Покупатель объяснил, что, в ожидании товара он взял кредит («Под приличный процент»), снял склад («На очень жестких условиях») и прочее.
– Либо ты все это оплатишь, – сказал он, – либо… – и повесил трубку.
– Что мне теперь делать?
Розовски хотел послать Баренбойма подальше, посоветовав впредь думать получше и не пытаться лезть в неизвестное. Но у соседа был настолько беззащитный взгляд, что Натаниэль, тяжело вздохнув, потянулся к телефону.
– У вас сохранились номера телефонов? – буркнул он.
– Конечно, вот, – Баренбойм с готовностью протянул ему бумажку.
Розовски позвонил сначала по одному номеру, потом по другому. Его предположения подтвердились. Тогда он позвонил к себе в управление.
И «покупатель», и «продавец» оказались одним и тем же лицом, неким Марком Копштейном, бывшим жителем Киева. Он уже не первый раз проделывал эту операцию. Давал объявление о наличии дешевого товара и объявление о готовности приобрести его, потом сообщал, в качестве «продавца», что, к сожалению, не может поставить товар, и, в качестве «покупателя» брал с простаков, попавшихся на удочку, некую компенсацию за издержки от несостоявшейся сделки. Судя по его цветущему виду, число бывших сограждан, не желающих отказаться от мысли разбогатеть ни за что, увеличивалось пропорционально росту алии.
– Согласись, я вел себя вполне порядочно, – сказал он полицейскому следователю. – Оба объявления – и о продаже, и о покупке – я давал на одной и той же странице газеты. Любой мало-мальски думающий человек обратил бы на это внимание и не стал бы звонить. Но мне попадались одни идиоты. Я даже не думал, что Горбачев выпустит в Израиль такое количество идиотов…
– А почему именно эфирные масла? – поинтересовался присутствовавший на допросе Розовски.
– Приятный запах, – мечтательно зажмурившись, сказал Копштейн. – Оч-чень приятный.
После чего отправился в суд, а потом – в тюрьму.
Правда, Баренбойм, все-таки, кое чему научился. Но главное – именно после этого случая Розовски окончательно утвердился в намерении открыть частное сыскное агентство.
И первых клиентов ему привел все тот же Баренбойм.
6
– Ты, случайно, не домой? – спросил Баренбойм. – Мне в ту же сторону, могу подвезти.
Проблемы выбора больше не существовало.
На другом конце стола — Тот, с которым я была, Тот, с которым провела Лучшие года, лучшие года…
Темно-вишневый автомобиль мягко умчался в сторону Рамат-Авива. Натаниэль постоял немного у подъезда, словно раздумывая, стоит ли идти домой. Потом неторопливо поднялся к себе на третий этаж.
– Домой, – сказал Розовски. Баренбойм распахнул дверцу. – Прошу!
Некоторое время ехали молча. Баренбойм включил магнитофон. Из стереоколонок, укрепленных в глубине салона, послышалось:
Женский голос с легкой хрипотцой выводил нехитрую мелодию с нехитрыми словами, от которых Натаниэль, почему-то немного разомлел. Баренбойм заметил это, улыбнулся:
– Нравится? Люба Успенская, слышал?
– Слышал.
– Жила в Америке, пела на Брайтоне, сейчас, в основном, в Москве.
… А потом мосты сожгла.
Навсегда…
– У тебя, случайно, нет «Битлз»? – неожиданно спросил Розовски.
– Почему нет? Есть. Возьми в бардачке, там на любой вкус… Любишь вспоминать молодость?
– Молодость… Нет, просто мне под «Битлз», почему-то, хорошо думается.
– Есть о чем?
– Еще бы.
Баренбойм поменял кассету. Они снова замолчали.
– Послушай, а ты так и не купил себе машину? – спросил Баренбойм. Они, как раз, проезжали по улице Ха-Масгер, сплошь заставленной автосалонами разных фирм. Плотно прижавшись друг к другу, предлагали свой товар «Вольво», «Мицубиси», «Субару», «Ровер». Даже «Лада», скромно примостившаяся рядом с именитыми соседями. Видимо, искрящиеся никелем, нарядные новенькие автомобили подсказали вопрос.
