Ричард, сильно горячась и нисколько не стесняясь требованиями тактики, все несся вперед с бывшими при нем всадниками, пока, влетев в самую уже середину римского войска, не встретил здесь сопротивления и не принужден был сражаться, стоя на месте, потому что передовое стрелковое войско ни на минуту не показало ему сопротивления, а Басавилу силой заставил он обратиться назад и уже стремился на отряд под управлением Дуки. Но здесь произошла ожесточенная битва и со стороны Ричарда пало много воинов. Здесь, как бывает и во всяком рукопашном бою, войско уже не имело никакого сознания; слышен был только сильный стук копий о щиты и треск ломающегося оружия, а стрелы, летая густо, во все стороны разносили поражение, пока наконец Ричард сильным натиском не заставил и этих показать тыл, причем и сам Дука, раненный копьем, едва не попал в плен. Но Промысел всегда ведет и направляет человеческие дела к тому концу, к которому хочет. Хотя римляне и подверглись такому несчастью, однако же под конец они остались победителями. Дука успел убежать в одно место, обнесенное сложенными из {158} камня стенами, которые строятся обыкновенно без извести или другого какого цемента, чтобы опоясывать ими луга, лежащие перед городскими воротами,- и там спасся. Римская пехота, удобно поместившись в этом месте, стала в воинов Ричарда метать камни; а между тем сюда же сбежались и многие из тех, которые предались было бегству. Увидев это, Ричард тотчас понесся на них с тридцатью шестью всадниками. Но один из транитских священников, схватив большой осколок камня, пустил его в Ричарда с правой стороны и, попав ему в голень, повалил его на землю. А пока он лежал, терзаясь от боли, тот послал ему и другой удар, по шее. Когда же Ричард совсем уже ослабел, священник, несмотря на жалобные его мольбы, положил его навзничь, распорол ему ножом живот и, вынув все внутренности, поднес их к его рту, как бы какое кушанье, чтобы этот злодей, отличавшийся бесчеловечием, испытал его и над самим собой. После того Антр и стоявшее около него войско на условиях сдались римлянам, и те, которые не чаяли избежать опасности, пошли в Бар с трофеями. В Баре, найдя в обилии все необходимое, воины успокоились от трудов своих.
      ______________
      * 1 Приморский город в Апулии, в 12 милях от Бара, ныне Giovenazzo.
      ** 2 Ричард - граф Андрии, или Антра, города салентинского. Его не должно смешивать с графом острова Андры, о котором упоминает Robertus de Monte А. 1155.
      *** 3 Ныне Буно.
      **** 4 Ныне Барлетта, близ Трана. О ней см. Ughellu. Tom 7. Ital. Sacr. p. 1195.
      5. Спустя немного времени признано было нужным разделить войско на две части и одной, под управлением одного военачальника, остаться на месте, а другой, под предводительством другого, отправиться для нападения на {159} окрестные крепости. Жребий последнего труда выпал Дуке. Был там город под управлением Кастра, человека знатного; Дука обложил его и держал в крепкой осаде. Но после многих приступов к стенам, заметив, что усилия его безуспешны, что он ни одного камня оторвать не мог, хотя часто употреблял в дело стенобитные орудия, поднялся оттуда под вечер и пошел к Монополю1* в намерении напасть на него врасплох. Между тем в то же время и монополиты выслали войско против римлян - частью для наблюдения за происшествиями, а частью и для того, чтобы, если окажется возможность, противостать римлянам. Итак, случайно встретившись с передовыми отрядами римского войска, монополиты вступили было с ними в бой. Но как скоро показались и задние отряды римлян, почти все всадники их бросились бежать и еще на бегу и в больших попыхах кричали остальным гражданам, что римское войско скоро будет здесь и что из пеших весьма многие попали в плен. Встревоженные этим, граждане положили, сколько возможно в настоящих обстоятельствах, защищаться от неприятелей. Итак, они вывели больше двухсот всадников и больше тысячи пеших, за которыми следовало бесчисленное множество пращников, и поставили их перед городом. Между тем наступил уже день, и {160} Дука, встав, большую