Улыбка Карра изменилась, стала более напряженной и настороженной.
– Да. Я хотел задать тебе один вопрос. Я недавно разговаривал с Жюлем Йеттом, ты его знаешь – такой высокий, он всегда ходил с Холтом…
– Я помню.
– Я спрашивал всех подряд. Ничего интересного, но кое-чем я заинтересовался. Я разговаривал с Йеттом о Холте. Понимаешь, воспоминания прошлых дней.., и Йетт рассказал кое-что, чего я не знал раньше.
Взгляд серебристых глаз Алека стал пронзительным.
– Что он сказал?
– До того как его убили, Холт был у одной молодой женщины по имени Лейла, которая много значила для него.
Йетт сказал, что Холт просто бредил ею. В разговорах со мной Холт никогда не упоминал о ней, хотя обычно он не упускал возможности похвастаться своими мужскими победами. Но по всему было ясно, что эта женщина имела на нею особое влияние – Йетт предполагал, что Холт собирался на ней жениться.
– Да. – Алек не сдержал своего раздражения. – Кому теперь до этого есть дело?
– Мне. Каково ее полное имя? Холт называл его тебе?
– Я не помню. Это так важно?
– По словам Йетта, Лейла исчезла за неделю до убийства Холта. Исчезла так, словно была стерта с лица земли, будто ее никогда не существовало. – Карр был явно взволнован собственными предположениями. – Если бы я только мог выяснить; что с ней случилось, это объяснило бы тайну смерти Холта. Я знаю, я чувствую это!
Алек удивленно смотрел на него. Он не мог отмахнуться отелов кузена. Он тоже чувствовал, что исчезновение Лейлы как-то связано с тем, что потом случилось с Холтом.
– Лейла Холбурн, – тихо произнес он.
– Холбурн. Ты.., ты уверен? – взволнованно переспросил Карр.
– Да, я уверен. Я никогда не видел ее, но Холт постоянно говорил о ней.
– Я должен разыскать ее семью, поговорить с ними – может быть, она нашлась, или они смогут сказать мне…
– Нет. – Алек откинулся в кресле, положив ноги на край стола и задумчиво разглядывая свои сапоги. – Нет, я сам сделаю это. – Его авторитет в семье был непоколебим, и ни один мужчина, даже его дядя, не мог оспаривать его решений. Но неожиданно он поднял на Карра свои серые глаза и медленно продолжил:
– Если ты не возражаешь.
Карр побледнел, пораженный услышанным. Алек ждал, что последуют вопросы, предложения, возражения. Раньше это было привилегией одного Холта, и Карр прекрасно это знал.
– Нет, я не возражаю, – сказал он, но не смог удержаться и добавил:
– если ты разрешишь мне присоединиться к тебе.
К радости Карра, Алек лишь рассмеялся:
– Почему бы нет?
Он обнаружил, что общество кузена ему совсем не в тягость, как раньше. Карр очень отличался от Холта, но в его характере присутствовала какая-то безрассудная смелость, которая начинала нравиться Алеку.
* * *
– Я уже стала беспокоиться, – холодно произнесла Джулиана, – что с тобой что-то случилось.
Алек улыбнулся и поцеловал мать в щеку. Она отвернулась, и получилось, что он поцеловал воздух около ее лица, но его не удивила ее холодность, он был готов к ней. Есть вещи, которые не меняются с годами. Хотя ее глаза стального серого цвета с возрастом потускнели, в них так же, как и раньше, светились острый ум и непреклонная воля. Из всех людей, встречавшихся Алеку, Джулиана была единственным человеком, который никогда специально не заботился о своей правоте: она просто была убеждена, что абсолютно права, а любой спорящий с ней глубоко заблуждается. Только однажды за всю жизнь Джулиана призналась, что не права, и это признание вырвал у нее Джон Фолкнер, когда убедил выйти замуж за него, а не за Эдварда Перкина. Но даже тогда она решила, что права, поскольку вовремя признала свою ошибку, что исправляло первоначальный промах.
