Глава тридцать пятая

Бег с жестянкой

Из-за мерзкой погоды и разрушающихся дорог я вернулся на бензовозе в Эскдейл только через два дня.

Припарковав машину, я пошел ко входу в гостиницу, когда мне навстречу пролетел Саймон, будто на нем штаны горели.

Он тащил жестянку.Глаза его сочились ужасом, он всхлипывал, летя по дороге к церкви.

Я подумал, что ничего тут не изменилось. Но ошибся.

– Что там с Саймоном? – спросил я у Штанины, который смотрел вслед бегущему парню. – Там только чайная ложка пороха. Он хуже себе сделает, если надорвется на бегу.

Штанина глянул на меня глазами, горящими смесью ужаса и горячащего кровь волнения.

– Они сменили правила. Курт начинил трубу гелинитом!

– Святый Боже!

Я повернулся посмотреть. Еще десятки лиц смотрели из окна гостиницы.

Саймон вылетел из ворот у конца дорожки, побежал дальше по дороге к деревне, перескочил мост через поток и круто полез на колокольню.

С такого расстояния он казался крошечным, но видно было отчаяние в его движениях, в стиснутой в руке серебристой трубе.

Время. Я посмотрел на часы. Прошло семь минут. Еще три минуты, чтобы забраться наверх, вытащить ключ, потом...

Издали донесся слабый треск и разнесся эхом между строений.

Я посмотрел на церковь. По ветру уносился клуб дыма. Саймон уже не бежал.

Кто-то укоротил фитиль.

Надо мной раздались веселые возгласы, потом смех. Вдруг этот звук стал далеким-далеким. Я ушел в яблоневый сад, и там меня стошнило. Я проклинал Бога и жалел, что вообще вернулся в Эскдейл.

В последний день жизни Дэйва Миддлтона он попросил меня пойти и помочь ему починить насос, который качал в гостиницу воду из источника. По дороге он говорил на обычные темы, которые его волновали:

– Курт и Джонатан совсем себя не контролируют... они так непредсказуемы... Наверное, дело в таблетках, которые они глотают.

– Я не вижу, что мы тут можем сделать, – сказал я. – У них своя армия.

– Должно быть решение... Только я слишком выдохся, чтобы что-то делать. Мое дело – чтобы генераторы вертелись, была пресная вода в баках, и работали унитазы. Вот, посмотри.

Его голые до плеч руки были вымазаны коричневым.

– Сегодня в шесть утра я выкапывал человеческие экскременты из стоков. Когда не хватило газа, чтобы приготовить завтрак их величествам, они вот что сделали... вот, на веке... И еще сзади на шее. Видишь? Ожоги от сигарет.

– Ты мог бы просто взять и уйти.

– У нас тут есть дети даже шести лет. Ты думаешь, я их брошу? Это называется ответственность. Ник. Нельзя просто пожать плечами и уйти на закат.

Я открыл дверь насосной.

– Ладно, что тут с ним?

Дэйв пожал плечами:

– Ты у нас специалист.

– Горючего здесь пока хватает.

– Ты помнишь. Ник, что говорилось там, в. саду, в день после убийства Боксера?

– Ага, революция. Можешь с тем же успехом сесть верхом на свинью и ждать, что она отрастит крылья и отнесет тебя в рай.

– Курта и Джонатана можно низложить. Если у нас будет план.

– И еще грузовик с оружием и люди, готовые и умеющие его применить... Слушай, насос вполне исправен. Просто кто-то выключил мотор.

Я его запустил и посмотрел на Дэйва. Он дрожал.

– Я хотел, чтобы ты сюда пришел и мы могли поговорить с глазу на глаз. – У Дэйва в руках была сумка. – Возьми это.

– Дэйв, что за игру ты затеял? Если Курт узнает, что ты баловался с подачей воды, ты понесешь жестянку...Господи, где ты это взял?

На дне сумки, как жестянка с бобами, лежал пистолет.