половину своих воинов удержал при себе, а прочих выслал на фуражировку в окрестности. Таким образом, он подступил к городу, разделив свое войско надвое, впрочем, не вдруг сразился с монополитами, но сперва показывал вид, будто обозревает стены, и ходил вокруг тихим шагом, как бы рассматривая город по частям; потом, не сказав никому ни слова, приказал следовать за собой тридцати воинам и идти в самую середину неприятелей. Изумленные такой нечаянностью, монополиты обратились в бегство; а он не прежде перестал преследовать их, как добежав за уходящими до городских ворот, так что одного из них поразил копьем и поверг на землю в самых воротах и затем, взяв в плен остальных, удалился оттуда. Тоже и другая часть войска, обойдя довольно окрестностей, возвратилась с большой добычей и вместе с Дукой пошла в Бар. Между тем как это происходило, к римским военачальникам пришли послы от римского архиерея1**, которого латиняне обыкновенно зовут папою. Целью сего посольства было просить обоих или одного из военачальников прибыть в Рим для совещания с архиереем о важных делах, потому что архиерей, говорили они, собрав весьма много войск, готов вступить в союз с римлянами. Но римские военачальники письменно отказались от этого и отправили к {161} архиерею бывшего тогда с ними одного из царских писцов, Василаки, дав ему золото, чтобы он нанял там и привел всадников, а сами начали готовиться к нападению на Монополь. Монополиты, не смея выйти против римлян, просили дать им срок, после которого, если ниоткуда не явится к ним помощь, они сдадут город без боя. Это и было сделано: монополитам дан был месяц сроку.
      ______________
      * 1 Город в Апулии, невелик, но чист, красив и хорошо выстроен. Leander Albertus.
      ** 1 Адриана II.
      6. Таковы были дела римских военачальников. Между тем Басавила, теснимый уже сицилийским войском, послал к ним письмо и просил их скорее помочь ему. Когда же они на его просьбу не обратили внимания, он отправил к ним и второе письмо о том же предмете. Но римляне по-прежнему отказали ему, говоря, что пришли сюда от царя не для соратования Басавиле (это не входило и в условия их с Басавилой), а для того, чтобы при его помощи добыть царю Италию. Так ответили они Басавиле, а он тем не менее приступал к этим людям и говорил, что находится в последней крайности. Тогда, посудивши между собой, военачальники из Бара пришли в город Бутуту2*, находившийся на расстоянии дня пути для человека вооруженного, и, так как распространилась молва, будто Басавила затевает предать римлян Ричарду, который тогда еще был жив, сочли нужным связать его вторич-{162}ной клятвой, а когда это было сделано, оставили всякое относительно него подозрение. В это время царь прислал в Италию флот с массагетскими, германскими и вместе римскими всадниками. Массагетами управлял Иоанникий, которого звали Критоплом, германцами - Александр, родом лонгобард, человек весьма преданный римлянам и видам царя. Над всеми же начальствовал Иоанн, по прозванию Ангел. Узнав об этом и о том, что римское войско идет против него с целью осадить Антр и захватить тамошнюю землю, военачальник Вильгельма ушел оттуда со всем своим войском в довольно безопасный город Мальфет3**, а римляне рассудили покорить себе подчиненный тому Ричарду, крепкий и вообще не легкодоступный замок Боск. В этом замке Ричард, по чрезмерному хвастовству, содержал разного рода животных в особых для каждого помещениях, чтобы без труда охотиться, когда захочет. Итак, Дука с несколькими из своих отправился обозреть тот замок и когда был близ него, находившиеся внутри смело вышли из замка и, проникнув в середину его отряда, четырех воинов ранили, хотя оставили на месте и двух своих. Дело доходило уже до рукопашного боя; но римляне, с обычной им храбростью став дружно, отразили неприятелей. В сем деле отличилось много римлян и два мас-{163}сагета, и этим кончилась стычка. Потом Дука, когда пришло и прочее войско, поставил его лагерем и огородил частоколом, а поутру построился и выступил фалангами. Во время приступа римляне находившихся