Глава 29

В час дня служанка Лайлы Тэтчер вернулась из магазина. Лайла работала в кабинете над лекцией, которую собиралась прочитать на следующей неделе в Мэрилендском университете. Лекция посвящалась умению распознавать в себе дар парапсихолога и подчинять его своей воле.

Лайла склонилась над пишущей машинкой, когда служанка постучала в дверь.

— Что-то вы не кажетесь довольной, мисс Лайла, — заметила она с безмятежной фамильярностью прислуги, давно ставшей задушевной подругой хозяйки.

— Да я и не чувствую себя таковой, Ойда. Для человека, который пытается научить кого-то пользоваться своими парапсихологическими и духовными возможностями, я пребываю в прямо-таки неприличном смятении духа.

— Я принесла «Трибюн». Хотите посмотреть?

— Да, пожалуй, хочу.

Пятью минутами позже, закипая от гнева и не веря своим глазам, она читала на развороте статью Джины Баттерфилд. А через четверть часа она уже звонила в дверь Пэт.

Увидев девушку, Лайла сразу поняла, что Пэт недавно плакала.

— Я должна кое-что показать вам, — объяснила причину своего неожиданного визита Лайла.

Они прошли в библиотеку. Лайла положила газету на стол и развернула ее. Пэт увидела заголовок, и ее лицо стало мертвенно-бледным.

Она беспомощно пробежала глазами текст, взглянула на фотографии.

— Боже мой! Все подано так, словно это я разболтала о вторжении, о сенаторе, об этом доме, обо всем! Лайла, я просто не могу передать вам, какая буря разразится! Лютер Пелхэм вырезал из старых пленок все до единой фотографии моих родителей. Он боялся малейшего намека на связь между сенатором и, как он выразился, «шумихой вокруг дела Адамсов». У меня такое ощущение, будто на меня ополчилась какая-то злая сила. Не знаю, что теперь делать. Пытаться объяснить? Уволиться? — Пэт из последних сил сдерживала гневные слезы.

Лайла сложила газету.

— Я не берусь давать вам советы по поводу работы, Кэрри. Могу лишь сказать, что вам не следует это читать. Я должна была показать вам газету, но я забираю ее с собой. Не будет ничего хорошего, если вы начнете отождествлять себя со сломанной куклой, которой были тогда.

Пэт схватила ее за руку.

— Почему вы это сказали?

— Что сказала? Почему назвала вас Кэрри? Просто с языка сорвалось.

— Да нет, почему вы сравнили меня со сломанной куклой?

Лайла недоуменно воззрилась на нее, потом перевела взгляд на газету.

— Я просто повторила выражение из статьи. Вот, поглядите, — объяснила она.

В первой колонке Джина Баттерфилд поместила выдержки из старой публикации «Трибюн», посвященной трагедии семьи Адамсов: "Шеф полиции Коллинз, комментируя ужасную сцену, сказал: «Мне много чего довелось повидать, но с подобным кошмаром я никогда не сталкивался. Когда я увидел бедную девчушку, похожую на сломанную куклу, то спросил себя, почему он не застрелил и ее? Это было бы милосерднее».

— Сломанная кукла, — прошептала Пэт. — Тот, кто подбросил ее, знал меня тогда.

— Что подбросил? Сядьте, Пэт. Похоже, вы сейчас упадете в обморок. Я принесу воды. — Лайла стремительно вышла из комнаты.

Пэт откинула голову на спинку дивана и закрыла глаза. Она просматривала газетные отчеты о трагедии и видела снимки, сделанные в тот момент, когда выносили тела, видела и свою фотографию — на носилках, в кровавых бинтах. Но соседство этих снимков с беззаботно улыбающимися молодыми лицами подействовало на нее куда хуже. Пэт не могла припомнить, читала ли она это высказывание. Должно быть, ей не попался на глаза номер, где его напечатали. Но эта фраза неоспоримо доказывает, что угрозы исходят от человека, знающего, кто она, от того, кто имел к ней отношение в те годы.

Вернулась миссис Тэтчер со стаканом холодной воды.