– Он заряжен, – сказал Дэйв. – Я его нашел под сиденьем “мерседеса”, на котором ездил Боксер.

У Дэйва был жуткий вид. Будто он собирался запустить опасную цепь событий, которая тут же вырвется у него из рук. Он вытер пот, текущий по лицу градом.

– Дэйв, он мне не нужен. Избавься от него.

– Тебе он понадобится.

– Понадобится? Ради всех чертей, зачем?

– Если тебе хватает храбрости выступить против Тага Слэттера, тебе хватит храбрости попросить Курта и Джонатана уйти от руководства.

– Что ты несешь? Уйти от руководства? Будто они командуют местной торговой палатой! Этих подонков нельзя просить по-хорошему. – Я вытащил пистолет. – Надо взять вот это, вышибить им мозги, захватить власть и не стесняться использовать его снова и снова, чтобы ее удержать. Быть лидером – это значит положить себе жернов на шею. – У Дэйва от моей речи разгорались глаза. – Если ты лидер, а у людей не хватает еды – ты виноват. Если они болеют и нет лекарств, чтобы их лечить, – ты виноват. Если напали Креозота и убили кого-нибудь – ты виноват. Нужно думать о тысяче вещей сразу, и это как держать на шесте тысячу тарелок – и все это время оглядываться, не пытается ли кто-то вонзить тебе нож в спину.

Дэйв сказал:

– В ситуации, подобной этой, лидер имеет и привилегии. Лучшая комната в отеле. Еда, питье. Комфорт. Я признаю, что времена изменились; новый лидер может завести себе двенадцать жен, и никто возражать не будет.

– Мне не нужно двенадцать жен, мне нужна Сара. Я...

Этот хитрый тип меня подловил. Ему даже не надо было мне говорить, что лидером должен стать я. Я сам это сказал.

– Ну нет, Миддлтон, ни за что. Только не я.

– Ник, ты – естественный кандидат... нет, ты послушай. Не уходи! Я спрашивал Сару, Китти, Мартина, кто, по их мнению, должен быть лидером. Я не называл имен – но они все назвали тебя. Ты единственный, кто может это сделать.

– Почему я? Я в школе завалил все экзамены. У меня нет талантов. Я...

– У тебя естьталанты. Нет, не в смысле, как у Мартина Дел-Кофи. Ты не ученый. Но у тебя есть интуиция. Когда тебе хочется, ты можешь, как хамелеон, стать таким, как тот, с кем ты говоришь. Я – нет. Во мне видят только чванливого церковного мальчика. Признаю. Я такой и есть.

– Значит... – Я покачал головой. – Я человек народа?

– Да.

– Не выйдет. Даже если бы я мог избавиться от этих двух тиранов, быть боссом – это для меня слишком трудная работа.

– Ник, никто не спорит, что это будет бремя. Временами будет даже больно, но ты не бросишь. Это называется ответственность.

– Я не согласен. Возьми это обратно.

Я сунул пистолет ему в руки.

– И советую тебе спрятать его куда поглубже, Дэйв, иначе они с тебя шкуру снимут.

– Ты знаешь, в чем беда с тобой, Ник? Ты слаб в коленках. Так это называется? Слаб в коленках. Это значит, что ты боишься. Напуган до смерти. И не этими двумя негодяями. Потому что ты дитя. Ник. Тебе бы понравилось поиграть в красивый бунт. Ты готов рискнуть жизнью, никто не сомневается – все видели, как ты вышел против Слэттера. Ты боишься принять неверное решение и взять на себя последствия. Ты боишься того, что называется ОТВЕТСТВЕННОСТЬ.

– Чушь!

– Тогда... – Дэйв наставил на меня пистолет. – Ты сделаешь, что я сказал. Ты сбросишь эту банду садистов, а потом станешь нашим новым лидером.

