* * *
— Здравствуйте, доктор Райан. Меня зовут Андрэ Прайс. — Агент уже была в белом халате с пристёгнутой к отвороту карточкой-пропуском, которую она приподняла, чтобы показать Кэти. — У меня дядя — врач-терапевт, практикует в Висконсине. Ему бы это понравилось. — Она приветливо улыбнулась.
— У меня есть основания беспокоиться о чем-нибудь?
— Нет, не думаю, — ответила агент Секретной службы Прайс, продолжая улыбаться. Прежде всего нужно убедить тех, кого ты охраняешь, в отсутствии опасности.
— Как относительно моих детей?
— У их школы находятся два агента и ещё один в доме напротив детского сада, куда привезли вашу младшенькую, — объяснила агент. — Вам не следует беспокоиться. Нам платят за неотступную манию преследования, и мы почти всегда ошибаемся, но в нашем деле это необходимо. Лишняя бдительность никогда не помешает, правда?
— А мои гости? — спросила Кэти.
— Вы позволите сделать предложение?
— Да, конечно.
— Подарите каждому в качестве сувенира по лабораторному халату больницы Хопкинса. А я буду смотреть на них, пока они переодеваются.
Хорошо придумано, подумала Кэти Райан.
— Вы вооружены?
— Всегда, — кивнула Андрэ. — Но мне ни разу не приходилось прибегать к пистолету, даже держать его в руке, когда я арестовывала подозреваемых. Считайте, что я что-то вроде мухи на стене.
Скорее коршуна, подумала профессор Райан. Но по крайней мере ручного.
* * *
— Как нам взяться за это, Джон? — спросил Чавез по-английски. В ванной был включён душ, и струйки воды с шумом падали вниз. Динг сидел на кафельном полу, а Джон — на опущенной крышке унитаза.
— Ведь мы уже однажды их видели, верно? — напомнил ему старший оперативник.
— Да, видели — в сборочном цеху!
— Ну вот, а теперь нужно выяснить, куда их перевезли. — На первый взгляд это заявление казалось достаточно разумным. Им требовалось всего лишь узнать, сколько ракет покинуло сборочный цех и куда их доставили — да, к тому же ещё и несут они ядерные боеголовки или нет. Самое обычное дело. Американцам было известно только одно — что это ракеты-носители SS-19 нового усовершенствованного типа и что их вывезли с завода по железной дороге. Впрочем, в Японии протяжённость железных дорог свыше двадцати восьми тысяч километров, так что с этим придётся подождать. Разведчикам иногда приходится точно придерживаться делового распорядка в стране, где они работают, и это был именно такой случай. Кларк решил принять душ, прежде чем отправиться спать. Он ещё не знал, как решить поставленную задачу или даже с какой стороны за неё взяться, однако не сомневался, что сидеть и ломать голову над этим бессмысленно. Кларк уже давно понял, что лучше всего приступать к любому решению после хорошего сна, да и во время душа иногда приходят в голову умные мысли. Рано или поздно Динг тоже научится этому, подумал он, глядя на выражение лица парня.
* * *
— Привет, Бетси, — поздоровался Джек с дамой, ожидавшей его в приёмной. — Что-то ты рано. А вы кто?
— Крис Скотт. Мы с Бетси работаем вместе.
Джек жестом пригласил их войти в кабинет, а сам проверил, поступила ли на его факс информация, переданная Мэри-Пэт от Чавеза и Кларка, увидел, что поступила, и решил, что с нею можно подождать. Райан был знаком с Бетси Флеминг ещё с тех пор, когда работал в ЦРУ, и ценил её как блестящего специалиста-самоучку по стратегическим вооружениям. А Крис Скотт, решил он, — это один из молодых парней, завербованных в каком-нибудь университете и получивших учёную степень в той области, где Бетси пробивалась самостоятельно, ценой огромных усилий. По крайней мере этот парень проявил должную вежливость и сказал, что работает с Бетси, а не наоборот. Когда-то и Райан тоже был таким, много лет назад, занимаясь переговорами по сокращению вооружений.
