Актер не торопился. Постоял, разглядывая Казарина со всех сторон, хрустнул пальцами, качнулся с пяток на носки. Не отводя от него взгляда, Казарин потянулся к тумбочке, где должен был лежать револьвер. Актер усмехнулся, и Рома опустил руку.

– Кто ты?

Роман уже знал ответ. Он видел это лицо. долю секунды, боковым зрением, перед тем как в коридоре локтионовской квартиры на голову его обрушился удар.

– Я так и знал, – кивнул Актер, прочитав его мысли. – Старею. Утратил былую квалификацию. Эх, посмотрел бы ты на меня лет десять назад!

– Я ничего не сказал ментам.

– Это уже не играет роли.

– И не скажу…

– Я знаю.

– Что вы хотите? Деньги?

– Расскажи, о чем тебя спрашивали. Подробно.

– У меня есть деньги, шесть тысяч. И еще могу достать…

– Мне не нужны твои деньги.

– Вы пришли меня убить?! – Рома подтянул ноги к животу.

Актер молчал.

– Зачем мне что-то говорить, если вы меня все равно убьете?

– Затем, Рома, что жизнь нужно прожить так, чтобы, умирая, не было мучительно больно.

– Я ничего не скажу!

О том, чтобы напасть, Казарин даже не думал. Ему хотелось накрыться с головой одеялом и плакать.

В следующий миг сильные руки сбросили его с кровати, перевернули на живот; в правое ухо медленно вошло что-то холодное, металлическое и острое.

Казарин обмочился.

– Хорошо, что ты вчера подрался. Все синяки спишут на эту драку. Ну, я слушаю!

Актер вогнал авторучку поглубже в ухо, и Казарин рассказал все.

– Ничего не забыл?

– Нет!

На обдумывание ситуации Актеру потребовалось меньше минуты. Он слез со спины Казарина, подошел к окну. Стоял к Роме спиной, провоцируя его. Казарин на провокацию не поддался.

– Значит, Волгин поверил тебе?

– Да. Но про вас я ничего не говорил.

– Вставай, возьми тряпку и вытри свое ссанье. Не рубашку, мудак, а тряпку! Что, в ванной их нет?

Под наблюдением Актера Рома выполнил приказание.

– В армии не служил? Оно и видно… Ладно, сойдет. Теперь садись к столу, возьми бумагу. Пиши: «Я, Казарин P.P., раскаявшись в совершенном мною убийстве Инны Локтионовой, решил добровольно уйти…»

У Казарина отказала рука.

– Я н-не могу! Отпустите меня, пожалуйста!

– Рома, – Актер вздохнул, – смоги, пожалуйста. Можно, конечно, обойтись и без письма. Я порежу тебя на куски и спущу в унитаз, ты станешь просто пропавшим без вести, а я все равно найду способ повесить это дело на тебя. Сам понимаешь, ничего личного, чистый бизнес. Мне нельзя в тюрьму.

– Д-давайте я лучше признаюсь, и меня посадят…

– Пиши.

Глядя сквозь туман. Рома закончил письмо.

– Число поставить не забудь. Да, внизу припиши, что оставляешь шесть тысяч баков, которые просишь передать своим родителям.

Актер боялся, что подруга, обнаружив труп, не растеряется и приберет деньги к рукам, что впоследствии может вызвать вопросы ментов. Если, конечно, кто-то начнет ковыряться и раскопает, с какой суммой Рома покинул Новозаветинск. Миллион к одному, что этого не будет, но кто знает?

– Ты единственный ребенок в семье?

– Да.

– Плохо…

В руке Казарина оказался «Таурус». Рома не понял, откуда взялся револьвер, так же как в следующее мгновение не понял, почему его рука вдруг изогнулась и холодный ствол револьвера коснулся правого уха.

Рядом с головой раздался негромкий, будничный щелчок – это ударно-спусковой механизм пришел в движение, поднимая курок.

Казарин не вспомнил ни одну из своих трехсот с лишним женщин.

Он ничего не вспомнил.

Стало темно…

9. Отставка

Волгин приехал в прокуратуру Южного района и нашел следователя, который «закрывал» Валета.

