Средневековье (№1) - Госпожа моего сердца

– Не говори мне ничего.

Уже прошло несколько недель, но все равно ей чудился запах дыма и казалось, что снова видит его, одетого во все красное, стоящим на подиуме. Сегодня он был в голубом и белом. С тех давних пор он не надевал красного, поэтому она все же могла смотреть на него. Он вдруг повернулся.

– Этот ее гонец. Я уверен, что это какая-то хитрость. Нужно что-то делать. Господи, я не могу сейчас сидеть спокойно и только потом узнать, что это была просто приманка для меня. – Он закрыл лицо руками. – Боже мой! Где же она?

Кара опустила глаза. Она перебирала пальцами ткань платья.

– Гонец не скажет?

– Нет. – Он резко обернулся. – По крайней мере, по-хорошему.

– Может быть, он и не знает?

– Знает. Она с Зеленым Рыцарем. Она использует его, но я не могу понять ее намерений. – В его голосе звучала ледяная струнка. – И еще мой отец – я ему так и не послал ни слова. Не смею. Я не смею даже просить его защитить твою сестру. Кара, этот гонец… – Он смолк, как будто сказал слишком много.

– Что гонец? – вскричала она, буквально вскакивая с кресла. – Ты ведь хочешь пытать его? Да? И спрашиваешь, могу ли я предложить что-нибудь получше? Ты же знаешь, что я понятия не имею, что делать!

– Я думал, если ты поговоришь с ним… Я его здорово напугал. Он еще совсем мальчик, просто ребенок.

Кара рассмеялась.

– Ты еще более глуп, чем я думала, если надеешься, что я смогу сделать то, что не удалось тебе.

– Или твой друг Гай, – продолжал Аллегрето, не обращая внимания на ее слова, – он как раз вернулся из разведки.

С замиранием сердца она подняла глаза. Но во взгляде Аллегрето не было заметно угрозы, а только истома. Он не подходил к ней с того самого Дня, когда убил Фицино. Он не настаивал. Она могла бы подумать, что это просто была игра воображения – то единственное прикосновение, – если бы не видела его лица теперь, когда он был рядом.

– Если бы только ты могла помочь мне, Кара, – сказал он удивительно беспомощно. – Я так стараюсь.

И вдруг, без всякой причины, ее глаза наполнились слезами.

– Я тебя не понимаю.

Он отошел от окна к гобелену.

– Да, я знаю.

Теперь он стоял перед вышитым оленем, и вышитый охотник с изумлением взирал на него.

– Ты ничего не можешь сделать, – сказал он мрачно. Он был удивительно красив. Она никогда не видела ни человека, ни произведения искусства столь прекрасного и ужасающего. Она подавила слезы.

– Аллегрето, я постараюсь, если ты хочешь.

– Это бесполезно. Ты только все испортишь, и Гай тоже. – Он улыбнулся ей, как резная статуя ангела в соборе. – Вы – безнадежная парочка.

И она попыталась. Она отнесла гонцу еду. За ней следили, чтобы она не помогла ему бежать. Как и говорил Аллегрето, он был очень напуган. Он даже не стал есть. Гонец сидел сгорбившись на скамейке, с тонким носом и длинными пальцами музыканта. Аллегрето даже оставил юноше его инструмент, но вряд ли он играл на нем. В камере было холодно. Аллегрето назвал его мальчиком, однако, похоже, они были ровесниками. Но он никогда не стал бы таким же взрослым, как Аллегрето, даже если бы прожил сто лет.

– Вы говорите по-французски? – спросила Кара.

Он не ответил, а только отвернулся. Но Каре показалось, что он понял ее. Она вздохнула.

– Я пришла, чтобы объяснить вам. Вы должны ответить на все вопросы Аллегрето.

Он взглянул на нее и сразу же отвернулся снова. На его лице появилось выражение упрямства.

– Он только хочет найти мою госпожу и убедиться, что она в безопасности.

– Она – в безопасности, – ответил молодой человек.

– Откуда такая уверенность? Почему мы не можем поехать к ней, если она не едет к нам?