— Итак, что у вас?
— Вот это они называют космической ракетой-носителем Н-11 — Скотт открыл свой кейс и достал оттуда пачку фотографий. Райан сразу оценил их высокое качество. Это были настоящие снимки, сделанные на отличной плёнке с близкого расстояния, а не прошедшие процедуру электронного улучшения с негативов, снятых крохотной камерой через дырку в чьём-то кармане. Узнать их оказалось совсем нетрудно — ну конечно, это же последний из старых друзей, кончину и похороны которого он наблюдал меньше недели назад.
— Ну да, разумеется, SS-19. А вот выглядит куда более привлекательным. — На другой фотографии виднелся целый ряд ракет в сборочном цехе. Джек сосчитал их и нахмурился. — Что ещё представляет интерес?
— Вот это. — Бетси показала карандашом. — Посмотри на головную часть.
— Вроде совершенно обычная, — заметил Райан.
— В этом всё дело. Головная часть ракеты-носителя действительно совершенно обычная, — подчеркнул Скотт. — Она предназначена для крепления боеголовки, а не полезного груза в виде спутника связи. Мы уже давно сообщили об этом, но никто не обратил внимания, — добавил эксперт. — Остальная часть механизмов ракеты радикально перестроена. У нас есть данные по новым тактико-техническим характеристикам.
— Каковы они — вкратце?
— Шесть или семь самонаводящихся боеголовок MIRV на каждой ракете и радиус действия чуть больше десяти тысяч километров, — сообщила миссис Флеминг. — Это худший случай, но вполне реальный.
— Мощное оружие. Нам известно что-нибудь об испытаниях этих ракет? — спросил советник по национальной безопасности.
— Мы не располагаем никакой надёжной информацией. В нашем распоряжении есть часть данных по лётным испытаниям, которые удалось засечь в Тихом океане «Янтарному шару», но эти сведения сомнительные и допускают двойственное толкование по нескольким аспектам, — сообщил Скотт.
— Общее количество собранных «птичек»?
— Нам известно о двадцати пяти. Из них три были использованы для испытательных запусков и две ракеты-носителя установлены на пусковых площадках. На них монтируют сейчас орбитальные спутники. Остаётся двадцать.
— Что это за спутники? — Вопрос Райана был задан чисто инстинктивно.
— По мнению специалистов НАСА, это разведывательные спутники, способные вести фотографирование в реальном масштабе времени. По-видимому, так оно и есть, — многозначительно заметила Бетси.
— Значит, они решили заняться космической разведкой. Ну что ж, разумный шаг, правда? — Райан сделал несколько пометок в блокноте. — Итак, в худшем для нас варианте японцы располагают двадцатью ракетами-носителями, оборудованными семью боеголовками каждая, так что всего у них сто сорок боеголовок, верно?
— Совершенно точно, доктор Райан. — Оба эксперта были профессионалами и не собирались говорить о том, какую угрозу представляют ракеты с ядерными боеголовками. Теперь у Японии появилась теоретическая возможность уничтожить сто сорок американских городов. Соединённые Штаты могут с лёгкостью восстановить свои возможности и тоже превратят японские острова в облако огня и дыма, но ведь это слабое утешение, верно? Мир существовал под угрозой взаимно гарантированного уничтожения более сорока лет. Эта угроза была, казалось, устранена неделю назад, и вот теперь она возникла снова, подумал Райан. Ну что здесь скажешь?
— Вам что-нибудь известно о тех источниках, которые вели фотографирование?
— Джек, — терпеливым и бесстрастным голосом заметила Бетси, — ты ведь знаешь, что я никогда не спрашиваю об этом. Но тот, кто сделал снимки, занимался этим открыто. Само качество фотографий говорит об этом. Их нельзя сделать с помощью спрятанного «Минокса». Фотографировал кто-то маскирующийся под репортёра, можешь не сомневаться. Не беспокойся, я никому не буду рассказывать, — закончила она с лукавой улыбкой. Бетси занималась своей работой длительное время и все понимала.
