– Ты выглядишь усталой. Поспи часок-другой, потом мы пойдем гулять, и я покажу тебе Кристиана.

– Я не уверена, что смогу заснуть, – ответила Мира. – Мне надо столько обдумать.

– Думай только об одном, – сказала Розали, вставая и глядя на нее с нежностью. – Пройдет немного времени, и ты снова станешь смотреть на вещи так, как эго было свойственно тебе когда-то. Помнишь, какой жизнелюбивой ты была? Я до сих пор не встречала никого, кто бы так упивался жизнью.

– Я помню, что я всегда попадала в беду.

– В конце концов, это не изменилось.

Было просто невозможно противостоять несокрушимому оптимизму Розали. Мира почувствовала легкость на душе, когда зашла в отведенную ей очаровательную спальню, декорированную в бело-голубых тонах и обставленную мебелью из ореха и дуба. Платья, которые она привезла из Хэмпшира, были уже развешены в гардеробе, а остальные вещи аккуратно положены в старинный дубовый сундук. Мира с отсутствующим видом вертела в руках кольцо, служившее ручкой сундука, и оглядывала комнату. Набор щеток для волос с изящными ручками из слоновой кости лежал на туалетном столике времен королевы Анны, на каминной полке стояли расписные китайские фарфоровые статуэтки. В таком приятном окружении было совсем нетрудно расслабиться и заснуть.

Когда же Мира часа через два проснулась, у нее в душе царил покой. С помощью застенчивой полненькой служанки, которая приносила чай, ее платье было почищено, волосы аккуратно расчесаны и заколоты жемчужной заколкой.

Мира прогуливалась с Розали и Кристианом по ухоженному парку, наслаждаясь бодрящим октябрьским воздухом и радостно наблюдая за резвящимся маленьким сыном Розали.

Кристиан был самым милым ребенком из всех, которых ей приходилось видеть, белокурый и зеленоглазый, крепкий, с розовощеким круглым личиком. Он бегал вокруг, пока дамы прогуливались по парку, иногда перебивая их разговор вопросами и забавными замечаниями.

– Он необыкновенно смышленый мальчик для своих трех лет, – заметила Мира, когда Кристиан без ошибки назвал все собранные им опавшие с разных деревьев листья, а Розали довольно засмеялась.

– Его отец тоже убежден в этом. Но, к сожалению, Кристиан весь пошел в Беркли.

– Весь в Беркли? Разве это плохо?

– Это предвещает много проблем, – ответила Розали, изящно помахав рукой, тем самым показывая, что подчиняется неизбежному. – Все Беркли беспечны и безрассудны, все они были разбойниками, поджигателями и сорвиголовами… Не сомневаюсь, что Кристиан продолжит эту семейную традицию.

– Но лорд Беркли весьма солидный человек, – отметила Мира.

– Исключительно благодаря моему влиянию.

– Да, он заметно изменился после женитьбы, – согласилась Мира, вспоминая то далекое лето во Франции: Беркли был раздражительным, когда Розали не было рядом с ним.

– Особенно после рождения Кристиана, – добавила Розали. Ее глаза наполнялись нежностью, когда она смотрела на бегущего мальчика. – Этот ребенок раскрыл в Рэнде стороны, о существовании которых раньше знала только я. Он стал гораздо мягче, терпимее… – Розали усмехнулась. – Прежде он наводил страх на других.

«Как будто сейчас это не так», – подумала Мира, но вслух сдержанно сказала:

– Я помню.

– Но теперь мы с Рэндом гораздо ближе, чем я когда-то надеялась. Обязанности, о которых говорят мои подруги…

Их опасения за верность своих супругов, недоверие… У нас такого никогда не будет.

– Тебе очень повезло, – тихо сказала Мира, глядя на малыша и чувствуя тоску по такой любви и надежной семейной жизни, которую описывала Розали.

– Когда-нибудь у тебя все это будет.

Мира попыталась скрыть свои чувства за беззаботной улыбкой.

– Возможно, – согласилась она, зная, что если станет противоречить, последует еще одна нравоучительная лекция.

