Джек Райан (№7) - Долг чести

Но ведь это не имеет значения, правда? События, происходящие на финансовом рынке, являются вполне реальными. Федеральный резервный повысил процентную ставку на целый процент, такое не бывает случайным. А пока, решили они, не имея рекомендаций правительств и центральных банков, следует воздержаться от покупки государственных облигаций США. Кроме того, банкиры начали немедленную ревизию своих активов, потому что создалась ситуация, при которой было возможно падение акций, причём резкое.

* * *

— …между народами России и Америки, — закончил свой тост президент Грушевой в ответ на тост гостя, президента Дарлинга, как и надлежит в соответствии с протоколом. Все подняли бокалы и поднесли их к губам. Райан тоже отпил немного водки. Даже при таких крошечных рюмках можно изрядно набраться, если не соблюдать осторожность, — официанты стояли за спиной, готовые наполнить рюмки, — а ведь произнесены только первые тосты. Джеку ещё никогда не доводилось бывать на государственных банкетах, где бы царила такая… ну, скажем, непринуждённая атмосфера. Здесь присутствовал весь дипломатический корпус — или по крайней мере послы всех крупных государств. Особенно был заметён посол, Японии, который весело перебегал от стола к столу, обмениваясь фразами.

Затем встал государственный секретарь Бретт Хансон и, подняв бокал, произнёс запинаясь заранее приготовленную оду в честь дальновидности Министерства иностранных дел России, отмечая вклад русских дипломатов в развитие сотрудничества не только с Соединёнными Штатами, но и со всей Европой. Джек посмотрел на часы — три минуты одиннадцатого по местному времени. Он уже выпил бокал шампанского, пару рюмок водки и считал себя самым трезвым из всех присутствующих. Кэти казалась чересчур весёлой. Такого не случалось уже много лет, и Джек понимал, что у него теперь есть прекрасный повод длительное время подтрунивать над ней.

— Джек, тебе не нравится русская водка? — спросил Головко. Директор СРВ пил не переставая, заметил Райан, но ему-то не привыкать, подумал он.

— Не хочу показаться окружающим слишком уж большим дураком, — ответил Райан.

— Ну, думаю, тебе это не грозит, дружище, — заметил Головко.

— О, вы его ещё плохо знаете, — лукаво улыбнулась Кэти.

* * *

— Одну минуту — Трейдер с удивлением посмотрел на экран своего компьютера. Его нью-йоркская фирма распоряжалась средствами нескольких крупных пенсионных фондов, куда вкладывали деньги более миллиона членов профсоюза. Он только что вернулся с ланча в своей любимой закусочной и теперь по приказу сверху за бесценок продавал американские казначейские облигации. В течение нескольких минут никто их не брал. Почему? Затем появилось осторожное предложение от французского банка, по-видимому, в целях защиты от инфляционного давления на франк. Речь шла всего о миллиарде по цене на 17/32 меньше предложенной, что в международных финансовых операциях равносильно грабежу средь бела дня. И тут же он заметил, что «Коламбус» согласился на предложение, взял франки и сразу обратил их в немецкие марки, тоже опасаясь инфляции. Маклеру показалось, что съеденный им за ланчем бутерброд с салями превратился у него в желудке в свинец.

— Неужели кто-то пытается свалить доллар? — спросил он у соседки.

— Похоже на то, — ответила она. За последний час опционы на долларовые фьючерсные контракты упали до максимально допустимого за день предела, хотя все утро продолжали расти.

— Кто?

— Кто бы это ни был, «Ситибэнк» только что получил тяжёлый удар. Курс акций «Кемикл» тоже снижается.

— Может быть, происходит обратное движение цены? — произнёс он, размышляя вслух.

— Обратное от?И до?

— Так как же мне поступать? Продавать? Покупать? Воздержаться? — Ему нужно было принять какое-то решение. Предстояло защитить сбережения множества мелких вкладчиков, однако рынок вёл себя странно. Всё шло псу под хвост, и он не понимал почему. Знать это необходимо, если хочешь должным образом делать своё дело.

* * *

— Все держат курс на запад, для встречи с нами, шохо, — произнёс начальник оперативного отдела соединения, обращаясь к адмиралу Сато. — Скоро появятся на экранах радиолокаторов.

