— Первый раз слышу — о черт, мне очень жаль, Джек.

Райан кивнул, и на его лице появилась улыбка, ничуть не отражающая его мрачного настроения.

— Да, я тоже только что проснулся.

— Это действительно правда?

— Наш разговор не для печати, согласен?

— Да.

— ФБР вело расследование этого дела уже довольно долго. Даты, указанные в статье Либби, близки к истине — мне придётся свериться со своими записями. Меня пригласили на брифинг по этому вопросу из-за степени допуска Келти примерно в тот самый момент, когда разразился скандал по поводу торговли с Японией, — проинструктировали, о чём мне можно говорить с ним, о чём нельзя, — ты ведь понимаешь, как обстоит дело, верно?

— Понимаю. А какова ситуация в данный момент?

— Председатель юридического комитета и его заместитель ознакомлены с материалами обвинения. Знают об этом также Эл Трент и Сэм Феллоуз из комитета по разведке. Ни у кого и в мыслях не было помешать отправлению правосудия, Боб. Насколько мне известно, президент вёл себя в этом деле очень достойно. Келти предстанет перед комитетом Конгресса, и, после того как будет решён вопрос о его импичменте, если дело зайдёт так далеко…

— Это неизбежно, — прервал его Хольцман.

— А вот я не уверен. — Райан покачал головой. — Если Келти найдёт хорошего адвоката, то постараются договориться, не доводя дело до отрешения от должности, как это случилось с Агнью. Если же Келти подвергнется процедуре импичмента, затем предстанет перед судом Сената и те признают его виновным, даже Господь Бог не поможет ему перед судом присяжных.

— Да, пожалуй, — согласился Хольцман. — Значит, ты утверждаешь, что ошибочно не само обвинение против Келти, а роль президента в этом деле?

— Совершенно верно. Если кто-то и чинит помехи на пути правосудия, то мне об этом не известно, а ведь меня ознакомили со всеми аспектами дела.

— Ты беседуешь с Келти?

— Нет, ничего серьёзного мы не обсуждаем. По тем проблемам, которые входят в сферу интересов Келти, я информирую его помощника по национальной безопасности, а он информирует своего босса. Согласись, вряд ли я смог бы относиться к Эду с достаточной объективностью. У меня две дочери.

— Значит, тебе известны все подробности обвинения?

— Нет, только в общих чертах. Мне ведь не нужно знать их. Но я хорошо знаком с Мюрреем. Если Дэн говорит, что у него есть убедительные доказательства, значит, дело обстоит именно так — Райан допил кофе и протянул руку за свежей булочкой. — Президент не — подчёркиваю — не пытается мешать процессу над Келти. Дело было отложено, чтобы не мешать решению других проблем, вот и все.

— Но ведь поступать так тоже не следует, — напомнил Хольцман и взял булочку.

— Чёрт возьми, Боб! Прокуроры назначают дату слушания дела в суде, не так ли? И в этом случае было решено назначить соответствующий день, ничего больше. — Хольцман прочитал по выражению лица Райана, чего тот хотел от него, и кивнул.

— Я передам ей все, что ты мне сказал.

Было слишком поздно принимать меры, направленные на то, чтобы уменьшить причинённый ущерб. Почти все политические деятели в Вашингтоне просыпаются рано. Они пьют кофе, внимательно читают газеты, проверяют свои факсы в поисках дополнительных материалов и звонят по телефону. За последнее время они все чаще стали подключаться к компьютерным терминалам и получать через них электронную почту. Это делается для того, чтобы выйти из дома, зная, что готовит им наступающий день. Многие члены палаты представителей Конгресса получили утром факсимильные экземпляры статьи Лиз Хольцман с сопроводительной пометкой, указывающей на огромную важность данной проблемы. В таких пометках использовались различные кодовые фразы в зависимости от того, какая фирма по связи с общественностью обслуживает данного конгрессмена, однако смысл всех фраз был одинаковым. Многим членам палаты представителей пришлось отказаться от противодействия принятию закона о реформе торговли, зато сейчас возникла возможность расквитаться. И они не упустили своего шанса.