внутри сильно беспокоили стрелами и камнями из камнеметных машин, но стоявшие на стенах мужественно отбивались. При этом случилось нечто удивительное. Двое из оруженосцев Дуки, видя, что замок от камней не подается, покрыли головы щитами, а в другую руку взяли по факелу и пошли к воротам, чтобы зажечь их. Но так как ворота оказались не из горючего материала, то они возвратились оттуда ни с чем и, сверх всякого чаяния, избежали градом сыпавшихся на них со стены стрел. Тогда римляне, видя, что их усилия безуспешны, хотя сражение длилось до заката солнца, возвратились в лагерь. Услышав об этом, военачальники Вильгельма собрались на совет и стали рассуждать, не лучше ли им идти на римлян, и решили, взяв войска, напасть на римский лагерь. Узнали это и римляне и начали готовиться к отпору. Итальянцами управляли девять вождей, а главным военачальником над всеми был канцелярий. Все войско их было исправно вооружено, сидело на горделивых конях и имело в руках длинные копья. От этого римское войско пришло в смущение и страх, как ему при своей малочисленности вступить в бой с войском таким многочисленным и так хорошо вооруженным. Построившись, однакож, римляне ста-{164}ли по засадам, и военачальник долго убеждал их сохранять мужество. До некоторого времени ни то, ни другое войско не начинало боя. Но когда с той и другой стороны раздались звуки труб и подан был знак к сражению, живо все бросились в рукопашный бой. Тут, можно сказать, исчезли для глаза и солнце, и день, потому что мгла покрыла всех и пыль поднималась к небу столбом; тут слышался только треск и раздавался дикий гул. Битва оставалась в равновесии до самого полудня. Но в это время итальянцы, имея на своей стороне преимущество численности, начали сильно теснить воинов Дуки. Тотчас заметив такой поворот сражения, он вогнал свою фалангу в середину неприятелей и, рубя направо и налево, громко приказывал римскому войску следовать за собою. Тогда войска снова схватились одно с другим, и битва свирепела до тех пор, пока римляне своей храбростью не обратили неприятелей в бегство. Во время бегства неприятельских всадников пало до трехсот, а пеших - несчетное множество, остальные же ушли. Совершив это, римляне направились на замок и, скоро овладев им, нашли там в обилии необходимое продовольствие, собрали много и другого добра и пошли в Бар.
      ______________
      * 2 Ныне Bitonto, город епископский, между Рубами и Баром, у Антонина называется Будрунтом или Бутунтом. Hoffm. lex.
      ** 3 Мальфет, ныне Malfetta и Мельфатта, на морском берегу, в 3 милях от Ювенанта. Carol du Fresn. ad h. I.
      7. Вскоре после того сделались они обладателями и города Монтополя1*, взяли также Ра-{165}венну2**, которою прежде управлял Александр, и другие города и замки, а вдобавок приобрели больше пятидесяти местечек. Таким образом, дела царя (в Италии) более и более улучшались, а силы Вильгельма постоянно ослабевали и приходили в упадок. Молва, пробегая по всей Италии, гласила всюду о непобедимой храбрости римлян. И увидели тогда итальянцы, что римляне, которых оружия они уже давно-давно не испытывали, теперь решительно все забирают и уносят. Но только до сих пор и шли благоприятно дела римлян, а с этого времени судьба начала уже завидовать их успехам. На Палеолога напала болезнь, изнурявшая его сильными припадками жара и не прежде переставшая пожирать жизненные соки его тела, как заставив его сперва постричься, а потом, немного спустя, и выйти из числа живых. Правда, он начал было уже выходить в волосяной одежде и, думая, что ему лучше, убедил Дуку идти на другие города, которые еще не покорены были римлянами, но на третий после того день опять почувствовал себя худо, и Дука, узнав об этом, возвратился в Бар. Когда Палеолог умер, он, взяв его тело, предал погребению3*** и совершил все, что предписывается христианскими законами при сем священном обряде. Распорядившись в Баре как следовало, Дука взял на себя все дела. {166}
      ______________
      * 1 Монтополь - Monspelosus - город, омываемый рекой Браданом, ныне Montepeloso.