— Хай.Спасибо, у сед, — ответил Сато с ноткой удовлетворения в голосе. Ему хотелось, чтобы матросы и офицеры видели его именно таким. Американцы победили в учениях, и в этом нет ничего удивительного. Нет ничего удивительного и в том, что команды японских кораблей выглядят столь подавленными. После бесчисленных часов, потраченных на тренировки и боевую подготовку, их уничтожили, пусть и учебными снарядами. Разочарование, испытываемое личным составом, хотя и не профессиональное чувство, но свойственно всем людям. Опять, опять американцы победили нас. Это вполне устраивало командующего соединением. Моральное состояние матросов является одним из самых важных факторов в операции, которая не только не кончилась, но стала развёртываться лишь теперь.

* * *

События, начавшиеся с продажи крупного пакета казначейских облигаций, оказывали сейчас столь значительное влияние на курс всех банковских акций, котирующихся на бирже, что председатель правления «Ситибэнка» созвал пресс-конференцию, чтобы заявить протест против падения ценных бумаг одного из самых крупных банков страны и указать на его превосходное финансовое положение. Никто не проявил интереса. Было бы лучше, если бы он позвонил по телефону нескольким влиятельным финансистам, хотя и это не гарантировало успеха.

Единственный банкир, который мог бы в этот день остановить такое развитие событий, выступал в одном из центральных клубов города, когда послышался сигнал его пейджера. Это был Уолтер Хилдебранд, президент Нью-йоркского отделения Федеральной резервной системы, по своему положению уступающий только председателю правления в Вашингтоне. Унаследовав огромное состояние, он всё-таки начал карьеру финансиста с самых низов (хотя и жил при этом в роскошной двенадцатикомнатной квартире) и пробился к вершине. Хилдебранд сумел также заслуженно занять этот ключевой пост, который рассматривал как самую благоприятную возможность отдать свои незаурядные способности на службу обществу. Умный и проницательный аналитик, он опубликовал книгу, в которой анализировал причины финансового краха, происшедшего 19 октября 1987 года, и роль своего предшественника на посту руководителя Нью-йоркского отделения Федеральной резервной Джерри Лорнигана в спасении фондовой биржи. Только что закончив выступление, в котором он разъяснял последствия закона о реформе торговли, Хилдебранд посмотрел на экран пейджера. Его ничуть не удивило, когда он увидел, что его просят срочно позвонить в свой офис. Однако офис находился рядом, всего в нескольких кварталах, и он решил не звонить по телефону, а пройтись пешком. Позвони он, ему передали бы просьбу немедленно отправиться на Нью-йоркскую фондовую биржу. Впрочем, это все равно не имело бы значения.

Хилдебранд вышел на улицу один. День был прохладным и солнечным, прогуляться при такой погоде — одно удовольствие, особенно после ланча. Он не пользовался услугами телохранителя, как его предшественники. Правда, у него было разрешение на ношение пистолета, и Хилдебранд иногда брал его с собой.

Улицы в нижней части Манхэттена узкие и переполненные, тут снуют главным образом грузовики, доставляющие продукты, и словно гоночные автомобили несутся от светофора к светофору окрашенные в жёлтый цвет такси. Тротуары здесь такие же узкие и переполненные. Приходилось вилять, то и дело отступая в сторону, чтобы разминуться со встречными пешеходами. Меньше всего их было у самой обочины, потому Хилдебранд жался ближе к мостовой. Он шёл энергичным шагом, насколько это было возможно, стараясь побыстрее попасть в офис. Он не заметил мужчины, хорошо одетого и с самым обыкновенным лицом, который шёл всего в трех футах позади него. Темноволосый мужчина выжидал благоприятного момента, а при таком движении он неизбежно должен был наступить. Ему не хотелось прибегать к пистолету. Выстрел привлёк бы внимание, а он старался избегать этого. Прохожие могли запомнить его лицо, и хотя он рассчитывал уже через два часа вылететь самолётом в Европу, при его профессии лишняя осторожность не помешает. Вот почему он всё время оглядывался по сторонам, наблюдая за мчащимися автомобилями, и тщательно выбирал наиболее удобный момент.

Сейчас жертва и преследователь приближались к углу улиц Тринити и Ректор. Огонь светофора мигнул, стал зелёным, и двухсотфутовый поток машин устремился по улице, чтобы через двести футов остановиться снова. Затем сменился и цвет светофора позади, освободив сдерживаемую энергию десятков застывших автомобилей. Тут были и такси, которые в спешке перескакивают с одной полосы движения на другую. Одно такси проехало на жёлтый свет и устремилось направо, к обочине, создав идеальную ситуацию.

