Глава 21

За две недели медового месяца Аннабел успела обнаружить, что она далеко не так хорошо знает жизнь и свет, как считала до этого. Со смесью наивности и чисто британской спеси она всегда думала о Лондоне как о центре культуры и всех знаний мира, но Париж стал для нее откровением. Город был на удивление современным, и в сравнении с ним Лондон казался убогим деревенским кузеном. И все же, несмотря на свое явное интеллектуальное и социальное превосходство, парижские улицы выглядели почти как во времена средневековья: темные, узкие и вьющиеся через целые районы прекрасных зданий. Архитектурный стиль изменялся от готических шпилей древних церквей до тяжеловатого величия Триумфальной арки.

Их отель «Кер де Пари» располагался на левом берегу Сены, между ослепительной россыпью лавок на Монпарнасе и крытыми рынками Сен-Жермен-де-Пре, где было выставлено ошеломляющее разнообразие экзотических товаров, тканей и кружев.

«Кер де Пари» был настоящим дворцом, с роскошными номерами, созданными для чувственного наслаждения. Ванная, например, имела полы из розового мрамора, стены, выложенные итальянскими изразцами, и золоченый диванчик в стиле рококо, где можно было отдохнуть после купания. Тут стояли сразу две фарфоровые ванны, каждая с собственным нагревателем и резервуаром для холодной воды. На потолке красовался расписной овальный плафон, призванный развлекать купальщика, пока тот блаженствовал в ванне. Воспитанная в английских понятиях, гласивших, что ванна — всего лишь необходимый предмет гигиены, Аннабел поначалу поражалась тому открытию, что купание может быть столь бесстыдным занятием.

К восторгу Аннабел, мужчина и женщина могли обедать за одним столиком в ресторане, не требуя отдельного кабинета. Она еще никогда не ела столь восхитительных блюд: нежный петух с крошечными луковками в красном вине, жареная утка с хрустящей масленой корочкой… рыба под густым соусом из трюфелей… а десерты! Большие ломти торта, пропитанного ликером, пудинги с орехами и засахаренными фруктами…

Наблюдая ежевечерние мучения Аннабел, не знавшей, что заказать, Саймон уверял, что генералы затевали войну, мучаясь проблемами выбора тактики и стратегии куда меньше, чем когда ей предстояло решить, что лучше: грушевое пирожное или ванильное суфле.

Как-то Саймон повез ее на балет со скандально полуодетыми танцовщиками, а потом — на комедию с непристойными шуточками, не требовавшими перевода. Помимо этого, они посещали балы и званые вечера, которые устраивались знакомыми Саймона. Одни были французскими гражданами, другие — туристами и эмигрантами из Англии, Америки и Италии. Некоторые оказались держателями акций или членами совета директоров тех компаний, совладельцем которых был Саймон, тогда как другие имели отношение к его судоходным и железнодорожным предприятиям.

— Откуда у тебя столько знакомых? — недоуменно спросила Аннабел, когда на первом же балу его окружила целая толпа.

Саймон засмеялся и нежно поддразнил жену, утверждая, что она, должно быть, до сих пор не понимала, что, кроме мира британской аристократии, на свете есть еще много чего. И она втайне признавалась себе, что он не так уж недалек от истины. До сих пор ей в голову не приходило выглянуть за границы своего тесного, замкнутого кружка. Эти же люди подобно Саймону были элитой в чисто экономическом смысле и активно создавали свои состояния. Многие, фигурально выражаясь, владели целыми городами, выстроенными рядом с быстро разраставшимися промышленными предприятиями. В их собственности были шахты, рудники, плантации, мельницы, заводы, фабрики, склады и магазины, и, похоже, их интересы редко ограничивались одной страной. Пока жены покупали и заказывали платья у парижских модисток, мужчины сидели в кафе или частных салонах, занятые бесконечными дискуссиями о бизнесе и политике. Многие курили табак, завернутый в маленькие бумажные трубочки, называемые сигаретами: мода, имевшая начало среди египетских солдат и быстро распространившаяся в Европе. За ужином они грворили о вещах, раньше никогда не упоминавшихся при Аннабел, событиях, о которых она не слышала до этой минуты и которые, уж точно, не освещались в газетах.