– Не купил.
– Почему?
Натаниэль пожал плечами.
– Не люблю железа. Идиосинкразия, наверное. Могу я иметь какую-нибудь странность? Эркюль Пуаро любит хвастаться, Шерлок Холмс играет на скрипке. Ниро Вульф непрерывно что-нибудь ест. А я терпеть не могу автомобилей.
– От скромности ты, пожалуй, тоже не умрешь, – Баренбойм засмеялся.
– Я и не собирался… – лениво сказал Натаниэль. – Обрати внимание, я сравнивал себя только с литературными героями.
– Я обратил. А чего ты не собирался?
– Помирать от скромности. Да и от другого тоже не собираюсь.
Баренбойм усмехнулся, искоса глянул на невозмутимого Натаниэля.
– Ну-ну…
– Володя, ты был знаком с Розенфельдом?
Баренбойм немного подумал.
– С каким? С Ари? Президентом «Интера»?
Натаниэль кивнул.
– Он же застрелился, – сказал Баренбойм. – Так мне говорили.
– Ты как моя бабушка. Ее спрашивали: «Сколько у вас было детей?» Она начинала считать: Циля, Роза, Миша. Трое! Ей говорят: «Как же трое? А Мулик?» – «Какой Мулик?» – «Который умер в двадцатом». – «Так он же умер!» – Розовски усмехнулся. – Так и ты. Я спрашиваю: «Ты был знаком с Розенфельдом?» А ты отвечаешь: «Так он же застрелился».
Баренбойм рассмеялся.
– Был, был знаком, – сказал он. – Не очень хорошо, но был.
– Чтоб ты знал, – нехотя сказал Розовски, – он не стрелялся. Его застрелили. Ты что, газет не читаешь?
Баренбойм помотал головой.
– Наши газеты… – сказал он. – Пусть наши газеты читает кто-нибудь другой. Ветераны Второй мировой войны, дай им Бог здоровья. Им уже нечего терять… Нет, не читал. По радио слышал. Надо же! Убили. Ай-я-яй, а как круто стоял… – он покачал головой. – Надо же… Это точно?
– Точно, точно, – проворчал Розовски. – Точнее не бывает.
– Да, дела. Так что ты скажешь? Надо человеку после этого иметь много денег?
Вопрос не требовал ответа.
– А что ты? – осторожно спросил Баренбойм. – Занимаешься этим делом, да?
Розовски ответил не сразу.
– Я еще сам не знаю – занимаюсь или нет. Между прочим, один мой знакомый полчаса назад утверждал, что это все разборки «русской» мафии.
– Ой, они везде русскую мафию сейчас видят. Какая там мафия! Ты бы у Шмулика Бройдера поинтересовался, как мафия такие дела делает.
– Шмулик Бройдер… – Розовски попытался вспомнить, где он уже слышал это имя. – Чем он занимается?
– Тем же, чем все мы будем заниматься, рано или поздно, – философски заметил Баренбойм. – Беседует со своими родителями.
– При чем тут его родители?
– Они умерли пять лет назад, – пояснил Баренбойм. – Шмулик тоже лежит на кладбище. Третий день.
– Почему?
Баренбойм огорченно вздохнул.
– На выезде из Тель-Авива ужасное движение, – сказал он. – На эстакаде. Три дня назад от Шмулика остались одни воспоминания. И безутешная вдова.
– Прямо эпидемия какая-то, – сказал Розовски. – Интересно, на каком месте в списке рискованных профессий находится профессия «русский бизнесмен»?
– Смотря где, – резонно заметил Баренбойм. – В Израиле, по-моему, довольно низко, а, скажем, в России – думаю, в самом начале списка. Где-то между альпинистом и космонавтом.
– При чем тут Россия? – Розовски пожал плечами. – Я говорю об Израиле. То Шмулик, то Розенфельд.
– Да, Розенфельд… К сожалению, я его почти не знал. Нечего рассказывать. О Шмулике кое-что знал, но вряд ли тебя это может заинтересовать, – сказал Баренбойм.
