28. Передачи

Рейс «Юнайтед» 747-400 совершил посадку в московском аэропорту Шереметьево, на тридцать минут опередив расписание. Попутный струйный поток над Атлантикой был особенно сильным. Первым по трапу спустился дипкурьер, которого стюард вежливо пропустил вперёд. Посланец Государственного департамента предъявил дипломатический паспорт пограничнику, и тот показал на стоящего рядом сотрудника посольства США. Дипломат пожал ему руку и повёл к выходу.

— Следуйте за мной. Нам обеспечили на этот раз почётный эскорт. — Сотрудник посольства улыбнулся при мысли о безумии ситуации.

— Я вас не знаю, — с подозрением заметил дипкурьер и замедлил шаг. При обычных обстоятельствах его дипломатический статус и дипломатический багаж обеспечивали ему неприкосновенность, но в этой поездке всё шло наперекосяк и вызывало сомнения.

— У вас с собой портативный компьютер — лэптоп. Он оклеен жёлтой лентой. Это единственное, что вы привезли в Москву, — сказал глава резидентуры ЦРУ в Москве, поэтому курьер и не мог знать его. — Пароль — «Паровой каток».

— Ясно. — Курьер кивнул, и они пошли дальше по огромному залу. У подъезда их ждал автомобиль — «стретч линкольн», личная машина посла США в России. Едва «линкольн» тронулся с места, его опередила машина сопровождения, которая тут же включила вращающийся синий фонарь на крыше и помчалась вперёд, разгоняя транспорт. Вся процедура показалась курьеру какой-то ошибкой. Гораздо лучше было бы ехать в автомобиле российского производства и не привлекать к себе внимания. Теперь у него возникла пара более серьёзных вопросов. Какого черта его так срочно вызвали из дома только ради того, чтобы доставить в Москву этот проклятый компьютер? Если все настолько секретно, то почему об этом знают русские? А если поручение такое важное и срочное, почему пришлось лететь гражданским рейсом? Курьер служил в Государственном департаменте уже много лет и знал, что глупо пытаться отыскать логику в действиях правительства. Да и вопросы он задавал себе лишь потому, что все ещё сохранил какой-то идеализм.

Поездка из аэропорта в Москву прошла как обычно, и скоро «линкольн» въехал в ворота посольства США на Садовом кольце, недалеко от реки. Войдя внутрь здания, оба направились в центр связи, где курьер открыл свой чемодан, вручил резиденту ЦРУ находившийся там компьютер и пошёл в свою комнату. Там он принял душ и лёг спать, ничуть не сомневаясь, что никогда не узнает ответов на интересующие его вопросы.

Завершающий этап работы был проделан русскими с поразительной быстротой. Телефонная линия в «Интерфаксе» вела далее в Службу внешней разведки, оттуда по военной системе оптической связи во Владивосток и по волоконно-оптическому кабелю, проложенному компанией «Ниппон телеграф энд телефон», к японскому острову Хонсю. У лэптопа был встроенный модем, который подсоединили к заново установленному каналу связи и включили. Закончив лихорадочную деятельность, все уселись в ожидании — типичное завершение этапа разведывательной операции.

Домой, в Перегрин Клифф, Райан вернулся в половине второго ночи. Ещё вечером он отпустил водителя своей машины, выделенного ему Службой гражданской администрации, и за рулём сидел его телохранитель, специальный агент Секретной службы Роббертон. Войдя в дом, Джек проводил его в комнату для гостей и лишь после этого пошёл в свою спальню. Кэти, разумеется, не спала.

— Джек, что происходит?

— Разве тебе завтра не нужно на работу? — попытался уклониться от ответа Райан. Он сделал ошибку, вернувшись домой, хотя это и было вызвано необходимостью. Прежде всего ему нужно переодеться. Кризис, угрожающий стране, плох сам по себе. Но если высокопоставленный сотрудник администрации. будет выглядеть неопрятным и усталым, пресса неминуемо заметит это и сделает выводы. Но, что ещё хуже, это станет очевидным для всех. Рядовой американец увидит помятую одежду и измученное лицо, все поймёт, а Джек знал ещё из начального курса обучения в офицерской школе в Куантико, что беспокойство офицеров сразу передаётся солдатам. Таким образом, он предпочёл потратить два часа на поездку в машине, вместо того чтобы провести их на диване у себя в кабинете.