Аннабел заметила, что когда говорил ее муж, другие мужчины почтительно прислушивались и просили его совета по различным вопросам. Возможно, с точки зрения британской аристократии, Саймон был лицом незначительным, но было очевидно, что здесь он имеет громадное влияние. Теперь она поняла, почему лорд Уэстклиф так высоко ценит ее мужа. Оказывается, Саймон обладает почти неограниченным могуществом. Замечая, с каким уважением к нему относятся окружающие, а также едва скрываемое волнение, которое он неизменно возбуждал в других женщинах, Аннабел видела мужа в ином свете. В ее сердце даже возникло некое собственническое чувство к нему, к Саймону! Мало того, она сгорала от ревности, когда особа, сидевшая рядом с ним за ужином, пыталась целиком завладеть его вниманием. А что творилось с ней, когда какая-то дама кокетливо объявляла, что он просто обязан протанцевать с ней вальс!

На первом балу Аннабел окружила компания утонченных молодых дам, одна из которых была женой американского фабриканта оружия, две другие — француженки, супруги торговцев предметами искусства. Скованно отвечая на вопросы о Саймоне и не желая признать, как мало она еще знает о муже, Аннабел облегченно вздохнула, когда предмет их разговора пригласил ее на танец. Как всегда, одетый в прекрасно сшитый черный фрак, Саймон обменялся вежливыми приветствиями со смеющимися, краснеющими женщинами и повернулся к Аннабел. Их взгляды скрестились. Музыканты заиграли прелестную мелодию. Аннабел узнала музыку… популярный в Лондоне вальс, такой трогательный и нежный, что, по мнению всех четырех подруг, было чистым мучением усидеть на стуле, пока его играли.

Саймон протянул руку, и Аннабел взяла ее, вспомнив, сколько раз отказывала ему в танце. Сообразив, что Саймон все-таки добился своего, Аннабел улыбнулась.

— Тебе всегда удается получить желаемое? — хмыкнула она.

— Иногда на это уходит больше времени, чем хотелось бы, — признался он.

Они вошли в бальный зал, и он, обняв ее за талию, повел к кружившимся парам.

Аннабел отчего-то стало не по себе, словно они собирались отважиться на что-то куда более важное, чем простой танец.

— Это мой любимый вальс, — сообщила она, делая первый шаг.

— Знаю. Потому и пригласил тебя.

— Но откуда? — удивилась она. — Одна из сестер Боумен сказала?

Саймон покачал головой:

— Я часто видел твое лицо, когда его играли. Ты всегда выглядела так, словно вот-вот сорвешься со стула.

Аннабел уставилась на него с изумленно приоткрытым ртом. Как он сумел заметить нечто столь неуловимое? Она всегда была так резка, почти груба с ним, и все же он заметил и запомнил ее реакцию именно на эту мелодию. Осознание собственной глупости вызвало непрошеные слезы на глазах, и она поспешно отвернулась, пытаясь держать под контролем неожиданный взрыв эмоций.

Саймон уверенно вел ее среди танцующих пар. Сильные руки предлагали ей поддержку и опору. Как легко следовать за ним, позволить своему телу расслабиться в ритме, предложенном Саймоном, ощущать, как легкие юбки колышутся вокруг ног! Чарующая музыка, казалось, проникала во все поры ее тела, растворяя комок в горле и наполняя ее необузданным восторгом.

Саймон, однако, испытывал нечто вроде триумфа. Наконец, после двух лет постоянного преследования, он танцует с ней желанный вальс! И более того, даже после этого вальса Аннабел по-прежнему будет с ним, будет принадлежать ему! Он увезет ее в отель, разденет и будет владеть этим желанным телом до самого рассвета.

