Мифы Древней Греции (№2) - Проделки Купидона

Он и сам этого желал. Ему всегда хотелось иметь большую семью. Возвратившись из дальних странствий, он приобрел состояние и титул, поскольку седьмой виконт Лонстон, который сломал себе шею, не справившись с лошадьми по дороге в Котсволд, не оставил наследников мужского пола. Богатство и знатность прибавили Ньюлину достоинств в глазах маменек. Он знал, что считается самым выгодным женихом на ярмарке невест. И все же сейчас, глядя сквозь моросящий дождь на темный силуэт замка, Ньюлин Сент-Ив испытывал странное чувство, что его будущее издавна связано с этими древними руинами.

Он припомнил, как гостил в замке семнадцать лет назад. Мальчик провел тогда в полном одиночестве три недели. Кузен уехал, предоставив Лонстона самому себе. За эти три недели он осмотрел каждый угол огромного старинного замка. Там скрывалась бездна сокровищ — узкие винтовые лестницы, ведущие в потайные комнаты, чердаки, битком набитые старинным оружием, книгами, картами, самая разнообразная мебель, оставшаяся от разных веков. Быть может, самое сильное впечатление произвела на мальчика эта преемственность столетий, жизнь, которая веками текла в неприступных стенах из серого гранита.

Замок был выстроен в форме подковы и надежно укреплен. Сильнее всего разрушительному воздействию времени подверглась юго-западная башня, где помещалась спальня Ньюлина. Под ней находилась прекрасная часовня с тремя окнами, высотой в десять футов каждое. Деревянные скамьи и кафедра давно уже истлели, а в углу зияла дыра. Южная стена часовни осыпалась почти до основания окон.

Тринадцатилетний Лонстон проводил здесь долгие часы днем, а нередко и ночью — под звездным небом, заменявшим своды часовни. Он сидел на развалинах стены, размышляя о своем будущем, тоскуя по родным и терзаясь сердечной болью.

Однажды ночью, когда одиночество стало совсем нестерпимым, мальчик спрятался в самом темном углу часовни.

Никогда еще в жизни он не был так одинок! Неужели это навсегда и прошлое счастье невозвратимо?

В этот миг отчаяния в часовне впервые появились призраки. Казалось, мальчик должен был испугаться — но этого не случилось. Наоборот, явление призраков пробудило в нем надежду и обратило его мысли к будущему.

Он увидел женщину с сыном, и эта пара оживленно обсуждала довольно сомнительный план — избавить семью от неугодной женщине невестки. Хотя их побуждения и показались Ньюлину подозрительными, этот разговор вызвал у него живой интерес — очень уж энергичны и целеустремленны были эти двое.

На женщине было античное одеяние, напомнившее мальчику платье покойной матери. Она была замечательно красива, с длинными вьющимися волосами и темно-синими или темно-зелеными глазами — он не мог как следует рассмотреть. Но глаза были огромные, прелестные и совершенно чарующие. Не только лицо женщины, весь ее облик производил необыкновенное впечатление: манера вскидывать голову, движения плеч, изящная походка, точь-в-точь как у леди Александры. И в самом деле, Александра очень походила на эту женщину, почему добрая половина светских львов и пребывала у ее ног.

Мысль об Александре вернула Ньюлина к действительности. Он заметил, что лошади замедлили бег, и взмахнул кнутом. Рядом с ним мистер Тринер погрузился в созерцание проносившихся мимо холмов, деревьев и кустарников. Близость замка Перт вскоре снова вызвала у Лонстона прилив воспоминаний.

Если женщина была прекрасна, то ее сын — также недурен собой. В его чертах явно обнаруживалось сходство с матерью. Что казалось в высшей степени странным, у него были большие черные крылья. Лонстон никогда еще не слышал о крылатых привидениях.

Но кто они, эти двое?

