Они будут записывать все его предложения на случай, если дела пойдут плохо, как они надеются, и тогда им это понадобится, чтобы прикрыть свои задницы, но одновременно они не решатся уходить от политики, разработанной группой, чтобы в случае успеха купаться в лучах славы. Они не исключают и такую вероятность, хотя не слишком рассчитывают на неё, являясь типичными бюрократами.

Итак, с предварительными манёврами покончено. Позиции сторон прояснились. С американской стороны переговоры возглавит Адлер, а Кук станет его заместителем. Во главе другой делегации будет посол Японии, а его правой рукой — Сейджи Нагумо. Ход переговоров можно заранее предопределить — они будут подчиняться строго определённым правилам и напоминать театр Кабуки. Обе стороны займут жёсткие и неуступчивые позиции во время официальных заседаний, а фактические переговоры будут вестись во время перерывов, когда члены делегаций получат возможность беседовать друг с другом. Это позволит Крису и Сейджи обмениваться информацией, контролировать ход переговоров и вообще не допустить, чтобы уже совершенная глупость переросла в нечто худшее.

Но они будут платить тебе за предоставленную информацию, не умолкал внутренний голос. Да, конечно, однако Сейджи тоже будет обеспечивать его информацией, и к тому же главное — разрядить ситуацию и спасти человеческие жизни, мысленно оправдывал себя он. Подлинное назначение дипломатии заключается в сохранении мира, а это означает спасение жизней в мировом масштабе, подобно тому как это делают врачи, только с большей эффективностью. Но разве врачам не платят за их работу, и при этом щедро? Никто не винит их за то, что они получают деньги. Однако миссия целителей в белых халатах не столь уж отлична от миссии нищих дипломатов в Туманном болоте. Почему же тогда врачи находятся в исключительном положении?

Речь идёт о восстановлении мира, чёрт возьми! Деньги не играют роли. Это является второстепенным. А поскольку деньги не главное в этом деле, почему бы не взять их, а? В конце концов, он это заслужил, не правда ли? Разумеется, заслужил, решил Кук, закрывая наконец глаза.

Сидя в своём кресле на острове авианосца, Санчес видел, как напряжённо работают механики. Они перебрали кормовые подшипники гребного вала номер один и, затаив дыхание, чуть увеличили обороты машины. Скорость возросла до одиннадцати узлов, почти до двенадцати. Этого оказалось достаточно, чтобы смогли взлететь истребители и направиться на базу в Пирл-Харбор, а взамен совершил посадку транспортный самолёт со специалистами на борту. Они тут же спустились в машинное отделение и вместе с главным механиком принялись оценивать повреждения. Как один из старших офицеров на авианосце, Санчес узнает о результатах к ланчу. Он мог вылететь на берег с первой же группой истребителей, но решил, что его место здесь. «Энтерпрайз» сейчас далеко отстал и находился под надёжным прикрытием противолодочных самолётов Р-3, базирующихся на атолле Мидуэй. Военно-морская разведка все больше и больше убеждалась в том, что в этом районе нет; кораблей противника — как подводных, так и надводных, — и Санчес начал постепенно верить этому. К тому же противолодочные самолёты сбросили столько акустических буев, что они становились помехой для навигации.

Команда авианосца бодрствовала. Матросы и офицеры все ещё испытывали гнев и недоумение. Они бодрствовали, потому что знали о скором прибытии в Пирл-Харбор и, без сомнения, испытывали облегчение, узнав об уменьшившейся опасности, которая держала в напряжении. В недоумении они не могли понять, что происходит, и кипели гневом из-за повреждений, причинённых их кораблю. К тому же теперь они уже знали о гибели двух подводных лодок, и хотя сильные мира сего приложили немало усилий, чтобы скрыть причину их гибели, на кораблях трудно хранить тайны. Радисты принимают сообщение, писари разносят бумаги, а стюарды слышат, о чём говорят офицеры. На борту «Джонни Реба» находилось почти шесть тысяч человек, и факты иногда терялись среди слухов, однако рано или поздно правда всплывала наружу. Результатом, который можно было предсказать заранее, была ярость, что является одной из составляющих военной профессии. С каким бы сарказмом ни относилась команда авианосца к сухопутным морякам, при всей остроте соперничества они оставались братьями (а теперь и сёстрами) по оружию и готовы были защищать друг друга.

