Через несколько минут он вошёл в инфекционную палату. Моуди знал, что существует аура смерти. Может быть, образ её был следствием воображения, но сам факт, несомненно, существовал. Как только сестра принесла ему образцы крови, он разделил их на две порции, одну пробирку, тщательно упакованную, послал воздушным путём в Центр по контролю за инфекционными болезнями, который находился в Атланте, штат Джорджия, в США — там был и Всемирный центр по анализу редких и опасных инфекций. Вторую пробирку он оставил в холодильнике, ожидая результатов. Центр был, как всегда, предельно оперативен. Несколько часов назад больница получила телекс: лаборатория центра опознала лихорадку Эбола, заирский штамм. Затем последовали подробные инструкции и предупреждения об опасности, которые были совершенно излишними. Вообще-то и диагноз не требовался. В мире мало болезней, убивающих так мучительно, и ни одной, приносящей смерть с такой быстротой.

Казалось, Бенедикт Мкуза проклят самим Аллахом, но Моуди знал, что это не правда — ведь Аллах милосерден и намеренно не убивает юных и невинных. Вернее было бы сказать, что так предписано судьбой, но это тоже не смягчало горя пациента и его родителей. Они сидели у кровати, одетые в защитные комбинезоны, и наблюдали за тем, как перед ними рушится их мир. Мальчик страдал — точнее сказать, корчился в ужасных муках. Некоторые части его тела уже омертвели и начали распадаться, хотя сердце все ещё продолжало гнать кровь по сосудам, а мозг — думать. Единственное, что могло так же воздействовать на человеческое тело, — это огромная доза радиации. Симптомы были поразительно схожи. Внутренние органы сначала отмирали по одному, затем по несколько и наконец все сразу. Мальчик был настолько слаб, что у него прекратилась рвота, зато кровь текла из другого конца желудочного тракта. Одни лишь глаза казались нормальными, хотя кровь сочилась и из глазниц. Тёмные юные глаза, печальные и не понимающие, что происходит, не догадывающиеся, что жизнь, так недавно начавшаяся, теперь несомненно подходит к концу, ищущие помощи родителей, как они делали это все его восемь коротких лет. В палате страшный запах крови мешался с запахами пота и других телесных выделений, и взгляд на лице мальчика становился все более отдалённым. Лёжа прямо здесь, перед ними, он, казалось, исчезал вдали. Доктор Моуди закрыл глаза и прочитал короткую молитву за мальчика, потому что он был всего лишь мальчиком и, хотя не мусульманином, но всё-таки верующим, несправедливо лишённым доступа к писаниям Пророка. Аллах был прежде всего милосердным, и наверняка проявит милосердие к этому мальчику, сразу отправив его в рай. И чем быстрее, тем лучше.

Если аура бывает чёрной, то в палату влилась чёрная аура. Смерть окутывала юного пациента все теснее. Болезненные вдохи становились все реже, глаза, обращённые к родителям, замерли, руки и ноги, вздрагивающие в агонии, двигались все медленнее и наконец успокоились.

Сестра Мария-Магдалена, которая стояла чуть позади между отцом и матерью, положила руку на плечо каждого. Доктор Моуди подошёл к пациенту и прижал стетоскоп к его груди. Он услышал шум, бульканье и неясные звуки рвущихся тканей — это некроз разрушал тело. Ужасный процесс распада продолжался. А вот сердце молчало. Доктор передвинул этот давний врачебный инструмент, чтобы окончательно убедиться, и поднял голову.

— Он умер. Мне очень жаль. — Он мог бы добавить, что такая смерть при лихорадке Эбола оказалась удивительно милосердной — по крайней мере так говорилось в книгах и статьях. Это было первое столкновение Моуди с вирусом, и оно оказалось достаточно ужасным.

Родители сумели сохранить самообладание. Они знали о неминуемом исходе больше суток — довольно, чтобы примириться с этим, но слишком мало, чтобы избежать потрясения от потери сына. Они уйдут и станут молиться, как это положено.

Тело Бенедикта Мкузы будет сожжено, и с ним погибнет вирус. Телекс из Атланты говорил об этом совершенно недвусмысленно. Очень жаль.

