45

Увидев, что сувенирный магазинчик Абдула Парки не открылся ни во вторник после обеда, ни с утра в среду, Нэт Смолл встревожился. Его собственный магазин, порноунивермаг «Темные радости», находился как раз напротив «Сокровищ Хайяма», и они с Абдулом были давними друзьями.

Нэт, сухощавый пятидесятилетний холостяк с узким лицом, тяжелыми веками и бурным прошлым, чуял беду с такой же легкостью, с какой любой человек мог бы учуять неизменно сопровождавший его застарелый запах сигар и спиртного.

Всем обитателям Макдутал-стрит было отлично известно, что объявление в витрине его магазина, гласящее, что несовершеннолетние не обслуживаются, не имеет ничего общего с реальностью. Просто его еще ни разу не поймали с поличным: инстинкт помогал ему с порога распознавать любого полицейского, работающего под прикрытием. Если в этот момент в полном соблазнов магазине уже находился какой-нибудь юный клиент, пытавшийся сделать покупку, Нэт тут же начинал громко и демонстративно требовать доказательств совершеннолетия.

У Нэта был один жизненный лозунг, не раз сослуживший ему добрую службу: что бы ни случилось, держись подальше от полиции. Поэтому он предварительно перепробовал все доступные ему способы узнать, почему его друг не открыл лавочку в эту среду. Сначала он попытался заглянуть в магазинчик Абдула через застекленную дверь, но ничего не разглядел, потом позвонил по телефону ему домой, но никто не ответил. Тогда он попробовал дозвониться домохозяину Абдула, но услыхал в трубке лишь вечный припев автоответчика: «Оставьте сообщение, и мы вам перезвоним». «Черта с два», — подумал Нэт. Всем было отлично известно, что хозяину на все плевать и что он только обрадуется возможности избавиться от долгосрочной аренды, которую Абдул сумел получить во время одного из кризисов цен на недвижимость, периодически охватывающих город.

Наконец Нэт совершил поступок, доказавший всю глубину его привязанности к другу: он позвонил в местный полицейский участок и поделился своей тревогой за судьбу Абдула.

— Понимаете, по нему можно было часы сверять, — объяснил Нэт. — Может, вчера ему стало плохо: я заметил, что он не открыл после обеда. Может, он пошел домой и у него случился сердечный приступ или еще что-то в этом роде?

Полиция обыскала маленькую, безупречно убранную квартирку Абдула на Джейн-стрит. Букет уже увядших цветов стоял рядом с фотопортретом его улыбающейся покойной жены. Других признаков жизни в квартире не было. Никаких свидетельств того, что здесь кто-то побывал за последние сутки. Убедившись в этом, полицейские решили наведаться в магазин.

Там и было найдено окровавленное тело Абдула Парки.

Нэт Смолл был сразу исключен из числа подозреваемых. Полиция хорошо знала, что Нэт слишком хитер и осторожен, чтобы быть замешанным в убийстве, кроме того, у него не было мотива. Собственно говоря, отсутствие мотива стало главным препятствием в расследовании. В кассе нашли почти сотню долларов, и, судя по всему, убийца даже не пытался ее вскрыть.

И все же полиция не исключала, что это была попытка ограбления. Убийцу — возможно, наркомана — что-то могло испугать. Может быть, в магазин вошел покупатель. Выстроенная полицейскими картина преступления выглядела так: убийца прятался в подсобке, пока покупатель не ушел, а потом сбежал. Ему хватило сообразительности вывесить на двери табличку «Закрыто» и защелкнуть замок. У него было полно времени, чтобы скрыться.

Поэтому от Нэта и хозяев соседних магазинов полицейские потребовали лишь одного: информации. Они узнали, что во вторник утром Абдул открыл свой магазинчик, как обычно, в девять утра, около одиннадцати соседи видели, как он подметал тротуар у своей двери, где какой-то подросток рассыпал пакетик попкорна.