Кэти потёрла глаза в темноте спальни.

— Утром у меня нет ничего важного. После обеда буду читать лекцию по лазерной хирургии глаза для иностранных специалистов.

— Откуда они приехали?

— Из Японии и с Тайваня. Мы продаём им лицензию на разработанную нами систему калибровки и… Что с тобой? — спросила она, увидев изменившееся выражение на лице мужа.

Это просто мания преследования, ничего больше, сказал себе Райан. Всего лишь совпадение. И всё-таки он без единого слова вышел из спальни. В гостевой комнате Роббертон уже почти разделся, его кобура с пистолетом висела на спинке кровати. На объяснения потребовалось всего несколько секунд, Роббертон тут же снял телефонную трубку и позвонил в Центр управления операциями Секретной службы, расположенный в двух кварталах от Белого дома. Райан даже не подозревал, что его жене тоже присвоено кодовое имя.

— «Хирургу», — ну что ж, это понятно, решил Райан, — завтра потребуется друг… в Джонсе Хопкинсе… да, конечно, вполне. Пока. — Роббертон повесил трубку. — Хороший агент, Андрэ Прайс. Незамужем, стройная, каштановые волосы, недавно принята в Секретную службу, восемь лет работала в полиции. Мне довелось служить с её отцом, когда я только поступил сюда. Спасибо, что предупредили, сэр.

— Увидимся в половине седьмого, Пол.

— Ясно. — Роббертон улёгся на кровать, демонстрируя несомненный талант засыпать, как только пожелает. Райан позавидовал ему.

— А сейчас что случилось? — Когда Джек вернулся в спальню, в голосе Кэролайн Райан звучала тревога. Он сел на кровать, чтобы объяснить ситуацию.

— Кэти, завтра в Хопкинсе тебя будут сопровождать. Её зовут Андрэ Прайс, агент Секретной службы. Она будет всюду следовать за тобой.

— Но почему?

— Кэти, мы столкнулись с рядом проблем. Японцы напали на корабли нашего военно-морского флота и захватили несколько принадлежащих нам островов. Ты не должна…

— Японцы напали на нас?

— …ты не должна никому говорить об этом, — продолжал Джек. — Понимаешь? Никому. Поскольку завтра тебе предстоят встречи с японцами и принимая во внимание занимаемую мной должность, Секретная служба выделяет тебе телохранителя, чтобы с тобой ничего не случилось, понимаешь? — Он промолчал, не сказав о том, что одним агентом дело не ограничится. Агентов Секретной службы не так и много, и потому её руководители обращались, как правило, за помощью к местным полицейским агентствам. Городская полиция Балтимора, и без того проявляющая немалую заботу о больничном комплексе Джонса Хопкинса — он находился в далеко не самом безопасном районе города, — выделит, наверно, в помощь мисс Прайс одного из своих детективов.

— Джек, нам угрожает опасность? — спросила Кэти, к которой вернулись воспоминания о прежних временах и прежних страхах, когда она была беременна маленьким Джеком, а террористы из освободительной армии Ольстера напали на их дом. Она вспомнила, какую гордость испытала за смелость своего мужа, защищавшего семью, и какой стыд, когда последний из террористов был казнён за участие в массовых убийствах. Тогда ей казалось, что это положило конец самому худшему и самому страшному периоду в её жизни.

Что касается его самого, только сейчас Джеку пришла в голову мысль, о которой он не задумывался раньше. Если Америка находится в состоянии войны, то он, советник президента США по национальной безопасности, является, несомненно, одной из первых целей для покушения. И его жена — тоже. А трое детей? Безрассудные опасения? Да разве война не безрассудна сама по себе?

— Нет, пожалуй, — произнёс он, заколебавшись, — но, ты понимаешь, может оказаться, что некоторое время у нас в доме будут проживать гости. Пока не знаю. Когда выясню — сообщу.