Величайшая награда, которой Алек когда-либо удостаивался, было ее признание того, что он похож на нее больше, чем на отца. Ее младший сын Дуглас был вылитый Джон Фолкнер – веселый, легкомысленный, дружелюбный, может быть, даже слишком благодушный и временами слишком самодовольный. Хотя Джулиана искренне любила мужа, она не слишком высоко ценила черты его характера, поскольку ни одна из них не помогла бы ей стать одной из самых влиятельных женщин своего времени. Она умела сделать так, что люди искали ее одобрения, добивались благожелательного отношения. По ее мнению, наиболее сильное оружие, дающее человеку власть, это умение заставить окружающих добиваться своего расположения. Среди ее знакомых не было никого, кто мог бы сравниться с деятельной, энергичной Джулианой, которая умела разыграть все, что угодно, кроме материнской нежности.
– Карр сказал мне, что ты…
– Карр, – оборвала Джулиана, протягивая руку к чашке кофе. – Меня удивляет, что он решился передать тебе мои слова. Почему ты стоишь так далеко? – вдруг спросила Джулиана, указывая на место рядом с собой. – Садись здесь, чтобы я могла видеть тебя.
– Я стою не так уж далеко, – мягко ответил Алек, садясь там, где ему указали.
Джулиана оглядела сына оценивающим взглядом и одобрительно кивнула:
– Я вижу, ты прислушался к моим рекомендациям, данным во время прошлого визита.
– Я всегда прислушиваюсь ко всем вашим рекомендациям, матушка.
– Теперь я узнаю своего сына. Здоровый, сильный – здоровая наследственность рода Перкинов снова преобладает.
– Должно быть, это так, – согласился Алек с улыбкой.
– Внешне ты похож на Фолкнеров, но по духу ты принадлежишь к моему роду, и, что бы ни случилось, он всегда будет преобладать. – Джулиана загадочно заговорила шепотом:
– Хотя я всегда была против внутрисемейных браков, я бы не возражала усилить нашу наследственность ветвью Перкинов. Ты видел Элизабет – дочь моей племянницы? Она стала такой красавицей…
– Я не собираюсь жениться на девушке из рода Перкинов, – твердо заявил Алек, – равно как и из рода Фолкнеров, ни на ком-либо другом, за кого, я уверен, вы меня прочите. – И сухо добавил:
– Я не исключаю возможности, что так и останусь холостяком.
– Глупость. Я хочу, чтобы ты женился, более того – как можно скорее.
– У вас есть на то причины?
– Тебе двадцать восемь лет, ты уже на три года старше своего отца, когда он женился на мне.
– Но вы вышли замуж за моего отца, когда вам было двадцать девять, – виртуозно разыгрывая наивность, заметил Алек.
– Ты провокатор. На этот раз тебе не удастся отвлечь мое внимание, и я скажу то, что собиралась сказать.
– Я не смею препятствовать вам.
– Последние несколько лет я наблюдаю, как ты переплываешь каждый новый сезон, так и не бросив якоря в тихой семейной гавани. Я видела собственными глазами особ, на которых ты обращаешь свое случайное внимание. И скорее умру, чем назову одну из них своей снохой.
Алек слегка закашлялся и удивленно посмотрел на мать:
– Я вижу, вы решили говорить со мной весьма откровенно.
– Ты слишком горд и самолюбив, чтобы ухаживать за женщиной, которая подошла бы тебе, женщиной вроде меня.
Эти златокудрые красотки, конечно, очень популярны.., ты, несомненно, высоко ценишь их. Но сливки – слишком жирное и вредное кушанье. Надеюсь, ты понимаешь, что я хочу сказать.
– Вы, матушка, определили мой идеал женщины, – заявил Алек и с выражением вежливого интереса на лице ожидал продолжения.
– Мне не нравится тот образ, что я нарисовала. Легкомысленное создание – без сердца, без чувств. Ты морально подавишь любую из них, сам того не желая, и она станет неинтересна тебе.