– Зуйко? Есть такой засранец. Он и у вас что-то замолотил?

– Да нет, вряд ли. Общие вопросы.

– Плохо. Отпускать его придется.

– Нет доказательств?

– С доказательствами как раз все нормально. Его под залог выпускают, в десять тысяч рублей.

– За бандита – залог в пятьсот баксов?

– Он не бандит, а временно не работающий. У него болят почки, и жена на втором месяце беременности.

– На втором? Так он же сидит больше двух! Следователь пожал плечами.

– И когда его… того?

– Его «того» послезавтра. Так что если хочешь поговорить, то спеши. Он, кстати, наверняка знает от адвоката, что вопрос решен.

– Дело дашь полистать?

– Не дам, на проверке оно. Но там и смотреть-то нечего. Был на дискотеке, зацепил девчонку. Слегка подпоил и трахнул в своей машине. В извращенной форме, дважды. Платье порвал, нос разбил. Хорошо разбил, с переломом. Потом отвез домой и дал тридцать баксов. Это с его слов. Она отрицает.

– А мошенничество откуда взялось? Баксы фальшивыми оказались?

– Нет, я ж говорю, их вообще не нашли. На следующий день, за пять минут до того, как его опера наши повязали, он в ларек фальшивую пятисотрублевку толкнул. Сам понимаешь, у него на воле друзья остались. С ларечником разобрались, с девчонкой,, видать, поговорили. Она теперь хвостом крутит, допросить заново надо, но две недели дозвониться не могу. Ну и плюс к этому – почки ему подлечить надо и с женой разобраться. Вот и решили отпустить, – следователь пожал плечами. – Я был против. Так что если успеешь что-то на него накопать – буду рад. Успеешь? Наши опера не чешутся.

– Не успею.

– Значит, отпустим. Сволочь он! Я-то надеялся: если до суда в камере продержу, то хоть три-четыре года получит реальных. Теперь, сам понимаешь, отделается условно.

– Такие долго не живут.

– Пока толстый сохнет, тощий сдохнет. Хоть настроение ему испорти напоследок, что ли…

Испортить Зуйко настроение было сложно. Коротко стриженый бугай в дорогущем «Адидасе» с недоумением посмотрел на Волгина:

– Чего-то я тебя не знаю. Ты кто такой?

– Неправильный вопрос. Женя. Не так надо спрашивать. Правильный вопрос: ты чьих будешь? Или, еще лучше: кто твоя «крыша»?

Комната для допросов в СИЗО мало отличалась от таковой в ИВС. Освещение похуже, вместо стульев – привинченные к полу скамейки, надписи на стенах: «Легавым отомстят родные дети» и «Вася, статья 102, 93 – 95».

– Ну ты, бля, загнул!

Зуйко широко расставил ноги, оперся на колени локтями, смотрел исподлобья, с некоторым напряжением, но без страха. Несомненно, он уже знал, что скоро выходит. Ничего удивительного – местный опер предупредил Волгина, что из камеры Зуйко каждую неделю изымают по радиотелефону.

Как отдыхается, Женя? Нормально! Домой, наверное, хочется? Слышь, чего тебе надо, мент? Ты, вообще, кто такой?

– Евгений, ты не слишком борзеешь?

– Не слишком. Я тебя сюда не звал.

– Так и сел ты сюда не по своей воле. А звать меня не надо, я сам прихожу.

– Ну и на фига ты пришел? Нет, я, в натуре, не понимаю! Еще чего-то навесить хочешь? Так не получится!

– Что, нет за душой ничего?

– А вот и нет! Пойди, докажи. Знаю я ваши приколы…

– Если б знал – не сел. Не те нынче времена. Раньше б с такой статьей ты под шконкой бы жил.

– Не ваши времена. Не ментовские. А под шконкой я бы никогда не жил.

– Женя, ты такую Инну Локтионову помнишь?

– Не помню.

– В мае девяносто пятого вас за вымогалово задерживали. Она с вами была. Убили ее, Женя.

– А я-то здесь при чем? Я в это время здесь уже парился!

– Так ты знаешь, когда ее убили?

– Догадался.