— Ты говоришь они напали на наши корабли?

— Да, милая, но говорить об этом ты не имеешь…

— Значит, началась война?

— Не знаю. — Джек чувствовал себя настолько усталым, что заснул через несколько секунд после того, как голова его коснулась подушки, и последней связной мыслью было признание, что он знает слишком мало, чтобы честно ответить не только на вопрос жены, но и на свои собственные вопросы.

В южной части Манхэттена никто не спал — по крайней мере никто из тех, кого остальные считали влиятельными лицами. Многим усталым руководителям инвестиционных и финансовых компаний приходила в голову мысль о том, что теперь они действительно зарабатывают деньги нелёгким трудом, хотя добиться сейчас на этом поприще им удалось немногого. Опытные и высокие профессионалы, они оглядывались по сторонам в биржевых залах, полных компьютеров, общая стоимость которых была известна только бухгалтерам, а польза в данный момент равнялась нулю. Скоро откроются европейские финансовые рынки. И чем же они — будут заниматься? — думали все. При обычных условиях на американских биржах дежурили ночные смены, которые вели торговлю акциями европейских компаний, следили за рынками евродолларов[17], продовольственных товаров и металлов, а также подводили баланс экономической активности на восточном берегу Атлантического океана, сравнивая его с положением на западном. В обычных условиях их работа походила на предисловие к книге, которая будет написана через несколько часов, была предвестником лихорадочной активности, разворачивающейся после открытия американских бирж. Работа ночной смены была интересной, но не слишком важной, разве что ради определения тенденций, потому что по-настоящему важные события разворачивались здесь, в Нью-Йорке.

Однако сегодня все обстояло иначе. Никто не — знал, что произойдёт. Торговля будет вестись только на европейских биржах, и потому правила игры кардинально менялись. Тех, кто сидели у компьютеров в ночной период, их сменщики, заступающие на работу в восемь утра, часто считали кем-то вроде дублёров, что было несправедливо и не соответствовало действительности, однако здесь, как и повсюду, шло внутреннее соперничество. На этот раз, когда ночная смена заступила на работу в этот привычный для них, но странный для всех остальных час, они заметили присутствие высокопоставленных служащих компаний и почувствовали одновременно неловкость и ликование. Вот теперь они покажут, на что способны. Впрочем, у них возникла возможность не только продемонстрировать свои способности, но и в случае неудачи завалить все на виду у начальства.

Все началось ровно в четыре утра по восточному поясному времени.

Казначейские облигации. Эти слова прозвучали одновременно в двадцати торговых домах, когда европейские банки, все ещё держащие у себя огромное число ценных бумаг американского казначейства в качестве защиты от инфляции при неустойчивом состоянии европейской экономики и собственных валют, внезапно почувствовали неуверенность в них. Некоторым американским финансистам показалось странным, что в пятницу их европейские коллеги как-то медлили и испытывали неуверенность, однако в Нью-Йорке все считали, что первые шаги всегда бывают осторожными. Скоро причина прояснилась. Из Европы поступило огромное количество предложений, но желающих купить облигации оказалось намного меньше. Банки предлагали их, однако интерес к их покупке был незначительным. В результате цены начали падать с такой же быстротой, как и уверенность европейцев в устойчивости американского доллара.

«Но это грабёж, падение уже на 3/32. Как нам поступать?» Этот вопрос задавали почти повсюду, и в каждом случае ответ звучал одинаково: «Ничего», — с раздражением в голосе. Затем следовали различные вариации на тему «долбанных европейцев» — в зависимости от лингвистических способностей высокопоставленных финансистов. Итак, все началось снова, очередная атака на американский доллар, причём в тот момент, когда самое мощное оружие Америки, способное отразить наступление, бездействовало ввиду выхода из строя компьютерной программы, на которую все полагались. В операционных залах никто не обращал внимания на надписи «Не курить». Стоило ли теперь беспокоиться о сигаретном пепле в компьютерном оборудовании? И вообще компьютеры сегодня не годились ни на что другое. «Сейчас, — проворчал один финансист, — самое время заняться техническим обслуживанием электронных систем». К счастью, не все придерживались такой точки зрения.