Райан размял пальцы, когда очередь глав государств и дипломатов подошла к концу. Он повернулся к жене, увидел, что она тоже массирует руку, и глубоко вздохнул.

— Принести тебе что-нибудь? — спросил Джек.

— Чего-нибудь прохладительного. У меня завтра две операции. — А ведь Секретная служба все ещё не разработала удобного способа доставки Кэти в больницу, подумал Райан. — И много подобных церемоний нам придётся выносить? — спросила жена.

— Не знаю, — признался президент, хотя понимал, что график встреч разрабатывается на месяцы вперёд и ему придётся придерживаться предложенной программы независимо от желания. По мере того как проходил каждый день, его все больше и больше поражало, что находятся люди, которые стремятся занять эту должность, — здесь столько посторонних обязанностей, что на выполнение основных времени едва остаётся. Однако не исключено, что эти посторонние обязанности и составляют собственно работу.

Появился сотрудник с освежающим напитком для президента и первой леди. Его вызвал другой сотрудник, услышавший желание Кэти. На бумажных салфетках была напечатанная монограмма с силуэтом Белого дома и надписью «Дом президента» под ним. Муж и жена одновременно заметили это и переглянулись.

— Помнишь, как вы с Салли в первый раз ходили в «Мир Диснея»? — спросила Кэти.

Джек понял, что имеет в виду жена. Это было вскоре после того, как дочке исполнилось три года, незадолго до их поездки в Англию и… начала путешествия, которое, по-видимому, теперь не окончится никогда… Все внимание Салли поглотил замок в центре Волшебного королевства, она постоянно глядела на него, где бы они не находились. Она называла его «домом Микки Мауса». Ну что ж, теперь у них свой собственный замок. По крайней мере на некоторое время. Зато плата за проживание в нём очень высока. Кэти подошла к Робби и Сисси Джексонам, которые беседовали с принцем Уэльским. Джек нашёл главу своей администрации.

— Как рука? — спросил Арни.

— Не жалуюсь.

— Тебе повезло, что это не избирательная кампания. В большинстве своём люди считают, что дружеское рукопожатие должно ощущаться как проба силы — мужчина пожимает руку мужчине и тому подобное. По крайней мере присутствующие здесь понимают все это по-другому. — Ван Дамм поднёс к губам стакан «перрье» и окинул взглядом зал. Приём проходил хорошо. Главы государств, послы и прочие политические деятели были увлечены дружескими разговорами. Обмен шутками, любезностями. Негромкий смех. Атмосфера дня изменилась.

— Итак, сколько экзаменов я сдал сегодня и сколько провалил? — тихо спросил Райан.

— Тебе нужен честный ответ? Не знаю. Они хотят увидеть нечто иное. Постоянно помни это, — ответил Арни.

А некоторым просто на все наплевать, потому что они приехали сюда из-за своих внутренних политических причин, мысленно добавил он, но даже при таких обстоятельствах сказать это вслух не решился.

— Да я и сам об этом догадался, Арни. А теперь мне следует походить по залу и поговорить с гостями, верно?

— Поговори с Индией, — посоветовал ван Дамм. — Адлер считает это важным.

— Понял. — По крайней мере он помнил, как она выглядит. Столько лиц в веренице желающих поговорить с ним, пожать ему руку сразу превращались в неясные расплывчатые пятна, как это обычно бывает на слишком больших приёмах. Из-за этого Райан чувствовал себя обманщиком. Считалось, что у политических деятелей прямо-таки фотографическая память на имена и лица. У Джека такой памяти не было, и он подумал, а нет ли методики приобрести её. Он передал свой стакан сока официанту, вытер губы одной из салфеток с монограммой Белого дома и направился к Индии. По дороге его перехватила Россия.

— Здравствуйте, господин посол, — сказал Джек. Валерий Богданович Лермонсов прошёл перед ним во время церемонии представления и пожал ему руку, но тогда не было времени передать новому президенту то, что ему поручило правительство России. Они опять обменялись рукопожатиями. Лермонсов был кадровым дипломатом и пользовался популярностью в дипломатическом мире Вашингтона. Ходили слухи, что он на протяжении многих лет сотрудничал с КГБ, но Райан вряд ли мог обвинить его в этом.