– Филин, наверное, позвонил. Правильно сделал! У меня, Женя, к тебе короткий разговор. Короткий и прямой, как твои извилины. Хочу я, Женя, предложить тебе сделку. Я не мастер торговаться, поэтому сделаю свое предложение один раз и в доступной форме. Ты у нас, кажется, под залог выходишь? Можно ведь обломать тебе это удовольствие. Здорово обломать. Утром выйдешь, а вечером опять в той же камере окажешься.

– Это как же? Наркотики в карман подбросите?

– Зачем? Подбрасывать, конечно, хорошо, но слишком часто этим пользоваться не стоит. Не по моральным соображениям, а по, скажем так, технологическим… Статью сто одиннадцатую знаешь?

– Тяжкий вред здоровью?

– Угадал. Начало лета помнишь? Дискотека «Трюм», подвальный этаж, черный, который много выступал. Не возникает никаких ассоциаций?

– Я-то здесь при чем?

– Может, и не при чем. Меня ж там не было, я не видел. Но черный почему-то на тебя указывает.

– Да его ж в городе нет!

– Ай-ай-ай, Женя! Следи за языком-то! Нельзя ж так бездарно прокалываться. Он в городе. Недавно вернулся. Я с ним виделся, фотокарточку твою показывал. Представляешь, он тебя опознал. Какой гад, а? Опознал, да. Пока – неофициально. В уголовном деле ничего нет. Но, если мы не договоримся, будет. Он опознал, земляки его опознают. Там ведь ребята тоже крутые, знали б, где тебя искать, – давно бы нашли. И твой Филин их не испугает, а начинать серьезную разборку из-за тебя вряд ли кто станет. Я не прав? Сдадут и как звать забудут. Сейчас-то сдали… Откуда, ты думаешь, я про тебя узнал?

– Откуда?

– Догадайся.

Зуйко опустил голову, стиснул кулаки. С раздражением расстегнул куртку, приспустил ее, обнажая широченные плечи. На правом виднелась большая, недавно сделанная, двухцветная татуировка на тюремную тему. Владимирский Централ, ветер северный, зла не мерено – и все такое прочее.

– Пока ты сидел, Мартына взяли. С поличным. Братва на тебя грешит…

– Так это он меня вломил? – встрепенулся Зуйко.

– Женя! На такие темы в приличном доме не говорят.

– Хорошо. – Зуйко сжал кулаки, напряг шею и бицепсы. – Хорошо, черный меня опознал. Что дальше?

– Дальше, Евгений, два пути. Либо мы договариваемся, либо я передаю материалы следователю, и он тебя арестует вечером того же дня, когда ты отсюда уйдешь. Хочешь бежать из города – беги. На здоровье. Только бежать тебе некуда.

– А почему вы до сих пор ничего не сообщили следователю?

– Во-первых, я не люблю черных. Во-вторых, я рассчитываю от тебя кое-что получить. Не деньги – информацию. Что-то ты знаешь сейчас, что-то сможешь узнать, уйдя на свободу. Я объясню, какие вопросы задать, чтоб не подставиться. Многого от тебя не потребуется, но, если попробуешь меня нае…ать, наш договор будет расторгнут. Чуть не забыл: третье! «Трюм» не в моем районе, и, отдавая «палку» им, я порчу показатели себе. Так что, если будешь себя хорошо вес! сможешь спать спокойно.

– Поспишь тут спокойно, у вас на крючке!

– Женя, ты бы удивился, узнав, сколько человек у меня на крючке. И ничего, спят.

– Инку жаль, – арестант кинул на опера быстрый взгляд исподлобья. Впервые говорить на такую тему всегда очень трудно. Но в мире нет, наверное, ни одного блатного, который бы хоть раз в жизни кого-то не «сдал». По разным причинам. Страх, корысть, глупость… Тяжело лишь первый раз. Потом идет по накатанной колее.

– Ни за что баба погибла, – согласился Волгин. – Беспредел полный. Ладно б, муж ее с любовником застукал – святое дело. Но так?

Помолчали, разглядывая друг друга.

– Теперь, Евгений, расскажи мне, пожалуйста, об отношениях вашего творческого коллектива с конторой по имени «Полюс», – закончил Волгин. – Во всех подробностях расскажи.