— Со мной все в порядке, — заверила Пэт. — Лайла, человек, забравшийся в тот вечер в мой дом, подбросил не только записку. — Она взялась за коробку, пытаясь вытащить ее из-под письменного стола, но та даже не сдвинулась с места. «Просто не верится, что это я так далеко ее засунула», — мелькнула мысль у Пэт. Сражаясь с коробкой, она рассказала Лайле о найденной кукле.

Лайла была потрясена: выходит, неизвестный взломщик оставил у камина куклу? Пэт угрожает опасность. Лайла чувствовала это всем существом и мучительно раздумывала, чем она может помочь девушке. Пэт по-прежнему угрожает опасность.

Пэт высвободила наконец картонку, открыла ее и пошарила в ней рукой. Лайла заметила, что удивление на ее лице сменилось тревогой.

— В чем дело, Пэт?

— Кукла. Она пропала.

— А вы уверены?..

— Я сама положила ее сюда. Кроме того, я рассматривала ее еще раз, на следующий день. Я сняла с нее передник. Его вид вызывал у меня дурноту, и я положила его на дно. Может быть, он еще здесь? — Пэт порылась в коробке. — Смотри, вот он.

Лайла воззрилась на скомканный кусочек белой материи, покрытый рыже-коричневыми пятнами, на болтающиеся ленточки пояса.

— Когда вы видели в последний раз куклу, Пэт?

— В субботу днем. Я положила ее на стол. Потом пришел шофер сенатора с фотоальбомами, и я снова спрятала куклу в коробку — не хотела, чтобы она попалась ему на глаза. — Пэт замолкла. — Постойте... Как раз в тот день произошел странный эпизод с Тоби, ну, с тем самым шофером. Он вел себя крайне бесцеремонно и все рыскал глазами по комнате. Я не сразу открыла дверь, услышав его звонок, и он, по-моему, был не прочь выведать, чем я занималась. Собравшись уходить, он сказал, что провожать его не надо. Я услышала, как за ним закрылась дверь, и решила пойти задвинуть засов. И знаете, Лайла, дверь неожиданно открылась. Он стоял на пороге, держа в руках что-то вроде кредитной карточки. Увидев меня, он страшно смутился и попытался представить дело так, будто бы он просто проверял замок, заботясь о моей безопасности. Еще посоветовал запирать засов. Он знал меня в детстве. Возможно, именно он и угрожает мне. Но почему?

— Мы должны немедленно позвонить в полицию, — решила миссис Тэтчер. — Пускай допросят шофера.

— Я не могу. Представляете, что подумает сенатор? К тому же это всего лишь мои домыслы. Но я знаю человека, который может проверить Тоби, не привлекая внимания. Все будет в порядке, — добавила она, заметив, что Лайла огорчилась. — Я держу дверь на запоре. Кроме того, если цель всех угроз — сорвать передачу о сенаторе, то уже поздно. Сегодня вечером мы снимаем последний эпизод — возвращение Абигайль домой. Завтра предстоит работа в студии, а вечером программа выйдет в эфир. А уж тогда всякие попытки запугать меня потеряют смысл. Знаете, я все больше склоняюсь к мысли, что ничего серьезного за всем этим нет.

К четырем часам Пэт должна была быть в студии. Она обещала Лайле позвонить Сэму Кингсли и попросить его проверить шофера сенатора. К неудовольствию соседки, Пэт настояла, чтобы та оставила ей газету.

— Я должна внимательно прочитать статью. Мне нужно точно знать, о чем там речь. Если вы унесете эту, я куплю другую.

Когда Лайла поднималась на крыльцо своего дома, поджидавшая ее служанка резко распахнула дверь.

— Я смотрела в окно, мисс Лайла, — объяснила она. — Вы так и не доели свой ленч, да и выглядели чересчур опечаленной, когда уходили.

— Говоришь, смотрела в окно, Ойда? — Миссис Тэтчер направилась в столовую и подошла к окну, выходящему на улицу. Отсюда был виден фасад и правая стена дома Пэт.