— Это, вне всякого сомнения, высококачественные фотографии, — продолжил Крис Скотт, удивляясь фамильярности Бетси, осмеливающейся называть столь высокопоставленного чиновника по имени. — Длительная выдержка, мелкозернистая плёнка — такой пользуются репортёры. Японцы пускали в этот сборочный цех и сотрудников НАСА. Они явно хотели, чтобы мы знали о существовании ракет.
— Да, конечно, — кивнула миссис Флеминг.
Как и русские, напомнил себе Райан. Но почему японцы?
— Что-нибудь ещё?
— Да, вот это. — Скотт передал ему ещё два снимка. На них виднелись переоборудованные железнодорожные платформы. На одной был установлен подъёмный кран, на другой заметны точки крепления для установки такого же крана. — Судя по всему, ракеты перевозят по железной дороге, а не по шоссе. Один из наших специалистов провёл экспертную оценку платформы. У неё стандартная ширина железнодорожной колеи.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Райан.
— Я имею в виду расстояние между рельсами. Почти весь мир — и мы в том числе — пользуется стандартной железнодорожной колеёй, тогда как большинство железных дорог в Японии — узкоколейные. Странно, что они не воспользовались русскими транспортёрами, изготовленными специально для перевозки этих монстров, — заметил Скотт. — Может быть, у них слишком узкие шоссейные дороги или они просто предпочли такой метод транспортировки. Отсюда до Йошинобо ведёт стандартная железнодорожная колея. Меня несколько удивила система крепления. Люльки на платформах примерно соответствуют размерам футляра, созданного русскими для перевозки такого огромного груза. Таким образом, японцы скопировали все, кроме дорожного транспортёра. Это все, что у нас есть, сэр.
— Чем вы собираетесь заняться дальше?
— Будем советоваться с ребятами из исследовательского отдела на противоположном берегу реки, — ответил Скотт.
— Отлично, — кивнул Райан и постучал пальцем по снимкам. — Передайте им, что сейчас это самое срочное задание. Мне нужно, чтобы ракеты были найдены как можно быстрее — лучше всего вчера.
— Ты. ведь знаешь, что они прилагают все усилия, Джек. Знаешь, не исключено, что японцы оказали нам важную услугу, перевозя этих монстров по железной дороге, — заметила вставая Бетси Флеминг.
Джек разложил перед собой фотографии и, прежде чем отпустить гостей, попросил их изготовить ещё один комплект. Затем посмотрел на часы и позвонил в Москву. Райан решил, что Сергей все ещё на работе.
— Какого черта, — начал Джек, — вы продали им чертежи SS-19? Ответ был резким. Головко тоже, по-видимому, испытывал недостаток сна.
— Из-за денег, разумеется. По той же причине, по какой вы продали им свои системы «иджис», истребители F-15 и всё остальное.
Райан поморщился — главным образом из-за справедливости упрёка.
— Спасибо, дружище. Извини, ты прав. Мы считаем, что нам удалось обнаружить двадцать ракет.
— Да, это похоже на правду, но наши специалисты ещё не побывали у них на заводе.
— Наши побывали, — сообщил ему Райан. — Послать тебе снимки?
— Конечно, Иван Эмметович.
— Завтра они будут у тебя на столе, — пообещал Джек. — Наши эксперты представили мне свои оценки. Я хотел бы узнать точку зрения ваших специалистов. — Он помолчал и продолжил. — По нашему мнению — мы исходим из худшего варианта, — у них по семь боеголовок на каждую ракету, общее количество сто сорок.
— Этого достаточно для нас обоих, — заметил Головко. — Помнишь, когда мы впервые встретились и вели переговоры об уничтожении этих долбанных ракет? — Он услышал, как фыркнул по телефону Райан, хотя и не смог проникнуть в мысли своего коллеги.