– Я сейчас сам не знаю, что меня может заинтересовать, – честно признался Натаниэль.
– Только не рассказывай мне сказки, – заявил Баренбойм. – Он не знает. Когда меня спрашивают, почем сейчас доллар, я тоже говорю, что не знаю.
– А кстати, почем сейчас доллар? – спросил Натаниэль.
– Я не знаю, – ответил Баренбойм. – Между нами, – он нахмурился, – я его конечно, под машину не толкал, но… – он запнулся.
– Но?
– Иной раз руки, честно говоря, чесались. Не удивлюсь, если это тоже не случайность, – мрачно сообщил Баренбойм. – Хотя, конечно, все может быть, но связи Шмулика и его привычки, это… – он не договорил, с сокрушенным видом покрутил головой. – Мафия… Скажут тоже. Будет тебе киллер изображать самоубийство! Нет, Розенфельд – это не мафия.
Больше они не разговаривали. Розовски думал о своем, Баренбойм – о своем.
«Вольво» остановилась у подъезда.
– Может, зайдешь? – спросил Розовски из вежливости.
– Рад бы, но… – Баренбойм постучал по циферблату своего «Ролекса». – Некогда. Тетя Сарра дома?
– Нет, как всегда, у родственников.
– В Беер-Шеве?
– На этот раз – в Цфате. У моей мамы пол-Израиля в родственниках.
– Будешь звонить – передай привет, – вдруг Баренбойм оживился: – Слушай, ты так и не женился?
– Нет, а что?
– Давай познакомлю тебя с одной женщиной, – предложил Баренбойм. – Очень приличная женщина, тоже в разводе, детей нет. Бывшая москвичка, недавно приехала. С высшим образованием. Видная такая. А?
Розовски вздохнул.
– Зэев, – сказал он. – У моей мамы есть две хрустальные мечты: купить новую квартиру и женить меня вторично.
– Ну вот! – обрадовался Баренбойм. – Я же говорю! Записывай телефон. Скажешь: от меня.
– Ты не понял, – Натаниэль открыл дверцу. – Это мамина хрустальная мечта. Не моя.
Баренбойм пожал плечами.
– А-а… – разочарованно протянул он. – Ну ладно. Конечно, дело твое. Просто трудно одному… Так передай привет, хорошо?
Он уже собирался отъехать, когда Натаниэль снова наклонился к окошку и спросил:
– А кто сейчас стал президентом «Интера»?
– Левински, – не задумываясь, ответил Баренбойм. – Думаю, что Моше Левински. Он был вице-президентом компании при жизни Ари.
– Тоже из России?
– Мы с ним прилетели одним самолетом.
– Ясно… Ну, пока. Обязательно передам маме привет. Спасибо, Зэев.
– Не о чем говорить.
8
Приняв душ и наскоро перекусив, Натаниэль подсел к письменному столу и разложил документы из папки Амоса. При этом ему пришло в голову, что очень кстати он сегодня один дома. Мать все еще гостила у родственников в Цфате – он сам, в очередной раз одолжив машину у покладистого Алекса, отвез ее. Он очень любил мать, после развода ему была необходима забота и поддержка близкого человека, потому он и пришел жить к матери, в тесную амидаровскую квартиру, ни разу не подумав об отдельном жилье. Но даже искренняя большая любовь нуждается в небольших перерывах. И материнская забота, случается, может наскучить. Одной из психологических причин разрыва с женой Натаниэль, в глубине души, считал сложившуюся в семье схему отношений: жена-мать и муж-сын. А может, и нет. Может, действительно, все дело в несходстве характеров. Во всяком случае, иногда ему хотелось остаться в полном одиночестве. Увы, это невозможно.
За это время ему могли звонить домой. Маркин некоторое время смотрел на шефа, ожидая продолжения. Продолжения не последовало. Розовски полулежал в кресле, задумчиво глядя в потолок и явно не собирался посвящать своего помощника в подробности дела.