— Моё правительство просило меня поинтересоваться у вас, господин президент, согласны ли вы будете приехать в Москву, если поступит такое предложение.

— Не буду возражать, господин посол, но мы были там всего несколько месяцев назад, да и к тому же сейчас у меня очень напряжённое расписание.

— Ничуть в этом не сомневаюсь, однако моё правительство хотело бы обсудить с вами некоторые вопросы, представляющие взаимный интерес. — Услышав эту кодовую фразу, Райан повернулся к русскому дипломату.

— Вот как?

— Я опасался, что ваше напряжённое расписание может помешать этому, господин президент. Может быть, вы согласитесь принять личного представителя для неофициального обсуждения некоторых проблем?

Джек знал, что этим личным представителем может быть только один человек.

— Сергея Николаевича?

— Вы согласитесь принять его? — повторил посол. На мгновение Райана охватила если не паника, то беспокойство. Сергей Головко возглавлял Службу безопасности — заново рождённый, меньший по размерам, но по-прежнему мощный КГБ. Кроме того, Головко относился к числу тех немногих наделённых умом людей в составе российского правительства, которые пользовались доверием президента России Эдуарда Петровича Грушевого, а тот сам был одним из немногих людей в мире, у которого проблем было ещё больше, чем у Райана. Более того, Грушевой держал Головко рядом с собой, подобно тому как Сталин держал Берию, потому что ему нужен был умный, опытный и решительный советник. Впрочем, такое сравнение, строго говоря, не было справедливым, но Головко собирался приехать в Америку вовсе не для того, чтобы передать Райану рецепт приготовления борща. Фраза «вопросы, представляющие взаимный интерес», обычно означала серьёзные проблемы; то, что посол обратился непосредственно к президенту, а не через Госдепартамент, тоже указывало на это. Настойчивость Лермонсова ещё более подчёркивала неотложность возникших проблем.

— Сергей — мой старый друг, — ответил Джек с приветливой улыбкой. С того самого момента, когда держал пистолет у моего виска, подумал Райан. — Он всегда желанный гость в моём доме. Договоритесь с Арни относительно удобного времени, ладно?

— Я так и сделаю, господин президент.

Райан кивнул и пошёл дальше. Принц Уэльский беседовал с премьер-министром Индии, ожидая прихода американского президента.

— Рад снова встретиться с вами, госпожа премьер-министр. И с вами, Ваше Высочество, — любезно приветствовал их Райан.

— Нам казалось, что было бы неплохо внести ясность в некоторые вопросы.

— И что это за вопросы? — поднял брови президент. Его словно пронзило током — он понял, о чём пойдёт речь.

— Я имею в виду неприятный инцидент в Индийском океане, — сказала премьер-министр. — Мы тогда просто не поняли друг друга.

— Я… я рад, что вы так считаете.

Даже у армии бывают выходные дни, и похороны президента стали таким днём. Как «синие» так и «силы противника» сделали перерыв. Это относилось и к командирам. Дом генерала Диггза стоял на вершине холма, откуда открывался вид на поразительно унылую долину, но, несмотря на это, всё было великолепно, как и воздух, тёплый от ветра, дующего из Мексики, что позволило жарить барбекю во внутреннем дворе, огороженном стеной и зарослями кустарника.

— Вам приходилось встречаться с президентом Райаном? — спросил Бондаренко, делая глоток пива.

Диггз отрицательно покачал головой, перевернул гамбургеры на решётке и потянулся за своим особым соусом.

— Нет, ни разу. Насколько я знаю, он принимал участие в развёртывании Десятого мотострелкового полка в Израиле, но самого Райана я не встречал. Зато знаком с Робби Джексоном. Сейчас он — начальник оперативного управления Объединённого комитета начальников штабов, J-3. Робби о нём очень высокого мнения.

— Это американский обычай, правда? — Русский генерал показал на раскалённый древесный уголь.

— Научился от отца. — Диггз поднял голову. — Передай мне пиво, Геннадий. — Бондаренко передал американскому генералу стакан пива. — Терпеть не могу, когда приходится пропускать дни подготовки, но… — Говоря по правде, он любил иногда отдохнуть, как и всякий другой.

