Сьюзен прекрасно знала, что такие вещи люди обычно говорят друг другу за коктейлем. И все же ей показалось, что за обычным комплиментом кроется нечто большее: он вложил в свои слова слишком много пыла, при этом глаза прищурились, будто он изучал ее под микроскопом.
— Доктор Сьюзен, — начал он, — я собираюсь сделать признание. Я читал о вас в Интернете.
«Значит, нас уже двое, — подумала Сьюзен. — Что ж, признание — это, по крайней мере, честно».
— Вы выросли в Уэстчестере? — спросил он.
— Да. В Ларчмонте, а потом в Рэе. Но моя бабушка всю жизнь прожила в Гринвич-Виллидж, и в детстве я часто ездила к ней на выходные. Мне там ужасно нравилось. В отличие от сестры я никогда не увлекалась светской жизнью и загородным клубом.
— А родители?
— Развелись три года назад. К сожалению, это не было «расставанием по взаимному согласию». Отец познакомился с другой женщиной и влюбился без памяти. Мать была в отчаянии и прошла через все стадии — от разбитого сердца до жажды мести, озлобленности и самобичевания. Если я что-то упустила, заполните пробелы сами.
— А что вы чувствовали?
— Мне было грустно. Мы были дружной, счастливой семьей... во всяком случае, мне так казалось. Нам было весело вместе. Мы любили друг друга. После развода все изменилось... все. Иногда кажется, что мы были пассажирами корабля, налетевшего на риф. Все спаслись, но каждый оказался в отдельной шлюпке.
Она вдруг осознала, что сказала куда больше, чем собиралась, и с облегчением перевела дух, когда он переменил тему.
— Мне давно хотелось спросить, — продолжал он, — что заставило вас бросить работу заместителя окружного прокурора и вернуться в университет для получения докторской степени по психологии? Этот вопрос показался Сьюзен легким.
— Ну... я вдруг почувствовала, что чего-то не хватает. Некоторые люди — закоренелые преступники, и я получала истинное удовлетворение, сажая их за решетку. Но был случай, когда я выступала в суде по делу женщины, убившей своего мужа, потому что он собирался ее бросить. Ей дали пятнадцать лет. Никогда не забуду ее лица. Она была ошеломлена, когда услышала приговор, она никак не могла поверить. А я подумала, что если бы ее остановили вовремя, если бы кто-то помог ей освободиться от гнева, пока он не уничтожил ее...
— Сильное горе может вызвать страшный гнев, — тихо заметил Ричардс. — Теперь я понимаю: позже вы видели свою мать в точно такой же ситуации и поняли, что она тоже могла оказаться на скамье подсудимых.
Сьюзен кивнула.
— В первое время после развода моя мать представляла опасность и для себя, и для окружающих, во всяком случае для отца, судя по тому, как она о нем говорила. Я сделала все возможное, чтобы помочь ей. Иногда я скучаю по работе в суде, но не сомневаюсь в своем решении. Я сделала правильный выбор. А как насчет вас? Что заставило вас избрать это поле деятельности?
— Я всегда хотел стать врачом. В медицинском институте я понял, до какой степени особенности работы сознания влияют на физическое здоровье, и выбрал специализацию в психиатрии.
Метрдотель принес им меню. Несколько минут было потрачено на обсуждение сравнительных достоинств различных блюд, потом они сделали заказ.
Сьюзен надеялась использовать перерыв в разговоре, чтобы сделать Ричардса центральной темой обсуждения, но он тотчас же вернулся к ее передаче.
— Моя мать еще кое о чем спросила сегодня, — заговорил он как будто мимоходом. — Карен, та женщина, что звонила в понедельник... Она с вами больше так и не связалась?
— Нет, — ответила Сьюзен.
Дональд Ричардс отломил кусочек булки.
— А ваш продюсер послал Джастину Уэллсу запись той передачи?
Такого вопроса Сьюзен не ожидала.
— А вы знакомы с Джастином Уэллсом? — спросила она, не удержав прорвавшегося в голосе удивления.