— Нэт, — сказал детектив, — напряги мозги и вспомни что-нибудь еще. Ты же работаешь как раз напротив Парки. Ты вечно меняешь товар в витрине, выставляешь какую-нибудь новую мерзость на всеобщее обозрение. Может, ты заметил, как кто-нибудь входил или выходил от него после одиннадцати?

К трем часам дня, когда до него дошла очередь, Нэт успел много раз все обдумать и вспомнить. Вчера торговля шла вяло, но по вторникам всегда так бывает. Около часа дня он действительно менял товар в витрине: хотел выставить только что поступившие в продажу кассеты с самими новыми порнофильмами. И обратил внимание на хорошо одетого типа, стоявшего на тротуаре возле магазина. Казалось, он изучает товар в витрине. Но потом, вместо того чтобы зайти, он пересек улицу и прошел прямиком в лавочку Абдула, даже не взглянув на витрину.

Нэт хорошо запомнил, как выглядел этот тип, хотя видел его только в профиль, да к тому же на нем были солнцезащитные очки. Но, даже если этот субъект и вошел в магазинчик Абдула около часа дня, убил беднягу точно не он, — сказал себе Нэт. Нет, бесполезно даже упоминать о нем в полиции. Если он это сделает, придется провести в участке весь остаток дня, разглядывая всякие висельные рожи для опознания и описывая приметы полицейскому художнику. Нет уж, увольте.

«К тому же, — успокаивал себя Нэт, — этот тип выглядел как все мои обычные покупатели. Брокеры с Уолл-стрит, адвокаты и врачи просто взовьются к небесам, если узнают, что я сдал одного из них легавым».

— Я никого не видел, — ответил он полицейским. — Но вот что я хочу сказать вам, — добавил он с праведным негодованием, — вы должны что-то предпринять насчет всякой обкуренной шпаны, что тут шляется. Да они бабушку родную пришьют за косячок. Можете передать мои слова мэру!

46

Памела Гастингс сокрушенно сознавала, что ее студенты зря потеряли время, придя в этот день на ее лекцию по сравнительному литературоведению. Она две ночи подряд не спала, тревожась за свою подругу Кэролин Уэллс, и теперь чувствовала себя истощенной физически и эмоционально. А теперь ко всему прочему прибавилось еще и страшное подозрение, что происшествие с Кэролин не было случайностью, и что Джастин в приступе гнева или ревности мог попытаться ее убить. Памела была просто не в состоянии думать ни о чем другом. Она мучительно сознавала, что в этот день ее лекция о «Божественной комедии» вышла бессвязной и неубедительной, и с облегчением перевела дух, когда время подошло к концу.

Еще больше усугубил положение звонок доктора Сьюзен Чандлер с просьбой перезвонить. Что она может сказать доктору Чандлер? Разумеется, она не вправе говорить о Джастине с незнакомым человеком. В то же время она понимала, что нужно хотя бы ответить на звонок.

Университетский городок был залит солнцем и украшен золотом осенней листвы. «В такие дни хочется жить», — подумала Памела с горькой усмешкой. Она подозвала такси и дала, увы, слишком хорошо знакомый адрес:

— Больница Ленокс-Хилл.

Прошло всего два дня, а медсестры на дежурном посту возле отделения интенсивной терапии уже казались чуть ли не закадычными подругами. Дежурная сестра ответила на невысказанный вопрос Памелы:

— Она держится, но состояние все еще критическое. Есть небольшой шанс, что она выйдет из комы. Сегодня утром мы заметили, что она пытается что-то сказать, но потом она опять потеряла сознание. И все же это добрый знак.

— Джастин здесь?

— Он скоро приедет.

— Можно к ней войти?

— Да, но только на минуту. Главное — говорите с ней. Что бы там ни утверждали доктора, богом клянусь, некоторые люди, лежащие в коме, все прекрасно сознают и чувствуют. Просто они не могут с нами общаться.