– Ты встречала человека, которого могла бы полюбить?

Мира ответила не сразу. Она не станет лгать Розали, но есть темы, которые нельзя раскрывать. То, что Алек Фолкнер был ее возлюбленным, навсегда останется в тайне.

– Да, – ответила она.

– Это лорд Сакв иль? – Розали вопросительно вскинула бровь.

– Я не могу, ни подтвердить, ни опровергнуть твои слова.

– Мирей, если это был лорд Саквиль… – покровительственно продолжала Розали. – По моему мнению, он был тебе больше отцом, чем… – Она умолкла. – Конечно, я не могу составить мнение о человеке, которого так мало знаю. Но любовь – настоящая любовь – возможна только между людьми, имеющими гораздо больше общего, чем лорд Саквиль и ты.

– Я знаю, что такое настоящая любовь, – тихо проговорила Мира, погружаясь в нахлынувшие воспоминания: Алек, прижимающий ее к своей широкой груди, ею глаза искрятся смехом, или пылают гневом, или задумчивы; его ранимость, которую он старательно скрывал ото всех; выражение страсти, появлявшееся на его лице, когда он смотрел на нее.

«О Алек! – отчаянно шептало ее сердце. – Почему ты позволил мне покинуть тебя?»

– Хотя мои чувства не вернуть, – с усилием продолжала она, – мне известно, что значит любить всем сердцем. Я никогда не полюблю никого так же сильно – это невозможно.

– Ты слишком молода, чтобы судить об этом с такой уверенностью, – сказала Розали. – Ты знаешь, во что верили египтяне?

Что мужчина и женщина – две половинки единого целого, которые когда-то были разделены, что мы ищем свою половину, ту, для которой созданы. Если ты твердо решила быть с Саквилем…

– Я не сказала, что это Саквиль…

– ..с мужчиной, которого любишь, – поправилась Розали. – Если ты решила быть с ним, значит, судьба обязательно сведет вас. А если он не тот, кто тебе предназначен, то твоя половинка еще ждет тебя.

– И ждет, когда начнется сезон встреч?

– Да, – засмеялась Розали. – Ждет, когда ты появишься после долгой и холодной зимы, проведенной в одиночестве.

– В одиночестве? – повторила Мира. – Нет, как бы там ни было, я не думаю, что проведу ее одна. – Неожиданно в ней вспыхнул гнев, и она не стала подавлять его. Гнев – более здоровое чувство, чем тоска; возможно, если повезет, он перерастет в безразличие. Она никогда не сможет изгнать из сердца свои чувства к Алеку Фолкнеру, но сумеет пережить это.

– Не хотите ли позавтракать, милорд?

– Спасибо, нет.

Джорджия Бредборн, недавно овдовевшая графиня Хелмсли, мягко ступая босыми ногами, прошла к маленькому столику, на котором был сервирован завтрак. Аромат крепкого кофе распространился в спальне. Ловкими движениями изящных белых рук она разлила кофе в китайские чашки. Алек, наблюдая за ней, подумал, что она все делает так, будто заранее отрепетировала – танцует ли, флиртует ли, наливает кофе или занимался любовью. Для Джорджии не существует ничего нового, никаких сюрпризов. Даже ее тело, прекрасно видное сквозь прозрачный пеньюар, было гладким и правильным, без родимых пятен или родинок на бархатной коже.

Ее речь была приятной: она очень редко противоречила ему, подчеркивая полное совпадение своих мнений с его словами.

Многие мужчины сочли бы ее идеалом, если бы приняли за чистую монету игру леди Бредборн, женщины, столь близкой к тому, чтобы быть эталоном. Алек сел и прислонился к высокой спинке кровати, ловя край простыни, соскользнувший с ног.

– Не натягивай простыню, – попросила Джорджия, улыбаясь и садясь на край постели и маленькими глотками отпивая кофе. – Мне нравится смотреть на тебя.

Она была красивой женщиной, чувственной белокожей блондинкой с аристократическими манерами.

Зная, что от него этого ждут, Алек взял ее руку и, поднеся к губам, поцеловал в ладонь.

