Пышные гобелены раскачивались под порывами ветра, и казалось, что изображенные на них великие императоры прошлого также иступлено машут руками и потрясают оружием. На полу огромного зала искусная мозаика изображала великого Амбеутина, ведущего народ к свободе. Но сегодня первого императора сложно было рассмотреть — пол покрывали кучи объедков и одежда, сгоряча сброшенная пирующими.
      Сотни свечей из опрокинутых подсвечников перекатывались по полу. Люстры под потолком дрожали каждый раз, когда пьяные гости раскачивали удерживающие их цепи. Даже огромные железные канделябры на пять ламп наклонились, расплескивая масло, — пиршественный зал только чудом избегал пожара.
      Лишь стража у дверей и позади трона замерла подобно статуям. Невзирая на брызги вина и куски мяса, запачкавшие их форму, воины неусыпно несли дозор. Арднор наказывал за малейший проступок.
      Но присутствующие гости — все члены культа — безудержно праздновали. Для торжества не было никаких причин, но их и не требовалось. Такие пиры теперь затевались каждый вечер, а иногда и днем. Арднор же стал императором, бесспорным повелителем всех земель империи. Что ему хотелось, то должно было исполняться немедленно. А застолья Арднор очень любил.
      Молодая послушница, совсем не похожая на строгую жрицу, уселась императору на колени, и тот немедленно обнял ее, забыв о борцах, продолжавших битву в остатках жареного мяса и сбрасывающих со стола золотую и серебряную посуду. Давленые яблоки и мокрый хлеб покрывали воинов с ног до головы. Они дико хохотали, не переставая наносить друг другу удары, пока более жилистый минотавр с кривым рогом не смог повалить противника на пол, раскидывая во все стороны стулья с эмблемой боевого коня на спинке.
      Зрители азартно делали ставки, швыряя монеты в шлемы противников, положенные на дальнем конце стола. Из шлема потерпевшего поражение деньги достанутся выигравшим за вычетом доли самого победителя.
      Один из записных спорщиков в азарте наклонился слишком низко к борющимся, за что немедленно получил в челюсть от одного из них.
      Прикусив язык и забрызгав соседей кровью, пьяница отлетел в угол.
      Не переставая тискать послушницу, Арднор одобрительно взревел, но тут взгляд минотавра неожиданно стал безумным. Он отбросил девушку в сторону и резко вскочил на ноги. Гости ничего не замечали, пока Арднор не ударил кулаком по столу с такой силой, что по доскам зазмеилась длинная трещина.
      — Вон! Все пошли прочь! Живо!
      Минотавры замерли, не уверенные, что правильно поняли, но взгляд налитых кровью глаз императора был более чем красноречив. Не прошло и пары минут, как гости опрометью кинулись к дверям, стражники бросились разнимать дерущихся и быстро вытолкали их взашей.
      Но это не утихомирило Арднора. Подбежав к стражнику, он ударил его кулаком в спину.
      — Вон! Я сказал, убирайтесь все! И закройте за собой двери!
      Оставшись один, император угрюмо воззрился на один из гобеленов, забрызганный свежей кровью. Арднор с тихим рычанием смотрел на изображение отца.
      Хотак поставил ногу на грудь поверженного Рыцаря Нераки, а в руках сжимал шлем. Гобелен сверкал золотым и серебряным шитьем. Автор намеренно развернул голову императора таким образом, чтобы здоровый глаз Хотака пристально смотрел на окружающих.
      Брызги крови ползли по лицу отца как слезы и казались хмельному Арднору немым укором, обращенным к нему.
      — Я был твоим наследником! — крикнул он гобелену. — Я должен был занять твое место! Как я старался быть полезным тебе!
      Гобелен хранил молчание, приведшее Арднора в еще большую ярость. Он в гневе метнулся к столу, сбрасывая кубки и блюда, разрывая в клочья богатую скатерть. Он был императором вех минотавров, с его именем на устах в бой шли легионы, гладиаторы бились на арене, Защитники железной рукой управляли империей...
      Арднор желал стать властелином с самого детства, сколько себя помнил. Но теперь, добившись всего, император увидел, где лежит реальная власть. Не во дворце, а в Храме. Именно оттуда приходили приказы, зачастую подписанные его именем. Ему остались только почести, а власть над империей принадлежала матери...
