69

Бик и Опал ехали с Бетси Лайенс к дому Кеньонов. Оба были одеты специально для этого случая. Бик надел серый в тонкую полоску костюм с белой рубашкой и голубовато-серый галстук. Его пальто и лайковые перчатки были темно-серыми.

Опал только что осветила волосы и сделала прическу в салоне Элизабет Арденс. Ее серое шерстяное платье было украшено бархатным воротником и манжетами. Поверх она надела черное платье с узким собольим воротником. Туфли и сумка из черной змеиной кожи были от Гуччи.

Бик сидел рядом с Лайенс на переднем сиденье ее машины. Без умолку болтая, показывая им разные достопримечательности городка, Лайенс все время поглядывала на Бика. Она была поражена, когда одна из ее коллег спросила:

— Бетси, тебе известно, кто это такой?

Она знала, что он связан с телевидением, но понятия не имела, что у него была своя передача. Лайенс пришла к мнению, что преподобный Хоккинс был чрезвычайно привлекательным и обоятельным мужчиной. Он рассказывал о своем желании переехать в окрестности Нью-Йорка.

— Когда меня пригласили проповедовать в «Церкви в эфире», я понял, что нам нужно купить дом где-нибудь поблизости. Я не люблю жить в городе. Карле пришлось проделать малоприятную работу, подыскивая этот дом. Но она неизменно возвращалась к этому местечку и к этому дому.

«Слава Богу», — подумала Бетси Лайенс.

— Единственное, что вызывало у меня опасения, — говорил проповедник своим приятным мягким голосом, — что в итоге Карлу ждет разочарование. Я, откровенно говоря, думал, что этот дом вообще снимут с продажи.

«Я тоже этого боялась», — подумала Бетси Лайенс, содрогнувшись от такой перспективы.

— Девочкам будет удобнее в квартире поменьше, — доверительно сказала она. — А вот и эта улица. Едете по Линкольн-авеню, проезжаете эти красивые домики, затем поворот, и вот мы на Твин Оукс-роуд.

Свернув на Твин Оукс-роуд, она начала перечислять имена их будущих соседей.

— Это владелец банка Уильямс. В тюдоровском доме живут Кимболлы. А там живет актриса, Куртни Майер.

Сидевшая на заднем сиденье Опал нервно теребила перчатки. Каждый раз, когда они приезжали в Риджвуд, ей казалось, что они ступали на тонкий лед и, словно испытывая его на прочность, неотвратимо приближались к тому моменту, когда он треснет у них под ногами.

Сара ждала их. «Интересная, — отметила про себя Опал, впервые увидев ее вблизи. — Она из тех, кто с возрастом становится привлекательнее. Бик не обратил бы на нее внимания, когда она была маленькой». Как бы Опал хотелось, чтобы у Ли не было золотистых волос длиной до талии. Как бы ей хотелось, чтобы Ли не стояла тогда возле дороги.

«Молодящаяся старушка», — подумала Сара, протягивая руку Опал. Она удивилась, почему вдруг ей пришло в голову именно это выражение, частенько употреблявшееся ее бабушкой. Миссис Хоккинс была хорошо одетой и модно причесанной женщиной сорока с небольшим лет. Маленькие губы и подбородок придавали ей безвольное, почти забитое выражение. А может, так только казалось на фоне покоряющей внешности преподобного Бобби Хоккинса. Он словно заполнил собой всю комнату и казался каким-то всепоглощающим. Он сразу же заговорил о Лори.

— Не знаю, известно ли вам, что мы во время своей часовой телеслужбы молили Господа о том, чтобы Он помог мисс Томазине Перкинс вспомнить имя похитителя вашей сестры.

— Я смотрела эту передачу, — ответила Сара.

— Вы пробовали что-либо выяснить о человеке по имени Джим, возможно, здесь есть какая-то связь? Пути Господни неисповедимы. Порой Он указывает нам путь, а порой лишь подсказывает направление.

— Мы выясняем все, что может помочь нам в защите сестры, — в ее голосе недвусмысленно прозвучало нежелание продолжать разговор на эту тему.

Он понял намек.