— О'кей, значит, здесь всё и началось? — спросил Джордж Уинстон. Марк Гант провёл пальцем по экрану.

— «Бэнк оф Чайна», «Бэнк оф Гонконг», «Империэл Кэтэй бэнк». Они купили их месяца четыре назад, рассчитывая на падение иены, и, судя по всему, получили немалую выгоду. А в пятницу выбросили все на рынок, требуя наличные, и купили взамен огромное количество казначейских обязательств японского центрального банка. Судя по объёму продаж, это соответствует двадцати двум процентам общей суммы сделок.

Да, они начали этот процесс, заметил Уинстон, так что, оказавшись первыми при таком развитии событий, получили огромную прибыль. После завершения столь крупных сделок в Гонконге, городе, привыкшем к роскоши, последует немало торжественных ужинов.

— Ты считаешь, что все выглядит самым обычным образом? — подавляя зевок, спросил он Ганта.

Тот пожал плечами. Он устал, но теперь, когда босс снова взялся за руководство компанией, все испытывали прилив энергии.

— Обычным, скажешь тоже! Это был блестящий манёвр. Они или что-то почувствовали, или просто им поразительно повезло.

Везение, подумал Уинстон, всегда можно сослаться на везение. Везение играет огромную роль, и любой финансист признается в этом во время коктейлей, обычно после двух или трех стаканов — Количества, необходимого для того, чтобы перешагнуть порог ссылок на «блестяще задуманную» операцию. Иногда интуиция подталкивает тебя, ты чувствуешь, что тебе обязательно повезёт, вот и все. Если тебе действительно везло, сделка оказывалась успешной — в противном случае требовалось отступить с минимальными потерями.

— Продолжай, — произнёс он.

— Так вот, затем другие банки последовали их примеру. — У «Коламбус групп» была самая совершенная компьютерная система на Уолл-стрите, способная проследить с течением времени каждую отдельную сделку с любым пакетом акций, а Марк Гант являлся блестящим «компьютерным жокеем». Далее они принялись наблюдать за распродажей остальных казначейских облигаций другими азиатскими банками. Уинстон обратил внимание на то, что японские банки действовали медленнее, чем следовало ожидать. Не было ничего позорного в том, что банки Гонконга опередили японцев. Китайцы являлись мастерами биржевой игры, особенно те из них, кто прошли подготовку у англичан, полагающихся главным образом на изобретённую ими центральную банковскую систему и по-прежнему успешно ею пользующихся. Но японцы обычно всегда опережали банки Таиланда, подумал Уинстон, или по крайней мере должны опережать…

Это снова была интуиция или инстинктивная реакция человека, знающего, как ведутся операции на Уолл-стрите.

— Проверь обязательства японского казначейства, Марк.

Гант ввёл команду, и стремительный рост иены оказался настолько очевидным, что этот процесс можно было дальше даже не прослеживать.

— Ты хотел убедиться в этом? — спросил он.

Уинстон наклонился вперёд, глядя на экран компьютера.

— Покажи мне, что делал «Бэнк оф Чайна», когда они продавали облигации, — попросил он.

— Они продали казначейские обязательства на рынке евродоллара и купили иены. Ведь это очевидный шаг…

— А ты посмотри, у кого они купили иены, — предложил ему Уинстон. — И сколько заплатили…

Гант повернул голову и посмотрел на своего босса.

— Знаешь, Марк, почему я всегда был честным в биржевых операциях? Тебе ведь известно, я никогда не был замешан ни в каких сомнительных сделках, ни единого раза, даже в тех случаях, когда знал, что сделка может принести мне огромную прибыль? — спросил Уинстон. Причин, разумеется, было несколько, но вряд ли стоит запутывать ситуацию. Он прижал палец к экрану, оставив отпечаток на стекле, и едва не засмеялся от такого символизма. — Именно поэтому.