— Не получится... — пробормотала она. — Он влез через двери веранды, а их отсюда не видно.

— Что вы сказали, мисс Лайла?

— Ничего. Послушай, я собираюсь вести наблюдение и хочу поставить пишущую машинку на стол прямо перед окном.

— Наблюдение?

— Да. Если ждешь беды, надо быть бдительной.

— Вы считаете, что беда может приключиться с мисс Треймор? Думаете, этот бродяга появится снова?

Лайла устремила взор в сверхъестественную темноту, обволакивающую дом Пэт. Дурное предчувствие охватило ее с новой силой.

— Именно так я и думаю, — ответила она мрачно.

Глава 30

С того мгновения, как позвонил отец, Глория ждала появления полиции. Та не заставила себя долго ждать. В десять часов дверь конторы по продаже недвижимости открылась, и вошел мужчина лет тридцати с небольшим. Глория подняла голову и взглянула в окно: перед входом была припаркована полицейская машина. Ее руки, только что порхавшие над клавиатурой пишущей машинки, упали.

— Детектив Барротт, — представился вошедший и показал значок. — Я хотел бы поговорить с Глорией Стивенс. Она здесь?

Глория встала. Мысленно она уже слышала его вопросы: «Ваше настоящее имя Элеонор Браун? Почему вы нарушили условия освобождения? И как долго вы надеялись скрываться?»

Детектив Барротт направился к ней. У него было открытое круглое лицо и русые волосы; полицейский смотрел на Глорию с любопытством, но не враждебно. Она поняла, что он — ее ровесник. Возможно, поэтому он казался ей менее страшным, чем тот презрительно-безжалостный служитель закона, который допрашивал ее после пропажи денег.

— Мисс Стивенс? Не нервничайте. Не могу ли я поговорить с вами наедине?

— Мы можем пройти сюда. — Глория указала в сторону маленького личного кабинета мистера Скаллера. Перед столом босса стояли два кожаных кресла. Она примостилась на краешке одного из них, а детектив расположился в другом.

— Вы, кажется, испугались, — заметил он доброжелательно. — Вам не о чем тревожиться. Мы просто хотим побеседовать с вашим папой.

Побеседовать с ее папой? Отец!

Она нервно сглотнула слюну.

— Когда я уходила на работу, он был дома. Скорее всего он пошел в булочную.

— Он до сих пор не вернулся. Наверное, увидел полицейскую машину перед домом и чего-то испугался. Как вы считаете, мог он поехать к каким-нибудь родственникам или друзьям?

— Я... я не знаю. А зачем вы хотите встретиться с ним?

— Чтобы задать пару вопросов. Кстати, он не звонил вам сегодня?

Этот человек думает, что Артур — ее отец. Она его не интересует.

— Он... он действительно звонил. Но я разговаривала по другому телефону с боссом и не могла уделить ему внимание.

— Чего он хотел?

— Он... хотел встретиться со мной, а я сказала, что не могу.

— Где он собирался встретиться с вами?

Голос отца все еще звучал у нее в ушах: «Метро „Центральная“... выход на Двенадцатую и Джи-стрит...»

Где он сейчас? Похоже, попал в беду. Отец заботился о ней все эти годы. Она не может выдать его.

Глория осторожно подбирала слова:

— Я говорила с ним совсем недолго. Я... я только сказала, что не могу уйти из офиса и сразу повесила трубку. А что случилось?

— Ну, может быть, и ничего, — бодро заметил детектив Барротт.

— Скажите, отец говорил с вами о пациентах, за которыми ухаживал?

— Да. — На этот вопрос было легко ответить. — Он очень трогательно заботится о них!

— Он когда-нибудь упоминал миссис Гиллеспи?

— Да. Она умерла на прошлой неделе, не так ли? Отец был сильно расстроен. Говорил что-то о ее дочери. Кажется, та собиралась навестить мать, но не успела. — Глория вспомнила, как отец кричал во сне: «Закройте глаза, миссис Гиллеспи. Закройте глаза!» А что, если он допустил какую-то оплошность, и теперь его обвиняют в смерти старушки?