— Я с ним знаком.
— Лично или профессионально?
— Профессионально.
— Вы лечили его от навязчивой и опасной ревности к жене?
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Потому что если ответ — «да», я считаю, что ваш моральный долг — сообщить все, что о нем известно, полиции. Хотя Карен так и не пришла и больше не звонила, я о ней узнала кое-что еще. Выяснилось, что женщина, назвавшая себя Карен, — жена Джастина Уэллса, ее настоящее имя — Кэролин, и она то ли сама упала, то ли ее толкнули под колеса автофургона через несколько часов после разговора со мной.
Казалось, ее слова не столько поразили Дональда Ричардса, сколько заставили задуматься.
— Боюсь, вы правы: мне действительно стоит пойти в полицию, — мрачно ответил он.
— Расследованием занимается капитан Ши из 19-го участка, — сказала Сьюзен.
«Я была права, — подумала она. — Прослеживается очевидная связь между тем, что случилось с Кэролин Уэллс, и ее звонком ко мне. Это ревность мужа».
Она вспомнила о бирюзовом колечке с сентиментальной надписью. Тот факт, что Тиффани из Йонкерса получила в подарок похожее кольцо, купленное в Гринвич-Виллидж, сам по себе, вероятно, ничего не значил. Как и пластмассовые статуи Свободы, вырезанные из кости Тадж-Махалы или медальоны сердечком, такие кольца были непременной принадлежностью сувенирных лавок.
— Как салат? — осведомился Ричардс.
Было ясно, что он опять хочет сменить тему. «Ну и слава богу, — подумала она. — Профессиональная этика».
— Отличный. Кстати, я вам рассказала о себе, а как же вы? У вас есть братья? Сестры?
— Нет, я единственный. Вырос на Манхэттене. Отец умер десять лет назад, и тогда мать решила навсегда поселиться в Таксидо-парке. Она художница, причем очень хорошая, я бы сказал, отличная. Отец был прирожденным моряком и брал меня с собой на яхте.
Сьюзен мысленно скрестила пальцы на счастье.
— Я с интересом узнала, что вы взяли академический отпуск, когда учились в колледже, и целый год проработали помощником директора круиза. Сказалось влияние вашего отца, я полагаю?
Он весело усмехнулся.
— Мы оба черпаем информацию из Интернета, да? Я хорошо провел тот год. Совершил кругосветный круиз, изучил все основные порты. Потом стал забираться в более отдаленные места, укромные уголки. Словом, облазил весь глобус вдоль и поперек.
— В чем, собственно, заключаются обязанности помощника директора круиза?
— Помощь в организации и координации мероприятий на борту. От составления расписания работы штатных эстрадников, развлекающих публику, обеспечения их всем необходимым для выступления — до проведения игры в бинго и подготовки костюмированных балов. Помощник директора круиза сглаживает возникающие шероховатости. Выявляет одиноких и тоскующих пассажиров, старается вывести их из хандры. В общем, прислуга на все руки.
— В вашей биографической справке я прочла, что вы познакомились со своей женой на «Габриэль». Кроме того, там говорится, что это ваш любимый корабль. С борта именно этого корабля пропала без вести Регина Клаузен.
— Да. Я с ней, конечно, никогда не встречался, но прекрасно понимаю, почему ей рекомендовали для поездки именно «Габриэль». Это прекрасный корабль.
— Если бы вы знали об исчезновении Регины Клаузен, вы включили бы ее случай в вашу книгу? — Она надеялась, что вопрос не покажется ему «наводящим».
— Нет, не думаю.
«Скоро настанет момент, когда он попросит меня прекратить допрос, но пока постараюсь выжать из него все возможное».
— Мне хотелось спросить, — продолжала она, — что навело вас на мысль о написании «Пропавших женщин»?
— Шесть лет назад у меня был пациент, у которого пропала жена. В один злосчастный день она просто не вернулась домой. Он перебрал все мыслимые и немыслимые возможности: что ее похитили и держат где-то в заложниках, что она потеряла память и бродит неизвестно где, что ее убили.