– Ты думаешь, что можешь меня заставить это сделать под дулом пистолета? Тебе нужно отдохнуть, Дэйв, долго и хорошо отдохнуть.

– Ник, я много думал и много молился. И я думаю, Господь указал мне путь.

– Положи пистолет в сумку, Дэйв.

– Я знаю, что не могу наставить на тебя пистолет и заставить стать лидером. Но если я приставлю пистолет к своей голове... смотри.

– Перестань, Дэйв! Сними палец с курка!

– Я не могу застрелить тебя. Но мне оказалось легко приставить пистолет к своей голове, вот сюда, и потянуть курок. Легко, очень легко. На самом деле – желанно.

Его глаза сияли странным светом. И трясся он так, будто вот-вот вырвется из тела.

– Дэйв... брось его и отдохни. Тебе же не хочется убивать себя.

– Почему бы и нет? Я знаю, что еще пара дней – и меня заставят тащить жестянку.Я огорчаю новых вождей, ставя под сомнение их поведение. И я слишком утомлен, чтобы бежать. Я не успею добежать до ключа на колокольне.

Я покачал головой:

– Знаешь, странный способ ты нашел меня шантажировать. Стань лидером. Ник, или я всажу себе пулю в лоб.

– Именно это я и говорю, Ник.

– А я говорю – НИ ЗА ЧТО. Пока.

Я повернулся и пошел к двери.

– Ник... Если это последнее, что я сделаю на Божьей Земле, пусть будет так. Я заставлю тебя помнить, что я сейчас тебе говорю: ты будешь хорошим лидером. Ты видишь решения проблем, которых я решить не могу. У тебя хватит духу довести эти решения до конца. Помнишь пробку на мосту через шоссе? Ты через нее пробился. Примени эту способность, чтобы вывести нашу общину и дать всем, всем этим детям тот единственный шанс выжить, который может быть. Ты им нужен, Ник. Без тебя они уже мертвы.

Его голос переменился, и я похолодел.

– И вот что запомни, Ник Атен: мой дух будет следить за тобой отныне и вовеки. Отче наш, иже еси на небеси. Да святится имя Твое...

Секунду мне казалось, что если я просто буду идти дальше, он этого не сделает. Но мне пришлось обернуться.

Он стоял, читая молитву, и глаза его не отпускали меня.

Палец напрягся на курке.

Выстрела я не помню. Зато помню, как вылетели у него из головы мозги.

Глава тридцать шестая

Жизнь – гротеск

Жизнь идет дальше. Иногда это значит, что идет смерть…

Когда нашли тело Дэйва, мне было ведено посетить Курта в его апартаментах. Меня обыскали на предмет оружия и провели внутрь.

Курт сидел за письменным столом, посасывая обвислыми губами сигару.

– Это ты убил Миддлтона?

– Нет.

– Брось, Ник... мне-то ты можешь рассказать. Я же не собираюсь тебя копам закладывать!

Курт составил мнение об этом деле – а я в каком-то смысле былответственным за смерть Дэйва.

Я кивнул.

Курт рассмеялся:

– Молодец парень! Я все равно этого засранца уже на дух не выносил. Возьми сигару... да ладно, возьми две.

Я взял.

– Знаешь, надо бы нам больше развлекаться. Этим летом мы хорошо повеселились.

Я состроил дружескую улыбку:

– Это точно.

– Слэттера последнее время не видел?

– Нет. Дай Бог, этот мудак провалился в какую-нибудь дыру.

С моей стороны это был рассчитанный риск. Никто не смел сказать ничего оскорбительного о Слэттере, даже у него за спиной. Курт и его команда верили, что Слэттер каким-то сверхъестественным способом слышит все, что они говорят.

Риск оправдался. Курт поднял брови – на него это произвело впечатление.

– Давай выпьем. Ты просто пропадаешь зря. Знаешь, надо бы обсудить твои перспективы... карьерные перспективы, ха-ха! Ты очень зрелищно вышиб мозги Миддлтону, знаешь? Ты с какого расстояния спускал курок?