Темноволосый мужчина ускорил шаг, оказался позади Хилдебранда и всего лишь толкнул его в спину. Президент Нью-йоркского отделения Федеральной резервной системы споткнулся и упал на мостовую. Водитель такси заметил его и, стараясь избежать столкновения, отвернул руль ещё до того, как выругался, но вывернул недостаточно круто. И всё-таки мужчине в пальто из верблюжьей шерсти повезло. Таксист остановил машину, изо всех сил нажав на недавно установленные новые тормоза, так что в момент столкновения её скорость была меньше двадцати миль. Однако этого оказалось достаточно, чтобы отбросить Хилдебранда на тридцать футов, он ударился о стальной столб уличного освещения и сломал позвоночник. Полицейский, стоявший на противоположной стороне улицы, увидел происшедшее и тут же по рации вызвал «скорую помощь».

Темноволосый мужчина исчез в толпе и направился к ближайшей станции метро, даже не зная, мёртв ли человек, которого он толкнул. Вообще-то ему сказали, что убивать не обязательно, и это показалось странным. Хилдебранд был первым банкиром, которого ему приказали не убивать.

Полицейский, склонившийся над лежащим бизнесменом, услышал повторяющиеся вызовы пейджера. Он решил позвонить по номеру на экране, как только приедет «скорая». Сейчас ему приходилось выслушивать протестующие объяснения таксиста, который доказывал свою невиновность.

* * *

Экспертные системы «знали», что, как только курс банковских акций начнёт быстро падать, доверие к самим банкам неизбежно пошатнётся, и вкладчики задумаются о том, чтобы забрать деньги из банков, которые кажутся им ненадёжными. Это заставляет банки, в свою очередь, требовать возвращения кредитов и, что ещё более важно, обратиться к экспертным системам в надежде, что им удастся угадать тенденции будущего развития рынка на несколько минут раньше конкурентов, потому что теперь банки сами превращались в инвесторов и стремились вернуть себе финансовые активы, чтобы удовлетворить требования вкладчиков, требующих свои деньги. Как правило, банки являются осторожными инвесторами на фондовом рынке, ограничиваясь главным образом покупкой акций наиболее надёжных компаний, государственных ценных бумаг и акций других банков. Среди самых распространённых вложений банковского капитала находятся акции тридцати корпораций, которые лежат в основе индекса Доу-Джонса. Как всегда, самое важное заключается в том, чтобы первым заметить тенденцию в развитии рынка и первым начать действовать, защищая таким образом капиталовложения, которые приходится гарантировать крупным компаниям. Разумеется, поскольку все финансовые институты пользуются в общем-то одними и теми же экспертными системами, они действуют одинаково быстро. Стоит стаду заметить одну-единственную молнию в непосредственной близости, и все особи начинают уходить подальше, сначала медленно, но в том же направлении.

Люди в операционном зале биржи знали, что сейчас все и начнётся. Почти каждый из них получал ранее запрограммированные распоряжения, и потому на собственном опыте они могли предсказать, как будут действовать компьютеры. Начинается, пронёсся шёпот по всем трём торговым залам. Сама предсказуемость этого события могла служить индикатором происходящего, однако ковбоям было трудно оставаться за пределами стада, усмирять его, направлять и… не оказаться поглощёнными паникой. Если это случится, то все понесут огромные потери, потому что резкое понижение биржевого курса уничтожит ту небольшую разницу, или маржу, от которой зависят их фирмы.

Председатель Нью-йоркской фондовой биржи стоял на балконе, глядя вниз, в операционный зал, и размышляя, куда, чёрт возьми, делся Уолт Хилдебранд. Только он мог теперь помочь. К мнению Уолта прислушивались все. Председатель взял трубку телефона сотовой связи и снова вызвал офис Хилдебранда, и опять секретарь повторила, что мистер Хилдебранд ещё не вернулся после выступления в клубе. Да, она передала вызов по пейджерной связи. Конечно, передала.