— Ему удалось узнать, что с ней произошло на самом деле?
— Два года назад. Дорога, ведущая к их дому, огибает озеро. Кто-то выбрал это озеро для занятий подводным плаванием и обнаружил машину — как выяснилось, ее машину — на дне. Она была в салоне. Вероятно, не вписалась в поворот.
— И что стало с мужем?
— Его жизнь переменилась. На следующий год он снова женился, и сейчас его просто не узнать. Того человека, что когда-то обратился ко мне за помощью, больше нет. И вот что меня больше всего поразило: когда теряешь того, кого любишь, самое мучительное — не знать, что случилось с ней... или с ним. Вот это и навело меня на мысль об изучении других дел о бесследно пропавших женщинах.
— Как вы отбирали случаи для своей книги?
— Я очень скоро понял, что чаще всего в основе исчезновения лежит преступление. Исходя из этого, я стал смотреть, каким образом женщины попадают в те или иные ситуации, ну а потом предложил несколько советов, как этих ситуаций избежать, чтобы ничего подобного больше ни с кем не случилось.
Во время разговора со стола убрали тарелки из-под закусок и подали горячее. За едой Сьюзен продолжала задавать серьезные вопросы, перемежая их вежливыми замечаниями о поданных блюдах (превосходных) и о других нью-йоркских ресторанах (Нью-Йорк — это праздник для тех, кто любит поесть).
Дон Ричардс доел свою дуврскую камбалу до последнего кусочка и откинулся на спинку стула.
— Мне показалось, что это был вечер вопросов и ответов, причем экзаменуемым был я, — добродушно усмехнулся он. — Я рассказал вам о себе. Давайте для разнообразия поговорим о вас, Сьюзен. Как я уже сказал, я моряк. А вы какой спорт предпочитаете?
— Я много катаюсь на лыжах, — ответила Сьюзен. — Мой отец был первоклассным горнолыжником, он и меня научил. Вы говорите, что ваш отец брал вас с собой в плавание. Так и мой брал меня с собой, когда ездил на лыжные курорты. Мать не выносит холода, и сестра тоже, лыжный спорт ее не интересовал, поэтому у нас с отцом была масса времени друг для друга.
— Вы все еще катаетесь вместе?
— Нет, боюсь, он навсегда забросил лыжи.
— С тех пор, как женился во второй раз?
— Да, примерно в это время.
Сьюзен порадовалась, что как раз в эту минуту к столику подошел официант с десертным меню. Ей хотелось побольше узнать о Дональде Ричардсе, и вот пожалуйста — приходится отвечать на вопросы о себе.
Они единодушно решили отказаться от десерта и заказали кофе. Когда кофе был подан, Ричардс заговорил о Тиффани.
— Грустно было слушать ее сегодня. Она страшно уязвима, вы не находите?
— Я думаю, она отчаянно нуждается в любви. Ей нужно влюбиться, нужно, чтобы ее любили, — согласилась Сьюзен. — Похоже, этот Мэтт для нее — единственный свет в окошке. У нее ни с кем не было более серьезных отношений. Он для нее воплощение того, что ей нужно. Романтической мечты.
Ричардс кивнул.
— Держу пари, если этот Мэтт и позвонит ей, он не станет благодарить ее за то, что она раздула по радио целую историю из пустячного сувенирного колечка, которое он ей подарил в минутном порыве. Подобные вещи отпугивают мужчин.
«Он что, старается преуменьшить значение кольца?» — спросила себя Сьюзен. В памяти у нее всплыли слова песни «Ты мне принадлежишь»:
Любуйся пирамидами на берегах Нила,
Встречай рассвет на тропическом острове...
Когда они вышли из ресторана, Ричардс подозвал такси. Они сели в машину, и он дал шоферу ее адрес. Потом робко взглянул на нее.
— Я не умею читать мысли. В телефонной книге вы значитесь как С. К. Чандлер. Что означает это "К"?
— Коннелли. Девичья фамилия матери.
Когда они доехали до ее дома, он велел шоферу подождать, а сам пошел провожать ее до дверей квартиры.