Хмаров ждал Сергея возле известного бара. Заметив машину, подошел, наклонился к открытому окну:

– Может, посидим там? Хлобыстнем по рюмашке…

– В другой раз. Вадим сел в машину.

– Страсти кипят, шеф! Локтионов писает кипятком. На жену ему плевать, за себя переживает. Если я правильно понял, на днях мочканули его кореша. Какой-то то ли охранник, то ли детектив. И Локтионов считает, что может стать следующим.

– Есть какие-нибудь данные этого охранника?

– У нас все есть. За отдельную плату. Фамилия Варламов, вот домашний телефон… Леночка, которая секретарша, действительно подвязана к «крыше». Они ее, по-моему, и пристроили. Чтоб Локтионов от рук не отбился. Она в курсе всех тем. Если бы вы, шеф, дернули ее в кабинет и десять минут поработали дубинкой – знали бы все. Может быть, и фамилию убийцы Инны.

– Оставим этот вариант на крайний случай.

– Мне-то что? Я, наоборот, впервые доволен заданием. Честно! Классная девчонка. Со своими, конечно, тараканами. Но у кого их нет?

– Тараканы в голове есть у каждого. Плохо, когда они сумасшедшие. У Локтионова были проблемы с «крышей»?

– По каким-то вопросам они, наверное, спорили. Но чтобы проблемы… Пока я. ничего такого не слышал. Хотя, мне кажется, что знал бы, если б они были.

– Ты еще мало общался.

– Главное качество, а не размер. Хотите – верьте, хотите – нет, но «крыша» там не при чем. Они сами в легком обалдении. Локтионов, кстати, свои страхи от них скрывает. Но Леночка уже донесла.

– А за что этого охранника могли завалить?

– Шеф! Я стукач, а не волшебник. У меня пока что все. Так как насчет рюмашки? Волгин выдал сто рублей.

– Мерси! Встречаемся послезавтра?

– Да, но предварительно созвонимся. Счастливо и до свидания.

Хмаров исчез за стеклянными дверьми бара.

Волгин посидел, обдумывая информацию. Частично она состыковывалась с тем, что рассказал ему днем Зуйко. Впрочем, сегодня уже можно не ломать над этим голову. Время позднее, пора и отдохнуть.

Сергей достал радиотелефон, набрал один номер, второй. Не отвечали. С третьей попытки повезло.

– Алло! – Он едва не перепутал имя, спохватился в последний момент. – Наташа?

– Наташа. Ну, скажи еще что-нибудь.

– Добрый вечер.

– И все? После того как пропал на две недели?

– Я много работал.

– Наверное, ты звонил, но меня постоянно не было дома. А сегодня что? Все остальные тебя послали?

– Я только что освободился.

– Не продолжай, я каждый раз это слышу. Так что, приедешь?

После развода с Татьяной Сергей старался не заводить близких отношений с женщинами. Вечером пришел, утром ушел. Или наоборот. С вариантами: кафе, кино… Поздравил с днем рождения, Новым годом или Женским днем, отметился и ушел, не задерживаясь в компании, а то и вовсе по телефону, благо работа позволяла сказаться занятым в любое время. Никаких совместных походов к знакомым, посиделок с потенциальным тестем. Не от душевной черствости или того, что нравилась жизнь холостяка. Просто…

Можно было борзануть и проскочить на желтый, горевший последнюю секунду, но Волгин остановился. Перед капотом замелькали пешеходы, торопившиеся на последний трамвай, сзади кто-то нетерпеливый вдавил клаксон.

В зеркало Волгин видел широченный нос черного «Мерседеса CL К 430», разглядел перекошенное лицо парня за рулем, но не насторожился, сидел спокойно, пытаясь восстановить оборванную мысль. Что-то он вспоминал…

«Мерседес», хищно урча мотором, вклинился в щель между волгинской «ауди» и «Самарой» в среднем ряду. Даже фары машины, казалось, сощурились от злости.

– Ты чо тормозишь? – рявкнул водитель, парень лет двадцати пяти, здоровенный, в полтора центнера весом, повидавший в жизни все, от детской комнаты милиции до казино в Монте-Карло.