– Как всегда, я с величайшей неохотой думаю о том, что все же придется покидать твою постель, – сказал он и легко рассмеялся.

– Как всегда, я не хочу отпускать тебя. Ты беспринципный негодяй и поэтому такой великолепный любовник.

– Пока игра оправдывает твои ожидания, – негромко добавил Алек тоном, заставившим счастливую улыбку Джорджии на секунду сделаться неуверенной.

– Надеюсь, это было больше, чем игра, – заметила она. – Когда мы с тобой вместе, я чувствую, что мы близки… Так, как я никогда не была близка с мужем. Тебе легко удается затронуть мое сердце и душу. Каждый раз, когда мы занимаемся любовью, я все сильнее чувствую, что принадлежу только тебе.

Алек прищурился. Джорджия играла весьма убедительно.

Она говорила с трогательной душевностью, выражение ее лица было искренним. Но было в нем еще что-то, какое-то напряженное ожидание, выдававшее ее истинные намерения. Она решила, что хочет стать женой Алека, но не от бешеной любви, как пытается убедить его. Многим хорошо известно, что ее долги растут, как снежный ком, а кредиторы громко стучатся в двери. Если она ждет от него предложения руки и сердца, то потеряет гораздо больше времени, чем может себе позволить женщина, оказавшаяся в ее ситуации. Хотя ее лицо и фигура были безупречны, «следы» слишком свободной, несдержанной жизни вскоре унесут ее привлекательность. Она слишком много пьет, слишком много времени посвящает вечеринкам и азартным играм. Так было еще до смерти ее немолодого мужа, так продолжается и по сей день.

– Джорджа, – негромко позвал Алек, называя ее именем, которое она терпела только от него. – Почему ты не хочешь, чтобы я уладил дела с твоими кредиторами?

– Я… – Она посмотрела испуганно. – Я… Почему ты заговорил об этом, дорогой? – Она сделала большой глоток кофе и, обжегшись, полуприкрыла глаза.

– Давай прекратим игру, – мягко сказал Алек. – Ты отказывалась принимать мои подарки по той же причине, что не разрешаешь мне оплатить твои счета: тебе нравится делать вид, будто ты больше, чем просто моя любовница.

– Я не любовница! – Джорджия резко встала с постели. – Я твоя возлюбленная.

– Джорджия, у меня нет ни желания, ни необходимости жениться на ком бы то ни было. – Алек был откровенен. – Называй себя как нравится – любовницей, возлюбленной, другом, но ситуация от этого не изменится: наши отношения достигли своего максимального развития. Другими словами, все будет так, как сейчас, поэтому тебе следует извлечь наибольшую пользу из ситуации и перестать ожидать от меня предложения, которого ты никогда не получишь. Ты никогда не станешь герцогиней Стаффордширской, но можешь много выиграть, будучи моей любовницей. Мне хочется быть щедрым с тобой…

– Пожалуйста, пожалуйста, не говори мне этого, – начала Джорджия, вытирая влажные глаза. – Я не понимаю, о чем…

– Плакать бесполезно. – Голос Алека звучал насмешливо. – Я не чувствителен к женским слезам.

– Негодяй! – Слезы Джорджии моментально высохли, и, наградив Фолкнера холодным взглядом, она уселась перед зеркалом и стала причесываться.

Алек улыбнулся, встретив отражение ее глаз в зеркале.

– Вот она – искренняя Джорджия, – прокомментировал он и положил руки под голову. – Неожиданно я нахожу тебя более привлекательной, чем раньше.

– Потому что ты относишься к тому типу мужчин, которые любят женщин, презирающих их. Тебе не нравятся те, кто старается быть добрым к тебе.

– Я могу любить любую женщину, пока она искренна, – ответил Алек. Опущенные длинные ресницы скрывали выражение его глаз. – До тех пор, пока она честна. Трудно найти женщину, которая в постели не играет какую-нибудь роль.

– Нам всем это свойственно, – холодно заметила Джорджия, аккуратно проводя расческой по своим золотистым волосам. – Вы, бедные глупые мужчины, не хотите принимать нас такими, какие мы есть. Вы всегда ищете невинность.

