Стивен КИНГ
      ТОММИНОКЕРЫ
      КНИГА ТРЕТЬЯ
      ТОММИНОКЕРЫ
      Встречайте нового босса.
      Точно такого, как старый босс.
      The Who,
      "Теперь нас не обманешь"
      Наверху, на высокой горе:
      Гром, колдовская пена,
      Пусть люди узнают мудрость мою,
      Заполни землю туманом.
      Беги сквозь джунгли...
      Беги без оглядки.
      Creedence Clear-water Revival,
      "Беги сквозь джунгли"
      Я спал, и мне снился сон. Мне некуда было скрыться. Я был одновременно и мужчиной, и женщиной, а мой спутник Саул - одновременно моим братом и сестрой, и мы танцевали где-то на открытом пространстве, между странными белыми домами, в которых происходило разрушение странных черных механизмов. И мы во сне, он и я, или она и я, были едины, мы были вместе. И еще была ностальгия, ужасная, как смерть. Мы были вместе, и целовались, и любили друг друга. Это было ужасно, и даже во сне я понимал это. Потому что в этом сне, и во всех остальных снах я знал, насколько разрушительно слияние двух получеловеческих созданий.
      Дорис Лессинг. "Золотой дневник"
      Глава 1
      СИССИ
      1
      - Надеюсь, вам понравился полет? - сказала стюардесса 40-летней женщине, покидавшей самолет "Дельта" рейса 230 вместе с тонкой струйкой других пассажиров, которые торчали всю дорогу до Бангора, пункта назначения рейса 230.
      Сестра Бобби Андерсон, которой было 40, но которая рассуждала как 50-летняя и выглядела так же (Бобби сказала бы, что то редкое время, когда она была в форме, Энн мыслила как женщина, которой 50, хотя ей было 13 или около того), остановилась и пригвоздила стюардессу таким взглядом, который мог бы остановить часы.
      - Хорошо, я скажу тебе бэби, - сказала она. - Мне жарко. У меня привкус во рту, потому что самолет опоздал с прилетом в Ла Гарбасс и затем в Логан. Все время трясло и, вообще я ненавижу самолеты. Стажера отправили назад в Ливенсток Гласе, и за время полета я получила только стакан апельсинового сока. Мои трусики прилипли к заднице и теперь в этом маленьком городишке все дураки начнут трепать языками как петухи в Новой Англии. Другие вопросы?
      - Нет, - ответила стюардесса.
      Ее глаза остекленели, и она внезапно ощутила себя так, как если бы сделала три быстрых круга с Бум-бум Манчини в день когда, он был сильно пьян. Это был эффект Энн Андерсон, который она производила на людей.
      - Всего хорошего, дорогуша.
      Энн прошла мимо служащего и направилась к выходу, раскачивая в руке большую кричаще-бордовую багажную сумку. Служащая даже не пожелала ей хорошей остановки в Бангоре. "Пустой номер", - подумала она. Леди выглядела так, как будто она всегда была сильно не в духе. Она шла прямо, но выглядела как женщина, которая двигалась, несмотря на свою боль, и была похожа на русалочку, прогуливающуюся по берегу, хотя на каждом шаге в ноги ей впивались ножи. Служащая подумала, - если эта детка заполучила свою Верную Любовь, то, я надеюсь, он-то хорошо все взвесил.
      2
      Служащая "Эвиса" сказала Энн, что не дает автомобилей напрокат, если Энн не сделала заказ заранее, так что она сожалеет и просит прощения. Летом в Штате Мэн автомобили напрокат были большой редкостью.
      Это было ошибкой с ее стороны. Первой ошибкой. Энн мрачно улыбнулась, мысленно всплеснув руками. Ситуация была жизненно важной для Энн, ухаживающей за своим отцом до самой его смерти, мучительной смерти первого августа, восемь дней назад. Она отказалась уступить его клинике, предпочитая сама ухаживать за ним, лечить пролежни, менять белье и посреди ночи давать лекарства. Конечно, это она довела его до финального удара, заставив переживать о продаже дома на Лейтон-стрит.
      (Он не хотел этого, но она решила, что будет так, как решила она. Последний чудовищный удар, случившийся после трех предыдущих, произошедших в течение двух лет, произошел через три дня после того, как дом был выставлен на продажу.)