Памела на цыпочках прошла мимо трех палат, где лежали другие пациенты в критическом положении, и вошла в палату Кэролин. Она взглянула на подругу, и ей стало больно. Вся голова Кэролин была забинтована: пришлось сделать трепанацию черепа, чтобы уменьшить давление внутренней гематомы на мозг. Внутривенные иглы и дренажные трубки торчали из ее тела под разными углами, нос был скрыт под кислородной маской, на предплечьях и шее виднелись лиловатые синяки, оставшиеся от страшного столкновения с автофургоном.

У Памелы по-прежнему не укладывалось в голове, что столь ужасная трагедия произошла на следующий день после чудесного вечера, который они с Кэролин провели вместе.

«Да, все шло чудесно, пока я не начала предсказывать, — подумала Памела. — Пока Кэролин не показала мне это кольцо с бирюзой...»

Бережно, чтобы не сделать больно, она накрыла ладонью руку Кэролин.

— Привет, подружка, — прошептала Памела.

Что это было? Неужели Кэролин действительно шевельнула рукой? Или ей просто показалось, потому что она очень ждала ответа?

— Кэролин, ты держишься молодцом. Мне сказали, что ты вот-вот проснешься. Это замечательно.

Памела умолкла. Она собиралась сказать, что Джастин с ума сходит от беспокойства, но почувствовала, что боится произносить вслух его имя. А вдруг это он толкнул Кэролин? А вдруг Кэролин догадалась, что это он стоит позади нее на том перекрестке?

— Уэн.

Губы Кэролин едва шевельнулись, произнесенный ею звук больше напоминал вздох или стон, чем слово. И все же Памела была уверена, что расслышала правильно. Она склонилась над постелью, приблизила губы к самому уху Кзролин.

— Детка, послушай меня. Мне показалось, ты сказала «Уэн». Это имя? Если да, сожми мою руку.

Она была уверена, что ощутила еле заметное пожатье.

— Пам? Она очнулась?

Это был Джастин — весь встрепанный, с напряженным и раскрасневшимся лицом, словно взбежал сюда по лестнице. Памела решила не рассказывать о единственном слове, произнесенном Кэролин.

— Джастин, беги за сестрой. Мне кажется, она пытается заговорить.

— Уэн!

На это раз слово прозвучало отчетливо, в этом не было никаких сомнений, и в голосе слышалась мольба. Джастин Уэллс склонился над постелью жены.

— Кэролин, я никому тебя не отдам. Я все для тебя сделаю, я... все исправлю. Прошу тебя, умоляю. Я буду лечиться. В прошлый раз я обещал, но не смог. Но на этот раз я пойду. Честное слово, я обещаю. Но только умоляю тебя, вернись ко мне.

47

Эмили Чандлер, несмотря на развод, сохранила членство в загородном клубе Уэстчестера, однако не часто посещала его из опасения столкнуться со своей преемницей — Бинки. Но она любила гольф, а Бинки играть не умела, стало быть, она зря опасается. Разве что случайно они столкнутся в здании клуба. А поскольку Эмили нравилось время от времени встречаться там с подругами за ленчем, она выработала способ избегать неприятных неожиданностей.

Она звонила метрдотелю, спрашивала, ожидается ли визит Охотницы за Скальпами, и, получив отрицательный ответ, заказывала столик.

Так получилось, что в среду Эмили и Нэн Лейк, ее давняя подруга, чей муж Дэн регулярно играл в гольф с Чарльзом, встретились в клубе за ленчем.

Эмили оделась для этой встречи с особой тщательностью. В глубине души она продолжала надеяться, что в клуб случайно может заглянуть Чарли. В этот день она выбрала брючный костюм от Феро в мелкую бело-голубую клеточку, прекрасно зная, что он идет к ее светлым, пепельного оттенка волосам. Поглядевшись в зеркало перед выходом из дому, она вспомнила, сколько раз люди удивлялись, что она приходится Ди матерью.

— Вы похожи на сестер! — говорили ей, и сердце наполнялось гордостью, хотя она знала, что это преувеличение.