— Какая прекрасная комната, — сказал Хоккинс, оглядывая библиотеку. — Жена все время повторяла мне, как мне было бы удобно здесь работать — много стеллажей и большие окна. Я люблю, чтобы всегда было светло. А теперь, я не хочу больше отнимать у вас время. Если вы не возражаете, мы в последний раз обойдем весь дои вместе с миссис Лайенс, а затем мой адвокат свяжется с вашим по поводу оформления документов…

Бетси Лайенс повела супругов наверх, а Сара вернулась к работе, разбирая записи, сделанные ею в библиотеке суда. Неожиданно она вспомнила, что пора собираться в Нью-Йорк.

Перед уходом Хоккинсы и Бетси Лайенс заглянули к ней попрощаться. Преподобный Хоккинс сказал, что он хотел бы как можно быстрее привести своего архитектора, но только чтобы тот не мешал Саре работать в библиотеке. Когда это будет ей удобно?

— Завтра или послезавтра с девяти до двенадцати или ближе к вечеру, — ответила ему Сара.

— В таком случае, завтра утром.

Когда на следующий день, вернувшись из клиники, Сара прошла в библиотеку, ей и в голову не могло прийти, что с этого дня от каждого произнесенного ею в этой комнате слова включалась сложная аппаратура, и все разговоры записывались на магнитофон, спрятанный в стенном шкафу гостиной.

70

В середине марта Карен Грант ехала в Клинтон, как она надеялась в последний раз. В течение нескольких недель после смерти Элана она каждую субботу проводила в доме, разбирая нажитое за шесть лет их совместной жизни, отбирая ту мебель, которую она хотела бы перевезти в нью-йоркскую квартиру, договариваясь с агентом по продаже подержанной мебели, насчет оставшейся. Она продала машину Элана и передала дом в ведение агента по продаже недвижимости. Сегодня должна состояться поминальная служба по Элану в церкви студенческого городка.

Завтра она уезжает на четыре дня в Сент-Томас. «Как хорошо куда-нибудь уехать», — думала она, мчась по Нью-Джерси Тернпайк. Работа в бюро путешествий имела просто неоценимые преимущества. Ее пригласили на Френчменс Риф, в одно из ее любимых мест.

И Эдвин тоже поедет. Ее сердце учащенно забилось, и она невольно улыбнулась. К осени им уже не надо будет скрывать свои отношения.

Поминальная служба была похожа на похороны. Невозможно было остаться равнодушным к тому, как превозносили Элана. Карен громко разрыдалась. Сидевшая рядом Луиза Ларкин обняла ее.

— Если бы только он послушал меня, — сказала Луизе Карен. — Я предупреждала его, чтобы он остерегался этой девчонки.

После службы в доме Ларкинов был небольшой прием. Карен всегда восхищалась их домом. Ему было более ста лет, и он был великолепно отреставрирован. Он напоминал ей дома в Куперстауне, где жили большинство ее университетских друзей. Она же выросла на стоянке жилых автоприцепов и до сих пор помнила, как кто-то из ее одноклассников насмешливо спросил, не хотят ли ее родители нарисовать на рождественской открытке свой домик на колесах.

Ларкины пригласили не только руководство и преподавателей, но и с десяток студентов. Кто-то из них выражал искренние соболезнования, кто-то подходил к ней со своими воспоминаниями об Элане. Со слезами на глазах Карен сказала собравшимся, что с каждым днем она все сильнее чувствует утрату.

В противоположном конце комнаты Вера Уэст, недавно появившаяся на факультете, сидела с бокалом белого вина. Ей было сорок лет. Ее круглое приятное лицо обрамляли короткие, вьющиеся от природы каштановые волосы, карих глаз Веры было не видно за темными очками. У нее было вполне нормальное зрение, но она опасалась, что глаза могли выдать ее чувства. Она пила вино, стараясь не вспоминать, что всего несколько месяцев назад на одном из факультетских вечеров в противоположном конце комнаты сидел Элан, а не его жена. Вера надеялась, что за время болезни у нее будет достаточно времени справиться со своими эмоциями, о которых никто не должен догадываться. Откинув назад прядь волос, постоянно падавшую ей на лоб, она вспомнила строчку из стихотворения, написанного поэтом девятнадцатого века: «Невысказанное горе — тяжелое бремя».

