С сих пор судьба стала уже явственнее завидовать римлянам. Роберт2**, который до сих пор ратовал в союзе с ними, слыша, что Вильгельм идет с большими силами, и видя, что римляне еще не взяли акрополя брундузийского, отделился от них под тем предлогом, что отправляется для набора войск, необходимых для здешних воинских трудов. Притом и всадники из города Марка3*** стали требовать на будущее время двойной платы за труды и, не получая требуемого, удалялись. Узнав о том, Вильгельм взял войска и тотчас пошел на римлян. Тогда они вошли в совещание, как следует распорядиться войной, и одним казалось лучше идти в Бар и укрепить {180} его окопами, а другим этот совет не нравился: они говорили, что весьма опасно оставить позади себя то, что было уже в их руках. Остановившись на последнем мнении, они, чтобы не тратить попусту времени, снова приступили к стене и большую часть ее разрушили камнеметными машинами, однако же варваров оттуда выгнать не могли; напротив, они с прежней храбростью выступили против римлян и, сделав на них натиск всей массой, немедленно укрылись за стеной. Впрочем, если бы судьба не воспрепятствовала римлянам, они, конечно, овладели бы тогда Брундузием, потому что взошли уже на стену и бились с находившимися внутри, стоя на башнях, но так как большая часть башен, пострадав от частой стрельбы, рухнула на землю и увлекла с собой многих римлян, то они и возвратились, не достигнув цели. После сего сицилийцы, так как Вильгельм еще не приходил, стали совещаться, не следует ли им сдать римлянам крепость на условиях. Но счастье, как будто положив определенный срок для благоприятствования римлянам и видя, что он уже кончился, оставило их среди города и удалилось. Пока продолжалось совещание сицилийцев, пришло к ним известие, что Вильгельм с великим войском уже близко. Услышав об этом, они удержались от задуманного дела и, взойдя на стены, беспрестанно рукоплескали и проводили день по-праздничному, как будто бы римляне были уже прогнаны. {181}
      ______________
      * 1 Алексей Вриенний, или Комнин,- сын цесаревны Анны от Никифора Вриенния. См. генеалогическую таблицу Комниных. [* В русском издании 1859 г. этой таблицы нет.- Ю. Ш.]
      ** 2 То есть Роберт Басавила. См. выше.
      *** 3 Город Марк - то же, что Анкона, а жители Анконы были в союзе с римлянами, как это откроется ниже.
      13. Так вот что там происходило. Между тем Вильгельм, поднявшись со всем войском, из Мизии спешил к Брундузию, а флот его стал в гавани одного островка, лежавшего в нескольких стадиях против Брундузия, потому что положено было сделать нападение на римлян в одно время с обеих сторон. Дать сицилийцам морское сражение, прежде чем появится перед ними Вильгельм,- для этого у римлян тогда не достало догадки, как будто было уже решено, чтобы они испытали бедствие. Допустив нападение на себя с обеих сторон, римляне расстроили дело царя. Слишком понадеявшись на то, что идет войско из Византии, они, в ожидании скорого его прибытия, откладывали нападение на неприятелей; а когда получили известие, что Вильгельм уже близко, тогда должны были поневоле принять битву с обеих сторон. Итак, избрав двух опытнейших в воинском деле мужей, Иоанникия Критопла и Перама, родом перса, они послали их с иверцами и массагетами завязать перестрелку. Те тотчас же схватились с неприятелями, которые расположились лагерем в сорока пяти стадиях, и, полагаясь на краткий путь отступления, забежали им в тыл, побили много людей в их арьергарде, угнали от них много вьючных лошадей и, отбив знамя, ушли к Брундузию. Но сицилийцы мало заботились об этом, ибо, при великом множестве всего, для них такая потеря не была нисколько чувствительна: они лишь несколько отдалили от {182} римлян свой лагерь, чтобы не сталкивались между собой пастухи с той и другой