Замечания их делались главным образом не для печати. «Это представляется нам очень серьёзной проблемой», — говорилось чаще всего. Выражение «Мы сожалеем, что президент счёл возможным вмешаться в рассмотрение уголовного дела» тоже встречалось очень часто. Звонившие директору ФБР Уильяму Шоу получали ответ «без комментариев», причём обычно пояснялось, что ФБР никогда не высказывает своей точки зрения по любому расследованию, чтобы не помешать будущему рассмотрению дела в суде — если таковое попадёт в суд — и не затронуть гражданские права обвиняемого. Подобное пояснение редко включалось в публичные заявления политических деятелей, и при таком толковании фраза «без комментариев» начинала звучать особенно зловеще.

Обвиняемый по этому делу проснулся в своём доме на территории военно-морской обсерватории на Массачусетс-авеню, Норт-Уэст, и обнаружил, что его старшие помощники уже приехали и ждут в гостиной первого этажа.

— Ну и стерва, — заметил Эд Келти. Это было все, что он мог сказать. Не имело смысла пытаться опровергать факты, приведённые в статье. Подчинённые знали его для этого слишком хорошо. Склонность вице-президента к амурным похождениям была им известна. Подобная черта не являлась редкостью у политических деятелей, да и к тому же он старался не афишировать свои любовные связи.

— Лайза Берринджер… — выдохнул вице-президент, читая статью. — Ну почему они не могут оставить в покое бедную девушку? — Он вспомнил, какое потрясение испытал, узнав о её смерти, о том, как она погибла, расстегнув пристежной ремень и направив автомобиль на скорости девяносто миль прямо на опору моста. Судебно-медицинский эксперт говорил о неудачном выборе такого метода самоубийства. Когда к месту трагедии приехала машина «скорой помощи», Лайза всё ещё была жива, несколько минут стонала и мучилась. Такая славная девушка… Она просто не понимала жизни, хотела от него слишком многого. Может быть, ей казалось, что к ней он отнесётся иначе, не так, как к остальным любовницам. Ну что ж, подумал Келти, почему-то все они считают себя особенными, непохожими на других.

— Он бросил вас на произвол судьбы, — заметил один из помощников Келти. В конце концов, самым главным в этой истории была политическая уязвимость вице-президента.

— Это уж точно. — Вот ведь сукин сын, подумал Келти. После всего, что я сделал. — О'кей — какие предложения?

— Начать с того, что мы можем все отрицать, причём с чувством справедливого негодования, — произнесла глава администрации вице-президента и передала Келти лист бумаги. — Я уже подготовила пресс-релиз, ещё до полудня проведём пресс-конференцию. — Она уже позвонила полудюжине бывших и настоящих сотрудниц аппарата, которые согласились во время пресс-конференции находиться рядом со своим боссом. В каждом случае это была женщина, чью постель Келти осчастливил своим присутствием. Теперь они вспоминали о происшедшем с улыбкой. В конце концов, у великих людей тоже есть свои слабости. А у Эда Келти они более чем компенсировались той целеустремлённостью, с какой он занимался важными государственными делами.

Келти быстро дочитал текст, до конца. Единственная защита от совершенно ложных обвинений заключается в правде… нет ни малейших оснований для подобных обвинений… всем известно, что я отдаю все силы на службу обществу, например защищаю права женщин и национальных меньшинств… Я настаиваю (слово «требую» является неподходящим в этом контексте, посоветовал ему юрист) на немедленном обсуждении всех обвинений и на возможности защищаться от них самым решительным образом… нет ни малейших сомнений, что это связано с приближением выборов… сожалею, что такое беспочвенное обвинение пагубно скажется на нашем выдающемся президенте, Роджере Дарлинге…

— Немедленно свяжите меня по телефону с этим сукиным сыном!

— Сейчас неудачное время для подобной конфронтации, господин вице-президент. В тексте пресс-релиза говорится, что вы «полностью рассчитываете на его поддержку», помните?

— Ах да, конечно. — Эта часть пресс-релиза будет предупредительным выстрелом, нацеленным не в воду перед носом корабля, а прямо в мостик, подумал Келти. Либо Дарлинг выступит в его защиту, либо ему угрожает полный провал уже на первичных выборах.