Первый раз я стоял рядом с этими штуками на борту вашего подводного ракетоносца «Красный Октябрь», подумал Райан, да, это я помню. Помню, как по спине стекали струйки холодного пота, словно рядом сам Люцифер. Райан никогда не испытывал ни малейшего расположения к баллистическим ракетам. Да, конечно, возможно, они и помогли сохранить мир в течение сорока лет, может быть, мысли о ракетах заставили их обладателей удержаться от ужасного соблазна, преследовавшего глав государств на протяжении всей истории человечества. А может быть, что не менее вероятно, человечеству на этот раз просто повезло.
— Джек, ситуация становится серьёзной, — послышался в трубке голос Головко. — Между прочим, мой сотрудник встретился с твоими оперативниками. Он высокого мнения о них — кстати, спасибо за копию их отчёта. В нём содержится информация, которой мы не располагали. Нельзя сказать, что она такая уж важная, но всё-таки представляет интерес. Итак, скажи мне, им поручено взяться за поиски ракет и пусковых установок?
— Да, такой приказ отдан, — заверил его Райан.
— И мои люди тоже взялись за поиски, Иван Эмметович. Не бойся, мы их найдём, — счёл необходимым добавить Головко. Он решил, что оба думают об одном и том же: единственная причина, по которой ядерные ракеты не были использованы в прошлом, заключалась в том, что они имелись у обеих сторон и угрожать ими — все равно что угрожать перед зеркалом. Но ведь сейчас ситуация изменилась, правда?
Теперь последовал вопрос Райана:
— И что тогда? — спросил он мрачно. — Как мы поступим, когда обнаружим их?
— А разве у вас в языке отсутствует выражение «Всему своё время»?
Ну разве не великолепно? Теперь этот гребанный русский пытается подбодрить меня!
— Спасибо, Сергей Николаевич. Извини, но ты, наверно, снова прав.
* * *
— Итак, почему мы продали акции «Ситибэнка»? — спросил Джордж Уинстон.
— Дело в том, что он приказал нам искать банки, подверженные валютным колебаниям, — ответил Гант. — И попал в точку. Мы сбросили эти акции в самый последний момент. Вот посмотри сам. — Гант набрал команду, ввёл её в терминал, и на экране графически отобразилось поведение акций Первого национального банка, «Ситибэнка», в пятницу. Действительно, акции стремительно упали в цене, в первую очередь из-за того, что «Коламбус», купивший несколько крупных пакетов за предыдущие пять недель, разом выбросил их на рынок и этим подорвал к ним доверие. — Как бы то ни было, это стало тревожным звонком в нашей программе…
— Марк, но разве акции «Ситибэнка» не являются частью исходных составляющих в нашей модели? — спокойно спросил Уинстон. Слишком резко упрекать Марка не имело смысла.
— Ну да… — Гант широко открыл глаза. — Действительно.