— Место тут у тебя просто поразительное, Марион. — Бондаренко повернулся и посмотрел на долину. Территория вокруг базы выглядела типично по-американски, со своей сетью дорог и множеством строений, но за её пределами она превращалась в нечто совсем иное. Здесь ничего не росло, кроме низкорослого кустарника — американцы называли его креозотовыми, он походил на флору отдалённой планеты. Земля была коричневой, даже горы выглядели безжизненными. И всё-таки в этой пустыни была своя привлекательность — и она напоминала ему вершину горы в Таджикистане. Может быть, генералу Бондаренко потому и нравился такой ландшафт.

— Скажи мне, где ты заработал эти награды? — спросил Диггз. Он не был знаком с подробностями происшедшего много лет назад.

Бондаренко пожал плечами.

— Отряд моджахедов пробрался на территорию моей страны. Они напали на секретную исследовательскую станцию — теперь она закрыта, как известно, находится в другой стране.

— Я солдат, а не учёный, занимающийся физикой высоких энергий. Можешь не говорить о секретных разработках, — заметил Диггз.

— Я организовал оборону жилого комплекса этой лаборатории. Там жили учёные с семьями. В моём распоряжении был взвод пограничников — войска КГБ. Напавшие «духи» превосходили нас численностью — их было около роты, и они вели наступление под прикрытием снежной завесы и ночной темноты. Около часа положение было весьма тяжёлым, — признался Геннадий.

Диггз видел шрамы на теле русского генерала — накануне он застал его в душе.

— Это хорошие воины? — спросил он.

— Афганцы? — Бондаренко покачал головой. — Не завидую тем, кто попадает к ним в руки живым. Они не знают чувства страха, но иногда это работает против них. Некоторые банды «духов» имеют умелых командиров, а некоторые — нет. Это сразу заметно. Во главе тех, что напали на нас, стоял умелый и опытный командир. Они уничтожили половину объекта, а что касается меня, — он снова пожал плечами, — мне просто чертовски повезло. В конце бой шёл на первом этаже жилого комплекса. Их командир мужественно руководил действиями своих солдат, но я оказался более метким стрелком.

— Герой Советского Союза, — заметил Диггз, проверяя, как прожариваются гамбургеры. Полковник Хэмм, стоя рядом, молча прислушивался к разговору. Именно так оценивали друг друга члены этого сообщества — не столько тем, что они сделали, а как рассказывали о происшедшем.

— У меня не было выбора, Марион, — улыбнулся русский. — Бежать некуда, и я знаю, как поступают афганцы с русскими офицерами, захваченными в плен. Так что меня наградили и назначили на более высокую должность, а затем моя страна — как это вы говорите? — испарилась. — На самом деле все обстояло не совсем так, Бондаренко намеренно упустил кое-что важное. Во время попытки военного переворота он находился в Москве и впервые в жизни ему пришлось сделать выбор, основанный на моральных соображениях. Выбор оказался правильным, он привлёк внимание нескольких человек, занимавших сейчас высокие должности в правительстве нового, несколько меньшего государства.

— Как относительно заново возникшей страны? — спросил полковник Хэмм. — Скажите, можем ли мы теперь стать друзьями?

— Да. Вы хорошо говорите, полковник. И умело командуете своими подразделениями.

— Спасибо, сэр. Я главным образом сижу и наблюдаю за тем, как мой полк выполняет полученные ранее указания. — Это была ложь, которую любой по-настоящему хороший офицер понимал, как особую правду.

— Пользуясь советской — я хочу сказать, русской — военной доктриной! — Бондаренко это казалось возмутительным.

— Но разве у нас она нашла плохое применение? — Хэмм допил пиво.