      Фигура на гобелене, казалось, пристально смотрит на него. Арднор не выдержал и собрался было сорвать ковер, но потом, тяжело вздохнув, разжал пальцы.
      Император медленно подхватил шлем и вышел из пиршественного зала. Стража затаила дыхание, ожидая, на кого из них Арднор выплеснет раздражение. Сегодня выбор пал на курьера, спешащего по коридору.
      — Эй, ты там! Что ты здесь забыл? Или принес важные новости?
      Посыльный склонил рога и рухнул на колени:
      — Император, прибыло личное письмо для тебя!
      Уши Арднора раздраженно дернулись.
      — Хорошо. Ну, давай его скорей, глупец!
      Путаясь в завязках сумки, посыльный вытащил клочок пергамента, недавно доставленного почтовой птицей. Император сразу перевернул послание и посмотрел на знак отправителя — сломанную секиру — затем осторожно просмотрел.
      — Разойдись! — приказал Арднор солдатам сквозь зубы, не прерывая чтения.
       «Славься Первый Защитник, Великий сын Верховной Жрицы, Император из Императоров... —Список титулов занимал еще пару строчек. Хоть Арднор и фыркнул презрительно, лесть была приятна. — Я, Генжин Эс-Джамак, простой послушник, не достойный даже стоять в твоей тени, посылаю известие со всей возможной поспешностью. Считаю своим долгом предупредить тебя...»
      Глаза Арднора расширились. Он быстро просмотрел письмо до конца и перечитал, багровея от гнева. Закончив, император разодрал пергамент на клочки и, стараясь сдерживать эмоции, крикнул легионеров:
      — Курьера, принесшего известие, ко мне! Пусть идет прямо в мои палаты, для него будет готов ответ.
      Солдат кинулся выполнять приказ, Арднор же поспешил к себе, хищно улыбаясь. Мать хотела видеть его великим императором, так он им станет. Он должен принять трудное, но такое необходимое для империи решение. Перед которым даже слава отца — великого Хотака — померкнет и забудется.
 
      Фарос медленно плыл по реке забытья. Как долго он лежал на полу, ему было неизвестно.
      Может, часы, может, дни... Одновременно его и тошнило, и хотелось есть, а тело сгорало в огне. В животе пересыпались пески пустыни.
      Ему снились сны... или кошмары. Последние были ужасней, чем когда-либо, лица Пэга и Сахда все чаще сменялись оскаленной пастью Голгрина или уже совсем непонятными мордами. Истощенные болезнью мертвецы медленно брели в сером свете, не имея возможности прекратить мучения. Иногда Фаросу грезился Нетхосак, в котором здания сгнили и обрушились, а по площадям в поисках мяса скакали ужасные гулы.
      Только одна мысль спасала его от полного безумия и власти чумы — постоянно бормочущий в ушах голос, возвращавший к действительности.
      «Еще ближе... ближе... осталась пара шагов... ты можешь... несомненно, ты можешь...»
      Голос был незнакомым, но кто посторонний мог очутиться в его комнате? Ждать помощи неоткуда, все исполнили приказ и оставили Храм, полный трупов и умирающих.
      Фарос осознал, что лежит посреди комнаты, а ведь упал он у самого входа. Значит, он ползет, только ему самому непонятно куда и зачем. Впереди валялся меч, и Фарос потянулся к оружию, но между ними словно пролегла вечность. Собрав остатки сил, минотавр прополз еще несколько дюймов.
      От напряжения он тут же потерял сознание — немедленно вернулись кошмары и бубнящий голос.
      Однако скоро Фарос пришел в себя и обнаружил клинок рядом, но, как он до него добрался, было загадкой. Огромный зеленый камень, вправленный в эфес, теперь ярко пылал, освещая комнату. Фароса не удивил этот факт и не вдохновил.
      Просто магический меч — и все.
      Фаросу отчаянно хотелось спать, но он упрямо двигался вперед, дюйм за дюймом. Кончики пальцев задели рукоять, и тот неожиданно сам прыгнул в ладонь. Минотавр сразу вздохнул свободней, смертельные лапы чумы немного разжались. Тело еще горело, но мысли слегка прояснились.
      «Кольцо...»