Наверняка, кто-то звонил. И, конечно, должен был позвонить из Америки сын. Натаниэль покосился на фотографию пятнадцатилетнего Йосефа, стоявшую рядом с телевизором. Сейчас парню уже восемнадцать, он обещал приехать домой после Песаха. Натаниэль и ждал этого приезда, и чуть-чуть опасался его.
Розовски отставил в сторону чашку с недопитым кофе и включил автоответчик. После первых звуковых сигналов, он услышал:
– Натаниэль, у меня все в порядке. Дело закончил, могу доложить, как только скажешь, – Габи, стажер. – Пока.
Отбой. Новый сигнал. Мама.
– Натанчик, если сможешь, забери меня в конце недели.
(«Смогу, – подумал Натаниэль. – В конце недели – это опять одалживать машину. Алекс, в конце концов, пошлет меня. И будет прав»), тут все хорошо. Ты сегодня обедал? Я убеждена, что нет. Целую.
Отбой. Снова Габи.
– Извини, что звоню опять, но Офра сказала, будто ты обещал что-то выяснить насчет работы для меня. Еще раз извини, это я просто напоминаю на всякий случай. Пока.
Действительно, как же он забыл? Натаниэль отставил чашку, набрал номер лаборатории Давида, глянув, на всякий случай, на часы. Начало девятого. Гофман обычно задерживался на работе до девяти – половины десятого.
Услыхав голос друга, сказал:
– Привет, Дуду, мне передавали, что ты звонил. Как дела, что слышно?
Гофман обрадовался:
– Натаниэль? Очень кстати. В общем, все нормально, я тебя разыскивал для одной консультации.
– Весь внимание, – сказал Натаниэль.
– Послушай, Лея решила навестить родственников, в Москве. Сам понимаешь, двадцать лет не виделись. И вот я хотел с тобой посоветоваться. Как там сейчас?
Лея была женой Давида, приехавшей в Израиль из Союза, как и Натаниэль, двадцать лет назад.
– В Москве? – Натаниэль задумался. – Черт его знает, Давид. Рассказывают по-разному.
– Но ты же имеешь дело с только прибывшими.
– Так-то оно так, но, знаешь, мой контингент, все-таки, специфический. Собственно, в чем проблема?
– Ее могут не выпустить обратно? – спросил Давид, зачем-то понизив голос. – Как ты думаешь?
Натаниэль рассмеялся:
– Ну, нет, такого, конечно, не произойдет. А в остальном – думаю, нужно просто быть осторожной. Как, впрочем, в любом другом незнакомом городе.
– Да? – в голосе Гофмана послышалось сомнение. – А антисемиты?
– Антисемиты? – озадаченно переспросил Розовски. – Вот как-то не задумывался… По-моему, они мало интересуются израильтянами. Они выискивают скрытых евреев среди своих. Насколько я помню репортажи о визите Ицхака Рабина в Москву, тамошние антисемиты вообще на него не прореагировали. С их точки зрения истиными сионистами являются, например, Ельцин и Гайдар, а вовсе не Рабин. С тем же успехом наш премьер мог оказаться французом.
Гофман некоторое время обдумывал услышанное.
– Ты ничего не путаешь? – осторожно спросил он. – Насчет сиониста Ельцина и француза Рабина?
– Нет, я не путаю. Это у них там, по-моему, в мозгах все перепуталось. Так что не волнуйся: на Лею будут реагировать, думаю, как на какую-нибудь, скажем, француженку.
– Ясно… – Гофман вздохнул. – Все равно я буду волноваться… А я тебе зачем понадобился? Я звонил к тебе на службу, мне секретарь сказала.
– Видишь ли, у меня есть стажер, хороший парень, зовут Габриэль Гольдберг. Он хочет от нас уходить, и я его понимаю: что за работа для парня – выслеживать чужих жен и вороватых продавцов. К тому же, он должен готовиться к психотесту. Собирается поступать в университет. У тебя ничего подходящего нет?
– Есть, – сразу же ответил Гофман. – Мне в лабораторию нужен еще один лаборант. Пусть завтра же приезжает.
– Спасибо, я ему так и передам. Пока, Давид, приезжайте – вместе с Леей. Буду рад, – он положил трубку, вернулся к письменному столу и вновь обратился к документам.