Именно в этот момент Уинстона осенило. Ему показалось, что в голове зажглась ослепительно яркая лампочка. Мало кто знал, каким образом «экспертные системы» следили за состоянием дел на финансовом рынке. Они действовали взаимосвязанно, наблюдая как за рынком в целом, так и за ставками-ориентирами, составляющими ключевые котировки, влияющие на развитие рыночных тенденций. Это были акции, курс которых в течение длительного времени совпадал со всем происходящим при общей склонности к стабильности, падал и поднимался медленнее тех, что поддавались спекулятивным колебаниям, — короче говоря, это были надёжные и устойчивые ценные бумаги. Объяснялось это двумя причинами и одной катастрофической ошибкой. Причины заключались в том, что, хотя курс ценных бумаг на бирже колебался ежедневно, даже при самых благоприятных обстоятельствах, смысл биржевой игры состоял не только в том, чтобы время от времени получать огромную прибыль, точно угадав тенденцию развития группы компаний, играющих на повышение или понижение, но и в том, чтобы хеджировать, страховать от потерь, свои деньги, вкладывая их в «надёжные убежища» — хотя совершенно надёжных акций не существовало, что и продемонстрировала пятница, когда все рушилось вокруг. По этой причине акции некоторых компаний, составляющие исходные части общей модели, на протяжении длительного времени и являлись такими «убежищами». А вот ошибка оказалась широко распространённой: люди склонны забывать, что у игральных костей нет памяти. Эти акции оставались устойчивыми только потому, что во главе стоящих за ними компаний в течение многих лет находились опытные и высококвалифицированные финансисты. Но с течением времени руководство компаний меняется, поэтому устойчивыми являлись не сами акции, а компании, руководимые умелыми профессионалами. Следовало периодически делать переоценку надёжности компаний и соответственно заново оценивать устойчивость выпускаемых ими ценных бумаг. А ведь тенденция становится тенденцией только потому, что люди считают её таковой и, поступая таким образом, начинают верить в неё. Уинстон рассматривал состояние акций, входящих в число надёжных и составляющих исходную модель, только как указание на возможное поведение людей, принимающих участие в торгах на бирже. Для него тенденции всегда являлись психологическим фактором, помогающим оценить, до какой степени люди будут следовать искусственной модели, а не поведение самой модели. Гант же, подобно многим трейдерам с техническим образованием, относился к этому по-другому. Таким образом, выбросив на рынок акции «Сйтибэнка», «Коламбус» включил сигнал тревоги в собственной компьютерной системе. К тому же даже такой умный и способный человек, как Марк, упустил из виду, что «Ситибэнк» и есть одна из главных составляющих этой проклятой модели!
— Давай посмотрим на ценные бумаги других банков, — распорядился Уинстон.
— Так вот, далее рухнули акции банка «Кемикл», — пояснил Гант, вводя команду и демонстрируя на экране крах банка. — За ним последовали «Мэнни Хэнни» («Мэньюфекчурерс Ханновер») и остальные. Мы, однако, заметили приближение краха и тут же вложили свободные средства в металлы и акции золотодобывающих компаний. Знаешь, когда все успокоится и ситуация прояснится, ты увидишь, что мы действовали не так уж плохо. Не блестяще, но всё-таки неплохо, принимая во внимание обстоятельства. — Гант вывел на экран свою программу общих трансакций, стремясь доказать, что действовал правильно. — Я забрал средства из «Силикон-вэлли», направил их в «Дженерал моторс» и…
Уинстон похлопал его по плечу.
— Давай отложим это на более позднее время, Марк. Я и так вижу, что ты действовал хорошо.
— Короче говоря, мы всё время опережали тенденцию развития. Разумеется, понесли убытки, потому что пришлось избавиться от надёжных вложений, когда потребовалось платить, но такое может случиться с кем угодно…
— Значит, ты так и не понял?
— Чего, Джордж?
— Мы сами создали тенденцию.
Марк Гант недоуменно мигнул, и Уинстон увидел все на его лице.
Он так и не сумел разобраться в происшедшем.
29. Письменные документы
Представление прошло успешно, и в заключение профессор глазной хирургии из университета Шиба, руководитель японской делегации, вручил Кэти Райан изящно завёрнутую коробку. Развернув её, она обнаружила внутри шарф из бледно-голубого шелка, вышитый золотом. Не иначе он был сделан больше ста лет назад.
— Голубой цвет так идёт к вашим глазам, профессор Райан, — произнёс японский офтальмолог с улыбкой подлинного восхищения. — Боюсь только, это недостаточно ценный подарок за то, что я узнал сегодня от вас. В моей больнице сотни пациентов, страдающих диабетом. Теперь у нас есть надежда с помощью разработанной вами методики вернуть зрение многим из них. Вы сделали блестящее открытие, профессор. — Он поклонился с очевидным уважением.