А пока она была такой податливой в его объятиях! Затянутая в перчатку ручка легко лежала на плече. Очень немногие женщины были способны плыть по паркету с такой грациозной легкостью, словно она заранее знала, куда поведет ее партнер, еще до того, как он поймет это сам.

Результатом была полная идеальная гармония, позволявшая им порхать по залу, как птицам.

Саймона не удивляла реакция знакомых на его молодую жену: поздравления, жадные взгляды украдкой, ехидный шепоток врагов, утверждающих, что они не завидуют бремени, которое он взвалил на себя. Иметь такую красивую жену означает напрашиваться на неприятности.

В последнее время красота Аннабел расцвела еще больше, возможно, потому, что обычно напряженное выражение лица сменилось спокойным. В постели она охотно принимала его ласки и отвечала на них — вчера, например, оседлала его с грацией игривого тюленя и осыпала поцелуями грудь и плечи. Такого он от нее не ожидал. Обычно красивые женщины лежали неподвижно, ожидая, чтобы мужчины их боготворили. Чтобы им поклонялись. А вот Аннабел дразнила и ласкала его, пока он, не выдержав, не придавил ее к матрацу. Но она, протестуя, шутливо отбивалась и кричала, что еще не покончила с ним.

— Вот сейчас я с тобой покончу, — пригрозил он и вонзался в нее, пока она не застонала, извиваясь от наслаждения.

Он не питал никаких иллюзий относительно того, что их отношения будут вечно гармоничными: оба по натуре были слишком независимы и сильны, чтобы избежать случайных ссор. Отказавшись от шанса выйти замуж за аристократа, Аннабел навсегда закрыла дверь в тот мир, о котором мечтала, и будет вынуждена приспособиться к совершенно иному существованию. За исключением Уэстклифа и нескольких титулованных друзей, Саймон почти не общался с членами высшего общества. Его круг состоял в основном из промышленников, людей отнюдь не утонченных и занятых исключительно проблемой, как сделать больше денег. Аннабел среди них совершенно чужая. Бедняжка не привыкла к тому, что они слишком громко говорят, слишком часто встречаются и не уважают традиции и этикет. Саймон не был уверен, сможет ли Аннабел приспособиться, но она, похоже, готова попробовать. А он… он понимал и ценил ее усилия больше, чем она предполагала.

Он хорошо сознавал, что сцены вроде той, участницей которой она стала два дня назад, довели бы любую хорошо воспитанную женщину до слез стыда и унижения, и все же Аннабел держалась с относительным спокойствием. Они посетили званый вечер, устроенный богатым французским архитектором и его женой: довольно бестолковое событие, на котором было слишком много вина, слишком много гостей, что создало чересчур шумную атмосферу разгула. Оставив Аннабел на несколько минут за столом в обществе знакомых, Саймон вернулся после разговора с хозяином и обнаружил, что растерянную жену осаждают двое мужчин, мечущих жребий, чтобы узнать, кто завоюет честь выпить шампанское из ее туфельки.

Хотя тон игры был явно шутливым, было ясно, что соперники за благосклонность Аннабел испытывают огромное удовольствие от ее смущения. Для пресыщенных развратников не было большего наслаждения, чем оскорбить чью-то скромность, особенно если жертва была так очевидно невинна! Хотя Аннабел пыталась принять беспечный вид, их откровенные приставания раздражали ее, губы были растянуты в фальшивой улыбке. Встав, она поспешно огляделась в поисках подходящего убежища.

Саймон с невозмутимой физиономией шагнул к столу и, ободряюще сжав плечо жены, провел большим пальцем по обнаженной спине. И сразу почувствовал, как она слегка расслабилась. Румянец возбуждения немного погас.