– Я сказал вам, что мог. – Он встал и как-то крадучись стал передвигаться по камере. – Судите меня, если хотите!

Кара тоже поднялась.

– Вы не понимаете, как опасно ваше положение, – сказала она резко. – Вы не понимаете, что может означать наказание.

– Что? Раскаленные клещи? Колесование? Давайте же! Я поклялся! Я не буду говорить.

Она удивленно покачала головой.

– Вы так молоды.

– Я умру раньше, чем скажу что-либо, – почти выкрикнул он.

– Мне кажется – это не мужество, просто непонимание. – От взволнованного дыхания Кары в холодном воздухе будто вспыхнуло пламя. – Вы знаете, почему вас не тронули до сих пор? Благодаря мне! Ему не хочется огорчать меня, ты, глупый мальчишка! Как ты думаешь, сколько это может продолжаться?

Он выпрямился и сказал, усмехаясь:

– Скажите вашему любовнику – пусть пытает меня, если хочет.

– Ах так! – Она постучала в дверь, чтобы ее выпустили. – Тогда я скажу ему, чтобы он преподал вам урок, какого заслуживает этакий глупец.

Охранник отпер дверь и сразу же закрыл ее за спиной Кары. Она сбежала вниз по винтовой лестнице. На первой же площадке ее встретил Аллегрето. Она не говорила ему, что пойдет к узнику, но, конечно, он знал. В его глазах она увидела вопрос.

– Я ничего не узнала, – сказала она. – Но он – только глупый мышонок среди котов.

По его молчанию и легкому движению плеча она поняла, что он действительно надеялся, что она узнает что-нибудь. Но в следующее мгновение он опять был как тот ангел, живой камень.

– Значит, ты снова должна пойти к нему завтра и сказать, что терпение твоего любовника иссякает.

Фарс разыгрывался в течение недели. Каждый день Кара боялась, что, войдя в камеру, не найдет в ней гонца, – она уже хорошо познала жестокость Аллегрето. Ей не приходилось притворяться перед узником, она действительно боялась. Время шло, а Аллегрето не будет, просто не сможет, ждать так долго.

Она видела, как он борется с собой. Даже сенешаль стал поговаривать о более строгих мерах. Сэру Томасу не нравилось, что в дело с пленным гонцом вовлечена женщина. Он пожимал плечами и говорил «Ну вот!» каждый раз, когда Кара рассказывала о беседе с узником.

– За принцессу потребуют выкуп, попомните мое слово, – говорил он. – Да еще придется платить, если мы не доставим ее.

Аллегрето сидел за массивным столом, глядя вдаль поверх головы сенешаля. Казалось, с каждым днем он все больше погружался в себя, в свое отчаяние. И только в те моменты, когда Кара возвращалась из башни, он оживал на какие-то мгновения, пока она не говорила, что не узнала ничего нового.

Так же, как она, он, по-видимому, осознавал бессмысленность ее усилий. Но вместо того, чтобы прийти быстрее к предрешенному концу, он погрузился в состояние оцепенения. У него не было желания советоваться с сэром Томасом или обижать Кару. Ничего, кроме этих мгновений оживающей надежды раз в день.

Кара начинала ненавидеть Дезмонда. Он становился все более упрямым. Казалось, он черпал силы в ее визитах, выслушивая все эти предупреждения и угрозы от женщины.

– Ты должен сделать что-то еще, – наконец сказала она после очередного бесплодного визита в башню.

Аллегрето взглянул на нее.

– Должен? – спросил он мягко.

Она подумала о Дезмонде, о том, как он горд детским глупым мужеством. Он пытается защитить человека, который не заслуживает того. Он пытается защитить ее госпожу и ее дьявольские планы. Она вспомнила о Фицино, который всегда понимал, что происходит. И Аллегрето, стоящего в алом на подиуме, цвет крови и пламени.

Как бы там ни было, но после той ночи он отдал свою душу ей, как будто она могла защитить ее. И теперь он ждал ее решения.

– Ты должен еще раз поговорить с ним, – сказала она.

