12. Формальности

Без выступлений в таком деле не обходится. Более того, и выступающих предстояло выслушать немало. При событии такого размаха каждый из 435 членов палаты, представляющий — или представляющая — каждый из 435 избирательных округов, просто обязан показаться перед телекамерами.

Представительница Северной Каролины привела Уилла Снайдера со все ещё забинтованными руками и позаботилась о том, чтобы он занял место в первом на галерее ряду. Это позволило ей привлечь к нему внимание её избирателей, вознести до небес проявленное им мужество, похвалить профсоюзы за благородство их членов и внести предложение, чтобы Конгресс официально признал героический поступок Снайдера.

Далее, конгрессмен из восточного округа Теннесси воздал должное образцовым действиям дорожной полиции его штата и подчеркнул высочайший научный уровень Ок-Риджской национальной лаборатории — в результате после многочисленных благодарностей бюджет лаборатории пополнится несколькими дополнительными миллионами. Бюджетное управление Конгресса уже подсчитывало добавочные поступления в государственную казну от налогов с увеличившегося оборота автомобилестроительных корпораций, и у его членов при этом выступала слюна, как у собак Павлова при звуке колокола.

Член палаты представителей от Кентукки, не жалея сил, доказывал, что «креста» производится в основном в Америке и потому может считаться американским автомобилем, особенно если принять во внимание то обстоятельство, что в конструкцию машины войдут теперь дополнительные детали, производимые дома (это было уже решено в отчаянной, но неизбежно бесплодной попытке корпорации уладить дело), и конгрессмен надеялся, что рабочих его округа никто не будет обвинять в происшедшей трагедии, вызванной, в конце концов, дефектными комплектующими, изготовленными за океаном. Сборочный автозавод в Кентукки, напомнил слушателям конгрессмен, является самым совершенным заводом в мире и служит наглядным примером того, что Америка может и должна сотрудничать с Японией. Таким образом, он поддержит законопроект лишь потому, что его принятие продвинет это сотрудничество ещё на шаг вперёд. Коллеги по палате с восхищением оценили такой финт, заключив, что конгрессмен от Кентукки на удивление ловко сумел занять компромиссную позицию.

После этого обсуждение продолжилось. И журнал «Роул-кол»[10], который освещал события, происходящие на Капитолийском холме, высказал сомнения, осмелится ли хотя бы один законодатель проголосовать против законопроекта.

— Ты знаешь, — обратился Рой Ньютон к своему главному клиенту, — тебе придётся признать поражение. Понимаешь, сейчас никто не в силах изменить ход событий. Если хочешь, можешь назвать происшедшее неудачным стечением обстоятельств, но иногда приходится мириться с неприятностями.

Японца удивил тон американца. Ньютон говорил едва ли не с пренебрежением. Он даже не испытывал вины за то, что не в силах изменить создавшуюся ситуацию, а ведь ему регулярно платили с тех самых пор, как он был впервые принят на службу «Япония, инкорпорейтед» и дал обещание улаживать возникающие конфликты. Не подобало подчинённому так разговаривать со своим благодетелем, однако трудно понять, этих американцев. Им платишь деньги за то, чтобы они выполняли работу, а они…

— Однако сейчас происходит и кое-что ещё, и если у тебя хватит терпения заглянуть подальше в будущее… — Японцу уже давали советы просто заглянуть в будущее, и Ньютон был благодарен своему клиенту за то, что тот проявил достаточное знание английского языка, чтобы оценить разницу между попыткой заглянуть в будущее и попыткой заглянуть туда же, но подальше, — …можно будет рассмотреть другие возможности, — закончил Ньютон.

— И в чём же могут заключаться эти возможности? — ядовито спросил Биничи Мураками. Он был настолько расстроен происходящим, что не сумел скрыть своё раздражение. Всё шло не так, как следовало. Он приехал в Вашингтон, надеясь лично выступить против одобрения этого гибельного законопроекта, а вместо этого его осаждали репортёры, они задавали вопросы, из которых ясно вытекала вся бесполезность таких попыток. Именно поэтому Мураками на несколько недель покинул Японию и оставался в Америке, несмотря на настоятельные просьбы своего друга Козо Мапуды возвратиться.

— Правительства сменяются, — произнёс Ньютон и несколько минут объяснял, что стоит за его словами.

— Из-за такой тривиальной причины?