стороны, и стали приготовляться к бою. Недалеко уже от гавани стоял и флот их. В таком положении были сицилийцы. Что же касается до римлян, то они и прежде были гораздо малочисленнее войска неприятельского, а теперь из их сил убыло еще более. От них отделилось как весьма много других союзников, так в особенности немалая дружина кельтов, которые, служа римлянам за деньги, самым неприметным образом перешли к Вильгельму. Видя это, Вильгельм решился воспользоваться благоприятным временем, пока ни Роберт не явился еще к ним на помощь,- ибо слышно было, что он возвращается с многочисленными силами,ни подошло к ним от царя какое-нибудь сухопутное или морское войско. Несмотря на намеренное или случайное замедление Роберта, римляне тоже выстроились как могли лучше и стали против неприятеля. Страшно было смотреть на эту небольшую горсть римлян, приготовившуюся к битве со всеми силами сицилийцев. До некоторого времени ни те, ни другие не начинали дела. Потом один из наемных всадников выехал из римской фаланги на середину поля и вызывал желающего на единоборство. Этим открылось сражение с обеих сторон. Начавшись с самого утра, оно долго оставалось в равновесии, потому что римляне бились весьма мужественно; но потом сицилийцы, надвинув на них всей массою, обратили {183} их в бегство. Из бежавших многие пали, другие взяты были в плен, остальные же с большой давкой и усилием попали в город; в числе последних был и военачальник Алексей. А Дука, оставленный вне стен, не прежде перестал биться, нанося и принимая удары, как был окружен неприятелями и, после продолжительных подвигов, сделался пленником. Взяв же его в плен, сицилийцы без труда уже, как бы сетью, переловили и находившихся в городе. Вот к какому концу прежнюю славу римлян привела нерассудительность Комнина и Дуки. Так-то из наших современников одни, вовсе не зная стратегии, подвергают государственные дела опасности, а другие хотя и знают ее несколько, но большей частью ошибаются. Стратегия есть также искусство, и тому, кто им занимается, надлежит быть гибким и оборотливым, чтобы благовременно применяться к каждому из его видов. Можно иногда и бежать без всякого стыда, если того требуют обстоятельства; можно и неотступно преследовать, смотря по тому, что нужно. А когда открывается надобность не столько в руке, сколько в уме, совета в опасности должно требовать от всех. Если многие и различные действия направляются к одной цели - к победе, то все равно, кто бы ни способствовал к достижению ее. Вот и римляне, не получив с Алексеем войск, которые царь приказал ему привести, и не имея у себя силы, достаточной для борьбы с сицилийцами, пусть бы пере-{184}вели свое войско на корабли и прежде сразились с их флотом - они, наверно, одолели бы его и свое удаление с суши вознаградили бы морскими трофеями, а потом, по требованию обстоятельств, могли бы снова выйти на сушу и с большими силами продолжить войну в Италии. Но они полагали, что бесчестно удалиться с суши, за то и потерпели решительное поражение и покрыли себя бесславием.
      14. Так шли там дела. Услышав об этом, царь пришел в справедливое и тем сильнейшее негодование, что это случилось после стольких предшествовавших успехов. Неудача, следующая за славой, хотя и отклоняет бесчестие, зато обыкновенно тем более опечаливает, что губит все, тогда как немного уже оставалось до успешного окончания дела. Впрочем, сколь ни сильно царь скорбел об этом, скорбь не победила его. Облекши тогда Алексея в сан протостратора, он послал его в Анкону, чтобы отсюда, как из средоточия, Алексей снова начал завоевание Италии. Жители этого города еще прежде дали царю клятву в том, что хотя по своей воле они и не начнут войны с королем алеманским, однако же деньги царские и римлян, которых он пришлет, будут беречь как самих себя. А