Что ещё может случиться в этом году? Хотя информация о Келти появилась слишком поздно для всех американских утренних газет — даже для «США сегодня», — её сразу подхватили средства электронной информации в собственных обзорах, предваряющих дальнейшие передачи. Для многих финансистов, работающих в сфере инвестиций, это означало утренний выпуск новостей Национальной общественной радиокорпорации — интересная программа, которую слушали во время переездов из Коннектикута и Нью-Джерси, потому чт0 она продолжалась два часа и включённые в неё новости постоянно повторялись. «Эксклюзивная статья в утреннем выпуске „Вашингтон пост“…» так начинались передачи, транслируемые каждый час, и вступительная фраза звучала как звон сигнального колокола, привлекая внимание слушателей. Несмотря на то что в Вашингтоне сообщения о политических скандалах были таким же обычным явлением, как прогноз погоды, слова «изнасилование» и «самоубийство» настораживали своей недвусмысленностью.

«Чёрт возьми!» — одновременно воскликнули тысячи голосов в аналогичном количестве роскошных автомобилей. Что ещё может произойти? Рынок продолжал оставаться неустойчивым, и такая сенсация несомненно окажет влияние на него. С экономической точки зрения это не имело никакого смысла, однако все ожидали чего-то подобного и готовились к этому, так что дальнейшее падение рынка стало неизбежным в ситуации, которую инженеры-компьютерщики называли обратной связью. Сегодня курс акций упадёт снова. Такая тенденция сохранялась на протяжении одиннадцати дней из последних четырнадцати, и, хотя индексы Доу-Джонса подталкивали заказы на покупку, мелкие инвесторы начинали нервничать и требовали, чтобы брокеры сбрасывали их пакеты акций, а инвестиционные фонды открытого типа, подталкиваемые телефонными звонками от мелких вкладчиков, тоже были вынуждены поступать аналогичным образом, ещё больше усугубляя совершенно искусственно возникшую ситуацию. Такая система могла существовать только в стране подлинной демократии, но если всё было именно так, то и стадо скота, охваченное паникой, тоже можно назвать демократией.

— О'кей, Арни. — Президент Дарлинг даже не поинтересовался тем, как произошла утечка информации. Он был достаточно опытным игроком на политической арене и понимал, что теперь это не имеет значения. — Что мы собираемся предпринять?

— Я говорил с Бобом Хольцманом, — произнёс Райан, заметив взгляд главы администрации Белого дома.

— Ну и что?

— Думаю, он мне поверил. Чёрт возьми, ведь я говорил правду, верно? — Это прозвучало скорее как вопрос, чем риторическое заявление.

— Да, Джек. Ты действительно сказал ему правду. Эду придётся самому заниматься решением этой проблемы. — На лице Райана отразилось такое облегчение, что глава исполнительной власти почувствовал себя оскорблённым. — Неужели ты считаешь, что я мог пойти на такой шаг?

— Нет, конечно, — тут же ответил Райан.

— Кому ещё известно об этом?

— Вы имеете в виду пассажиров самолёта? — спросил ван Дамм. — Пожалуй, Боб расскажет кое-кому.

— Давайте немедленно разъясним нашу позицию. Тиш, — повернулся Дарлинг к своему директору центра связи, — нам нужно подготовить пресс-релиз. В нём должно говориться, что юридический комитет Конгресса ознакомлен с ситуацией и я не оказывал на его членов никакого давления.

— Как мы объясним задержку с началом процесса? — спросила Тиш Браун.

— Вместе с руководством комитета мы пришли к выводу, что столь серьёзный вопрос заслуживает… как бы лучше сформулировать? — Президент посмотрел на потолок. — Заслуживает того, чтобы…

— Вопрос достаточно серьёзен — нет, достаточно важен, чтобы рассмотреть его в обстановке, когда ни что иное не будет отвлекать Конгресс от подобной процедуры, — произнёс Райан. А ведь и впрямь неплохо, подумал он.

— Я ещё сделаю из тебя политического деятеля, Джек, — заметил Дарлинг с лёгкой улыбкой.

— Вы не будете говорить о самом деле ничего конкретного, — сказал ван Дамм, и его совет президенту прозвучал в форме приказа.

— Знаю, знаю. Итак, я не буду затрагивать обстоятельств, возникших в результате расследования, потому что не могу позволить себе оказывать влияние на ход дела или выступать в защиту Келти, только упомяну, что любой гражданин считается невиновным до тех пор, пока его вина не будет полностью доказана; в основании американской демократии… и тому подобное. Давай, Тиш, берись за работу. Я выступлю с этим заявлением на борту самолёта ещё до посадки, и затем, может быть, мы сможем заняться наконец тем, чем нам следует заниматься. Что-нибудь ещё? — спросил Дарлинг.