— Подобного стоит ждать и в вашей стране. Если ты думаешь иначе, то просто обманываешь себя. — Ньютон не понимал, как можно недооценивать столь очевидную истину. Разве люди, которые занимаются маркетингом, не информируют руководство компаний о том, сколько автомобилей в Америке покупают женщины, не говоря уж о спросе на дамские электробритвы. Чёрт возьми, да ведь один из филиалов корпорации самого Мураками занимается их производством! Таким образом, проблемы маркетинга в Америке в значительной мере направлены на привлечение покупательниц, в то же время, по мнению японцев, аналогичная ситуация никогда не возникнет у них в стране. Это, подумал Ньютон, для японцев своего рода мёртвая зона.

— Неужели это действительно может подорвать позиции Дарлинга? — спросил Мураками. Ведь благодаря принятию закона о реформе торговли президент приобретал значительный политический капитал.

— Да, безусловно, если разумно приняться за дело. Сейчас он препятствует расследованию серьёзного уголовного преступления, не так ли?

— Нет, судя по твоим словам, он всего лишь попросил отложить… — Это верно, но он сделал это из политических соображений, Биничи. — Ньютон редко обращался к своему клиенту по имени. Японец не любил такой фамильярности. Высокомерный сукин сын, подумал Ньютон. Впрочем, разве он не щедро платит за оказанные ему услуги? — Понимаешь, Биничи, у нас не принято мешать уголовному расследованию, особенно по политическим причинам. И тем более в случаях, когда речь идёт об оскорблении женщины. Таково уж своеобразие американской политической системы, — терпеливо объяснил он.

— Но разве мы можем вмешиваться во внутреннюю жизнь вашей страны? — Вопрос был скороспелым и объяснялся тем, что японцу ещё никогда не приходилось задумываться о действиях на таком уровне.

— А за что вы тогда платите мне?

Мураками откинулся на спинку кресла и закурил сигарету. Только ему разрешалось курить здесь.

— Как ты собираешься взяться за это?

— Дай мне несколько дней на то, чтобы разработать план, ладно? А тем временем следующим же рейсом отправляйся домой. Здесь ты приносишь нашему делу один вред, понимаешь? — Ньютон сделал паузу. — Ты должен также понять, что это самый сложный проект, который мне когда-либо приходилось осуществлять для вас. И самый опасный, — добавил лоббист.

Продажный шакал! — пронеслась яростная мысль в голове японца, но он скрыл её за бесстрастным выражением лица, спокойного и равнодушного. Ну и что? По крайней мере этот американец умеет добиваться успеха.

— Один из моих коллег находится в Нью-Йорке. Я повидаюсь с ним и вылечу домой оттуда.

— Отлично. Только постарайся не слишком показываться на людях, ладно?

Мураками встал и вышел в приёмную, где его ожидали помощник и телохранитель. Он выглядел впечатляюще: высокий для японца — пять футов десять дюймов, — с иссиня чёрными волосами и по-юношески гладким лицом, несмотря на свои пятьдесят семь лет. За его плечами было много успешных деловых операций в Америке, однако это никак не проливало света на создавшуюся ситуацию. Последние десять лет ему ни разу не приходилось закупать американских товаров меньше чем на сотню миллионов долларов в год, и он неоднократно выступал с заявлениями, отстаивая более свободный допуск Америки на японский рынок продовольствия. Сын и внук фермеров, он приходил в ужас при мысли о том, что многие из его соотечественников готовы заниматься подобной работой. В конечном счёте труд фермера поразительно неэффективен, а американцы, несмотря на присущую им лень, настоящие волшебники по части выращивания сельскохозяйственной продукции. Жаль, что они не умеют разбивать сады, подумал он. Сады были подлинной страстью Мураками.

Служебное здание находилось на Шестнадцатой улице, всего в нескольких кварталах от Белого дома, и, выйдя на тротуар, японец посмотрел на внушительное строение, в котором живут американские президенты. Действительно, производит впечатление. Это не императорский замок в Осаке, но от него веет мощью.

— Японский ублюдок!

Мураками повернулся, увидел побелевшее от ярости лицо мужчины, судя по внешнему виду рабочего, и был настолько потрясён, что даже не почувствовал оскорбления. Телохранитель мгновенно оттеснил американца.

— Ты ещё получишь своё, желтомордая сволочь! — выкрикнул мужчина и пошёл прочь по тротуару.

— Подождите! — окликнул его Мураками, все ещё слишком удивлённый, чтобы обидеться. — Что плохого я вам сделал?