Кроме того, Эмили знала, что пора пережить этот развод и оставить его позади, пора продолжать жить дальше. Во многих отношениях ей уже удалось преодолеть возмущение и озлобленность, вызванную тем, что она до сих пор считала «предательством Чарли». Но, хотя прошло уже четыре года, порой она просыпалась по ночам и часами лежала без сна, ощущая уже не гнев, а бесконечную печаль при воспоминании о том, что в течение многих лет они с Чарли были счастливы — по-настоящему счастливы.

«Нам было хорошо вместе, нам было весело, — думала Эмили, включая перед отъездом в клуб охранную сигнализацию в доме, купленном после развода. — Нам всегда было весело друг с другом. Мы с Чарли были влюблены. Мы все делали вместе. И я ведь не распустилась, я следила за собой, сохранила хорошую форму. — Она села в машину. — Господи, что заставило его измениться буквально за сутки, что заставило его просто выбросить на свалку всю нашу совместную жизнь?»

Чувство покинутости было столь сильным, что она в глубине души сознавала: было бы легче, если бы Чарли-Чарльз умер, вместо того чтобы бросить ее. Но, как ни трудно было признаться, это было правдой, и она знала, что Сьюзен обо всем догадывается и, возможно, даже не осуждает ее.

Эмили просто не представляла, что бы она делала без Сьюзен. Младшая дочь поддерживала ее с самого первого дня, когда сама Эмили всерьез сомневалась, сумеет ли она все это выдержать. Процесс оказался долгим, но теперь она была почти уверена, что сможет справиться самостоятельно.

По совету Сьюзен она составила список занятий, которые могли бы ее отвлечь и заполнить время, а затем принялась последовательно выполнять намеченное. В результате она стала активной участницей программы помощи местной больнице, а в этом году ее избрали председательницей комитета по сбору пожертвований, а в прошлом году она была активной участницей кампании по переизбранию губернатора штата.

Было еще одно дело, которым Эмили занималась втайне, не сказав даже Сьюзен, возможно, потому, что оно оказалось самым важным из всех остальных дел. Она начала работать на общественных началах в больнице для хронически больных детей.

Этот опыт стал для нее бесценным — он помог увидеть свои личные невзгоды в истинном свете. Она вспомнила старую поговорку, казавшуюся ей удивительно мудрой: «Босоногого жалеешь, пока не встретишь безногого». Возвращаясь домой после часов, проведенных в больнице, она всякий раз напоминала себе, что надо благодарить бога за то, что он ей дал, и не роптать. И это повторялось каждый день.

В клуб она приехала раньше Нэн и прошла прямо к заказанному столику. С прошлых выходных — в воскресенье они с Чарли могли бы отметить сороковую годовщину свадьбы — Эмили не покидало чувство вины. Она чувствовала себя такой подавленной, такой несчастной! Ей хотелось себя жалеть. Она понимала, что расстроила Сьюзен, не сдержавшись и ударившись в слезы в субботу вечером. А тут еще Ди встряла и окончательно все испортила, когда набросилась на Сьюзен и заявила, что она не понимает, что значит потерять близкого человека.

«Сьюзен понимает гораздо больше, чем Ди думает, — сказала себе Эмили. — Когда мы с Чарли расставались, Ди была с Джеком в Калифорнии, вся погруженная в свои дела и довольная своим замужеством. Бедной Сьюзен пришлось пережить предательство Джека, а потом она была со мной, помогала мне справиться и не развалиться на части. К тому же у Чарли совсем не осталось для нее времени, как только на сцене появилась Бинки, и ей, наверное, было очень больно, потому что она всегда была папиной дочкой».

— Мы погружены в мир мечтаний? — раздался насмешливый голос над ухом.

— Нэн! — Эмили вскочила и обняла подругу. Они обменялись воздушными поцелуями. — Да, похоже, я грезила наяву. — Она окинула подругу полным любви взглядом. — Отлично выглядишь.

