он тоже мысленно облизывался, глядя на эту козочку. И так же боялся собственных мыслей.
      – Пару салатов, минералки, хлеба и бутылку водки…
      Девочка кивнула и растворилась.
      – Я бы ей вставил, – не сдержался Птаха.
      В конце концов он имеет право хотя бы помечтать.
      – И я бы вставил, – кивнул Тюльпан. – И этой бы вставил. И той, которая Клюху с Ляпой замочила… За Клюху и Ляпу спросить надо…
      – Ты подписываешься?
      – Да надо бы…
      – И я знаю, что надо бы… Только по раскладу мы в пролете. Эту самку мент оседлал.
      – Какой мент?
      – Да Круча этот, кто ж еще? Вот уж урод так урод…
      – Ага, урод…
      Птаха и Тюльпан как один встрепенулись и опасливо зыркнули взглядами по сторонам. Вдруг кто слышит их базар… Но к их разговору никто не прислушивался. Некому стукнуть на них Круче.
      – Его еще Волчарой называют.
      – Точно, волчара. Дикий мент, в натуре… Мне, блин, подляну на хате устроил.
      – Тебе что, тоже? – сорвалось у Птахи.
      Он очень не хотел, чтобы Тюльпан знал, как с него стягивали штаны и заголяли зад.
      – Почему тоже? Тебя что, тоже разводили?
      – Да пытались, – небрежно махнул рукой Птаха. – Два козла каких-то подвалили. Мы, говорят, за сестру свою с тебя спросить хотим. Ну, типа, за Тамару. Типа, за ее мохнатый сейф. Да только не на того нарвались, козлы. Одному коленом по яйцам, второму лбом промеж глаз. Короче, оба в улете. Говорю же, не на того нарвались…
      – Во-во, со мной то же самое, – оживился Тюльпан. – Только на меня не двое наехали, а сразу трое. Пришлось повозиться. Одному челюсть снес, второму печень отбил, третьему коленку раздробил. Им еще повезло, что попкарь нарисовался, в другую хату их утащил…
      Появилась официантка. Принесла салат, минералку и водку. Птаха не выдержал и потянулся за ней рукой, чтобы хлопнуть ее по заднице. Но вовремя остановился. Не стоит будить лиха, пока тихо.
      Тюльпан взял графинчик с водкой, наполнил рюмки.
      – Короче, это, давай Клюху с Ляпой помянем. Пусть земля им будет пухом.
      Выпили не чокаясь.
      – Жаль Клюху. И Ляпу жаль. Классные пацаны были… А этой курве я бы башку скрутил.
      – Ничего, она еще попляшет…
      – Да попляшет, не базар, – кивнул Птаха. И тут же спохватился: – Это, с тобой Круча насчет нее не базарил?
      – Да говорил, чтобы я даже не смотрел в ее сторону. Только мне по барабану. Что хочу, то и делаю…
      Голос Тюльпана звучал неуверенно. И бравада была какая-то тухлая.
      Три дня назад он тоже рвался спросить с Тамары за пацанов. Тогда за словом стояло дело. Они с Птахой вычислили эту дрянь, захомутали ее. И если бы не этот долбаный Круча…
      Круча… Куда ни сунься, везде этот поганый мент. И сейчас он перед глазами. Одним своим незримым присутствием не дает свободно дышать. Это из-за него было страшно вновь подступиться к этой сучке…
      – Надо бы с нее спросить, – осторожно начал Птаха. – Да только тут такой вариант. Эта тварь сейчас с Кручей вась-вась. Ты что, не понял, он же вставляет ей по полной программе. Ты думаешь, он чего тогда приперся? На хоря он приперся. А тут мы…
      – Точно, – закивал Тюльпан. – Нас тогда наряд увез. А они вдвоем остались. Сто пудов, он ее отжахал…
      – И сейчас жахает… Короче, надо подождать, когда у них трахли закончатся. Тогда эта коза наша…
      – А долго ждать?
      – Да хоть год. Или ты за год забудешь про наших пацанов?
      – Нет, ты че, никогда!
      – Ну и зашибись… Ты это, болтаешь много. Наливай давай…
      К тому времени, как подали шашлыки, они выкушали весь графин водки. Пришлось официантке бежать за вторым.
      – У-ух, какая попка! – бросил ей вслед Птаха.
      В мареве винных паров образ подполковника Кручи стремительно тускнел.
      – И ножки ничего, – поддержал Тюльпан.
      – Этот Круча совсем оборзел, – сквозь зубы процедил Птаха. – Понтами бросается. Типа, если к девкам приставать будем, он нас снова повяжет…
      – Да пошел он! – презрительно скривился Тюльпан. – Кто он такой?
      Птаха не ответил. Сделал вид, что целиком занят шашлыком. А мясо очень вкусное. И водка такая пьяная…
      Они осушили второй графин. И уже ощущали себя настоящими героями. Подполковник Круча казался им грязью под ногами.
      – Кто он такой, спрашиваешь? – вернулся к разговору Птаха. – Да козел он, вот он кто!.. Делового из себя корчит. А сам даже предъяву нам бросить не смог. А знаешь почему?
      – Почему?
      – Да потому что зашугался. Он-то врубает, что мы пацаны крутые. И кореша у нас конкретные. Они бы эту Тамарку в пять секунд закошмарили. Она бы от всего открестилась. А нас бы за недоказанностью отпустили…
      – Ну да, отпустили бы, – пьяно подтвердил Тюльпан.
      – Только мы бы этому менту так просто это дело не оставили.
      – Да не базар. Загасили бы, козла…
      – Ага, без проблем… А ему, мудаку, жить хочется. Потому и боится нас. Мы же крутые пацаны, да?
      Официантка принесла и поставила на стол третий графин. В этот раз Птаха не стал сдерживать себя. Бросил руку к ее ягодицам. Только девчонка увернулась, и ладонь прошла мимо.
      – Ничего, я ее еще достану, – пообещал он Тюльпану.
      Они приговорили третий графин. И собрались уходить. Поднялись из-за стола – и на выход.
      Они уже вышли из кафе, еще немного, и темнота проглотит их. Но нет…
      – А расчет? – услышали они голос официантки.
      – Какой расчет? – удивленно протянул Плаха.
      Он остановился и развернулся к ней.
      – С вас семьсот восемьдесят рублей, – потребовала она.
      – А мы тебя еще не трахали, чтобы платить! – хохотнул Тюльпан.
      И Плаха тоже развеселился. Шагнул к девчонке, протянул к ней руку. Только вместо нее почему-то стоит какой-то мужик в белом фартуке. В руке кухонный тесак. В глазах огонь. Такой и башку снести может. И не поморщится.
      – С вас семьсот восемьдесят рублей, – зло потребовал он.