— Он не изменился в последнее время? Может быть, стал нервным?

— Отец — добрейший человек. Он посвятил всю жизнь уходу за больными. А недавно его попросили поехать в Теннеси, чтобы помочь в местном доме престарелых.

Детектив улыбнулся:

— Сколько вам лет, мисс Стивенс?

— Тридцать четыре.

Он откровенно удивился.

— Ни за что бы не подумал. Судя по анкете в клинике, Артуру Стивенсу сорок девять. — Барротт сделал паузу, потом доброжелательно поинтересовался: — Он ведь вам не родной отец, правда?

— Когда-то он был приходским священником, но потом решил помогать больным. Когда мы встретились, я серьезно болела, родных у меня не осталось, вот он и взял меня к себе.

Сейчас он спросит ее настоящее имя. Но он не спросил.

— Понимаю. Мисс... мисс Стивенс, и все же мы хотели бы побеседовать с... э... отцом Стивенсом. Если он снова позвонит, не могли бы вы связаться со мной? — Он протянул ей визитную карточку. «ДЕТЕКТИВ УИЛЬЯМ БАРРОТТ» — было написано на ней. Глория чувствовала, что полицейский изучает ее лицо. Почему же он ничего не спрашивает о ней самой, о ее биографии?

Скоро он ушел. Глория неподвижно сидела в кабинетике, когда вошла Опал.

— Глория, что-нибудь случилось?

Опал — настоящая подруга, лучшая из всех, что когда-либо у нее были. Это Опал помогла ей снова почувствовать себя женщиной, вечно тормошила ее, приглашала на вечеринки и даже собиралась познакомить с другом своего приятеля. Разумеется, Глория отказывалась.

— Глория, что случилось? — повторила Опал. — На тебе лица нет.

— Ничего не случилось. Просто у меня разболелась голова. Как ты думаешь, я могу пойти домой?

— Конечно! Я закончу работу за тебя. Глория, если я могу что-нибудь для тебя сделать...

Глория взглянула на обеспокоенную подругу.

— Нет, больше ничего, но спасибо тебе за все.

Она пошла домой пешком. Мороз был небольшим, около пяти градусов, но сырой холод проникал сквозь пальто и перчатки. Квартира с потрепанной, взятой напрокат мебелью казалась необычно пустой, словно даже стены чувствовали, что жильцы сюда не вернутся. Глория подошла к стенному шкафу в коридоре и вытащила потрескавшийся черный чемодан, который отец купил с рук. Она уложила свои скудные пожитки, косметику и новую книжку, которую Опал подарила ей на Рождество. Чемодан оказался не слишком вместительным, и ей пришлось повозиться, чтобы защелкнуть замок.

Но она упаковала не все — оставалась еще тряпичная кукла. Когда-то психиатр в клинике для душевнобольных попросил ее нарисовать автопортрет. «Постарайтесь передать, какой вы себя видите, как себя чувствуете». Но у нее ничего не получалось, и тогда врач протянул ей куклу, взяв с полки, где лежало множество игрушек: «Может быть, попробуете на ней?» — предложил он.

Ей не составило труда подрисовать слезы, придать глазам испуганное выражение, изменить очертания рта. Улыбающееся лицо превратилось в маску боли.

— Неужто так плохо? — спросил доктор, когда она закончила.

— Наверное, даже хуже.

«Ох, отец, — думала она, — если бы я могла остаться здесь и дождаться твоего звонка! Но они отыщут меня. Этот детектив, наверное, уже наводит обо мне справки. Я не могу больше убегать. Пока мужество не оставило меня, я должна пойти в полицию. Может быть, тогда мне дадут меньший срок».

Но одно обещание она может выполнить. Мисс Лэнгли умоляла ее позвонить этой телевизионной знаменитости, Патриции Треймор, прежде чем предпринимать решительные шаги.

Она набрала номер, рассказала, что собирается сделать, и бесстрастно выслушала горячую просьбу Пэт.