– Я ценю вашу материнскую заботу, – сказал Алек, улыбаясь, – но как бы там ни было, я боюсь, что вы никогда не будете довольны моим выбором…
– Я буду довольна, – перебила Джулиана, – когда ты выберешь себе женщину так же удачно, как выбираешь напитки и лошадей.
Алек рассмеялся, откинувшись назад, и посмотрел на мать с беззаботной улыбкой:
– Ловлю вас на слове. В этот сезон вы должны найти кого-нибудь, кто, по вашему мнению, подходит мне. Хотя бы ради того, чтобы удовлетворить мое любопытство – кто вызовет ваше одобрение. Только одно условие: это не должна быть ни Перкин, ни Фолкнер. И не забудьте: я предпочитаю блондинок.
– Блондинок! – фыркнула Джулиана. – Все-таки мужчины – отвратительные существа. Все, включая моих собственных сыновей.
* * *
«Брайтон-Павильон» был похож на замок, воздвигнутый с единственной целью – воплотить в жизнь представления о всевозможных наслаждениях, доступных человеку. Он был похож на многоголовое чудовище – соединение разных экзотических архитектурных стилей, поражающих человеческий взор. Часть здания была построена в греческом, часть в египетском, часть в китайском, а огромный центральный купол – в турецком стиле. Он был спроектирован Джоном Нэшем и стоил баснословных денег, все это только для того, чтобы удовлетворить прихоть короля Георга. Украшения в виде пальмовых ветвей, драконов и витых колонн, оформлявших «Павильон», вызвали у Миры неприятное чувство подавленности и тревоги. Ей показалось, что они очутились в огромном и величественном восточном гареме.
– Тебе понравится здесь, – уверяла Розали с сияющим от восхищения лицом, когда, проходя по Китайской галерее, они разглядывали зеленых с золотом драконов, свисавших к ним с потолка.
– Да, – заметил Рэнд, сопровождая двух женщин, проходивших Восточную колоннаду; – ужасно безвкусно, нелюбопытно.
– Здесь все время что-то происходит, – увлеченно продолжала Розали, – благотворительные аукционы, ужины, банкеты, концерты, балы, театрализованные представления…
– Я уже устала, – сказала Мира, но она улыбалась, с интересом предвкушая все новое, что ей предстояло увидеть и услышать в «Павильоне» в ближайшие дни.
Они остановились перед стеной, украшенной затейливым восточным орнаментом, – Здесь всегда звучит музыка, потому что король обожает ее – у него есть оркестр, который играет каждое утро и вечер.
– Я не могу дождаться, когда увижу его, – призналась Мира, слышавшая столько легенд о короле Георге, что не знала, чему можно верить, а что – глупые выдумки.
Полный и роскошно одетый, он был известен как человек, обладающий самыми изящными во всей Англии манерами. По дороге из Уорвика в Брайтон Рэнд объяснил, что Георг IV приглашает в Брайтон только тех, кто может быть полезен ему. Здесь находились многие государственные и политические деятели. Мира знала, что в этом и состоит тайный интерес Розали, которая надеялась встретить в «Павильоне» Джорджа Канинга, главу Департамента иностранных дел.
Розали намеревалась поговорить с Канингом по поводу предоставления Брумелю должности во Франции, а Мира была готова оказать ей в этом необходимую помощь.
– Я бы хотел, чтобы вы обе вели себя крайне осмотрительно в эти дни, – попросил Рэнд.
Розали и Мира удивленно переглянулись. Рэнд до сих пор не знал ни об их тайной встрече с Брумелем, ни о планах Розали поговорить с Канингом. Им стоило многих усилий сохранить этот секрет – Рэнд был далеко не глуп, от него мало что могло укрыться.
– Что ты имеешь в виду, дорогой? – поинтересовалась Розали с сердечной улыбкой.
Прежде чем ответить, Рэнд долго и внимательно смотрел на жену:
– Только то, что вкусы короля относительно женщин изменились. Теперь он проявляет интерес к молодым, привлекательным и жизнерадостным особам. Его легко может привлечь одно только слово или улыбка любой из вас, и мне будет весьма трудно помочь выбраться вам из сложной ситуации, поскольку его самолюбие задеть очень легко, и он не относится к числу людей, склонных прощать обиды.
