Оперативный центр (№2) - Зеркальное отражение

Худ, расхаживавший под пальмой, застыл на месте. Значит, президент разрешил группе "Бомбардир" совершить экскурсию в Санкт-Петербург, а Лоуэлл Коффи, юридический советник Опцентра, отправится получать санкцию специальной комиссии Конгресса по надзору за разведывательными ведомствами. Выходит, действительно все очень серьезно.

Худ взглянул на часы:

– Майк, я постараюсь вернуться ночным рейсом.

– Не надо, – остановил его Роджерс. – Время в запасе у нас есть. А если начнется что-то настоящее, я всегда смогу перебросить тебя вертолетом в Сакраменто, а потом ты с авиабазы "Марч" вылетишь сюда.

Худ оглянулся на детей. Завтра утром они собрались совершить обзорную экскурсию в Голливуд. И Роджерс прав. До базы ВВС на вертолете лететь чуть больше получаса, а оттуда он меньше чем за пять часов доберется до Вашингтона. Однако, вступая в должность, он принес клятву, и у него нет желания переваливать свою работу – точнее, ношу, ответственность – на чужие плечи.

У него учащенно забилось сердце. Худ понимал, чем оно озабочено. Сердце уже начинало перекачивать свежую кровь к ногам, чтобы он успел на самолет.

– Разреши мне переговорить с Шарон, – попросил Худ своего заместителя.

– Она тебе голову оторвет, – сказал Роджерс. – Выдохни и соверши оздоровительную пробежку по парку. Мы со всем справимся сами.

– Спасибо, – сказал Худ, – но я обязательно дам тебе знать, если что-нибудь надумаю. Спасибо за то, что держишь меня в курсе. Я еще позвоню.

– Не сомневаюсь, – угрюмо буркнул Роджерс.

Окончив разговор, Худ закрыл телефон и осторожно подбросил его на ладони.

Шарон оторвет ему голову, а дети будут убиты горем. Александр так давно мечтал сходить с отцом в парк виртуальных аттракционов.

"Господи, ну почему в жизни ничего никогда не бывает просто?" – мысленно спросил себя Худ, направляясь обратно к бассейну.

– Потому что в этом случае в отношениях между людьми не было бы никакой динамики, – пробурчал он себе под нос, – и жизнь стала бы невыносимо скучной.

Хотя, надо признать, как раз сейчас немного скуки не помешало бы. Именно в надежде ее найти он приехал в Лос-Анджелес.

– Пап, ты нырнешь к нам? – радостно завопила, увидев отца, Харлей.

– Нет, балда, – возразил Александр. – Разве ты не видишь, у него в руке телефон?

– Сам балда, – ответила девочка. – На таком расстоянии я без очков ничего не вижу.

Шарон, перестав поливать сына из водяного пистолета, подплыла к бортику. По ее лицу Худ понял, что она уже обо всем догадалась.

– Собираемся в кружок, – позвала Шарон детей, когда муж опустился на корточки у края бассейна. – Кажется, папа вознамерился нам что-то сообщить.

– Мне нужно возвращаться, – просто сказал Худ. – То, что произошло сегодня... мы должны принять ответные меры.

– Папа нужен в Вашингтоне, чтобы надавать негодяям по заднице, – прокомментировал Александр.

– Тише, – остановил сына Худ. – Помни, болтливые языки...

– ...топят корабли, – закончил за отца десятилетний мальчишка. – Прошу меня пра-астить... – с этими словами он скрылся под водой.

Двенадцатилетняя сестра попыталась было его удержать, но Александр выскользнул у нее из рук.

Сверкнув глазами, Шарон посмотрела на мужа.

– А эти ответные меры, – тихо промолвила она, – их никак нельзя принять без тебя?

– Можно.

– Так оставайся.

– Не могу, – сказал Худ. Он опустил взгляд, затем посмотрел в сторону. Куда угодно, лишь бы не встречаться глазами с Шарон. – Извини. Я тебе позвоню.