— Государственный секретарь Хансон сообщил, что все подготовлено. Нас не ожидают никакие сюрпризы, — ответил Райан, приступая наконец к собственным вопросам. — Министр обороны Фидлер составил договор о военной поддержке, и его можно парафировать. Так что в Москве у нас всё будет обстоять гладко и без неожиданностей.

— Весьма утешительно, — сухо заметил президент. — Ну хорошо, дайте мне теперь возможность умыться и переодеться. — Вне зависимости от того, путешествуешь ли ты на президентском «ВВС-1» или нет, подобная близость столь большого количества людей никак не содействует комфорту и удобствам. Президент США редко позволяет себе роскошь уединения даже при самых благоприятных обстоятельствах, однако в Белом доме по крайней мере есть настоящие стены, отделяющие его от остальных. Но не здесь, не на борту самолёта. Сержант ВВС, исполняющий роль камердинера, старательно разложил одежду Дарлинга и приготовил бритвенные принадлежности. Он добрых два часа полировал ботинки президента, так что их чёрная кожа превратилась в сверкающий хром, и было бы по крайней мере неблагодарно выгонять его из салона. Люди так стремятся продемонстрировать свою преданность, подумал Дарлинг, входя в туалет, но не те, чья преданность ему действительно требуется.

— Вот и новые корабли.

Санчес вышел из гальюна, находящегося рядом с центром боевой информации, и увидел людей, собравшихся вокруг прокладочного стола. На карте виднелись три группы ромбиков, обозначающих надводные корабли противника. Более того, недалеко от «Шарлотт» V-образная фигура означала вражескую подводную лодку, да и «Эшвилл» сумел, по-видимому, обнаружить что-то. Однако лучше всего было то, что объединённая цепь противолодочных патрульных самолётов S-3 «викинг», летящая в двухстах милях впереди боевой авианосной группы, сумела обнаружить нечто, похожее на патрульную линию других подводных лодок. Две из них заметили в тот момент, когда они находились на шноркельной глубине — одну услышали гидрофоны линии раннего обнаружения, а другую обнаружили с помощью гидроакустических буев. Затем, пользуясь направлением, проведённым через позицию этих двух субмарин, обнаружили ещё две лодки. Теперь офицеры центра боевой информации сумели даже рассчитать вероятное расстояние между подводными лодками, и туда направились противолодочные самолёты.

— Завтра на закате? — спросил командир группы палубной авиации.

— Им ведь нравится восходящее солнце, правда? Тогда накроем их во время ужина.

— Вполне меня устраивает, — согласился Санчес и поднял трубку, чтобы предупредить начальника оперативного отдела своего авиакрыла.

— Что-то слишком уж долго, — пробормотал Джоунз.

— Я вроде припоминаю, как ты мог оставаться на вахте в течение куда более продолжительного времени, — поддел его Уилли Чеймберз.

— Тогда я был молодым и глупым. — И курил к тому же, вспомнил он. Это так помогало сосредоточиться. Однако теперь на большинстве подлодок даже запрещено курить. Поразительно, почему команды не бунтуют. Подумать только, во что превращается военно-морской флот. — Видишь, что я имел в виду, когда говорил относительно моего нового программного обеспечения?

— Ты хочешь сказать, что даже тебя можно заменить компьютером?

Подрядчик повернул голову.

— Знаете, мистер Чеймберз, по мере того как вы становитесь старше, нужно пить поменьше кофе.

— Опять вы принялись за своё? — спросил адмирал Манкузо, подходя к ним, после того как побрился в соседнем гальюне.

— Мне кажется, наш Джоунзи планирует сегодня вечером высадку на Банзай-Бич, — усмехнулся Чеймберз, отпивая из кружки кофе без кофеина. — Ему надоело наблюдать за учениями.

— Действительно, времени уходит немало, — согласился командующий подводными силами Тихоокеанского флота.

— Да что вы, парни, мы ведь проверяем надёжность нашей программы, не так ли?

— Если хочешь знать моё неофициальное мнение, то могу сказать, что намерен рекомендовать передачу контракта твоей фирме. — Не менее важной была и другая причина — Джоунз брал за осуществление программы на добрых двадцать процентов меньше, чем Ай-би-эм.