Алек усмехнулся.

– Боже упаси меня от женщин, старающихся разыгрывать из себя невинных, не являясь ими, хуже того – старающихся выглядеть леди, – сказал он и помрачнел от неприятного воспоминания. – Знаю на собственном опыте: притворство невыносимо.

– О ком ты думаешь? Она была притворной невинностью или притворной леди? – допытывалась Джорджия. Ее резкий голос вернул его к действительности.

– И то и другое, – ответил Алек, проведя рукой по шее.

Он так давно носил фамильный медальон Фолкнеров, что до сих пор не привык к его отсутствию. – Ты не ответила на мой вопрос. Хочешь, чтобы я оплатил счета или нет?

– Неужели оплата нескольких пустяковых долгов – все, что ты можешь мне предложить?

Вкрадчивый голос Джорджии заставил его рассмеяться:

– Судя по тому, что я слышал, они далеко не пустяковые. Я все равно сделаю тебе подарок…

– Изумруды?

– Бриллианты, – небрежно поправил Алек, вставая с постели. – Ты не стоишь изумрудов, Джорджия, хоть я должен признать, что ты была очень занятна в это утро.

– Возможно, я смогу убедить тебя в моей истинной цене.

Через несколько минут я заставлю тебя подарить мне изумруды…

Джорджия обольстительным движением скинула пеньюар. Алек задумчиво взглянул на нее, улыбнулся и поцеловал в лоб с нежностью, вызвавшей у нее приступ бешенства.

– Довольно, Джорджия. Я больше не приду. Но спасибо за приглашение… Приятно сознавать, что тебя хотят.

– Негодяй! – во второй раз повторила она это слово, отворачиваясь. – В таком случае я приму бриллианты.

В Беркли-Холле прямо на улице были накрыты столы, уставленные таким количеством еды, какое Мира вряд ли раньше видела. Жаркое и ветчину подносили с кухни так часто, как только успевали слуги, а толпа собралась, чтобы полакомиться пудингами, всевозможными булочками и другими кушаньями. Прожив месяц у супругов Беркли, Мира стала привыкать к их стилю жизни, но тем не менее ее пугало количество собравшихся людей. Пир продолжался целый день и с наступлением сумерек должен был закончиться фейерверком. Это было благотворительное мероприятие, устроенное для жителей поместья и крестьян из соседних деревень, но мелкопоместные дворяне тоже приехали сюда, чтобы поесть и повеселиться.

– Здесь, наверное, не меньше тысячи человек, – заметила с замиранием сердца Мира, кутаясь в теплую накидку от холодного ветра, который румянил ее щеки.

Розали улыбнулась, приветственно кивая знакомым, встречавшимся тут и там.

– Каждый год у нас собирается все больше народу, – заметила Розали. – Но как мы можем не пустить кого-нибудь? Большинство из них – жители окрестных деревень, работающие каждый день не покладая рук. Доставить им эту маленькую радость – лишь часть того, что я хотела бы сделать для них.

– Я слышала, многие говорят, как щедры вы с лордом Беркли. Ваши крестьяне – самые благополучные и довольные во всей Англии.

– Рэнд собирается сделать еще больше для местных жителей. Он решил обратиться к королю Георгу с предложением о созыве парламента: он будет представлять эту местность. Ему нужна новая деятельность: я буду рада, если он займется политикой. Это отвлечет его внимание от попыток раскрыть мои маленькие секреты.

Мира с удивлением улыбнулась Розали:

– У тебя есть секреты от мужа? Я думала, вы шагу не ступите друг без друга.

– Что ты! Боже, как это было бы скучно. Нет, Рэнд не бывает в курсе всех моих дел; и я уверена, что он знает об этом. Он никогда не будет распоряжаться мной.

– В чем именно? – начала Мира, но оборвала себя. – Нет, я ни о чем не спрашиваю.