      Голос смолк. Фарос сквозь кровавую пелену в глазах посмотрел по сторонам в поисках второго дара Саргоннаса. Сухое проклятие слетело с его губ, когда мятежник вспомнил, куда его зашвырнул.
      «Кольцо...» — снова затянул свою песню невидимка.
      Собрав неведомо откуда взявшиеся силы, Фарос поднялся на ноги. Опираясь на меч как на костыль, проковылял через комнату. Один раз минотавр наткнулся на стену, но сумел сохранить равновесие. Отыскав нужную трещину, предводитель мятежников упал на колени, но тут его скрутил новый приступ болезни, вынудивший опереться о пол и замереть. Фарос крепче сжал меч и немедленно ощутил новый прилив сил — теперь главной целью стало найти дар Бога как можно быстрей.
      Глаза жгло, а ладони доставали из щели только песок... потом пальцы нащупали круглую металлическую полоску. Кольцо! Фарос попробовал вытащить артефакт указательным пальцем, но кольцо каждый раз выскальзывало и падало обратно. Выругавшись, минотавр осторожно согнул мизинец и легонько поддел кольцо, затем, стараясь не дышать, начал тащить, но уже у самой поверхности легкие не выдержали, и минотавр закашлялся. Он отчаянно дернул рукой, и кольцо, вылетев из щели, со снопом искр приземлилось рядом с коленями мятежника.
      Схватив артефакт свободной рукой, Фарос уже собрался надеть его, когда вновь зазвучал голос:
      «Кровь... на кольце должна быть кровь...»
      Несмотря на жуткую боль, Фарос удивленно поднял брови. Кровь?
      «Капля упадет на глаз в центре... или чума возьмет тебя с собой...»
      Фарос устал от загадок и почти терял сознание. Ему было все равно, кто это говорит, пусть даже сам Саргоннас.
      — Как скажешь, проклятье на твою голову...
      Он поднял дрожащую руку и поднес лезвие к ладони. Оказалось, что достаточно самого слабого нажатия. Кровь непроизвольно залила клинок, и Фарос мог бы поклясться — меч издал громкий вопль. Болезнь вновь брала верх, и минотавр быстро прижал ладонь к кольцу, позволяя льющейся крови попасть на черный металл... где та тут же бесследно растаяла.
      Фарос удивленно покачал головой и вспомнил вторую часть приказа. Он взялся за лезвие, рассматривая камень в эфесе. Действительно, очень похож на глаз... Капля крови коснулась драгоценности, впитавшись без следа, и меч полностью вспыхнул зеленым светом.
      Сияние стало невыносимым.
      «Кольцо...»
      Фарос медленно отложил меч и резко надел кольцо обратно на палец.
      Зеленый огонь пронзил тело, заставив предводителя мятежников закричать и выгнуться дугой на полу. Но жар сразу начал спадать, в лицо повеяло прохладой. Боль стихала, силы возвращались... Фарос понял, что скоро он сможет подняться на ноги...
      «Твоя кровь отравлена, но скоро очистится...»
      Меч продолжал ярко пылать, кольцо медленно нагревалось на пальце. Фарос увидел мех с водой и жадно напился, затем принялся запихивать в рот немудреную пищу со столика. Остатки воды минотавр вылил на голову, наслаждаясь холодными каплями, текущими по шкуре.
      Вскоре он смог выйти в коридор. Вокруг стояла тишина, нарушаемая только шорохом его сандалий. Факелы не горели — путь освещало полыхающее лезвие Саргоннаса. Фарос добрался до окна и выглянул в темноту — снаружи давно стояла ночь.
      До него донесся ужасный звук, и минотавр замер, дрожа; на теле выступила испарина.
      За стенами Храма, освещенными факелами и кострами, Фарос увидел своих сподвижников. Они не смогли обмануть чуму. Снаружи стонали сотни умирающих. Куда ни кинь взгляд, везде покойники и больные, лишь единицы еще стояли на ногах. Мертвые мятежники лежали вперемешку с гниющими людоедами и легионерами.
      Нефера, наконец, добилась своего. Там, где оружие оказалось бессильно, помогла грязная магия...
      Восстание было подавлено.