— Между прочим, я только что нанял двух учёных из океанографического института в Вудс-Хоул. Всем остальным это даже в голову не пришло.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мы собираемся взяться за расшифровку языка китов — теперь, когда мы слышим их настолько отчётливо, такое становится возможным. «Гринпис» будет в восторге. На следующее десятилетие подводным лодкам обеспечена работа: сделать моря безопасными для наших братьев-млекопитающих. Кроме того, будем следить за японскими ублюдками, которые их убивают.

— Это что-то новое, — заметил Чеймберз.

— Вам нужны источники финансирования? Так вот, у меня есть идея, способная выручить вас.

— В чём она заключается, Джоунзи? — спросил Манкузо.

— Учёные из Вудс-Хоул считают, что им удалось опознать тревожные сигналы, подаваемые тремя видами китов: горбачами, финвалами и полосатиками. Они расшифровали эти сигналы с помощью гидрофонов во время экспедиций с китобоями. Я могу запрограммировать их — сигналы тревоги подаются в полосе частот, на которой работаем мы. Таким образом, субмарины будут идти вслед за китобойными судами и подавать сигналы, предупреждающие китов об опасности, понимаете? Китобои просто не сумеют их обнаружить. Ни один кит в здравом уме не решится приблизиться на двадцать миль к другому киту, кричащему, что его убивают. В сообществе китообразных не существует такого понятия, как солидарность.

— Ты что, тоже превращаешься в одного из «зелёных»? — поинтересовался Чеймберз, затем подумал и кивнул.

— Все что требуется от подобных экологических групп, — это сообщить своим друзьям в Конгрессе, что мы ведём глубокие научные исследования, правильно? Пусть они нас не любят, пусть отрицательно относятся к силовым установкам на наших подводных лодках, утверждая, что они загрязняют окружающую среду, лишь бы заявили, что мы ведём научные исследования. Я даю вам возможность обеспечить финансирование на ближайшие десять лет. — Джоунз одновременно обеспечивал свою компанию работой по крайней мере на такой же период, но это к делу не относилось. Манкузо и сообщество подводников нуждались в средствах. — К тому же мне нравилось прислушиваться к разговорам китов, когда мы плавали на «Далласе».

— Поступило сообщение с «Эшвилла», — донёсся голос связиста из открытой двери. — Они сумели обнаружить цель.

— Хорошо. Японцы — отличные подводники, — заметил Джоунз, глядя на прокладочный столик. — Однако мы по-прежнему лучшие в мире.

«ВВС-1» опустился на посадочную дорожку аэропорта Шерементьево плавно как пушинка на минуту раньше расчётного срока прибытия. Внутри самолёта послышался дружный вздох облегчения, когда двигатели заработали на реверс, быстро замедляя бег самолёта. Скоро послышались щелчки отстегиваемых пристежных ремней. — Ты почему так рано проснулся? — спросила мужа Кэти.

— Дома возникли политические проблемы. Пожалуй, теперь можно тебе о них рассказать. — Райан начал объяснять суть случившегося, затем вспомнил, что у него в кармане все ещё лежит текст статьи, переданной по факсу. Он вручил статью жене и тут же предупредил, что не все сказанное в ней соответствует действительности.

— Он всегда казался мне каким-то скользким и приторно любезным, — заявила Кэти, прочитав статью и возвращая её Джеку.

— Вот как? Неужели ты забыла, что он был когда-то совестью Конгресса? — негромко спросил Райан.

— Может быть, и был, но, по-моему, своей собственной у него не хватало.

— Только не забывай…

— Если кто-нибудь начнёт задавать мне вопросы, я американский хирург и приехала сюда для встречи с русскими коллегами. Может быть, мне удастся осмотреть город. — Это полностью соответствовало правде. Проблемы, связанные с государственным визитом, займут у Райана, как одного из старших советников президента, массу времени. Однако в общем пребывание в Москве не будет особенно отличаться от обычной туристической поездки за границу с женой. Их туристические вкусы схожи, хотя и не во всём. Кэти знала, например, что её муж не выносил хождения по магазинам. Это было странной чертой, присущей всем мужчинам, но Джеку в особенности.

Самолёт повернул на рулежную дорожку, и события начали Стремительно развиваться. Президент и миссис Дарлинг вышли из своего салона, готовые предстать перед встречающими как воплощение своей страны. Пока они проходили между рядами кресел под насторожёнными взглядами агентов Секретной службы и сотрудников службы безопасности ВВС, все остальные пассажиры оставались на местах.