Волгин миролюбиво указал на светофор: красный.

– Ты, бля, баран, не можешь ездить – на лыжах ходи! Козел долбаный, я твою маму…

Опять загорелся желтый. Пока выскочишь из машины – «мерс» уедет, даже номера не запомнишь. И гонки устраивать несерьезно, слишком разные потенциалы у машин.

– Давай, перекресток проедем и выйдем, поговорим, – крикнул Сергей, приспуская стекло правой двери.

– Чо-о? Я с тобой говорить буду?! Да… – от избытка чувств парень плюнул, целясь в боковину «ауди».

Тут же загорелся зеленый, и «мере» сдал назад, как будто делал короткий разбег, чтобы выстрелить вперед и налево, подрезая Сергея. Расчет был прост: кто ж станет таранить крутую тачку?

Волгин не остановился.

«Мерседес» ударил в крыло «ауди». С противным скрежетом смялось железо, более тяжелый «CL К» вытолкал «восьмидесятку» на рельсы, тронувшийся было трамвай осадил, машины остановились.

Чушь какая-то. Ну почему именно сегодня, не на денек попозже?

Сергей отстегнул ремень безопасности.

Парень уже выскочил из «мерседеса», с ходу оценил повреждения и летел к нему, выскакивая из своего костюма, сжав гиреподобные кулаки.

– Да я тебя, падла…

В машине остался кто-то еще. Боковым зрением Волгин заметил силуэт на переднем сиденье «мерса», отметил в нем что-то знакомое.

Пора.

– Стоять, бля! – Он прыгнул навстречу, обнажив пистолет.

Парень сделал по инерции еще полтора шага. Костюм на нем обвис. Лицо его последовательно отразило бурю эмоций. Ярость, удивление, страх. Кажется, он решил, что нарвался на киллера, хитроумно подготовившего покушение.

– Я ничего, брат…

Волгин приблизился.

– Как самочувствие?

Они оба знали тот анекдот.

– Веришь, лучше, чем до аварии! – парень дернул уголком рта, неотрывно глядя на ствол пистолета.

Некто, оставшийся в «мерседесе», решил выйти. Услышав, как щелкнула дверь, Волгин ударил парня в пах, завалил мордой на капот своей машины, сковал запястья наручниками. В какой-то момент, чтобы удобнее было надеть «браслеты», пистолет пришлось сунуть под мышку…

Разглядев пассажира, Сергей едва не выронил ПМ.

Татьяна.

Татьяна?! А что она…

Спокойно. Она теперь может ездить в любой машине и с кем угодно.

– Привет, – сказала она как ни в чем не бывало.

– Танюха! – дернулся водитель. – Позвони паца…

– Заткнись! – Волгин стукнул его по загривку, машинально упер пистолет в спину, двумя пинками раздвинул ноги шире.

– Потерпи, Славик, – сказала бывшая жена. Сергей оглянулся. Все правильно, ее везли домой. Два квартала оставалось проехать.

– Как дела? – спросила Татьяна. – Ты все там же?

Последний раз они разговаривали полгода назад по телефону.

– Да.

– Не понимаю, что ты нашел в этой работе.

– Романтику.

– Конечно, это твое дело.

– Да вы… – Водитель пытался вывернуть голову, чтобы рассмотреть, чем они занимаются.

– Не суетись, – Волгин стукнул его еще раз. Без злобы.

– Подожди, Славик, – сказала Татьяна.

– Неужели ты меня не узнала?

– Нет, мне казалось, что у тебя машина темнее.

– Она поблекла после твоего ухода.

– Вообще-то Славик спокойный. Нас «подрезали» на том перекрестке.

«Он же тебя моложе лет на пятнадцать», – хотелось сказать Волгину. Но он промолчал.

Ревниво отметил, что она изменилась. Выглядит просто шикарно. Уверенная в себе бизнес-леди, знающая себе цену хищница, принявшая правила игры, где все кого-то или что-то продают, подставляют, проплачивают, заказывают и кидают. Нашла себя в этом мире. Кто бы мог подумать? Ее всегда хотелось защитить…

– Да не могу я больше! – взревел Славик.