– Мне это известно, – взволнованно заговорила Розали, – и ему наверняка доставит удовольствие увидеть именно меня в неловкой ситуации, поскольку он слышал сплетни обо мне и Брумеле. Он не простил моего отца, даже когда тот прислал ему в подарок великолепную табакерку и прилагал все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы вернуть его расположение. Король мог разрешить моему отцу вернуться в Англию, но не сделал этого, потому что склонен осуждать Брумеля за…
– Ш-ш-ш… – прошептал Рэнд, нежно касаясь ее шеи, – я знаю, дорогая.
Он лучше всех понимал, что значил Брумель для Розали, и как легко она расстраивалась, когда разговор заходил о нем.
Глубоко вздохнув, успокоенная прикосновением мужа, Розали подняла на него свои голубые глаза.
Растроганная, Мира отвела взгляд от этой сцены. Временами Розали и Рэнд, казалось, отключались от внешнего мира.
В доли секунды они могли без слов понять мысли и чувства друг друга, не обращая внимания на то, что их окружают люди. В такие минуты Мира чувствовала себя лишней.
Мира услышала раздавшийся в дальней части зала звук чьих-то шагов – уверенных и твердых. Она обернулась, и се сердце бешено забилось: Алек. Она приложила руку к груди, чувствуя, что от волнения побледнела. Это должен быть Алек!
Она так тосковала без него, что ощутила, как сердце сжалось от боли и радости при мысли о возможности вновь увидеть его. Это Алек или нет? Он был черноволосым, таким же высоким и широкоплечим, у него была такая же ослепительная улыбка, но когда он подошел ближе. Мира в смятении увидела, что это не Алек. Мужчина был моложе, в его манере говорить присутствовало меньше уверенности и блеска, а его глаза были не серебристо-серыми, а зелеными.
Увидев ее, он остановился и улыбнулся.
– Кажется, я заблудился, – сказал он, с восхищением глядя на Миру.
В смущении и замешательстве она не нашла, что ответить.
– О… Карр Фолкнер, – сказала Розали, подойдя. – Как приятно встретить вас здесь.
– Леди Беркли, – ответил молодой человек, продолжая смотреть на Миру. – Сегодня день приятных сюрпризов.
Слегка подтолкнув Миру локтем, Розали представила их друг другу, и Мира позволила молодому человеку поцеловать свою холодную руку.
«Карр Фолкнер», – думала она, медленно приходя в себя. Если в «Павильоне» есть еще кто-то из Фолкнеров, она молила Бога, чтобы в следующий раз не столкнуться столь неожиданно с кем-нибудь, кто так сильно похож на Алека. Как бы ни был привлекателен любой из Фолкнеров, все они лишь жалкая пародия на Алека.
– Он двоюродный брат герцога Стаффордширского, – зашептала Розали. – Может быть, ты забудешь самого герцога?..
«Ты имеешь в виду того, с кем я тогда каталась на санях? – поражение думала Мира. – Того, в кого я влюбилась в дни охоты у Саквиля? Того, кто знает мои тайны, того, кто был моим первым мужчиной? Да, я надеюсь, что смогу забыть его…»
Глава 10
– Мы должны быть очень осторожны, – сказала Розали, рассматривая свое отражение в большом зеркале – бархатное платье, украшенное дорогими кружевами, было великолепно. Мэри, служанка, приехавшая с ними из Беркли-Холла, делала последние приготовления, поправляя подол ее платья. – Сегодня я собираюсь найти способ поговорить с Канингом по поводу Брумеля – возможно, во время танцев. Но мне потребуется твоя помощь, и помни, это должно быть сделано в полной тайне. Любой намек на необычное поведение будет тут же замечен, очень многие здесь искушены в подобного рода интригах – это слишком подходящее окружение для того, чтобы раздуть скандал.
– Неудивительно, – ответила Мира, прикалывая маленькую шляпку из зеленого бархата, – ведь это маскарад. Каждый, скрывшись под маской, хочет увидеть все, будучи сам неузнанным.