— Ваша мать может вами гордиться, — сказала Сьюзен. — Вы безупречный джентльмен.
Она вспомнила об Алексе Райте, который всего два дня назад сделал то же самое. Два безупречных джентльмена за три дня. Неплохо.
Ричардс взял ее за руку.
— Кажется, я уже поблагодарил вас за приятную компанию в самом начале вечера. Теперь я хочу поблагодарить вас еще более горячо. — Он внимательно заглянул ей в глаза и добавил: — Не бойтесь комплиментов, Сьюзен. Вы их боитесь, я же вижу. Спокойной ночи.
Он ушел. Сьюзен заперла дверь на оба замка и на минуту прислонилась к ней, пытаясь разобраться в своих чувствах. Потом она подошла к телефону и взглянула на автоответчик. Ей поступило два сообщения. Первое было от матери: «Позвони мне в любое время до полуночи».
Было без четверти одиннадцать. Не прослушав второе сообщение и скрестив пальцы, чтобы ничего страшного не стряслось, Сьюзен начала набирать номер.
Мать явно нервничала, это было заметно даже по голосу, когда она, едва ответив на приветствие Сьюзен, начала объяснять причину своего звонка.
— Сьюзен, я знаю, это безумие, — проговорила она, заикаясь, — но у меня такое ощущение, будто меня заставляют выбирать между двумя дочерьми...
Сьюзен выслушала сбивчивый рассказ матери о том, что она очень понравилась Алексу Райту на воскресной вечеринке, хотя Бинки намеревалась познакомить его с Ди.
— Мы знаем, что Ди страдает от одиночества, места себе не находит, но я не хочу, чтобы она прервала отношения, которые могут быть для тебя важны.
Голос матери прервался. Этот разговор давался ей с большим трудом.
— Ты не хочешь, чтобы Ди снова вмешалась и отбила человека, проявившего интерес ко мне. Я тебя правильно поняла, мама? Послушай. Я провела очень приятный вечер с Алексом Райтом, но этим все и заканчивается. Насколько мне известно, Ди ему звонила. По правде говоря, он пригласил ее присоединиться к нам на благотворительном приеме в субботу. Я не соперничаю с сестрой. Когда встречу подходящего человека, мы оба это поймем, и мне не придется беспокоиться о том, что он сбежит, как только сестра поманит его пальчиком. Потому что, если он такой слабый, он мне не нужен.
— Ты хочешь сказать, что я приняла бы назад твоего отца? — возмутилась ее мать.
— Нет, с чего ты взяла? — спросила Сьюзен. — Я прекрасно понимаю, как тебе тяжело из-за того, что сделал отец. Я тоже переживаю. Когда предают доверие, для многих, и для меня тоже, это смертельный удар по отношениям, это конец. Но здесь по-другому. У меня было ровным счетом одно свидание с Алексом. Может, во второй раз нам будет скучно до смерти друг с другом.
— Просто постарайся понять, что бедная Ди очень несчастна, — умоляюще проговорила мать. — Она сегодня позвонила и сказала, что переезжает обратно в Нью-Йорк. Она скучает без нас, устала от модельного бизнеса. Твой отец купил ей путевку в круиз на следующей неделе. Надеюсь, она там немного развеется.
— Я тоже на это надеюсь. Ладно, мам, я тебе на днях перезвоню.
Наконец она прослушала второе сообщение. Оно было от Алекса Райта: "У меня сорвался деловой ужин, и я набрался наглости снова пригласить вас в последний момент. Знаю, это говорит о том, что у меня скверные манеры, но мне очень хочется снова вас увидеть. Я позвоню завтра ".
Сьюзен с улыбкой перемотала пленку и прослушала сообщение с начала. «Вот вам комплимент, доктор Ричардс, от которого я не откажусь, — подумала она. — И я очень, ну просто очень рада, что Ди отправляется в круиз на следующей неделе».