Собственно, ничего принципиально нового, по сравнению с тем, что уже было известно, в них не было. Страховой полис, подробная – относительно – биография Ари Розенфельда, акт медицинского заключения о смерти – копия – и еще несколько малозначащих бумажек. Больше ничего в папке, переданной Амосом, или, во всяком случае, в той ее части, которую Натаниэль успел просмотреть, не было. Впрочем, ни на что особенное Розовски и не рассчитывал. Вряд ли за неделю можно собрать стоящие материалы – кому бы-то ни было. Спасибо и на том, не придется собирать по крупицам жизнеописание покойного и его семьи. Он вздохнул, почувствовал легкое чувство голода и вспомнил о закипевшем чайнике. Хоть и перекусил, а все равно хотелось есть. Похоже на рефлекс. Неподвижное состояние вызывает аппетит. Так сказать, генерирует. Национальный вид спорта.
Он прошел на кухню, открыл холодильник. Приготовил себе несколько бутербродов, налил чашку цветочного чая и собрался было поужинать, когда раздалась мелодичная трель дверного звонка.
– О, черт… – простонал Розовски. – Я смогу, наконец, поработать, или нет?!
На пороге стоял Алекс Маркин. Увидев не очень довольное лицо шефа, он виновато улыбнулся:
– Извини, Натан, ты, наверное, хотел отдохнуть, но я…
– Ничего, все в порядке, – прервал его Розовски. – Просто у меня болит голова. Проходи, я же сам тебе приказал. Какой может быть отдых? Отдыхать на том свете будем. Надеюсь, нескоро. Проходи. Я как раз собирался ужинать, поужинаем вместе.
– Спасибо, я не голоден.
– Зато я голоден. А с начальством не спорят. Не хочешь есть – чаю выпьем. Или еще чего-нибудь. Ты как насчет пятидесяти граммов, а?
Маркин пожал плечами.
– Вот и отлично. Посиди тут, в кресле, я сейчас принесу.
Он вернулся на кухне, поставил на поднос тарелку с бутербродами и две рюмки, достал из холодильника початую бутылку «Кеглевич-Лимон».
Алекс поморщился:
– Женская водка. Сладкая и слабая.
– Чем богаты, – Натаниэль поставил поднос на журнальный столик. – В следующий раз принесешь сам. И запомни: начальство любит подношения. К начальству с пустыми руками не ходят. Тем более, вечером. Учти.
– Учту.
Розовски налил.
– Давай. Потом о делах.
Они выпили.
– Ну что? – спросил Маркин. – С чего начнем? Ты расскажешь, чем мы занимаемся на этот раз? Или я расскажу о компании «Интер»?
Розовски вздохнул.
– Давай по очереди, ладно? Сначала рассказываешь ты, а я слушаю. Потом…
– Потом наоборот, – подсказал Алекс.
Розовски помотал головой.
– Потом ты пойдешь домой, а я высплюсь. А вот завтра, возможно, рассказывать буду я, – он сел в кресло напротив Маркина, уложив ноги на низкий журнальный столик. – Выкладывай.
– Да, в общем-то, ничего особенного, – начал Маркин. – Компания «Интер» существует с прошлого года. Точнее, – он вынул из кармана блокнот, заглянул в него, – точнее, с марта 1994-го. Фирма создана Ари Розенфельдом, – он оторвался от записей, коротко взглянул на Розовски. – Это которого неделю назад нашли на вилле в Кесарии. Мертвым.
Натаниэль никак не отреагировал на эти слова.
– Ну, вот… – Алекс продолжил после небольшой паузы. – «Интер» сначала занимался поставками в Россию продуктов питания. Ну там – супы «Осем», кофе, конфеты, прочие сладости. Апельсины. Потом – банковские операции. «Интер» – соучредитель совместной российско-израильской финансовой компании «Ари», – Маркин снова оторвался от записей. – Между прочим, компания недавно обанкротилась.
– Никогда о такой не слышал, – заметил Розовски.
– Да их там сейчас как собак нерезаных, – Маркин засмеялся. – Смотри программы российского телевидения.