– Нет, – ответила Розали, – от меня нельзя скрыться даже под маской – всегда есть нити к разгадке. К примеру, короля можно будет узнать по толстому животу, а блондинка рядом с ним – леди Конингем.
Мира уловила яд в ее тоне. Непривычно слышать от Розали недипломатичные или злые слова о ком-нибудь, однако было заметно, что не только король, но все его приближенные вызывали ее презрение.
– Кто такая леди Конингем?
– Его новая любовница. Он наградил ее титулом «леди Стюарт». Они оба притворяются, что она посвящена лишь в его хозяйственные дела, но всем, включая ее мужа, прекрасно известно, что она делит с ним королевское ложе. – Розали с неприязнью покачала головой. – Мне непонятно, что мужчины находят в подобных женщинах. Она пустая, глупая, жадная, она поощряет короля во всех его дурных привычках.
Он подрывает свое здоровье перееданием, а потом опиумом и хинином лечит расстройство желудка…
– Опиум, хинин! – воскликнула Мира, поморщившись. – Порошок галанги помогает куда лучше, чем…
– Пусть употребляет столько хинина, сколько ему нравится, – сказала Розали, пожимая плечами. – Скоро он станет настолько толстым, что не сможет двигаться. Из-за него мой отец умирает голодной смертью в изгнании во Франции.
Ты видела, какой он худой? Раньше он весил восемьдесят – девяносто килограммов, а во время нашей последней встречи в нем было не больше шестидесяти!
– Розали, – заметила Мира, – я бы посоветовала тебе говорить потише, когда ты упоминаешь Брумеля или короля.
Розали внезапно рассмеялась:
– Ты боишься, что меня повесят за государственную измену?
– Хуже. Я боюсь, что лорд Беркли прослышит про наши приключения.
При упоминании о муже у Розали округлились глаза.
– Боже, я забыла, сколько времени! Дослушай мой план, пока не пришел Рэнд. Когда мне удастся улучить несколько минут для разговора с Канингом, я попрошу его дать Брумелю место в Кале, как посоветовал лорд Элвенли.
– Но как ты собираешься сделать это, чтобы твой муж ничего не заметил? Кроме того, все, кто увидит, что вы с Канингом удалились вдвоем, могут не правильно истолковать…
– Именно поэтому мне нужна твоя помощь… – начала Розали, но в этот момент раздался тихий стук в дверь. – Это Рэнд, – в отчаянии прошептала Розали. – Впусти его, Мэри, – сказала она служанке, а Мира отвернулась к зеркалу.
– Мы, как обычно, опаздываем, – произнес он вместо приветствия, входя в комнату и оглядывая наряд жены. Его красивое лицо расплылось в улыбке. – Леди Беркли, вы, как всегда, неотразимы, – отметил он.
Мира не могла сдержать улыбку, когда смотрела на Беркли. Они были великолепной парой.
Розали была в костюме Маргариты де Валуа, супруги Генриха IV. Ее великолепное платье из алого бархата было украшено золотым шитьем и жемчугом; оно плотно облегало стройную талию, а пышная юбка ниспадала широкими складками. Лиф платья имел глубокий вырез и также был расшит золотом и жемчугом, дорогие кружева элегантно обрамляли открытые плечи. Пышные рукава заканчивались золотыми лентами. Розали, кокетливо улыбнувшись, раскрыла веер. Ее волосы были заколоты высоко на затылке, аккуратно уложенные кудри поддерживали изящную драгоценную корону, венчавшую ее голову.
– Сегодня меня будет сопровождать самый элегантный в Англии мужчина, – сказала она, глядя на мужа.
Рэнд, естественно, был одет в костюм Генриха IV; его крепкая сильная фигура была облечена в одежды шестнадцатого века – голубой, шитый золотом, камзол, шпоры на сапогах, голубая подвязка на левой ноге и три горностаевые полосы на левом рукаве. Его глаза, пышные волосы и загорелая кожа прекрасно гармонировали с роскошным костюмом.
