— Господи, у меня сейчас лопнет платье!

— Это сделает официальную развлекательную программу ещё интересней, — пошутил муж, получив в ответ сердитый взгляд.

— А вам надо поправиться, — заметил Головко, сидящий рядом с ней. Эта фраза выражала ещё одно русское предубеждение.

— Сколько лет вашим детям? — поспешила вмешаться Елена Головко. Профессор-педиатр, она тоже была слишком худой по русским меркам и составляла прекрасную компанию за столом.

— Вот, это американский обычай, — ответил Джек, доставая бумажник и показывая фотографии. — Оливия — я зову её Салли. Это маленький Джек, а вот наш малыш.

— Ваш сын походит на вас, а девочки пошли в мать.

Джек усмехнулся.

— Это, пожалуй, к лучшему.

Оборот крупнейших финансовых корпораций поистине огромен, однако, как они функционируют на самом деле, для рядового держателя акций является тайной. Уолл-стрит представляет собой колоссальную коллекцию неправильных наименований, начиная с самой улицы, больше похожей на переулок в почти любом американском городе, здесь даже тротуары слишком узкие для огромного количества пешеходов, пользующихся ими. Когда в крупную фирму, подобную самой большой из них, такой, как «Меррилл Линч», поступал заказ на покупку каких-то ценных бумаг, трейдеры[12] отнюдь не пускались на поиски их продавца, прибегая к физическим или электронным средствам. Наоборот, ежедневно компания сама покупала опционы на то, что, по её мнению, будет пользоваться спросом, и затем ждала покупателей. Закупки в большом объёме делались с оптовыми скидками, а продажа производилась по несколько более высокой цене. Таким образом коммерческие компании получали прибыль от того, что на биржевом рынке называется «средней» позицией, обычно составлявшей около одной восьмой пункта. Пункт соответствует одному доллару, так что одна восьмая пункта равна двенадцати с половиной центам. На первый взгляд такая прибыль кажется крошечной, особенно если речь идёт о пакете акций, где цена каждой акции может составлять сотни долларов, как это бывает с ценными бумагами, гарантируемыми государством или принадлежащими особенно надёжным корпорациям. Однако подобные операции повторяются много раз за день и в огромных объёмах, что, если дела у фирмы идут хорошо, приносит колоссальную прибыль. Впрочем, это случается не всегда, и коммерческие фирмы порой терпят огромные убытки, когда оценка спроса оказывается ошибочной и падение на рынке ценных бумаг происходит быстрее, чем они предполагали. Существует немало афоризмов, предупреждающих о такой опасности. Так, на крупной и весьма активно действующей бирже Гонконга говорят, что спрос на рынке «взлетает ракетой, а падает камнем», однако самое распространённое выражение, которое неустанно вдалбливали в голову каждого молодого «ракетчика», работающего в огромном, оснащённом компьютерами торговом зале фирмы «Меррилл Линч», расположенной на Лоуар Ист-сайд, гласило: «Никогда не будь уверен в том, что найдётся покупатель на товар, который тебе хотелось бы продать». И всё-таки они исходили из противоположного, потому что покупатель всегда находился, по крайней мере о том свидетельствовала история компании, а эта история уходила далеко в прошлое.

Основной объём сделок осуществлялся, однако, не с физическими лицами. Начиная с шестидесятых годов контроль над рынком перешёл постепенно в руки инвестиционных компаний. Они носили название институциональных и сотрудничали с банками, страховыми компаниями и пенсионными фондами. По сути дела таких институциональных инвесторов существовало куда больше, чем наименований акций на Нью-йоркской фондовой бирже, и такое положение напоминало ситуацию, при которой число охотников превышает количество дичи, причём под контролем институциональных инвесторов находились такие колоссальные средства, что они просто не поддавались оценке. Эти инвесторы были настолько влиятельны, что могли оказывать значительное воздействие на финансовый рынок, покупая и продавая большие пакеты одноимённых ценных бумаг в течение короткого срока и обусловливая тем самым резкие колебания цен. К тому же во многих случаях во главе этих формирований стояло небольшое число лиц, а иногда даже единицы.