Но защищать от кого? Какими будут приказы? Многочисленные запросы, направленные в штаб Тихоокеанского флота, оставались без ответа. Боевая группа номер три Майка Дюбро, состоящая из двух авианосцев, не получила приказа устремиться в западную часть Тихого океана, и никто не понимал почему. Так это война или нет? — спросил Санчес у заката.

— Как вы узнали об этом? — поинтересовался Могатару Кога. Теперь, когда он впервые за тридцать лет покинул политическую арену, бывший премьер-министр был в традиционном японском кимоно, что являлось для него крайне необычным.

Кимура опустил взгляд.

— У меня обширные связи, Кога-сан. Это необходимо для должности, которую я занимаю.

— У меня тоже. Почему мне не сообщили об этом?

— Даже не все члены правительства знали о происходящем.

— Вы что-то скрываете от меня. — Кимура не мог понять, каким образом Кога догадался об этом, даже не подозревая, что для этого одного взгляда в зеркало было бы достаточно. Весь день сегодня он смотрел на разложенные перед ним бумаги и не мог найти ни единого ответа, видел одни вопросы. Как поступить? С кем поделиться полученными сведениями? К кому обратиться за советом?

— У меня есть источники информации, Кога-сан, которые я не могу раскрыть.

На этот раз бывший премьер-министр кивнул, словно уступая.

— Итак, вы говорите мне, что мы напали на Америку и что мы обладаем теперь ядерным потенциалом?

Кимура кивнул.

— Хай.

— Я знал, что Гото — дурак, но не считал его сумасшедшим. — Кого на мгновение задумался. — Нет, для того чтобы стать сумасшедшим, ему не хватает воображения. Он ведь всегда был лакеем Яматы, не правда ли?

— Райзо Ямата был его… его…

— Патроном? — спросил Кога, не скрывая сарказма. — Это вежливое слово, означающее то же самое. — Он презрительно фыркнул и отвернулся. Теперь его ярость нашла новую цель. Разве ты не пытался предотвратить именно такое развитие событий, но потерпел неудачу? — подумал Кога.

— Гото часто обращается к нему за советами, это верно.

— Понятно. И что дальше? — спросил бывший премьер-министр. Ответ был очевидным.

— Я не знаю. Все это выходит за рамки моих полномочий. Я всего лишь чиновник и не оказываю влияния на политику Японии. Теперь мне страшно за нашу страну и я не знаю, что предпринять.

Кога заставил себя иронически улыбнуться, протянул руку и подлил чая в чашку гостя.

— То же самое можно сказать и обо мне, Кимура-сан. Но вы так и не ответили на мой вопрос. У меня сохранились многочисленные связи. Мне стало известно о мерах, предпринятых против американского флота на прошлой неделе — уже после того, как они произошли. Но я ничего не знал о ядерных ракетах. — От простого упоминания двух последних слов в комнате словно потянуло ледяным ветерком, и Кимура не понимал, как бывший премьер-министр может говорить об этом так спокойно.

— Наш посол в Вашингтоне сказал об этом американцам, а мой друг в Министерстве иностранных дел…

— У меня тоже есть друзья в МИДе, — прервал его Кога, поднося к губам чашку чая.

— Больше я ничего не могу сказать.

Последовавший вопрос был произнесён удивительно мягким голосом:

— Вы говорили с американцами?

Кимура отрицательно покачал головой.

— Нет.

День обычно начинался в шесть утра, но легче от этого не становилось, подумал Джек. Пол Роббертон собрал бумаги и включил кофеварку. Андрэ Прайс тоже принялась за работу, помогая Кэти с детьми. Райан испытывал недоумение, пока не увидел у дома ещё один автомобиль. Значит, по мнению Секретной службы, война началась. Он тут же решил позвонить в офис, и мгновение спустя его факс STU-6 начал печатать утренние материалы. Первое сообщение не было секретным, зато являлось весьма важным. Европейские банки пытались сбыть имеющиеся у них облигации американского казначейства, но все ещё не могли найти покупателей. Один такой день можно было считать случайным отклонением, но не два подряд. Базу Фидлеру и председателю правления Федеральной резервной системы снова придётся потрудиться, и трейдер внутри Райана ощутил беспокойство. Ситуация напоминает голландского мальчика, пытающегося заткнуть пальцем течь в плотине. Что произойдёт, если плотину прорвёт ещё в одном месте? Но даже если он сможет дотянуться до второго места, как быть с третьим?