— Но ведь это по сути дела почти ничего не значит. Японцы знали, что могут поднять курс иены и…

Гант все ещё не постиг смысла происшедшего, понял Уинстон. Ему нужно объяснить это понятным для него образом.

— Найди тренд, тенденцию, Марк. Найди в этом тенденцию.

Вот и всё ясно, сказал себе Уинстон, направляясь в туалет. Суть именно в тенденции, она объясняет все. И тут его осенило.

Ты что же, решил нанести удар своему финансовому рынку? — спросил он себя. Это слабое утешение. Он передал свою компанию в руки хищника, понял Уинстон, и нанесённый вред неисчислим. Вкладчики доверяли ему, а он обманул их доверие. Ополаскивая руки, он смотрел в зеркало и видел глаза человека, который покинул свой пост, бросив на произвол судьбы своих людей.

Но ведь теперь ты вернулся обратно, клянусь Богом, вернулся, и тебе придётся немало потрудиться, чтобы исправить положение.

«Пасадена» наконец вышла в море, причём её отплытие было вызвано скорее смущением, чем чем-либо иным. Джоунз присутствовал при телефонном разговоре Барта Манкузо с главнокомандующим Тихоокеанским флотом, во время которого командующий подводными силами объяснил, что подводная лодка имеет на борту полный боекомплект, загружена продовольствием, все свободные помещения забиты до предела коробками и ящиками с консервами, что позволит лодке находиться в автономном плавании не менее двух месяцев. Это не слишком походило на добрые старые дни, подумал Джоунз, вспоминая, какими были длительные периоды пребывания в походе. Вот и теперь атомная подводная лодка ВМС США «Пасадена» вышла в море, направляясь на запад. На ней, заметил Джоунз, установлены «тихие» патрульные, а не скоростные гребные винты. В противном случае он сумел бы обнаружить её. Субмарина только что прошла в пятнадцати морских милях от подводной станции линии раннего гидроакустического обнаружения и оповещения. Станция была одной из самых новых, настолько чувствительной, что способна была услышать биение сердца ещё не родившегося китёнка. «Пасадена» ещё не получила оперативного задания, но находилась в нужном месте в нужную минуту и могла взяться за выполнение приказа, как только получит его. Команда её постоянно проводила учения, стараясь изо всех сил, стремясь восстановить ощущение пребывания в море, охватывающее моряков в ту минуту, когда оно необходимо.

Что-то внутри его страстно хотело, чтобы он оказался на лодке, но Джоунз знал, что это осталось в прошлом.

— Я ничего не вижу, сэр. — Джоунз мигнул, и его взгляд снова вернулся к сложенной странице, которую он выбрал.

— Видишь ли, нужно искать нечто другое, — произнёс он. Теперь выдворить его из центра управления линией раннего гидроакустического обнаружения мог только морской пехотинец с заряженным пистолетом в руке. Джоунз дал это ясно понять адмиралу Манкузо, который, в свою очередь, не менее доходчиво объяснил суть дела всем остальным. Началась короткая дискуссия, не следует ли на время присвоить Джоунзу офицерское звание, скажем, капитана третьего ранга, но Рон сам отказался от столь лестного предложения. Он заявил, что покинул флот в звании гидроакустика первого класса и это вполне его устраивает. К тому же офицерское звание изменит его статус по отношению к остальным старшинам в центре, которые уже приняли его как одного из своих.

Техник-океанограф второго класса Майк Бумер был приставлен к Джоунзу в качестве личного помощника. Доктор Джоунз сразу обратил внимание на то, что у парня есть задатки хорошего специалиста, хотя его пришлось списать с противолодочных самолётов Р-3 из-за хронической воздушной болезни.