почему царь пришел к этому намерению, я объясню сейчас. Еще во время корцирской войны заметил он неприязнь и упрямство венетов и с тех пор много думал о том, как бы, овладев Анконою, смирить великую их гордость и через то легче вести войны {185} в Италии. Для этой цели Алексей прибыл в Анкону с большими деньгами; потом из Анконы послал в Италию Константина Отта и итальянского градоправителя Андрея1*, человека отважного в боях и знаменитого мужеством, и, собрав через них значительное союзное войско, покорил римлянам весьма много городов. Между тем римский архиерей2**, заключивший уже с Вильгельмом дружественный союз, узнав, что те два человека ходят по подвластным Риму городам, строжайшим образом запретил им это. Однако же некоторые знатные люди, еще прежде обещавшиеся благоприятствовать римлянам (у царя Мануила всегда был обычай водить дружбу со многими из тамошних жителей), восстановив против него народ, приняли царское знамя с подобающей честью и дозволили Контостефану нанимать воинов, сколько он хочет. Разгневанный этим, архиерей обратился к единственному оружию, какое имел,- подверг народ отлучению, говоря, что между новым и древним Римом, которые так давно расторглись, нет ничего общего, что скорее должно помочь владетелю Сицилии, ибо нечестиво не подать помощи члену одного с ними тела, и притом тяжко пострадавшему в борьбе с врагом, ко-{186}торый гораздо сильнее его. Устрашенный этим отлучением, один из приверженцев царя уже отстал было от своих сообщников и изменнически перешел на сторону архиерея; но люди, благоприятствовавшие римлянам, употребив особенное усилие, не допустили его до этого. А чтобы огласить его неверность, они воспользовались каким-то варварским и почти непристойным средством: подняли его оружие и коня на одно дерево3*** и потом, отняв веревки, сбросили и первое, и последнего на землю; затем, явно уже восстав против архиерея, принудили его вопреки своей воле снять с людей отлучение. С того времени римляне снова начали действовать смелее. Теперь они взяли с боя город, носивший имя святого Германа, и покорили царю около трехсот других городов. Кто желает знать, какое каждый из них имел название, тот может прочитать их имена во дворце1****, который воздвигнут этому царю на месте старого дома государствен-{187}ного совета, что на южной стороне города. Там этих имен написано было, конечно, слишком много, но то произошло от какой-то безмерной лести и рабского чувства тех, которые не обращают внимания на дела и каковых людей всегда бывает много. Я слышал, что некогда и сам царь негодовал на это. Изглажены ли они теперь или нет, утверждать не могу.
      ______________
      * 1 То есть Андрея, князя Руписканины, который, быв лишен своих владений, пришел в Константинополь. См. Tyr. и Chronicon Ceccan. А. 1161. Об Андрее говорят также Falcandus, р. 650 и Otho Frising. L. 2. de Gest. Frid. с. 28, 29.
      ** 2 О мире папы Адриана с Вильгельмом подробно говорит Бароний in Actis Adriani.
      *** 3 Этот способ наказания был в употреблении у западных римлян и древних галлов и прилагался особенно к военным людям. Дерево, на которое поднимали виновных, нынешние французы называют estrapade, а итальянцы strapata, от корня "estraper" - "вырвать из корня", как бы, то есть, человек, которого таким образом наказывали, исторгался из земли, терял право на жизнь. Замечательно, что в том случае, о котором говорит Киннам, виновный получает наказание не лично, а в своем коне и оружии,- черта христианского милосердия и людскости. В язычестве подобных наказаний отыскать почти невозможно. Carol du Fresne ad h. I.
      **** 1 То есть во влахернском дворце, в котором Мануил с особенным искусством изображал воинские свои подвиги. Об этом говорит также Никита (L. 7, n. 3) и Beniaminus Tudel в Itiner. p. 26.