Он улыбнулся, откинулся в кресле и засмеялся.

– Кара! Ах, Кара!

Он говорил как будто в отчаянии. Он затравленно оглядел комнату, как заключенный смотрит на стены своей камеры, отыскивая возможности для побега. Он отпихнул кресло, вскочил, как загнанный в угол кот, и выбежал из комнаты, оставив Кару и сэра Томаса одних.

Кара еще не спала, когда он пришел. Она слышала, как трубы возвестили чье-то прибытие, а появление Аллегрето подтвердило ее опасения.

– Она здесь? – прошептала она. Он прикрыл ей рот рукой, двигаясь абсолютно беззвучно, и стал вытягивать ее из постели. Некоторые из дам заворочались, но он успел уже вывести ее на лестницу. Там было очень холодно, но он все увлекал ее за собою вниз, в темноту. Со двора доносились голоса мужчин, которые становились особенно громкими возле бойниц.

Они добрались до площадки, и тут он стал подталкивать ее к открытому окну. Он дышал тяжело и прерывисто, как будто в нетерпении, обнимая ее за плечи.

Кара взглянула в окно. Внизу горели факелы. Холодный ветер дул ей в лицо. Она пыталась узнать голоса и разобрать слова. Кто-то поджег кусты, и пламя высветило человека, стоящего возле лошади.

В ужасе она закрыла ладонями рот.

Казалось, замок и весь мир перевернулись. Аллегрето склонил голову ей на плечо.

– Джиан, – произнесла она, перекрестившись. – Дева Мария, защити нас!

– Что он сделает со мной! – прошептал он. – Боже мой, Кара! Что он со мной сделает!

Она не знала, как Аллегрето в конце концов удалось придти в себя. Джиан Навона не говорил ничего, взирая на них поочередно – на своего несчастного сына, на сэра Томаса, на Кару и на Дезмонда, привязанного к скамейке. Горела всего одна свеча, освещая их и оставляя Джиана в тени. Аллегрето отвечал на вопросы, но Кара не слышала их. Их заглушало биение ее сердца. Вдруг она услышала свое имя и почувствовала, что на нее смотрят.

– Поднимите голову, донна Кара, – приказал тихий голос из темноты. – Это вы дали вашей госпоже отравленных ракушек?

Язык не слушался ее. Аллегрето взглянул на нее. Это был один из тех странных взглядов, полных презрения.

– Вы понимаете, что это ненамеренно. Просто я не заметила, что ракушки дурно пахнут.

Джиан усмехнулся.

– Хорошая служанка, – проговорил он. – Только немного ошиблась.

Аллегрето фыркнул. Взгляд его отца скользнул по нему и остановился на Дезмонде.

– Сэр Томас, – сказал Джиан, не сводя глаз с молодого человека, – ваше терпение весьма похвально. Вы не удивитесь моей заинтересованности, когда я скажу, что принцесса и я должны пожениться. Или мой сын не говорил вам?

Сенешаль откашлялся.

– Он ознакомил меня с тем, что вы имеете особое отношение к госпоже, и был здесь основным хранителем ее и ваших интересов, всегда оказывал помощь в нашем нелегком деле.

– Надеюсь, он действительно помог вам. Но в его юные годы нельзя нести столь тяжкое бремя, особенно теперь, когда я здесь.

– Замок в вашем распоряжении, мой господин, – сказал сэр Томас. – Моя единственная цель – это благополучие ее величества. Я не просил помощи короля, потому что…

– Это очень правильно, – прервал его Джиан. – Сообщить столь безрадостные вести было бы ужасной ошибкой. Вы все сделали правильно, сэр Томас, так же, как и донна Кара.

Все это время он не сводил глаз с Дезмонда.

– Единственное, что несколько огорчает меня, это то, что донне Каре пришлось приложить свои усилия, какими бы они ни были полезными, в отношении тех вопросов, которые мой сын мог бы решить несравненно более успешно

Аллегрето сидел тихо, лениво поглядывая в дальний угол зала, где стоял его отец. На губах его была все та же презрительная улыбка, глаза полуприкрыты.