— Все они пользуются системой «Прерия-маскер», когда поднимаются на шноркельную глубину. Звуки при этом напоминают шум дождя на морской поверхности, верно? Дождевые капли на поверхности находятся на линии с частотой в тысячу герц. Вот мы и принимаемся за поиски дождя там, где его нет. — Джоунз положил снимок метеорологической обстановки на стол. — Затем берёмся за поиски линий с частотой шестьдесят герц — маленьких, коротких, малозаметных, на которые ты при обычных условиях не обратил бы никакого внимания, — они находятся в том месте, где слышится шум дождя. Моторы и генераторы, работают на частоте шестьдесят герц, верно? Начинаем искать паразитные частоты — это всего лишь крохотные точки, похожие на фоновый шум, находящиеся в том же месте, где слышится шум дождя. Вот такие. — Красным фломастером он нанёс обозначения на лист бумаги и посмотрел на главного старшину, заведующего центром, который склонился над противоположным концом стола и наблюдал за происходящим подобно любопытному божку.

— Я слышал рассказы о тебе, когда работал в тренировочном центре в Дам-Неке. Тогда мне казалось, что это морские истории.

— У кого-нибудь есть закурить? — спросил единственный штатский в помещении центра. Главный старшина протянул сигарету. Надписи, запрещающие курение, исчезли со стен, и на столах появились пепельницы. Линия раннего гидроакустического обнаружения перешла на военное положение, а скоро, может быть, её примеру последует и весь Тихоокеанский флот. Господи, наконец-то я дома, подумал Джоунз. — А ты знаешь, чем отличаются морские истории от сказок?

— Чем, сэр? — спросил Бумер.

— Сказка начинается со слов: «Однажды, давным-давно», — произнёс с улыбкой Джоунз, помечая на листе ещё одну линию с частотой шестьдесят герц.

— А вот морская история начинается словами: «Ни хрена себе», — закончил шутку главный старшина. Этот невысокий парень действительно здорово разбирался в своём деле. — Думаю, у вас достаточно информации, чтобы определить координаты цели, доктор Джоунз.

— По-моему, мы обнаружили подводную лодку типа SSK, главный старшина.

— Жаль, что нельзя начать за ней охоту.

Рон кивнул.

— Да, мне тоже жаль, зато теперь мы знаем, что можем определить местонахождение японских лодок. Все равно самолётам Р-3 придётся здорово потрудиться, чтобы найти их. Это действительно хорошие лодки. — Они понимали, что не должны увлекаться первыми успехами. Все, чего могла добиться линия раннего гидроакустического обнаружения — это определить пеленги на цель. Если один и тот же источник шума обнаруживали несколько гидрофонов, можно было сразу превратить пеленги, в триангуляцию, но и в этом случае местонахождение лодок представляло собой не точки, а круги, достигавшие диаметра в двадцать миль. Все объяснялось только физикой, объективной к любой стороне. Легче всего преодолевали большие расстояния звуки с низкими частотами, однако для достижения высокой точности требовались повышенные частоты.

— Теперь мы знаем, где искать их, когда они снова подвсплывут под шноркель. Во всяком случае можно сообщить в оперативный штаб флота, что поблизости от авианосцев никого нет. Вот здесь, здесь и здесь находятся группы надводных кораблей. — Ой указал точки на бумаге. — Они тоже направляются с большой скоростью на запад и не пытаются скрыться от наблюдения. Стремятся побыстрее выйти из зоны действий. Судя по всему, стараются избежать дальнейших неприятностей.

— Может, это и к лучшему.

Джоунз погасил сигарету в пепельнице.

— Может быть, главный старшина, может быть — если наши адмиралы наберутся храбрости.

Самым забавным было то, что ситуация действительно несколько успокоилась. Утренняя передача о крахе на Уолл-стрите была точной и беспристрастной, анализ глубоким и всесторонним — лучше, чем это делалось дома для американцев, где профессора экономики рассматривали каждый момент, а находившиеся рядом видные банкиры комментировали происходящее со своей колокольни. Может быть, говорилось в передовой статье одной из газет, теперь американцы пересмотрят своё отношение к Японии. Неужели не ясно, что эти две страны нуждаются друг в друге, особенно сейчас, и что сильная Япония служит американским интересам, а не только собственным? Приводились примирительные высказывания премьер-министра Гото, хотя и не перед объективами телекамер, причём их тон казался крайне необычным для него и потому подвергался детальному обсуждению.