– Смотрю, – сказал Розовски. – Что значит – обанкротилась?
– Объявила о своем банкротстве. Совет директоров исчез. Ну, там это часто бывает.
– Розенфельд был членом совета директоров?
Маркин помотал головой.
– Насколько я знаю, нет, – ответил он. – Он был только в числе учредителей. В самой деятельности компании участия не принимал. Хотя и дал ей свое имя в качестве названия.
– Зачем? – недоуменно спросил Розовски. – Он что, был очень тщеславным? Хотел увековечить свое имя для потомков?
– Не знаю. Может, дело в обстоятельствах личной жизни, я сейчас расскажу…
– Расскажешь, но сначала – о компании.
– Мне пока не удалось установить, кто выступал соучредителем с российской стороны, – Маркин замолчал.
– По России все? – спросил Натаниэль.
– Поставка медикаментов. Теперь – все.
– Понятно. Чем они занимаются у нас?
– Здесь, в Израиле, точный профиль компании определить трудно. Тут и автосервис, и сеть заправочных станций, и прочее… Переходим к руководству?
– Валяй, переходи.
– Президент фирмы, стало быть, Ари Розенфельд. Репатриировался в 1989 году. Уроженец Москвы. 42 года. Окончил Первый медицинский, работал врачом-терапевтом.
Разведен. Жена, Галина Соколова, живет в Москве. Врач-анестезиолог. Розенфельд регулярно переводил ей деньги.
– Много? – спросил Розовски.
– Когда как. От двухсот до пятисот долларов в месяц. В общем, немало. Для московского врача, во всяком случае.
Натаниэль кивнул.
– Дальше.
– Их дочь…
– Дочь? Есть еще и дочь?
– Да, Елена Соколова, студентка, живет в Москве, вместе с матерью. 21 год. Когда я говорил о том, что имя компании он дал по личным причинам, то имел в виду ее.
– В каком смысле?
Маркин немного подумал.
– Ну, понимаешь, – сказал он. – Чувство уязвленного самолюбия, желание произвести впечатление на дочь… Не знаю, это мне просто так кажется. Личная жизнь здесь, в Израиле, у него складывалась не очень. Новой семьей не обзавелся. Ну вот… Так мне, во всяком случае, кажется.
– Ин-те-рес-но… – протянул Розовски. – Знаешь о нем еще что-нибудь? Увлечения, привычки?
– Знаю только, что в Израиле он вел замкнутый образ жизни. Друзей, практически, не было…
– Не было или «практически не было»?
Маркин снова подумал.
– Не было, – твердо сказал он. И добавил после паузы – уже менее уверенным тоном: – Во всяком случае, мне неизвестны. Любовниц тоже не было.
– Или тебе неизвестны? – Натаниэль усмехнулся.
– Мне неизвестны, – Алекс засмеялся.
– Так… – пробормотал Розовски. – Что ж, это подтверждает…
– Что подтверждает? – спросил Маркин.
– Неважно, продолжай.
– Вице-президент компании – Моше Левински. Сейчас – исполняющий обязанности президента. Но, думаю, им же и останется. Других претендентов на этот пост нет.
– Что он собой представляет?
Маркин пожал плечами.
– Ничего особенного. Довольно бесцветная личность. Сухарь. Сорок семь лет, по образованию – юрист. В Союзе работал юрисконсультом на инструментальном заводе. Женат, имеет сына. Сын учится в Еврейском университете, на математическом факультете. Сейчас – в армии.
– Жена?
– Под стать мужу. На пять лет моложе. Женаты двадцать один год. Сейчас не работает.
– Это все? – спросил Розовски.
– Пока все. У меня же было только четыре часа.
– Пять, – поправил Розовски.
– Ну, пять. Что тут успеешь!
– Ладно, завтра продолжишь.
– Члены правления тоже?
– Что – тоже?
– Тоже нас интересуют?
– Я не знаю, что нас интересует, а что нет, – ответил Розовски, как давеча – Баренбойму. – Следовательно, интересует все и все. Выпьешь еще рюмочку?
– Давай, на дорогу.