Третья и самая высокая волна распродажи американских казначейских облигаций явилась для всех неожиданной, но больше всего она удивила сотрудников штаб-квартиры Федеральной резервной системы в Вашингтоне. Они обратили внимание на сделки, заключённые в Гонконге и в Токио, — первая вызвала у них интерес, вторая пробудила некоторое беспокойство. Рынок евродолларов стабилизировал ситуацию, но сейчас уже закрывался. Это были главным образом азиатские банки, устанавливающие свои исходные оценки не в Америке, а в Японии. Их сотрудники также заметили тенденцию к сбросу американских казначейских облигаций и связались по телефону с вкладчиками внутри региона. Эти звонки принимались в помещении на вершине небоскрёба в Токио, и там весьма высокопоставленные банковские служащие отвечали, что их разбудили среди ночи и им пришлось приехать, чтобы на месте оценить складывающееся положение, которое вызвало у них серьёзную тревогу и привело ко второй волне сброса казначейских облигаций. Они рекомендуют предпринять безотлагательные, но без паники шаги по уходу от американской валюты.

Казначейские облигации США представляют собой долговые обязательства американского правительства и одновременно образуют фундамент, на котором зиждется сила американского доллара. Эти облигации, добрых пятьдесят лет считавшиеся наиболее надёжным способом вложения денег на планете, предоставляли возможность как американцам, так и всем другим желающим сделать товарные вложения в самую развитую экономику в мире, защищённую, в свою очередь, колоссальной военной мощью и регулируемой политической системой, где права и возможности граждан гарантировались Конституцией, вызывающей всеобщее восхищение, хотя далеко не всякий разбирался в ней. Какими бы ни были недостатки и слабые места Америки — они не составляли тайны для проницательных и всезнающих международных инвесторов, — с 1945 года Соединённые Штаты были единственным местом на земном шаре, где деньги находились в относительной безопасности. В Америке существовала какая-то врождённая жизненная сила, дававшая начало положительному воздействию на экономику. При всех своих недостатках американский народ оставался полным неисчерпаемого оптимизма. По меркам остального мира Америка всё ещё была молодой страной и сохраняла все достоинства энергичной юности. Таким образом, когда людям хотелось защитить свои деньги и они не знали, как это сделать, чаще всего они покупали облигации американского казначейства. Прибыль была не особенно велика, зато обеспечивалась сохранность капитала.

Но только не сегодня. Банкиры всего мира стали свидетелями того, как Гонконг и Токио быстро и решительно избавились от вложений в доллары, а объяснение, переданное по каналам связи, что это делается всего лишь для перевода долларов в иены, звучало не очень убедительно, особенно после нескольких телефонных звонков с просьбами объяснить причину такой операции. Затем поступили сообщения о том, что и другие японские банки быстро и планомерно приступили к переводу своих активов. Тут же банкиры всей Азии последовали их примеру. Третья волна продажи американских казначейских облигаций достигла шестисот миллиардов долларов, причём почти все они являлись краткосрочными ценными бумагами, с помощью которых правительство США решило покрыть дефицит своего бюджета.

Доллар уже падал, а с началом третьей волны распродаж, длившейся меньше девяноста минут, падение стало ещё более стремительным. В Европе финансисты, едущие по домам, услышали по своим телефонам сотовой связи, что им настоятельно советуют вернуться обратно. Происходило что-то неожиданное. Аналитикам пришла в голову мысль, что это имеет какое-то отношение к секс-скандалу, разгоревшемуся в американской администрации. Европейцам всегда казался загадочным интерес, проявляемый американцами к личной жизни и увлечениям своих политических деятелей. Такое поведение европейцы считали непонятным, пуританским и неразумным, но для американской политической сцены оно было вполне реальным, а потому непосредственно связывалось с их отношением к американским ценным бумагам. Стоимость трехмесячных облигаций казначейства США уже упала на 19/32 пункта — ценность государственных бумаг выражается такими дробями, и в результате доллар упал на четыре цента по отношению к английскому фунту, ещё больше по отношению к немецкой марке и намного больше — к иене.