— Дьявольская работа, — сочувственно выдохнул Райан, глядя, как на лице президента появилась профессиональная счастливая улыбка, и зная, что она, по крайней мере отчасти, была притворной. Дарлингу предстояло выполнить так много официальных обязанностей, и он должен заставить окружающих верить в то, что каждую их них выполняет с искренним желанием. Ему приходилось отделять их одну от другой и, занимаясь одной, делать вид, что остальные для него не существуют. Пожалуй, похоже на то, как поступает Кэти со своими пациентами. А ведь это и впрямь любопытная мысль, а? Когда дверь открылась, до них донеслась музыка оркестра, исполняющего приветственный марш в местной аранжировке.

— Думаю, можно уже вставать.

Протокол строго соблюдался. Пассажиры «ВВС-1» сгрудились у иллюминаторов, наблюдая за тем, как президент спускается по трапу и обменивается рукопожатиями с недавно избранным президентом России и послом США в Москве. Затем по трапу стали спускаться остальные члены официальной делегации, а журналисты вышли через дверь в хвостовой части самолёта.

Обстановка резко отличалась от той, свидетелем которой Райан был во время его предыдущего пребывания в России. Аэропорт казался таким же, как раньше, однако время дня, погода и вся атмосфера ничуть не походили на прежнюю. Ему понадобилось увидеть всего одно лицо, чтобы всё стало ясно, — лицо Сергея Николаевича Головко, директора Службы внешней разведки, который стоял за спинами государственных деятелей, приехавших встречать американского президента. В прежнее время его не было бы видно совсем, но теперь взгляд голубых глаз Головко был устремлён прямо на Райана, спускающегося по трапу вместе с женой. В них танцевали весёлые искорки.

Первые знаки оказались немного пугающими, что не было необычным для ситуации, когда политические факторы перехлёстываются с экономическими. Рабочие, объединённые в профсоюзы, демонстрировали свою силу и впервые за несколько лет делали это достаточно умело. Возникла ситуация, когда только в автомобилестроительной промышленности и сопутствующих отраслях могли возникнуть сотни тысяч дополнительных рабочих мест. Это просто объяснили цифры: за последний год из-за океана в Америку ввозилось промышленной продукции почти на девяносто миллиардов долларов. Теперь, после принятия закона о реформе торговли, всё это должно производиться внутри страны. Сев за стол переговоров с руководителями компаний, профсоюзы пришли к единому выводу, что нужно всего лишь получить от правительства заверения в том, что принятый закон не окажется «бумажным тигром» и скоро будет забыт во имя международной солидарности и дружбы. Для того чтобы получить такие заверения, однако, им приходилось действовать через своё лобби в Конгрессе. Так что Конгресс уже оказался под растущим давлением, причём дополнительным фактором явилось понимание того, что приближаются выборы. Конгресс не мог делать одной рукой одно, а другой — противоположное. Были даны обещания, приняты конкретные меры, и на этот раз обе партии объединили усилия.

Дело заключалось не только в том, чтобы нанять дополнительных рабочих. Требовалось колоссально увеличить производственный потенциал. Устаревшие заводы и предприятия, действующие лишь на половину своих мощностей, нуждались в усовершенствовании, так что началась предварительная работа по их переоборудованию и снабжению материалами. Мгновенное увеличение объёма хозяйственной деятельности оказалось неожиданностью, потому что даже самые проницательные наблюдатели, несмотря на опыт и дальновидность, не сумели увидеть в принятом законе подлинные революционные перемены.

Увеличение статистических показателей было несомненным. Федеральная резервная система при оценке состояния американской экономики руководствовалась самыми разнообразными критериями, и одним из таких показателей являлось производство стали и продукции машиностроения. За период, когда законопроект проходил рассмотрение в Конгрессе и затем находился в Белом доме, всплеск активности оказался настолько резким, что кривая вышла за пределы разграфлённой бумаги. Затем Совет управляющих Федеральной резервной системы обратил внимание на стремительный скачок числа краткосрочных кредитов, требующихся главным образом автомобилестроительной промышленности для финансирования закупок у многочисленных поставщиков. Быстрый рост заказов вёл к инфляционным ожиданиям, а инфляция и без того вызывала постоянное беспокойство. Увеличение объёма заимствования приведёт к сокращению денежной массы, из которой можно черпать средства для займов. Это требовалось остановить, и как можно скорее. Совет управляющих принял решение, что вместо увеличения учётной ставки на четверть процента, уже одобренного ими и просочившегося в прессу, учётная ставка вырастает на целых полпроцента и об этом решении будет объявлено на следующий день после закрытия финансовых рынков.