Это было правдой. В шестьдесят лет Нэн, стройная брюнетка с породистым лицом и подтянутым телом, все еще была очень красивой женщиной.

— Ты тоже, — решительно заявила Нэн. — Давай признаем правду, Эм. Мы все еще держимся.

— Мы все еще в бою, — согласилась Эмили, — и сдаваться не собираемся. Подправим здесь, подтянем там. Старимся красиво, а главное, не слишком быстро.

— Скучала без меня? — спросила Нэн.

Она больше месяца провела во Флориде со своей больной матерью и вернулась в Нью-Йорк только неделю назад.

— Можешь не сомневаться. Было несколько трудных дней, — призналась Эмили.

Они решили побаловать себя и, позабыв о подсчете калорий, позволить себе бокал шардонне и многоэтажный «клубный бутерброд».

Им подали вино, и начался серьезный обмен новостями.

Эмили рассказала подруге, как тяжело и грустно ей было в прошлое воскресенье.

— Меня просто убило, что Людоедка устроила вечеринку в нашу сороковую годовщину... и Чарли ей это позволил.

— Ты же понимаешь, она сделала это нарочно, — вздохнула Нэн. — Это так похоже на Бинки. Должна тебе признаться, мне тоже пришлось заглянуть на этот коктейль. Жаль, что я не застала Сьюзен. Мы с ней разминулись. Очевидно, она, как и я, показалась там только на минутку — из вежливости.

Какая-то неуловимая интонация в голосе Нэн подсказала Эмили, что ее подруга чем-то встревожена. Ей не пришлось долго ждать объяснения.

— Эм, это, конечно, ерунда, но Бинки терпеть не может Сьюзен. Она знает, что Сьюзен уговорила Чарльза взять отпуск и провести его в одиночестве, чтобы все окончательно взвесить наедине с собой, когда он объявил тебе о разрыве. В конце концов, Бинки получила свой трофей, но все равно никогда не простит Сьюзен.

Эмили кивнула.

— Зато она вроде бы неплохо относится к Ди. Так вот, Бинки пригласила на вечеринку Алекса Райта, чтобы их познакомить, но Ди опоздала, и у него состоялся долгий разговор со Сьюзен. Насколько я понимаю, он увлекся ею всерьез. Только это совершенно не входило в планы Бинки.

— Что ты имеешь в виду?

— А вот что: если Алекс позвонит Сьюзен, если между ними завяжутся отношения, она должна знать, что Бинки из кожи вылезет, лишь бы эти отношения разрушить. Она обожает манипулировать людьми, натравливать их друг на друга. Первостатейная интриганка.

— Ты хочешь сказать, что она может стравить Сьюзен и Ди?

— Вот именно. Должно быть, Алекс Райт весьма откровенно выразил свое восхищение твоей младшей дочерью: я никогда не видела Бинки в такой ярости. Она просто тряслась от злости, поверь мне. Я, конечно, мало знаю Алекса Райта. Насколько мне известно, он избегает светских удовольствий, но я точно знаю, что Семейный фонд Райтов, которым он управляет, принес бесконечно много добра людям. Некоторые, унаследовав семейное состояние, превращаются в никчемных плейбоев, но Алекс — человек серьезный, он понимает, что важно по-настоящему. По правде говоря, он именно такой человек, которого я была бы рада видеть рядом со Сьюзен... раз уж не удалось выдать ее замуж за Бобби.

Бобби был старшим сыном Нэн. Со Сьюзен он дружил с детства, но между ними так и не возникло романтических чувств. Теперь Бобби был счастливо женат, но Нэн до сих пор вздыхала, хотя и в шутку, что они с Эм упустили золотую возможность обзавестись общими внуками.

— Я хотела бы, чтобы и Сьюзен, и Ди встретили того, с кем они будут счастливы, — сказала Эмили, не на шутку встревожившись при мысли о том, что и без Бинки Ди непременно попытается отбить Алекса Райта, если тот покажется ей достойной добычей.