Если бы он знал Америку лучше, то догадался бы, что это один из тысяч бездомных Вашингтона и, как большинство из них, погряз во множестве самых разных проблем. В данном случае американец был алкоголиком, потерявшим семью и работу из-за неспособности отказаться от спиртного, и его контакты с действительностью ограничивались общением с такими же людьми, как и он сам. Испытываемая им ненависть к жизни искусственно усиливалась алкоголем. В руке он держал пластмассовый стаканчик с дешёвым пивом и, неожиданно вспомнив, что когда-то работал на сборочном конвейере завода «Крайслер» в Ньюарке, штат Делавэр, решил, что вместе с пивом отделается от терзающих его мыслей об увольнении с работы, где бы она ни находилась. И, забыв, что сам навлёк на себя все несчастья, он повернулся и плеснул пивом в лица трех стоявших перед ним людей, а затем пошёл дальше, испытывая такое удовольствие, что даже не жалел, что выпивки не осталось.

Телохранитель рванулся, словно собираясь преследовать его. В Японии он просто повалил бы наглого бакаяро на землю. Тут же вызвали бы полицейского и этого кретина арестовали бы, но сейчас телохранитель понимал, что находится на чужой территории, он остановился и быстро огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что этот выпад не был манёвром, предназначенным для того, чтобы отвлечь его внимание от более серьёзного нападения. Он увидел, что Мураками замер, выпрямившись во весь рост, и выражение растерянности на его лице сменилось яростью. Дорогой английский пиджак был залит дешёвым безвкусным американским пивом. Не говоря ни слова, Мураками сел в машину. Телохранитель, испытывая такое же унижение, опустился на переднее сиденье, и автомобиль направился в Национальный аэропорт Вашингтона.

Человек, который добился всего в жизни благодаря упорному труду, который помнил жизнь на ферме, где его отец выращивал овощи на огороде размером с почтовую марку, который все силы отдавал учёбе, стремясь получить стипендию в Токийском университете, и начал свою трудовую жизнь с самого низа, чтобы достичь сегодняшних вершин, Мураками часто испытывал сомнения относительно американцев, критически относился к некоторым сторонам их жизни, но в то же время считал себя справедливым и беспристрастным судьёй, когда речь заходила о проблемах торговли. Но, как нередко случается в жизни, пустяк смог изменить его точку зрения.

Они варвары, заключил он, поднимаясь на борт самолёта, который чартерным рейсом доставит его в Нью-Йорк.

— Премьер-министр потерпит поражение и будет смещён, — сообщил Райан в беседе с президентом, которая проходила примерно в то же самое время, когда в нескольких кварталах от Белого дома произошёл описанный выше случай.

— Как надёжны эти сведения?

— Вполне надёжны, — заверил его Джек. — У нас там действует пара оперативников. Правда, они занимаются другой проблемой, но получили эту информацию от нескольких агентов.

— Госдепартамент об этом ничего не знает, — несколько наивно возразил Дарлинг.

— Господин президент, — Райан поправил папку на коленях, — вы ведь знаете, что за этим событием последуют самые серьёзные последствия. Кога возглавляет коалицию, состоящую из шести различных фракций, и не потребуется больших усилий, чтобы расколоть её. — И нанести удар по нам тоже, мысленно добавил Джек.

— Ну хорошо. И что дальше? — спросил Дарлинг, он только что ознакомился с данными последних социологических опросов о собственном рейтинге.

— Скорее всего пост премьер-министра займёт некто Хироши Гото. Он никогда не испытывал к нам особого расположения.

— Он бросается крутыми фразами, — заметил президент, — но когда я встречался с ним, произвёл на меня впечатление обычного болтуна, не отвечающего за свои слова. Слабый, тщеславный и бесхарактерный человек.

— И не только. — Райан сообщил президенту информацию, которая не имела непосредственного отношения к операции «Сандаловое дерево».

При иных обстоятельствах Роджер Дарлинг улыбнулся бы, но в соседнем здании, меньше чем в сотне футов, сидел Эд Келти.

— Джек, насколько трудно для мужчины удержаться от того, чтобы не изменять жене за её спиной?

— В моём случае это очень легко, — ответил Джек. — Я женат на хирурге, если помните?

Президент рассмеялся, но тут же посерьёзнел.

— А мы можем воспользоваться этим, чтобы оказать давление на сукина сына?