Лонстон затаился среди покрытых мхом развалин. Он наблюдал за привидениями, внимательно прислушиваясь к их беседе. Похоже, они были намерены использовать в своих планах часовню. Лонстона так поразила их наружность, что он уловил лишь малую часть разговора, но запомнил, что предметом коварных замыслов была невестка женщины, которую они называли Бабочкой. Испытывая к ней крайнюю неприязнь, женщина намеревалась обречь ее, разлучив с мужем, на заточение в замке. Больше Ньюлин ничего не помнил — разве что мать и сын были возмущены поведением Бабочки и желали ее разрыва с мужем. Другим сыном женщины.

— Но на это уйдут десятки лет, — сказала женщина, хмуря прекрасные брови.

— Что такое для нас десяток-другой лет? — рассмеялся крылатый мужчина. И это окончательно убедило Лонстона, что перед ним привидения.

Через полчаса они исчезли в восточном направлении… и хотя с тех пор Лонстон часто посещал часовню, он больше не видел призраков.

Размышляя над всем, что видел и слышал, виконт поневоле задавался вопросом: почему его так поразило появление призраков и почему он так стремился купить замок Перт? Его словно влекла туда непостижимая тайна. Лонстон знал только, что должен там поселиться, если не навсегда, то по крайней мере сейчас. И если ему нужно мириться с присутствием леди Александры ради того, чтобы обладать замком Перт, — что же, он готов заплатить эту цену! Кроме того, он сумеет справиться с леди Александрой…

При этой мысли Лонстон самодовольно усмехнулся. Он знал кое-что, о чем мистер Тринер не имел понятия, — хотя Снежная королева и изображала из себя воплощенное приличие, она была неравнодушна к поцелуям. Виконт вспомнил, как изменилось ее лицо, когда он схватил ее за руку. Румянец, окрасивший ее нежные щеки, не имел ничего общего с девическим смущением. При одном воспоминании о том, как призывно приотрылись ее губы, кровь быстрее побежала по его жилам. Александра так и напрашивалась на поцелуй… и Лонстон дал себе слово, что в следующий раз, оставшись с ней наедине, непременно поцелует ее и уже тогда увидит, чего стоит эта лицемерка!

— Так что ты на это скажешь?

Взглянув на приятеля, Лонстон недоуменно сдвинул брови.

— Извини, Тринер, я немного задумался. Ты о чем?

— Я говорил, — вкрадчиво пояснил мистер Гринер, — что готов поставить рубиновую брошь против твоих гнедых, если ты только можешь с ними расстаться.

— Брошь? — пораженно переспросил Лонстон, решив, что ослышался.

— Да, — отвечал мистер Тринер. Его сонная физиономия даже не дрогнула.

Лонстон присвистнул. Рубиновую брошь, великолепный образчик ювелирного мастерства, Джордж Тринер, заядлый игрок, много лет приберегал для исключительных пари, от которых его противники не могли отказаться.

— Вот уже два года, как мы знакомы, и ты всякий раз отказывался поставить брошь, сколько я тебе ни предлагал пари. Теперь ты хочешь ее поставить против моих гнедых, и это меня очень удивляет. К сожалению, я не расслышал условия пари, так что будь любезен повторить мне подробности. Что это тебя могло так заинтересовать?

Направо уже виднелась дорога, ведущая в замок. Вскоре четверка неслась по обсаженной рододендронами аллее, которая вела к замку и к усадьбе Роузленд. А дальше, вверх по холму, шла тропинка к замку, расположенному в двух милях от большой дороги.

Мистер Тринер изложил виконту условия пари.

— Я готов расстаться с брошью, если за десять дней тебе удастся завоевать сердце Снежной королевы и получить ее согласие на брак.

Лонстон не мог сдержать самодовольную улыбку.

— Идет, — отвечал он не задумываясь. Стоило только ему вспомнить лицо Александры, когда он сжимал ее руку, — и у него не оставалось никаких сомнений в победе.