Они выпили еще по рюмке, после чего Алекс сказал:
– Так что, прикажешь дожидаться до завтра? Или расскажешь сейчас?
– Ты о чем? – рассеянно спросил Розовски.
– О новом деле, которым мы занимаемся с сегодняшнего дня.
– Н-ну-у… – нехотя сказал Розовски. – Думаю, твоих дедуктивных способностей уже хватило на то, чтобы связать задание по сбору информации о компании «Интер» со смертью ее президента Ари Розенфельда.
– Хватило, – Маркин кивнул. – Самоубийство? Думаешь, в предвидении банкротства предпочел пулю в лоб? Зря думаешь, у нынешних бизнесменов такое не в ходу. Они, скорее, в другого пулю пустят.
– А я и не думаю, – так же нехотя ответил Натаниэль. – К тому же, никакого самоубийства нет. Есть убийство, весьма грубо и неумело инсценированное под самоубийство. Если об этом в газетах еще нет, значит, будет завтра. И потом: ожидание банкротства – пока что это твои домыслы. Лопнула компания в России. Мало ли! Это еще не говорит о состоянии финансов самого Розенфельда. Или у тебя есть другие данные?
– Нет у меня других данных.
– Вот то-то.
– А какое отношение к этому имеет твой визит в страховую компанию? В «Байт ле-Ам»?
– А ты как думаешь? – в свою очередь, спросил Розовски.
– Думаю, покойный был у них застрахован.
– Правильно думаешь. Еще?
– Ну-у… видимо, на крупную сумму. Иначе бы они не всполошились. А тут – два дня трезвонили. Второй человек в компании, лично.
– По-моему, даже первый, – заметил Розовски.
– Что? А, ну тебе виднее… И чего же они хотят?
– В случае убийства они должны выплатить наследникам кругленькую сумму, – сказал Розовски.
– Это я уже понял, – недовольно произнес Маркин. – Какую именно?
– Два миллиона.
– Фью-у! – присвистнул Алекс. – Ничего себе! Именно в случае убийства?
– В том-то и дело. Вон, на письменном столе копия страхового полиса. Можешь прочитать.
Маркин только покосился на разложенные бумаги, но читать их не стал.
– Кому?
– Жене, – коротко ответил Натаниэль. – Бывшей жене.
– Вот оно что… – Маркин замолчал, обдумывая услышанное. – И чего же они хотят от тебя? Чтобы ты нашел убийцу?
Розовски медленно покачал головой.
– Вовсе нет, – сказал он с нехорошей усмешкой. – Они уже нашли убийцу. Теперь они хотят, чтобы я нашел доказательства. Они абсолютно уверены в том, что убийство организовано бывшей женой Розенфельда. Рука Москвы, так сказать.
– А ты?
– Что – я?
– Ты думаешь иначе?
– Никак не думаю. Просто не люблю, когда мне объясняют, что я должен делать и как. И что я должен думать – тоже.
Маркин поднялся со своего места, подошел к книжному шкафу. Пробежал взглядом по корешкам книг. Задержался на фотографии Йосефа. Розовски молча пожал плечами.
– Кто это на фотографии? – спросил он.
– Сын, – неохотно ответил Розовски.
– Живет с тобой?
– С матерью, в Бостоне. Учится.
– В университете?
– В иешиве.
– Понятно. Я не знал, что ты был женат, извини.
– Ничего.
Алекс снова повернулся к нему.
– А для чего ты поручил Офре просмотреть наши старые дела?
– Да, кстати, – не поворачивая головы, Розовски скосил глаза на помощника. – Она нашла что-нибудь?
– Не знаю, я ведь сразу за тобой уехал. Так зачем?
– Сам не знаю. Кажется мне, что фамилию Розенфельд я то ли слышал, то ли видел в нашем агентстве, – Натаниэль тоже поднялся. – А может быть, показалось. Знаешь, эффект «дежа вю». Приходишь куда-то – кажется, что уже был здесь. Слышишь имя человека – кажется, что уже слышал и даже знаком с ним. А на самом деле – ничего подобного, – он улыбнулся. – Дежа вю.