С Тихого океана не поступило ничего нового, всего лишь подробности. «Джон Стеннис» скоро прибудет в Пирл-Харбор, но «Энтерпрайз» движется медленнее, чем предполагалось. Японцы не преследуют повреждённые авианосцы. Отлично. Поиски ракет с ядерными боеголовками начались, но пока безрезультатно. Что же, ничего удивительного. Райан никогда не бывал в Японии, о чём сожалел. Единственная информация об этой стране поступала к нему в виде спутниковых фотографий. Зимой, когда небо над островами было необычайно чистым. Национальное управление космической разведки пользовалось этой страной (и другими тоже) для калибровки фотокамер, установленных на спутниках. Райан вспомнил, какими элегантными выглядели сады в Японии. Остальные сведения об этой стране он почерпнул из книг по истории. Но насколько надёжными являются сейчас эти сведения? История и экономика — странные компаньоны, правда?

Обычные поцелуи, и Кэти с детьми уехала. Вскоре и он отправился в своём лимузине в сторону Вашингтона. Единственным утешением было, что Белый дом ближе, чем Лэнгли, куда он ездил прежде.

— Вам следовало отдохнуть подольше, — заметил Роббертон. Он никогда не стал бы так говорить с чиновником, назначенным на государственную должность по политическим соображениям, но с Райаном почему-то чувствовал себя спокойно. В нём не ощущалось высокомерия.

— Да, пожалуй. Но проблем от того меньше не станет.

— Уолл-стрит по-прежнему самая главная?

— Да. — Райан запер кейс с секретными документами и стал смотреть на проносящиеся мимо деревья. — Мне сейчас пришло в голову, — сказал он, — что финансовая катастрофа может охватить весь мир. Европейцы пытаются продать наши казначейские облигации, которые находятся у них. Никто их не покупает. Это грозит паникой на биржевом рынке. Ликвидность наших ценных бумаг стремительно падает, а с ними связана и ликвидность бумаг многих европейских банков.

— Ликвидность означает наличные? — Роббертон перестроился с одной полосы на другую и прибавил скорость. Полицейские по номеру автомобиля видели, что его лучше не трогать.

— Совершенно верно. Хорошо иметь наличные, когда наступают беспокойные времена. А вот когда наличных нет, люди начинают нервничать.

— Вы хорошо знакомы с крахом 1929 года, доктор Райан? Неужели сейчас такая же тяжёлая ситуация?

Джек посмотрел на телохранителя.

— Пожалуй. Если им не удастся разобраться с документацией в Нью-Йорке, то это все равно что драться со связанными руками, сидеть за карточным столом без денег — ты не можешь играть, способен только наблюдать за происходящим. Проклятие. — Райан покачал головой. — Такого никогда раньше не случалось, и трейдерам это не нравится тоже.

— Как произошло, что такие умные люди ударились в панику?

— Что вы имеете в виду?

— Но ведь никто ничего не украл, правда? Никто не взорвал монетный двор — тогда проблему поручили бы нам!

Райан заставил себя улыбнуться.

— Хотите прослушать лекцию?

Пол выразительно поднял локти, не отрывая рук от баранки.

— Я закончил колледж и получил степень по психологии, а не по экономике. — Ответ Райана удивил его.

— Тем лучше. Тогда будет легче понять происшедшее.

Европа была обеспокоена тем же самым. Незадолго до полудня селекторное совещание крупнейших банкиров Германии, Англии и Франции не привело ни к чему, кроме многоязычной путаницы. Прошедшие годы, когда все силы были брошены на реконструкцию Восточной Европы, до предела напрягли экономику стран Западной Европы. По сути дела Запад расплачивался сейчас за два поколения экономического хаоса на Востоке. В качестве хеджирования против возникшей слабости собственных валют они покупали доллары и американские казначейские облигации. Поразительные события, происходившие в Америке, вызвали несколько повышенную активность на европейских биржах, курс американских ценных бумаг опускался, но постепенно, без тревожных скачков. Все это изменилось, однако, после того как последний покупатель заключил сделку на покупку последнего пакета казначейских облигаций — есть люди, которые не могут удержаться от соблазна, когда цена столь привлекательна, — и расплатился деньгами от продажи акций. Покупатель уже понял, что совершил ошибку, и выругал себя за то, что в который раз следует за рыночной тенденцией, вместо того чтобы опережать её. В половине одиннадцатого утра по местному времени на Парижской бирже началось резкое падение, и через час европейские экономические комментаторы уже говорили об «эффекте домино», поскольку аналогичные события происходили на всех биржах каждой финансовой столицы. Было отмечено также, что центральные банки пытаются прибегнуть к такому же манёвру, как Федеральная резервная система США накануне. Нельзя — сказать, что сам манёвр был неудачным, просто такие меры срабатывают лишь один раз, и европейские инвесторы отказались покупать. Они старались спастись сами. С облегчением было отмечено, что вдруг появился спрос на казначейские облигации, причём покупали их по абсурдно низким ценам и платили в иенах. Японская валюта снова продемонстрировала свою силу, и это явилось единственным светлым проблеском на международной финансовой арене.