      15. Таким образом, и опять немногого недоставало, чтобы вся итальянская земля подчинилась римлянам. Но Алексей Комнин, Дука и другие римские полководцы попались в плен владетелю Сицилии и снова испортили дело. Они уже клятвенно обещали сицилийцам многое, на что царь прежде не соглашался, и таким образом отняли у римлян плоды величайших и прекрасных дел. Да и чего не пообещает кто бы то ни был, когда держат его в цепях и стерегут в подземных тайниках? Сицилийцы домогались этого с той целью, чтобы находившиеся в их руках люди в ожидании примирения царя с Вильгельмом поспешили, как видно, прежде времени отступиться от занятых римлянами городов. Услышав об этом, царь понял ход дел и, посылая в Сицилию письма, находившимся в темнице римлянам писал следующее: "Мне пришлось удивляться, как это вы, мужи, в таких делах всегда обнаруживаете малодушие. И прежде, таким же образом потеряв те славные победы, вы сами себе приготовили настоящую участь, которой подверглись; и теперь, когда другие, с Божьей помощью, стара-{188}ются поправить то, что вами уже испорчено, вы противостоите тому. Неужели вам не приходило на ум, что сицилийцы придумали это, имея в виду остановить дальнейшие наши успехи? Найдется ли кто из итальянцев, который, слыша, что мы отдали Вильгельму уже находившуюся в нашей власти страну, не оставил бы нас в ту же минуту и не перешел бы без всякого замедления на сторону Вильгельма? Без сомнения, не найдется никого, кроме разве человека бесчестного и глупого, каких, впрочем, бывает много. Спрашиваю,- скажите ради Бога,- когда отечеству было бы приятнее увидеть вас: тогда ли, как, покорив нам всю Италию и остров Сицилию, вы, мужи сами по себе славные, были бы славно освобождены оттуда единоплеменниками и, явившись в Византию благородными римскими героями, представили бы сладостное зрелище людям с вами равночестным, или тогда, как мы вызвали бы вас оттуда, по смыслу вашей клятвы, не дав и не взяв ничего?" Это писал он римлянам, а Вильгельму послал письмо такого содержания: "Не думай, благородный муж, что от нас укроется намерение, с которым это сделано вами,- не думай, будто необходимость заставит согласиться с насилием. Нет, вовсе не принесет тебе пользы то, в чем поклялись эти заключенные в узы и темницу люди, потому что римляне дотоле не перестанут воевать с Италией, пока и ее, и весь остров по-прежнему не покорят под нашу власть". Получив это письмо, сановники {189} Вильгельма отвечали так: "Если тебе угодно наказать нас за прежние преступления против твоей державы, державнейший царь, то ты уже отомстил Италии более, чем было должно, потому что покорил себе среди нее не менее трехсот городов,- дело, какого прежние времена Римского царства не представляют; и слава, какой после древнего римского самодержца Юстиниана не имел никто, кроме твоего самодержавия. Сравни же, просим тебя, нашу ошибку (говорю о нападении на твои области Коринф и Эвбею) с победами римлян в Италии,- римлян, которые уже столько времени увозят и уносят к себе здешнее богатство, которые пролили на этой земле втрое и больше, чем втрое, здешней крови, нежели сколько мы - тамошней, и которые не только разграбили столь много городов, но и покорили их. То ли, или это кажется тебе выше? Если же ты не хочешь в этом сравнивать себя с нами, которые много ниже твоей державы, то обратись мыслью к прежним царям и взгляни на древнейшие подвиги римлян - разве тогда никто не нападал на Римское царство? Совсем напротив,нападали многие народы: и персы, и гунны, и, чтобы не возбудить неудовольствия в твоем державстве, тот Роберт, который, приплыв из Италии в Эпидамн, боролся там с твоим дедом в великих битвах. Но твой дед был рад и тому, что едва кое-как изгнал Роберта из римской земли, а ты почти овладел и всей нашей. Итак, если твое предприятие имело целью отомстить нам, то тебе довольно тро-{190}феев, ты уже достаточно наказал нас, и теперь, попирая нашу землю, тебе нисколько не бесчестно, если только не весьма славно, принять мир. Тогда немедленно получишь ты и римлян - тех столь знаменитых мужей, которых случай доставил нам возможность взять в плен. И за них несправедливо тебе гневаться на нас, потому что человек, ведущий войну, не заслуживает порицания, когда противодействует врагам. Вообще выходит, что ты имеешь право вести с нами войну только за наше преступление относительно Эвбеи, за что, однако же, наказание простерто уже тобой, как мы сказали, далее надлежащего. Итак, если ты предположил наказать нас, имея в виду зло, какое сделано нами твоей стране, то в этом мы перед твоим державством оправдались; а когда тебе хочется только быть во всегдашней войне с нашим родом, то пора подумать, не будет ли это намерение выходить за пределы человеческих законов. Ведь людям свойственно соразмерять войны с причинами; выходить же за этот предел свойственно животным, сказал бы кто другой, а нам говорить это не следует. Итак, просим тебя - окончи настоящую войну миром". Перечитав это послание много раз, царь согласился с тем, что в нем говорилось, и, взяв пленников, увезши, какую имел, военную добычу и получив от Вильгельма уверение1* {191} в том, что он будет его союзником в войнах с Западом, прекратил войну. Потом, спустя немного, царь почтил его титулом короля2**, которого он прежде не имел, и сохранял к нему такое благорасположение, что, когда он окончил жизнь и явился к нему его брат3*** с просьбой о помощи для приобретения власти над сицилийцами, он вовсе не принял его.