— Да, сэр. — Райану не понадобилось разъяснять, что в случае, если сейчас ситуация выйдет из-под контроля, на фоне недавнего случая в Ок-Ридже может вполне разразиться настоящий шторм. Ещё Никколо Макиавелли предупреждал о таких вещах.

— Как мы поступим с этой девушкой Нортон? — спросил Дарлинг.

— Кларк и Чавез…

— Это те парни, что задержали Корпа?

— Совершенно верно, сэр. Сейчас они там. Я хочу, чтобы они встретились с девушкой и предложили ей бесплатный авиабилет домой.

— А после возвращения самый подробный допрос?

— Да, сэр, — кивнул Райан.

Дарлинг улыбнулся.

— Мне это нравится. Чистая работа.

— Господин президент, сейчас мы получаем все, чего хотели, пожалуй, даже чуть больше, чем нам хотелось, — предостерёг его Джек. — Китайский генерал Сунь Цзы однажды писал, что для врага всегда следует оставлять выход — не следует ставить побеждённого в безвыходное положение.

— Когда я служил в Сто первой воздушно-десантной, нам приказывали убивать всех до последнего, а потом сосчитать трупы, — усмехнулся президент. Ему нравилось, что Райан настолько уверенно чувствует себя в своей новой должности, что готов предложить бесплатный совет. — Этот вопрос не относится к твоей сфере деятельности, Джек. Он не затрагивает проблем национальной безопасности.

— Да, сэр, я знаю. Дело в том, что несколько месяцев назад я занимался финансовыми операциями на Уолл-стрите, так что немного поднаторел в вопросах международной торговли.

Дарлинг согласно кивнул.

— О'кей, продолжай. Вряд ли ты дашь мне плохой совет, а потому тем более полезно выслушать мнение, отличное от моего.

— Нам не пойдёт на пользу падение Коги, сэр. С ним куда легче иметь дело, чем с Гото. Может быть, стоит, чтобы наш посол сделал неофициальное заявление, что-нибудь насчёт того, что закон о реформе торговли даёт вам право действовать, но…

Президент прервал его:

— Но я не собираюсь осуществлять его на практике в полной мере? — Он покачал головой. — Ты ведь знаешь, Джек, что я не могу пойти на такой шаг. Это будет означать сведение к нулю всего, к чему стремился Эл Трент, и я не могу сделать этого. Создастся впечатление, что я веду двойную игру с профсоюзами, и на это я тоже не могу пойти.

— Значит, вы действительно намерены в полном объёме применить закон о реформе торговли?

— Да, намерен. Но только на несколько месяцев. Я должен потрясти этих ублюдков, Джек. Мы добьёмся, наконец, справедливых торговых отношений после двадцати лет бесплодных переговоров, но они должны понять, насколько серьёзны на этот раз наши намерения. В течение нескольких месяцев им придётся пережить трудные времена, но затем они поверят нам и тогда отчасти изменят свои законы, мы поступим так же, и все успокоится, начнёт действовать система торговли, при которой обе стороны поставлены в совершенно равные условия.

— Хотите выслушать мою точку зрения, сэр?

Дарлинг снова кивнул.

— Да, хочу. За это тебе и платят. Ты считаешь, что мы оказываем на них слишком сильное давление?

— Совершенно верно, сэр. Не в наших интересах допускать падение кабинета Коги, а для этого следует предложить ему что-то приемлемое. Если вы строите далеко идущие планы, нужно подумать о том, с кем вам выгоднее иметь дело.

Дарлинг поднял со стола лист бумаги.

— Бретт Хансон высказал ту же мысль, но он не был до такой степени обеспокоен судьбой Коги, как ты.

— Не пройдёт и суток, — пообещал Райан, — как он начнёт беспокоиться больше меня.

— Здесь даже нельзя ходить по улицам, не рискуя подвергнуться нападению, — раздражённо проворчал Мураками.

Ямата снял целый этаж отеля «Плаза Атени», «Храм Афины», для себя и своих старших сотрудников. Оба бизнесмена беседовали с глазу на глаз в гостиной без пиджаков и галстуков. На столе стояла бутылка виски.

— Так было всегда, Биничи, — согласился Ямата. — Здесь мы являемся гайджинами. У меня создаётся впечатление, что ты забываешь об этом.

