— Ты! — задохнулась Кара, и глаза ее распахнулись едва ли не так же широко, как рот. — Я узнала тебя! Он говорил с тобой, он даже повиновался тебе — великий Горазон так охотно повиновался тебе! — что до сих пор выглядело бессмысленным! Ты то присутствие, которое я ощущала, ты дух самого Святилища!
      Он кивнул, по-прежнему не мигая.
      — Да… со временем это даже обернулось вполне естественным ходом вещей…
      Все еще сражающийся с магией доспехов Бартука Норрек не сразу понял — а затем к нему пришел ответ столь поразительный, что вся его защита едва не рухнула.
      Горазон и Тайное Святилище — одно и то же.
      — Мой собственный разум едва не помутился от всего, через что я прошел, и я пришел сюда, спасаясь от воспоминаний, спасаясь от ужаса, и построил свое святилище, и зарылся в песок, подальше от творящихся в мире событий. — Улыбка коснулась лица ненастоящего Горазона, улыбка того, кто почти забыл такие мелочи смертных, как эта улыбка. — И я продолжал переделывать мое жилище снова и снова по своему образу и подобию, оно проникало в меня, становилось мной, заменяя ту бренную оболочку, которую я носил, — пока наконец однажды я не оставил ее внутри и не принял новую, более прочную и куда более долговечную форму… вот так я с тех пор и существовал.»
      Горазон мог бы продолжать, но в этот момент мир перед глазами Норрека стал багровым. В нем кипела всепоглощающая ярость. Теперь ему не помешают! Горазон избежал его гнева, в Виж-жуне, но, даже если придется испепелить всю пустыню, Полководец осуществит наконец последнее мщение!
      Кукла Горазона снова взглянула в его сторону, протянула руку, словно прося что-то у фигуры в доспехах.
      Перчатка — та самая, которую сорвал и выбросил Норрек, — оказалась на руке престарелого колдуна.
      — Кровь взывает к крови… а я взываю к тебе, брат. Наша война окончена. Наше время истекло. Нам конец. Твоя сила отрицает мою. Моя — противоречит твоей. Присоединяйся ко мне, и уйдем туда, где нам и место… подальше от людских взглядов…
      Вторая перчатка покинула Норрека и перелетела на, руку мерцающего старика. А затем непрерывным потоком, кусок за куском, кроваво-красные доспехи принялись отделяться от рук, ног, торса и перепархивать на дряхлое тело колдуна. Где-то в процессе изорванный грязный балахон отшельника исчез, сменившись другой, более приличествующей латам одеждой. Даже сапоги Бартука покинули Норрека, перекочевав вместе со всем остальным. Лже-Горазон воздел руки, его поразительная работа продолжалась, глаза не моргали, губы мрачно кривились.
      С каждой потерей разум Норрека все больше и больше приближался к тому, каким он был, прежде чем доспехи захватили его. Память и мысли теперь принадлежали только ему, а не убийце, хозяину демонов. Но все же никогда солдату не освободиться от ужасных дней, минувших после гробницы, не сбежать от ужасов и смертей, в которых он играл пусть и невольную, но страшную роль.
      И когда дело было окончено, седовласая фигура снова протянула руку в латной перчатке, призывая к себе шлем. Подхватив его, марионетка Горазона обвела взглядом Норрека и остальных.
      — Пришло время миру забыть о Бартуке и Горазоне. Хорошо бы и вам сделать то же, всем вам.
      — Погоди! — Кара осмелилась шагнуть к загадочной фигуре. — Один вопрос. Пожалуйста, скажи: это ты послал этого, — она показала на старика, вмещающего дух Горазона, — найти меня в Лат Голейне?
      — Да… Я чувствовал, что что-то не так, и знал, что колдунья близко,- колдунья, которой не должно быть в городе наверху, — и что ее надо привлечь к делу. Мне надо было, чтобы ты была рядом. Пока ты спала, пока ты ела, я узнал от тебя все, что мне нужно. — Он шагнул прочь от нее, от них всех. — Наша беседа окончена. Я оставляю вас на самих себя. Однако помните:
      Тайное Святилище существует во многих местах, в него много входов — но я советую вам никогда не искать его снова.
      Суровость его тона не оставила людям сомнений, что старик не шутит. Горазон не желал вновь стать частью мира живых. Тот, кто потревожит его, многим рискует.
      Внезапно колдун словно потерял разом форму и содержание — он начал рассыпаться, будто плоть и железо превратились в крупицы песка. С каждой секундой маг в доспехах все меньше походил на смертное создание и все больше напоминал часть окружающего пейзажа.
      — Норрек Вижаран, — раздался в последний раз гулкий, отдающийся эхом голос. — Время создавать собственное наследие…
      Оказавшийся в той же одежде, в которой он был до того, как вошел в гробницу Бартука, — даже привычные сапоги каким-то чудом вернулись на ноги, — Норрек стряхнул с себя руки мстителей и бросился вперед.
      — Подожди! Что ты хочешь этим сказать?
      Но оболочка Горазона, песочный человек, только покачала головой. Теперь лишь его глаза сохранили что-то человеческое. Не успел Норрек приблизиться, как фигура осела, и песчинки слились с дюнами пустыни. Ветеран подбежал к месту, где только что стоял чародей, — слишком поздно… лишь маленький комок легких крупиц песка напоминал о недавнем присутствии здесь Горазона.
      А спустя мгновение не осталось даже его.
      — Все, — тихо заметила Кара.