— Тебе не терпится? — Смех мистера Тринера вызвал сердитую гримасу на красивом лице виконта. Все те годы, когда Джордж Тринер выставлял на пари свою брошь, он неизменно выигрывал.

Только не в этот раз, подумал Лонстон. Не в этот раз.

3

— Лорд Лонстон по меньшей мере три раза говорил, что мой пылкий нрав ему больше по вкусу! — воскликнула Джулия. Пряча лицо от сильного ветра, она бросила на Викторию вызывающий взгляд.

Виктория, совершенно непохожая на сестру, ограничилась тем, что слегка вздернула подбородок и снисходительно улыбнулась, как она это делала всегда, когда рассчитывала взять верх над старшей сестрой.

— А мне он говорил более чем три раза, что очарован моим поэтическим взглядом на все окружающее.

— Поэтическим! — презрительно повторила Джулия. — Скорее мелодраматическим!

Резко втянув в себя воздух, Виктория приняла вид готовой к сражению валькирии.

— Это ты разыгрываешь мелодраму, твердя о каком-то пылком нраве! Скажу тебе прямо, ты словно сошла со страниц одного из твоих любимых романов и не имеешь ни капли здравого смысла…

Александра пропустила остальное мимо ушей. В семейном экипаже она сидела справа, Джулия слева, а Виктория посередине. По крыше кареты стучал дождь.

Александра отвернулась от разгоравшейся рядом с ней битвы. Ей так часто приходилось слушать споры сестер о том, кого из них предпочитает лорд Лонстон, что она приучила себя не обращать па них внимания. С тех пор, как в прошлом году они познакомились с его милостью, обе девицы вообразили, что влюблены в него.

Сначала Александра пыталась открыть им глаза на недостатки Лонстона, но все было бесполезно. Джулия и Виктория воспылали к надменному виконту нелепой страстью, которая со временем не только не убывала, но, наоборот, все более разгоралась. Несколько месяцев назад Александра оставила все попытки образумить сестер или охладить их пыл и поэтому могла теперь спокойно пропускать все их перебранки мимо ушей.

Кроме того, у нее были заботы посерьезнее размышлений о том, кому отдает предпочтение лорд Лонстон. Она, разумеется, не могла совсем выбросить из головы мысль о новом владельце замка Перт, но чем ближе они подъезжали к Роузленду, тем больше девушку волновало, ожидает ли ее там Энтерос. Два дня назад, возвращаясь из поездки в Ситвелл за покупками, она уже издали увидела его в окне своей спальни.

Будет ли он там сегодня? Если Александра снова увидит его в окне, значит ли это, что Энтерос реально существует? Или же он просто является плодом ее воображения — явный признак того, что она медленно, но верно сходит с ума?

Когда карета приблизилась к каменной ограде, разделявшей дорогу — налево находился замок Перт, направо Роузленд, — сердце Александры бешено застучало. За поворотом открывался вид на Роузленд.

У подножия холма, который сейчас осторожно огибал кучер ее отца, разрослась буковая роща. За ней расстилалась широкая долина, в северной, возвышенной стороне которой лежала усадьба Роузленд. Долину пересекал ручей, через который четыреста лет назад был перекинут узкий гранитный мост.

По шляпе кучера и стеклам кареты бежали струйки дождя. Через переднее стекло было мало что видно, но, к сожалению, окно с той стороны, где сидела Александра, было всего лишь слегка забрызгано дождем. Если Энтерос ждет ее в спальне, она его увидит.

С каждым поворотом колес сердце девушки стучало все сильнее. Еще несколько футов — и перед ними появится Роузленд. Александра перевела дыхание и слегка наклонилась вперед. Капли дождя скользили по стеклу, но все было видно. Еще минута, и показались каминные трубы, затем восточное крыло, потом стал виден главный дом, и наконец — западное крыло.

— О боже! — выдохнула Александра, не сознавая, что говорит вслух. Она видела Энтероса отчетливо — хотя дождь все еще стучал по крыше кареты, полоса предзакатного солнца пробилась сквозь тучи и залила Роузленд золотисто-розовым светом.