Еще часа два мы проболтали, шутя и смеясь. Наступил ленч, и полуобнаженные девушки подали нам бифштекс и шампанское.

– А где Джонатан? – спросил я, когда Курт пил прямо из бутылки.

– Помнишь эту азиатку... как ее там... Китти? Он ее притащил к себе в комнату. Чтобы сделать одолжение Дел-Кофи.

Мы бурно посмеялись, потом Курт сказал:

– Смотри, отсюда видна церковь. Он открыл окно на веранду и вышел во внутренний двор.

– Эй, Сэм! – позвал он. – Зажигай фитиль, да не забудь отойти назад подальше!

Ленч закрутился у меня в животе тугим комом.

– Вон там на столе бинокли. Знаешь, можно даже разглядеть выражение лиц, когда они... бах!

Негодяи в телевизоре смеются над своими садистскими шуточками хладнокровно. Курт горячился, потел, чуть ли не пугался.

Я смотрел, как крепко сбитая девушка с ржаными волосами тащит жестянку.Она бежала босиком, прижимая серебристую трубу к груди, как щенка. Бинокля я не взял, и выражение ее лица видеть не хотел. Но я смеялся, когда смеялся Курт, и свистел, когда свистел он.

Девушка бежала по дорожке, через ворота, по дороге к деревне, камешки летели из-под ее босых ног. Я знал, что она их не чувствовала. Все ее внимание было сосредоточено на одном – верхушка колокольни и ключ в кувшине.

В нормальной ситуации она не добежала бы до конца дорожки и остановилась бы, запыхавшись.

С шипящей трубой в руках она летела, будто у нее на ногах выросли крылья.

– Спорим, что она не успеет! – выдохнул Курт, роняя слюну.

– Спорим, что успеет.

– Ладно. Твоя ставка... эта твоя Сара против... той китаянки, что принесла шампанское. Ага, я видел, как ты на нее глазел. Бьем?

Я улыбнулся пересохшим ртом:

– Бьем.

Мы пожали руки и разбили их. И сразу повернулись смотреть, как бежит рыжая. В голове у меня гудело, лицо с застывшей улыбкой ощущалось как деревянная маска.

Стоя рядом с ним у края балкона, я притворился, что пью шампанское из бутылки. Шампанское – не из моих любимых напитков, но зато бутылка у него самая тяжелая.

Тикали секунды – рыжая бежала, спасая свою жизнь. Она перелетела через мост и тяжело побежала по холму вверх к церкви. Я стоял, едва дыша, и прикидывал шансы.

Если она взорвется, я опущу бутылку на голову Курта изо всех сил. Хотя из комнаты смотрят двое из Команды... ладно, может, будет шанс ими заняться раньше, чем они схватятся за оружие.

Она бежала – вверх, вверх, вверх! Я глянул на часы. Прошло восемь минут.

Я снова стал смотреть. Тиканье часов было как палка, мерно бьющая меня в висок.

– Сейчас в любую секунду... – Курт рассмеялся. – Потом вымыть Сару Хейес и доставить в мой шатер.

Все трое подпрыгивали от возбуждения, как болельщики на бегах.

– Вот она, вот она!

– Сейчас в любую секунду...

Рыжая скрылась в церкви. Сейчас она лезет по винтовой лестнице. Я стоял, ожидая увидеть клуб дыма.

– Вот она!

Копна рыжих волос, бешено мотаясь, появилась наверху колокольни – девушка рвала ключ из кувшина. Я представил себе, как она пытается попасть ключом в отверстие, руки у нее трясутся и каждый миг она ждет, что окажется с владыкой душ и блядским поющим небесным хором...

– А, блин! Нет!

Сверкнула дугой с колокольни серебряная точка, подпрыгнула внизу среди могил кладбища, и между надгробьями повалил дым.