– Я горжусь тобой, Аллегрето. Ты был здесь.Ты настоящий сын.

– Мой господин, – Аллегрето поклонился.

– Я не известил тебя о своем приезде. Это, по-видимому, единственная причина столь нерадостного приема.

Аллегрето не сказал ни слова. Он даже не пошевельнулся.

– Доставь это, – Джиан указал на Дезмонда, – туда, где я смогу разобраться с этим, если ты сам не смог.

Дезмонд был бледен. Он закусил губу, когда Аллегрето подошел к нему и отвязал его от скамейки. Теперь он осознал все предупреждения Кары, но было слишком поздно.

– Донна Кара, – сказал Джиан, – вы должны позаботиться, чтобы комнаты для вашей госпожи были готовы. Я думаю, она скоро будет с нами.

Кара не могла сомкнуть глаз. Она отправилась в часовню и стала молиться там о душах своих родителей и сестре. Она молилась о Дезмонде. Пришедший для службы священник с любопытством посмотрел на нее, и она поспешила уйти, чтобы не привлекать излишнего внимания. Все было тихо и неподвижно во дворе замка, освещенного холодными предрассветными звездами.

Из арки у входа появилась темная фигура человека. Это был Аллегрето.

– Подожди, – сказал он. Его голос немного дрожал.

Она почувствовала слабость.

– Все кончено?

– Нет, – тихо сказал он. – Он все еще держится. Не много времени прошло. – Он вздрогнул. Даже в темноте она увидела, как сжимаются его кулаки. – Мне жаль, – прошептал он.

Она закусила губу. Потом покачала головой.

– Это все твой отец.

– Я не знал, я даже не предполагал… Ты не должна даже подходить к нему. Я даже не мог подумать, что он приедет сюда.

Он дрожал от страха. Ей показалось, что он сейчас упадет, и она попыталась поддержать его. Он схватил ее руку и страстно прижал ее к своему лицу. Она почувствовала слезы на его щеках, но они были холодны, как будто плакала мраморная статуя.

– Не надо, – она не могла смотреть на его отчаяние. Она обняла его, пытаясь успокоить. Со вздохом он уткнулся лицом ей в плечо, как испуганный ребенок. Потом поднял голову и поцеловал ее.

– Нет, – говорила она. Но его холодные губы и щеки касались ее, забирая у них живое тепло с отчаянной жадностью.

– Нет. – Она отвернулась. Она провела рукой по его волосам, как бы отстраняя его, но в то же время не выпуская из объятий.

Так они и стояли некоторое время. Она все гладила его по голове, пока ее рука не замерзла. Вдруг он отстранился от нее.

– Сука от Монтеверде! – проговорил он, но в голосе его не было злобы, только боль.

Его тень падала рядом с ней на стену. Она коснулась ее ладонью, но тень была холодной и темной, неживой. Она подумала о том, что ее жизненных сил слишком мало для него, даже если она отдаст их все.

– Пойдем, – сказал он спокойно, как будто еще минуту назад они не были так близки. – У меня есть идея, и мне нужна твоя помощь. – Он взглянул на нее. Его лицо было как камень в освещении звездного неба. – Но если ты ошибешься, Монтеверде, это погубит нас троих.

Она не могла смотреть на Дезмонда. Она боялась даже взглянуть на него. Когда открыли дверь, она вскрикнула от боли и ужаса. Охранника не было. Аллегрето приказал ей сидеть и говорить только тогда, когда ей позволят. Она не стала спрашивать, что он сделал с охранником, но смотрела на то, что они сделали с Дезмондом.

В погребе горела свеча. Тень Аллегрето скользила по развешенным тут же окорокам и мешкам с яблоками.

– Ну, мой упрямец. Вот ты и познакомился с моим отцом, – говорил он тихо. – Теперь выбирай сам, с кем тебе лучше иметь дело.

Кара, не отрываясь, смотрела на открытую дверь и лестницу за ней. Дезмонд молчал, было слышно только его прерывистое дыхание.