* * *
Лишь гораздо позже, когда Сьюзен уже легла и начала засыпать, она вспомнила, что собиралась позвонить Тиффани в «Грот». Просто необходимо убедить эту несчастную девочку прийти и по крайней мере сравнить ее бирюзовое кольцо с тем, что было найдено среди вещей Регины Клаузен. Включив свет, она посмотрела на часы. Было без четверти двенадцать.
«Может, я ее еще застану, — сказала себе Сьюзен. — Может, если я приглашу ее прийти завтра в студию, а потом пообещаю угостить завтраком, она согласится».
Позвонив в справочную, она разузнала номер «Грота» и набрала его. К телефону долго никто не подходил. Наконец трубку на том конце сняли, и кто-то рявкнул в нее:
— "Грот"!
Сьюзен попросила к телефону Тиффани и подождала еще несколько минут, пока та не подошла. Не успела Сьюзен представиться, как Тиффани взорвалась:
— Доктор Сьюзен, я больше ни слова не желаю слышать об этом дурацком кольце! Мне позвонила мать Мэтта и сказала, чтоб я перестала о нем говорить, сказала, что он женится! Ну так вот: я взяла и выбросила это проклятое кольцо! Не хочу вас обидеть, но теперь жалею, что слушала вашу передачу в тот день. И я жалею, что мы с Мэттом вообще зашли в эту дурацкую лавку! А больше всего жалею, что мы развесили уши и стали слушать, когда хозяин этой чертовой лавчонки сказал, что тип, который только что там был, специально покупает такие кольца для своих многочисленных подружек.
Сьюзен выпрямилась в постели.
— Тиффани, это очень важно. Вы видели этого человека?
— Конечно, видела. Душка. Шикарный тип, высший класс. Не то что Мэтт.
— Тиффани, мне необходимо с вами поговорить. Приезжайте завтра в город. Я угощу вас ленчем и... скажите мне, пожалуйста, нельзя ли найти ваше кольцо?
— Доктор Сьюзен, сейчас оно уже погребено под тоннами куриных костей и объедков пиццы, и там ему самое место. Я больше не хочу об этом говорить. Я чувствую себя последней идиоткой — надо же было рассказать всему свету, какой Мэтт замечательный! Да он просто ублюдок! Слушайте, мне надо идти. Шеф косо смотрит.
— Тиффани, вы помните, где именно купили кольцо? — умоляюще спросила Сьюзен.
— Говорю же вам, в Гринвич-Виллидж. Помню, что там недалеко станция метро. И еще я точно помню, что как раз напротив лавки был большой порномагазин. Мне пора. До свидания, доктор Сьюзен.
К этому времени Сьюзен уже полностью проснулась. Она медленно опустила трубку на рычаг. Тиффани выбросила свое кольцо, и с этим уже ничего не поделаешь, но она запомнила человека, который купил несколько таких колец. «Я собиралась звонить Крису Райану, чтобы он проверил Дугласа Лейтона, — подумала она. — Дам-ка я ему заодно домашний телефон Тиффани. А если он занят, завтра вечером я буду сидеть в „Гроте“ и пробовать лучшую итальянскую кухню в Йонкерсе».
56
Тиффани сумела продержаться до конца смены, сохраняя свою обычную задорную манеру и отпуская шутки. Ей помогло то, что «Грот» был переполнен, и у нее не осталось времени для размышлений. Лишь пару раз, когда ей нужно было в туалет и приходилось смотреть на свое отражение в зеркале, обида и гнев возвращались, грозя затопить ее.
Около одиннадцати вечера зашел какой-то тип и сел у стойки бара. Тиффани чувствовала, что он раздевает ее глазами всякий раз, как она проходит мимо по дороге к столикам.
«Ублюдок», — подумала она.
Без двадцати двенадцать он схватил ее за руку и пригласил выпить с ним у него дома, когда она освободится.
— Отвали, гнида! — посоветовала она ему.
— Чего выпендриваешься-то? — И он стиснул ей руку с такой силой, что она невольно вскрикнула от боли.