— Что происходит, черт побери? — спросил один из членов правления Федеральной резервной системы. Все правление, известное как Комитет открытого рынка, собралось у единственного компьютерного экрана, наблюдая за развивающимися тенденциями и не веря своим глазам. Ни одни из присутствующих не понимал, в чём заключается причина возникшего хаоса. Ну хорошо, поднялся шум из-за вице-президента Келти, но ведь он всего лишь вице-президент. Пока существовала неопределённость, связанная с возможными последствиями закона о реформе торговли, фондовая биржа проявляла признаки беспокойства и котировка ценных бумаг то повышалась, то снижалась. Но что это за зловещая синергия?[13] Проблема заключалась в том — это было ясно и без обсуждений, — что они, возможно, никогда не узнают подлинной причины происходящего. Порой найти разумное объяснение просто не удавалось, потому что события развивались сами по себе, подобно тому как стадо внезапно обращается в паническое бегство и пастухи не понимают почему. Когда доллар упал на сто базисных пунктов, что означало один процент от его стоимости, они прошли в тишину зала заседаний и разместились вокруг стола. Обсуждение было непродолжительным. Началась атака на доллар. Необходимо остановить её. Вместо повышения процентной ставки на половину процента, о чём предполагалось объявить сразу после конца рабочего дня, они решили увеличить её на целый процент, причём некоторые даже настаивали на более значительном повышении, но затем пошли на компромисс. Сообщение об этом будет сделано немедленно. Пресс-секретарь Федеральной резервной системы составил черновик заявления, которое председатель правления зачитает перед телевизионными камерами компаний, откликнувшихся на приглашение приехать, и текст одновременно будет передан на телетайпы телеграфных агентств.

Когда брокеры вернулись к своим столам после ланча, перед ними предстала совершенно иная картина. То, что было раньше относительно спокойной пятницей, изменилось самым кардинальным образом. В каждом зале имелось табло, где помещались краткие сообщения о разного рода событиях, в том числе и международных, которые так или иначе могли оказывать влияние на фондовую биржу. Информация о том, что Федеральная резервная система только что повысила процентную ставку сразу на целый процент, вызвала шок. Воцарилась почти полуминутная тишина, прерываемая только возгласами: «Господи!». Брокеры обратились к своим компьютерным терминалам, чтобы смоделировать ситуацию, и увидели, что рынок уже начал реагировать. Повышение процентной ставки являлось несомненным предвестником краткосрочного падения индекса Доу-Джонса, словно тёмные тучи — предвестником дождя. Биржевое сообщество почувствовало, что надвигающийся шторм будет сокрушительным.

Крупные фирмы, такие, как «Меррилл Линч», «Леман бразерс», «Пруденшиэл-Бакc» и все остальные, были полностью компьютеризованы и походили друг на друга своей организацией. Почти в каждой фирме имелся один большой зал с рядами компьютерных терминалов. Его размеры неизменно были продиктованы конфигурацией здания, в котором размещалась фирма, и высокооплачиваемые сотрудники набивались в него почти так же тесно, как и в штаб-квартирах японских корпораций. Разница заключалась лишь в том, что в американских деловых центрах запрещалось курить.

Мало кто из мужчин носили пиджаки, а большинство женщин были в кроссовках.

Все эти люди отличались весьма высоким интеллектом, хотя полученное ими образование удивило бы случайного посетителя. Когда-то такого рода служащие были выпускниками экономических факультетов Гарварда и Уортона, однако новое поколение «ракетчиков» представляло собой именно то, что подразумевалось под этим названием, — они обладали главным образом дипломами в области естественных наук, почти все были математиками и физиками. Наибольшей популярностью пользовались выпускники Массачусетского технологического института и ещё нескольких высших учебных заведений. Причина этого заключалась в том, что все фирмы, так или иначе связанные с рынком ценных бумаг, пользовались компьютерами, а программное обеспечение компьютеров основывалось на исключительно сложном математическом моделировании, с помощью которого анализировали происходящее на рынке и предсказывали его дальнейшее развитие. В основе этого моделирования лежали тщательно разработанные исторические исследования процессов, происходивших на Нью-йоркской фондовой бирже ещё с тех времён, когда сделки совершались в тени платана, который рос там, где сейчас размещался деловой центр Нью-Йорка. Группы историков и математиков приняли во внимание каждую сделку и каждое событие, происшедшие на бирже. Все это подверглось детальному анализу и сравнению со всеми опознанными внешними факторами, оформлено в виде математической реальности, и в результате появился ряд исключительно точных и нечеловечески сложных моделей, демонстрирующих, как функционировал в прошлом финансовый рынок, как он функционирует сейчас и как будет функционировать в будущем. Эти данные, однако, основывались на неверном представлении, будто у игральных костей существует память. Хозяева казино обожали такую концепцию.