Он смотрел вниз и видел, что процесс начался. Движение в зале оживилось. Все собрались, и шум, доносящийся оттуда, стал оглушающим. Это всегда плохой знак, когда люди начинают кричать. Электронный телетайп поведал ему о развитии событий. Акции наиболее надёжных и крупных компаний, известных под трехбуквенными сокращениями, знакомыми, как имена его собственных детей, составляли чуть больше трети котировок. Наметилась явная тенденция к резкому их снижению. Прошло всего двадцать минут, и финансовые индексы Доу-Джонса упали на пятьдесят пунктов. Каким бы угрожающим и крутым ни был такой обвал, достижение этого рубежа вызвало облегчение. Компьютеры фондовой биржи автоматически прекратили приём заявок на продажу, поступающих от их электронных собратьев. Отметка в пятьдесят пунктов именовалась «пределом скорости». Установленная после биржевого краха 1987 года, она предназначалась для того, чтобы замедлить развитие событий до понятного людям темпа. Многие упускали из виду то простое обстоятельство, что они могут запросить совета — это больше не называли рекомендациями — у компьютеров, установленных в штаб-квартирах фирм, и затем направить предложения о продаже по телефону, телексу или по электронной почте. «Предел скорости» всего лишь прибавлял лишние тридцать секунд к процессу подачи заявок. Таким образом, после минутного затишья, торговля возобновилась и тенденция к снижению осталась прежней.

К этому моменту паника внутри финансового сообщества стала вполне реальной. Она отражалась в напряжённости или в негромком шуме разговоров в каждом операционном зале всех крупных компаний. Си-эн-эн выпустила прямо в эфир специальный репортаж со своего балкона над самым большим залом Нью-йоркской фондовой биржи, прежде бывшим гаражом. Биржевой телетайп передачи новостей Си-эн-эн держал в курсе событий тех вкладчиков, что предпочитали следить за происходящим, самостоятельно оценивая сухие цифры, появляющиеся на экране. Для всех остальных комментатор сообщила, что индексы Доу-Джонса для акций промышленных компаний в мгновение ока упали на пятьдесят пунктов, затем ещё на двадцать, и тенденция к снижению продолжается. Потом последовали вопросы от ведущего телекомпании из Атланты и рассуждения о причине происходящего. Далее комментатор, не потрудившись проверить достоверность информации, уже по собственной инициативе заявила, что началось наступление на доллар по всему миру и что Федеральная резервная система не в силах остановить этот процесс. Она не смогла бы сказать ничего хуже, даже если бы пожелала. Теперь все знали о приближающемся крахе, и в паническое бегство от доллара вступили многомиллионные массы вкладчиков.

Несмотря на то что профессиональные инвесторы с презрением относятся к рядовым вкладчикам, не понимающим всех тонкостей инвестиционного процесса, они не замечают, что в критические моменты сами мало от них отличаются. Рядовые вкладчики воспринимают как аксиому то обстоятельство, что снижение индекса Доу-Джонса — плохо, а повышение — хорошо. Точно так же это истолковывается и трейдерами, считающими, что они превосходно разбираются в тонкостях процесса. Профессиональные инвесторы, однако, знают намного больше рядовых вкладчиков о механизме действия финансового рынка, но перестали понимать систему ценообразования. Для них тенденции превратились в реальность. Перемещение индексов на протяжении лет все более и более отделилось от того, что в действительности значили сами акции. В конце концов, ценные бумаги не просто теоретически выражают что-то, они представляют собой реальную собственность корпораций, владеющих реальными ценностями. С течением времени «ракетчики», действующие в операционных залах, забыли об этом и, существуя в мире математических моделей и анализа тенденций, упустили из виду сущность того, чем торгуют. И вот теперь факты, кажущиеся им всего лишь теоретическими, рушились у них на глазах. Лишившись основания в понимании процессов, которыми занимаются, потеряв связь с реальным миром, они понеслись, подгоняемые штормом, сотрясающим зал биржи и весь финансовый мир, просто не зная, что предпринять. Более опытные и пожилые финансисты, отдающие себе отчёт в происходящем, не имели времени и достаточной информации, чтобы успокоить своих молодых подчинённых и навести порядок.