Поднявшись, Худ окликнул детей, которые, на минуту оторвавшись от игры в салки, помахали ему.

– Привезите мне из парка развлечений футболку, – сказал он.

– Обязательно! – крикнул Александр.

Развернувшись, Худ направился прочь.

– Поль! – окликнула его Шарон.

Остановившись, он оглянулся.

– Понимаю, как тебе сейчас трудно, – сказала она, – и ничем не могу тебе помочь. Но нам ты тоже нужен. Особенно Александру. Завтра он весь день только и будет сокрушаться: "О, папе это очень понравилось бы!" и "Папа был бы в восторге!". И очень скоро тебе придется принимать "ответные меры" по поводу того, что тебя постоянно не бывает дома.

– Неужели ты думаешь, что меня самого это не убивает? – спросил Худ.

– Значит, недостаточно, – сказала Шарон, отталкиваясь от бортика. – Не настолько, чтобы оторваться от своих игрушек в Вашингтоне. Ты подумай об этом, Поль.

"Обязательно подумаю", – мысленно заверил себя Худ.

А пока ему нужно успеть на самолет.

Глава 17

Понедельник, 03.33, Вирджиния

Подполковник У. Чарльз Скуайрс стоял на погруженной в темноту взлетно-посадочной полосе базы в Квонтико. На нем были штатский костюм и кожаная куртка. Поставив переносной компьютер между ногами на бетон, Скуайрс поторапливал остальных шестерых членов группы "Бомбардир", занимавших места в двух вертолетах "Джет-Рейнджер", которым предстояло перебросить их на базу ВВС Эндрюс. Оттуда собственный "Си-141Б", совершив одиннадцатичасовой беспосадочный полет, доставит их в Хельсинки.

Ночной воздух был прохладным и бодрящим, хотя, как обычно, наибольшее возбуждение Скуайрс получал от самой работы. Еще в детстве, когда жил на Ямайке, он испытывал ни с чем не сравнимый восторг, выбегая на футбольное поле перед началом матча, даже когда предстояла встреча с грозным соперником; то же самое чувство Скуайрс переживал сейчас, руководя работой "Бомбардира". Именно зная о любви Скуайрса к футболу, Худ позволил ему назвать свой отряд в честь той позиции, на которой тот играл на поле.

Скуайрс спал в своем маленьком домике на базе, когда ему позвонил Роджерс и отдал приказ об отправке в Финляндию. Извинившись, Роджерс сообщил, что Конгресс одобрил отправку только семи человек вместо обычных двенадцати. Конгресс всегда придирчиво изучал все подробности предстоящей операции, стараясь максимально обезопасить себя от возможных последствий, и на этот раз было принято решение сократить численность группы. К счастью, в последнее время Скуайрс приспособился вести игру практически с любым численным составом своей команды.

Скуайрс не стал целовать жену на прощание: расставания получались гораздо безболезненнее, если она в этот момент спала. Вместо этого он взял в ванную телефон защищенной связи и поговорил с Роджерсом. Общий план состоял в том, что группе Скуайрса предстоит выдавать себя за туристов. Роджерс обещал еще раз связаться со Скуайрсом, когда самолет поднимется в воздух, и сообщить дополнительные подробности. Пока что троим оперативникам предстояло отправиться в Санкт-Петербург, а четверо останутся ждать их в Хельсинки, в качестве группы прикрытия.

Члены "Бомбардира", оставшиеся в Штатах, будут разочарованы, и не они одни. Группе нечасто приходилось вступать в дело, но Скуайрс поддерживал ее в состоянии постоянной боевой готовности непрерывными занятиями, общей физической подготовкой и тактическими играми. Больше всего будут расстроены те четверо, которым предстоит остаться в Хельсинки: подойти так близко, но не принять участие в операции. Однако, как и подобает опытному командиру, Роджерс настоял на том, чтобы иметь людей наготове на тот случай, если потребуется прикрывать отход.