Для того чтобы понять, как действуют подобные модели, нужно быть математическим гением, утверждали все (и в особенности математические гении). Более опытные финансисты старшего поколения старались в это не вмешиваться. Специалисты-биржевики, получившее образование в бизнес-колледжах или просто начавшие работать рядовыми служащими и пробившиеся наверх в результате неустанного труда и смекалки, освободили путь новому поколению — и не жалели об этом. Продолжительность активной жизни «компьютерного жокея» составляет примерно восемь лет, темп деятельности просто убийственный, и, чтобы выдержать его, нужно не только обладать блестящим интеллектом молодости, но ещё и быть юным и наивным. Биржевики старшего поколения, достигшие вершин с помощью неустанного труда, предоставили молодым гениям возможность работать с компьютерами, поскольку сами имели всего лишь отдалённое представление о них, и занялись разработкой тенденций биржевой деятельности, определяли финансовую политику корпораций и вообще играли роль отцов по отношению к молодёжи, которая рассматривала руководящий персонал как сборище старых пердунов, способных оказать помощь только в случае возникновения непредвиденных обстоятельств.

В результате возникла ситуация, при которой никто ничем не руководил — за исключением, пожалуй, компьютерных программ, а все пользовались одной и той же системой. Модели слегка отличались одна от другой, так как рынок ценных бумаг требовал от программистов чего-то особенного, и потому программисты чувствовали себя на вершине блаженства, поскольку исполняли в общем-то одинаковую работу для всех заказчиков, но требовали вознаграждения за якобы уникальные плоды своего труда.

Пользуясь военной терминологией, можно сказать, что это привело к формированию оперативной доктрины, общей для всего программного обеспечения, которая не поддаётся изменениям. Более того, все знали и понимали её лишь отчасти и никто не овладел ею в полном объёме.

«Коламбус групп», один из самых крупных инвестиционных фондов открытого типа, имел собственные компьютерные программы. Три его составляющие — «Нинья», «Пинта» и «Санта-Мария» — контролировали миллиарды долларов и могли закупать крупные пакеты ценных бумаг по самой низкой цене и с помощью таких сделок непосредственно влиять на фондовый рынок. Эта огромная мощь, в свою очередь, сосредоточивалась в руках всего трех человек, а эти три человека подчинялись только одному, который и принимал наиболее важные решения. Остальные сотрудники фирмы, «ракетчики», получали жалованье и выдвигались на более высокие должности в соответствии со своими способностями давать советы и рекомендации руководящему персоналу. Сами они реальной властью не обладали. Слово руководства было законом, и все воспринимали это как само собой разумеющееся. Как правило, пост руководителя в таких организациях занимал человек, вложивший собственное состояние в финансовую корпорацию и потому заинтересованный в её процветании. Каждый из его долларов имел такую же ценность, как и доллар самого мелкого вкладчика, а их у компании «Коламбус групп» были многие тысячи. Его деньги подвергались такому же риску, он получал такие же прибыли и временами терпел такие же убытки, как и все остальные вкладчики. По сути дела лишь именно это являлось гарантией надёжности всей биржевой системы. Попытка поставить собственные интересы выше интересов инвесторов является в брокерском деле смертным грехом, который никогда не прощают. Рядовые вкладчики, ничуть не разбирающиеся в тонкостях биржевых операций, возлагают надежды на то, что люди, вложившие в дело огромные деньги и взявшие на себя руководство корпорацией, следят за их интересами. Ситуация в какой-то мере напоминала положение, существовавшее на американском Западе во второй половине девятнадцатого века, когда мелкие скотоводы доверяли свои крошечные стада крупным ранчевладельцам, перегонявшим собственный скот к железнодорожной станции.