– Я скажу тебе, если ты пообещаешь не говорить никому ни слова. – Розали посмотрела вокруг, чтобы убедиться, что поблизости нет свидетелей разговора, и зашептала:

– Ты знаешь, что Брумель, мой отец, последние несколько лет вынужден жить во Франции. Он бежал туда от долгов, карточных и других, которые не мог оплатить. Когда его дружба с королем Георгом прекратилась, он был на грани разорения. Ему грозила долговая тюрьма. Даже имея много влиятельных и богатых друзей в Англии, Брумель совершенно не умеет обращаться с деньгами… Он покупает все самое лучшее, бездумно тратит… Из-за своей гордости он не хочет принять от меня деньги.

– Как ужасно быть не в силах помочь, когда искренне хочешь этого.

– Да, гордость мужчины легко задеть. В некоторых вопросах они более ранимы, чем женщины. По многим причинам мой отец и муж сильно недолюбливают друг друга.

Единственное, в чем они сходятся, что мы не должны открывать мое родство с Брумелем. Но, несмотря на все разумные доводы, я не могу делать вид, будто это не так, он мой отец!

Он мой единственный родитель. Я не могу забыть об этом, как бы Рэнду этого ни хотелось.

– Конечно, – согласилась Мира.

– Тайно я нашла возможность помогать Брумелю, поскольку у него большие затруднения с деньгами. Я анонимно оплачиваю столько его счетов, сколько могу, чтобы не вызывать подозрения ни у Рэнда, ни у самого Брумеля.

– А что же семья Брумеля? Если он нуждается в деньгах, почему они не помогут ему?

Розали нахмурилась, качая головой.

– Они терпели его, пока он был богат и влиятелен, а сейчас он только помеха для них. Они делают вид, будто его вообще не существует – по той же причине они делают вид, будто и меня не существует! Они ничем не помогут ему. – Легкая улыбка заиграла на губах Розали. – Мирей, никто не знает об этом, но дважды мой отец тайно приезжал в Англию, всего на несколько часов. Оба раза я встречалась с ним, не говоря об этом мужу. Рэнд не разрешил бы мне…

– Скорее всего нет, – возразила Мира, зная, что Беркли не отказал бы жене в том, чего она по-настоящему хочет.

– Возможно, он и не запретил бы, – после минутного раздумья заключила Розали. – Но я знаю: он стал бы настаивать, что будет сопровождать меня, и этим все испортил бы.

Могу себе представить, как бы я пыталась разговаривать с Брумелем, которого так легко расстроить, с Рэндом, стоящим за спиной и сердящимся на нас обоих.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказала Мира, и они обменялись улыбками.

– Причина, по которой я рассказываю тебе это, – продолжала Розали, – заключается в том, что я получила известие от Брумеля о его прибытии в Англию в ближайшие дни, и это будет скорее всего его последний визит. Он приезжает поговорить со своим адвокатом о кое-каких секретных фондах, которые все еще остаются в Лондоне, и побеседовать с издателем о его книге о костюмах и платьях. Он специалист по этому вопросу, и, может быть, выручка от продажи книги поможет покрыть часть долга и другие расходы.

– Как ты собираешься встретиться с ним, втайне от Беркли?

– Так же, как и предыдущие два раза: я скажу Рэнду, что поехала к матери в Лондон. Но на этот раз мне лучше не ехать одной. Как ты полагаешь?..

– Я с удовольствием буду сопровождать тебя, – ответила Мира.

Было заметно, как Розали благодарна ей за эти слова.

– Я так рада! Спасибо! Тебе будет приятно встретиться с Брумелем, уверяю. – На секунду она закрыла глаза, стараясь сдержать нахлынувшие чувства. – Я увижу своего отца, – сказала Розали, словно убеждая себя в том, что ее мечта скоро сбудется. – Я умру от счастья. Я так давно, ужасно давно не виделась с ним! Ты, наверное, думаешь, что с моей стороны странно любить человека, едва зная его.

– Вовсе нет, – ответила Мира, отвернувшись и кусая губы. – Вовсе нет.