Всё должно получиться, пообещал себе Бондаренко. Если это получилось у американской армии, получится и у русской. Как только он вернётся домой и получит политическую поддержку, необходимую для перестройки русской армии во что-то, чем она никогда не была, он немедленно примется за дело. Даже когда Красная Армия была в состоянии наивысшей готовности и гнала немцев к Берлину, она представляла собой тупой и грубый инструмент, полагаясь главным образом на давление огромных военизированных масс. Бондаренко знал также и о роли везения в этой победе. Его бывшая страна была вооружена лучшим в мире танком, знаменитым Т-34, снабжённым дизельным двигателем, созданным во Франции для дирижаблей, системой подвески, разработанной американцем по имени Д. Уолтер Кристи, и несколькими блестящими усовершенствованиями, принадлежащими молодым русским инженерам. Это был один из тех немногих примеров, когда специалисты Союза Советских Социалистических Республик сумели создать нечто, превосходящее по качеству всё остальное в мире, — в данном случае этим оказался танк, появившийся точно в то время, когда он потребовался, — без чего его страна неминуемо потерпела бы поражение. Но прошло то время, когда можно было полагаться на везение и огромные массы. В начале восьмидесятых годов американцы нашли правильный выход: небольшая профессиональная армия, тщательно подобранная, великолепно подготовленная и снабжённая всем необходимым. Он никогда не видел ничего похожего на Одиннадцатый мотострелковый полк полковника Хэмма, игравший роль «сил противника». Во время брифинга перед поездкой в Америку его предупредили, чего следует ожидать, но увидеть это собственными глазами… На соответствующей местности такой полк мог вступить в бой с дивизией и уничтожить её за несколько часов. Части «синих» были достаточно хорошо подготовлены, хотя их командир отклонил предложение прийти сюда, чтобы поужинать вместе, — он решил в свободное время поработать с командирами своих подразделений, настолько сильно они пострадали накануне.

Здесь можно многому научиться, но самым важным уроком было то, как американцы воспринимали свои уроки. Старшие офицеры раз за разом терпели унизительные поражения, как во время манёвров, так и при рассмотрении их результатов после окончания учений, в ходе которых «контролёры-наблюдатели» анализировали происходящее, пользуясь своими пометками на разноцветных карточках, похожих на те, которые можно увидеть в руках патологоанатомов.

— Знаете… — Бондаренко подумал несколько секунд, прежде чем продолжить, — в моей армии начались бы кулачные бои, после того как…

— У нас в начале тоже происходило что-то вроде того, — заверил его Диггз. — Когда был основан этот центр, командиров снимали с должностей за проигранные сражения, и так происходило до тех пор, пока кто-то не задумался и, сделав глубокий вдох, не понял, что здесь они и должны сталкиваться с упорным сопротивлением. Пит Тейлор был тем парнем, который правильно сформулировал деятельность НЦП. Офицеры, которые командуют находящимися здесь частями, должны учиться дипломатии, а солдаты частей «синих», прибывающих сюда, обязаны понимать, что задача их — учиться. Поверь мне, Геннадий, в мире нет ни одной армии, которая учит командиров унижению так, как учим их мы.

— Совершенно верно, сэр. На днях я говорил с Шоном Коннолли — он командует Десятым мотострелковым полком в пустыне Негев, — объяснил Хэмм русскому генералу. — Израильтяне все ещё не разобрались в нашей тактике. Они по-прежнему недовольны, когда младшие командиры дают им советы.

— Мы постоянно увеличиваем число камер, установленных там, — засмеялся Диггз, перебрасывая гамбургеры на тарелку. — Случается, израильтяне не верят, что произошло, даже после того как мы показываем им видеоплёнку.

— Они все ещё не избавились от своего высокомерия, — согласился Хэмм. — Знаете, генерал, я прибыл сюда на должность командира роты, и меня безжалостно секли раз за разом.

— Знаешь, Геннадий, после войны в Персидском заливе сюда прибыл Третий мотострелковый полк для плановой подготовки. Если помнишь, он служил авангардом Двадцать четвёртой механизированной дивизии, которой командовал Барри Маккаффри…

— Тогда они опрокинули иракцев и заставили их отступить за четверо суток на двести двадцать миль, — подтвердил Хэмм.

Бондаренко кивнул. Он детально проанализировал ту кампанию.

— Через два месяца они прибыли сюда и получили здесь основательную порку. В этом всё дело, генерал. При подготовке, которая проводится здесь, труднее, чем на поле боя. В мире нет части такой же стойкой, хорошо подготовленной и способной к молниеносным действиям, как мотострелковая «чёрная кавалерия» Эла…

— За исключением ваших старых солдат из полка «буйволов», генерал, — вмешался Хэмм.