К ней подсела Луиза Ларкин.

— Как хорошо, что вы вернулись, Вера. Нам не хватало вас. Как вы себя чувствуете? — Ларкин смотрела на нее понимающим взглядом.

— Спасибо, гораздо лучше.

— Мононуклеоз так изматывает.

— Да, да.

После похорон Элана Вера поспешила уехать на свою летнюю дачу на Кейп Код. И, позвонив декану, она сослалась на мононуклеоз.

— Карен великолепно выглядит для человека, который понес такую утрату, как вы думаете, Вера?

Поднеся бокал к губам, Вера сделала глоток, затем спокойно ответила:

— Карен красивая женщина.

— Я заметила, что вы так похудели, у вас осунулось лицо. Клянусь, если бы я увидела здесь всех впервые и меня спросили, кто вдова, я бы показала на вас. — Сочувственно улыбнувшись, Луиза Ларкин сжала Вере руку.

71

Проснувшись Лори услышала приглушенные голоса в коридоре. Этот звук успокаивал ее, она слышала его уже три месяца. Февраль, март, апрель. Сейчас было начало мая. За стенами клиники, до того, как она пришла сюда, где бы она не находилась — на улице, в колледже, даже дома, — у нее появлялось ощущение, словно она летит куда-то и не в силах предотвратить падение. Здесь, в клинике, время будто остановилось для нее. Ее падение замедлилось. Она была благодарна за эту отсрочку, хотя понимала, что в конечном итоге никто не сможет спасти ее.

Она не спеша села в кровати и обхватила колени руками. Это был один из самых приятных моментов дня, когда, проснувшись, она сознавала, что кошмарный сон про нож не мучил ее ночью и что все преследовавшие ее страхи были где-то вдалеке.

Именно об этом ее и просили писать в дневнике. Она потянулась к тумбочке за блокнотом и ручкой. Перед тем как одеться и идти на завтрак, у нее было еще время записать несколько мыслей. Подложив под спину подушку, она села повыше и открыла блокнот.

Страницы оказались исписанными, хотя накануне вечером они были чистыми. На нескольких строчках детским почерком было выведено: «Я хочу к маме. Я хочу домой».

В то же утро несколько позже они с Сарой сидели напротив доктора Донелли у него в кабинете. Пока он читал ее дневник, Лори изучающе смотрела на него. «Какой он рослый, — думала она, — с широкими плечами, с мужественными чертами лица, с такими густыми темными волосами». Ей нравились его глаза. Они были темно-голубыми. Она вообще не любила усов, но ему они очень шли, особенно в сочетании с ровными белыми зубами. Ей еще нравились его руки, большие, загорелые, с длинными пальцами, и совсем не волосатые. Интересно, что усы доктора Донелли казались ей великолепными, однако она ненавидела, когда у мужчин были волосатые руки. Она вдруг произнесла это вслух.

Донелли поднял глаза.

— Ты что-то сказала, Лори?

Лори пожала плечами.

— Не понимаю, как это у меня вырвалось.

— Повтори, пожалуйста, что ты сказала.

— Я сказала, что ненавижу, когда у мужчин волосатые руки.

— Почему ты вдруг подумала об этом?

— Она не собирается отвечать на этот вопрос.

Сара сразу же узнала голос Кейт.

Джастин не смутился.

— Ладно тебе, Кейт, — добродушно сказал он. — Перестала бы ты давить на Лори. Она хочет со мной поговорить. Возможно, и Дебби хочет. По-моему, накануне в дневнике писала Дебби. Похоже, это ее почерк.

— Ну, уж конечно не мой. — В последние три месяца ее тон стал менее категоричен. Появился слабый намек на взаимопонимание между Джастином и личностью Кейт.

— Можно мне сейчас поговорить с Дебби?

— Хорошо. Только не доводи ее до слез. Я уже устала от этого хныканья.