      ______________
      * 1 То же говорит и современный этим лицам историк Фальканд: per idem tempus cum imperatore Graecorum foedus initum est paxque finnata: Graeci Constantinopolim dimissi, qui post brundusianum bellum in vinculis tenebantur. Впрочем, этот мир был непродолжителен. Nicet. L. 2, n. 8.
      ** 2 Мануил только признал Вильгельма королем, потому что до этого мирного договора Вильгельм в Византии понимаем был как похититель престола. Carol. du Fresn. ad. h. I.
      *** 3 Этот брат был не Танкред, как некоторые ошибочно полагают, потому что отцом Танкреда почитается хотя также Рожер, однако же не король Сицилии, а князь Апулии (Ughell. Tom. 9. Italiae Sacrae. p. 66, 100, 103 etc). Под именем брата Вильгельмова надобно здесь разуметь побочного Рожерова сына Симона, который, изгнанный братом своим Вильгельмом из Тарентинского княжества, завещанного ему отцом, спасся вместе с Матфеем Бонеллой на триреме и, вероятно, удалился в Константинополь. Falcandus.
      16. Такой конец имели для римлян эти итальянские войны. Но и прежде еще, когда они продолжались в Италии, царь сильно озабочивался возникавшими уже тогда беспокойствами в Азии, а теперь всецело предался этим заботам. Персидский султан овладел подвластными римлянам городами Пунурой и Сивилой; Тероз, о котором было уже упомянуто, отнял у римлян весьма много городов в Киликии; а персидский филарх Ягупасан4*, правитель Каппадокии, {192} делал набеги на два понтийских города - Инеон и Павраю. В таких обстоятельствах царь посылает к султану Алексея Гифарда и упомянутые города возвращает; Ягупасана заставляет прекратить набеги на римские границы и пристать к себе, а в Киликию решается сделать поход сам. В это время в Византии случилось следующее: был один из левитов5**, которых мы называем диаконами, по имени Василий. Он, по возложенной на него обязанности объясняя народу слово Божие на различных службах, позволял себе в этих беседах намеками и прикровенно бесчестить и других, кто хотя немного был с ним не в ладу, и в том числе Михаила6*** и Никифора, по прозванию Василакий, из которых первый в то время был преподавателем риторики и в храме Софии объяснял священные евангельские изречения1****, а последний славился ученостью, пи-{193}сал хорошие сочинения и весьма искусно также обработал многое по части риторики. Эти люди огорчались такими поступками и считали делом важным, что, достигнув столь великой мудрости, были осмеиваемы тем человеком и через то как для многих других, так и для самих себя сделались виновниками невыносимых бедствий. Однажды Василий совершал свое обычное служение в храме апостола Иоанна Богослова2***** в предместье города; пришли туда послушать и они, но послушать слухом лукавым и неприязненным. Объясняя, думаю, какое-нибудь отделение Евангелия, Василий сказал, что один и тот же Сын Божий и бывает жертвою, и вместе с Отцом приемлет жертву. Они тотчас схватили эти слова и, идя дорогой, осмеивали их со всех сторон, говоря, что если принести жертву значит одно, а принять ее - другое, то Василий вводит две ипостаси. К этому мнению присоединились и другие, по учености люди известные, и даже Сотирих3******, по прозванию Пантевгенос, {194} муж в то время превосходивший других и мудростью, и силою слова и уже избранный на антиохийский престол, только еще не получивший рукоположения4*******. Этот Сотирих пристал к их мнению не только языком и устами, но и написал прекрасную речь, имевшую что-то чрезвычайно сходное с Платоновыми разговорами, только в речи этой наговорил много и нелепостей; так что, когда царь разобрал их спор, и сам писатель лишен был престола, и подверг тому же всех своих соучастников. Василий же, напротив, снова получил свое достоинство, которого было лишился, хотя впоследствии, обличенный, как говорили, в неправославии, опять потерял его.