      Фарос посмотрел на сверкающий звездами небосвод, так разительно отличавшийся от картины внизу. Смрад гниения сводил с ума. Внезапно на глаза ему попалось знакомое созвездие — он сразу узнал символ Саргоннаса. Нахлынувшее ощущение ответственности, такой, какой Фарос никогда не чувствовал раньше, захлестнуло его с головой.
      Теперь он полностью осознал волю и желание отца.
      — Хорошо! — заорал он молчаливым звездам. — Хорошо, проклятый Бог Мести! Ты нужен мне! Не твои игрушки, а ты сам! Хочешь услышать, как я умоляю? Хорошо, умоляю! Помоги нам! Спаси нас, или у тебя не останется ни одного почитателя! Ты слышишь меня? Помо...
      Оглушительный раскат грома сотряс Храм.
      Фарос едва не полетел кубарем, но удержался на ногах. В наступившей тишине четко прозвучало карканье одинокой птицы. А затем ей ответила другая, потом еще одна и еще... Казалось, каждая птица в мире подает голос. Хриплые звуки заглушили все остальные — а через мгновение донеслось и хлопанье крыльев — сотен, десятков тысяч крыльев. От их невыносимого шума у Фароса потемнело в глазах.
      Жирная, уродливая ворона залетела в окно и направилась в палату с мертвецами. Она уселась на труп и принялась жадно клевать тело, торопясь заглотнуть кусок побольше. За ней уже спешила вторая, а следом появившиеся из ниоткуда птицы заполнили Храм. Больших и маленьких, их роднило только одно — все хотели мертвечины. Птицы с жадностью набросились на трупы, многие тела совершенно скрылись под живым ковром черных перьев.
      Ощущая вину за случившееся, Фарос метнулся через Храм к выходу, надеясь помочь выжившим, а навстречу летело все больше птиц. Ему начали попадаться трупы, обклеванные до костей, а иногда хищные птицы заглатывали и их.
      Полуоглохший от криков, Фарос выскочил наружу и замер, покачнувшись. Под ярким светом звезд перед ним раскинулось поле, на котором происходила самая страшная резня из виденных им. Земля полностью покрылась падалыциками — воронами, канюками, кондорами, грызунами и рептилиями. Все эти полчища сосредоточенно и жадно ели. Немногие оставшиеся в живых сгрудились в кучу, наблюдая за тварями, не в силах ничего поделать. Но тех интересовали только трупы.
      Все было кончено в считанные минуты — от моря мертвых остались пустые латы, оружие да несколько пропущенных кусков кожи на костях. Источник чумы оказался полностью уничтожен. По крайней мере, мертвые не могли больше распространять болезнь.
      А после хлынул ужасающий ливень, смывая с земли все, включая птиц, — вода лилась просто из ниоткуда, поскольку не было никаких туч. Дождь разразился под чистым, ясным небом, а вскоре появились полосы густого тумана, стекающегося к Храму.
      Фарос откуда-то знал, что вода и туман смыли грязь и унесли ее глубоко в недра. Он мельком посмотрел себе под ноги и удивленно фыркнул — с него натекла мерзкая зеленая лужа, тающая на земле. Оглянувшись, минотавр увидел подобные лужицы и рядом с другими выжившими, словно болезнь вымывалась из измученных тел.
      Фарос понял все. Теперь сын Градиса знал — это дары Бога сохранили жизнь.
      Когда последняя зеленоватая лужица исчезла, дождь прекратился и с небес вновь засияли холодные чистые звезды. Большинство птиц поднялось в воздух, возвращаясь туда, откуда они прилетели, но несколько сотен тяжело расселись на крыше Храма, надеясь увидеть возможное продолжение пиршества.
      Никто из выживших не сомневался в чуде — уже почти шагнувшие за порог смерти сейчас сидели на земле и удивленно рассматривали свои тела.
      Все, что Фарос пытался похоронить в себе, теперь всплыло на поверхность.
      Вскинув меч к небесам, племянник Чота жутко заревел, ясно увидев дорогу, по которой должен идти. Он кричал не преставая, а рядом собиралась горстка выживших, глядя на мир с робостью новорожденных.
      Когда сил на крик не осталось, Фарос Эс-Келин двинулся в сторону далекого Митаса. В его глазах отражался Нетхосак, в котором дворец императора и Храм Предшественников рушились и тонули в крови...
 

Руки Богов