Как только члены группы заняли места в "Джет-Рейнджерах", Скуайрс поднялся на борт второго вертолета. Не успела винтокрылая машина оторваться от земли, а он уже раскрыл на коленях переносной компьютер, вставил в него дискету, переданную пилотом, и стал проверять список снаряжения, уже загруженного в транспортный самолет, от вооружения и одежды до военной формы стран, считающихся потенциальными "пороховыми бочками", в которых возможно проведение экстренных операций: Китая, России, а также нескольких ближневосточных и латиноамериканских государств. Кроме того, на борту "Си-141Б" было достаточно подводного, альпинистского и арктического снаряжения. Правда, фотоаппаратов, видеокамер, путеводителей, словарей и билетов на регулярные авиалинии пока что не было, а все это непременно потребуется, если членам группы придется выдавать себя за туристов. Но Майк Роджерс гордился своим вниманием к мелочам, и Скуайрс не сомневался, что к их прибытию на базу Эндрюс все необходимое уже будет там.

Подполковник обвел взглядом членов группы, летящих вместе с ним. Светловолосый, сияющий Дэвид Джордж не принимал участия в последней операции, когда его место занял сам Майк Роджерс. Новичок Сондра Де-Вонн начинала подготовку в "Морских львах"[13] и лишь недавно была переведена в «Бомбардир», чтобы заменить человека, погибшего в Северной Корее.

Как всегда, вглядываясь в их лица, Скуайрс ощутил прилив гордости... и острой ответственности, порожденной сознанием того, что, возможно, назад возвратятся не все. Подполковник вкладывал в свое ремесло всего себя, и все же он был большим фаталистом, чем Роджерс, чьим жизненным кредо было: "До тех пор пока в моих руках есть оружие, моя судьба не находится в руках господа".

Скуайрс перевел взгляд на экран компьютера и улыбнулся, мысленно представив жену и маленького сына Билли, забывшихся блаженным сном. И ощутил гордость от сознания того, что его близкие сейчас спокойно спят, поскольку на протяжении двухсот с лишним лет другие парни боролись с теми же самыми мыслями, что и он, переживали те же страхи, скача на конях и плывя через океаны, ведя машины и самолеты, чтобы своей грудью защитить демократию, в которую все они так страстно верили...

Глава 18

Понедельник, 08.20, Вашингтон

Небольшая столовая для руководства находилась на первом этаже Опцентра, сразу за столовой для сотрудников. Стены ее были покрыты звукоизолирующим материалом, плотные шторы всегда опущены, а ультракоротковолновый передатчик, установленный рядом со зданием на неиспользуемой взлетно-посадочной полосе, надежно заглушал любую аппаратуру подслушивания, которая могла быть здесь установлена.

Возглавив центр, Поль Худ настоял на том, чтобы в обеих столовых подавалось полноценное меню в духе ресторанов быстрого обслуживания, от булочки с яйцом вкрутую до пиццы. И за этим стояла не только забота о своих подчиненных; во время операции "Буря в пустыне" неприятель догадался о предстоящем наступлении, проанализировав информацию от шпионов, которые зафиксировали резкое увеличение заказов на доставку пиццы и гамбургеров в Пентагон. Если Опцентру по какой-то причине придется перейти в режим повышенной готовности, нельзя допустить, чтобы вражеские шпионы, журналисты и вообще кто бы то ни было узнал это от мальчишки, развозящего бутерброды на мотороллере.

Наибольшее оживление в столовой для руководства обычно царило от восьми до девяти часов утра. Дневная смена заступает на дежурство в шесть утра, и следующие два часа уходят на то, чтобы ознакомиться с разведывательной информацией, поступившей со всего мира. К восьми часам вся эта информация проанализирована и разобрана, и, если только речь не идет о каком-то масштабном кризисе, начальники всех отделений собираются в столовой, чтобы вместе позавтракать и сверить свои записи. Сегодня Роджерс разослал по электронной почте предупреждение об общем собрании руководства, назначенном на девять утра, поэтому уже через несколько минут столовая должна была полностью опустеть: всем предстояло отправиться в "бак".