– Тебе не хватает только белоснежного коня, – продолжала Розали, а Беркли улыбнулся в ответ.
– Все, чего мне не хватает, – это моей королевы, – ответил он, протягивая ей руку. – Пойдем на бал, пока я не почувствовал себя расфуфыренным дураком.
– Подожди, ты не оценил костюм Миры.
Мира слегка покраснела. По требованию Розали она повернулась, демонстрируя свой наряд.
– Служанка Марион, – одобрительно рассмеялся Рэнд. – Великолепно! Я не могу представить лучшего костюма для лесной феи.
– Мы беспокоились насчет длины юбки – это слишком смело, – критически заметила Розали, но Рэнд отрицательно покачал головой.
– Великолепно, – повторил он.
Костюм служанки Марион отличался дерзким шармом, который так шел Мире. Платье было сшито из зеленого и коричневого бархата; юбка и лиф отделаны темной оборкой, маленькую шляпку, как у Робин Гуда, украшало перо.
Юбка была короче обычной длины и доходила до верха мягких коричневых сапожек. В этом наряде, с ниспадающими темными волнами волос, она была похожа на маленького эльфа.
Мира нервно поправляла платье, когда они спускались вниз, где в алтарях Бахуса, Аполлона, Венеры, Минервы и Марса курился фимиам. В «Павильоне» звучала музыка – оркестр играл веселые мелодии. Король еще не появился, но все шептались, что он должен быть в турецком костюме, который кто-то заметил в алькове, примыкающем к бальному залу. Мира смотрела вокруг с удивлением и восторгом, восхищенная необычными, яркими и нередко смелыми костюмами гостей. В то время как пожилые дамы и вдовы сидели по краям зала и наблюдали за своими подопечными, молодые леди кружились в танце с волшебниками, чудовищами, сказочными героями, негодяями и мифологическими персонажами.
Как только они вошли в зал, молодой человек в костюме средневекового рыцаря подошел к Мире. Это был Карр Фолкнер в железных латах, черных облегающих штанах и грубых сапогах. Он обратил к ней приветливый взгляд темно-зеленых глаз из-под черных ресниц. Мира улыбнулась в ответ, ей понравился его несколько грубоватый шарм. Было ясно, что он ожидал ее появления.
– Мисс Жермен, – произнес он с полуулыбкой, так сильно напоминавшей Алека, что у Миры перехватило дыхание. – Или мне изменяет память, или вы сегодня еще более восхитительны, чем вчера.
Мира улыбнулась и поймала обращенный к ней взгляд Розали, которая, казалось, была очень довольна очевидным вниманием Карра Фолкнера.
Карр тоже посмотрел на Розали:
– Пользуясь тем, что нас уже представили друг другу вчера, я хочу пригласить мисс Жермен на первый танец.
– Но только на один, – ответила Розали, в ее глазах блестели огоньки смеха. – Мисс Жермен должна знать, что более чем один танец с одним кавалером может скомпрометировать ее.
– Но вы же не будете считать наши танцы, – обратился Карр к Мире.
– Конечно, буду, – сказала Мира. – Я не могу позволить себе быть скомпрометированной на первом же балу сезона.
Он рассмеялся и галантно предложил ей руку, и Мира позволила Карру увлечь себя на середину заполненного танцующими зала. Когда они закружились в танце. Мира обнаружила, что он прекрасно танцует. Через минуту или две молчания Мира лукаво улыбнулась:
– Мне нужно сказать что-нибудь, чтобы вызвать вас на разговор?
– Нет.., нет… – ответил он, переводя дыхание. – Я просто.., немного задумался.
Мира бросила взгляд из-под ресниц и улыбнулась. Хотя Карр не мог знать этого, но его сходство с Алеком сильно интриговало ее.
«Возможно, – думала она, – Алек мог быть таким несколько лет назад. Чуть более уязвимый, более веселый и в то же время чуть-чуть неловкий, с красивым лицом, с выражением свойственной молодости неопытности. Был ли Карр точной копией молодого Алека?»