      ** 2 Равенна - город Апулии, недалеко от Матеры.
      *** 3 Otho Frising, упоминая о смерти Палеолога, говорит: mortuus fuit ibi Palaeologus et ad terram suam deportatus.
      8. Так вот Палеолог таким образом кончил жизнь, человек проницательный и весьма искусный в ведении военных дел. А Дука, взяв войско, немедленно выступил к Брундузию и при этом убедил присоединиться к себе Басавилу, действовавшего до сих пор отдельно по следующей причине. Выдумывая ли предлоги для прикрытия, как я думаю, корыстолюбия или действительно нуждаясь в деньгах, он бывшего еще в живых Палеолога просил дать ему взаймы 10 000 золотых. Палеолог соглашался дать ему тотчас же 4 000, только в дар от царя, а не в ссуду, в остальных же тысячах решительно отказал. Этим-то раздосадованный, Басавила отделился от римского стана. Но когда Палеолог кончил жизнь и делами стал распоряжаться Дука, Басавила пришел к нему и, получив деньги, сколько просил, опять принял участие в воинских трудах римлян. Ведя с собой и его, Дука со всем войском пошел на Мазавру4*. На пути к ней лежал город, называемый Полимилием, и в нем случилось находиться одному из военачальников Вильгельма, по имени Фламинг. Услышав, что подходит римское войско, Фламинг поднялся оттуда и прибыл в Тарент; а римляне, взяв Полимилий и опустошив окрестные поля, снабдили свой лагерь необходимыми припасами. Отсюда перешли они к городу Мо-{167}лиссе, который расположен на весьма большой плоской возвышенности, укреплен и защищен башнями; с одной стороны его тянутся утесистые и с трудом проходимые ущелья, а с другой он опоясывается судоходными реками. Но войску, плывшему под попутным ветром, ничто не могло противостоять,- и Молисса, хотя отовсюду была обезопашена, однако же римляне без больших трудов овладели ею; и я расскажу, как это произошло. Воодушевляемые прежними удачами, римляне как скоро увидели, что жители города, в надежде на естественную его укрепленность, высыпали за ворота,- бегом пустились на гору с той стороны, с которою удобнее было взять город. Тогда, изумленные их смелостью, граждане начали тесниться в ворота, но еще не успели запереть их, как ворвалось туда и римское войско и город взят был силой. Совершив это, римляне двинулись оттуда. Немного еще прошли они, как встретил их с большим войском Фламинг. Некоторые из римских полков стремительно бросились на неприятелей и отличились удивительными подвигами; однако же, будучи гораздо малочисленнее противников, должны были отступить. Тогда на Фламинга всеми своими силами налег и Дука и, обратив его в бегство, прибыл в Мазавру. Овладев ею при первом приступе, он нашел в акрополе несказанные сокровища, множество оружия и не меньше двухсот лошадей. Видя это, тарентинцы на сходках и народных собраниях стали публич-{168}но бранить Фламинга, поставляя ему в вину то, что его трусость дала пищу смелости римлян. Не в силах будучи выносить это, он опять взял войско и стал выжидать римскую армию. Но лишь только заметил ее, тотчас упал духом и даже не вспомнил о мужестве. Тут несколько римлян, напав на бежавших, некоторых из них убили. Потом, близко уже подойдя к Таренту и поняв, что этого города нельзя взять, римляне отступили от него и положили идти к Монополю; а между тем, чувствуя недостаток в стенобитных орудиях, письменно требовали, чтобы стоявший в Баре флот как можно скорее доставил их. В это время римлянам, так как они проходили по стране богатой и изобиловавшей всеми благами, удалось сильно обогатиться. Говорят, что тогда за статир золота воин отдавал до десяти гуртовых быков или до ста тридцати овец. Кроме сего, тогда нашли некоторых римлян, с давнего времени содержавшихся в тюрьмах, и освободили этих несчастных.