— Зачет ты притворяешься, Кейт? — воскликнул Джастин. — Мы с тобой прекрасно знаем, что ты пытаешься защитить Дебби и Лори. Так дай же мне помочь тебе. Тебе одной не справиться.

Свесившиеся вперед волосы были известным знаком. У Сары разрывалось сердце, когда она слышала голос этого запуганного ребенка, называвшего себя Дебби. Неужели такой была Лори все те два года ее отсутствия — все время в слезах, в страхе, в тоске по любимым ею людям?

— Привет, Дебби, — сказал Джастин. — Как сегодня наша большая девочка?

— Спасибо, лучше.

— Дебби, я так рад, что ты опять стала писать в дневнике. Ты помнишь, почему ты это написала вчера вечером?

— Я знала, что в блокноте ничего нет. Я сначала его потрясла.

— Потрясла? А что же ты там могла найти?

— Не знаю.

— Что ты там боялась найти, Дебби?

— Другие фотографии, — прошептала она. — Мне надо идти. Меня ищут.

— Кто? Кто тебя ищет?

Но ее уже не было.

Послышался ленивый смешок. Лори положила ногу на ногу и несколько развалилась в кресле. Нарочито небрежным жестом она поправила волосы.

— Вот-вот, так она всегда, пытается спрятаться, думая, что ее не найдут.

Сара напряглась. Это была Леона, та самая личность, которая писала письма Элану Гранту, та отвергнутая женщина, которая убила его. За эти месяцы она появлялась лишь дважды.

— Привет, Леона, — Джастин подался вперед с видом подчеркнутого внимания к привлекательной женщине. — Я надеялся, что ты навестишь нас.

— Жизнь проходит. Нельзя же все время сидеть в тоске. Есть закурить?

— Конечно. — Открыв ящик стола, он вытащил пачку и дал ей прикурить. — А ты тосковала, Леона?

Она пожала плечами.

— Да, ты же знаешь. Я с ума сходила по этому красавчику профессору.

— По Элану Гранту?

— Да, но послушай, все кончено. Мне очень жаль его, но такое бывает.

— Что бывает?

— Я имею в виду то, что он выдал меня психиатру и декану.

— Ты очень разозлилась на него за это, да?

— Еще бы! И Лори тоже, правда, по другому поводу. Она устроила потрясающий спектакль, когда приперла его в коридоре к стенке.

«Все-таки мне придется договариваться о согласованном признании вины, — думала Сара. — Если эта личность проявит себя во время дачи свидетельских показаний, не выказывая ни малейшего намека на угрызения совести по поводу смерти Элана Гранта…»

— Ты же знаешь, что Элан умер…

— Я уже смирилась с этим. Все-таки какой ужас!

— Ты знаешь, как он умер?

— Разумеется. С помощью кухонного ножа. — Бравада исчезла. — Видит Бог, я до сих пор не могу себе простить того, что не оставила нож в своей комнате, когда решила заглянуть к нему в этот вечер. Знаешь, я действительно была без ума от него.

72

В течение трех месяцев, с начала февраля и до конца апреля, Брендон Моуди часто бывал в Клинтонском колледже. Его нередко видели беседовавшим со студентами, в кафе «Ратскеллер», или в студенческом центре с педагогами, или разговаривающим с девушками из общежития.

По прошествии этого времени он не узнал почти ничего, что могло бы пригодиться при защите Лори, однако, возможно, кое-какие факты и смягчили бы ее приговор. Первые три года учебы в колледже она была образцовой студенткой. Ее любили и студенты и преподаватели.

— К ней хорошо относились, но близко ее не знали, в определенном смысле этого слова, — поведала студентка с третьего этажа общежития, на котором жила Лори. — Вполне естественно, что по прошествии некоторого времени друзья довольно откровенны друг с другом и делятся своими впечатлениями о свиданиях, о своих семьях и о своих сокровенных мечтах. Лори была совсем не такой. Она была общительной и хорошо вписывалась в любую компанию, но если кто-то пытался пошутить с ней по поводу Грега Беннета, который был от нее без ума, она тут же отшучивалась в ответ. В ней всегда чувствовалась какая-то недоступность.