      — Да… все, — согласился Сэдан Трист.
      Что-то в его голосе заставило Норрека повернуться. Странное выражение жило в их глазах, словно они ждали, что должно случиться еще что-то.
      Колдунья догадалась первой:
      — Ваш поиск окончен, так? Как и у Горазона, ваше время в этом мире истекло.
      Фаузтин кивнул. Сэдан грустно усмехнулся — или, возможно, это просто показалось из-за отваливающейся плоти и висящих мускулов.
      — Он пришел… когда почувствовал… что доспехи… проснулись… но опоздал… так что он… послал нас… в погоню… но пообещал… что когда все кончится… пропадем… и мы.
      — Он? — хором выдохнули Норрек и Кара. А девушка добавила:
      — Но это же мое заклинание и мой кинжал вызвали вас!
      — Мошенник… провел тебя… — Меньший из нежити огляделся по сторонам. — Благочестивый… ублюдок… даже не намекнул… как все… кончится…
      Однако, едва он закончил, всех четверых вдруг залил ослепительный голубой свет, делая крохотный клочок пустыни ярче безоблачного полудня.
      Сэдан Трист сплюнул бы от отвращения, если бы подобный простой поступок был все еще доступен ему. Вместо этого он тряхнул головой — или, точнее, позволил ей качнуться назад и вперед — и прибавил:
      — Я… мог бы… и догадаться. Вот… чертов… напыщенный… ангел!
      Ангел? Норрек поднял глаза к свету, но не нашел его источника, а тем более ангела. Но чем еще можно объяснить происходящее?
      Оживший труп озирался.
      — Хотя бы… покажись…- Когда же ничего не случилось, он взглянул на Норрека и добавил: — Типично. Вся его… порода… прячется… в тенях… делая вид… что выше всего… но прибирая к рукам… все это…
      — Я знаю этот свет, — пробормотала Кара. — Он мелькал в гробнице. Он отвлек меня от ваших тел.
      — Он любит… свои фокусы… как всякий… архангел. — Трист посмотрел на снова кивнувшего Фаузтина. И тощий мститель продолжил для двух живых: — А этот… последний…
      — Проклятие, Сэдан, нет! — Норрек бросил сердитый взгляд в небеса, невидимому архангелу. — Так нечестно! У них не было выбора…
      — Пожалуйста… время пришло… и мы хотим… чтобы было так… Норрек…
      — Не может быть!
      Сэдан сипло хихикнул:
      — Клянусь… своей… жизнью… друг.
      Голубой свет неожиданно сконцентрировался на восставших из смерти, окунув их в такое сияние, что Норреку пришлось заслонить глаза. Фаузтина и Сэдана становилось все сложнее и сложнее разглядеть.
      — Время… купить… ту ферму… которую ты… всегда… хотел… Норрек…
      Затем свет вспыхнул, ослепляя бойца и его спутницу. К счастью для обоих, длилось это всего несколько секунд, но к тому времени, когда зрение вернулось к ним, они обнаружили, что исчезло не только небесное свечение — с ним пропали и две нежити.
      Норрек уставился в одну точку, не в силах заговорить.
      До его запястья мягко дотронулись. Кара Ночная Тень смотрела на солдата с сочувствием:
      — Они сделали следующий шаг в вечном путешествии, получив новую роль, помогая поддерживать равновесие мира.
      — Может быть…
      Куда бы они ни ушли, Норрек знал, что не мог помочь им. Лучшее, что он может сделать, — это хранить память о них и как-то изменить свою жизнь ради их дружбы. Он снова взглянул вверх, в первый раз заметив, что неизменные грозовые тучи, наконец, успокоились. В сущности, они уже начали рассеиваться, намекая на то, что скоро в вышине появятся лоскуты чистого неба.
      — Что ты будешь теперь делать? — спросила девушка.
      — Не знаю. — Он посмотрел в сторону Лат Голейна, единственного оплота цивилизации на много дней пути отсюда.- Наверное, сперва отправлюсь туда. Посмотрю, не требуется ли им помощь в уборке. А потом… нет, правда, не знаю. А ты?
      Девушка тоже повернулась к отдаленному городу, давая мужчине возможность изучить ее профиль.
      — Да, Лат Голейн — это имеет смысл. Кроме того, я хочу разузнать, там ли капитан Джероннан и «Королевский щит». Я перед ним в долгу. Он обращался со мной словно с дочерью, и, наверное, боится, что я утонула в море.
      Не чувствуя желания расставаться с девушкой, Норрек отозвался:
      — Тогда я пойду с тобой, если не возражаешь.
      Слова его вызвали у Кары неожиданную улыбку.
      И Норреку очень понравилась улыбка черноволосой женщины.
      — Отнюдь.
      Припомнив поведение многих благородных господ, которым служил, Норрек вежливо предложил ей руку, которую она, после секундного колебания, приняла. И усталая пара, вместе преодолев остатки разрушенной дюны, отправилась назад к цивилизации. Ни один из них не обернулся, не взглянул туда, где лежали, уже полузанесенные дрейфующим песком, голова и туловище командующего Августаса Злорадного, туда, где растворились в безбрежной пустыне Горазон и доспехи. Измученный солдат не стремился к тому, чтобы что-то напоминало ему о том, что случилось — и что могло случиться, если бы победа осталась на стороне Тьмы.
      Наследие Бартука, наследие Кровавого Полководца, снова погребено вдали от взглядов и знания людей… на этот раз, по-видимому, навсегда.

Эпилог