— Вы хотите сказать, — произнёс Роббертон, открывая дверь первого этажа Западного крыла, — вы хотите сказать, что все до такой степени перепуталось?

— Интересно, Пол, ты считаешь себя умным? — спросил Джек. Вопрос несколько удивил агента Секретной службы.

— Да, считаю. Ну и что?

— Тогда почему ты думаешь, что остальные люди умнее тебя? Они ничуть не умнее, Пол. — Райан сделал паузу и продолжил: — У них другая работа, но дело не в умственных способностях, а просто в образовании и опыте. Эти люди не имеют ни малейшего представления о том, как вести расследование уголовного преступления. Между прочим, я тоже в этом, не разбираюсь. Ум требуется для любой трудной работы, Пол. Но нельзя научиться каждой из них. Короче говоря, подведём итог, хорошо? Нет, они не умнее тебя, а может быть, ты умнее их. Зато они знают, как действовать на финансовом рынке, а ты умеешь делать что-то иное.

Роббертон проводил Райана до дверей его кабинета. Уже в приёмной секретарь советника по национальной безопасности вручила своему патрону пачку записок о принятых телефонных звонках. На одном стояла пометка «СРОЧНО», и Райан тут же набрал номер.

— Это вы, Райан?

— Да, мистер Уинстон. Вы хотели поговорить со мной. Когда? — спросил Джек, открывая кейс и доставая из него секретные документы.

— В любое время, начиная с полутора часов от этого момента. Внизу меня ждёт машина, на аэродроме стоит «Гольфстрим» с прогретыми двигателями и автомобиль в Вашингтоне у Национального аэропорта. — По его голосу было ясно, насколько срочное и серьёзное дело предстоит обсудить. Кроме того, немаловажное значение имела и репутация Уинстона.

— Полагаю, это касается прошлой пятницы.

— Совершенно верно.

— Но почему вы хотите встретиться со мной, а не с министром финансов? — недоуменно спросил Райан.

— Вам довелось работать на бирже, а ему — нет. Если хотите пригласить его, я не возражаю. Он поймёт, что я хочу сказать. Думаю, однако, что вы поймёте быстрее. Вы уже прослушали сегодня утром сводку финансовых новостей?

— Похоже, никто в Европе не хочет покупать наши ценные бумаги.

— Да, и ситуация продолжает ухудшаться.

Пожалуй, он прав, подумал Райан.

— А вы знаете, как можно исправить положение? — Советник по национальной безопасности представил, как собеседник на другом конце провода недовольно покачал головой.

— Жаль, но не знаю. Зато мне кажется, что догадываюсь, как все произошло.

— Ну что ж, меня устроит и это. Приезжайте как можно быстрее, — сказал Джек. — Пусть шофёр едет к западному входу — Уэст-Экзекьюгив-драйв. Охранников я предупрежу.

— Спасибо, что согласились выслушать меня, доктор Райан. — Банкир положил трубку, и Джек подумал о том, сколько времени прошло с того момента, как Джордж Уинстон в последний раз говорил кому-нибудь эти слова. Затем он сел за стол и принялся работать.