Брендон Моуди внимательно изучил биографию Грега Беннета. Из богатой семьи. Способный. Бросил колледж, решив стать предпринимателем, обжегся и вернулся в колледж. С отличием сдал экзамены по двум профилирующим дисциплинам. В мае заканчивает колледж. В сентябре собирается в Стэнфорд, чтобы получить степень магистра. «О таком муже для своей дочери может мечтать любая семья», — думал Брендон и тут же вспомнил, что то же самое говорили и об убийце-рецидивисте Теде Банди.

Все студенты в один голос заявляли, что после смерти родителей Лори сильно изменилась: стала печальной и замкнутой. Часто жаловалась на головные боли, пропускала занятия, не выполняла в срок домашние задания.

— Иногда она, проходя мимо, даже не здоровалась или же смотрела на меня так, словно впервые видела, — говорила одна из студенток.

Брендон никому не рассказывал, что у Лори расщепление личности. Сара приберегала это для суда и не хотела устраивать заранее много шума.

Многие студенты отмечали то, что по вечерам Лори куда-то уходила одна и возвращалась довольно поздно. Они обсуждали это между собой, пытаясь угадать, с кем она встречалась. Некоторые сделали простые выводы, отмечая, что на занятия к Элану Гранту Лори часто приходила раньше времени и старалась задержаться, чтобы поговорить с ним после занятий.

Жена декана Луиза Ларкин охотно беседовала с Моуди. Именно она намекнула ему на то, что Элан Грант стал проявлять интерес к одной из преподавательниц, недавно пришедшей на отделение английского языка. Приняв к сведению намек, он поговорил с Верой Уэст, но та не пожелала быть с ним откровенной.

— Элан Гран со всеми поддерживал дружеские отношения, — сказала Уэст, отвечая на вопросы Брендона, намеренно стараясь не замечать их скрытый смысл.

«Внимательно проанализируй все еще раз», — мрачно думал Брендон. Проблема была в том, что учебный год подходил к концу и многие старшекурсники, хорошо знавшие Лори Кеньон, заканчивали колледж. Это относилось и к Грегу Беннету.

Исходя из этого, Брендон позвонил Беннету и предложил ему еще раз встретиться для разговора за чашечкой кофе. Однако Грег собирался уезжать на выходные, и они договорились встретиться в понедельник. Беннет как обычно поинтересовалась, как дела у Лори.

— Судя по рассказам ее сестры, довольно неплохо, — ответил Брендон.

— Еще раз передайте Саре, чтобы она позвонила мне, если понадобится моя помощь.

«Еще одна потерянная неделя», — думал Брендон по дороге домой. К его большому неудовольствию, он узнал, что жена пригласила на вечер гостей.

— Я перекушу в «Соларисе», — сказал он, раздраженно чмокнув ее в лоб. — Не представляю, как ты можешь заниматься такой ерундой.

— Отдыхай, дорогой. Тебе полезно будет пообщаться со своими сослуживцами.

В тот вечер Брендон наконец-то получил долгожданную возможность сдвинуть дело с мертвой точки. Он сидел в баре и беседовал со своими коллегами из прокуратуры. Разговор зашел о Саре и Лори Кеньон. По общему мнению, Саре было бы лучше договориться о согласованном признании вины. Если они изменят формулировку на «непредумышленное убийство в состоянии аффекта», то Лори могла бы получить от пятнадцати до тридцати, отбыть треть срока… и выйти на свободу к двадцати шести-двадцати семи годам.

— Судьей назначили Армона, а он на сделку не пойдет, — сказал один из помощников прокурора. — И вообще, судьи не любят роковых страстей со смертельным исходом и в этих случаях не скупятся на сроки.

— Мне бы не хотелось видеть такую прелестную девочку, как Лори Кеньон, за решеткой среди этих отпетых красоток, — заметил другой.

Рядом с Брендоном стоял Оуэнз, частный детектив одной из страховых компаний. Он подождал, пока разговор не перешел на другую тему, затем сказал:

Брендон, я мог бы тебе кое-что сообщить по секрету.