Александра услышала, как сестры дружно ахнули, и ей показалось на миг, что и они увидели то, что видит она за окном своей спальни — мужской силуэт в черной тунике с огромными черными крыльями.

— Неудивительно, что мама сумела убедить папа купить Роузленд, хотя у него уже была прекрасная усадьба в Бедфордшире! — благоговейным шепотом проговорила Джулия.

— Этот свет на траве в долине! — воскликнула Виктория. — Хотела бы я обладать талантом мистера Констебля. Никогда я еще не видела Роузленд таким прекрасным!

Пораженная Александра взглянула на сестер. С чего это они заговорили о Роузленде, солнечном свете, Констебле?

— Разве вы не видите человека в окне моей спальни? — спросила она, не в силах дольше скрывать от семьи свою мрачную тайну.

Сестры наклонились вперед, вглядываясь в ее окно. Они щурились, стараясь хоть что-то разглядеть, но по их озадаченным лицам девушка поняла — крылатого человека они не видят.

Александра откинулась на подушки кареты, и из глаз ее брызнули жгучие слезы. Когда она еще раз взглянула на окно, Энтерос был все еще там. Скрестив руки на груди, он как будто бросал ей вызов. Александра почти слышала его издевательский смех.

Значит, это правда, с отчаянием подумала она. Как и прапрабабушка леди Эль, она сошла с ума. К ней снова вернулись призраки, впервые увиденные ею в обществе старушки, которую так любили ее отец и мать.

— Я никого не вижу, — сказала Виктория. Сидя рядом с Александрой, она со свойственной ей добротой стиснула руку сестры. — В чем дело, Аликс? Почему у тебя слезы на глазах? Ты расстроилась из-за того, что Лонстон на тебя напустился? Забудь об этом. Я уверена, что стоит тебе извиниться, и все наладится.

Александра открыла было рот, чтобы опровергнуть такое мнение. Она вовсе не была расстроена ссорой с Лонстоном, но, увы, не могла выговорить ни слова. Больше всего на свете ей хотелось поведать сестрам все, рассказать им о своем детстве и обо всем том, что она видела вместе с леди Эль. Она хотела рассказать Джулии и Виктории об Эн-теросе, о том, как прекрасны его крылья. Когда Энтерос полностью раскрывал их, они заполняли всю комнату.

Увы, Александра не могла этого сделать. В глубине души она еще надеялась, что Энтерос просто исчезнет, что ее видения прекратятся. Тогда она больше уже не станет думать, что рассудок ей изменяет, и жизнь ее пойдет по-прежнему.

Александра закрыла глаза, когда карета пересекала мост. Она изо всех сил желала, чтобы незваный гость скрылся, скрылся навсегда!

Открыв глаза, она взглянула на окно — Энтероса там не было! Он исчез. Быть может, это и вправду лишь игра воображения? Нужно только пожелать, чтобы призрак исчез, и он исчезнет. Девушка вздохнула с облегчением. Энтероса больше нет, и она может жить по-прежнему. По-прежнему…

При этой мысли в груди Александры вдруг возникла давящая пустота. Если раньше при виде Энтероса ее сердце начинало отчаянно биться, то теперь, казалось, вообще остановилось.

Странное и тревожное чувство вдруг овладело девушкой — ей не хотелось, чтобы жизнь ее оставалась такой, как прежде. Откуда взялось это чувство, она не могла понять. Почему-то после последнего сезона в Лондоне жизнь, бывшая для нее всегда удовольствием и радостью, стала тяжелым испытанием.

Уже несколько месяцев Александра просыпалась с чувством необъяснимой тоски и раздражения. Она ложилась спать, полная странных и бессмысленных желаний. Занятия музыкой, ранее увлекавшие ее, утратили для нее всякий интерес. Ее перестали занимать поэтические опыты, а любимые акварели представлялись только скопищем точек и безобразных пятен.