– Задумались? – повторила она, беря инициативу в разговоре. – О чем-то или о ком-то?
Карр только медленно покачал головой.
– Какое разочарование, – сказала Мира, продолжая наступать. – Мне казалось, вы задумались обо мне.
Он рассмеялся, черные пряди волос упали ему на лоб, когда он наклонил к ней голову. Несмотря на молодость, он был выше многих мужчин в этом зале и смотрел на нее сверху вниз:
– Если бы я думал только о вас, мисс Жермен, мои ноги запутались бы, латы свалились на пол, а мне, пораженному вашей красотой, не оставалось бы ничего, как стоять и зачарованно смотреть на вас.
– Вы были бы первым, кто поступил так, – уверила его Мира.
– При всем моем уважении позвольте вам не поверить.
Карр с трудом удерживался от того, чтобы не выражать свое восхищение с таким очевидным восторгом, что это могло бы выглядеть глупо. Он умел держаться в рамках приличия. Это был уже второй его сезон в Лондоне, и он считал себя более чем искушенным в искусстве флирта. Он даже считал себя несколько циничным, хотя не настолько утомленным женским вниманием, как Алек. Женщины… В их власти было заставить Карра чувствовать себя неловким и смущенным. И вот когда он сумел, наконец, преодолеть себя и свою застенчивость, эта хрупкая женщина, с которой он танцует, быстрее, чем за минуту, вернула все на прежнее место. Он был околдован ею, более того, он чувствовал оценивающие взгляды своих друзей, когда они увидели его танцующего. Такая ночь, как эта, была верхом мечтаний молодого человека. Карр оставил все попытки поддержать разговор и просто старался запомнить малейшие детали ее лица.
Вполне довольная тем, что они продолжают танцевать в молчании, Мира легко следовала за кавалером, положив руку на покрытое латами плечо Карра. С большим сожалением она обнаружила, что вальс закончился. Она медленно шла с Карром к Беркли, которые разговаривали с Еленой Прекрасной, Шекспиром и Генрихом VIII.
– Вы прекрасно смотритесь, – прошептала Розали. – Он молод, очень мил и красив. Веди игру осторожно.
– Да, – прошептала в ответ Мира, не находя слов, чтобы объяснить, что Карр только бы выиграл, если бы был старше и не являлся кузеном Алека. Не говоря уже о том, что она всегда будет сравнивать их, она прекрасно понимала, что Алек не потерпит ее в своей семье. В какую ситуацию она попадет, если Карр всерьез заинтересуется ею? Эта мысль одновременно забавляла и пугала ее.
Переключив свое внимание на разговор, смеясь шутке Карра, она внезапно почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.
Посмотрев через плечо, Мира увидела Алека среди большой группы гостей. Прежде чем повернуться к ней спиной, он измерил ее долгим взглядом. В его серых глазах было столько осуждения! Дрожь пробежала по телу Миры.
«Это ничего не меняет, – убеждала она себя. – Не имеет значения, что он, может быть, все еще страстно желает меня, глупо беспокоиться…»
Но она не могла отрицать, что ей приятен его взгляд, да, очень приятен. И хотя между ними все кончено, Мира была горда, глядя на него; сегодня он был особенно красив.
В его внешности была какая-то невыразимая притягательность, его мужественность привлекала так, как способны привлекать немногие мужчины. Он не был похож на человека, который принимает близко к сердцу фантазии о сказочных принцессах и рыцарях на белоснежных конях. Когда женщина смотрит на него, она невольно думает о запретных наслаждениях и тайных встречах. Он был человеком, созданным для того, чтобы разбивать женские сердца. Но даже зная все это, как она могла устоять перед ним? Быть рядом с таким мужчиной, даже недолго, мечтает каждая женщина.
Розали тоже заметила Алека.
– Я встречала этот костюм раньше, – тихо сказала она, когда убедилась, что Рэнд и Карр увлечены разговором, – но должна заметить, что не всем он к лицу. Боюсь, что здесь он слишком уместен.