      ______________
      * 4 Ягупасан - зять иконийского султана Масута, правитель Амасии, Анкиры и Каппадокии. Nicet. L. 3, n. 5.
      ** 5 Об этом богословском споре подробнее говорит Nicet in Man. L. 7, n. 5. L. 4 et 22. Leo Allatius in excerptis Var. et L. 2 de Eccl. Occid. et Orient. с. 12, n. 5.
      *** 6 То есть Михаила фессалоникского uaiotwрa tv ntoрwv, didaokaлov tv vayyeлiwv ka прwtekdikov tc ueyaлnc kkлnoiac Kwvotavtivoпoлewc. Должность магистра риторов состояла в истолковании Св. Писания. Allatius in excerptis. Codin de offic. c. 1, n. 22. А Никифор Василакий, по Никите, был didaokaлoc tv пiotoлv: Baoiлakioc Niknфoрoc tc tov Пavлov vaпtvoowv п' ekkлnoi пictoлac ka diaлevkaivwv t tc kaллiррnuoovvnc фwt, oai tv пootoлikv noewv t oaфeia пoueлaivovtai, ka t Baфei tov пvevuatoc пiфрiooovoi.
      **** 1 Преподавание риторики и объяснение Евангелия были две должности, но соединялись в одном лице Михаила. Codin. с. 1, n. 12. В византийской церкви пoллo oav o didaokaлoi, как-то: didaokaлoc tov eayyeлiov, didaokaлoc tov пootoлov, didaokaлoc tov yaлtnрiov; но didaokaлoc kat' еoхv почитался истолкователь Евангелия. Catalogus Goari et Medonii: didaokaлoc рunvevei t yiov vayyeлeiov, e dvvatoc oti, ka t yaлtnрiov, kрatv ka t oхoлeia tc, пiokoпc. Из этого видно, что истолкователь Евангелия не только имел право объяснять и другие книги Священного Писания, но и управлял патриаршими школами.
      ***** 2 Разумеется, вероятно, храм, построенный при Гебдоме, странноприимном доме Иоанна Богослова, о котором см. Ann. L. 3 Constant, in Basil, с. 63. Scylitz. и Glycas in Bulgaroctono. Впрочем, Guillelmus Biblioth. in Adriano II находит еще храм Иоанна у так называемого Castrum Rotundum.
      ****** 3 Сотирих Пантевгенос называется пoynфioc tov пatрiaрхov, то есть представитель патриарха Антиохийского; ибо, пока Антиохия находилась во власти латинян, греки имели антиохийских патриархов только по имени. Эти представители антиохийского престола, действительные патриархи, не могли иметь резиденции в Антиохии. Balsam. ad. can. 16 Synod. Antioch. См. Nicet in Isaac. L. 1, n. 4. Baron. A. 1178.
      ******* 4 Безымянный автор у Алляция называет этого Сотириха пoynфiov tov пatрiaрхeiov 'Аvtioхeiac. Впрочем, пoynфioc назывался не титулярный только епископ известной Церкви, но и всякий, пока он был наречен, хотя быть нареченным значило собственно п tou koiv vaknрvхфeivai, как выражает это Пахимер (L. 4, с. 15), vп tou, т. е. по законному избранию клира и народа, каковое избрание совершалось публично, и акт избрания подписываем был всеми избирателями. Ер. Symmach. Р. 5 et 6. ad Caesarium Arelat. in Cone. Arvern. Can. 2. Aurelian. IV Can. 5. Aurelian. V Can. 11.