Как только пресс-секретарь Анна Фаррис вошла в зал, ее изящный красный брючный костюм удостоился одобрительного кивка со стороны Лоуэлла Коффи. Молодая женщина сразу же поняла, что юридическому советнику выпала напряженная ночь. Когда Лоуэлл был бодрым и отдохнувшим, он неизменно обрушивался с конструктивной критикой на все – от моды до литературы.

– Пришлось работать всю ночь? – спросила Анна.

– Я был в комиссии Конгресса по надзору за разведывательными ведомствами, – ответил юрист, отворачиваясь к аккуратно сложенному свежему номеру "Вашингтон пост".

– А, – проронила Анна. – Ночка выдалась длинная. Что произошло?

– Майк считает, что у него есть ниточка, ведущая к тем русским, которые стоят за взрывом в тоннеле, – сказал Коффи. – И он пустил по следу "Бомбардира".

– Значит, этот маленький человечек Эйваль Экдол, которого задержали, работал не один.

– Далеко не один, – подтвердил Лоуэлл.

Подойдя к кофейному автомату, Анна вставила в него однодолларовую бумажку.

– Поль знает?

– Поль возвращается, – сказал Лоуэлл.

– Правда? – просияла Анна.

– Правда, правда, – ответил Лоуэлл. – Сел на ночной рейс из Лос-Анджелеса и утром уже будет здесь. В девять часов Майк собирает всю команду в "баке".

"Бедный Поль, – подумала Анна, взяв из автомата большой стаканчик черного кофе и забрав сдачу. – Не прошло и двадцати четырех часов, а он уже возвращается. Наверное, Шарон просто без ума от счастья".

Сотрудники, сидевшие за шестью круглыми столиками, похоже, никуда не торопились. Психолог Лиз Гордон жевала резинку с никотином, поскольку курить в столовой было запрещено, и, нервно теребя прядь коротких каштановых волос, потягивала черный кофе с тремя кусками сахара и изучала рекламные странички гламурных журналов.

Сотрудник вспомогательного оперативного отдела Мэтт Столл играл в покер с руководителем отдела контроля за окружающей средой Филом Катценом. На столике между ними высилась небольшая горка монет, а вместо колоды карт они пользовались двумя переносными компьютерами, подключенными друг к другу кабелем. Проходя мимо них, Анна безошибочно догадалась, что Столл проигрывает. Впрочем, он и сам всегда признавал, что играет в покер из рук вон плохо. Когда дела у Столла шли неважно – резался ли он в карты или пытался починить компьютер, играющий незаменимую роль в деле защиты свободного мира, – все поры его круглого херувимского личика источали капельки пота.

Столл скинул шестерку пик и четверку треф. Фил сдал ему взамен пятерку пик и семерку червей.

– Ну вот, по крайней мере теперь у меня карты более высокого достоинства, – заявил Мэтт, пасуя. – Еще одну партию, – предложил он. – Жаль, что это не похоже на квантовый компьютер. Там помешай себе ионы в паутину магнитных и электрических полей, обрушивай на попавшую в сети частицу поток лазерного излучения, чтобы перевести ее в возбужденное энергетическое состояние, затем повторяй все то же самое до тех пор, пока не добьешься нужного результата. Вот в чем фишка. Стройные ряды заряженных частиц, спешащих в квантовые логические вентили, – самый маленький, самый быстродействующий компьютер на свете. Все аккуратно, чисто и идеально.

– Да, – согласился Фил Катцен, – жаль, что это не так.

– Не смейся, – сказал Столл, отправляя в рот последнюю булочку, облитую шоколадным кремом, затем запивая ее черным кофе. – В следующий раз мы сыграем в бак-кару, и тогда все будет по-другому.