Она понимала, что именно на это вполне прозрачно намекнула Нэн. Она хотела сказать, что следует предупредить Сьюзен о планах Бинки, а Ди недвусмысленно дать понять, чтоб держалась подальше от Алекса Райта.

— А теперь сообщу сногсшибательную новость, — объявила Нэн, наклоняясь поближе к подруге и оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что официанта нет поблизости. — Чарли и Дэн вчера вместе играли в гольф. Чарли подумывает об уходе на покой! Очевидно, правление «Баннистер Фуд» хочет обзавестись исполнительным директором помоложе — ему ненавязчиво предложили золотой парашют. Чарли сказал Дэну, что предпочитает уйти по-хорошему, пока его не выперли. Но есть одна проблема: стоило ему заикнуться об этом Бинки, она закатила истерику. Как Чарли рассказал Дэну, она ему заявила, что муж на пенсии — это все равно что рояль на кухне. Насколько я понимаю, в переводе с языка Бинки это означает «нечто бесполезное и занимающее много места». — Нэн откинулась на спинку стула. — Похоже, в раю начались размолвки, как ты думаешь?

48

Перед тем как уйти из студии, Сьюзен позвонила к себе в приемную. Она знала, что пациентка, назначенная на час дня, скорее всего, не придет. Линда, сорокалетняя составительница рекламных текстов, была вынуждена усыпить своего домашнего любимца — золотого ретривера и впала в депрессию, тяжело переживая потерю. Они провели всего два сеанса, но за это время Сьюзен успела выяснить, что истинной причиной горя Линды является не потеря любимого пса, а недавняя смерть приемной матери, с которой Линда была разлучена.

Ее предчувствие насчет Линды полностью оправдалось: она отменила сеанс.

— Она сказала, что ей предстоит провести срочную встречу на работе, — объяснила Дженет.

«Может, да, а может, и нет», — подумала Сьюзен и мысленно пометила для себя, что позже надо будет обязательно позвонить Линде.

— Еще сообщения есть? — спросила она.

— Только одно. Миссис Клаузен просит перезвонить ей в любое время после трех. Ах да, на столе вас ждет роскошный букет цветов.

— Букет цветов? Кто их послал?

— Карточка в запечатанном конверте. Я, конечно, не стала его открывать, — ответила Дженет голоском примерной ученицы. — Я уверена, что это личное послание.

Сьюзен подняла глаза к потолку. Дженет превосходная секретарша во всех отношениях, но откуда у нее эта навязчивая страсть к разглагольствованиям и морализаторству по любому поводу?

— Пожалуйста, откройте сейчас же и прочтите мне.

Дженет отлучилась на минутку и тут же снова взяла трубку.

— Я же говорила, что это личное, доктор. — Она начала читать: — «Спасибо за прекрасный вечер. С нетерпением жду субботы». Подпись: «Алекс».

У Сьюзен вдруг улучшилось настроение.

— Очень мило с его стороны, — сказала она, стараясь никак не выдать своих чувств голосом. — Дженет, поскольку у меня нет пациентов до двух часов, я, пожалуй, отлучусь по делу.

Через минуту Сьюзен была уже на улице и подзывала такси. Она решила для начала поговорить с полицейским офицером, отвечающим за расследование инцидента с Кэролин Уэллс. Теперь, когда не осталось сомнений в том, что именно Кэролин звонила в понедельник и представилась Карен, ей необходимо было знать, придала ли полиция какое-то значение версии пожилой женщины: кто-то толкнул Кэролин Уэллс под колеса.

В заметке, которую она прочитала этим утром в «Таймс», говорилось, что расследование несчастного случая с Кэролин и дело об убийстве Хильды Джонсон ведет 19-й полицейский участок.

Вот с этого места и можно было начать искать ответы на вопросы.