– Ты все равно не выдержишь пыток, – сказал Аллегрето. – Скажи мне, где она, и я увезу тебя отсюда раньше, чем придет мой отец.

– Нет, – прошептал Дезмонд.

– Тогда скажи мне, как я могу передать ей, что мой отец здесь. Она не ждет этого. Никто из нас не ожидал…

– Нет, ты скажешь ему все… – слабеющим голосом прошептал Дезмонд.

– Кара.

Она обернулась. Она посмотрела только на его лицо, на его бледное лицо. Оно не было разбито.

– Ты не слушал меня раньше, так послушай сейчас! Аллегрето освободит тебя, ты не сможешь противостоять Джиану. Он станет убивать тебя постепенно, или вообще оставит жить, что еще хуже. Но он убьет и нас, если узнает, что мы приходили помочь тебе! Мы старались избавить тебя от пыток, тогда этого не было бы вовсе. Глупый, помоги же себе! Аллегрето рискует жизнью из-за тебя!

Его глаза закрылись, а голова упала на плечо. Он что-то бормотал по-английски.

– Говори по-французски, – раздраженно сказал Аллегрето. – Мы не понимаем.

– Я не знаю, – повторил молодой человек. Он сглотнул слюну и застонал. – Я не знаю. Мне больно.

– Вот мой нож. Ты видишь? Я освобожу тебя. Тебе не будет больше больно. Как только ты скажешь мне, где она, я освобожу тебя.

Он повернул голову Дезмонда, чтобы тот мог увидеть нож.

– У тебя есть время, пока она считает до двадцати. А потом мы оставим тебя на суд Бога и моего отца.

Он кивнул Каре. Она начала считать очень медленно, как только могла, глядя Дезмонду в лицо. Он молча качал головой. Откуда-то сверху донесся крик петуха. Светало.

– …Восемнадцать, – сказала она, закрывая глаза, – девятнадцать…

– Я не могу сказать вам, но я могу доставить… Аллегрето перерезал одну веревку, и Дезмонд вскрикнул, когда одна рука упала ему на колени.

– Доставить? – продолжал Аллегрето, работая ножом.

– Доставить… поблизости от нее… дадите мне послание. Подождете… ответа. Я клянусь. Помогите мне!

Аллегрето отвязал его.

Темные серые тучи, ползущие с холмов, предвещали дождь. Холодный ветер дул с севера, заставляя трепетать черные ветви деревьев, уже покрытые свежими почками.

Меланта не стала больше запускать Гринголета. Сильный ветер мог снести сокола за гору. Лошади медленно шли вдоль реки, пощипывая молодую травку. Меланта, закутавшаяся в накидку, была погружена в размышления о своем муже.

Сначала музыка показалась лишь отзвуком ветра. Она прислушалась. На поляне она снова услышала ее, или ей показалось? Иногда это была мелодия, а иногда просто отдельные звуки. Она обернулась и посмотрела на Хью.

– Да, я слышу, моя госпожа. Должно быть, это Дезмонд.

Меланта сжала поводья.

– Он вернулся.

Под звуки этой прерывающейся мелодии к ней вернулось старое предчувствие. Хью смотрел на горы поверх деревьев. Он потянулся за рогом, висевшим у него на плече.

– Поедем к нему, – сказала Меланта. Он замер с рогом в руке.

– Моя госпожа, лорд Руадрик сказал…

– Поехали!

Она повернула коня.

– Или я поеду одна.

Она поскакала вниз вдоль реки. Лошадь ступала в воду, поднимая фонтаны брызг. Они поднялись на заросшую тропинку на другом берегу. Хью ехал позади.

Рук придержал коня, давая тому возможность отдохнуть. Он улыбнулся при виде Майского шеста, стоящего посреди луга и обвитого разноцветными лентами. Похоже, погода не будет способствовать празднику, как это и бывало обычно, но каждый год он надеялся. Если не будет солнца, они просто перенесут шест и само празднование во двор замка.