Ракеты-носители Н-11 перевозили от сборочного цеха к месту размещения пусковых шахт по железной дороге, и для транспортировки столь тяжёлого и негабаритного груза использовалась не обычная узкая колея, а стандартная европейская. Из общей протяжённости японских железных дорог только восемь процентов приходилось на колею стандартной ширины. Более того, такая колея была легко различима при фотографировании из космоса. Центральное разведывательное управление занималось сбором информации, львиная доля которой так никогда и не использовалась на практике, и несмотря на то, что пишут в книгах и показывают в кинофильмах, её главным источником были открытые материалы. Понадобилось всего лишь найти карту железных дорог Японии, чтобы обнаружить, где проходят отрезки со стандартной шириной колеи, и отсюда начинать работу. И всё-таки протяжённость таких железных дорог составляла свыше двух тысяч миль, погода далеко не всегда была безоблачной, а спутники не могли непрерывно пролетать над Японией и заглядывать сверху в ущелья, которыми была прямо-таки изрезана страна, во многом состоящая из вулканических вершин.

Тем не менее такая работа была привычной для ЦРУ. Русские, страдающие манией преследования и умеющие скрывать всё, что можно, от постороннего глаза, многому научили американских аналитиков, и теперь они знали, что искать пусковые шахты следует в самых неожиданных местах. Открытая равнина, например, казалась американцам самым подходящим местом для размещения пусковых ракетных установок — туда легко подъехать, легко вести строительные работы, легко защищать. Американцы так и поступали в шестидесятые годы, ошибочно полагая, что ракеты противника никогда не будут такими совершенными, чтобы успешно поражать точечные, хорошо защищённые цели. Япония наверняка учла этот урок, поэтому теперь американским аналитикам приходилось сосредоточиться на местах, куда трудно добраться и где нелегко вести строительные работы. Леса, ущелья, горные вершины — сама избирательность поставленной задачи требовала времени. Сейчас на околоземной орбите находились два разведывательных спутника с самыми совершенными фотокамерами на борту и один спутник радиолокационной разведки. Два первых могли заметить предметы размером с коробку сигарет, тогда как последний, обладая значительно худшей разрешающей способностью и ведя фотосъёмку только в черно-белом изображении, мог видеть сквозь облака и при благоприятных обстоятельствах даже проникать своим радиолокационным взглядом на десять метров в глубь земли. Он был разработан специально для того, чтобы обнаруживать советские пусковые шахты и другие замаскированные объекты, невидимые для остальных средств наблюдения.

Эта новость относилась к числу хороших. Однако были и плохие новости, которые заключались в том, что группе экспертов приходилось самым тщательным образом изучать каждый отдельный кадр; они должны были снова и снова рассматривать каждую необычную неровность, все, что могло вызвать хотя бы малейшее подозрение, а времени на это — или, скорее, именно из-за этого, — требовалось очень много при всей срочности поставленной задачи. Для решения проблемы были созданы группы аналитиков из сотрудников ЦРУ, Национальной службы фоторазведки и Центра по анализу опасности (ЦАО). Склонившись над фотоснимками, они занимались поиском двадцати отверстий в грунте, зная лишь, что каждое из этих отверстий должно быть не меньше пяти метров диаметром. Пусковые шахты могли оказаться сгруппированными вместе и представлять собой одну большую группу из двадцати отверстий, а могли быть рассредоточены на обширной площади поодиночке, на значительном расстоянии одна от другой. Все аналитики, однако, единодушно признали, что прежде всего нужно получить новые космические фотографии железнодорожных путей со стандартной шириной колеи. Выполнение этой задачи затруднялось метеорологическими условиями и траекторией полёта разведывательных спутников, из-за чего камерам приходилось работать под углом, так что на третий день поисков двадцать процентов территории Японии все ещё не удалось покрыть фотосъёмкой. Специалисты уже сумели опознать тридцать перспективных участков, которые подвергнутся дальнейшему изучению после получения фотографий при несколько отличном освещении и ином угле съёмки — когда спутники снова пролетят над Японией. Это позволит прибегнуть к стереоскопическому изучению снимков, прошедших дополнительную обработку на компьютерах, что повысит их качество. Аналитики снова говорили о результатах поисков стартовых площадок «Скадов» в 1991 гбду. Неприятные воспоминания, что и говорить. Несмотря на то что они многому научились, главный урок убеждал, что не так уж и трудно спрятать один, десять, двадцать или даже сотню относительно небольших объектов на территории государства — даже на открытой ровной местности. А Японию никак нельзя назвать равнинной страной. Аналитики понимали, что при создавшихся обстоятельствах обнаружить все пусковые установки практически невозможно. Однако попытаться всё-таки стоило.