      ______________
      * 4 Мазавра - в 3 милях от Тарента, на месте уклонения к северу Тарентинского залива. Это небольшой, но по положению своему в Апеннинах весьма крепкий замок. Carol. du Fresn. ad h. I.
      9. Когда на пятый день римское войско подошло к Монополю, против него не вышел никто, ибо молва, заранее встревожившая жителей, загнала их внутрь стен; однако же на башнях монополиты стояли вооруженные и готовы были защищаться, если бы сделан был приступ к стенам. Посему римляне неподалеку от города на удобном месте наколотили частокол и остановились, а между тем пришел к Монополю вызванный из Бара флот с нуж-{169}ными для осады орудиями; тогда они со всеми силами подступили к стенам города. Но монополиты, сверху бросая в неприятелей стрелы, поражали подступавших римлян и некоторых убивали. Борьба, начавшись утром, окончилась ночью, и, когда уже стемнело, римляне возвратились в лагерь. Монополиты же имели на башнях постоянно сменявшуюся стражу из опасения, чтобы римляне не сделали покушения на город ночью. Кроме того, с обеих сторон зажжено было много огней и раздавались звуки флейт и свирелей. Потом, едва только солнце достигло восточного горизонта и выглянуло из-за него на землю, как римляне, выйдя из своей ограды, снова принялись за дело, а монополиты в свою очередь бегом поднялись на стены и взялись за оружие. Опять развернулась страшная битва: римляне рвались подняться на стену, а монополиты отбивали подступавших. Так дело шло до некоторого времени, но наконец римское войско ворвалось в монополитскую пристань, зажгло стоявшие там суда и произвело величайший пожар. При этом один из римских воинов, по имени Иканат, совершил такое дело, о котором стоит рассказать и послушать. Монополь опоясывается двумя стенами, но внутренняя гораздо выше внешней и вовсе недоступна неприятельским стрелам, другая же, будучи втрое ниже, идет в уровень с основанием первой. На эту-то внешнюю стену взошли двое монополитов и, стреляя в неприятелей сами, подстрекали к тому же и других. Видя {170} это, Иканат бросился с копьем и угодил им в одного из сказанных воинов. Тот вдруг повалился навзничь, а в римском войске поднялись крик и столь сильное рукоплескание, что ничего нельзя было расслышать. В изумлении от этого, стоявшие на башнях воины подумали, что город уже взят и, оставив башни, спустились в середину города. И если бы они не заметили скоро ошибки и не поспешили опять на стены, город тогда же был бы взят римлянами. Так кончился и второй приступ к Монополю. Находя себя в стесненных обстоятельствах, монополиты послали письмо к Фламингу и просили его прийти как можно скорее. Фламинг отвечал, что он явится к ним немного спустя и силой большого войска прогонит римлян. Между тем внутренне он боялся и впадал в беспредельную робость, представляя, с кем ему предстоит сражаться и против кого вести войну. Но вот прошел уже седьмой день, а Фламинг нигде не показывался; тогда монополиты, отчаявшись наконец в подкреплении, послали в римский лагерь послов с целью и город, и себя самих предать великому царю. Но Дука отвечал им, что он не иначе признает их предложение искренним, как если они позволят поставить у них от имени царя гарнизон. Монополиты согласились и на это, и назначен был срок для принятия присяги. Но некоторые из монопольских граждан (ибо были и такие, которым этот образ мыслей не нравился) тайно от других извести-{171}ли о том Фламинга. Встревожившись таким известием, Фламинг из бывшего при нем войска выбрал не меньше ста одетых в латы