– Мальчик не станет быковать?

– Не станет, – заверила Татьяна. Сергей убрал пистолет и снял наручники. Славик развернулся, осмотрел их по очереди и остановил взгляд на Сергее.

– Иди в машину, – сказала Татьяна, и Славик ушел.

Она достала бумажник, отсчитала несколько пятидесятидолларовых банкнот.

– Славик виноват…

– Где ты его откопала?

– Он наш менеджер.

– Убери деньги.

– Сережа, давай без сцен. Я помню, сколько тебе платили.

На них уже смотрели зеваки из числа опоздавших на трамвай.

– Лучше купи кавалеру «памперсы». Кстати, позови его, пусть он свой плевок вытрет.

– Славик не попал на машину. А за железо – вот деньги. Бери, не ломайся.

Волгин отвернулся.

Татьяна приподняла бровь, склонила голову набок. Движения были хорошо отработаны.

– Не замечала в тебе раньше…

– Я изменился. Не в лучшую сторону. Приятно было повидаться. Счастливо!

Он сел в машину, сдал назад и резко объехал Татьяну. Она так и стояла посреди дороги, держа в руках деньги, а за спиной ее мигал «аварийкой» «мерседес»…

Через пару часов, в самый неподходящий момент, Сергей представил Татьяну и Славика. Похожая квартиру, аналогичная обстановка, такие же, с вариациями, слова…

Какое ему дело до чужой женщины, пусть даже бывшей жены?

Никакого. Да, совсем никакого.

Но на душе лежал камень.

Он ушел рано утром, чтобы скорее заняться делами и отвлечься.

Удалось. В течение дня лишние мысли его не посещали.

* * *

Коллега из Западного ОРУУ ^[12] достал ежедневник, пролистал несколько страниц.

– Значит, так. Варламов Олег Ярославович, пятьдесят первого года рождения. «Бээс», то бишь бывший сотрудник. Уволился на пенсион в девяностом, с должности заместителя начальника одного из отделов главка. Болтался по всяким конторам, в январе девяносто шестого приткнулся в охранное предприятие «Галс», в кресло зама генерального. Фирма крошечная, дышит на ладан, все никак надышаться не может. В штате всего пятнадцать охранников и пять человек руководства, включая юрисконсульта на полставки и секретаршу-делопроизводителя. Охраняли две стройплощадки, офис и мини-рынок. Неофициально подрабатывали всякими незаконными вещами. Подслушивание, подглядывание… Поднюхивание, наверное, тоже. С переменным успехом собирали компромат. Привлекали к работе знакомых из числа действующих сотрудников УР, которых регулярно кидали с оплатой. Довольно тесные контакты с бандитами.

– Филин нигде не мелькал?

– В полный рост мелькал. Он, собственно, за этой фирмой и стоит, как я понял, на его деньги она и создана, только дохода приносила с гулькин хвост. С другой стороны, несколько его боевиков там оформлены, разрешения на оружие имеют. Варламов отвечал за техническую разведку. Большой специалист по всяческим «жучкам» и замаскированным видеокамерам… Нашли его позавчера, жена нашла. Он ее отослал в деревню, говорил, что должен закончить какую-то срочную работу, после которой они заживут как люди. Жена почуяла неладное и прилетела в город, но – поздно. Муженек был уже холодный. В комнатах полный разгром, он – в спальне, привязанный к стулу. На теле следы пыток. Сердце не выдержало, когда ему ногти вытягивать стали… Неосторожное, можно сказать, убийство. Посмотри фотки – вот что с ним сделали. Качественно, да? Я такого еще не встречал. Профессионал работал. Мне начальник посоветовал в план мероприятий забить отработку лиц, проходивших подготовку в диверсионных подразделениях. Получить в военкомате список – и вперед, с вопросом: «Не вы ли его запытали?»

– Пропало что-нибудь?

– Деньги на месте. Пара штук рублями и сотка баксов. Записных книжек нет и, возможно, некоторых видеокассет. Жена не может указать точно.

– Он хранил дома какие-нибудь рабочие материалы?