— С помощью лазеров, изготовленных в вашей стране, — ответила Кэти. Она не знала, какие чувства ей следует проявлять. Подарок был поразительным. Японский хирург вёл себя предельно искренне, но его страна находилась в состоянии войны с Америкой. Разве об этом ещё не стало известно? Если идёт война, то почему этот иностранец не арестован? Как ей следует относиться к нему? Любезно, как к учёному коллеге, или холодно, как к представителю враждебной державы? Что происходит, черт побери? Она посмотрела на Андрэ Прайс, которая стояла улыбаясь у задней стены зала, скрестив на груди руки.
— Но вы научили нас пользоваться ими намного эффективнее. Блестящее проявление прикладной науки. — Японский профессор повернулся к присутствующим и поднял руки. Гости начали аплодировать, и покрасневшая от удовольствия Кэролайн Райан подумала, что ей, может быть, действительно удастся украсить каминную доску статуэткой Ласкера. Все подходили и пожимали ей руку, прежде чем спуститься к автобусу, который отвезёт их обратно в отель «Стауффер» на Пратт-стрит.
— Можно посмотреть? — спросила специальный агент Прайс, после того как посетители ушли и дверь закрылась. Кэти передала ей шарф. — Прелестно. Вам придётся купить для него новое платье.
— Итак, никаких оснований для беспокойства не было, — заметила доктор Райан. Она с удивлением вспомнила, что уже после первых секунд лекции совсем забыла о прежних страхах. Разве это не интересно?
— Да, как и уже говорила, мы не ожидали ничего необычного. — Прайс с сожалением отдала шарф обратно. Действительно, маленький японский профессор прав, подумала она. Небесно-голубой цвет очень идёт к глазам хирурга. — А чем вы занимаетесь, доктор Райан? — спросила она.
— Делаю операции на сетчатке глаза. — Кэти закрыла блокнот. — Начала с хирургии хрусталика и занималась этим до рождения маленького Джека. Затем мне пришла в голову мысль о том, что можно с помощью хирургической операции заново присоединить отслоившуюся сетчатку. Потом я стала заниматься кровеносными сосудами глаза. Берни дал мне возможность работать в этой области, я получила финансовую помощь для исследований, и постепенно одно вытекало из другого…
— А теперь по операциям такого рода вы стали лучшим глазным хирургом в мире, — закончила за неё Прайс.
— До тех пор пока не появится кто-то с руками лучше моих и не овладеет этой специальностью, — улыбнулась Кэти. — Сейчас я, пожалуй, действительно лучшая в мире — по крайней мере на ближайшие несколько месяцев.
— Итак, как поживает наш лауреат? — В комнату вошёл Берни Кац и впервые увидел Андрэ Прайс. Пропуск, пристёгнутый к лацкану её халата, озадачил его. — Мы с вами знакомы?
— Меня зовут Прайс, Андрэ Прайс. — Специальный агент окинула Каца внимательным взглядом, прежде чем пожать ему руку. Врач даже почувствовал себя польщённым, пока она не добавила: — Секретная служба.
— Где были копы вроде вас, когда я был молодым? — галантно поинтересовался он.
— Берни — один из моих первых учителей. Сейчас он возглавляет кафедру офтальмологии, — пояснила Кэти.
— И вот теперь моя бывшая ученица превзошла меня. Я принёс хорошие новости. Как ты знаешь, в комитете Ласкера у меня есть шпион. Мне сообщили, что ты прошла последний этап отбора, Кэти.
— Что такое Ласкер? — спросила Прайс.
Выше премии Ласкера есть только одна — чтобы получить её, нужно ехать в Стокгольм, — объяснил Кац.
— Берни, вот уж её мне никогда не получить. Завоевать премию Ласкера — и то достаточно трудно.
— А ты работай, работай! — Кац обнял Кэти, поцеловал и ушёл.
Как мне хочется стать лауреатом, как хочется! — подумала Кэти. Говорить это вслух не было необходимости — специальный агент Прайс поняла все и так. Ну разве это не интереснее, чем охранять политических деятелей, черт побери?