– Поправка. – Курту пришлось три раза глубоко вздохнуть и потом закончить: – Вымыть эту китаянку и доставить в шатер Ника.

Я промочил пересохшее горло шампанским.

– А ничего повеселились?

Рыжая неверным шагом шла обратно к гостинице. Курт рассмеялся, потом сказал, обращаясь к одному из своей команды:

– Узнай, кто снаряжал фитиль. И переломай ему пальцы.

– Сара!

Я поравнялся с ней, быстро идущей через брошенную деревню.

– Что тебе нужно?

– У меня такое чувство, что ты не хочешь со мной разговаривать.

– Ты угадал.

– Погоди... ты ведь не думаешь, что это я убил Дэйва?

– Нет. Потому что я знаю, что ты этого не делал. Дэйв сказал Мартину, что он задумал. Он говорил путано и плакал. Но мы не думали, что он доведет это до конца.

Я вздохнул:

– Последние два дня я думал, что ты меня избегаешь, считая убийцей.

– Что ты с собой сделал. Ник? Как я слышала, вы теперь с Куртом закадычные приятели.

– Сегодня днем я еду с ними на охоту.

– Счастливо повеселиться. Тебе еще не предлагали вступить в Команду?

– Нет.

– Предложат.

– Ладно, оставь это пока что... – Я понизил голос. К нам по холму шел вихляющейся походкой кто-то из Команды. – Слушай, я хочу говорить с тобой, Дел-Кофи и Китти. У вас дома, завтра в восемь утра.

Сара глядела, ожидая, что я скажу еще что-нибудь.

– В восемь утра. Это важно.

Бандит подошел поближе, подмигнул, когда увидел, что я говорю с Сарой.

– Ник! – сказал он. – Ты видел, что там Курт устроил на церковном дворе? Пойди взгляни.

Расставшись с Сарой, я перешел через мост и пошел к церкви. На каменной стене Слэттер курил сигарету и хохотал:

– Атен, тащи сюда свою пидорскую рожу! Глянь вот на это!

– Если тебе это смешно, Слэттер, значит, шутка хреновая.

Так и было.

Шесть человек, которые тащили жестянку,не успели добежать. Курт велел, чтобы их тела посадили на стулья или привязали к шестам, чтобы они казались живыми. У многих не хватало частей тела. Главным образом рук, лиц, животов. Зато сейчас у них был счастливый вид.

Как будто они отдыхали в саду с банкой или бутылкой в оставшейся руке. Их одели в смешные шляпы, а у некоторых там, где были лица, намалевали клоунские ухмылки.

– Глянь на Саймона, – ткнул сигаретой Слэттер. – Мне столько приходилось выпивать, чтобы обезножеть. Но так, как он, не получалось.

Он заржал, мерцая своими зверскими глазками между вытатуированных птиц.

Я повернулся и пошел прочь, и чувствовал себя так, будто меня закопали в лед.

В тот же вечер, когда дул холодный ветер с севера, юноша семнадцати лет по имени Иэн был признан виновным в неоказании должного уважения. Иэн никогда никого не трогал. Единственное, чего он хотел, – это возиться со щенятами и котятами, которых собирал на прогулках по долине. Я думаю, он был малость простоват. Если с ним заговорить, он отвечал кивками и широкой улыбкой на детском лице.

К нему пристегнули трубу, и я стоял с Куртом на ступенях гостиницы, чтобы посмотреть.

Смотреть, что будет, мне не хотелось, и я потихоньку осматривал вершины холмов. Вдали, на одном из них, двигались какие-то фигуры. Их трудно было опознать, но по тому, как они двигались и на нас смотрели, я понял, кто они. Креозоты вернулись.

Никто другой не заметил: все были поглощены зрелищем, как Иэн тащит жестянку.

Мое сознание вернул обратно звук взрыва. Какое-то время я ничего не мог разглядеть.

Потом я увидел идущую по дорожке фигуру, и ее плечи раскачивались из стороны в сторону.