Воцарившийся хаос не имел под собой по сути дела никакого основания. Доллар сохранял свою силу и должен был даже укрепиться после нескольких незначительных потрясений. «Ситибэнк» только что представил отчёт о финансовой деятельности, где указывалось, что банк функционирует хорошо и приносит доход, пусть не сенсационный, но вполне устойчивый, да и «Кемикл-бэнк» являлся в принципе надёжным банковским домом после реструктуризации его руководства. И всё-таки ценные бумаги обоих банков резко упали. Компьютерные программы указывали на то, что сочетание нескольких факторов означает нечто крайне опасное, а разве экспертные системы ошибаются? Они основываются на точной информации, уходящей глубоко в историю, и видят будущее гораздо лучше людей. Трейдеры верили в математические модели, хотя и не понимали причин, которые заставляли эти модели давать рекомендации, появляющиеся на их компьютерных терминалах; и точно так же рядовые граждане, узнавая сейчас новости, видели, что происходит что-то плохое, и не могли понять, как остановить неблагоприятное развитие событий.

Профессионалы оказались в таком же тяжёлом положении, как и рядовые граждане, узнающие о происходящем из программы новостей, передающихся по телевидению или радио. По крайней мере так казалось на первый взгляд. На самом деле для профессионалов все обстояло намного хуже. То, что они разбирались в математических моделях, стало теперь не преимуществом, а недостатком. Для рядовых граждан происходящие события были сначала непонятными, и в результате мало кто предпринял какие-то действия. Они наблюдали и ждали, а во многих случаях просто пожимали плечами, потому что собственных акций у них не было. А между тем такое мнение было ошибочным, хотя они не знали об этом. Банки, страховые компании и пенсионные фонды, распоряжающиеся средствами граждан, вкладывали колоссальные суммы в самые разные ценные бумаги. Все эти финансовые учреждения находились под контролем профессионалов, чей опыт и образование подсказывали им, что есть от чего удариться в панику. И они действительно поддались панике, дав тем самым толчок процессу, который скоро стал понятен обычным людям. Тут начали поступать звонки от вкладчиков, и ситуация стала стремительно ухудшаться для всех.

То, что было пугающим раньше, теперь оказалось намного страшнее. Первые звонки поступили от пожилых людей, пенсионеров, сидящих весь день у телевизоров и беседующих друг с другом по телефону, делясь своими опасениями из-за того, что они увидели. Многие из них вложили средства в инвестиционные фонды, потому что фонды приносили более высокий доход, чем банковские счета, — именно по этой причине банки и вступили в дело, чтобы защитить свои доходы. Сейчас инвестиционные фонды терпели колоссальные убытки, и, хотя в данный момент эти убытки ограничивались главным образом государственными ценными бумагами и акциями нескольких крупных компаний, ситуация изменилась, когда начали поступать телефонные звонки от рядовых вкладчиков, стремящихся получить свои сбережения и выйти из игры. Фондам пришлось приступить к продаже тех акций, которых ещё не коснулась паника, чтобы компенсировать потери от падения других акций, казавшихся более надёжными. По сути дела они выбрасывали на рынок акции, сохраняющие свою устойчивость, в точности следуя древнему выражению:

«Бросать деньги на ветер». А это было почти точным определением того, что им приходилось делать.

Неизбежным результатом стал общий крах, падение всех акций на всех фондовых биржах. К трём часам дня индексы Доу-Джонса упали на сто семьдесят пунктов, особенно крутое падение было у «Стэндард энд Пуэрс Файв Хандред». Ещё хуже оказался составной индекс Национальной ассоциации фондовых дилеров.Теперь вкладчики по всей Америке набирали телефонный номер 1-800 и звонили в свои инвестиционные фонды.

Главы всех фондовых бирж вместе с руководителями Комиссии по ценным бумагам и биржевым операциям в Вашингтоне провели селекторное совещание. В течение первых десяти минут царило общее замешательство — слышались голоса, требующие ответа на вопросы, которые тут же повторялись, и в результате к решению так и не пришли. Служащие государственных департаментов запросили самые последние сведения, интересуясь по сути дела тем, насколько близко к обрыву оказалось стадо и с какой скоростью оно приближается к пропасти, но не сделали никаких конкретных предложений, способных помочь остановить его панический бег к гибели. Президент Нью-йоркской фондовой биржи поборол искушение закрыть её или как-то замедлить ход торговых операций. Пока продолжалось совещание — а оно длилось всего двадцать минут — индекс Доу-Джонса упал ещё на девяносто пунктов, промчавшись мимо отметки двести пунктов и приблизившись к трёмстам. После того как руководители Комиссии по ценным бумагам и биржевым операциям удалились на своё закрытое заседание, главы бирж в нарушение федеральных директив обменялись мнениями по поводу совместных шагов, направленных на решение создавшегося положения, но, несмотря на весь огромный коллективный опыт, не смогли ничего придумать.