      17. Такой был конец этого догматического спора. После чего царь выступил против Тероза5*. Когда он занят был, как мы ска-{195}зали, западными делами, этот варвар, улучив время, овладел почти всеми городами Киликии. Он искуснее, чем кто другой, ловил случаи и умел пользоваться обстоятельствами. Это да еще и другое, о чем сейчас скажу, побудило царя отправиться в Азию. По смерти антиохийского князя Раймунда супруга его Констанция тотчас и себя, и антиохийские дела вверила царю. Вслед за тем царь послал в Антиохию кесаря Рожера, о котором я уже упоминал, чтобы он вступил с Констанцией в брак. Но она, переменив мысли, по общему совету антиохийцев соединилась браком с каким-то Ренальдом; ибо антиохийцы опасались, как бы им, если эта женщина выйдет за Рожера, не пришлось платить римлянам дань. Упомянутый Ренальд, тогда как царь не допускал его к себе с прошением, а напротив, устрашал многими угрозами, понял, что ему нужны деньги, и поступил следующим образом. Настроив кораблей, он отплыл к Кипру и, производя там грабежи, как пират, приобрел таким образом великое богатство. Управлявший тогда этой страной племянник царя Иоанн, Михаил Врана и все другие, которым поручено было ее охранение, сначала прогнали его и разбили; но потом, когда Врана с большей чем нужно стремительностью пресле-{196}довал его до Левкусии и когда вместе с ним плыл также Иоанн,- им обоим пришлось попасться Ренальду в плен. Так вот для чего царь отправился в Киликию. Прибыв в Малую Фригию и встретившись там с персами, он победил их в сражении и произвел великую сечу; потом, опустошив соседственную с Фригией персидскую область, направился к Киликии, а между тем показывал вид, будто ведет войну с персами. Через это надеялся он напасть на Тероза, когда последний не будет и подозревать того; а чтобы еще неожиданнее явиться перед ним, поступил следующим образом. Он повелел Алексею Кассиану1**, который тогда управлял Селевкиею, собрать войско из туземцев и иметь его в готовности; потом сам выбрал лучших у себя воинов и поспешил к Селевкии, а прочему римскому войску приказал, оставаясь здесь у Атталы, позаботиться о лошадях; ибо у лошадей явилась тогда болезнь на оконечности ног, обыкновенно поражавшая лошадиную породу, и сильно мучила их. Царь пришел уже на поля Селевкии, а войска, вопреки его приказанию, еще не было (потому что Алексей не позаботился об этом). Тогда, сильно желая схватить Тероза, он обратился к другому способу: Алексея послал вперед, чтобы Тероз, завязав с ним {197} битву, мог быть этим задержан на месте, а сам пошел в тыл его, ведя с собой не более пятисот тяжеловооруженных воинов. Этим способом тиран был бы в самом деле скоро взят2*** и попался бы в руки римлян, если бы, сверх ожидания, не спас его один случай. Некто из нищих, которые в большом числе из латинских стран приходят в Палестину, обегают там горы и леса и не оставляют ни одного места, не проходя его толпами,- некто из таких нищих, встретившись с царем и получив от него в дар статир золота, как мог скорее пошел к Терозу и известил его о немедленном прибытии царя. Услышав это, он, как и следовало ожидать, пришел в ужас и, не открыв полученного известия никому, кроме преданных ему людей, Фомы3**** и Корка, начал бегать из места в место и блуждал повсюду. Вступив на другой день в Киликию, царь не нашел его нигде и сперва овладел без боя сильной крепостью на Ламе; потом взял Кистрам и знаменитый город Аназарб; затем, идя далее, напал на Лонгиниаду и поработил ее со всеми окрестностями; отсюда перешел к Тарсу, который был митрополией этой области, и взял его при первом приступе; послав же часть войска к {198} весьма сильной крепости Тили, покорил и ее римлянам. Как он в один день овладел Тарсом, который не легко может быть взят и многими десятками тысяч войска,- это я объясню. Узнав, что его трудно взять, он не хотел здесь тратить время попусту, но сам направился к другим городам, а осаждать Тарс послал зятя своего по сестре Феодора, прозывавшегося Ватацею. Феодор не успел еще подойти к городу, как бывшие на стенах его воины, подумав, что идет на них царь, в чрезвычайном испуге начали бросаться с башен и, несчастные, убивали сами себя. Вследствие сего город тут же был взят.