«Коламбус» приступил к действиям, когда на часах было без десяти два. Первый заместитель Райзо Яматы созвал к себе на совещание руководителей корпорации и обсудил с ними внезапное падение курса доллара. Присутствующие согласно кивали. Да, развитие событий действительно вызывает беспокойство. У «Пинты», среднего по размерам фонда, входящего в состав корпорации, имелся в портфеле крупный пакет казначейских облигаций, на которые всегда можно было положиться в ожидании более благоприятной возможности инвестировать капитал. Курс этих облигаций падал. Заместитель председателя правления объявил, что отдаёт распоряжение об их продаже и вложении освободившихся средств в немецкие марки, ставшие опять самой стабильной валютой в Европе. Управляющий «Пинты» кивнул, поднял телефонную трубку и распорядился провести операцию. Таким образом осуществилась ещё одна огромная трансакция, первая, которую произвели американские трейдеры.

— Мне не нравится положение на рынке, — заявил далее заместитель председателя правления. — Необходимо консолидировать наши активы. — Присутствующие снова кивнули. Надвигалась буря, и при первых вспышках молнии стада начали проявлять признаки тревоги. — Акции каких банков пострадают при ослаблении доллара в первую очередь? — спросил он. Ответ был ему уже известен, но из вежливости вопрос необходимо было задать.

— Акции «Ситибэнка», — ответил управляющий «Ниньи». На него была возложена ответственность за «синие чипы» — наиболее высокодоходные акции и ценные бумаги, — У нас их огромное количество.

— Начинайте откачивать, — распорядился заместитель председателя, пользуясь американской идиомой. — У меня вызывает опасения ослабление позиции банков.

— Все? — с удивлением спросил управляющий. «Ситибэнк» только что опубликовал квартальный отчёт, указывающий на стабильность и достаточно высокие доходы.

Последовал серьёзный кивок.

— Да, все.

— Но…

— Приступайте, — прервал его заместитель председателя правления. — И немедленно.

В «Депозитари траст компани»[14] служащие обратили внимание на то, как резко ускорилась торговля на фондовой бирже. В их обязанности входило регистрировать каждую произведённую сделку. Задачей компании было сопоставить в конце рабочего дня все сделки, отметить, кто какие акции купил, у кого, и осуществить перевод денег с одних счётов на другие. Фактически «Депозитари» осуществляла функции компьютерного бухгалтера для всего биржевого рынка. На экранах её компьютеров отмечалось ускорение проводимых операций, однако все компьютеры основывались на программе «Электра-клерк 2.4.0», разработанной Чаком Серлзом, и электронно-вычислительные машины «Стратус» справлялись с нагрузкой. Данные поступали от каждой ЭВМ по трём каналам. Один вёл к экранам мониторов, второй — к резервному устройству, заносящему информацию на магнитную ленту, и третий был связан с наиболее надёжным, но самым неудобным средством хранения информации — принтером. Соответственно характеру интерфейсов было необходимо, чтобы всякий раз информация поступала по иному каналу, однако она была одинаковой, и потому никто не проверял текстовых записей. В конце концов было задействовано шесть электронно-вычислительных машин, которые располагались в двух разных местах. Более надёжной системы и не придумаешь.

Можно было бы вести работу и иначе. Каждое сообщение о продаже и покупке высылать немедленно, но для этого потребовались бы дополнительные усилия — только организация такой системы затормозила бы деятельность всей фондовой биржи. Взамен была создана «Депозитари траст компани», призванная устранить хаос и навести порядок. В конце каждого рабочего дня сделки объединялись и группы по торговым фирмам, по акциям и по заказчикам, так что каждая компания могла выписывать ограниченное количество чеков. Перевод денег осуществлялся с помощью электронной почты, однако принцип сохранялся. Таким образом все компании экономили на административных расходах и одновременно создавали несколько способов, с помощью которых каждый игрок на фондовой бирже мог проследить и проверить свою деятельность для ведения внутреннего контроля и создания дальнейших математических моделей всего рынка. Несмотря на то что операция представлялась на первый взгляд невероятно сложной, использование компьютеров сделало её рутинной и намного более эффективной, чем записи в чековой книжке.