Было одиннадцать часов вечера. Вот он и выполнил свой долг перед памятью предков. Оставалось сделать ещё немало, однако обещание, данное их духам столько лет назад, осуществилось. То, что было в день его рождения японской территорией, снова Принадлежало теперь Японии. Земля, где жила его семья, опять стала собственностью Яматы. Нация, унизившая его страну и его народ, убившая его родителей, сама оказалась униженной и потеряла уважение в глазах всего мира — по крайней мере до тех пор, пока Япония наконец не утвердится на своём заслуженном месте среди великих держав.

Более того, все прошло ещё успешнее, чем он ожидал. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на финансовые отчёты, поступающие к нему по факсу. Паника, охватившая американскую финансовую систему, перешагнула Атлантику. Поразительно, подумал он, но это превзошло все ожидания. В результате сложных манёвров у японских банков и финансовых корпораций внезапно оказалась огромная масса наличных денег, и его друзья из дзайбацу воспользовались предоставившейся возможностью и начали скупать европейские ценные бумаги для себя и для своих компаний. Они смогут теперь увеличить финансовую мощь государства, улучшить своё положение на экономических рынках различных европейских стран и одновременно создадут впечатление, что пришли им на помощь. Ямата считал, что Япония приложит некоторые усилия, чтобы помочь Европе выпутаться из тяжёлого положения, в котором та оказалась. В конце концов, его стране нужно утвердиться в роли спасителя, поднять свою репутацию благодетеля, а сейчас, когда доля японских корпораций в частных европейских компаниях внезапно возрастёт, политики Европы станут, может быть, внимательнее прислушиваться к предложениям Страны восходящего солнца. Этого нельзя гарантировать, подумал он, но можно предположить. Однако не приходится сомневаться в том, что европейские политические деятели обратят внимание на возросшую мощь азиатской державы. Японии удалось одержать верх над Америкой, которая никогда не сумеет дать отпор его стране, особенно в условиях, когда рухнула американская экономика, Соединённые Штаты утратили свою былую военную мощь, а политическое влияние их президента уменьшилось до предела. А ведь всё это произошло в год выборов. Самая хитроумная стратегия, решил Ямата, заключается в том, чтобы посеять раздор в лагере противника. И он сумел добиться этого одним ловким манёвром, который и в голову не пришёл тупоголовым военным, что вели его страну по пути поражения в 1941 году.

— Итак, — обратился он к пригласившему его чиновнику, — чем могу служить?

— Ямата-сан, как вы знаете, у нас предстоят выборы местного губернатора. — Чиновник налил щедрую порцию лучшего шотландского виски. — Вы владеете землёй на острове уже несколько месяцев. У вас здесь деловые интересы. Мне кажется, что вы являетесь просто идеальным кандидатом на этот пост.

Впервые за несколько лет Райзо Ямата испытал потрясение.

В другой комнате того же отеля адмирал, майор и капитан авиалайнера японской компании «Джапэн эйр лайнс» собрались, чтобы отпраздновать сбор семьи.

— Так что же произойдёт дальше, Юсуо? — спросил Торахиро.

— Мне кажется, что теперь ты сможешь вернуться к своим регулярным рейсам в Америку и обратно, — ответил адмирал, допивая свой третий стакан. — Если американцы разумные люди — а я считаю их таковыми, — то они быстро поймут, что война окончена.

— Когда ты впервые узнал о том, что произойдёт, дядя? — спросил Широ с особым почтением в голосе. Зная теперь о том, что совершил его дядя, он был потрясён решительностью и бесстрашием его поступка.

— С того времени, когда в качестве ниса наблюдал за постройкой своего первого корабля на верфях Яматы-сана. Когда это было? Десять лет назад. Он пришёл поговорить со мной, пригласил на ужин и задал несколько теоретических вопросов. Для штатского человека Ямата быстро схватил суть проблемы, — одобрительно отозвался адмирал. — Знаете, мне кажется, что в происшедшем есть нечто гораздо большее, чем это представляется на первый взгляд.