– Не будет, – уверенно заявил Катцен, откидываясь назад и сгребая выигрыш. – Ты и в баккару всегда проигрываешь.

– Знаю, – согласился Столл. – Но мне почему-то всегда неприятно, когда я проигрываю в покер. Понятия не имею, чем это вызвано.

– Потеря мужского достоинства, – вставила Лиз Гордон, не отрываясь от своего журнала.

Столл обернулся:

– Прошу прощения?

– Сами задумайтесь, – объяснила Лиз. – Твердая рука, блеф с каменным лицом, размеры ставок... и вообще вся эта атмосфера постоянных сигар, Дикого Запада, игральных комнат, ночей, проведенных с друзьями за игрой.

Столл и Катцен удивленно посмотрели на нее.

– Поверьте, – продолжала Лиз, переворачивая страницу, – я знаю, о чем говорю.

– Как можно верить человеку, который все новости получает из бульварных журналов? – удивился Катцен.

– Не новости, – возразила Лиз. – Психов. Знаменитости живут в особой, разреженной атмосфере, что делает их таким интересным объектом для изучения. А что касается любителей азартных игр, то в свое время мне в Атлантик-Сити пришлось иметь дело с запущенными хроническими случаями. Бильярд и покер – это те две игры, в которые мужчины отчаянно не любят проигрывать. Попробуйте играть в кинга или в настольный теннис – они не так пагубно влияют на самомнение.

Анна Фаррис подсела за столик к Лиз.

– А что насчет интеллектуальных игр, таких, как шахматы или скрэббл? – спросила она.

– В них мужское достоинство проявляется иначе, – ответила Лиз. – Мужчинам и тут не нравится терпеть поражение, однако проигрыш другому мужчине они переносят значительно легче, чем проигрыш женщине.

Лоуэлл Коффи презрительно фыркнул:

– Именно это я и ожидал услышать от женщины. Знаете, сенатор Барбара Фокс вчера потрепала мне нервы так, как это еще не удавалось ни одному мужчине.

– А может быть, она просто выполняет свою работу лучше, чем мужчины, – невозмутимо заметила Лиз.

– Нет, – возразил Коффи. – Я не смог разговаривать с ней на том профессиональном жаргоне, на котором привык общаться с мужчинами – членами комиссии. Вот спросите у Марты, она там была.

– Сенатор Фокс является ярой изоляционисткой с тех самых пор, как несколько лет назад во Франции была убита ее дочь, – вставила Анна.

– Послушайте, – сказала Лиз. – Все это не мое личное мнение. По этому вопросу написано несчетное множество работ.

– Несчетное множество работ написано и про НЛО, – возразил Коффи, – но я все равно убежден в том, что все это дерьмо собачье. Люди общаются с людьми, и половые различия тут ни при чем.

– Кэрол Лайнинг, Лоуэлл, – мило улыбнулась Лиз.

– Прошу прощения? – недоуменно спросил Коффи.

– Я не могу говорить об этом, – сказала Лиз, – а вот вы можете – если у вас хватит мужества.

– Вы имеете в виду прокурора Лайнинг? Дело Фрейзер против штата Мэриленд? И это есть в моем досье?

Лиз ничего не ответила.

Коффи покраснел. Развернув газету, он сложил ее по-новому, аккуратно разгладил складку и уставился в страницу.

– Тут вы ошибаетесь, Элизабет. После суда я врезался в ее машину случайно. Это было мое первое дело, я очень расстроился и не следил за дорогой. И тут совершенно ни при чем, что проиграл я женщине.

– Ну разумеется, – усмехнулась Лиз.

– Честное слово, – упорно настаивал Коффи. В этот момент у него запищал пейджер. Взглянув на номер, он бросил газету на стол и встал. – Прощу прощения, малыши, но мои заключительные аргументы вам придется выслушать как-нибудь в другой раз. Мне предстоит разговор с одним мировым лидером.

– С мужчиной или женщиной? – насмешливо спросил Фил.