В три часа она наконец вышла из дома. На улице стояла машина, а в ней сидели два человека невыразительной внешности.

— Вот эта девушка, — сказал один из них. — Значит, все-таки соврала, что не договорилась с ним о встрече. — В его голосе звучало сожаление.

Второй нажал ногой на педаль.

— Говорил же я, что она водит тебя за нос. Ставлю десять баксов, что она приведет нас к Стивенсу!

Глава 31

Пэт на предельной скорости неслась через город к ресторану на Висконсин-авеню. Она вновь и вновь перебирала в уме аргументы, способные убедить Элеонор Браун повременить с явкой в полицию. Конечно, она сумеет заставить Элеонор выслушать разумные доводы.

Пэт пыталась дозвониться до Сэма, но после пятого гудка бросила трубку и выбежала из дома. Теперь она мчалась в ресторан и гадала, сможет ли узнать Элеонор по школьной фотографии. Едва ли стоит окликать ее — скорее всего Элеонор сменила имя.

Едва Пэт вошла в ресторан, к ней приблизилась девушка, встречающая посетителей.

— Вы — мисс Треймор?

— Да.

— Мисс Браун ждет вас.

Элеонор сидела за угловым столиком и потягивала шабли. Она не очень изменилась со школьных времен. Конечно, Элеонор стала старше, не выглядела такой болезненно-худой и оказалась даже симпатичнее, чем ожидала Пэт, но, несомненно, это была именно Элеонор Браун.

— Мисс Треймор? Спасибо, что пришли.

— Элеонор, пожалуйста, выслушайте меня, — начала Пэт, садясь. — Мы можем найти вам адвоката и добиться, чтобы вас отпустили под залог. Тем временем мы что-нибудь придумаем. Совершенно ясно, что вы переживали острое нервное расстройство, когда сбежали, а значит, дело можно рассматривать под другим углом. И вообще в вашем деле много аспектов, которые мог бы использовать хороший адвокат.

К столу подошел официант с креветками на подносе.

— Я так давно мечтала о них, — пояснила Элеонор. — Хотите что-нибудь заказать?

— Нет. Ничего. Элеонор, вы поняли мою мысль?

— Да. — Элеонор обмакнула креветку в сладкий соус. — Ах, как вкусно! — Ее бледное лицо выражало решимость. — Мисс Треймор, я тоже надеюсь, что мне простят побег и не будут пересматривать постановление об условном освобождении. Но если все произойдет иначе, то я знаю, что теперь достаточно сильна, чтобы отбыть в заключении весь срок, к которому меня приговорили. Я смогу спать в камере, носить тюремную одежду, есть помои, которые там называют едой, мириться с унизительными личными обысками, с тоской. Зато когда я выйду оттуда, мне больше не нужно будет прятаться, и остаток жизни я посвящу поискам доказательств своей невиновности.

— Элеонор, но ведь деньги нашли у вас?

— Мисс Треймор, половина служащих в офисе знали об этой кладовке. Когда я переезжала с одной квартиры на другую, шесть или восемь человек помогали мне. Мы устроили вечеринку. Лишнюю мебель отнесли в кладовую. К тому же нашли только часть денег: выходит, семьдесят тысяч долларов попали в чей-то карман.

— Элеонор, вы утверждаете, что Тоби звонил вам, а он это отрицает. Вам не показалось странным, что вас попросили поехать в офис в воскресенье?

Элеонор отодвинула тарелку с креветочной шелухой.

— Нет. Видите ли, сенатор готовилась к выборам. Штаб избирательной кампании работал днем и ночью, рассылая массу писем. Миссис Дженнингс часто заглядывала туда и помогала с почтой, просто чтобы добровольцы чувствовали, что делают важное дело. В таких случаях она обычно снимала перстень — он был ей немного велик. Она действительно довольно небрежно с ним обращалась — несколько раз уходила без него.

— И Тоби, или кто-то, имитировавший его голос, сказал, что сенатор опять потеряла кольцо?