— Ты имеешь представление о масштабах моего бизнеса в Америке, сколько товаров я здесь закупаю? — резко бросил Мураками своему старшему собеседнику. Он всё ещё чувствовал запах пива. Отвратительная жидкость попала и на рубашку, но его ярость была настолько велика, что он не подумал о том, чтобы сменить её. Японцу хотелось, чтобы что-то напоминало ему об уроке, полученном несколько часов назад.

— А в каком положении нахожусь я? — спросил Ямата. — За последние несколько лет я вложил шесть миллиардов иен в американскую финансовую компанию. Как ты помнишь, мне удалось закончить эту операцию совсем недавно. И вот теперь я не знаю, смогу ли когда-нибудь получить назад вложенные деньги.

— Американцы не решатся на такой шаг.

— Твоё доверие к этим людям поистине трогательно, и это заслуживает уважения, — заметил хозяин. — Когда экономика нашей страны потерпит крах, неужели ты думаешь, что мне разрешат переселиться сюда и заниматься своими делами в американском финансовом секторе? В тысяча девятьсот сорок первом году они просто заморозили все наши активы в своих банках.

— Сейчас не сорок первый.

— Действительно, не сорок первый. Сегодня ситуация намного хуже. Тогда мы ещё не достигли таких вершин и нам не угрожало столь страшное падение.

— Прошу тебя, — произнёс Чавез, осушив свою кружку пива. — В тысяча девятьсот сорок первом мой дед воевал с фашистами под Санкт-Петербургом…

— Под Ленинградом, щенок! — рявкнул Кларк, сидевший рядом. — Посмотрите на эту молодёжь, никакого уважения к прошлому, — пожаловался он, обращаясь к принимавшим их японцам — один был старшим сотрудником отдела по связям с общественностью, другой занимал пост директора авиационного отдела корпорации «Мицубиси хэви индастриз».

— Это верно, — согласился Сейго Ишии. — Знаете, мои родственники принимали участие в проектировании истребителей, состоявших на вооружении нашего военно-морского флота. Мне однажды довелось встретить Сабуро Сакая и Минору Генда.

Динг открыл ещё несколько бутылок и разлил их содержимое по кружкам, как и подобает подчинённому, которым он являлся, обслуживающему своего начальника, Ивана Сергеевича Клерка. Пиво было здесь действительно отменным, да и вдобавок к тому за угощение расплачивались хозяева, подумал Чавез, молча опускаясь на стул и наблюдая за мастерской работой напарника.

— Мне знакомы эти имена, — кивнул Кларк. — Великие воины, но… — он поднял указательный палец, — они воевали и против моих соотечественников, я ведь помню и это.

— Полвека назад, — заметил сотрудник по связям с общественностью. — К тому же ваша страна была в то время совсем другой.

— Это верно, друзья, совершенно верно, — признался Кларк, со вздохом склонив голову к плечу. Чавез подумал, что он чрезмерно подчёркивает своё опьянение.

— Значит, вы здесь впервые?

— Совершенно верно.

— И каковы ваши впечатления? — спросил Ишии.

— Мне нравится японская поэзия. Она так отлична от нашей. Знаете, я собирался написать книгу о Пушкине. Может быть, я когда-нибудь и осуществлю свою мечту, но вот несколько лет назад я познакомился с вашей поэзией… Понимаете, наши стихи передают целый комплекс мыслей и часто призваны донести до читателя сложную историю, а вот ваша поэзия намного более утончённая и деликатная, она походит на… — как это сказать? — на фотографию, сделанную при вспышке блица. Правда? Вот, например, стихотворение, которое вы сможете мне объяснить. Я мысленно вижу картину, но не понимаю её значения. Сейчас вспомню. — Кларк качнулся на стуле, выпрямился и задумался припоминая. — Ага, вспомнил. «Распускаются цветы сакуры и девушки в доме наслаждений надевают новые шарфы». Так вот, — повернулся он к сотруднику отдела по связям с общественностью, — какой смысл у этого стихотворения?

Динг не сводил взгляда с лица Ишии. Это было так забавно. Сначала замешательство, затем выражение переменилось, когда японец осознал смысл кодовой фразы, пронзившей его ум подобно смертельному удару рапиры. Взгляд Сасаки остановился на Кларке, затем он заметил устремлённые на его соотечественника глаза Динга.

Совершенно верно. Ты снова поступаешь в наше распоряжение, приятель, подумал Кларк.