Не повернув головы, Моуди лишь скосил глаза в его сторону.

— И что же?

— Ты знаешь Дэнни О'Тула?

— Дэнни — брачного сыщика? Конечно. Кого же он теперь пасет?

— То-то и оно. Он тут недавно слегка перепил, и, как обычно, разговор зашел о деле Кеньон. Вот послушай. После смерти их родителей Дэнни нанялся следить за сестрами. Что-то связанное со страховкой. Когда младшую арестовали, от его услуг отказались.

— Занятно, — отозвался Моуди. — Я займусь этим. Спасибо тебе.

73

— Эти люди, которые собираются купить наш дом, действуют Саре на нервы, — вдруг сказала Лори доктору Донелли.

Джастин удивился.

— Я об этом не знал.

— Да, Сара говорила, что они надоели ей своими приходами. Они собираются переезжать в августе и попросили разрешить кое-что переделать.

— Ты их когда-нибудь видела по телевизору, Лори?

Она покачала головой.

— Я не люблю таких передач.

Джастин помолчал. У него на столе лежало заключение специалиста по художественной терапии. Понемногу в набросках Лори начало что-то вырисовываться. Несколько ее последних рисунков были похожи на коллаж, и на каждом неизменно присутствовали две вещи: кресло-качалка с толстой мягкой подушкой и застывшей рядом с ним фигурой женщины; дерево с толстым стволом и тяжелыми раскидистыми ветвями перед домом без окон.

Джастин показал на эти рисунки.

— Ты помнишь, что ты это рисовала?

Лори равнодушно взглянула на них.

— Конечно. Неважный из меня художник, да?

— Все нормально. Лори, взгляни на это кресло-качалку. Ты можешь его описать?

Он увидел, как она начала ускользать. Ее глаза расширились, тело напряглось. Но он не хотел, чтобы другая личность помешала ему добиться от нее ответа.

— Попытайся, Лори.

— У меня болит голова, — прошептала она.

— Лори, ты веришь мне. Ты что-то вспомнила, так ведь? Не бойся. Ради Сары расскажи мне об этом, выскажись.

Показав на кресло-качалку, она сжала губы и обхватила себя руками.

— Покажи мне, Лори. Если не можешь сказать, покажи мне, что случилось.

— Я покажу, — слегка шепелявя ответила она детским голосом.

— Вот и хорошо, Дебби, — Джастин подождал.

Зацепившись ногами за стол, она отклонилась на стуле. Руки резко прижались к бокам, словно из держал кто-то другой. С глухим стуком передние ножки стула ударились об пол, затем она снова отклонилась назад. На ее лице застыл страх.

— Господь Всемилостивый, как сладок этот звук, — запела она тоненьким голоском.

Ножки стула ударялись о пол и вновь поднимались, словно это была кресло-качалка. Изогнувшись и держа руки неподвижно, она имитировала ребенка, который сидел у кого-то на коленях. Джастин взглянул на верхний рисунок. Да, это именно то. Подушка напоминала чьи-то колени. Ребенок, сидя у кого-то на коленях, качался в кресле и пел. Назад-вперед. Назад-вперед.

— …и Божьей милостью я попаду домой.

Стул остановился. Ее глаза вновь закрылись. Дыхание стало частым и судорожным. Она встала и поднялась на цыпочки, словно ее брали на руки.

— Пора наверх, — сказала она низким голосом.

74

— Опять они здесь, — с раздражением сказала Софи, увидев подъехавший к дому знакомый темно-синий «кадилак».

Сара и Брендон Моуди сидели на кухне и ждали, когда сварится кофе.

— О Боже, — вырвалось у Сары, в ее голосе слышалась неприязнь. — Я сама в этом виновата, — сказала она Брендону. — Вот что, Софи, когда кофе будет готов, принеси его нам в библиотеку и скажи им, что у меня важная встреча. Мне сейчас не до молитв.

Брендон поспешил за ней и, закрывая за собой дверь библиотеки, услышал, как зазвонил звонок.

— Хорошо хоть, что ты не дала им ключ, — сказал он.