— Они спорят из-за того, кто будет пить розовое шампанское из моей туфли, — выдохнула она. — Я этого не предлагала и не знаю…

— О, эта проблема легко разрешима, — деловито перебил Саймон, заметив, как вокруг собирается толпа, желающая посмотреть, вспылит ли он из-за наглых приставаний мужчин к его жене. Он нежно, но решительно усадил Аннабел на стул: — Садись, дорогая.

— Н-но я не х-хочу… — запинаясь начала она и ахнула, когда Саймон присел на корточки перед ней и, протянув руки, снял обе вышитые бисером атласные туфельки. — Саймон! — воскликнула она, воззрившись на него круглыми от изумления глазами.

Но он быстро встал и с поклоном вручил каждому сопернику по туфельке.

— Можете хранить эти туфли, господа, главное, что та, кто их носит, принадлежит мне!

И, подхватив свою босую жену, вынес из комнаты, сопровождаемый смехом и аплодисментами. По пути к выходу они столкнулись с официантом, посланным за бутылкой шампанского.

— А это мы возьмем с собой, — объявил Саймон сбитому с толку бедняге, которому пришлось вручить Аннабел тяжелую ледяную бутылку.

Она схватила бутылку одной рукой, а другой обняла мужа за шею. Тот отнес ее к экипажу и усадил.

— Ты, кажется, будешь мне стоить целого состояния. Бог знает, сколько я уже потратил на твою обувь! — шутливо упрекнул он. В глазах Аннабел вспыхнули смешливые искорки.

— В отеле у меня еще есть несколько пар, — жизнерадостно сообщила она. — Собираешься пить шампанское из них?

— Нет, любовь моя. Собираюсь пить его из тебя.

Она бросила на мужа растерянный взгляд, но, запоздало поняв истинный смысл его слов, уткнулась лицом в его плечо, а уши мгновенно побагровели.

Вспомнив сейчас этот эпизод и несколько приятных часов, что за ним последовали, Саймон улыбнулся женщине, которую держал в своих объятиях. В ее глазах отражались огоньки люстр, как звезды в синей летней ночи. Она тоже смотрела на него, так пристально, как никогда раньше, словно жаждала нечто такое, чего никогда не получит. Этот взгляд будоражил его, возбуждал сильнейшее желание сделать для нее все на свете. В этот момент он дал бы ей все, о чем бы она ни попросила.

Теперь они мешали остальным парам, потому что все окружающее внезапно исчезло и Саймон не мог заставить себя сосредоточиться и не понимал, куда идет. Они танцевали вместе до тех пор, пока окружающие не стали перешептываться, что мужу и жене неприлично выказывать столь нежные чувства на балу и, как только медовый месяц кончится, они устанут друг от друга. Саймон, услышавший это, ухмыльнулся и прошептал Аннабел:

— Теперь ты жалеешь, что раньше не танцевала со мной?

— Ну уж нет! Если бы я не бросала тебе постоянный вызов, ты скоро потерял бы интерес.

Тихо рассмеявшись, Саймон обнял ее за талию и увлек в сторонку.

— Такого никогда не будет. Мне интересно все, что ты делаешь и говоришь.

— Да неужели? — скептически хмыкнула она. — Но как насчет лорда Уэстклифа? Он утверждает, что я пуста и эгоистична, верно?

Саймон облокотился рукой на стену и, наклонившись над Аннабел, очень тихо сказал:

— Он просто не знает тебя.

— А ты? Ты знаешь.

— Знаю, — кивнул Саймон, погладив ее по щеке. — Ты всегда держишься настороженно, словно ожидая нападения. Не любишь ни от кого зависеть. Решительная. Обладаешь сильной волей и имеешь собственное мнение. Упрямая. Но отнюдь не эгоистична. И ни одну женщину, обладающую подобным умом, нельзя назвать пустой. — И, коварно блеснув глазами, добавил: — А также тебя восхитительно легко соблазнить.

Аннабел, возмущенно усмехнувшись, подняла кулак, словно готовясь ударить мужа.

— Последнее удается исключительно тебе.