— Видите ли, всё дело в контрасте, — объяснил служащий отдела по связям с общественностью. — Перед вами возникает образ привлекательной женщины, занимающейся чем-то — ну, свойственным женщинам, понимаете? И тут же наступает конец, вы видите, что эти женщины — проститутки, попавшие в…

— В тюрьму, — внезапно отрезвев, произнёс Ишии. — Они оказались в ловушке и вынуждены делать что-то. И тогда обстановка и вся картина становятся совсем не такими приятными.

— Да, конечно, — улыбнулся Кларк. — Теперь понимаю. Спасибо.

Дружеский поклон, выражающий благодарность за важный урок.

Черт побери, насколько искусно провёл все это мистер К, подумал Чавез. У этих шпионских занятий есть свои любопытные мгновения. Динг едва не почувствовал жалость к Ишии, однако, если этот глупый кретин уже однажды предал свою страну, нет смысла сейчас проливать слезы по поводу его судьбы. ЦРУ пользовалось простой аксиомой: «Однажды став шпионом, ты останешься им навсегда». Соответствующий афоризм у ФБР был даже более грубым, что представлялось странным: «Однажды став ублюдком, будешь всегда сидеть в дерьме».

— А это осуществимо? — спросил Мураками.

— Осуществимо? Да ведь это детская игра.

— Но последствия… — нерешительно произнёс бизнесмен. Идея Яматы казалась остроумной и многообещающей, однако…

— Последствия окажутся простыми. Ущерб, нанесённый их экономике, помешает им создать промышленность для выпуска товаров, заменяющих наши. Американские потребители оправятся после первоначального шока и, нуждаясь в товарах, которые не могут быть произведены их корпорациями, снова начнут покупать эти товары у нас. — Если Биничи рассчитывает выудить у меня всю правду, подумал Ямата, он наивнее, чем кажется.

— Думаю, ты ошибаешься. Ты недооцениваешь гнев, испытываемый американцами из-за этого неприятного происшествия. Кроме того, нужно принимать во внимание и политические обстоятельства…

— С Кого покончено. Такое решение уже принято, — холодно прервал его Ямата.

— Значит, Гото? — спросил Мураками. Вообще-то это не было вопросом. Он внимательно следил за политической жизнью своей страны.

— Разумеется.

Сердитый взмах руки.

— Гото — дурак. Он идёт туда, куда показывает его пенис. Я бы не доверил ему управлять фермой отца.

— То же самое можно сказать о любом из наших политических деятелей. Разве они действительно управляют нашей страной? Какие ещё качества требуются нам от нашего премьер-министра? — спросил Райзо с весёлой ухмылкой.

— У американцев тоже есть такой человек в правительстве, — мрачно заметил Мураками, наливая щедрую порцию виски «Чивас Ригэл» и пытаясь понять, что в действительности задумал Ямата. — Я никогда не встречался с ним, но, судя по слухам, это настоящая свинья с низменными инстинктами.

— Кто же он?

— Келти, вице-президент. И ты знаешь, их честный и преданный народу президент покрывает его.

Ямата откинулся на спинку кресла.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду.

Мураками посвятил его в подробности происходящего. Изрядное количество выпитого виски ничуть не повлияло на память японского бизнесмена, заметил Ямата. Что ж, Мураками, хотя и весьма осторожный человек и часто излишне щедр в своих деловых отношениях с иностранцами, принадлежит к числу равных, и пусть он, Ямата, нередко расходится с ним во мнениях, тем не менее он испытывает к нему искреннее уважение.

— Это интересно. Что собираются предпринять твои люди?

— Пока они попросили несколько дней, чтобы обдумать возможные шаги, — ответил Биничи, красноречиво приподняв брови.

— И ты полагаешься на американцев в таком важном деле? Лучшие из них — это ронин, иты знаешь моё мнение о худших… — Ямата-сан замолчал на несколько секунд, чтобы полнее обдумать полученную информацию. — Мой друг, если американцы могут предпринять действия, способные привести к падению кабинета Коги…

Мураками на мгновение склонил голову. Запах пива был неотступным. Подумать только, какова наглость этого уличного бродяги! Впрочем, а какова наглость их президента? Он собирается подорвать экономику Японии из-за собственного тщеславия и явно притворного гнева. И что послужило причиной? Всего лишь несчастный случай, вот и все. Разве компания, выпускающая автомобили, не выразила искреннего желания принять на себя ответственность за случившееся? Разве она не обещала позаботиться об уцелевших от несчастного случая?