— А можно мне присутствовать на одной из ваших операций?
— Если хотите. А теперь пошли. — Кэти направилась обратно в свой кабинет, уже привыкнув к присутствию агента. Они прошли по клинике, миновали одну из лабораторий. Внезапно доктор Райан остановилась, сунула руку в карман халата и достала маленькую записную книжку.
— Что-нибудь случилось? — спросила Прайс. Андрэ знала, что задаёт слишком много вопросов, но требовалось время, чтобы познакомиться с привычками людей, которых охраняешь. Она также заметила, что Кэти Райан принадлежит к числу тех, кто не любят, когда их охраняют, поэтому нужно дать ей больше привыкнуть к своему присутствию.
— Вам придётся освоиться с моим поведением, — улыбнулась профессор Райан, делая короткие записи. — Всякий раз когда мне приходит в голову интересная мысль, я тут же её записываю.
— Не полагаетесь на память?
— Ни в коем случае. Нельзя полагаться на память, когда имеешь дело с жизнью пациентов. Это первое, чему учат будущих врачей. — Кэти покачала головой, укладывая блокнот в карман. — И особенно в нашей профессии. Слишком велика вероятность причинить вред пациенту. Если записываешь свои мысли, такая вероятность отпадёт сама по себе.
Действительно, такой урок неплохо запомнить, подумала Андрэ Прайс, следуя за доктором Райан по коридору. Кодовое имя «Хирург» идеально подходило для неё. Умная, педантичная, аккуратная. Из неё мог бы даже получиться хороший агент, если бы она не испытывала такого отвращения к огнестрельному оружию.
* * *
Это стало уже установившейся практикой и во многом не представляло собой чего-то нового. За время жизни целого поколения военно-воздушные силы японских войск самообороны реагировали на действия русских истребителей, вылетающих с передовой базы в Долинске — первоначально делали это совместно с американскими ВВС, — и один из постоянных воздушных коридоров, используемых советскими самолётами, даже получил название «Токийский экспресс». Возможно, это было неосознанным воспоминанием о выражении, которое в 1942 году употребляли американские морские пехотинцы на Гуадалканале.
Из соображений безопасности самолёты раннего радиолокационного обнаружения Е-767 размещались на базе Шестого авиакрыла в Комацу, недалеко от Токио, однако два истребителя F-15J, действующие под управлением Е-767, который баражировал над городом Немуро в северо-восточной части острова Хоккайдо, базировались на аэродроме в Читозе. Они находились сейчас в сотне миль от берега, и каждый был вооружён восемью зенитными ракетами — четырьмя с боеголовками теплового наведения и четырьмя — радиолокационного. Боекомплекты были боевыми, и истребителям требовалось лишь получить указание цели.
По местному времени было за полночь. Пилоты чувствовали себя хорошо отдохнувшими и бодрыми, сидели, пристегнувшись к катапультируемым креслам истребителей, осматривая зоркими глазами тёмное пространство вокруг, а их чувствительные пальцы реагировали на малейшее отклонение от курса. Радиолокаторы наведения на цель были выключены, и хотя бортовые огни светились в темноте, в случае надобности их можно мгновенно погасить, сделав самолёты практически невидимыми.
— Орёл один-пять, — послышался голос в наушниках ведущего, — проверьте гражданский самолёт в пятидесяти километрах, пеленг ноль-три-пять от вашей позиции, курс два-один-пять.