— Долбанная сумеречная зона, — заметил в один из спокойных моментов Чавез, нарушая правила языкового прикрытия — просто не мог удержаться. Какого черта, подумал он, теперь они все равно находились под русским оперативным контролем. Каких правил нужно сейчас придерживаться?

— По-русски, — терпеливо напомнил ему старший напарник.

— Да, товарищ, — проворчал Чавез. — Ты представляешь себе, что сейчас происходит? Война или нет?

— Правила действительно странные, — заметил Кларк и тут же понял, что сказал это по-английски. Вот и на меня все это оказывает воздействие, подумал он.

На улицу вернулись и другие гайджины, большинство, судя по всему, американцы, и теперь на них снова смотрели как обычно, с подозрением и любопытством, хотя враждебности, характерной для предыдущей недели, заметно поубавилось.

— Что предпримем теперь?

— Попробуем воспользоваться телефонным номером «Интерфакса», который дал наш друг. — Отчёт Кларка был подготовлен и отпечатан. Это было единственным, что он мог сделать сейчас, помимо поддержания контактов и сбора информации. Вашингтон знает, наверно, какие сведения думает получить от него, решил он, направляясь обратно в отель. Портье улыбнулся и поклонился, на этот раз более приветливо. Они пошли к лифту и через две минуты оказались в номере. Кларк достал из чехла лэптоп, подсоединил его к телефонному каналу и включил. Ещё минута — и встроенный в него модем набрал номер телефона, полученный им во время завтрака, подсоединившись к линии, ведущей через Японское море в Сибирь и далее, по-видимому, в Москву. Кларк услышал звуки вызова и стал ждать, когда установится связь.

Глава американской резидентуры уже сумел преодолеть чувство, заставлявшее его сжиматься от страха при виде в центре связи посольства сотрудника русской разведки, но опасения все ещё оставались. Шум, донёсшийся из компьютера, заставил его вздрогнуть.

— Какая совершенная техника, — одобрительно произнёс гость.

— Стараемся.

Всякий, кому когда-нибудь приходилось пользоваться модемом, сразу узнает характерный звук, напоминающий шум текущей воды или щётки, полирующей паркет, своеобразный прерывистый свист, когда два электронных устройства стараются установить синхронный контакт, чтобы обменяться данными. Иногда на это хватает двух секунд, а иногда требуются пять или даже десять. В данном случае понадобилась всего секунда, а продолжающийся свист означал передачу информации, которая со скоростью 19 200 знаков в секунду проносилась по волоконно-оптическому каналу. Когда закончилась передача необходимой информации, произошёл настоящий контакт, и корреспондент передал очередную колонку в двадцать дюймов обычной ежедневной статьи. Чтобы не рисковать, русские примут меры, и на следующий день в двух газетах появится переданная статья, в обоих случаях на третьей странице. Нет смысла делать это слишком уж очевидным.

Далее наступил тяжёлый для резидента ЦРУ этап операции. В соответствии с поступившими инструкциями он отпечатал два экземпляра полученного отчёта, один из которых передал сотруднику Службы внешней разведки. Что-то странное происходит с Мэри-Пэт, подумал он. Возраст что ли влияет на мышление или что ещё?

— У него литературный язык прямо классический. Где он так овладел русским?

— Честное слово, не знаю, — солгал резидент, поступив, как потом оказалось, совершенно правильно. Самое главное, что русский разведчик прав. Резидент озадаченно поморщился.

— Хотите, я помогу вам с переводом?

Чёрт возьми, ещё и это! Американец улыбнулся.

— Спасибо, буду признателен.

— Райан слушает. — Целых пять часов на сон, раздражённо подумал Джек, снимая трубку автомобильного радиотелефона, оборудованного кодирующим устройством. Ну что ж, по крайней мере не приходится сидеть за рулём.

— Это Мэри-Пэт. Мы кое-что получили. Когда приедешь, это уже будет у тебя на столе.

— Что-то интересное?

— Для начала неплохо, — ответила заместитель директора ЦРУ по оперативной работе. Она явно избегала лишних слов. Никто не доверяет радиотелефонам, со скремблерами ли они или без них.