Капитан третьего ранга Угаки находился в боевой рубке своей подводной лодки. Как всегда, он непрерывно курил и чашка за чашкой пил чай, лишь изредка выходя к себе в каюту, чтобы воспользоваться личным гальюном. Капитана то и дело сотрясали приступы кашля, участившиеся от сухого воздуха (влажность внутри подводной лодки искусственно понижалась для предохранения бортовых электронных систем). Он знал, что где-то в этом районе находится одна, может быть, даже две американские подводные лодки — из разведданных ему было известно, что это «Шарлотт» и «Эшвилл», — но боялся он не субмарин. Больше всего капитан Угаки опасался находящихся на их борту экипажей. Численность американского подводного флота резко уменьшилась, но, по всей вероятности, подготовка специалистов осталась на прежнем высоком уровне. Угаки надеялся обнаружить своих противников по учениям «Океанские партнёры» ещё несколько часов назад. Может быть, пытался убедить себя капитан, американцы ещё не сумели обнаружить его, но он не был в этом уверен и в течение последних тридцати шести часов наконец понял, что это больше не учения, по крайней мере с того момента, когда получил зашифрованное сообщение: «НАЧИНАЙТЕ ВОСХОЖДЕНИЕ НА ГОРУ НИИТАКА». Какую уверенность он испытывал всего неделю назад! Но не сейчас, когда его подводная лодка находилась в море и под водой. Поистине поразительно превращение теории в реальность.

— Есть что-нибудь? — спросил он у гидроакустика и увидел, как тот отрицательно покачал головой.

При обычных условиях американская субмарина во время учений включала дополнительный источник шума, что облегчало её опознание при плавании в подводном положении. Это делалось в подражание шумам русской подводной лодки и было со стороны американцев вызывающим и одновременно весьма дальновидным. Американские моряки так редко пользовались истинными возможностями своей техники во время учений с участием союзников или даже у себя на флоте, что научились действовать в особенно трудных условиях — подобно бегуну с отягощением на беговых туфлях. В результате, оперируя без такого гандикапа[11], они превращались в исключительно опасного противника.

Ну и что? — пожал плечами Угаки. Я ничуть не хуже их.

Разве он не совершенствовал своё мастерство, когда следил за русскими подводными лодками подобно американцам? Разве он не подкрадывался вплотную к русской «акуле»? Самое главное — терпение. Настоящий самурай обладает неистощимым терпением. В этом его отличие от простых смертных.

— А ведь это и впрямь напоминает выслеживание китов, правда? — заметил капитан третьего ранга Стив Кеннеди.

— Да, действительно, — негромко отозвался гидроакустик первого класса Жак-Ив Лаваль, не сводя глаз с экрана и растирая уши, вспотевшие от наушников.

— Ты не чувствуешь себя обманутым?

— Мой отец занимался такими же играми, только тогда это было всерьёз. Он любил рассказывать мне в детстве, как отправлялся на север и незаметно следовал за русскими лодками в их собственных водах. — Имя «Француза» Лаваля было хорошо известно среди подводников. Знаменитый гидроакустик, он сумел подготовить многих специалистов, которые мало в чём уступали ему. Он ушёл со службы в звании главного старшины, и вот теперь сын продолжал его традиции.

Самым любопытным было то, что слежение за китами оказалось великолепной подготовкой. Киты — удивительные существа. Они бесшумно плывут под водой не потому, что скрываются, а просто благодаря тому, что они поразительно приспособлены к своей стихии. Подводники пришли к выводу, что умение незаметно приблизиться к небольшим стаям или семьям китов на такое расстояние, чтобы гидроакустики могли пересчитать и опознать отдельные особи, по меньшей мере отвлекает от однообразия подводного плавания, а временами становится даже увлекательным занятием. По крайней мере для гидроакустиков, подумал Кеннеди. Торпедистам и ракетчикам оно ничего не даёт…