всадников и немедленно послал их, обещая немного спустя прийти и сам с сильным отрядом. Принимавшие участие в этом деле выжидали посланных всадников ночью и, когда дождь лил как из ведра, впустив их через одну дверь в город, снова задумали приняться за оружие. Как скоро это дошло до сведения Дуки, он заключил, что посольство монополитян было обманом, и тотчас вывел против них войско из-за частокола. Но граждане, находя для себя недостаточным подкрепление из сотни всадников и предвидя, что римское войско станет теперь сражаться с большим рвением, чем прежде, опять послали просить военачальника в город и вину сваливали на нескольких сограждан, которые решились на это без общего согласия. Дука сперва отказывался и, сильно колеблясь недоверчивостью и подозрением, уже положил было решить дело битвой. Когда же граждане стали еще более настаивать и умолять его о снисхождении к их проступку, он наконец уступил их просьбам и ввел войско в город. Но только что римляне заняли город, пронеслась весть, что и Фламинг находится стадиях в двадцати от него. Узнав об этом, Дука отобрал самый цвет бывших при нем всадников и выслал их навстречу Фламингу, а сам остался в городе для распоряжения его делами. Но Фла-{172}минг как скоро заметил издали, что на башнях Монополя развеваются уже знамена царя, прежде чем успел схватиться с римскими всадниками, которые были уже недалеко, пошел назад. Тогда римляне, погнавшись за ним по пятам, многих из его воинов убили и, кроме того, больше ста вооруженных с головы до ног всадников взяли в плен. Недалеко было до плена и Фламингу, только быстрота лошади спасла его. Совершив этот подвиг, римляне возвратились в Монополь.
      10. Но Дука, хотя видел, что счастье постоянно улыбается римлянам, однако же не совсем доверял ему, не без основания опасаясь его превратности, как бы т. е. оно, подобно ненадежным спутникам, не оставило их на половине пути. Поэтому он написал и послал царю письмо, содержание которого было следующее: "Хотя наша война в Италии не встречала еще ни одной неудачи, державнейший царь, и хотя не было у нас недостатка ни в войске, ни в чем-либо другом,- ты знаешь, что все до последнего дня нам удавалось и что все почти города, сколько их ни встречалось в Италии и у залива Ионийского, покорены уже и взяты по праву войны к славе великого твоего царства и народа римского,- но брань бoльшая предстоит еще нам впереди: Вильгельм, разбойничающий в Сицилии, естественно огорчаясь потерей своих владений, отовсюду собирает войска и стягивает уже на море весьма многочисленный флот с целью налечь на нас с {173} суши и с моря. Не должно нам пренебрегать приготовлениями островитянина или тянуть кое-как эту войну, чтобы настоящая наша слава не обратилась нам в бесчестие. Конечно, с малыми силами совершить великие дела - больше славы, чем с большими, зато ошибка навлекает сугубый срам, потому что побежденных, кроме того что они поражены, обвиняют еще в незнании военного искусства, как это часто внушало нам твое величество. Итак, чтобы не случилось с нами чего-либо такого, необходимо нам иметь здесь больше и морского, и сухопутного войска". Вот в чем состояло письмо. Между тем, устроив хорошо дела в Монополе, Дука выступил оттуда со всем войском и, главным образом через переговоры овладев чрезвычайно укрепленным городом Остунием1*, пошел на другой город, Брундузий, который в древности назывался Темессой, ибо сменяющиеся века изменяют названия многих вещей в другие, то вовсе непохожие, то несколько отличные. Дойдя до