— А ну не трожь ее! — Бармен Джоуи пулей вылетел из-за стойки бара. — И вообще, хватит с вас на сегодня, мистер, — добавил он. — Платите по счету и выметайтесь отсюда.
Ублюдок встал. Он был крупный, но не крупнее Джоуи. Оценив расстановку сил, он швырнул на стойку несколько кредиток и ушел.
Сразу после этого позвонила доктор Сьюзен и опять напомнила Тиффани о том, до чего же паршиво на душе. «Все, пойду домой и залезу с головой под одеяло», — сказала она себе, повесив трубку.
Без пяти двенадцать Джоуи подозвал Тиффани.
— Слушай, детка, когда будешь уходить, я провожу тебя до машины. Может, этот сукин сын околачивается где-то снаружи.
Но как раз в тот момент, когда Тиффани застегивала пальто, собираясь уходить, в бар ворвалась кегельная команда, и Джоуи пришлось их обслуживать. Тиффани поняла, что в ближайшие десять минут он не освободится.
— Ладно, Джоуи, увидимся завтра. Ничего со мной не случится, — бросила она на прощание и выбежала наружу.
Только на дворе она вспомнила, что ее машина осталась в самом дальнем конце стоянки. «Вот черт, — подумала Тиффани. — Если этот сукин сын и вправду где-то тут ошибается, у меня могут быть проблемы». Она внимательно оглядела стоянку. На стоянке был только один человек. Похоже, он как раз вышел из машины и собирался заглянуть в бар. Впрочем, даже при скудном освещении Тиффани разглядела, что он не похож на недоумка, который приставал к ней в ресторане. Он был выше ростом, да и потоньше.
И все же что-то ее насторожило — хотелось поскорее оказаться подальше от этой проклятой стоянки. Торопливо пересекая асфальтовую площадку, она на ходу нащупала в сумке ключи. Пальцы обхватили связку, и она почти добралась до машины.
Вдруг тот тип, которого она видела на другом конце стоянки, оказался прямо перед ней. И в руке у него было зажато что-то блестящее. Нож! При мысли об этом Тиффани замерла.
«Нет! — подумала она, увидев, что он двинулся к ней, и не веря своим глазам. — За что?» В голове не укладывалось, что все это происходит наяву.
— Прошу вас, — пролепетала она, — не надо!
Тиффани успела различить лицо нападающего, и превосходная память подсказала ей, что убийца — тот самый шикарный тип, которого она мельком видела в Гринвич-Виллидж, в сувенирной лавке. Тот самый, который покупал кольца с надписью «Ты мне принадлежишь».
57
Возвращаясь назад в город по скоростному шоссе, пересекавшему Бронкс, он чувствовал, что с него градом катится пот. Он еле успел. Он как раз перешагнул через низенькую стенку, отделявшую стоянку «Грота» от территории бензоколонки, к счастью, не работавшей, когда до него донесся голос какого-то парня, громко звавшего Тиффани.
Машину он поставил на другой стороне от заправочных колонок. Ему повезло: земля там шла слегка под уклон, не пришлось включать мотор, пока он не подъехал прямо к дороге. Оказавшись на шоссе, он свернул направо и влился в поток движения. Вроде бы все в порядке, никто его не видел.
На следующей неделе все будет кончено, напомнил он себе. Он выберет ту, которая «войдет в джунгли, пронизанные дождем», и его миссия будет завершена.
Вероника — такая доверчивая! — стала первой. Теперь она похоронена в Египте: «Любуйся пирамидами на берегах Нила».
Регина. Ее доверие он завоевал на Бали: «Встречай рассвет на тропическом острове».
Констанция, заменившая Кэролин в Алжире: «Сходи на восточный базар в старом Алжире».
«Облети океан на серебристом лайнере». Он вспомнил Монику, застенчивую наследницу миллионов, с которой познакомился во время трансатлантического перелета в Лондон. Вспомнил, как говорил ей о крыле самолета, сверкающем серебром в солнечных лучах.
Разумеется, кольца были ошибкой. Теперь он это ясно сознавал. Это была его маленькая шутка, как и связь между именами, которыми он пользовался в своих особых поездках. Надо было держать свои шутки при себе.