— Смотрите, кто-то сбрасывает бешеное количество акций «Ситибэнка», — заметил один из операторов.

Зал Нью-йоркской фондовой биржи делился на три части, самая большая из них была некогда гаражом. Велось строительство четвёртого торгового зала, и, в соответствии с местными мрачными предсказаниями, всякий раз, когда биржа увеличивала свою площадь, происходило что-то неладное. Это сообщество самых опытных и циничных профессионалов в мире тоже подвержено суевериям. По сути дела зал представлял собой множество отдельных торговых фирм, каждая из которых занималась посреднической деятельностью в определённой сфере в соответствии со своей специализацией. У одной, например, могло быть от восьми до пятнадцати пакетов акций фармацевтических компаний, другая занималась аналогичным числом акций различных банков. Основная функция Нью-йоркской фондовой биржи заключалась в том, чтобы обеспечить ликвидность акций вместе с установлением исходной цены. Продавать и покупать акции можно вообще-то где угодно — от юридической конторы до ресторана загородного клуба. И всё-таки торговля акциями крупных компаний велась главным образом в Нью-Йорке, потому что… короче говоря, это делалось в Нью-Йорке, вот и все. Фондовая биржа Нью-Йорка была самой старой. Кроме неё существовала ещё Американская фондовая биржа, АМЕХ, и недавно созданная система автоматической котировки Национальной ассоциации фондовых дилеров, чьё неуклюжее название обычно заменялось броской аббревиатурой — NASDAQ. Нью-йоркская фондовая биржа была самой консервативной, о ней говорили, что пришлось приложить немало усилий и преодолеть отчаянное сопротивление, чтобы затащить её в мир автоматизации и компьютеризации. Несколько надменная и тяжеловесная — работающие там считали остальные финансовые рынки второстепенными, а себя — центром биржевого сообщества, — она обслуживалась профессионалами, которые проводили почти весь день у своих стоек, не сводили взгляда с различных дисплеев, покупали и продавали и, подобно торговым компаниям, зарабатывали на жизнь «средними» позициями или позициями с «разрывом», которые старались угадать. Если фондовый рынок и его инвесторы представляли собой стадо, то они были ковбоями, работа которых заключалась в том, чтобы следить за развитием событий, устанавливать исходные цены и наводить порядок в стаде. Самые способные из них хорошо зарабатывали, что служило вознаграждением в лучшем случае за хаотичную обстановку, напряжённый и часто тяжёлый труд, а в худшем — за непредсказуемость и ощущение, что они стоят на пути бешено мчащегося стада.

Первые признаки паники уже начали проявляться. В операционном зале обратили внимание на сброс казначейских облигаций, и торговый народ обменивался недоуменными взглядами и пожимал плечами, не догадываясь о причинах столь непонятного явления. Затем они узнали о том, как быстро отреагировала на это Федеральная резервная система. Решительное заявление председателя правления не могло скрыть его беспокойства, да это и не имело значения. Мало кто выслушивал подобные заявления, интересовала только цифра изменения процентной ставки. К этому относились с вниманием. Всё остальное было всего лишь рассуждениями, инвесторы не обращали на них внимания и предпочитали полагаться на результаты собственного анализа.

Начали поступать заявки на продажу. Биржевой брокер, специализирующийся на акциях банков, был потрясён звонком из «Коламбуса», однако тут его личные чувства отступали на второй план. Он объявил, что предлагает «пятьсот „Сити“ за три», что означало продажу пятисот тысяч акций Первого национального городского банка Нью-Йорка по восемьдесят три доллара за акцию — на целых два пункта ниже объявленной цены. Всем стало понятно, что кто-то спешит избавиться от этих акций. Цена была весьма привлекательной, и всё-таки рынок заколебался, прежде чем проглотить пакет, да и то по «два с половиной».