— Да. Я знала, что она была в субботу в офисе, помогала с почтой, поэтому сочла правдоподобной историю о забытом перстне. Я верю, что Тоби действительно вез ее на собрание, когда мне позвонили. Голос звучал приглушенно, и, кто бы ни говорил со мной, сказал он не много. Что-то вроде: «Посмотри, нет ли перстня сенатора в сейфе кампании, и дай ей знать». Я была раздосадована, потому что собиралась поехать в Ричмонд, рисовать с натуры, и даже буркнула: «Скорее всего она найдет его где-нибудь у себя под носом». Звонивший хохотнул и повесил трубку. Если бы Абигайль Дженнингс не рассуждала так упорно о втором шансе, который она мне предоставила, не намекала на мою судимость, возможно, к моим показаниям отнеслись бы более внимательно. Я потеряла одиннадцать лет жизни не по своей вине и не хочу терять больше ни дня! — Элеонор встала и положила на стол деньги. — Тут должно хватить. — Она нагнулась, подняла чемодан, потом обернулась к Пэт: — Знаете, что меня гнетет? Я нарушила обещание, которое дала одному человеку. Я жила у него, и он был очень добр ко мне. Он просил меня не ходить пока в полицию. Если бы я могла объяснить ему все! Но я даже не знаю, где он сейчас.

— Может быть, я позвоню ему от вашего имени попозже? Как его зовут? Где он работает?

— Его зовут Артур Стивенс. Кажется, у него какие-то неприятности на работе. Он не вернется туда. Ничего не поделаешь! Надеюсь, ваша программа будет иметь успех, мисс Треймор. Я ужасно расстроилась, когда прочла анонс. Я знала: если вы покажете хотя бы одну мою фотографию, я окажусь в тюрьме через двадцать четыре часа. Но зато благодаря угрозе разоблачения я поняла, насколько устала прятаться. И пусть это звучит безумно, но страх придал мне мужество и теперь я могу вернуться в тюрьму, чтобы однажды обрести настоящую свободу. Отец, я имею в виду Артура Стивенса, просто не мог меня понять. А теперь я лучше пойду, пока мужество не оставило меня.

Пэт беспомощно смотрела ей вслед.

Когда Элеонор вышла из ресторана, два неприметных человека, сидевшие за столиком у самых дверей, поднялись и последовали за ней.

Глава 32

— Эбби, все не так плохо, как могло бы быть. За сорок лет знакомства Тоби не раз следил за сменой настроения Абигайль. Им довелось немало пережить вместе, но лишь третий раз в жизни он держал ее в своих объятиях — она безутешно рыдала.

— Почему ты yе сказал, что она остановилась именно в этом доме?

— Не видел смысла.

Они сидели в гостиной Абигайль. По приезде домой Тоби показал ей статью и теперь пытался хоть как-то утешить хозяйку.

— Эбби, завтра эта газета будет устилать ведра с отбросами!

— Я не хочу ничего слышать о ведрах с отбросами! — завопила она в ярости.

Тоби налил изрядную порцию виски и заставил ее выпить.

— Давай, сенатор, возьми себя в руки. Может быть, в кустах прячется фотограф.

— Заткнись, дурак проклятый! — Но его наивное увещевание все-таки подействовало — злоба уступила место жалости к себе, и Эбби опять заплакала, но уже потише.

— Тоби, я чувствую себя героиней скандального бульварного романа. А тут еще эта фотография, Тоби, эта фотография! — Она, конечно, имела в виду совсем не обложку «Миррор».

Тоби прижал ее к себе и неуклюже похлопал по спине, в который раз испытывая боль от мысли, что он всего лишь поручень, за который хватаются в минуту внезапной слабости.

— Если кто-нибудь внимательно рассмотрит фотографию! Тоби, ты только взгляни на нее...

— Да кто станет себя утруждать?

— Тоби, эта девушка, Пэт Треймор... Как получилось, что она арендовала этот дом? Не может быть, что это просто совпадение.