Саймон, смеясь, схватил ее кулачок и поцеловал костяшки пальцев.

— Теперь, когда ты стала моей женой, Уэстклиф не посмеет сказать ни единого слова осуждения в твой адрес или по поводу нашего брака, иначе я немедленно порву с ним, причем навсегда.

— О, но я бы ни за что не хотела этого, я… — Она осеклась и потрясенно приоткрыла рот. — И… и ты сделал бы это?!

Саймон коснулся рукой золотистой пряди, светившейся в мягких каштановых локонах.

— На свете нет такого, чего бы я для тебя не сделал.

В его голосе звучала неподдельная искренность. Саймон не из тех, кто способен ограничиться полумерами. Она будет пользоваться его неизменной верностью и поддержкой.

После этого Аннабел была долго и непривычно молчалива. Саймон посчитал, что причина в усталости. Но, вернувшись к себе в номер этим вечером, она отдавалась ему с новым самозабвением, пытаясь выразить телом то, что не могла сказать словами.

Глава 22

Саймон, как и обещал, оказался весьма щедрым мужем и платил огромные деньги за наряды и шляпки, которые французские модистки обещали потом переслать в Лондон. Когда как-то днем он повез Аннабел в лавку ювелира и велел выбрать все, что захочется, она только беспомощно качала головой при виде россыпи бриллиантов, сапфиров и изумрудов, сверкавших на черном бархате. Слишком долго она носила украшения с фальшивыми камнями и трижды перелицованные платья, а после долгих лет бедности привычка экономить умирает далеко не сразу.

— Тебе ничто не нравится? — удивился он, поднимая колье с цветами из белых и желтых бриллиантов.

Аннабел беспомощно смотрела на него. Саймон приложил колье к ее шее, восхищаясь игрой камней.

— Как насчет этого?

— К нему имеются и такие же серьги, мадам, — старался ювелир, — а также браслет, что все вместе составляет бриллиантовый гарнитур.

— Он прекрасен, — призналась Аннабел. — Просто… так странно войти в лавку и купить драгоценности так же легко, как коробку конфет.

Слегка смущенный такой неуверенностью, Саймон пристально смотрел на жену, а ювелир тактично ретировался в глубь лавки. Саймон осторожно положил колье на бархатное ложе и, взяв руку жены, погладил тонкие пальцы.

— Что с тобой, милая? Если здешние украшения тебе не по вкусу, есть и другие ювелиры…

— Дело не в этом. Я так привыкла ничего не покупать, что никак не могу привыкнуть к переменам.

— Я уверен, что эти трудности тебе по плечу, — сухо заверил Саймон. — А пока что мне надоело видеть тебя в дешевых подделках. Если не можешь заставить себя выбрать что-то, тогда позволь мне…

И он уверенно отложил две пары бриллиантовых серег, колье с цветами, браслет, две длинные нити жемчуга и кольцо с грушевидным бриллиантом в пять, карат. Расстроенная подобным расточительством, Аннабел несмело запротестовала, но Саймон, смеясь, объявил, что чем сильнее она будет возражать, тем больше он собирается купить. Она немедленно закрыла рот и широко раскрытыми глазами наблюдала, как украшения складывают в выложенный бархатом сундучок с маленькой ручкой наверху. Все, кроме кольца, которое оказалось немного велико. Убедившись в этом, Саймон отдал его ювелиру.

— А мое кольцо?! — немедленно встрепенулась Аннабел, обеими руками держась за сундучок красного дерева. — Мы так и оставим его здесь?

— Он уменьшит ободок и отошлет кольцо в отель, — пообещал Саймон, весело улыбаясь.

— Но что, если оно потеряется?

— А кто пять минут назад отказывался от всего? В лавке ты вела себя так, будто не желаешь никакого кольца.

— Да, но теперь оно мое, — встревожилась она, чем невероятно рассмешила мужа.