      Она не предполагала этого: несмотря на то, что посещала церковь Св. Барта в Ютике всегда с раннего детства и была одной из ведущих прихожанок в этой прекрасной церкви, она верила в то, что идея Бога это кусок дерьма. Когда Энн было 18 лет, она подчинила себе мать, а сейчас уничтожила отца и равнодушно смотрела на его гроб. Ей понадобилось десять минут, чтобы сломить сопротивление служащей, унюхав нарастающий в той страх, несомненно, так же, как голодный хищник учуял бы запах крови. Она отвергла предложенную легковую машину, которую "Эвио" держал в резерве для случайных - совершенно случайных знаменитостей, проезжающих через Бангор и торопящихся. Через двадцать минут автомобиль был готов, и Энн спокойно выехала за пределы Бангор Интернэшнл на роскошном "Гатласе", зарезервированном для бизнесмена, прилетающего на самолете в 6.15. В это время служащей уже не будет на работе, кроме того, она была выведена из равновесия и ее ничего не заботит, даже если бы "Гатлас" был предназначен для президента США. Она дрожа проследовала во внутренний офис, закрыла дверь, заперла ее, приставила к ней стул и закурила; тут один из приборов повалился на нее. Тогда она разрыдалась. Энн Андерсон производила подобный эффект на множество людей.
      3
      Когда произошло съедение служащей, было три часа.
      Энн поехала прямиком в Хэвен. На карте, которую она получила в конторе "Эвиса", указывалось, что ехать нужно около 50 миль, неона хотела быть абсолютно свежей для встречи с Робертой.
      На перекрестке улиц Хомонд и Юнион стоял полицейский - светофор был испорчен, и она подумала, что это типично для маленьких городишек, - и она остановилась на полпути спросить у него расположение ближайшего отеля или мотеля в городе. Полицейский намеревался запротестовать, навести порядок в движении и спросить объяснений, но поймал ее взгляд - пламенный взгляд, проникающий в рассудок - и решил, что займем меньше времени, дав ей указания и избавившись от нее.
      Эта дама смотрела, как та собака, которую полицейский знал в детстве, собака, которая ради забавы рвала штаны детям, идущим мимо в школу. Незачем ввязываться в перебранку, когда с температурой и язвой и так было горячо.
      Он направил ее в отель "Ситискейп" на седьмом шоссе и был рад увидеть зад ее удаляющейся машины.
      4
      Отель "Ситискейп" был полон, но это не беспокоило сестру Энн, она сняла двухкомнатный номер, затем пристала к хозяину, чтобы ей предоставили другой номер, так как в этом трещал кондиционер и еще цвета в телевизоре очень плохие. Она сказала, что все актеры смотрятся так, будто они наелись дерьма и собираются умирать.
      Окончательно устроившись, она мастурбировала неумолимо, неистово, до полной кульминации с помощью вибратора, близкого по размерам к одной из морковей-мутантов в саду Бобби (она получила сильный оргазм жестоко-мрачного типа; она никогда не была в постели с мужчиной и никогда не собиралась), приняла душ, подремала, затем пошла обедать.
      С мрачным видом она изучила меню, затем обнажила зубы в беззлобной усмешке официанту, который подошел за ее заказом.
      - Принесите мне сырых овощей, покрытых листьями.
      - Мадам, желает соль?
      - Мадам, желает связку сырых овощей. Я не беру дерьма, которое вы предлагаете всем. Вымойте их перед тем, как подать, а то еще получу какую-нибудь болезнь. И пришлите мне "сомбреро".
      - Да, мадам, - сказал официант, облизнув губы. Люди смотрели на них, и некоторые из них смеялись.., но те, кто заглянул ей в глаза, быстро умолкали. Официант пошел было прочь, но она позвала его обратно, ее голос был громок, ровен и неоспорим.
      - "Сомбреро"... - сказала она, - ..готовится со сливками. Повторяю: со сливками. Если вы мне принесете "сомбреро" с молоком, дружок, я вылью все это на вас.
      Кадык официанта запрыгал вверх-вниз, как обезьяна под хлыстом. Он попытался напустить на себя аристократический вид и жалко улыбнулся, что было главным оружием против грубых посетителей. Затем губы Энн расползлись в мертвой усмешке. Это была усмешка убийцы.
      - Я найду способ, дружок, - сказала сестра Энн мягко. Официант поверил ей.
      5
      Она возвратилась в свою комнату в 7.30, разделась, сняла платье и посмотрела наружу из окна четвертого яруса. Несмотря на свое название, отель "Ситискейп" был фактически на окраине города. Вид, открывшийся Энн снаружи, был за исключением маленького светлого участка почти полностью темным.