этого города, римляне остались на время в покое, потому что у христиан наступала Пасха. Но жители города, приняв это за трусость, часто выходили и проникали до самых римских окопов, пока охотники из римлян не напали на них. Прогнав этих брундузийцев, они возвратились в лагерь. Прочие же римляне по-прежнему соблюдали святость празд-{174}ничных дней. Около этого времени некто Фома, родом антиохиец, издавна сам собой перешедший на службу к царю, выехал в полном вооружении за окопы в поле и, находясь близко к городу, начал вызывать отличнейшего на единоборство с собой. А там был один человек, очень славившийся храбростью, по имени Энхелис. Узнав, что Фома требует единоборства, он тоже надел латы и выехал в поле, направляясь медленным шагом к Фоме. Страх объял зрителей той и другой стороны при виде этих вооруженных и храбрых борцов, готовившихся схватиться на том поле, как будто на ристалище. Итак, находясь уже недалеко друг от друга, они погнали коней и ударились копьями. Копье Фомы, пройдя через щит и латы его противника, коснулось самой кожи; и Энхелис также направил копье на щит в ту минуту, как он поднят был его противником над головой для ее прикрытия и, пронзив шлем, коснулся самого тела. После того они разъехались, и один удалился в римский лагерь, а другой отправился в город. Наконец праздник у римлян прошел и они, построившись, приступили к городу. Но после многих попыток разбить стены камнеметными машинами они увидели, что это невозможно,- ибо древние, заботясь вообще о своих делах, прилагали особенное старание к созданию городов,- а потому оставили свое намерение и начали метать камни далее стен, чтобы они падали во внутренность города. Только что пущен был первый {175} камень, как одна проворно шедшая по городу женщина получила удар в темя, так что ей раздробило голову и переломало кости во всех членах. Тут поднялся вой, как будто взят был город, и никто из жителей не осмеливался выйти посмотреть на эту несчастную женщину. Когда же римляне бросили и другой камень и начали делать это часто, народ пришел в ужас: каждый воображал, что над его головой камень, только не так, как в мифах рассказывается о Тантале. Поэтому граждане стали совещаться об открытии римлянам входа в город, а войско и вся стража на башнях, узнав о том, бегом пустились в акрополь. Наконец народ отворил ворота и впустил римское войско. Взяв таким образом и этот город, Дука разделил войско на две части и одну оставил при себе в городе для осады акрополя, а другую послал для фуражировки. Так шли здесь дела. В это время одна многолюдная и плодоносная область, называемая Алицием2**, соображая то, что случилось с Брундузием, тоже присоединилась к царю. Тогда же небольшое войско неприятелей (то были кельты), засев в кустарнике для подстережения римской конницы, пасшей своих лошадей, и заметив, что она предалась сну, угнало оттуда лошадей. Услышав об этом от возвратившихся с пастбища, римляне поспешно погнались, отняли всех лошадей {176} и весьма многих из неприятелей забрали в плен. При этом случилось попасться и одному из самых знатных итальянцев, по имени Сихер, но, прежде чем узнали о его звании, он успел откупиться золотом у того, кто его схватил.
      ______________
      * 1 Остуний - город в Апулии, расположенный на небольшом холме между Молою и Конверсаном, ныне Ostussi. Carol. du Fresn. ad h. I.
      ** 2 Алиций - Halicyae - находился между Лилибеем и Энтеллой. Steph. У Диодора Сицилийского и Плиния (L. 3, с. 8) жители этого города называются Алikvaioi.
      11. Спустя немного до римлян дошел слух, что идет на них Вильгельм с большими силами - и сухопутными, и морскими. Поэтому они приготовились сколько могли и спокойно стали ожидать его. Не прошло еще пяти дней после того, как один перебежчик из неприятельского войска известил римлян, что Вильгельм недалеко и хочет охватить их, как сетями. Услышав об этом, римские военачальники распределили войну так: Басавиле и Иоанну Ангелу, имевшим под собою все наемное войско и тех, которые присоединились к царю в Италии, положено было встретить нападение на суше, а Дуке вступить в борьбу с морскими силами. Таким образом они в состоянии будут, говорили, одни помогать другим. Итак, Дука на заре с одетыми в латы всадниками тихо направился к берегу, имея перед глазами подплывавшие с противоположной стороны корабли, а прочие стройно пошли, приготовившись к битве на суше. Сицилийские корабли, находясь уже близ города, не могли войти в гавань все вместе, потому что она, будучи довольно широка внутри, значительно суживалась к входу; посему они разделились по десяти и вступали один за другим последовательно. При этом, говорят, Ду-{177}ка, видя, что римский флот, по своей малочисленности (он состоял всего из четырнадцати кораблей), страшится большого неприятельского флота, придумал следующее. Он вынес и показал своим воинам письмо, будто бы недавно присланное от царя. Это письмо извещало, что около полудня подойдут к ним силы с суши и с моря. Когда же воины от того воодушевились надеждой, он сказал: "Товарищи! Поспешим восхитить победу себе, чтобы нам, несшим до сих пор всю тяжесть трудов, не пришлось поделиться плодами победы с теми, которые явятся к бою позже нас". После этих слов военачальник, видя, что неприятельские корабли уже вошли в самую пристань, приказал начинать дело. С открытием морской битвы сицилийцы, не вынося римских стрел с суши и с моря и получая поражения с той и другой стороны, начали отступать. Преследуя их, римляне многих убили, а четыре корабля, севших на мель, вместе с людьми взяли в плен. Понесшись на веслах быстрее, чем сколько следовало, эти корабли сели у берега и сделались добычей сухопутного войска. В этом деле пало неприятелей больше двух тысяч, а из римлян удалось отличиться и многим другим, но больше всех - одному храброму воину из отряда Дуки, по имени Скараманка. Когда неприятели начали уже бежать, он разогнал своего коня и, одной рукой схватив судно за корму, никак не выпускал его, сколько ни усиливалось оно уйти. Этот храбрец повторил {178} всеми прославляемое дело известного Кинегира. Хотя, получая удары от бывших на судне неприятелей, он и принужден был наконец оставить его, зато, однако же, на некоторое время замедлил его ход и дал возможность другим, уже подплывавшим римлянам, овладеть им. Совершив такой подвиг, римляне возвратились в Брундузий и, имея при себе одну машину, которая обыкновенно называется черепахой, подвезли ее к акрополю. Смотря на это, стоявшие на стенах громко смеялись над замыслом римлян разрушить стену, потому что такое намерение, по их мнению, было решительно невыполнимо: камни были прилажены один к другому так, что стена, казалось, состояла из одного цельного камня. Но римляне, пододвинув машину к стене и подходя под нее ночью, начали рыться под основания крепости и выносить землю на другую сторону, пока не дорылись до последних камней основания и не добрались до лежавшей уже под ними земли. Тогда, раскапывая ее, они образовали под стеной пустое место и, бросая туда бревна, наполняли ими пустоту, так что стена, висевшая уже на воздухе, поддерживалась только бревнами. Видя, наконец, что находящиеся внутри продолжают упорствовать, они подложили под бревна огонь, который скоро истребил это вещество,- и стена повалилась на землю с самого основания, низвергнув вместе с собой и многих стоявших наверху воинов. Несмотря, однакож, на то, варвары убежали за внутреннюю стену и продолжали отбиваться. {179}
      12. В таком положении были дела римлян, когда царь, собрав флот, прислал его вместе с сухопутным войском в Италию. Как первым, так и последним управлял Алексей1*, внук царя Алексея по дочери, имевший в то время сан великого дукса. Ему поручено было царем собрать и другие войска и с ними отправиться в Италию. Но он прибыл в Брундузий, ничего не сделав, потому что многие частью боялись пуститься в такое опасное плавание, частью подозревали, как бы не подвергнуться бедствию со стороны неприятелей.