Скорчив гримасу, Коффи вышел из столовой. Когда он ушел, Анна обратилась к Лиз Гордон:

– Лиз, тебе не кажется, что ты обошлась с ним несколько резковато?

Долистав до конца последний журнал, Лиз встала и посмотрела сверху вниз на брюнетку с розовыми щеками.

– Самую малость, Анна. Но Лоуэллу это только на пользу. Несмотря на напускную браваду, он прислушивается к тому, что говорят люди, и кое-что из услышанного пускает корни. Чего нельзя сказать про некоторых.

– Огромное спасибо, – откликнулся Столл, закрывая компьютер и отсоединяя кабель. – До твоего прихода, Анна, мы с Лиз "спорили", чем обусловлено ее патологическое неумение работать с аппаратным обеспечением: физическими ограничениями или подсознательным отрицанием всего мужского.

– Первым, – решительно заявила Лиз. – В противном случае это означало бы, что ваш профессионализм в работе с "железом" ipso facto[14] делает вас мужчиной.

– Еще раз огромное спасибо, – сказал Столл.

– О господи, – пробормотала Анна. – Делаю поправку на то, что все получили с самого утра ударную дозу кофеина и сахара.

– Дело вовсе не в этом, – возразил Столл, после того как Лиз ушла. – Просто сегодня понедельник, а вчера вечером произошла серьезная международная катастрофа. Мы пришли к выводу, что, вероятно, все немного на взводе, потому что никто не догадался предварительно запрограммировать свой видеомагнитофон, чтобы тот записывал все интересные передачи на предстоящей неделе, которую нам придется целиком провести здесь.

Взяв компьютер под мышку, Катцен поднялся из-за стола.

– Мне нужно подготовить к совещанию кое-какой материал, – сказал он. – Увидимся через пятнадцать минут.

– А затем будем видеться через каждые четверть часа, – добавил Столл, направляясь следом за ним, – и так будет продолжаться до тех пор, пока мы не станем старыми и совершенно седыми.

Оставшись одна, пресс-секретарь, попивая кофе, размышляла о ведущих игроках Опцентра. Да, здесь собрались те еще натуры: Мэтт Столл, великовозрастный ребенок, Лиз Гордон, язвительный язычок. Впрочем, в любой сфере деятельности лучшие из лучших, как правило, отличаются эксцентричным поведением. Собрать их вместе и заставить работать единым механизмом – задача неблагодарная. Максимум, на что мог рассчитывать Поль Худ, – это мирное сосуществование своих эклектичных сотрудников, объединенных общей целью, и определенная доля взаимного профессионального уважения. Он добился этого тем, что постоянно держал руку на пульсе, чутко реагируя на все зарождающиеся конфликты, однако, как было прекрасно известно Анне, это непрерывное напряжение грозило разрушить его семейную жизнь.

Выйдя из столовой, чтобы направиться на совещание, Анна столкнулась с Мартой Маколл. Сорокадевятилетняя советник по политическим вопросам и лингвистике тоже спешила на совещание, хотя она, казалось, никогда и никуда не торопится. Дочь покойного певца в стиле соул Мэка Маколла Марта обладала лучезарной улыбкой, вкрадчивым голосом и непринужденными манерами – за которыми скрывалась сердцевина из прочнейшей стали. Марта всегда оставалась хладнокровной – следствие того, что в детстве ей приходилось разъезжать по всей стране вместе с отцом, и она усвоила, что пьяных, дебоширов и расистов легче устрашить острым словцом, чем острым ножом. После того как Мэк погиб в автокатастрофе, Марта перебралась жить к тетке, которая заставляла ее усердно учиться, оплатила обучение в колледже и дожила до тех дней, когда ее племянницу взяли на работу в Государственный департамент.

– Доброе утро, радость моя, – поздоровалась Марта.

– Доброе утро, Марта, – ответила Анна, ускоряя шаг, чтобы не отставать от высокой негритянки. – Насколько я понимаю, у вас выдалась бурная ночь.