Теперь вкладчики звонили в инвестиционные фонды по всей Америке, и служащие фондов, не способные ответить сразу на бесчисленные звонки, переводили свои телефоны в режим ожидания, и на телефонных аппаратах мигали лампочки, напоминая, что абонент ждёт ответа. Те вкладчики, чьи фонды управлялись банками, узнали неожиданную и весьма неприятную новость. Да, вклады находятся в банках. Действительно, вклады в этих банках гарантируются Федеральной корпорацией страхования депозитов. Однако средства инвестиционных фондов, которыми распоряжаются банки для обслуживания нужд их вкладчиков, в Федеральную корпорацию страхования депозитов не входят. Таким образом, риску подвергался теперь уже не только доход по вкладам, но и основной капитал. После этого наступало короткое молчание — десять-пятнадцать секунд, — затем абонент клал трубку, садился в машину и ехал в банк, чтобы снять деньги со всех остальных вкладов, оставшихся у него.

При всём быстродействии компьютеров, регистрирующих стремительно меняющиеся цены на акции, телетайп Нью-йоркской фондовой биржи отставал от разворачивающихся событий на четырнадцать минут. Горстка акций даже выросла в цене, но это были главным образом акции компаний, занимающихся добычей и переработкой благородных металлов. Остальные акции катились вниз. Теперь все крупные телевизионные компании вели прямые передачи с Уолл-стрит. О крахе знали все. Фирма «Каммингс, Кэнтор энд Картер», успешно функционировавшая в течение ста двадцати лет, внезапно обнаружила, что кончились её резервы наличности. Председателю правления ничего не оставалось, как в панике обратиться за помощью к «Меррилл Линч». Это поставило председателя совета директоров крупнейшего торгового дома страны в сложное положение. Самый старый и самый опытный финансист, он всего полчаса назад во время селекторного совещания едва не сломал руку, стуча кулаком о стол и требуя ответов, которые никто не смог ему дать. Тысячи людей не только покупали акции через его корпорацию, но приобретали акции самой корпорации, полагаясь на её дальновидность и безупречную репутацию. И вот теперь ему предстояло выбирать. Он мог пойти на стратегически важный шаг и защитить дружественный оплот всей финансовой системы от краха, вызванного паникой, не имеющей под собой ни малейшего основания, а мог и отказаться, защищая деньги своих акционеров. Трудно сделать такой выбор. Если он откажет в помощи «Каммингсу», это может придать панике — и обязательно придаст — новую силу и нанесёт такой ущерб фондовому рынку, что деньги, которые он сохранит для собственных вкладчиков, отказавшись прийти на помощь сопернику, скоро будут потеряны в любом случае. Но ведь и помощь, оказанная им, может оказаться всего лишь благородным жестом, и тогда, не остановив панику, он потеряет деньги собственных вкладчиков.

— Помоги мне, Господи, — выдохнул председатель совета директоров, поворачиваясь и глядя в окно. Одним из прозвищ торгового дома «Меррилл Линч» было «Мчащееся стадо». Ну что ж, сейчас стадо действительно мчалось… Он сравнил собственную ответственность перед своими акционерами с ответственностью по отношению ко всей финансовой системе, от которой зависело все и вся. И первое победило. Он сделал выбор. Таким образом один из ключевых игроков финансовой системы страны сбросил её с обрыва в зияющую пропасть.

Торговля в операционном зале фондовой биржи прекратилась в 15.23 пополудни, когда индексы Доу-Джонса упали на пятьсот пунктов, что являлось максимально допустимым падением за один день. Эта цифра отражала всего лишь ценность акций тридцати важнейших компаний, в то время как снижение стоимости остальных ценных бумаг намного превосходило потери самой крупной из них. Телетайпу понадобилось ещё тридцать минут, чтобы наверстать отставание, что создавало иллюзию продолжающейся деятельности. Люди в операционном зале молча смотрели друг на друга, пол вокруг был покрыт таким количеством бумажных листков, что казалось, будто они стоят на снегу. Сегодня пятница, думали они. Завтра — суббота. Все останутся дома. У всех появится возможность передохнуть и подумать. Вообще-то именно это и требовалось — немного подумать. Случившееся не поддавалось никакому объяснению. Пострадало множество людей, однако рынок вернётся на круги своя, и с течением времени те, кто проявят смекалку, мужество и способность выдержать бурю, восстановят свои позиции. Если, думали они, если все с умом воспользуются передышкой и не произойдёт ещё чего-то безумного. Они были почти правы.