– Дежа вю… – с сомнением в голосе повторил Маркин. – Непохоже на тебя. Ну что же, я пойду.
– Если увидишь Габи завтра утром – или будешь говорить с ним по телефону, – вспомнил Розовски, – передай ему, что мой друг, профессор Давид Гофман, ищет лаборанта в свою лабораторию. Работа как раз для Габи. Я его порекомендовал, и Гофман просил с ним связаться в течение двух-трех дней.
– Значит, все-таки, уходит, – заметил Маркин. – Надоело мотаться целыми днями?
– Да, и к тому же, ему скоро сдавать психотест, а у нас в агентстве не найти время для подготовки. Подыщем другого стажера. Хотя, – Натаниэль вздохнул, – наша работа скучна для молодого парня. Это в романах хорошо. А тут… Что за удовольствие – торчать три дня в Кирьят-Малахи, прячась от посторонних глаз, чтобы выяснить: воруют рабочие у своего хозяина, или это ему от жадности померещилось? Так что передай. И Офру предупреди, на всякий случай. Гофман человек порядочный. Я с ним служил вместе.
– А почему бы тебе не позвонить Габи? Думаю, он сейчас дома.
– Не хочу. Во-первых, просто не хочу никому звонить, надоело. Я не люблю звонить. Не люблю не видеть человека. А во-вторых – не хочу, чтобы Габи подумал, будто я только и мечтал от него избавиться.
– Почему он должен так подумать?
– Ну, не успел сказать, я ему уже и работу новую нашел. Так что передай ты, завтра.
– Передам.
Они снова замолчали. У Розовски не было желания говорить еще о чем-либо, а Маркин не знал, каким образом закруглить вечер. Помог Розовски.
– Ты на машине? – спросил он.
– Да, а что?
– Оставь ключи.
– Опять?
– Во-первых, ты выпил. А за рулем нужно быть трезвым.
Маркин хмуро смотрел на него, потом рассмеялся.
– Ну ты жук, Натан! Ты специально меня напоил. Ладно, держи ключи. А что во-вторых?
– То есть?
– Ты сказал: «Во-первых, ты выпил». А во-вторых?
– А-а… Во-вторых, я хочу с утра съездить в Ор-Акива.
Маркин уже стоял в дверях, когда Розовски вдруг, под влиянием какого-то внутреннего импульса, сказал:
– И еще, знаешь ли, подбери мне информацию на некоего Шмулика Бройдера. Погибшего на днях в дорожном происшествии.
Маркин обернулся и недоуменно воззрился на шефа.
– Шмулик? – он покачал головой. – Известная личность. Он что, повязан как-то с этим делом?
9
Уже подъезжая к Ор-Акива, Натаниэль подумал, что, наверное, следовало сначала позвонить. Нет никакой уверенности в том, что Эстер Фельдман окажется дома. Впрочем, можно было позвонить и сейчас, из машины. Розовски покосился на сотовый телефон, лежавший рядом на сидении. Теперь в этом нет никакого смысла, через пять минут он уже будет на месте. В крайнем случае, придется подождать.
Свернув с трассы, он медленно поехал по улицам Ор-Акива, в сторону восточной окраины, читая указатели и поминутно сверяясь с листок, прикрепленным к панели управления. Симтат-а-Лимон, дом двенадцать. Где-то здесь. Он остановился, осмотрелся. Несколько ребят, лет десяти-двенадцати, играли в футбол. Натаниэль подозвал одного из них. Он развернул машину лихо взял с места, оставив супругов стоять возле дома остолбеневшими, с визитными карточками в руках.
– Привет!
– Привет, – ответил мальчик.
По акценту Натаниэль узнал земляка, и перешел на русский язык:
– Это двенадцатый дом?
– Да.
– А восьмая квартира на каком этаже?
Во взгляде мальчика появилось легкое беспокойство.
– А кого вы ищете? – спросил он.
– Семью Фельдман. Ты знаешь таких?
– Знаю.
– Так где же? – спросил Розовски.
– А вам зачем?
– Значит, нужно. Так где твоя квартира?
– А с чего вы взяли, что моя? – настороженно спросил мальчик.