      Капсулы амфетамина были в ее сумочке. Энн взяла одну из них, открыла ее, высыпала белый порошок на зеркало от пудреницы, провела заметную линию коротким ногтем и втянула половину от этого. Ее сердце тут же забилось в груди, как у зайца. Румянец расцвел на ее бледном лице. Она начала пользоваться наркотиками после того, как отца постиг удар. Сейчас она обнаружила, что не может заснуть без этой дряни, что было диаметрально противоположно болеутоляющему действию. Она стала маленькой девочкой - очень маленькой девочкой. Ее мать раздраженно орала на нее:
      "Заткнись, не перечь, а то получишь взбучку".
      Энн тогда правильно предполагала, и это было верно сейчас... Мать бы не посмела сказать это сейчас, конечно. Энн мельком взглянула на телефон. Только что она вспомнила Бобби, один взгляд на него заставил ее вспомнить о Бобби, о том, как она отказывалась прийти на похороны отца не словами, а трусливым образом, что было для нее типично, просто не обращая внимания на настойчивые попытки Энн обращаться к ней. Она звонила дважды в течение следующих суток, затем стало ясно, что это бесполезно. Телефон не отвечал все время. Она звонила после того, как умер ее отец, в 1.04 утра второго августа.
      - Я хотела бы попросить Роберту Андерсон, пожалуйста, - сказала Энн. Она стояла около телефона-автомата в прихожей солдатского госпиталя в Ютике. Ее мать сидела недалеко на пластиковом стуле в окружении бесконечных братьев и сестер с бесконечно ирландско-картофельными лицами, все плакали и плакали, и плакали. - Прямо сейчас.
      - Бобби? - спросил пьяный голос на другом конце. - Ты хотела старого хозяина или нового, усовершенствованного?
      - Избавь меня от своего дерьма, Гарденер.
      - Ее отец...
      Пьяный, это был Гарденер, теперь она узнала его, прервал ее.
      - Сейчас невозможно говорить с Бобби. Была одна вещь среди телефонных переговоров, которую она ненавидела больше всего, - это прерывность разговора.
      - Она где-то шляется с далласской полицией, у них у всех новенький и лучшенький босс.
      - Ты скажи ей, что ее сестра Энн...
      Клик!
      Холодный гнев свернулся комком в ее горле. Она повесила трубку и посмотрела на нее, как женщина смотрит на змею, которая хочет ее укусить. Ее ногти медленно багровели. Вещь, которую она больше всего ненавидела, это когда клали трубку на полуслове.
      6
      Она позвонила еще раз, но в это время, после длинной паузы, телефон выдал странный гудок в ее ухо. Она повесила трубку и возвратилась к своей плачущей матери и своим родственникам.
      - Ты застала ее, Сисси? - спросила мать.
      - Да.
      - Что она сказала? - Ее глаза выпрашивали у Энн хороших новостей. - Она сказала, что возвратится на его похороны?
      - Я не могу дать однозначный ответ, - сказала Энн и все ее бешенство на Роберту - Роберту, которая имела смелость пробовать ускользнуть, - внезапно лопнуло в ее голове, но не громко. Энн никогда не будет тихой и громкой.
      Акулья усмешка появилась на ее лице, и так тихие родственники стали безмолвными и тревожно посмотрели на Энн. Две пожилые леди ставили свои розы.
      - Она сказала, что была рада, что он умер. Затем рассмеялась и повесила трубку.
      Это было мгновение оглушающей тишины. Паула Андерсон закрыла уши руками и пронзительно закричала.
      7
      Энн не сомневалась - по крайней мере сначала, - что Бобби хотела бы быть на похоронах. Энн надеялась, что она была бы там. Энн всегда получала, что она хочет, это делало мир прекрасным для нее, и это были дорогие вещи, понравившиеся ей. Когда Роберта приедет, она будет поставлена перед лживым рассказом Энн - вероятно рассказала бы не их мать, которая слишком растрогалась бы от радости увидеть ее, а сослался бы на это (или, что вероятно, даже вспомнил бы об этом), конечно, один из твердящих одно и то же дядюшек. Бобби отрицала бы, тогда твердящие одно и то же дядюшки ушли бы. Если твердящие одно и то же дядюшки не будут очень пьяны, то всегда была хорошая вероятность с младшими братьями - они помнили бы утверждение Энн, а не отрицание Бобби. Это хорошо. Прекрасно даже. Но не совсем. Это было время ожидания, что Роберта возвратится домой. Не совсем для похорон; для добра. Она должна посмотреть. Оставить это для Сисси.