– Мог. Потому, мне кажется, кассеты и прихватили. На работе у него порылись, но, естественно, без толку. Все любопытное до нас унесли. Коллеги разводят руками и в один голос твердят, что к делам «Галса» эта история отношения не имеет. Он где-то на стороне в блудняк вписался. И, что самое смешное, я им почему-то верю. Интуиция. Тем более что он постоянно искал всякие левые темы. Вполне мог раздобыть компромат и попытаться его продать.

– Без подстраховки?

– Может, и страховался, да мы об этом не знаем. Чувствую, капитальный «глухарь» поимели. Будут меня за него драть на каждом сходняке… то есть совещании. Ни одной зацепки реальной. Пока кто-нибудь сам с явочкой не придет. Так ведь не придет никто, вот в чем проблема…

– По связям его есть что-нибудь интересное?

– Там столько интересного, что мне до пенсии не разобраться. Я же говорил, почти все записи пропали. Был у него, кстати, один дружок, некий Паша. Тоже из бывших ментов, всю жизнь баранку крутил, уволился в девяносто третьем, одно время в «Галсе» трудился водилой, потом сократили. У него с трупом были тесные дружеские отношения. Одна беда – никаких его концов не найти. Был прописан в милицейской общаге, после увольнения комнаты лишили, новой прописки не поимел. Якобы где-то в пригороде есть у него домик, там он и живет. В «Галсе» клянутся, что адрес знал только Варламов. Свистят, наверное. Хочешь, чиркани данные этого Паши, может, тебе повезет больше…

– А фамилия Локтионов нигде не мелькала?

– Есть такая буква в этом слове… Приятель Варламова со студенческих лет. Общались до последнего времени. Может, и знает чего. Он ко мне подойти должен. А что такое?

– Двадцать первого числа у него задушили жену.

– Опаньки! Ни хрена себе сюжетец… В дверь постучали.

– Можно?

Замерев на пороге, Эдуард Анатольевич удивленно смотрел на Волгина.

– В Старославянске застрелился Казарин…

…Катышев нависал над своим столом, опершись руками в столешницу, и смотрел на Волгина осуждающе, словно именно Сергей завалил несчастного плейбоя.

– Только что сообщили. Пустил пулю в лоб на квартире подруги.

– Она это видела?

– Она не видела. Она была на работе. А он оставил записку. Посмертную.

– Посмертных записок не бывает.

– Не умничай. Знаешь, что в ней?

– Признание в убийстве Инны?

– Уже от кого-то слышал?

– Догадался.

– Тогда догадайся, что он про тебя написал.

– Написал, что мы душили ее вместе.

– Все смеешься? Зря смеешься. Уже не смешно. Ты обыск на его квартире проводил? Проводил. И просмотрел револьвер, из которого он шмальнул себе в башку!

– Что за бред? Да восемьдесят процентов обысков проходят без результата.

– Он объясняет это по-другому. Я опрошу понятых, которых ты записал в протокол. Надеюсь, ты их не из головы выдумал?

– Не из головы.

– По закону, ты должен был взять с собой Казарина или кого-то из его родственников. В крайнем случае, представителя жэка.

– Первый раз слышу.

– Кто с тобой был? Родионов? Скажи ему, пусть пишет рапорт.

– Сам скажешь.

– Я не закончил. Казарин написал, что в ИВСе ты вымогал у него взятку. Он хотел сознаться, но ты его опередил, сказал, что за пару зеленых готов организовать его освобождение.

– За два бакса? Да никогда в жизни!

– За две штуки. Якобы доказательств хватает и ты можешь его арестовать, но за пару тонн гарантируешь освобождение с дальнейшим прекращением дела.

– Василич, тебе не смешно?

– Грустно. И стыдно, бля! Естественно, он раздумал признаваться. Шум уже пошел. На самом верху. На высшем уровне, – Катышев указал пальцем в потолок, за которым была только жестяная крыша, над которой шумел ветер. – На тебя и раньше жаловались. В том числе и на вымогательство взятки.

– Да кто сейчас не жалуется? Особенно с тех пор, как УСБ ^[13] организовали и разрекламировали по всем газетам!

– Ты это им объяснишь. Ты чо, не догоняешь, чем для тебя это пахнет? Они проведут проверку. Полную! Предписано временно отстранить тебя от работы.