Компьютеры постоянно следили за ходом торговли — здесь нельзя целиком полагаться на способности трейдеров наблюдать за всем происходящим. Ведь человек может упустить что-то важное, например разговаривая по телефону, да и, в конце концов, действиями крупнейших фирм почти полностью управляют компьютеры, точнее, заложенные в них программы, которые, в свою очередь, разработаны людьми, определяющими критерий надзора на фондовым рынком. Разумеется, компьютеры разбирались в рынке ничуть не лучше людей, разработавших для них программы, однако в их память внесены команды типа: если произойдёт «А», приступайте к «Б». Компьютерные программы нового, поколения с общим названием «экспертные системы» (более привлекательный термин, чем «искусственный интеллект») при всей своей сложности ежедневно обновлялись за счёт введения базисной ставки-ориентира. На основании этого компьютеры проводили оценку целых сегментов финансового рынка. Ежеквартальные отчёты, тенденции промышленного развития, перемены в руководстве компаний — все это получало цифровое выражение и вводилось в базы данных. Экспертные системы анализировали их и на основании этого действовали, причём всё происходило без человеческого участия.

В данном случае внезапное резкое падение акций «Ситибэнка» дало понять компьютерам, что следует начать сброс ценных бумаг и других банков. Компьютеры вспомнили, что курс акций «Кемикл-бэнка», переживающего сейчас нелёгкий период, на прошлой неделе снизился на несколько пунктов, и потому в трех институциональных фондах компьютеры, пользующиеся той же программой, дали команду приступить к продаже этих акций, курс которых мгновенно упал на полтора пункта. Наступление на акции «Кемикл-бэнка» в сочетании с падением курса «Ситибэнка» сразу привлекло внимание других экспертных систем, действующих в том же направлении, но на основе базисных цен других крупных банков, что нарушило устойчивость всего банковского сектора. Следующим крупным банком, чьи акции снизились, стал «Мэньюфекчурерс Хэновер», и теперь компьютерные программы принялись искать внутри себя ответ на вопрос: при снижении банковского курса акций какие меры следует предпринять, чтобы защитить инвестиции в других ключевых отраслях?

Получив деньги от продажи казначейских облигаций, «Коламбус» начал покупать золото как в виде акций золотодобывающих предприятий, так и посредством фьючерсных контрактов[15]. Возникла новая тенденция ухода от ценных бумаг в благородные металлы. Внезапный скачок спроса в этой области тут же стал известен трейдерам — как людям, так и их электронным коллегам, Во всех случаях анализ ситуации был одинаковым: сброс государственных ценных бумаг плюс неожиданное резкое повышение процентной ставки плюс растущее давление на банковские акции плюс атака на доллар плюс рост спроса на благородные металлы — все это предсказывало возникновение опасной инфляционной тенденции. Инфляция всегда плохо влияет на фондовый рынок, и, чтобы заметить это, не требуется искусственного интеллекта. Ни компьютерные программы, ни трейдеры ещё не ударились в панику, но все напряжённо следили за поступающими новостями, надеясь угадать дальнейшее развитие событий, чтобы защитить интересы и вкладчиков и свои собственные.

К этому моменту рынок государственных ценных бумаг испытал серьёзное потрясение. Выброшенные на рынок в нужную минуту облигации на сумму полмиллиарда долларов вызвали продажу ещё десяти миллиардов. Срочно вернувшиеся в свои офисы руководители инвестиционных компаний, работающих с евродолларами, вряд ли могли принимать разумные решения. При напряжённой обстановке на мировом рынке ценных бумаг за последние недели им приходилось проводить много времени на работе, и теперь, вернувшись поодиночке обратно, каждый пытался выяснить у других, что за чертовщина происходит. Им удалось узнать лишь одно: огромное количество американских казначейских облигаций продают по очень низкой цене и в большой спешке, этот процесс продолжается, и в него включилась крупная американская компания, пользующаяся уважением на финансовом рынке. Но почему? — спрашивали они. Задав этот вопрос, они принялись за поиски дополнительных сведений, пытаясь проанализировать поток информации, поступающей из Америки. Европейские финансисты внимательно всматривались в экраны, прищурив глаза и недоуменно качая головами. Наконец, не имея времени для тщательного анализа всей информации, они обратились за ответом к своим экспертным системам, потому что причины этих стремительных перемен просто не были очевидными.