      8
      Сон не легко приходил к Энн этой ночью в "Ситискейпе". Частично из-за чужой кровати, частично из-за еле слышного бормотания телевизора в другой комнате и из-за ощущения близкого присутствия других людей, (предыдущие попытки заснуть были в другой комнате этого муравейника, где комнаты не квадратные, а шестиугольные) частично из-за того, что завтра ожидался чрезвычайно напряженный день, но, главным образом, из-за попытки Бобби игнорировать ее. Это были то, что она ненавидела больше всего, от таких маленьких глупостей больше всего неприятностей. До сих пор Бобби была основной ее помехой, из-за нее потребовалась эта дурацкая поездка, в то время, когда прогноз погоды предвещал полосу сильной жары, какой не было в Новой Англии с 1974 года.
      Через час после ее обмана матери, дядюшек и тетушек по поводу приезда Бобби, она попробовала проверить телефон, на этот раз из лавки гробовщика (ее мать уже приковыляла домой, где, как предполагала Энн, они присели с ее сестрой Бетти, выпили на пару дерьмового винца.., и голосят над покойником, которого сами и съели).
      Она позвонила оператору и внесла переполох на линии.
      - Мне требуется срочная проверка работы линии, определите нарушение и скорректируйте, - сказала Энн. - У меня умер отец, и я хочу достать мою сестру рано или поздно.
      - Да, мадам. Вы дадите мне номер вашего телефона?
      - Я звоню из похоронного бюро, - сказала Энн. - Я пришла выбирать гроб для моего отца, затем я пойду спать. Я позвоню утром. Просто обеспечьте мне звонок, милая.
      Она повесила трубку и повернулась к гробовщику.
      - Сосновый гроб, - сказала она. - Самый дешевый, который есть.
      - Но, мисс Андерсон, может, вы все-таки подумаете?
      - Я не хочу думать, - пролаяла Энн. Она начала чувствовать приближение приступов мигрени.
      - Но... - гробовщик был поражен.
      - Я только прошу прислать мне самый дешевый сосновый гроб и хочу уйти из вашей гребаной лавки, у вас воняет покойниками...
      - Но вы посмотрите...
      - Я вижу, что вы утомили меня, - сказала Энн и вытянула свою чековую книжку из сумочки. - Сколько?
      9
      Следующим утром телефон Бобби работал, но не отвечал. Это продолжалось весь день. Энн раздражалась все больше и больше. Около 4 часов пополудни, очнувшись и переполнившись раздражением, она позвонила в главный узел штата Мэн и сказала оператору, что она хотела бы номер хэвенского полицейского департамента.
      - Так.., там нет полицейского департамента, но у меня есть номер хэвенского констебля, хотите?
      - Да. Давайте это мне.
      Оператор продиктовал ей телефон. Энн позвонила. Телефон звонил.., звонил.., звонил. Тон звонков был точно такой же, как тон, когда она звонила домой, где ее мягкотелая сестра скрывалась последние 13 лет или около того. Кто-то мог бы подумать, что звонки были в той же самой телефонной трубке.
      Она фактически забавлялась этой мыслью, чтобы через мгновение отмести ее в сторону. Но подавившись такой параноидальной мыслью даже на мгновение, она почувствовала, что ее жизнь опять стала "не такой", и пришла в обычное раздраженное состояние. Звонки звучали одинаково потому, что, похоже, эта маленькая захолустная телефонная компания закупила одинаковое телефонное оборудование, вот и все.
      - Ты застала ее? - спросила Паула, робко подойдя к двери.
      - Нет. Она не отвечает. Городской констебль не отвечает, я думаю, весь гребаный город попал в бермудский треугольник.
      Господи!
      Она сдула локон волос со своего потного лба.
      - Каких друзей? С кем эта сумасшедшая проводит ночи?
      - Сисси? Ты не знаешь?
      - Я знаю, кто одно время отвечал на телефонные звонки, - жестко ответила она. После жизни в их семье - это облегчение для меня разговаривать с мужскими пьяными голосами.
      Ее мать ничего не сказала, она дошла до слез; дрожа замолкла, одна рука застыла на воротничке ее черного платья, и это сделало ее похожей на Энн.
      - Нет, он там, и они вместе, и знают, что я звоню, чтобы связаться, и почему и они стараются оправдаться, что так срано со мной поступили.
      - Сисси, я требую, чтобы ты не употребляла таких выражений!