Он оставил свои топор и булаву на краю луга, чтобы забрать их позже. На лугу паслись двадцать ягнят. Они лежали или бегали, некоторые пристально смотрели на него, как будто он был загадкой, которую непременно нужно разгадать. Джоан Тамбстер остановила его в воротах, чтобы продемонстрировать, как ловко она может перепрыгнуть через хвост Ястреба. Конь спокойно терпел это. Милые девчушки с их милыми пустяками были, видимо, ему гораздо симпатичнее взрослых вооруженных мужчин.

Они так и въехали во двор с Джоан, стоящей на спине Ястреба и державшейся за плечи Рука. Ее брат, который мыл корову, стал кричать ей, чтобы она отпустила руки и стала ровно. Она как раз попыталась сделать это, когда откуда-то издалека донесся звук рога, подхваченный другим, уже рядом с воротами.

– Дезмонд вернулся!

Джоан поскользнулась и ухватилась за шею Рука, едва не задушив его.

– Эй! Подожди!

Она остановилась на полпути к воротам. Она и все остальные замерли, повернув к нему свои молодые лица, загорелые и ясные.

– Никто не должен подходить к нему, пока я не убежусь, что он не принес чумы.

Он развернул Ястреба.

– Джоан, ты едешь со мной, чтобы проводить принцессу до замка. Они с Хью отправились вниз по реке с соколом. Скажи ей, что по возвращении я буду ждать ее в беседке.

Рук даже не предполагал, как он боялся звука рога, пока не услышал его. После того, как он оставил Джоан у пересечения дорог, он ехал медленно по мосту, как будто этим он мог вернуть время, которое растаяло, как тает лед на реке.

Ястреб шел по знакомой тропе, его подковы тонули в земле. Он шел сам, зная дорогу туда и обратно. Они поднялись уже довольно высоко, где почки на кустах еще не распустились, и резкий запах свежести как бы разбудил его.

Он придержал Ястреба. На тропинке он увидел свежие следы, и они вели наверх, вместо того, чтобы спускаться. Ниже их не было. Они появились откуда-то с боковой тропы.

Это могли быть только Меланта и Хью. Рук забеспокоился, что они поехали встречать гонца. Дезмонд раньше никогда не выходил в мир. Он был молод и неопытен. Он мог принести чуму или что-то еще.

Рук свистнул, но ветер в горах был слишком силен. Он пришпорил коня, направляя его по следу.

Ястреб беспокойно водил ушами и храпел, когда они приближались к ревущей глыбе. Над ними нависали скалы. Рук все ждал, что услышит флейту Дезмонда и встретит их всех вместе. Но он поднимался все выше и выше, ничего не слыша. Он начинал нервничать.

Конь собрал последние силы, пробираясь у самого края пропасти. Камни катились у него из-под ног. И вот последнее усилие вывело их на более твердую землю. Волосы на ветру хлестали Рука по щекам. Он направил Ястреба в расщелину между скалами.

Несмотря на неистовство природы вокруг, озеро было тихо и спокойно, как всегда. Черное и все еще покрытое льдом в холодной тени скал. Ястреб шел неуверенно. Рук выхватил свой меч, когда под кустом возникла фигура человека.

Это был Хью. С ним не было ни лошадей, ни Меланты. Рук двинулся прямо на него.

– Где она?

Его тревога отдалась эхом в вершинах, вместе со звуком подков Ястреба.

Хью опустился на колени и склонил голову. Он не был в крови, никаких признаков крови. Рук соскочил с коня и схватил Хью за плечи.

– Что произошло?

– Мой господин. Послание, мой господин. Для вас, мой господин.

На мгновение сердце его замерло. Ее похитили.

Он кинулся к Ястребу.

– Как давно? Сколько их было?

– Мой господин, – голос Хью дрожал. – Послание от госпожи!

Рук замер, бросив поводья. Хью встал и закрыл глаза. Он выглядел несчастным и совершенно испуганным.