В «Депозитари траст компании», или, как её обычно называли ДТК, служащие сидели с развязанными галстуками, часто вставали, направляясь в туалет, чтобы освободиться от бесчисленных чашек кофе и моря газированных напитков, выпитых за этот сумасшедший день, но теперь их ожидало благословенное облегчение. Фондовый рынок закрылся рано, и можно было сразу браться за дело. Осуществив ввод данных от основных коммерческих центров о заключённых сделках, компьютеры переключились на другой режим работы. Записанные на магнитную плёнку результаты торговых операций проходили через машину для подведения итогов и последующей передачи. За несколько минут до шести вечера у одного из терминалов прозвенел звонок.

— Рик, у меня тут возникли проблемы!

Рик Бернард, старший инженер-системщик, подошёл и посмотрел на экран, чтобы узнать причину тревоги.

Последняя сделка, которую они сумели идентифицировать, произошла ровно в полдень и касалась фирмы «Атлас майлакрон», до предела загруженной заказами на производство станков для автомобилестроительных компаний — шесть тысяч акций по 48 1/2. Поскольку акции «Атласа» котировались на Нью-йоркской фондовой бирже, они идентифицировались трехбуквенным сокращением, в данном случае AMN. В системе автоматической котировки Национальной ассоциации фондовых дилеров, NASDAQ, использовались четырехбуквенные группы.

Следующая сделка, зарегистрированная сразу после AMN 6000 по 48 1/2 была ААА 4000 по 67 1/8, а затем ААА 9000 по 51 1/4. Более того, после прокрутки данных убедились, что все операции, проведённые после полудня (за исключением «Атласа»), демонстрировали бессмысленные трехбуквенные сочетания, которые ничего не означали.

— Переключись на «Бету», — скомандовал Бернард. Ленточное запоминающее устройство на первой резервной компьютерной системе было открыто. — Начинай прокручивать.

— Проклятье!

Через пять минут закончилась проверка всех шести систем. В каждом случае все сделки оказались тарабарщиной, бессмысленным сочетанием букв и цифр. Ни одна из операций, осуществлённых после полудня, не была зарегистрирована должным образом. Отсюда следовало, что ни одна трейдинговая фирма, ни один инвестиционный фонд, банк или рядовой инвестор не будет знать, что он продал или купил, кому и у кого, на какую сумму. Следовательно, никто не будет иметь ни малейшего представления о том, сколько у него осталось денег для дальнейших операций или даже для покупки продуктов на уик-энд.

20. Третий удар

Банкет закончился уже после полуночи. Для гостей было организовано что-то вроде представления. Большой театр ничуть не утратил своего волшебного очарования, и расположение зала позволило гостям увидеть балерин и танцовщиков почти рядом, что вряд ли бывает, когда они выступают на сцене. Наконец стих шум аплодисментов, опустились ладони, уставшие и покрасневшие от многократных вызовов на бис, и сотрудники службы безопасности повели гостей к выходу. Почти каждый — или каждая — из них нетвёрдо держались на ногах, и тут Райан убедился, что он действительно самый трезвый среди присутствующих, включая жену.

— Как тебе это понравилось, Дага? — спросил Райан у специального агента Элен Д'Агустино. Его собственный телохранитель отправился за пальто.

— На этот раз, в виде исключения, мне хотелось бы принять участие в банкете вместе с теми, кого я охраняю. — Она покачала головой, словно мать, расстроенная поведением своих детей.

— Джек, завтра я буду чувствовать себя просто ужасно, — сообщила Кэти мужу. Водка здесь оказалась просто великолепной.

— Я предупреждал тебя, дорогая. К тому же, — ядовито добавил он, — сейчас уже завтра.

— Извините, но мне пора к «Парашютисту», — сказала Дага. Это кодовое имя Секретная служба дала президенту в память о его службе в десантных войсках.