После приятного, но ничем не примечательного ужина в Бедфорд-Хаузе гости возвращались в бальный зал, в дальней части которого расположился небольшой оркестр. Теперь благодаря леди Джорджии Бредборн Алек официально считался самым интересным холостяком в Лондоне; неудобство своего положения он чувствовал на протяжении всего вечера. Он не мог взглянуть вокруг, не встретив призывных женских взглядов. Он не мог присоединиться ни к одному разговору без обязательных вопросов о его романтической жизни, намерениях относительно этой женщины и будущих планов женитьбы. Отбиваясь, как только мог, Алек начал подумывать, что его будут травить подобным образом до конца зимы.

– Будет еще хуже, когда начнется сезон, – прервал его размышления чей-то голос.

Алек обернулся и встретил ясный, понимающий взгляд лорда Мельбурна..

– Объясни, пожалуйста. – Алек позволил себе слабо улыбнуться.

Он любил Мельбурна за дружелюбие и веселый характер.

Мельбурн был человеком, который думал так, как считал нужным думать, и говорил то, что думает; но он был чрезвычайно обходительным, поэтому даже когда его мнение было не всем приятно, к нему продолжали относиться с теми же уважением и симпатией. Такт и честность редко так удачно сочетаются в одном человеке.

– Ты находишься под прицелом, – лаконично заметил Мельбурн, делая рукой грациозный жест. – Весна не принесет тебе облегчения. Они будут кружить рядом с тобой, как китобои вокруг раненого кита. Голову даю на отсечение, что за этот год они тебя женят.

– Рискуй своей головой ради более стоящих вещей, – ответил Алек, его глаза искрились смехом. – У меня нет намерения жениться.

– Старина, у тебя нет выбора. Ни один мужчина не намеревается жениться, но рано или поздно большинство из нас приходят именно к такому финалу. Проклятие! Я тоже не собирался жениться, пока однажды, проснувшись, не обнаружил, что спящая рядом женщина – моя жена.

– Так приятная холостяцкая дрема была нарушена грубым пробуждением в браке.

– Совершенно верно, – подхватил Мельбурн, собираясь развить начатую тему, но его взгляд упал через плечо Алека.

Его лицо приняло холодное выражение. – Боже милостивый, – сказал он тихо, смущение заставило его слегка поморщить рыжеватые брови. – Кто это? Я думал, это…

Алек обернулся и бросил быстрый взгляд на только что вошедшего мужчину. Ею пальцы сжали бокал, затем он снова обратился к Мельбурну, который быстро взял себя в руки.

– Это Карр Фолкнер. Как обычно опаздывает, – медленно произнес Алек; его манера говорить была расслабленной, но глаза выдавали внутреннее напряжение. – Недавно вернулся из долгой поездки за границу. Младший брат Холта, ему чуть больше двадцати.

Мельбурн кивнул, румянец возвращался на его красивое лицо. Давняя взаимная неприязнь Kappa и Холта немало беспокоила Мельбурна, хотя он был из тех мужчин, кто не теряет спокойствие в любой ситуации.

– Я был знаком с твоим покойным кузеном, – негромко сказал Мельбурн, – но, к сожалению, не с его ближайшими родственниками. Я даже не подозревал, что у него был младший брат, так похожий на него.

– Карр никогда не появлялся в лондонском обществе.

Он предпочитал жить в загородном поместье и сидеть над книгами, – пояснил Алек, мрачнея. – До сих пор.

– Не осуждай его за это, – мягко посоветовал Мельбурн. – Он находится в том возрасте, когда молодые люди стремятся испытать все соблазны жизни: женщин, карты…

– Я подозреваю, что причины, побудившие его переехать в Лондон, этим не исчерпываются. – Алек вспомнил холодное выражение лица Карра, когда тело Холта опускали в могилу, поездку за границу, повторявшую такую же поездку, совершенную Холтом в его двадцать два года, резкую перемену в поведении Карра, прежде тихого юноши, а теперь столь же безрассудного, как был безрассуден Холт. – Боюсь, что Карр пытается занять в жизни место своего брата.

– Сознательно?