Она пыталась поговорить с матерью о своей беспокойной тоске, но так как леди Брэндрейт только что пригласила нового архитектора для украшения Роузленда некоторыми постройками в готическом стиле, ей было не до плачевного состояния дочери. В конце концов, показывая Александре эскиз паркового павильона, маркиза решительно заявила дочери, что той следует искать причины тревоги и грусти в собственном сердце.

— Я могла бы сказать тебе, в чем тут дело, Аликс, — сказала она с понимающей улыбкой в темно-карих глазах, — но ты мне не поверишь. Загляни в свое сердце и поищи ответ там. Я уверена, что в прошлом сезоне с тобой случилось что-то необыкновенное, но ты не хочешь в этом признаться самой себе.

Александра не знала тогда, да и теперь, что имела в виду мать. Прошлый сезон был таким же, как любой предыдущий, — вихрь светских развлечений, иногда приятных, иногда утомительных. У Александры сложился круг поклонников, провозгласивших ее королевой сезона. На балах она редко оставалась без кавалера, ее часто видели в опере, ее повсюду приглашали. Так что ничего необычайного, в сущности, не произошло, за исключением, правда, того обстоятельства, что Лонстон не раз отравлял ей удовольствие своей насмешливой улыбкой и злым языком.

Их встреча во время сезона не была первой. Александра уже видела виконта раньше, не зная, кто он. Это случилось позапрошлым летом в Бате, и ее семья об этом ничегошеньки не знала.

Под цокот копыт по граниту мысли Александры обратились к прошлому. Более года назад в летний день Александра прогуливалась в сопровождении горничной по берегу реки Эйвон в окрестностях Бата. Горничная Лидия, молоденькая девушка, попросила разрешения сбегать в лес за колокольчиками. Вокруг никого не было видно, теплое летнее солнце ласкало ее лицо, голову занимали приятные мысли о жизни, о поэзии, о симпатичном обществе Бата.

Как только горничная скрылась из виду, Александру вдруг охватило ощущение небывалой свободы. Внезапно она осознала, что совсем одна и вольна делать, что пожелает.

Первым делом девушка сбросила соломенную шляпку и, повинуясь безотчетному порыву, распустила тщательно уложенные волосы. Потом стянула перчатки и, подобрав широкие юбки голубого шелкового платья, закружилась в высокой траве.

Александра чувствовала себя в этот миг такой юной и совсем свободной от правил этикета! В нынешние времена в Англии превыше всего ставили приличия, безупречное поведение, образцовые манеры и светскую выдержку. Обычно Александра не протестовала против требований, предъявляемых девушкам из общества. И все же она не могла объяснить, почему так отрадно и весело кружиться под ярко-голубым небом, без шляпы, без перчаток, без удержу.

Она упала на траву и, прикрыв ладонью глаза, смотрела в синеву неба. Сердце неистово билось, изнеженные ноги ныли от безумной пляски. Громко рассмеявшись, девушка вскочила и спустилась к самой воде. Подобрав пригоршню камешков, она начала кидать их в воду. После нескольких тщетных попыток камешек наконец запрыгал по воде. Александра захлопала в ладоши и уже снова хотела закружиться, когда вдруг до нее донесся низкий звучный мужской голос:

— Какой поистине замечательный день, когда богам было угодно послать мне встречу с нимфой!

Александра подумала тогда, что ей следовало бы испугаться незнакомого мужчины: ведь она совсем одна и без всякой защиты. Непостижимо, но она вовсе не испугалась. Ей только пришло на ум, что всадник, сидевший на великолепном вороном коне, был самый красивый мужчина, какого она когда-либо видела. Пряди белокурых волос, выгоревших на солнце, падали ему на воротник. Нос у него был прямой, с легкой горбинкой, высокие скулы и твердый округлый подбородок. Лучше всего были глаза под красиво изогнутыми бровями — они казались то карими, то голубыми, то зелеными. Это был Ньюлин Сент-Ив, лорд Лонстон, хотя тогда Александра этого не знала.