– И слава Богу. Хоть отосплюсь!

– Остришь? Посмотрим, как ты будешь острить на ковре у начальника главка! Короче, до выяснения обстоятельств сдай оружие.

10. Удачная встреча

Первой жертвой Актера тоже была женщина. Тридцатилетняя любовница одного из «сильных мира сего», которая решила срубить деньжат по-легкому, обнародовав скопившийся у нее компромат в самом начале «смутного времени». Подробностей Актеру не сообщали, ему не полагалось их знать, чтобы в дальнейшем не превратиться из охотника в мишень. Он вылетел в далекий сибирский городок и управился за несколько часов, не прибегая к помощи коллег из местного филиала конторы.

В дальнейшем он всегда старался работать один.

Ту, тридцатилетнею, он утопил в ванне, и до самого последнего мига она смотрела ему в лицо, не пытаясь освободиться. Вышло не очень гладко, на теле остались следы, но дело замяли. Компромат, если таковой имелся, достоянием гласности не стал.

Тогда Актер первый раз задал себе вопрос: об этой ли работе он мечтал? Первый и, как ни банально это звучит, последний. На такие вопросы не бывает ответов. Работай или уходи в сторону. Если, конечно, дадут уйти.

Он вырос в маленьком городке на берегу теплого моря. Мать работала телефонисткой при воинской части, отца он не помнил. Отец погиб во Вьетнаме, на той войне, в которой мы не принимали участия. Когда мать умерла, сослуживцы отца определили его в интернат, находящейся под патронажем служб, заинтересованных в людях, не имеющих корней и прошлого, в работниках, которым нечего терять. Различные тесты подтвердили пригодность к такого рода службе, специалисты определили линию обучения, и другого пути не осталось.

Годы учебы прошли незаметно, как обычные школьные и студенческие годы. По крайней мере, так всегда кажется, когда они остались за спиной. Наряду с общеобразовательными, его учили и предметам весьма специфическим. Это машины в те годы – как, впрочем, и в нынешние – делать не умели, а в секретных сферах был полный порядок. Некоторые не выдерживали, отсеивались, о дальнейшей их судьбе никто не знал. Актера это не волновало, он был доволен. Есть такая профессия – Родину защищать, а что касается методов, то испокон веков все государства их применяли, несмотря на всяческие конвенции и договоры. Применяли и будут применять; страна, которая от них откажется, протянет недолго…

Отличником он не был, но и в худших не ходил, числился крепким середнячком и остался доволен полученным распределением, уверенный, что его дело – четко исполнять приказы, а об остальном позаботятся те, кому это положено.

Первой была сибирская любовница, потом – множество других людей. Дорожно-транспортные происшествия, несчастные случаи в быту, скоротечные болезни на работе… Всякое случалось. В те годы насильственную смерть важных персон старались маскировать. Не шмаляли в подъездах из пистолетов, не взрывали машин, не палили из гранатометов. Актер исколесил всю страну, довелось побывать и за границей, особенно часто – в период «бархатных революций».

Командировка в Новозаветинск сразу пришлась не по душе. Он даже пытался увильнуть, чего раньше не допускал. Было предчувствие… Или потом уже стало казаться, что оно было?

Он прилетел в конце мая, рассчитывая пробыть три месяца. Страну ощутимо потряхивало, работать становилось все труднее, да и объект был на редкость сложный. Прежде чем нанести удар, следовало хорошо осмотреться, как обычно не доверяя никому из местных.

Объектом был Л. Пока Актер искал подходы, ситуация в Центре изменилась, и его просто «сдали», выторговав у Л. какие-то уступки. Или же просто кто-то из руководящего звена конторы продался за деньги.

Актера «сожрали» областные комитетчики. Полтора месяца крутили по своим темам и, поскольку использовали не только гуманные методы следствия, узнали много интересного. Настолько много, что Актер просто не мог остаться в живых, но «исполнение» почему-то заволокитили, а потом в Центре опять что-то перевернулось, и Актера, уже простившегося с жизнью, «скинули» ментам, благо поводом для ареста служила обычная, общеуголовная статья.