– Не знаю. – Алек передернул плечами в ответ на смех Карра. Он смеялся слишком похоже на Холта. Переливы голоса так сильно напомнили ему молодого Холта, и это воспоминание вызвало в Фолкнере бурю гнева.

Еще мальчиком Карр был лукавым и хитрым: любимец семьи, зеленоглазый, с милой улыбкой, шаловливый тихоня с ангельским личиком. Не раз Холт и Алек обнаруживали, что их планы нарушены и секреты раскрыты из-за страсти Карра подслушивать и сочинять небылицы. Когда они повзрослели, Карр превратился в типичного школяра – ничего удивительного, учитывая его замечательную память и способность повторять услышанное. Теперь они повзрослели.

Алек вспомнил, каким ненадежным был младший брат Холта, и он сомневался, что Карр изменился в лучшую сторону.

Если только существовал кто-нибудь, кого Алек мог ненавидеть, – это были именно ненадежные люди.

– Он идет сюда, очевидно, хочет поговорить с тобой, – предупредил Мельбурн, и губы Алека искривились в полуулыбке.

– Интересно, о чем.

Видит Бог, им было нечего сказать друг другу даже на похоронах Холта.

– Привет, Алек! – Подойдя, Карр крепко пожал ему руку.

После короткого знакомства Мельбурн отступил назад и посмотрел на них, извиняясь.

– Я должен потанцевать с женой, пока не вызвал ее упреков за невнимание. – Он посмотрел на обоих Фолкнеров с нескрываемым удивлением. – Рад был познакомиться с вами, – сказал он, обращаясь к Карру. – Всего хорошего.

– Благодарю, – ответил Алек, задумчиво провожая Мельбурна взглядом.

Он понимал, что именно привело в такое смятение этого джентльмена. Алек и Карр были слишком похожи друг на друга, их обоих природа щедро наделила характерными фолкнеровскими чертами. Так же, как и Алек, Карр был черноволосым, имел четкую линию бровей и золотистый опенок кожи, выступающие скулы и неуступчивый, четко очерченный рот. Но в отличие от холодно-зимних серых глаз Алека глаза Карра были темно-зелеными, он был ниже ростом и более хрупкий. В его внешности преобладало скорее изящество, чем сила Алека.

– Ты одет как щеголь, – отметил Алек. Его взгляд не упустил ни малейшей детали обновленной внешности кузена. Уложенные черные волосы блестели, одежда черного и белого цветов была безупречна. Разительное отличие по сравнению с неряшливым юнцом, корпящим над грудами книг.

– Хотелось бы надеяться, – протянул Карр, подражая тону денди. – Но эта чертовщина дорого обошлась мне.

– Как прошло путешествие? – равнодушно поинтересовался Алек, и Карр вздрогнул.

– Приятно. Нет, скорее, терпимо. – Его темно-зеленые глаза встретили взгляд Алека, и он увидел отчаяние, промелькнувшее во взгляде Kappa. – Ужасно! Я хотел поговорить с тобой.

– Обсуждай свои проблемы с кем-нибудь другим. Ты не хуже меня знаешь, у нас нет ничего общего… Более того, в семье я не считаюсь сострадательным…

– Нет, – перебил Карр, его лицо было испуганным, будто он задумался над тем, почему первым делом подошел именно к своему кузену. – Но ты единственный, кто поймет меня.

Чувствуя, что любопытные уши прислушиваются к их разговору, Алек заколебался с минуту, а потом кивнул:

– Если ты готов рисковать быть подслушанным.

– Все слишком далеко, чтобы расслышать, – сказал Карр, оглядев комнату и вновь остановив взгляд на лице Алека.

– Тогда начинай.

– Поездка была неудачной. Я не мог видеть ничего. Я не мог слышать ничего. Я не мог спать. Каждую ночь я думал об этом, я почти потерял рассудок. Вопросы без ответов медленно убивают меня.

– Холт? – тихо спросил Алек, и Карр кивнул.

– Да… Холт. Я мог бы смириться с его смертью, если бы на то была причина. Но ее не было, не было объяснения всему случившемуся и почему он был… – Карр замолчал и сделал над собой усилие, чтобы говорить спокойнее. – Я должен был выяснить, почему, я должен был выяснить… Почему ты так смотришь на меня?