– Мой господин. Моя госпожа приказала мне… Я говорю правду, и это послание вам…

Он начал говорить: «Я оставляю вас по своей воле. Дезмонд говорит, что Аллегрето жив, и его отец приехал в эту страну, чтобы жениться на мне. Я люблю этого человека более, чем когда-либо любила вас. – Хью вздохнул, в то время как Рук в изумлении взирал на него. – То, что было между нами, кончено. Не пытайтесь вернуть меня, у меня нет желания снова видеть вас».

Хью снова упал на колени.

– Она приказала мне сказать это, мой господин! Я клянусь, ибо никогда сам я не произнесу таких слов!

– Это неправда! – вскричал Рук. – Лошадей нет! Они похитили ее!

Хью умоляюще сложил руки.

– Нет, мой господин. Только Дезмонд был здесь. Она сама разговаривала с ним. А потом он сел на моего коня, и она приказала мне остановить вас, если вы попытаетесь догнать их.

– Нет! Неправда!

– Мой господин! Она приказала напомнить вам, если вы не послушаетесь, что она предупреждала вас. Она все время лжет.

Глава 22

Он не помнил, как спустился с гор. Ястреб мчался галопом. Майский шест так и стоял в центре луга. Он выхватил меч и помчался прямо на шест.

Меч ударил по шесту, путаясь в лентах. Он было промчался мимо, но тут же повернул коня и снова ринулся к шесту. Он кричал и размахивал мечом над головой. И снова ленты взметнулись вверх, сквозь них были видны белые раны на дереве. Шелк опутал меч, он бросил его и поднял оставленный здесь топор. Он был тяжелее меча. С криком гнева и боли он снова кинулся к шесту.

Лезвие сверкнуло и глубоко вонзилось в дерево. Шест накренился. Ястреб скакал кругами, а Рук все рубил и рубил шест, щепки летели ему в лицо. Шест упал.

Он поднял топор над головой и ударил по оставшемуся стоять пеньку, рассекая его пополам, как молния. Он спрыгнул с коня, снова и снова ударяя по дереву, вбивая щепки в землю, в грязь. Он не думал ни о чем, он не чувствовал времени. Он рубил до тех пор, пока рука его не ослабела и он больше не смог поднять своего оружия.

Он упал на колени рядом с разорванным шелком и покалеченным деревом. В новом приступе ярости он схватил кинжал и стал бить по ближайшему куску дерева, расширяя и углубляя рану.

Он не слышал ничего, кроме своего дыхания, пот катился у него по лбу. Он отер его кожаным рукавом.

Рук поднял голову.

Ветер ударил ему в лицо. Все его люди стояли здесь же в полной тишине. Только плакала маленькая девочка. Их майское чудо лежало разбитое и изуродованное вокруг него.

Он покачал головой, ударил кинжалом в землю и снова занес руку для удара, но рука упала бессильно. Он снова встряхнул головой.

– Мой господин, – голос Уилла Фулита был полон страха.

– Я не могу говорить об этом. – У Рука перехватило дыхание. Он встал. – Я не могу говорить об этом. Спросите Хью.

Он поднял меч и побрел к краю луга, обтирая кинжал о щтаны. Заливаясь слезами, к нему подбежала девочка.

– У нас не будет Майского дерева? Да, мой господин? – Она смотрела ему прямо в глаза. – Госпожа сказала, что мне будет разрешено поднести ей цветы…

Ее мать торопливо пыталась оттащить девочку, но та упрямо цеплялась за его одежду.

– А теперь этого не будет! – вскрикнула она.

– Умоляю простить ее, мой господин! – промолвила ее мать, разжимая маленький кулачок.

Рук увидел человека, который издали подходил к людям. Хью. Скоро они все узнают и будут смотреть на него, и жалеть его – неудачливого любовника, большого глупца.

– Я пойду срублю еще дерево. – Он отвернулся от них, закидывая топор на плечо. – Мне не нужна помощь для этого.

Дезмонд только и сказал Меланте, что отец Аллегрето приехал в Боулэнд. И она не стала спрашивать ни о чем больше. Его забинтованная рука не действовала, он двигался как старик, и на его юном лице не было улыбки, глаза были пусты.