— О, сэр! — воскликнула она. — Как вы меня напугали!

— Напугал, вот как? А я бы хотел внушить вам совсем другие чувства, — сказал он дерзко, переводя взгляд с ее темных локонов, рассыпавшихся по плечам и по спине, на стройную талию и пышную грудь. На миг девушка почувствовала себя обнаженной под этим взглядом.

Потом виконт снова поглядел ей в лицо, и на губах его заиграла одобрительная улыбка.

— Клянусь честью, вы прекрасны, — продолжал он, легко спрыгнув с коня, и привязал вороного жеребца к кусту рододендрона.

Александра следила за ним с удовольствием, не испытывая ни малейшего страха, хотя ее распущенные волосы и обнаженные руки могли внушить этому человеку ложное представление о ней. Наружность его показалась девушке замечательной. В каждом его движении чувствовалась свободная грация. Он выглядел прирожденным спортсменом, с широкими плечами, тонкой талией и длинными стройными ногами. Александра была высока ростом, но незнакомец оказался еще выше. Его глаза, осанка, выразительные черты — все говорило ей, что, возможно, перед ней был ее идеал.

В поведении его не было ни тени смущения или колебаний. Он прервал свой путь с единственной целью — узнать поближе прекрасную нимфу.

Решительно подойдя к ней, виконт без лишних слов обнял ее и прежде, чем она успела возразить, крепко поцеловал в губы.

Александра не уступила без борьбы и пыталась оттолкнуть наглеца, но он только теснее прижал ее к себе. Ладонью обхватив затылок девушки, он вынудил ее поднять голову и, хмурясь, проговорил:

— Ну не глупи, ты же хотела, чтобы я тебя поцеловал, а то бы уже давно от меня сбежала!

Александра хотела возразить — но в тот же миг осознала, что он прав, она и вправду желала поцелуя, а если так — к чему лицемерить? Поэтому она обвила руками шею незнакомца и сама крепко поцеловала его.

Непостижимо, как это могло случиться, но он упал на прибрежную траву, увлекая за собой Александру. В пылу этих нечаянных объятий она ощутила такую упоительную слабость, что едва не лишилась чувств.

— Кто ты? — шептал незнакомец, осыпая поцелуями ее пылающее лицо. — Никогда в жизни я не испытывал еще такого блаженства! Как тебя зовут? Где ты живешь? Я должен увидеться с тобой снова. Ты должна быть моей…

Рука его легла на девичье бедро… и Александра с ужасной отчетливостью поняла, в какое неловкое положение она попала.

С силой, порожденной страхом, она вырвалась и оттолкнула его, прежде чем он успел сказать хоть слово. И бросилась бежать. Вслед ей прозвучал громкий смех. Незнакомец умолял ее вернуться хотя бы для того, чтобы помочь ей отряхнуть голубую шелковую юбку… но его смех и эти слова еще ясней дали девушке понять, что она вела себя непозволительно, позволив незнакомцу думать, будто она готова отдаться ему.

Александра боялась, что он станет ее преследовать, но в этот момент появилась Лидия с охапкой колокольчиков и листьев папоротника в руках. Присутствие горничной, вероятно, охладило пыл незнакомца. Когда Александра снова увидела его, он уже сидел в седле.

Она приказала горничной убрать ей волосы. Бедная Лидия была ужасно встревожена происшествием с ее госпожой и ругала себя за то, что оставила ее одну. Александра запретила ей проливать слезу, тем более что незнакомец уже приближался к ним.

— Как тебя зовут? — крикнул он Александре.

— Не ваше дело! — отозвалась Лидия. — Убирайтесь!

Незнакомец усмехнулся.

— Так это, значит, твоя хозяйка? — осведомился он, глядя на Александру.