— Я пока еще не сошла с ума, — с улыбкой ответила Сара. — Дело в том, что в этом доме слишком много всяких вещей, которыми я не смогу воспользоваться, они хотят все это купить. Я произвела оценку. Они решили привести своих оценщиков, и у меня такое ощущение, будто меня берут на абордаж.

— А почему бы этот вопрос не решить сразу? — спросил Брендон.

— В основном это моя вина. Я говорю им, что хочу продать, потом похожу по дому и увижу что-то еще, что не войдет в квартиру, тогда я им предлагаю и это. А иногда они сами приходят ко мне и спрашивают, то о какой-то картине, то о какой-то лампе. Так все это и продолжается.

Сара откинула назад волосы. День был теплым и влажным, и ее волосы кудрявой копной цвета осенней листвы обрамляли лицо.

— И не только это, — добавила она, садясь за свой письменный стол. — Папа всегда был против кондиционеров, а они хотят установить здесь какую-то новую систему и собираются заняться этим, как только закончится оформление документов, а это значит, что здесь постоянно будут ходить всякие инженеры и вообще все кому не лень.

«Попридержи язык», — сказал себе Брендон, усаживаясь в кожаное кресло напротив стола. Он знал, что Хоккинсы выложили за дом кругленькую сумму, и раз они покупают ненужную Саре мебель, то ей не придется искать других покупателей или думать, где ее хранить. «Содержание Лори в клинике стоило огромных денег, и студенческая страховка едва покрывала лишь малую часть этих средств. Не говоря уже о том, во что обходилась подготовка защиты, учитывая то обстоятельство, что Сара не работала», — думал он.

— У тебя была возможность разобраться со страховкой? — спросил он.

— Да. Я ничего не получу, Брендон. Там нечего оспаривать и не на что претендовать. Отец ясно написал, что его страховку получает мама, а в случае ее предшествующей смерти — мы. Поскольку он прожил на несколько минут дольше мамы, она сразу же должна перейти к нам. К несчастью, все, кроме дома, вложено в доверительную собственность, что было бы очень разумно, если бы ничего не произошло. Нам выплачивают по пятьдесят тысяч долларов в год в течение пяти лет, что составляет в общей сложности по четверти миллиона каждой, и невозможно изменить условия этих выплат.

— А как насчет автобусного парка? — спросил Брендон. — Ты пробовала предъявить им иск?

— Разумеется, — ответила Сара. — Но с какой стати они будут нам платить, если мы сами не пострадали в той аварии?

— Вот черт, — воскликнул Брендон. — А я рассчитывал здесь что-то выяснить. Я подпою сыщика и попытаюсь что-нибудь у него выудить, но, вероятно, это связано именно с автобусной компанией. Как Лори?

— Ей намного лучше, — немного подумав, ответила Сара. — Похоже, она уже несколько свыклась с мыслью о потере матери и отца. Доктор Донелли молодец.

— Она что-нибудь вспомнила о смерти Элана Гранта?

— Ничего. Однако она начинает кое-что вспоминать о том, что с ней произошло, когда ее похитили. Какие-то обрывки воспоминаний. Джастин, я имею в виду доктора Донелли, уверен, что над ней тогда надругались. Но даже просмотр видеокассет с записью сеансов терапии, когда проявляются ее другие личности, не способствуют полному возвращению памяти. — В спокойном голосе Сары послышалось отчаяние. — Брендон, уже май. За три месяца я не нашла ничего, что можно было бы использовать для ее защиты. Похоже, в ней сосуществуют три разные личности. Кейт, которая выполняет роль покровительницы и, словно крестная мать, оберегает ее. Она называет Лори плаксой и сердится на нее, но в то же время пытается оградить ее от неприятностей. Она блокирует память. Вторая личность — сексапильная Леона. Это она испытывала роковую страсть к Элану Гранту. На прошлой неделе она призналась доктору Донелли, что очень сожалеет о том, что в тот вечер взяла с собой нож.

— Боже мой, — пробормотал Брендон.

— И последней личностью является четырехлетняя девочка по имени Дебби. Она постоянно плачет. — Подняв руки, Сара в отчаянии уронила их. — Вот так, Брендон.