– Нам с Лоуэллом пришлось исполнить на Капитолийском холме танец с семью покрывалами, – подтвердила Марта. – Конгрессмены с большим трудом поддались на наши убеждения.

Оставшуюся часть пути обе женщины шли молча. Марта была не из тех, кто ведет пустую болтовню на каком бы то ни было из известных ей языков – если только речь не идет о встрече с сильными мира сего. У Анны крепло чувство, что если кто-то и мечтает втайне занять место Поля Худа, то никак не Майк Роджерс.

Когда Анна и Марта вошли в "бак", Майк Роджерс, Боб Герберт, Мэтт Столл, Фил Катцен и Лиз Гордон уже сидели за большим овальным столом для заседаний. Анна отметила, что Боб Герберт выглядит осунувшимся. Она предположила, что он вместе со своим давним другом Роджерсом всю ночь напролет готовил операцию "Бомбардира", а также пытался совладать с эмоциями, рожденными вчерашним взрывом в душе прикованного к инвалидному креслу разведчика.

Следом за женщинами в комнату прошли Поль Худ и суетливый Лоуэлл Коффи. Не успел юридический консультант переступить порог, как Роджерс уже нажал кнопку сбоку стола, и массивная дверь начала закрываться.

Небольшое помещение было освещено люминесцентными лампами; на стене напротив Роджерса застыли на нуле большие электронные часы. Во время кризиса с жесткими сроками эти часы запускались на обратный отсчет, и такие же показания повторялись в каждом кабинете, чтобы ни у кого не возникало никаких мыслей по поводу того, что нужно делать.

Стены, пол, дверь и потолок "бака" были покрыты специальным звукопоглощающим синтетическим материалом "Акустикс", выкрашенным в серый цвет с мелкими черными пятнами. Под этим "Акустиксом" шли несколько слоев пробки, фут железобетона и снова "Акустикс". По всем шести углам помещения в толще бетона были спрятаны решетки из металлической проволоки, излучающие волны меняющейся длины в звуковом диапазоне; любая электронная информация, покидающая его стены, оказывалась полностью и безвозвратно искаженной.

Поль Худ занял место во главе стола. Справа от него на небольшой тумбочке стояли компьютерный монитор, клавиатура и телефон. Крошечная видеокамера, установленная сверху на мониторе и подсоединенная к компьютеру оптоволоконным кабелем, позволяла видеть на экране в режиме реального времени всех, у кого имелось такое же приспособление.

Как только дверь полностью закрылась, Худ сказал:

– Я знаю, какие чувства все присутствующие испытывают по поводу вчерашней трагедии, поэтому не будем на этом останавливаться. В первую очередь мне бы хотелось поблагодарить Майка за тот невероятный объем работы, который он проделал. Об этом он расскажет сам. На тот случай, если кто-то еще не слышал: эта история не ограничивается тем, что было в выпусках новостей. Я пришел сю-да прямиком с борта самолета, успев лишь сполоснуться в душе, так что мне не меньше вас не терпится услышать из уст Майка то, что он имеет нам сообщить. Однако я бы хотел напомнить, что все, о чем вы сейчас услышите, является совершенно секретной информацией особой важности. Когда мы закончим, Майк и Марта составят список всех тех, кто к ней допущен. – Он повернулся к Роджерсу: – Итак, Майк, мы тебя слушаем.

Поблагодарив начальника, Роджерс вкратце доложил собравшимся о том, что произошло в Овальном кабинете. Затем он сообщил, что группа "Бомбардир" в 4.47 утра вылетела с авиабазы Эндрюс и должна прибыть в Хельсинки приблизительно в 20.50 по местному времени.

– Лоуэлл, – сказал Роджерс, – как дела у нас с послом Финляндии?

– Он дал нам временное "добро", – ответил юрист. – Понятно, последнее слово остается за президентом.

– И когда будет решен этот вопрос?

– Сегодня утром, – ответил Коффи.