Но Парки, который делал кольца, уже вне игры. А теперь вышла из игры и Тиффани, видевшая, как он покупал одно из них. Он был уверен, что, как и Кэролин, она узнала его перед самым концом. Это понятно: Тиффани хорошо разглядела его в сувенирной лавке, причем в его повседневном виде. И все же становилось не по себе при мысли о том, что даже в скудном освещении на автостоянке она сумела его узнать.
Перышки на ветру. Ему никогда не собрать их все, но он уверял себя, что их унесет ветром и никто не заметит. Сколько бы он ни старался держаться подальше от объективов фотокамер, наверняка на заднем плане каких-то фотографий, снятых на круизных судах, он запечатлен, это неизбежно. Люди по всему миру вставляют такие фотографии в рамочки, хранят их, чтобы вспоминать свои сказочные каникулы... И сейчас эти фотографии пылятся на бесчисленных комодах в спальнях и на стенах в кабинетах, никто не обращает на них внимания... Такая картина представлялась ему и забавной, и в то же время пугающей.
Кэролин Уэллс собиралась послать фото, на котором он был запечатлен, доктору Сьюзен Чандлер. Он едва успел ее перехватить, и мысль о том, что он был на волосок от гибели, до сих пор приводила в трепет. Он прямо-таки видел, как Сьюзен распечатывает конверт, узнаёт его, и глаза у нее округляются от изумления и ужаса.
Ну вот наконец-то и его гараж. Он съехал по пандусу, остановился, вышел из машины и кивнул дежурному, который приветствовал его с искренней теплотой, приберегаемой только для постоянных клиентов. Был уже почти час ночи. Короткое расстояние, отделявшее гараж от дома, он прошел пешком, с наслаждением ощущая на лице дыхание холодного, бодрящего ветра.
«Через неделю все будет кончено, — обещал он себе. — К тому времени мне останется преодолеть последний отрезок долгого пути. Сьюзен Чандлер придется устранить, после чего я отправлюсь в свой последний круиз».
Он был уверен, что, как только миссия завершится, огонь, пожирающий его изнутри, погаснет и он наконец-то вырвется на свободу. Он станет именно таким человеком, каким его всегда хотела видеть мать.
58
Ранним утром в четверг Памела Гастингс заехала в больницу проведать Кэролин Уэллс в надежде, что сейчас ей сообщат о значительном улучшении. Увы, ей сказали, что состояние подруги не изменилось.
— Она опять звала «Уэна», — сказала Глэдис, старшая сестра утренней смены. — Только на этот раз мне показалось, что она сказала: «О, Уэн!» Как будто хотела поговорить с ним.
— Ее муж слышал, когда она это сказала, Глэдис?
— Нет. Он вчера после обеда как ушел, так больше не возвращался.
— Не возвращался? — переспросила ошеломленная Памела. — А вы не знаете, он звонил? Может, он заболел?
— Он не давал о себе знать.
— Этого не может быть, — пробормотала Памела. — Я ему позвоню. Можно повидать Кэролин?
— Конечно.
После аварии прошло всего два с половиной дня, а Памела уже так освоилась в отделении интенсивной терапии, словно провела тут полжизни. Вчера кровать, на которой лежал старик, поступивший с обширным инфарктом, была обнесена ширмами. Сегодня она была пуста. Памела решила ни о чем не спрашивать. Она не сомневалась, что ночью старик умер.
Не закрытая бинтами часть лица Кэролин в это утро казалась еще более распухшей, чем вчера, синяки потемнели. У Памелы по-прежнему не укладывалось в голове, что эта женщина, спеленатая бинтами как мумия, подключенная к трубкам, — ее очаровательная, веселая, жизнерадостная подруга.
Руки Кэролин лежали поверх одеяла. Памела сплела свои пальцы с ее, обратив внимание на то, что с безымянного пальца Кэролин исчезло простое золотое венчальное кольцо без камня. Это наблюдение заставило ее вспомнить о том, что Кэролин никогда не злоупотребляла драгоценностями. У нее было несколько красивых брошей и подходящих к ним серег, да старинная нитка жемчуга, доставшаяся от бабушки. Больше она никогда ничего не носила.