Высокая, широкоплечая фигура Алека была облечена в черные бриджи, темно-красный камзол, высокие сапоги. Его голова оставалась непокрытой, и черные волосы блестели, как агат. На шее на цепи висел золотой крест, а на боку – меч.
– Что это за костюм? – шепотом спросила Мира, вопросительно глядя на Розали.
– Капитан Бартоломео Роберте – можно догадаться по кресту. Пират. Как гласят легенды, он был убит в сражении в шестнадцатом веке. Героический персонаж, хотя имел не слишком добрую славу.
– Я собираюсь танцевать с ним, даже если мне потребуется вся ночь, чтобы добиться приглашения, – сказала Елена, проследив за взглядом Розали, смотревшей на Алека.
– Желаю удачи, – прошептала Мира, потупив взгляд; как она ни старалась сдержаться, улыбка скользнула на ее губах. Сегодня ее не беспокоит, что другая женщина в «Павильоне» имеет виды на Алека Фолкнера. Минуту назад он смотрел на нее, только на нее, и от сознания этого она была счастлива.
Бал продолжался, и Миру буквально засыпали приглашениями на танцы, знакомили все с новыми и новыми гостями. Розали была заметно довольна успехом Миры, в особенности тем, что Карр прилагал все усилия, чтобы привлечь к себе ее внимание. Бал был прерван на несколько минут, когда объявили, что король чувствует легкое недомогание и не сможет в этот вечер присутствовать на празднике.
Некоторые гости казались расстроенными известием, но никто не удивился, поскольку всем была известна леность монарха.
Мира с Карром стояли в окружении небольшой группки молодежи рядом со столом с прохладительными напитками и пуншем и непринужденно болтали. Мира смеялась милым шуткам, когда случился неприятный инцидент. Мисс Генриетта Лестер, легкомысленная и пустая девушка, случайно уронила свой бокал с пуншем, обрызгав всех, кто находился поблизости.
Мисс Лестер покраснела от неловкости, стала извиняться, и пока слуги ликвидировали следы беспорядка, залилась слезами.
Карр и другие молодые люди старались успокоить ее, а Мира отошла в дальний угол зала, чтобы как-то возместить ущерб-, нанесенный ее платью. Юбка и сапожки были залиты пуншем, пятна от которого отчистить было невозможно.
– О Господи! – недовольно произнесла она, вытирая салфеткой испорченную одежду и не думая, что кто-нибудь может слышать ее. Звуки музыки перебивали всхлипывания и восклицания мисс Лестер, и Мира поморщилась. – Не надо так разоряться. От твоих слез никому не станет легче…
Но тут недовольство Миры было прервано чьим-то удивленным смехом:
– Примите мои соболезнования.
Мира обернулась и увидела пожилую женщину, сидевшую за изящным столиком. Больше никого рядом не было, и Мира удивилась, почему никто не составит компанию этой даме с проницательным аристократическом лицом. Она была хрупкой и худощавой, с проседью в волосах и с живыми, несколько хищными чертами лица.
– Простите, я не знала, что кто-нибудь может слышать меня, – подыскивая слова, проговорила Мира. – Вы, наверное, подумали, что я несправедлива…
– Я подумала, что вы весьма благоразумны, – ответила женщина, указывая на испачканное платье Миры. – Продолжайте, возможно, вам удастся отчистить…
Что это?
– Пунш, – сказала Мира, возвращаясь к своему занятию. – Я восхищалась этим превосходным пуншем, пока он не был пролит на мой костюм.
– Возьмите платок, – предложила пожилая женщина, вынимая из сумочки небольшой батистовый платок и протягивая его Мире. Он выпал из бледной тонкой руки и упал на пол. – Проклятие, я уронила его, – сказала она, и Мира улыбнулась, обнаружив, что, кроме нее, здесь есть и другая женщина, которая умеет эффектно выразиться. – Черт побери, да где же он? – Женщина слегка наклонилась вперед, оглядывая пол и не находя платка. – Проклятие, моя компаньонка отошла на несколько минут и некому помочь мне. Этой девицы нет рядом как раз тогда, когда она нужна.