– Иэн справился! – крикнула какая-то девица.

Так и было. В определенном смысле.

Одной руки он лишился с большей частью плеча. Живот у него вспороло. Оставшейся рукой он держал внутренности комом перед грудью. Кусок их тащился за ним, как кожа длинной серой змеи.

– Я жив... я жив... смотрите, я жив! – повторял он снова и снова, ковыляя к нам по дорожке. – Я жив, я жив! – Единственный глаз горел, как электрическая лампа сквозь красную кашу. – Я жив, Курт, я жив!

Он был в десяти ярдах, когда внутренности выскользнули у него из рук на землю. Он запутался в них и упал лицом на гравий.

Иэн лежал, истекая кровью и плача, десять минут, пока Курт с Джонатаном кидали монету, кто приставит ему к голове ствол и избавит от слез.

Решение я принял еще раньше в этот день. Но сейчас я знал, что оно верно.

Ложась спать, я считал часы до момента, когда можно будет идти в дом Дел-Кофи и рассказать им мои план.

Глава тридцать седьмая

Срываться и бежать

Без десяти восемь я входил в ворота сада дома Дел-Кофи. Нижние окна дома были заложены кирпичами. Дел-Кофи говорил, что опасается нападения Креозотов. Но я думаю, это было сделано, чтобы затруднить вход Курту и его Команде. Дел-Кофи уже не раз становился им на дороге. Мог наступить день, когда они и его заставили бы тащить жестянку.

– Доброе утро. Ник. – Дел-Кофи выглянул из верхнего окна. – Боюсь, тебе придется лезть сюда по лестнице. Я из осторожности двери тоже заложил.

– Отличный у тебя замок, – сказал я, залезая по лестнице. – Сара уже встала?

– Да, она ждет. – Он отступил, пропуская меня. – Нам всем интересно, что ты хочешь нам сказать. Ник. Садись.

Он показал на стол, возле которого стояли четыре стула. Я заметил, что сломанные пальцы у него все еще забинтованы.

– Чаю?

Я кивнул, и он налил три чашки. Он уже больше не строил из себя сверхинтеллектуала. Вид у него был усталый и перепуганный. Вошла Сара. Она глянула на меня подозрительно, гадая, какие были у меня причины сюда приходить. Кивнула в знак приветствия и села.

– А где Китти?

– Я ее только что уложила, – сказала Сара. – Сегодня была ее очередь ночевать с Куртом.

– О Господи! Как она?

Лицо Сары вспыхнуло неподдельной яростью.

– А как ты думаешь? Я ее накачала транквилизаторами. Дел-Кофи потер лицо трясущимся руками. Он был на грани истерики.

– Что за бардак! Что за блядский, глупый бардак! Как мы себя до этого допустили? Мы хуже взрослых, которые сошли с ума! Мы тоже сошли с ума, только по-другому... Бег с жестянкой.Рутинные изнасилования. Пытки. Что дальше?

– Прежде чем ты начнешь, Ник. – Сара говорила ледяным голосом. – Мы обсуждали, что нам следует делать.

– И?..

– И мы решили упаковать, что сможем унести, и уходить отсюда.

– Не думаю, что это удачная мысль.

– Так ты думаешь, что надо остаться? Под властью этих садистов?

– Сара, Курт пригласил меня вступить в Команду. Дел-Кофи ничего не сказал – только глядел на меня покрасневшими глазами.

– Так ты теперь один из его мальчиков? – прошипела Сара. – Мои поздравления.

– Сара, если ты дашь мне объяснить... Курт предложил, и я согласился... да послушай, Сара! Что толку, что ты меня отлупишь? Слушай... слушай, ясказал! Я тебе говорю, что не согласен с планом просто взять и уйти. Теперь дай мне сказать почему. Вы слышали суматоху сегодня ночью в гостинице?

– Слышали, как ездили машины, и это все.