Это вернуло ее к реальности. Она посмотрела на мальчика, который покидал их, наигрывая веселую мелодию, и который не знал боли. И теперь она знала, что ей необходимо ехать.

Она не могла допустить, чтобы это пришло в Вулфскар. Но если она не поедет, все случится непременно. Ведь рядом был Джиан. Джиан будет охотиться, пока не найдет ее.

Мечты рассеялись, когда она увидела этого когда-то жизнерадостного юношу, вернувшегося домой стариком. Так же изменится все, если она попытается остаться с тем, чем не имеет права обладать. Она не забыла, кем она была, но позволила себе забыть, что требовалось от нее.

Меланта оглянулась лишь раз, когда придержала коня на пересечении дорог, где монах и крестьянин занимались починкой повозки. Гринголет спал, спрятав голову под белое крыло. Здесь ветер был теплее. С моря он гнал темные дождевые тучи. Повсюду кипела жизнь. Зацветали первые цветы, крестьяне работали на полях, звонили колокола, и дети отгоняли птиц от только что засеянных участков.

А позади высились горы, удерживающие дождь. Высокие и непроходимые.

Но гораздо большей преградой для Рука она считала свое послание. Он бы обязательно поехал за ней, но она сделала все, чтобы предотвратить это.

Дезмонд не останавливался и не оборачивался. Толстый мерин, взятый у Хью, медленно двигался вперед. Она видела, как Дезмонд кутал здоровую руку и каждый раз вздрагивал от боли, когда конь оступался. Иногда, когда он становился слишком бледным, она просила остановиться, чтобы отдохнуть.

Она думала о том, сколько пальцев осталось у мальчика под повязкой. Хорошо, что это только левая рука, и он может шевелить ею, хотя очень неуверенно. Его, видимо, пытали не очень долго.

Вдалеке от Джиана она позволила себе жить в мечте. Она совершила то, чего нельзя было ни изменить, ни простить. Она полюбила!

Если бы не ее слабость, Дезмонд был бы невредим. Он бы играл на своей флейте в Вулфскаре. Но она никогда не предполагала, что приедет Джиан. Она думала, что Аллегрето мертв. Она думала, что свободна.

Свободна! Лучше бы она послушалась Лигурио и ушла в монастырь. Лучше бы она бросилась в реку с башни в замке Монтеверде. Лучше бы она никогда не знала того, что знает теперь, – нежную улыбку мужчины, глубину его сердца и верность. Она не заслужила этого. Лигурио приучил ее к мысли, что она будет принадлежать Джиану.

Сам Бог направлял ее. Она не забеременела. Время шло, и она очень переживала. Но теперь она поняла, какая милость была ниспослана ей Господом.

Она оставила в прошлом свои фантазии и любовника. Она была, может быть, слишком жестока, но зато сделала все, чтобы теперь спать спокойно. Он будет ненавидеть ее и не последует за ней!

Как только показались красные стены аббатства и массивные ворота, из них тут же вышел Аллегрето. Он даже не шел, а бежал им навстречу, перепрыгивая через лужи я стайки цыплят.

– Мой отец… – сказал он, остановившись перед ее лошадью. На лице и в его голосе не было паники, но все его существо как бы излучало ужас.

– Он здесь? – она кивком указала на аббатство.

– Боже, конечно же, нет! – Он, похоже, взял себя в руки и покачал головой. Затем поклонился ей.

– Нет, леди. В Боулэнде. Мы тайно бежали.

– Тогда войдем. Дезмонду нужно отдохнуть и поесть.

Аллегрето посмотрел на ее несчастного спутника. Он подошел к его лошади, взял ее за узду и пожал Дезмонду руку.

– Ты достоин этого. Ты доставил ее высочество. Я тоже сдержал слово, я не следил за тобой.

Дезмонд криво усмехнулся. Аллегрето повернулся и повел лошадь. Он оглянулся на Дезмонда.

– Как ты повредил свою руку, если спросят?

– Несчастный случай. Жерновом. Аллегрето кивнул. «Достаточно умно», – сказал он лошади.