Несмотря на показания очевидца Оливера Бейкера, утверждавшего, что Кэролин Уэллс потеряла равновесие и упала, капитан полиции Том Ши все еще не был удовлетворен. Принимая во внимание заявление Хильды Джонсон о том, что она видела, как миссис Уэллс кто-то толкнул, он не мог поверить, что смерть старухи стала случайным совпадением, результатом беспричинного насилия. Все сводилось к нескольким элементарным вопросам. Как злоумышленник проник в здание? Как он пробрался в квартиру Хильды? И наконец: почему именно в ее квартиру и только в ее квартиру?

С тех пор, как было обнаружено тело, бригада детективов успела опросить всех без исключения жильцов дома. В здании было всего двенадцать этажей и по четыре квартиры на каждом этаже, поэтому задание оказалось не слишком трудным.

Большинство жильцов, как и Хильда, были людьми пожилыми, старожилами. Все они в один голос утверждали, что не впускали в дом никаких доставщиков и вообще никого вечером в прошлый понедельник. Те, кто сам входил или выходил из здания в тот же вечер, показали под присягой, что не видели слоняющихся поблизости подозрительных незнакомцев и никому не позволили войти в вестибюль, когда сами открывали дверь подъезда ключом.

Оставалось единственное предположение: Хильда Джонсон сама кого-то впустила в дом, а потом и в квартиру, решил Ши. Значит, она думала, что может доверять этому человеку. Хорошо зная Хильду — а за годы работы в участке он основательно ее изучил, — Ши не мог себе представить, кто бы это мог быть. «Ну почему меня не было на дежурстве в понедельник после обеда?» — бесконечно спрашивал он себя, сетуя на судьбу. Это был его выходной, и он повез свою жену Джоан в Коннектикут, где их дочь училась на первом курсе в колледже Фэйрфилд. Только вернувшись домой в тот вечер и включив одиннадцатичасовые новости, Том узнал о несчастном случае и услышал заявление Хильды.

«Если бы я ей тогда позвонил! — Эта мысль буквально грызла его. — Если бы она не ответила, я бы сразу заподозрил неладное, а если бы я поговорил с ней, у меня сейчас было бы описание человека, который толкнул Кэролин Уэллс, чтобы она попала под машину».

Было всего без четверти час, а Том уже чувствовал себя совершенно разбитым. Даже тело ломило от угрызений совести. Он был уверен, что смерти Хильды можно было избежать. И теперь он вернулся к исходной точке не только в расследовании ее убийства, но и в том, что вполне могло оказаться попыткой еще одного убийства. Он двадцать семь лет работал полицейским, с тех пор, как ему исполнился двадцать один год, и за все это время ни разу не испытывал подобного разочарования.

Зазвонил телефон, прервав бесплодный процесс самобичевания. Дежурный сержант доложил, что некая доктор Сьюзен Чандлер хочет поговорить с ним о деле Кэролин Уэллс.

— Я ее приму, — торопливо ответил Ши, надеясь увидеть еще одного свидетеля происшествия.

Через полминуты он и Сьюзен Чандлер с выжидательным интересом смотрели друг на друга через стол.

Сьюзен сразу понравился мужчина, сидевший напротив, — худощавый, с резкими чертами лица и настороженным выражением умных темно-карих глаз. Его длинные нервные пальцы выбивали бесшумную дробь на крышке стола.

Понимая, что этот полицейский не из тех, кто тянет время, она сразу перешла к делу.

— Капитан, я должна вернуться на работу к двум, вы не хуже меня знаете, каково движение в Нью-Йорке: я сорок минут добиралась сюда от угла Бродвея и Сорок первой улицы. Поэтому постараюсь быть краткой.

Она быстро рассказала о себе, с улыбкой заметив, как при упоминании о том, что она психолог, на лице капитана Ши появилось легкое неодобрение, которое сменилось товарищеским уважением, когда она сказала, что в течение двух лет работала заместителем окружного прокурора.