— За двадцать четыре года дом сдавали двенадцати жильцам. Мисс Треймор — одна из клиенток. — Тоби постарался вложить в свои слова максимум убедительности. Он не верил тому, что говорил, но, с другой стороны, Филу еще не удалось раскопать ничего интересного, связанного с арендой. — Эбби, ты должна держаться изо всех сил. Тот, кто угрожает Пэт Треймор...

— Тоби, а откуда мы знаем, что угрозы действительно были? Откуда мы знаем, что это не чья-то расчетливая попытка скомпрометировать меня?

Эта мысль так поразила Тоби, что он отступил назад.

— Боже всемогущий! Эбби, ты считаешь, что она все придумала?

Телефонный звонок заставил обоих вздрогнуть. Тоби вопросительно посмотрел на Абигайль:

— Ты хочешь, чтобы я...

— Да. — Она закрыла лицо руками. — Мне наплевать, кто звонит. Меня нет.

— Резиденция сенатора Дженнингс, — произнес Тоби голосом вымуштрованного английского дворецкого. — Могу я передать сенатору ваше поручение? В данный момент она не может подойти. — Он подмигнул Эбби и был вознагражден подобием улыбки. — Президент!.. О, одну минуту, сэр. — Тоби зажал рукой микрофон. — Эбби, звонит президент...

— Тоби, я не могу...

— Эбби, ради Бога, это президент!

Абигайль прижала ладонь к губам, потом подошла и взяла трубку.

— Ну, если это опять твои шуточки!.. — Она поднесла трубку к уху. — Абигайль Дженнингс.

Тоби наблюдал, как меняется выражение ее лица.

— Господин президент! О, простите... Я так сожалею... Просматриваю кое-какие статьи... Простите... Да, сэр, конечно. Да, я смогу приехать в Белый дом завтра вечером... в восемь тридцать?.. Конечно, конечно. Да, эта программа отняла у нас много времени. Честно говоря, я неловко чувствую себя в роли телегероини... О, вы очень любезны... Сэр, вы имеете в виду?.. Я просто не знаю, что ответить... Конечно, понимаю... Благодарю вас, сэр.

Абигайль повесила трубку и ошалело уставилась на Тоби:

— Я не должна говорить об этом ни единой душе... Он объявит о моем назначении завтра вечером после программы. Сказал, что это неплохая мысль — дать возможность всей стране узнать меня поближе. Он посмеялся над обложкой «Миррор», сказав, что его мать тоже была толстухой, но я, по его словам, теперь гораздо красивее, чем в семнадцать лет. Тоби, я буду вице-президентом Соединенных Штатов! — Она истерически захохотала и бросилась к нему на шею.

— Эбби, ты этого добилась! — Он подхватил ее на руки и закружил. В следующий миг лицо миссис Дженнингс исказила тревога.

— Тоби, а вдруг что-нибудь случится?.. Ничто не должно помешать мне...

Он поставил ее на пол и накрыл обе ее ладони своей огромной рукой.

Она засмеялась, потом опять расплакалась.

— Тоби, я словно на американских горках. А все потому, что ты заставил меня выпить виски! Знаешь же, что я не умею пить. Тоби, ты только подумай: я — вице-президент!..

Ему пришлось разрядить обстановку.

— Позже мы отправимся кататься и заодно осмотрим твой новый дом, Эбби. Наконец-то у тебя будет особняк! Следующая остановка — Массачусетс-авеню, — сказал он ровным голосом.

— Заткнись, Тоби. Лучше приготовь мне чашку чаю. Я хочу принять душ, попытаюсь прийти в себя. Вице-президент! Боже мой, Боже мой!..

Он поставил чайник и, не потрудившись надеть пальто, вышел на улицу, к почтовому ящику у ворот. В нем лежала обычная макулатура — рекламные объявления, бланки с приглашениями принять участие в конкурсах. «Вы можете выиграть два миллиона долларов...» Девяносто девять процентов личной почты Абигайль проходило через офис.

А потом Тоби увидел это — голубой конверт с написанным от руки адресом. Личное письмо сенатору Дженнингс. Он глянул в левый верхний угол и почувствовал, как от лица отливает кровь.