— А вы не знаете, с кем говорите? Когда маркиз Брэндрейт узнает, что вы напали на его дочь, вы быстро позабудете свои улыбки и насмешки!

— Брэндрейт? — переспросил он, осадив коня и сдвинув брови. — Уж не хотите ли вы сказать, что вы — настоящая леди, а не горничная, надевшая для забавы платье хозяйки? — обратился он к Александре.

— Вы говорите с леди Александрой Стэйпл, — отвечала горничная, заплетая в косы локоны своей госпожи.

— Вот как? — незнакомец изогнул бровь. — Ну что ж, — с поклоном в сторону Александры продолжал он, — вы подаете мне надежду, миледи! Я не стану просить у вас прощения, потому что не вижу в этом необходимости и не верю, чтобы вы сами того желали.

Он надел шляпу и поскакал прочь.

Александра помнила это, как будто все случилось вчера. После этой встречи она долго, день ото дня, ждала, что незнакомец приедет к ним в дом с визитом или появится утром в курзале либо на ассамблее — но он так и не явился. Из-за того, что этот человек не пытался разыскать ее, увидеться с ней, у Александры с самого начала сложилось о нем неблагоприятное мнение. То, что она узнала за время, оставшееся до начала сезона, только подтвердило это мнение. По описанию ей удалось выяснить, что это был лорд Лонстон, человек, известный своей довольно бурной жизнью, составивший себе состояние в Индии и недавно вернувшийся в Англию, где он унаследовал от дяди земли и титул виконта.

Когда в Лондоне во время сезона они наконец встретились, Александра была настолько преисполнена негодования против этого человека, что в ответ на его приветливую улыбку холодно протянула ему два пальца и смерила его презрительным взглядом. Его реакция была быстрой и неожиданной. Не ограничась вежливым приветствием, он грубо завладел всей ее рукой и привлек девушку к себе.

— Прошлым летом вы не были так холодны! — прошептал он. — Значит, вы такая же, как все?

И, так же внезапно отпустив ее руку, небрежной походкой виконт удалился. Единственным свидетелем этой сцены был его приятель, мистер Тринер.

За этой сценой последовала настоящая война, постоянное и жестокое состязание характеров и самолюбий.

— В чем дело, Аликс? — услышала она голос Виктории. — Ты не ответила ни на один вопрос Джулии, а теперь у тебя такой печальный вид, что я тебя не узнаю. Это из-за твоих постоянных стычек с Лонстоном?

Александра понимала, что не может объяснить свои чувства сестрам — как не могла она объяснить их самой себе.

— Вероятно, — сказала она. И, увидев озабоченные лица сестер, добавила: — Но ради вас я постараюсь исправиться. Обещаю вам это. Не знаю, почему мы с Лонстоном все время ссоримся, но, так как нам теперь предстоит жить по соседству, я постараюсь не раздражать его так часто.

Сестры выразили уверенность, что, если она только сделает маленький шаг навстречу, лорд Лонстон, человек добрый и такой симпатичный, непременно ответит ей тем же.

Александра совсем не была в этом убеждена, но ради сестер, да и самой себя, она решилась забыть прежние обиды и сделать все, чтобы установить с его милостью более дружеские отношения.

Когда сестры высадились у подъезда, Джулия и Виктория направились на поиски матери, которая, по словам дворецкого, была занята у себя в кабинете с архитектором. Александра намеревалась подняться наверх. Когда, приподняв лиловую юбку и сунув под мышку «Айвенго», она шагнула на нижнюю ступеньку лестницы, у нее внезапно закружилась голова.

— О нет! — беззвучно прошептала девушка.

Откуда-то донесся слабый аромат роз. На первой лестничной площадке Александра остановилась, чтобы перевести дух. Потом пошла дальше. Все это время ей казалось, что она не одна, что кто-то совсем близко. У девушки сладко кружилась голова — как позапрошлым летом, когда Лонстон поцеловал ее.

— Александра!