– Так вот, примерно в четыре утра Штанина и еще двое сделали то, что собираетесь вы с Мартином. Они пытались тихо удрать. Думаю, Курта кто-то предупредил. В семь Команда их разыскала и привезла обратно. Курт ярился, что они пытались уйти. Он назвал это предательством, так что сами догадайтесь, что будет делать сегодня Штанина.

– Тащить жестянку.

– Именно. И вот почему это просто самоубийство – уходить пешком.

– А как еще можно убежать? – Мартин развел руками, голос его дрогнул. – Доступа к машинам сейчас нет ни у кого. Я поднял палец:

– Кроме членов Команды. Так что ты понимаешь, Сара, почему я согласился?

Она стиснула мою руку.

– Не знаю, Ник. Каждый раз, когда я начинаю считать тебя подонком, ты меня снова удивляешь.

– Принимаю как комплимент. – Я повернулся к Дел-Кофи. – Есть еще одна причина уходить отсюда побыстрее. Ты последнее время не видал Креозотов?

– Нет. Честно говоря, я так упал духом, что даже не удосужился смотреть.

– Ну а я вчера вечером видел их с полдюжины. Они снова наблюдали за гостиницей с холма за долиной. И я с тобой согласен, Мартин, они наблюдают за нами не без цели. Учитывая, что творилось в прошлом, я думаю, что эта цель – наша смерть.

– Так как мы отсюда выберемся?

– Сегодня в два часа дня все эти гады будут смотреть на Штанину. Тогда-то я и подъеду сюда на автобусе. Окольным путем, чтобы они меня не видели. Если повезет, музыка из колонок заглушит шум двигателя и они не услышат. Вы двое и Китти будете ждать меня на белой ферме в конце долины. Я вас там подберу. Да, и я думаю, будут еще пассажиры. Я шепну словечко еще нескольким, которые хотят выбраться.

Руки Дел-Кофи снова задрожали – от волнения. Сара смотрела на меня с приятным удивлением.

– Я возьму автобус, потому что он сделан, как танк. Команда наверняка за нами погонится – и это будет легко, потому что дороги покрыты грязью и след шин будет отчетливым, как на свежем снегу. Если они нас догонят, я автобусом сброшу их с этой чертовой дороги прямо в царствие небесное.

– Есть мысли, куда нам ехать? – Дел-Кофи снова стал интенсивно думать – почти вернулся к себе прежнему. – Это должно быть достаточно далеко отсюда. И такое место, чтобы мы там могли жить.

– Может быть, на побережье? – Сара сияла глазами. – Сможем разнообразить свежей рыбой ту еду, что удастся собрать.

Минуту назад Сара и Дел-Кофи были подавлены, как приговоренные к смерти на скамье подсудимых. Сейчас они снова ожили. Сара, улыбаясь, откидывала волосы назад и говорила быстро, постоянно перебиваемая Мартином; а он, казалось, забыл о сломанных пальцах и похлопывал рукой по столу, подчеркивая главные мысли.

Я смотрел на них, успокоенный, довольный тем, что сделал наконец правильную вещь.

– Мы построим новую общину...

– ...И в этот раз будем смотреть, кого набираем. Дэйв был великий человек, но он бы взял кого угодно. Он видел в людях только хорошее – вот и оказались мы под сявками и блатными.

– У нас будет программа образования – и трехгодичный план... это то, что нам нужно – планирование на будущее...

– Нефтепродукты в конце концов кончатся. Придется строить ветровые турбины с генераторами.

– Или водяные мельницы...

– Сейчас октябрь, но весной тогда сделаем посевы... Я с удовольствием дал им мечтать. Надежда на их лицах заставляла меня верить, что. у меня днем все получится.

Ведь это только в моем рассказе все было просто. На самом деле были проблемы. Мне надо будет раздобыть ключи, потом надеяться, что мотор заведется. Его не запускали уже несколько недель. А когда Курт узнает, он сначала будет ссать кипятком от ярости, а потом бросится за нами, паля из всех стволов. И у меня не было сомнений, что если нас поймают, мне придется тащить жестянку.