— Мой интерес к Кэролин Уэллс заключается в следующем: я уверена, что она позвонила в мою передачу в понедельник утром и сообщила чрезвычайно важные сведения, возможно, способные пролить свет на судьбу Регины Клаузен, пропавшей без вести несколько лет назад. Мы договорились, что миссис Уэллс придет ко мне, однако она так и не пришла. Позже, по свидетельству одного из очевидцев, ее умышленно толкнули под машину на Парк-авеню. Я должна узнать, имеется ли связь между тем, что с ней произошло — будем пока называть это «несчастным случаем», — и ее звонком в передачу.

Она подалась вперед, увидев вспыхнувший в его глазах азартный интерес. Оливер Бейкер утверждал, что адрес на конверте, который несла Кэролин Уэллс, был напечатан крупным шрифтом, и что он даже разглядел слово «Доктор» на верхней строчке. Похоже, доктор Сьюзен Чандлер навела его на след. Возможно, даже на связь между заявлением Хильды Джонсон о том, что Кэролин Уэллс толкнули, и убийством самой Хильды.

— Вы не получали плотного коричневого конверта от нее? — спросил Ши.

— Вчера ничего подобного в почте не было. Сегодняшней почты я еще не видела. А что?

— И Хильда Джонсон, и еще один свидетель видели, что Кэролин Уэллс несла под мышкой конверт, причем второй свидетель утверждает, что конверт был адресован какому-то доктору. Вы ждали от нее какого-то послания?

— Нет, но она могла передумать насчет личной встречи и послать по почте фотографию и кольцо, которые обещала отдать. Послушайте запись ее звонка.

Когда запись кончилась, Сьюзен взглянула на капитана Ши и заметила напряженное внимание на его лице.

— Вы уверены, что это была именно Кэролин Уэллс? — властно спросил он.

— Абсолютно уверена, — ответила Сьюзен.

— Вы психолог, доктор Чандлер. Можно ли утверждать, что эта женщина боится своего мужа?

— Я бы сказала, что она нервничает, не зная, а может быть, слишком хорошо зная, какова будет реакция мужа на ее рассказ.

Капитан Ши схватил телефонную трубку и отдал краткий приказ:

— Проверьте в архиве, не было ли жалобы на Джастина Уэллса. Скорее всего, по бытовому поводу. Около двух лет назад.

Он повернулся к ней.

— Доктор Чандлер, спасибо за визит. Если я получу то, чего жду...

Его прервал телефонный звонок. Он взял трубку, послушал, кивнул и, положив трубку, вновь обратился к Сьюзен:

— Так я и думал. То, что вы рассказали, помогло мне вспомнить, что два года назад Кэролин Уэллс подала жалобу на Джастина Уэллса, но позже забрала ее. В своей жалобе она утверждала, что муж в приступе ревности угрожал убить ее. Как вы думаете, Уэллс мог узнать, что она звонила вам?

Сьюзен понимала, что говорить нужно правду и только правду.

— Он не только узнал о звонке, он сам позвонил на радио в понедельник после обеда и затребовал запись разговора. Затем, когда я сама позвонила ему вчера вечером и предложила доставить ее лично, он заявил, что ничего не заказывал. Я попыталась передать ему запись сегодня утром на работе, но он отказался меня принять.

— Доктор Чандлер, не могу даже выразить, как я вам благодарен за эти сведения. Вынужден вас просить оставить у меня эту запись.

Сьюзен поднялась со стула.

— Конечно. У меня есть студийная запись. Но, капитан Ши, на самом деле я хотела просить вас проверить, есть ли связь между мужчиной, с которым Кэролин Уэллс познакомилась в круизе, и исчезновением Регины Клаузен. Среди вещей Регины Клаузен было найдено кольцо с надписью «Ты мне принадлежишь».

Она собиралась рассказать ему о звонках от Тиффани из Йонкерса, о том, что в Гринвич-Виллидж есть мастерская или магазин, где кто-то продает или даже изготавливает такие кольца, но Ши перебил ее: