** 2 Греки заняли этот обычай обращать в рабство соотечественников, вероятно, у западных народов - особенно там, где система государственного управления определяла достоинство личностей материальным богатством. Известно, что на Западе всегда были рабы разного рода: servi alii natura, alii facto, alii emptione, alii redemptione, alii sua vel alterius datione. Leges Henrici I, regis Angliae c. 76. Киннам здесь говорит о последнем роде их, то есть о людях свободных, которые либо для получения известной суммы денег, либо для избавления себя от бедности и нужды добровольно отдавались в рабство богатому человеку. Софистическая формула такого закабаления в феодальной системе Запада была следующая (Marculf. I. 2. с. 28): "Хотя по римскому праву свободный человек не может через простую сделку закабалить себя кому-нибудь в рабство, однако же может по согласию утяжелить (aggravare) условие, потому что через сделку, при посредстве письменного документа, человек свободный может поставить себя приписным". Впрочем, люди свободные как за известную цену делались рабами, так, по возвращении цены, снова приобретали свободу. Pallad. Histor. Lausiaca, с. 88.
      *** 3 Пятнадцатый год Мануилова царствования падал на 6666 от сотворения мира, или на 1158 от Рождества Христова. См. Balsam. in Synodic. 7 can. 4 et 12.
      **** 4 Этот указ Мануила о праздниках вышел в 1164 году. Его можно читать у Вальсамона (Nomocan. tit 7), также у Бенефидия Леунклавия и Барония; а новый перевод с рукописи сделан Ляббеем. Observat. ad Synopsin Basilic.
      9. Около этого времени Египет, только что подпавший под власть римлян, отторгнут был от нее следующим образом. Еще не очень давно стал он признавать над собой римское владычество и ежегодно доставлял в Византию большое количество дани. Когда же Азия подверглась жестоким бедствиям и измаилитское племя с каждым днем усиливалось, он был занят и покорился персам. Но царь Мануил, уже возвративший римлянам многие восточные области, сильно желал возвратить и Египет. Посему он отправил туда послов и приказал им напомнить стране о прежнем обычае и о достав-{308}лявшейся нам дани, которая стоила много талантов, в случае же отказа объявить, что в непродолжительном времени будет внесена в нее война. Такова была цель посольства. Когда египтяне стали упорно отказываться от этого, царь снарядил флот из большого числа конно-перевозных и военных кораблей и, посадив на них войско, послал1* его в Египет. Командовал им Андроник Контостефан, о котором я часто упоминал и который, как сказано, давно уже носил звание великого дукса. После скорого плавания прибыв в Египет, Андроник послал в Палестину просить тамошнего короля, чтобы, в силу заключенных условий, он помог римлянам в их предприятии. Между тем как король медлил, Андроник, чтобы не терять напрасно времени, счел нужным ввести войско в страну и затем, при первом нападении, овладел городом Тенесием и частыми набегами опустошал страну. Получив же известие о приближении короля, он перенес войну к Тамиафу2**, городу многолюдному и весьма богатому. Здесь происходили многие и страшные для римлян сражения, а успеха все-таки не было, и вот по {309} какой причине. Между царем и воевавшими с Египтом палестинянами был заключен договор, по которому одну половину завоеванной страны должны были получить римляне, а другую удержат они. Но так как римляне пришли в Египет первые, то король намеренно решился медлить отбытием на войну, чтобы, то есть, по ослаблении римлян самому без труда овладеть страной. Наконец довольно поздно прибыл и он, но и тут еще продолжал откладывать сражение и то же советовал римлянам, хотя последние обращали мало внимания на его слова и ежедневно подвизались. Упомянутые мной действия палестинян происходили ли из желания подвергнуть римлян опасности, чтобы после без труда воспользоваться победой, или из зависти к господству царя над Египтом,- решительно сказать не могу. Говорили, впрочем, что осажденные склонили к этому короля, подкупив3*** его деньгами. Итак, римляне, уверившись, что эта война им не по силам, поворотили кормы и возвратились в Византию; а когда поднялась буря, потеряли весьма много кораблей. Такой был конец экспедиции римлян в Египет. Египтяне же, чтобы предотвратить вторичное нашествие на них римского войска, соглашались через отправленных к {310} царю послов ежегодно доставлять римлянам условленное количество золота; но царь отверг посольство и отослал его ни с чем, имея в мысли снова сделать нападение на всю страну.
      ______________
      * 1 Морской поход Мануилова войска в Египет вместе с иерусалимским королем Амальриком, по показанию Вильг. Тирского, относится к 1169 году (W. Tir. I. 20, с. 4, 14,17). То же и у Никиты (I. 5, n. 4-7).
      ** 2 Тамиаф обыкновенно называется Дамиетой; подробное описание этого египетского города можно читать у Вильг. Тирского (I. 20, с. 16). В актах ефесского Собора (part. 2, sect. 1) упоминается о тамиафском епископе.
      *** 3 С этим почти соглашается и Вильг. Тирский. Он говорит: Ibi profecto patuit nostros aut minus experientiae habuisse, aut a soiita defecisse prudentia, aut exercitus moderatores malitiose versatos.
      10. В то же время прибыл в Византию и король палестинский с просьбой к царю о своих делах. Получив желаемое, он согласился и на многое другое, и на службу царю. Около того же времени царь заключил в государственные темницы венетов 1*, живших как в Византии, так и в других римских областях, и описал в казну их имущество. О причине этого я сейчас скажу. Страна венетов лежит у крайних пределов Ионийского залива и вокруг омывается морем, мелководье которого тянется на далекое пространство от берега. Посему во время суточного прилива море на том пространстве бывает судоходным, а при отливе опять делается недоступным ни для людей, ни для судов. Это народ безнравственный, хищный больше, чем всякий другой, низкий и нисколько не имеющий понятия о флотской честности. Некогда царю Алексею прислали они вспомогательное войско, когда тот Роберт, из Италии переехав в Диррахий, напал на эту страну, и за {311} то, кроме другого вознаграждения2**, получили в Византии особо для них назначенный переулок, который в народе назывался Эмволон. Живя здесь с того времени, они одни из всех не платили никому из римлян десятины3*** за свою торговлю и, через это скоро без меры разбогатев, сделались заносчивыми, стали обращаться с гражданами, будто с рабами, и обращались так не только с людьми из низшего сословия, но и с теми, которые отличены были званием севаста или даже пользовались у римлян еще большими почестями. Приведенный этим в негодование, царь Иоанн изгнал их из Римского государства, и с того времени старались они мстить римлянам: снарядив флот, вторгались в их землю, взяли Хиос и опустошили знаменитейшие острова Родос и Лесбос; потом, отправившись к палестинянам, вместе с ними осадили и взяли Тир и, производя разбои на море, злодеи, никому из людей {312} не давали пощады. Побуждаемый этим, царь принял их в империю на прежних условиях и через то расположил еще к большей надменности и гордости, потому что высокомерие, видя свои успехи, обыкновенно доходит до безумия. И действительно, венеты многим знатным и по родству близким к царю лицам даже наносили удары и жестоко оскорбляли их иными способами. Так продолжали они поступать в этом отношении и во времена царя Мануила, когда женаты были уже на римлянках и жили в домах своих жен, подобно другим римлянам,следовательно, вне назначенного им от царя местопребывания. Не в состоянии будучи сносить это, царь решился за такие преступления подвергнуть их наказанию. Он отделил венетов, живших в Византии, от тех, которые приходили в Римскую империю для торговли, и назвал их латинским словом "бургезиями"4**** (Burgenses), с тем чтобы они искренне дали ему клятву оставаться в римском подданстве на всю жизнь; ибо такое значение имеет у них это имя. Почти в то же самое время венеты вздумали мстить ломбардам за то, что последние отделились от союза с ними: они {313} восстали на них, разрушили до основания их жилища и причинили им величайший вред. Посему царь призвал их на суд и приказал им снова построить ломбардам дома, а все отнятое у них тотчас возвратить. Но венеты не хотели исполнить ничего этого, а напротив, еще грозили нанести римлянам жесточайший удар, напоминая о том, что сделали они при жизни царя Иоанна. Узнав о том, царь не хотел долее медлить и, задумав захватить их, как бы сетью, в один и тот же день разослал по всей римской земле грамоты, которыми начальникам областей назначалось время для задержания венетов. Вследствие сего венеты и в Византии, и в крайних пределах римской земли были схвачены и заключены в темницы и монастыри в один и тот же день. Но по прошествии некоторого времени, так как для столь великого множества арестантов темницы оказались тесными, венеты (поколику никто не бывает отважнее людей, доведенных до отчаяния) отважились на следующее. Каждый из них представил за себя царю поруку и таким образом успел выйти из темницы. Между ними был один, отличавшийся знатностью рода и богатством и продавший государству за большие деньги огромной величины корабль, какого Византия еще не видывала. Так как надзор за этим кораблем царь вверил ему же, то он посоветовал теперь венетам взойти на его корабль ночью и плыть на нем в отечество. Те ухватились за такое предложение и при наступлении {314} попутного ветра, бросившись на корабль, начали поспешно уходить. Заметив это, римляне пустились преследовать их и, настигнув у Авидосского пролива, думали сжечь корабль мидийским1***** огнем; но те, будучи знакомы с обыкновенными римскими средствами, намочили уксусом полости2****** и, обтянув ими корабль, смело продолжали свой путь. Итак, римляне, не видя успеха (потому что огонь, бросаемый в это огромное здание, или не достигал его, или, ложась на полости, был сбрасываем назад и, падая в воду, погасал), возвратились ни с чем. Достигнув скоро своей земли, венеты построили флот и, предприняв поход против римлян, прежде всего пристали к Еврипу, но отсюда были отражены,- потому что царь здешние города снабдил достаточными гарнизонами,- и, переплыв к острову Хиосу, вытащили здесь на берег корабли и пошли опустошать страну. Однако же и здесь встретились они с войском, которое, по предусмотрительности царя, переправлено было на остров, и, в происшедшем сражении потеряв много своих, поспешно отступили к кораблям. Между тем царь, чтобы захватить их всех, думал послать против них сухопутную и мор-{315}скую армию. Но в это время жил некто, исправлявший должность аколуфа, по имени Аарон, человек чрезвычайно надмевавшийся своим умом. Он всегда противился действиям царя, не раз замечен был в злоупотреблении посольствами и, сверх того, обличен в демонских делах. Но это случилось после, когда и благодетельное правосудие не минуло бездельника. Теперь же он открыл венетам намерение царя и помешал его предприятию. Теперь римский флот плыл по направлению к Малее (а этот мыс отстоит от острова Хиоса на несколько дней пути), чтобы там подстеречь венетов, ибо предполагалось за верное, что они будут вытеснены с Хиоса тамошним пехотным войском римлян, которое, как сказано, засев на острове, счастливо схватывалось с ними. Но поражаемые находившимися на острове римлянами и потеряв при этом большую часть своего войска, венеты с другой стороны услышали о приближении римского флота и, потому отчалив, в позднюю пору дня оставили остров. На следующее утро римский флот пришел к Лесбосу и, узнав о случившемся, пустился преследовать бегущих, но не мог решить дело открытой битвой, потому что неприятели не переставали бежать без оглядки. Со многими их триремами римляне схватывались и, взяв их вместе с людьми, потопили; но остальные ушли восвояси. Избежавшие, впрочем, опасности были столь малолюдны, что не могли взять в плен ни одного корабля, шедшего им прямо в руки из Епидам-{316}на. Вот какую пользу принесла венетам их надменность. Желая посрамить их дерзость, царь написал им следующее: "Ваш народ еще прежде показал великое невежество в житейских делах, потому что, издавна быв скитальцами и нищенствующими и пробравшись в римское общество, вы вздумали относиться к римлянам с великим презрением и вменяли себе в особенную честь предавать их сильнейшим врагам. Но перечислять все это знающим - теперь дело лишнее. Когда же вас обличили и законно изгнали из римской земли, вы по той же надменности решились вступить с римлянами в борьбу,- вы, народ некогда без имени и теперь лишь сделавшийся известным через римлян, но никак не могущий равняться с ними силой! Сами вы знаете, что этим можно только везде возбудить громкий смех. Как? Да против римлян не могут безнаказанно воевать и славнейшие в свете народы". Так писал царь. Венеты же, не имея возможности противопоставить римлянам большой флот, начали с того времени заниматься морскими разбоями, пока не потерпели вторичного поражения.
      ______________
      * 1 Об этом событии говорят Никита (I. 5, n. 9) и Сабеллик (decad. К. 1. 7). Почти так же поступил Мануил и с пизанцами, жившими в Константинополе по торговым своим делам. Но, изгнав их из своей столицы и империи, он потом, в 1172 г., снова позволил им возвратиться. Annalia rerum Pisan. Ughelliana.
      ** 2 По словам Анны Комниной (I. 6, р. 161, 162), венеты получили от царя Алексея разные привилегии, преимущества и дары за присланную ими помощь против Вискарда.
      *** 3 Под десятиной разумеются здесь, без сомнения, пошлины, или сбор десятичных процентов, с тех иностранных товаров, которые ввозимы были венецианцами в пределы Римской империи. Слова Киннама, по-видимому, указывают и на то, что этими десятинами пользовались туземные производители тех же самых товаров. О таком именно значении десятин в торговле можно заключать из хартии сицилийского короля Рожера от 1137 года. В ней говорится так: praeterea decatias et alia jura mercatorum, quae Salernitani in Alexandria prius persolvere soliti erant, ad morem et modum Siciliae negotiatorum, reduci faciemus. Carol. du Fresne ad h. I.
      **** 4 Латинское слово Burgensis прилагалось к тем городским жителям, которым давалось право гражданства. Следовательно, венеты в Византии через это наименование вводимы были во все права византийских граждан и в таком случае становились подданными римского царя. Этот именно смысл слова подтверждается греко-варварским дипломом сицилийского короля Рожера (Italia Sacra Т. I): ueteрoi пnkooi tov ueteрov kрatovc Baрovvioi, Bovрyeoioi ka otрatitai.
      ***** 1 О индийском огне см. Lambecium in Codini excerptis n. 12. et Willhard. n. 113, Jonvill. p. 71.
      ****** 2 Древние строители военных кораблей для сохранения их от огня обтягивали их сухими воловьими кожами. Pachymer. I. 5, с. 30: лл ka t плevр tc vnc Boeiaic oaic еnрtvov ka плoic katekoouovvto, c пoхрwvtwc vteеovonc uv прc пvр ka пv t Baллouevov tc vewc.
      11. Так это происходило. Между тем начали приходить в расстройство дела Киликии, ибо по смерти Тероза получивший власть над страной брат его Мелия1* ничем не менее стал вредить римлянам, как и Тероз. Вое-{317}начальником в Киликии был избран сперва Михаил Врана, а потом Андроник, по прозванию Фервин, который, как уже сказано, был племянником царя. Но когда и последний не сделал там ничего замечательного, дела исавров стали клониться к упадку. Правда, в Киликии сменилось много военачальников и после Андроника, и в числе их был также Константин, которого звали Каломаном, но успеха не было никакого. Каломан и Армении причинил много вреда, а сам потерпел еще более. Около того времени приходил в Византию с большой свитою правитель саксонцев2**, народа весьма многочисленного и богатого, с целью примирить с царем алеманского короля (так как они сильно подозревали друг друга) и, исполнив то, для чего приходил, возвратился восвояси. В это время, подчиняясь влиянию венетов, задумали отложиться и сербы; а в земле гуннов, по смерти правившего ею Стефана, произошло большое волнение. Побуждаемый этими обстоятельствами, царь едет в Сардику. В бытность его там гунны отправляют к нему послов и просят его прислать к ним в короли Белу, так как по смерти Стефана право на престол принадлежит ему. Бела сперва назначаем был в зятья царю, как я уже и прежде сказал, но {318} когда закон родства возбранил это, он женился на сестре Августы3*** и потому, нареченный кесарем, через таковой титул возвысился над прочими византийскими вельможами. Провозгласив его наконец гуннским королем, царь отпустил его вместе с женой в землю гуннов и взял с него клятву, что он будет до конца жизни соблюдать выгоды царя и римлян. Со стороны царя сопровождали его особы, долженствовавшие возвести его на престол, именно Иоанн, протосеваст, и другие знаменитые лица. Утвердив Белу на престоле, царь направил путь к сербам, чтобы отплатить им за дерзость. И вот чему я всегда удивляюсь: прежде чем собралось все войско, он, с немногими тысячами вступив в страну через крутые и утесистые места, поспешил сразиться с архижупаном4****. Этот, несмотря на {319} то что под его управлением было бесчисленное союзное войско, убежал в самом начале сражения и, когда страх овладел его душой, отправил к царю послов просить прощения в своих проступках; не могши же получить его, просил по крайней мере безопасного к нему доступа. Когда царь согласился на это, он подошел к престолу с непокрытой головой, с руками обнаженными по локоть, босыми ногами, с веревкой на шее, с мечом в руке и предавал себя в полное распоряжение царя. Тронутый этим, царь отпустил ему вину и, окончив с успехом это дело, вышел из Сербии в сопровождении архижупана. В это же время и Аарон, о котором я недавно упомянул, быв пойман в том, о чем сказано, лишен зрения.
      ______________
      * 1 Греческое Meлiac армяне произносят Мелих и Мелиер, а римляне Milo. См. W. Tir. I. 20, с. 27, 28.
      ** 2 Здесь разумеется саксонский герцог Генрих Лев. Но он приходил в Византию, собственно, не как посол, а как путешественник, отправлявшийся в Палестину через Фракию. Дело же посольства при его лице возложено было главным образом на епископа вормациенского. Arnold. Lubec. 2, с. 3.
      *** 3 То есть Андроник женился на Агнесе, которая была дочерью антиохийского правителя Ренальда и Констанции. Но Ренальд и Констанция были также родители Августы, называвшейся Марией или Ксенией. Carol du Fresne ad h. I.
      **** 4 По словам Никиты (I. 5, n. 4), эту войну Мануил вел против сербского архижупана Стефана Неманя, которого, как говорит Шафарик (т. II, кн. 1, стр. 418), сам он в 1165 году из расских жупанов сделал архижупаном Сербии. Можно с вероятностью полагать, что Стефан, не довольствуясь тогдашними пределами своей страны, хотел покорить себе поморскую область Кроации, за которую царь считал нужным вступиться как за наследие своего родственника Белы и потому обуздал властолюбие обязанного себе Стефана. Подтверждение этой догадки можно находить в словах Вильг. Тирского (I. 20, с. 4 под 1167 г.): detinebatur рогro eo temporis articulo imperator in Servia, quae regio montosa et nemoribus obsita, difficiles habens aditus, inter Dalmatiam et Hungariam et Illyricum media jacet, rebellantibus Serviis et confidentibus de inroituum ad se angustiis et de impervia eorum regione... Ob haec ergo intolerabilia vicinis eorum maleficia ingressus erat ad eos in virtute multa et innumera dominus imperator, quibus subactis et praecipuo eorum principe mancipato, redeunti domino imperatori occurrimus.
      12. Так шли дела на Западе; но Азия опять страдала. Нураддин, сатрап Верреи, султан, управляющий Ликаонией, Мелия, владетель Армении, также правитель Анкиры и прочей Галатии, согласились между собой вступить в войну с римлянами. Посему-то царь столь поспешно и возвратился с Запада. Но между тем как он, расположившись лагерем близ Филадельфии, имел в виду это, алеманы и венеты шли осаждать Анкону - одни с моря, другие с суши. Алеманами командовал некто из мужей, {320} занимавший у них святительский1* престол. Так как осада продолжалась уже много времени и у анконян наконец недоставало необходимого продовольствия, то город почти готов был сдаться. Но была одна женщина2**, родом хотя итальянка, однако с душой высокой, какой не найдешь и у иного мужчины. Давно уже лишившись мужа, она с того времени проводила жизнь целомудренную. Эта-то женщина, узнав, что Анкона находится в последней крайности, воспламенилась ревностью (ибо хранила дружбу к римлянам) и решилась домашними издержками удовлетворять нуждам города; когда же увидела, что для потребностей войны этого далеко не достаточно, стала занимать у детей и, собрав таким образом много золота, послала его в город и просила жителей не робеть и врагам не сдаваться. Услышав об этом, анконяне действительно ободрились и стали думать о вылазке на неприятеля. А неприятели как скоро узнали о том, тотчас перенесли свой {321} лагерь далее от города. В это время и та покровительствующая городу военачальница присоединилась к анконянам со своим войском, и, когда произошло сражение, алеманы, не выдержав натиска, побежали от женской армии и потеряли много своих. Тогда едва не взят был в плен и полководец, иерей; только одно бегство послужило ему к спасению. Потом она устремилась на венетов, которые, как сказано, осаждали город с моря, и, одолев их в сражении, возвратилась в город с торжественными восклицаниями в честь великого царя. Между тем царь, стоя лагерем, как сказано, близ Филадельфии, думал о том, каким бы образом искуснее отделить друг от друга упомянутых варваров. И вот отправил он послов к султану Ликаонии, через которых укорял его за вероломство и спрашивал о причине столь нечаянно воздвигаемой на римлян войны. Султан в оправдание, кроме многого другого, приводил гнев их калифа3*** и верховного у них жреца, что-де я столько уже времени нахожусь в дружбе с римлянами. После таких слов он отпустил послов ни с чем. Выслушав то, царь отправил к нему вторичное посольство со следующим {322} письмом: "Хотя тебе и понравилось в союзе с другими твоими единоплеменниками делать набег на дальние пределы Римской империи, однако же смело ступай назад. В римском войске ты узнаешь судейского стража, который придет взять тебя не больше как через пятнадцать дней". Получив это письмо, султан содрогнулся в своей душе и, отказавшись от своих затей, заговорил о мире. Таким образом, замысел, еще не осуществившись самым делом, уже разрушился, потому что с переходом султана на сторону царя неприятели теряли большую часть своей силы. Украсившись этим бескровным трофеем, царь возвратился в Константинополь; а король палестинский и князь антиохийский, получив о том известие, сделались смелее и, двинувшись на веррейских варваров, нанесли им много вреда.
      ______________
      * 1 Писатель пизанской хроники Готфрид подтверждает слова Киннама, что войском алеманским командовал епископ Могунции Христиан, канцеллярий Фридерика: imperator Christianum Moguntinum Archiepiscopum in Italiam misit, qui per quinque fere ibi degens annos multa strenue operatus est. Эту осаду он относит к 1174 г. и, кажется, согласно с хронологией Киннама, но неверно то, что Христиан отнял тогда Анкону у греков.
      ** 2 Не была ли это графиня, упоминаемая в цеккамской хронике под 1162 годом и воевавшая тогда с Вильгельмом? По ненависти к Вильгельму она, вероятно, и позднее старалась вредить сицилийскому тирану, только в пользу не Фридерика, а Мануила. По крайней мере, по цеккамской хронике, архиепископ Христиан приехал в Италию уже в 1165 году и командовал алеманскими войсками до 1183 года.
      *** 3 Имя калифа, верховного правителя сарацинов, по Вильг. Тирскому (L. 19, с. 19) и Иакову Витриакскому (I. 1, с. 7), означает наследника, или преемника. Первым назвавшим себя калифом был преемник Магомета Абубекер. Впоследствии военная и гражданская власть султанов в Персии так усилились, что слово "калиф" оставалось почти пустым титулом одним призраком суеверного благоговения перед наместником пророка. Carol. du Fresne ad h. I.
      13. В это время также царь написал и "молчаливое слово"1* (tv oiлevtiov лoyov),- написал не в той форме, как обыкновенно пишутся сочинения, {323} но говорит в нем асикрит2** (секретарь) от имени царя В этом слове заключена мысль глубокая, льющаяся из души весьма благородной. Оно содержит в себе много назидательных положений и доказательств; вообще говоря, оно не имеет искусственных красот, однако же оригинально и живо выражает своего писателя. Я уже много раз говорил, что по природным способностям Мануила нельзя равнять ни с кем. В разговорах с ним я часто предлагал ему много труднейших аристотелевских вопросов и видел, что он решал их легко и естественно, дело, никому от века не удававшееся. Равным образом многое, что в сочинениях оставалось нераскрытым или не совсем точно объясненным, он объяснял с удивительной простотою. Но описывать здесь все это мне кажется делом, несовместимым с историею.{324}
      ______________
      * 1 Никита слово oiлevtioc лoyoc объясняет выражением katnхntnрioc лoyoc. Такое же понятие соединяют с ним Феофан (р. 342, 358), Лев Грамматик (р. 448), Скилица (р. 399), Зонара (р. 146) и проч. В папской церкви силенциями назывались также секретариаты, или такие отделения во дворце папы, в которых составлялись собрания кардиналов для рассуждения о делах Церкви. Carol. du Fresn. ad h. I. Явно, что в этом смысле оно противополагалось тем рассуждениям, которые имели форму общего собеседования. Так объясняет это Iulianus Antecessor const. 56 199: hace constitutio jubet provocationes in consultationibus non tantum in amplissimis magistratibus, sed etiam omnibus senatoribus indici, ut totus senatus causas appellationum audiat: quamvis silentium tantum sine conventu senatoribus denuntiatum fuerit: silentio enim conventum esse videri.
      ** 2 Асикрит - a secretis или secretarius. Так в актах Собора (2, 4 и 12): Пavлoc ueyaлoпрeпeotatoc onkрntoc oekрetaрioc Baoiлikoc. Латинские писатели иногда вместо a secretis говорили просто asecreta. Carolus Magn. I. 4. de cultu imag. c. 9: mox ut Leontius Asecreta conspexit etc. Первый из придворных секретарей назывался прwtaonkрntic. Nicet. Paphlagon. in vita S. Ignatii patriarchae. Ср. также прwtiotoc tv Baoiлikv yрauuatewv. Nicephor. Breviar. p. 172; прtoc tv Baoiлikv пoyрaфewv Ignat. Diacon. in vita S. Nicepcori patriarchae Cp. n. 59.
      Книга 7
      1. Таковы были до настоящего времени подвиги царя Мануила на том и другом материке. Теперь мне следует описать, что случилось с ним во время войны его в Азии3*. Кличестлан, о котором много говорили мы прежде, получив от царя, как я сказал, большие деньги, приобрел весьма большую силу и, лишив власти некоторых правителей, стал сам властвовать, даже изгнал Санисана, который был родной его брат и управлял двумя галатийскими городами, Гангрой и Анкирой, и вместо него сам сделался правителем. их. Не имея возможности умертвить брата, он заставил его скитаться и странствовать по всем человеческим обществам. Таким образом, Кличестлан и не возвращал царю ни одного из тех городов, которыми овладевал, и не хотел исполнить ничего другого, что обещал прежде, но питал презрение ко всем и никогда не обуздывал своих страстей. Узнав об этом, царь негодовал на него за прежние поступки и дело с ним счи-{325}тал весьма важным, но, отвлекаемый событиями Запада, не хотел присоединять к ним и дел азийских. Так как с Запада теперь не угрожала ему никакая война, потому что все окончательно было приведено в порядок, то он, собрав достаточное войско, решился переправиться в Азию. Услышав об этом, Кличестлан отправил к царю послов с обещанием сделать все по его желанию и просил немедленно прислать в Азию римские войска для занятия городов, которые царю угодно будет избрать, да и сам вызывался приложить старание к сему делу. Приняв это предложение, царь послал Алексея Петралифу с шеститысячным войском и снабдил его такой суммой денег, какую считал необходимой для ведения войны. С этим Алексей и отправился в Азию. Услышав о приближении римской армии, Кличестлан дал знать тем городам, которые еще не были подвластны ему, с целью возбудить в них страх к царским войскам. Чувствуя себя не в силах противостоять той и другой силе, они поневоле покорились ему. Но, сделавшись их обладателем, Кличестлан не хотел уступить римлянам ни одного города. Царь вознегодовал на это и немедленно хотел вступить в сражение, но так как обстоятельства не благоприятствовали ему (ибо прошло уже самое удобное для воинских предприятий весеннее время; притом теперь он мог заняться другими полезными для римлян делами, особенно - обновлять города; кроме того, к нему присоединялся восточный город {326} Амасия и до открытия войны, по-видимому, очень готов был предаться римлянам), то он предпринимает следующее: Михаила, по прозванию Гавра, человека, как я часто говорил, достигшего до звания севаста и достаточно опытного в воинских делах, посылает в Пафлагонию, частью для приведения туда готового уже войска, частью для собрания его в тех местах и для присоединения к себе отрядов, стоящих около Трапезунта и Инеона, городов понтийских, и с этими войсками назначает ему поход в Амасию. Между тем случилось вот что. У Иоанна Кантакузина, о котором я часто упоминал в прежних моих книгах, был сын Мануил, прекрасной наружности и превосходивший всех телесной силой. Этому Мануилу за дурные поступки, которым он, как говорят, был совершенно предан, царь сначала делал увещания и старался удержать его от подобных поступков; когда же он продолжал упорствовать в своей дерзости, потерял терпение и заключил его в темницу. Но тогда как царь ничего более не хотел,- темничная власть (а власти иногда делают многое, чтобы только приобрести себе царское благоволение) приведенному узнику выколола глаза. Услышав об этом, царь сильно скорбел и клялся, что так поступлено без его ведома, однако же спокойно перенес эту печаль, потому что не знал, как законно наказать людей, поступивших таким образом.
      ______________
      * 3 Киннам приступает к описанию иконийской войны Мануила, в которой он потерпел столь сильное поражение, что с тех пор навсегда потерял обычную веселость духа и не имел более прежней живости в теле. Об этой войне много говорит Никита (26, n. 1). W. Tir. под 1174 годом.
      2. Михаила, как мы сказали, царь послал к Амасии. Переплыв пролив Дамалейский, {327} он направился прямо к Мелангиям и здесь, в окрестностях Вифинии и Риндака собрав достаточное войско, отправился на равнины дорилейские, чтобы во время продолжающегося мира римские крепости снабдить необходимыми припасами, в ненавистниках султана возбудить еще больше смелости и возобновить Дорилею. Город Дорилея был одним из самых больших и важнейших городов Азии.