К ее облегчению, кольцо в маленькой бархатной коробочке благополучно принесли в отель этим же вечером. Едва Саймон отдал монету рассыльному, Аннабел поспешно выбежала из ванной, вытерлась и накинула чистую белую сорочку. Закрыв дверь, Саймон обернулся и обнаружил, что жена стоит за спиной с сияющим, как у малыша в рождественское утро, лицом. Он невольно улыбнулся, видя, что все усилия казаться светской дамой быстро потерпели поражение, вынул из коробочки кольцо со сверкающим камнем и надел на безымянный палец жены, поверх скромного золотого ободка, подаренного им в день свадьбы.

Вместе они долго любовались игрой камня, пока Аннабел с восторженным криком не бросилась ему на шею, но прежде чем он успел ее поцеловать, отскочила и, как была босая, устроила дикарскую пляску.

— О, как прекрасно… и как сверкает! Саймон, убирайся! Я вполне сознаю, насколько корыстной должна выглядеть в твоих глазах. А, не важно, я и в самом деле корыстна, и ты должен это знать! О, как я обожаю это кольцо!

Наслаждаясь ее возбуждением, Саймон прижал к себе хрупкое тело жены.

— Никуда я не уберусь, — предупредил он, — пока не воспользуюсь возможностью сорвать плоды твоей благодарности.

Аннабел притянула к себе его голову и страстно припала к губам.

— Так и будет! — И, целуя мужа, прошептала: — Сейчас.

Саймон только усмехнулся под градом поцелуев.

— Я, разумеется, должен сказать, что твоя радость — уже достойная для меня плата. С другой стороны, если ты настаиваешь…

— Настаиваю, — задорно объявила Аннабел и, театрально бросившись на постель, раскинула руки.

Саймон последовал за ней. Такой Аннабел он раньше не видел. Очаровательно капризна и раскованна…

— Я вся твоя, — прошептала она. — Скорее забирай свою награду.

Саймон сорвал с себя жакет и развязал галстук, более чем готовый угодить всем ее желаниям. Аннабел уселась и стала наблюдать за ним, широко разведя ноги. Волосы разметались по плечам шелковистой волной.

— Саймон, ты должен знать, что я бы легла с тобой в постель даже без этого кольца.

— Ты слишком добра, — бросил он, снимая брюки. — Мужу всегда нравится слышать, что его достоинства ценят куда выше, чем финансовое положение.

— В списке всех твоих достоинств, Саймон, финансовое положение, возможно, занимает самое последнее место, — заверила она, оглядывая его стройную фигуру.

— Возможно?

Подойдя к кровати, Саймон наклонился и прижался губами к подъему нежной ножки.

— Ты имеешь в виду определенно?

Она снова упала, ахнув от неожиданности, когда подол рубашки поднялся до самых бедер.

— О да, определенно. Абсолютно определенно…

Ее тело после ванны было еще влажным и сладким, сохранявшим резковатый запах мыла и пьянящий аромат розового масла. Возбужденный видом ее розовой, душистой кожи, Саймон поцелуями проложил дорожку к щиколотке, а потом к колену. Сначала Аннабел хихикала и извивалась, но когда он перешел к другой ноге, внезапно успокоилась, глубоко и мерно дыша. Он встал на колени между ее расставленными бедрами, целуя каждый кусочек обнажавшейся кожи, пока не добрался до кружева нежных завитков. Слегка коснувшись подбородком упругой мягкости, он продолжал свое путешествие наверх под слабые протесты Аннабел. Охмелев от ее бархатистой кожи, целовал ее талию и ребра и постепенно поднимался к тому месту на груди, где бешено билось сердце.

Аннабел что-то умоляюще пробормотала и схватила его руку, пытаясь положить ее между бедрами. Но Саймон поднял обе ее руки над головой и завладел ее губами. Он чувствовал ее удивление столь неожиданным жестом, но тут глаза Аннабел закрылись, а дыхание участилось. Он по-прежнему не выпускал ее запястий, свободной рукой обводя вершинки нежных грудей.