      ______________
      * 5 Вильгельм Тирский (L. 13): in partibus Ciliciae circa Tarsum erat qvidam nobilis et potentissimus Armenus, nomine Toros, qui do mini imperatoris gratiam, ejus efficiente inconstantia, frequentius demerebatur et incurrebat offensam, confisus enim de eo, quod ab imperio remotus erat plurimum, et quod in montibus arduis habebat domicilia, per plana Ciliciae praedam agebat et manubias, non veritus terram domini sui modis, quibus poterat, damnificare, etc.
      ** 1 Этот поход Мануила против правителей Армении и Антиохии подробно описывают Nicetas in Man. L. 3, n. 1, 3. Will. Tyrius L. 18, с. 23, 24. Упоминает о нем и Фока, лично в нем участвовавший и оказавший Мануилу важные услуги. Descript Т. 8. 1. 24.
      *** 2 Tyrius: Tam subitus autem fuit imperialium exercituum adventus, ut praedictus Toros, qui Tarsi tunc morabatur, vix liberas ferias babuerit, ut ad montes vicinos gratia salutis se conferret.
      **** 3 Фома, вероятно, был тот самый племянник Тероза по сестре, который после него сделался наследником его власти.
      18. Итак, Тарс пал. Видя это, Тероз и князь Ренальд никак не осмеливались отправить к царю послов, ибо знали за собой великие преступления, но послали просить некоторых его родственников, чтобы они склонили царя на милость. Когда же и родственники не достигли своей цели, Ренальд, отчаявшись во всем, обещал сдать царю антиохийский акрополь, если он забудет о злых его действиях. Притом Ренальду было известно, что и антиохийский архиерей4*, которого антиохийцы поставляют себе из единоплеменников и называют его па-{199}триархом, питает к нему неудовольствие и вражду по следующей причине. Ренальд, испытывая, как мы уже сказали, крайнюю бедность, задумал напасть на Кипр и, призвав к себе этого архиерея, требовал от него наедине, чтобы он дал ему денег, ибо знал, что он богат. Когда же архиерей не послушался, Ренальд снял с него одежды и сперва побоями сделал ему на теле много ран, а потом (это было летом), намазав раны медом, выставил его на солнечный жар. Тогда осы, пчелы, мухи и другие жадные до крови насекомые, покрыв все обнаженное его тело, сосали из него кровь. Наконец изнемогший от этого, архиерей вынес все свое богатство и отдал его Ренальду. Укрощенный этим, Ренальд облек его в обыкновенную одежду и возил на коне по городу, а сам шел пешком у его ног и держал в руке висевшее от его седла стремя1**. Но хотя он и сделал это, однакож архиерей тем не менее негодовал на него и искал случая отомстить ему. Он уже не раз посылал к царю и предлагал ему выдать этого человека. Но царь не соглашался на его предложение (потому что хотел победить Ренальда скорее войной, чем коварством), и намерение {200} оставлено. В этих мыслях Ренальд обещал царю то, о чем мы сказали прежде. Когда же царь не принял его просьбы, он поступил следующим образом: снял с головы шлем, обнажил руки до самых локтей и, без обуви, с толпой монахов пройдя через весь город, предстал пред царя с веревкой на шее и с мечом в левой руке. На этот случай воздвигнут был блистательный престол. Ренальд стоял вдали от царской палатки, как бы не смея войти в нее; а сонм монахов немонашествующих, без сандалий и с непокрытыми головами, вошел к царю,- и все они, став на колена и проливая из очей слезы, простирали к нему руки.