— Кэролин, — тихо сказала Памела, — это я, Пам. Просто хотела узнать, как ты тут. Все о тебе спрашивают. Как только почувствуешь себя лучше, у тебя соберется вся гоп-компания. Мы с Вики и Линн уже готовим вечеринку по случаю твоего выздоровления. Шампанское, икра, лососина — все, чего душа пожелает. «Банда четырех» умеет пировать на широкую ногу. Верно?
Памела сознавала, что несет чепуху, но ей сказали, что Кэролин, возможно, слышит ее. Ей не хотелось говорить о Джастине. Пришло в голову, что если Джастин толкнул Кэролин под колеса и если Кэролин об этом знает, то ей невыносимо слышать его голос и ощущать само его присутствие.
«Но я не знаю, чем тут можно помочь, — подумала Памела. — Если бы только она пришла в сознание... хоть на минутку!»
— Мне пора, Кэр, — сказала она вслух, — но я еще вернусь. Целую.
Она коснулась губами щеки Кэролин, но никакого ответа не почувствовала.
Утирая слезы тыльной стороной ладони, Памела покинула отделение интенсивной терапии. Проходя мимо комнаты ожидания, она с удивлением увидела Джастина. Он сидел на стуле, ссутулившись, весь поникший. Он был небрит, в той же одежде, что вчера. Их глаза встретились, и он вышел в коридор.
— Кэролин тебе что-нибудь сказала? — спросил он с надеждой.
— Нет, она ничего не сказала. Джастин, ради всего святого, что происходит? Почему ты не вернулся сюда вчера?
Он помедлил, ответил не сразу.
— Потому что полиция считает, что это я толкнул Кэролин под машину, хотя формально меня еще ни в чем не обвинили. — Он твердо выдержал пристальный взгляд Памелы. — Ты шокирована, да, Пам? Шокирована, но не удивлена. Тебе такая возможность тоже приходила в голову, верно?
Вдруг его лицо исказилось гримасой боли, и он разрыдался.
— Неужели никто не понимает, что я к ней чувствую?
Овладев собой, он покачал головой и указал пальцем в сторону палат интенсивной терапии.
— Больше я туда не пойду. Если Кэролин кто-то толкнул и она ощутила это, она и сама могла решить, что это я. Но у меня только один вопрос: если у нее действительно роман с этим парнем, с этим «Уэном», которого она все время зовет, тогда почему, черт побери, он не пришел ее проведать?
59
Проработав в ФБР тридцать лет, Крис Райан ушел на пенсию и открыл собственное небольшое сыскное агентство на Пятьдесят второй улице. Теперь ему было шестьдесят девять лет, его густая и пышная шевелюра поседела, крепко сбитое тело несколько отяжелело, но лицо сохранило добродушное выражение, и голубые глаза смотрели по-прежнему дружелюбно. Другими словами, он был идеальным кандидатом на роль Санта-Клауса в начальной школе, где учились его внуки.
Все любили его за покладистый характер и острое, приправленное сарказмом чувство юмора, а у тех, кому приходилось сталкиваться с ним по делу, к этому добавлялось восхищение его профессиональными качествами.
Он подружился со Сьюзен, когда семья жертвы одного убийства, не доверяя полиции, наняла его для независимого расследования. Сьюзен участвовала в этом деле как заместитель окружного прокурора. Крис поделился с ней добытой информацией, благодаря которой она заставила убийцу сознаться.
Когда она сказала ему о своем решении уйти с работы в прокуратуре и снова начать учиться, Райан поначалу просто онемел.
— Здесь твое место, — сказал он, когда к нему вернулся дар речи. — Ты рождена для работы в суде. Почему ты решила терять время, выслушивая нытье кучки избалованных бездельников?
— Поверь мне, все сводится не только к этому, Крис, — со смехом ответила тогда Сьюзен.