Диггз улыбнулся при упоминании Десятого полка. К тому же он уже привык к вмешательству Хэмма.

— Это верно, Эл. Как бы то ни было, если тебе удастся хотя бы сражаться на равных с «силами противника», ты сможешь противостоять любой армии в мире, причём в численном соотношении один к трём, и загнать её в соседнюю часовую зону.

Бондаренко улыбнулся и кивнул. Он многому здесь научился. Небольшая группа офицеров, приехавшая вместе с ним, все ещё бродила по лагерю, беседуя с американскими офицерами, училась, и училась, и училась. Выступать против врага, втрое превосходящего тебя численностью, было не в традициях русской армии, но скоро это может измениться. Главную опасность для его страны представлял Китай, и если дело дойдёт до боевых действий, сражения будут вестись против гигантской армии мобилизованных солдат, причём свою армию придётся снабжать через всю страну. Единственное средство противостоять этой угрозе заключалось в реформировании русской армии по американскому образцу. Перед Бондаренко стояла задача изменить всю военную политику своей страны. Ну что ж, удовлетворённо отметил он, я приехал именно туда, где можно этому научиться.

Чепуха, подумал президент, скрывая за любезной улыбкой истинные чувства. Они называют себя самой большой демократической страной в мире, но это не соответствует истине. Они говорят о самых благородных моральных принципах, но при каждой возможности притесняют соседние страны, разрабатывают ядерное оружие и настаивают, чтобы Америка покинула Индийский океан. «Он, в конце концов, называется Индийским», — заявил бывший премьер-министр бывшему американскому послу, предлагая собственное понимание конвенции о свободном мореплавании. И уж чертовски верно, что они готовы были оккупировать Шри-Ланку. И только теперь, когда этот манёвр не удался, они утверждают, что вовсе не думали об этом. Но разве можно, глядя в глаза главы государства, улыбаться и говорить: «Чепуха».

Так просто не принято.

Джек внимательно слушал, отпивая «перрье» из нового стакана, принесённого ему безымянным помощником. Положение в Шри-Ланке остаётся сложным, и говорят, к сожалению, точки зрения на него расходятся. Индия сожалеет об этом, но пора забыть о прошлом и не ссориться друг с другом. Разве не лучше, если обе стороны разойдутся с миром. Индийский флот вернулся на свои базы, закончив морские учения, несколько его судов пострадало от демонстративных действий американцев, что, заметила премьер-министр, хотя и иными словами, несправедливо. Эдакие задиры.

А что думают о вас на Шри-Ланке? — мог спросить Райан, но промолчал.

— Жаль, что вы и посол Уильямз не смогли более чётко сформулировать каждый свою точку зрения, — с сожалением заметил Райан.

— Такое случается, — ответила премьер-министр. — Дэвид — приятный человек, но, честно говоря, я боюсь, что наш климат слишком жаркий для его возраста. — Такое замечание было равнозначно предложению отозвать его из Индии. Объявить посла Уильямза «персоной нон грата» она не могла, это было бы слишком резким шагом. Райан попытался сохранить любезную улыбку, но не смог. Сейчас ему нужен был здесь Скотт Адлер, но исполняющий обязанности госсекретаря находился где-то в другом месте.

— Надеюсь, вы понимаете, что сейчас мне трудно вносить изменения в правительство. — Заткнись, дура, выругался он про себя.

— Ну что вы, я и не предлагаю этого. Мне понятно ваше положение. Я просто надеюсь помочь вам решить одну из сложных проблем, облегчить вашу задачу. — Или я могу сделать её ещё труднее, добавила она про себя.

— Спасибо, госпожа премьер-министр. Может быть, вы посоветуете своему послу обсудить эту проблему со Скоттом?

— Я непременно поговорю с ним об этом. — Она снова пожала руку Райану и ушла. Джек подождал несколько секунд, прежде чем посмотреть на принца Уэльского.

— Ваше Высочество, как вы назовёте ситуацию, когда высокопоставленный государственный деятель лжёт вам прямо в лицо? — спросил президент с лукавой улыбкой.

— Дипломатией.