– Ты что-то слишком уж искренен сегодня. Хотелось бы знать в действительности, в чем дело и к чему вся эта театральная сцена.

– Неужели так тяжело поверить в то, что я любил брата?

– Я знаю тебя и знаю, что за отношения были у вас с Холтом. Вы редко обменивались даже словом.

– Я не мог разговаривать с ним, – с искренностью сказал Карр, делая большие глаза. – Я слишком боялся его. Ты не понимаешь, каково на самом деле мне было… Всю жизнь все только и говорили, какой он замечательный… Я старался соответствовать его уровню, и всякий раз мне не удавалось.

Но я любил Холта и должен выяснить, кто убил его, иначе я буду мучиться над этим вопросом до конца жизни. Если я даже не попытаюсь, то никогда не обрету покоя. Ты не знаешь, каковы были последние месяцы…

– Я знаю, – перебил Алек. В его голосе звучала нотка искренности, свидетельствующая о том, что он задет за живое. Ее моментально уловил молодой человек. – Но не было никаких зацепок, никакой ниточки.

– Мы можем поискать их вместе.

– Ты думаешь? – холодно поинтересовался Алек– Кому из нас будет лучше, если мы начнем вновь и вновь ворошить прошлое? Потребовалось достаточно времени, чтобы я смог смириться с происшедшим…

– Я не могу больше выносить этого. Алек, ты единственный, в ком я надеялся найти опору в поиске убийцы Холта.

Я думал, ты любил его так же сильно, как…

– Черт тебя побери! – Глаза Алека внезапно вспыхнули. – Если ты собираешься и дальше бросаться подобными словами, щенок, мы продолжим разговор на улице. Холт значил для меня больше, чем брат. Еще одно такое замечание, и я сотру тебя в порошок.., или вызову на дуэль. Этого ты, пожалуй, больше заслуживаешь.

– Извини. – Карр понурил голову.

Это движение вызвало столько воспоминаний о том, как извинялся виноватый Холт, что Алек отвел взгляд и стиснул зубы.

– Черт тебя побери, – повторил он.

– Забудь об этом, – тихо произнес Карр. – Я иду в трактир «Гудменз». Посижу там вечерок, если хочешь, присоединяйся ко мне, выпьем за мое извинение. Я не" хотел обидеть тебя.

Алек не ответил, продолжая смотреть в сторону, когда Карр уходил. Заняв свое место за столом, он рассматривал вышитый узор на скатерти, внезапное видение предстало перед его мысленным взором: Холт, входящий в его комнату без стука, в хорошем настроении, слегка выпивший.

– Это я, мой уважаемый, трудолюбивый кузен, – объявлял о себе Холт, ставя бутылку джина посреди бумаг на столе Алека.

Глядя, как пятно джина расползается на чернилах, Алек притворно хмуро встретил взгляд Холта.

– Если ты пришел за деньгами – у меня их нет.

– Черт возьми… Нет, я пришел не за этим, – высокопарно сообщил Холт, грозя пальцем, как строгий учитель, в детстве преподававший им математику. – Я пришел отвлечь тебя от трудов праведных, пока твои мозги не свихнулись от всей этой писанины. Я собираюсь найти тебе женщину. – Взяв бутылку, Холт сделал глоток джина, затем продолжил:

– Тебе нужна женщина. Такая, как моя Лейла. Подумай об этом, может быть, у Лейлы есть подруга, которая…

– Черт меня подери, если я нуждаюсь в твоей помощи, чтобы найти женщину, – ответил Алек, внезапно рассмеявшись и откладывая в сторону перо. Он потянулся к бутылке и тоже сделал глоток. – Сегодня я найду себе такую женщину, рядом с которой твоя Лейла будет похожа на вывеску на повозке торговца рыбой.

– Ото! – воскликнул Холт, направляясь к двери и останавливаясь в проеме. – За честь Лейлы я вызову тебя.., когда протрезвею. – Он широко улыбнулся. – Это спасет тебя на время…