Еще час мы проговорили, обсуждая план, и Дел-Кофи пошел к себе паковаться.

Сара смотрела на меня, и у нее дрогнули ресницы.

– Ник, ты это все прошел ради нас. Ты герой.

– Не надо меня восхвалять. Надо было мне раньше обо всем этом подумать. Наверное, я надеялся, что все устаканится и Курт станет вести себя нормально. Меня только одно грызет: если мы удерем, останется куча детей, у которых и шанса не будет на достойную жизнь.

– Ты же не Бог, Ник. Ты не можешь сделать все. – Она улыбнулась. – Не возражаешь, если я сяду к тебе на колени?

– Абсолютно не возражаю, мисс Хейес.

Так хорошо было снова ощутить близость ее тела. Она села ко мне на колени и поцеловала меня сначала нежно, потом страстно.

– Господи милостивый. Ник Атен, как я по тебе скучала!

Не прерывая поцелуя, она вытащила рубашку у себя из джинсов, стиснула мою руку и прижала ее к своим обнаженным грудям. Они были тугие и твердые, соски напряглись. Я их погладил, чувствуя, как у меня колотится сердце. Господи, да я не просто ее хотел, мне было даже больно от этой необоримой жажды. Я крепко стиснул ее груди. И представил себе, как оно будет, когда мы найдем новое место. Может быть, отель на побережье. Завтра-послезавтра мы с Сарой снова будем в одной постели. И можете мне поверить, найдем чем заняться.

– Прости...

– За что. Ник?

– Я слишком груб.

– Ой, нет! Стисни сильнее... мне так хорошо... еще сильнее. Ник... Ах! Вот так.

Она дышала мне в ухо, и это был теплый ветер рая. И, держа ее в руках, я вдруг понял, что одна из причин, почему я увожу их из Эскдейла, – это не только режим или факт, что Креозоты возвращаются. Я просто боялся, что Курт отнимет у меня Сару.

– Сара, я возьму эти диски, папки и... Ой, простите! Я не хотел.

Дел-Кофи, смешавшись, пятился из комнаты. Мы с Сарой рассмеялись.

– Все в порядке, Мартин! – сказал я. – Нам все равно пора было разорвать этот клинч. Мне надо вернуться в гостиницу и кое-что подготовить.

И я вылез в окно.

– Будь острожен. Ник!

Сара высунулась в окно и больше всего на свете была похожа на Рапунцель с висящими вдоль стены золотыми волосами.

– Буду, не беспокойся. Только постарайтесь быть в нужном месте в нужное время. И тогда за вами придет автобус.

Я снова поцеловал ее, и она так крепко меня обняла, что я даже испугался. Будто у нее было предчувствие, что она видит меня в последний раз.

Помахав рукой, я направился обратно в деревню, то и дело оглядываясь. Сара все еще смотрела мне вслед; и каждый раз, когда я оглядывался, она все уменьшалась с расстоянием. Возле школы я срезал дорогу через лес.

Я шел, думая о Саре, о том, что мне сегодня предстоит сделать, о новой общине. Я все еще был глубоко погружен в свои мысли, когда на просеке передо мной появилась фигура. На миг между облаками вспыхнул солнечный луч и осветил просвет между деревьями, как прожектор. Полуослепленный, я прищурился на яркий свет.

Фигура шагнула вперед, и меня закружило узнавание.

– Мама?..

Мама улыбнулась, но это не была материнская любовь. Это была улыбка охотника, сделавшего удачный выстрел.

Первый удар упал на меня сзади. Я полетел вперед, под черепом гудела боль. Поднявшись на колени, я увидел, как мама заносит у меня над головой камень. И снова улыбается. Потом камень пошел вниз, и я только помню капающую на опавшие листья красную кровь – и больше ничего.