Роджерс взглянул на часы.

– В Европе уже четыре часа дня. Ты уверен?

– Уверен. Там начинают работу поздно и засиживаются до самого вечера. А решения на высшем уровне принимаются только после обеда.

Роджерс перевел взгляд с Коффи на Даррела Маккаски:

– Если предположить, что мы получим от финского правительства все необходимое, сможет ли Интерпол как-нибудь помочь нам разведывательной информацией из Санкт-Петербурга?

– Вы имеете в виду Эрмитаж?

Роджерс кивнул.

– Мне упомянуть про английского агента, убитого накануне?

Роджерс повернулся к Худу:

– Д-16 потеряла человека, который пытался наблюдать за этой странной телестудией.

– Мы собираемся просить Интерпол заняться тем же самым? – спросил Худ.

Роджерс снова кивнул.

– В таком случае, обязательно расскажите про англичанина, – сказал Худ.

– Не сомневаюсь, в Интерполе обязательно найдется горячая голова, которая с радостью примет вызов.

– А что насчет пересечения границы? – спросил Роджерс. – Если нам придется перебираться в Россию по суше, у финнов есть какой-нибудь способ переправить нашу группу незаметно?

– У меня есть кое-какие связи в Министерстве обороны, – ответил Маккаски, – и я посмотрю, можно ли будет что-нибудь придумать. Но только имейте в виду, Майк, что во всей пограничной службе Финляндии меньше четырех тысяч сотрудников. И никому из них не хочется серьезно ссориться с русскими.

– Понятно, – проронил заместитель директора. Он повернулся к Мэтту Столлу. Упитанный компьютерный эксперт барабанил по столу сплетенными пальцами. – Мэтт, – сказал Роджерс, – я хочу, чтобы ты через свои связи в мире компьютеров выяснил, не заказывали и не складировали ли в последнее время русские что-либо необычное. И не переводились ли за последний год в Санкт-Петербург их ведущие специалисты по вычислительной технике.

– Эти ребята привыкли держать язык за зубами, – заметил Столл. – Я хочу сказать, если правительство перестанет им доверять, выбор у них останется небогатый. Но я постараюсь...

– Не постарайся – сделай, – оборвал его Роджерс. И тотчас же опустил взгляд и поджал губы. – Извини, – помолчав, добавил он. – Ночь выдалась напряженная. Мэтт, возможно, мне придется отправить в Россию своих людей, и это будет не увеселительная прогулка на пляж. Я хочу, чтобы они знали все возможное о своей цели и о тех, с кем им придется иметь дело. И тут ты им можешь существенно помочь.

– Понимаю, – натянуто произнес Столл. – Я покопаюсь в Интернете, попробую взломать защищенные странички.

– Спасибо, – сказал Роджерс.

Анна Фаррис внимательно следила за ним. Заместитель директора повернулся к Лиз Гордон. Та удивилась, когда он к ней обратился. В отличие от Худа, не доверяющего психологическим портретам иностранных государственных деятелей, Роджерс придавал им большое значение.

– Лиз, – сказал он, – я хочу, чтобы ты пропустила через компьютер российского министра внутренних дел Догина. Прими в расчет проигрыш борьбы за президентское кресло Жанину, а также влияние на него генерала Михаила Косыгина. Если тебе понадобится, у Боба есть на Косыгина все данные.

– Кажется, его фамилия мне знакома, – сказала Марта. – Не сомневаюсь, он есть у меня в досье.

Роджерс повернулся к начальнику отдела по контролю за окружающей средой Филу Катцену, который ждал, раскрыв свой переносной компьютер.

– Фил, мне нужны данные по тому месту Финского залива, где в него впадает Нева, а также по самой Неве, особенно на том участке, где она протекает мимо Эрмитажа. Температура воды, скорость течения, преобладающие ветры.

Справа от Худа запищал компьютер. Директор нажал кнопку, принимая вызов, и поставил его в ожидание.