Кто-то позвал ее по имени? Она оглянулась. На лестнице никого не было. Внизу и наверху — тоже пусто.

Это Энтерос, подумала она. Но откуда запах роз? Она пошла дальше вверх по лестнице. Ей послышался шорох крыльев.

Энтерос здесь, рядом. Но зачем? Что ему нужно? Почему он ее преследует?

Александра вошла в свою спальню. Почему-то ее не удивило, что дверь за ней закрылась сама собой, но, обернувшись, она едва не упала в обморок при виде человека с серебряными волосами и черными крыльями.

— Ведь вы Энтерос? — спросила она, пытаясь сдержать дрожь в голосе.

Человек кивнул:

— Я пришел за тобой, Александра. Я явился, чтобы увести тебя на Олимп. Ты станешь моей женой.

4

Психея подобрала одного из пяти щенков, возившихся в плетеной корзине, и усадила кроху к себе на колени. Она сидела в своей студии и только что отложила кисть, слегка раздраженная тем, что ей никак не удавалось передать на холсте всю прелесть четвероногих созданий. Она пощекотала собачонку за ушками, позволила ей укусить себя за пальцы, но не сильно, потому что зубки у малышки были преострые.

— Гадкая, гадкая Афродита! Нехорошая девочка! — проворковала она. — Смотри не обмолвись свекрови, что я назвала тебя в ее честь. Она меня живьем съест, если только узнает нашу маленькую тайну!

Продолжая жевать палец Психеи, собачка опрокинулась на спину.

Психея ласково ей улыбнулась и снова обратила взгляд на холст. Только она собралась взяться за кисть, как ее вдруг обуял ужасный страх, сопровождаемый предчувствием огромной беды. Ощущение это было настолько сильным, что, не будь она у себя дома, Психея сочла бы, что ей угрожает смертельная опасность. Это чувство так ее поразило, что она тут же опустила собачку обратно в корзину. Понимая, что ей ничто не грозит, Психея все же поднялась с места и осмотрела все углы студии в поисках неведомой опасности.

Разумеется, она ничего не обнаружила.

Словно в трансе, она вышла из студии в холл, затем в столовую, оттуда в приемную, все время чего-то ожидая и прислушиваясь к каждому шороху. И снова ничего. Психея вышла в просторный вестибюль. Парадная дверь была открыта, как заведено днем во всех жилищах Олимпа. Она подошла к двери и взглянула на расстилавшуюся внизу долину — такую же прекрасную и мирную, как обычно.

Дворец Купидона стоял на склоне холма, и из окон фасада был виден сверкающий Стикс. Эта дивная река, бравшая начало в подземном царстве, струилась по вечнозеленой долине. Два десятилетия назад Купидон пообещал Психее новый дворец, подальше от Афродиты и ее друзей, но ни сам он, ни Психея так и не смогли расстаться с великолепным видом на волшебную страну, которую Психея полюбила всем сердцем.

Обычно один вид долины и серебристой ленты реки успокаивал ее, но сейчас тревога и страх не убывали, а только росли и крепли.

Спустя несколько минут, видя, что ничего необычайного не происходит, Психея решила вернуться к своему любимому занятию… но, едва войдя в приемную, услышала вой соседских собак и знакомый шорох крыльев у себя за спиной.

— О, нет! — прошептала она. Собаки всегда начинали выть, когда появлялся вестник богов Меркурий. Крылья на его сандалиях издавали какой-то особенный, похожий на жужжание звук, который вызывал беспокойство у животных. Щенки тоже запищали, и Психея совсем не удивилась, когда, обернувшись, увидела в дверях Меркурия.

Он стремительно влетел в холл, так что Психея едва успела отстраниться, и проделал свой обычный трюк. Притворившись, что споткнулся, он, прежде чем опуститься на ноги, три раза ловко перекувырнулся в воздухе и стоял теперь на мраморном, инкрустированном аметистами полу, улыбаясь ей.