— Что ты хочешь этим сказать? — поинтересовался Торахиро. Юсуо налил себе ещё. Его соединение находилось теперь в безопасности, и он мог позволить себе расслабиться, особенно в компании своих брата и племянника, забыть о напряжении последних дней, оставшихся позади. — Мы все чаще и чаще встречались и говорили последние годы, но особенно перед тем, как он приобрёл контрольный пакет акций американской финансовой корпорации. И что же случилось дальше? Моя маленькая операция против американских авианосцев в Тихом океане была проведена в тот самый день, когда произошёл крах на американской бирже! Интересное совпадение, правда? — У него в глазах промелькнула усмешка. — В одном из наших первых давних разговоров я преподал ему урок. Я сказал, что в 1941 году мы поразили периферию американской военной машины, атаковали конечности этого гиганта, но не сердце и не голову. Нация в силах восстановить себе конечности, но гораздо труднее сделать это с головой или сердцем. Думаю, он прислушался к моим словам.

— Я не раз и не два пролетал над их головами, — заметил капитан Торахиро Сато. Один из двух его регулярных маршрутов заканчивался в международном аэропорту имени Даллеса. — Мрачный город.

— И скоро ты будешь заниматься тем же. Если Ямата сумел добиться того, о чём я подозреваю, мы снова понадобимся им, причём очень скоро, — уверенно закончил адмирал Сато.

— Давайте, пропустите их, — произнёс Райан в телефонную трубку.

— Но…

— Если тебе так уже хочется, открой и загляни внутрь, но если он настаивает, что чемоданчик нельзя подвергать просвечиванию рентгеновскими лучами, не спорь, ладно?

— Но ведь нам сказали, чтобы мы пропустили одного, а их двое.

— Пропустите обоих, — приказал Джек начальнику охраны у западного входа. Повышенная бдительность и строгая проверка посетителей привели главным образом к тому, что стало труднее вести работу по преодолению кризиса. — Пусть поднимаются ко мне. — Джек посмотрел на часы. Прошло ещё четыре минуты. Охранники открыли, наверно, крышку портативного компьютера, чтобы убедиться, что там не спрятана бомба. Джек встал из-за стола и встретил гостей у двери приёмной.

— Извините за такие строгости. Помните песенку из давней бродвейской постановки: «У секретной службы не бывает дружбы»?

Райан провёл посетителей в кабинет. Старший, решил он, должен быть Джорджем Уинстоном. Джек смутно помнил его выступление в Гарвардском клубе, лицо выступавшего стёрлось в памяти.

— Познакомьтесь, это Марк Гант. Он мой лучший специалист по компьютерной технике и решил приехать со своим лэптопом.

— Это многое упростит, — объяснил Гант.

— Понимаю. Я тоже прибегаю к их помощи. Садитесь. — Джек указал в сторону кресел. Секретарь принесла поднос с кофейником. Когда чашки наполнились ароматным напитком, он продолжил: — Один из моих людей сделал оценку европейского рынка. Положение неважное.

— Мягко говоря, доктор Райан. Не исключено, что мы наблюдаем начало глобальной паники, — начал Уинстон. — И я не знаю, как далеко она может зайти.

— Пока Баз справляется с ситуацией, — осторожно заметил Джек. Уинстон поднял голову, поставил чашку на стол и посмотрел ему в лицо.

— Послушайте, Райан, если вы собираетесь вешать мне лапшу на уши, то я ошибся адресом. Мне казалось, что вы хорошо знакомы с фондовым рынком. Операция, которую вы провели с акциями «Силикон-вэлли», была отлично задумана и прекрасно проведена — теперь скажите мне, это действительно вы придумали её или просто вам эти заслуги приписали?

— Только два человека позволяют себе разговаривать со мной таким тоном. Один — моя жена, а кабинет другого в сотне футов отсюда. — Райан помолчал, а потом продолжил с улыбкой: — Ваша репутация широко известна, мистер Уинстон. Операция с «Силикон-вэлли» целиком задумана и проведена мной одним. Теперь десять процентов акций этой корпорации находятся в моём личном портфеле. Это означает, что я сумел высоко оценить её возможности. А если вы наведёте обо мне справки, вам скажут, что я никогда никому не вешаю лапшу на уши и предпочитаю всегда говорить правду.

— В таком случае сегодня это понадобится больше, чем когда-либо. — Уинстон смерил Райана взглядом. Джек мгновение выждал, а затем кивнул:

— Да. В прошлое воскресенье я сказал Базу то же самое. Не знаю, насколько далеко удалось пробиться в попытках восстановить утраченные материалы. Я действую в ином направлении.