— Понял вас, коми, — ответил пилот, на мгновение включив радио. Коми, сигнал вызова самолётов раннего обнаружения, было словом со многими значениями и чаще всего означало нечто сверхъестественное вроде «дух» или «призрак». Таким образом многие пилоты превратились в современных духов, охраняющих их страну, причём истребители F-15J стали вещественным доказательством мощи этих духов. По команде ведущего два истребителя сделали правый поворот и начали плавно набирать высоту, сберегая топливо. Набор высоты длился пять минут, пока истребители не поднялись на тридцать семь тысяч футов, продолжая удаляться от Хоккайдо с крейсерской скоростью пятьсот узлов. Бортовые радиолокаторы были по-прежнему выключены, но теперь на их экранах появлялась информация, передаваемая коми цифровым кодом — ещё одно усовершенствование, пока не успевшее стать частью оборудования американских истребителей. Лётчик ведущего самолёта то опускал взгляд, то поднимал. Жаль, подумал он, что дисплей на приборной панели не совпадает с изображением, которое проецируется на стекло кабины. Может быть, при дальнейшем усовершенствовании это будет устранено.
— Вижу цель, — произнёс он, включив радио на минимальной мощности.
— Я тоже, — послышался голос ведомого.
Оба истребителя повернули теперь налево, медленно снижаясь позади самолёта, похожего на 767-ER авиакомпании «Эйр Кэнада». Да, на освещённом киле хвостового оперения виднелся её логотип — яркий кленовый лист. По-видимому, рейсовый самолёт из международного аэропорта Торонто в Нариту. Время соответствует расчётному. Истребители приблизились к авиалайнеру со стороны хвоста — не следуя точно за самолётом, поскольку могла возникнуть опасность столкновения, — и тут же почувствовали, как их начала подбрасывать хвостовая струя от широкофюзеляжного лайнера. Ведущий ещё больше сократил расстояние, пока не увидел ряд освещённых иллюминаторов, по одному гигантскому двигателю под каждым крылом и тупой нос, характерный для «боингов». Он снова включил радио.
— Ками, это Орёл один-пять.
— Слушаю, Орёл.
— Самолёт опознан, это «Боинг семь-шесть-семь Елена-Ромео» авиакомпании «Эйр Кэнада», летит по указанному курсу с обычной скоростью. — Любопытно, что пилоты истребителей ЗЛБО — Заградительной линии боевого охранения — пользовались для переговоров английским языком. Английский являлся международным средством общения в авиации, все лётчики говорят на нём, и передать важное сообщение на английском языке легче.
— Принял. — Последовала команда, истребители отвалились от авиалайнера и вернулись в район патрулирования. Канадский пилот так и не узнает, что два вооружённых истребителя находились на расстояний трехсот метров от его самолёта, но у него и не было оснований ожидать японских самолётов — на земле царил мир, по крайней мере пока.
Что касается самих лётчиков-истребителей, то они послушно подчинились своим новым обязанностям, составившим теперь часть их повседневной жизни. Отныне и до последующего распоряжения не меньше двух истребителей будут постоянно патрулировать в этом районе, причём ещё два будут находиться на аэродроме в Читозе в состоянии пятиминутной боевой готовности, а четыре — тридцатиминутной. Командир их авиакрыла добивался разрешения повысить уровень боевой готовности ещё больше, потому что, несмотря на все заверения Токио, его страна находилась в состоянии войны с Америкой, о чём он уже сообщил своим подчинённым. Американцы представляют собой грозного противника, сказал он, обращаясь к лётчикам и старшему обслуживающему персоналу авиакрыла, — умного, хитрого и крайне агрессивного. Хуже всего, однако, было то, что, попав в тяжёлое положение, они становятся совершенно непредсказуемыми, их поведение резко отличается от поведения японцев, которое, объяснил он, легко прогнозируется, потому что они подчиняются дисциплине. Возможно, именно поэтому его назначили командиром этого авиакрыла, думали лётчики. Если события и дальше будут развиваться в таком направлении, первое столкновение с американской авиацией произойдёт здесь, в этом районе. Он считал необходимым быть готовым к этому, несмотря на колоссальные расходы, огромное количество сжигаемого топлива и усталость экипажей. Пилоты полностью одобряли его поведение. Война — серьёзное дело, и, хотя раньше этим молодым парням не приходилось принимать участия в боевых действиях, они не пытались уклониться.