      - Заткнись, - завопила на нее Энн. Энн снова набрала номер телефона. В то время, когда она звонила на центральный узел, она спросила номер хэвенского мэра. Они не знали ни одного из них, был только номер городского управляющего или, как там можно назвать, этого мудака. Приглушив негромкое звяканье, похожее на царапанье крысы по стеклу, когда оператор смотрит на свой компьютерный экран, ее мать исчезла. Из другой комнаты доносились театральные рыдания и завывания, свойственные ирландцам в городе. Энн подумала, что подобно ракете "Фау-2" ирландские поминки подогреваются огненной жидкостью, и в обеих случаях жидкость одна и та же. Энн закрыла глаза. Ее голова гудела. Она поставила зубы вместе. Это послужило причиной резкого металлического привкуса. Она закрыла глаза и вообразила, как хорошо, как прекрасно было бы прооперировать лицо Бобби ногтями.
      - Ты по-прежнему здесь, дорогуша, - сказала она, не открывая глаза. - Или ты уже рванула в ватерклозет.
      - Да, у меня...
      Оператор ушел, а робот извергал из себя монотонные ругательства. Энн набрала номер. Она предполагала совершенно точно, что ответа не будет, но трубку подняли сразу.
      - Городское управление. Ньют Берринджер здесь.
      - Хорошо, я там некоторых знаю. Меня зовут Энн Андерсон. Я звоню из Ютики, штат Нью-Йорк. Я пыталась звонить вашему констеблю, но, очевидно, он уехал на работу. Голос Берринджера был ровным.
      - Ой! Мисс Андерсон. Она внезапно умерла в прошлом месяце. Офис пустует. Вероятно, до сих пор все на митинге в соседнем городке.
      Это мгновенно остановило Энн и сосредоточило внимание на другом, что больше заинтересовало ее.
      - Мисс Андерсон? Откуда вы знаете, что я мисс, Берринджер? Паузы не возникло. Берринджер сказал:
      - Вы не сестра Бобби? Если это так, то, если бы вы были замужем, вы не были бы Андерсон, не так ли?
      - Откуда вы знаете Бобби?
      - Каждый в Хэвене знает Бобби, мисс Андерсон. Она наша знаменитость. Мы гордимся ею.
      Эта мысль для Энн была ложкой дегтя. Наша знаменитость. Мы гордимся ею.
      - Хорошая работа, Шерлок. Я пыталась дозвониться до нее или до кого-нибудь другого, чтобы он передал ей, что ее отец умер и похороны состоятся завтра.
      Она надеялась на вежливую официальную сентиментальность - в конце концов он знал Бобби, но не получила.
      - Были небольшие неполадки с телефоном в ее районе, вот и все, - сказал Берринджер. Энн снова была на мгновение выбита из колеи (Энн никогда не оказывалась выбитой из колеи надолго). Разговор продвигался не так, как она ожидала. Ответы этого мужчины были странными, слишком сдержанными, даже для Энн. Она попыталась представить его. Получилось что-то странное, если судить по его голосу.
      - Дайте мне ее телефон! Ее мать выплакала свои глаза в другой комнате, она почти свалилась от нервного напряжения, и, если Роберты не будет здесь во время похорон, я думаю, она свалится.
      - Так я не имею права дать ее телефон, мисс Андерсон, - возразил Берринджер, выходя из себя и медленно растягивая слова. - Она взрослая женщина. Но я несомненно передам ей ваше сообщение.
      - Может быть, лучше дадите номер? - сказала Энн, мысленно стиснув зубы. Наш номер не изменился, но она так редко звонила, что могла и забыть его. Это...
      - Не надо, - перебил Берринджер. - Если она не помнит, есть возможность оставить для вас сообщение на центральном узле, не так ли? Я думаю, это все, чем могу вам помочь.
      Энн ненавидела телефон, потому что он передавал лишь часть от ее безжалостно сильной индивидуальности. В такие моменты, как этот, это доводило ее до огромной ненависти.
      - Слушай, - заорала она. - Я думаю, ты не понимаешь...
      - Спасибо, понимаю, - сказал он. За последние три минуты он уже дважды перебил ее. - Я хочу пойти пообедать и передам, что вы звонили. Спасибо за звонок, мисс Андерсон.
      - Слушай...
      Но уже наступил конец. Он делал вещи, которые она слишком ненавидела. Энн встала и подумала, что было бы неплохо, если бы того, с кем она только что говорила, заживо задрали бы дикие собаки.
      Она заскрежетала бешено сжатыми зубами.
      10
      Бобби не перезвонила ей в полдень. И не перезвонила в тот вечер, когда носилась пьяная "фау-2". И не позвонила вечером, когда она вернулась на работу. Ни в два часа ночи, когда последние подгулявшие загружались в свои машины, чтобы внушать страх другим водителям по дороге домой.
      Энн приписывала ночную бессонницу шомпольной прямоте ее кровати, пружины которой негромко скрипели, как маленькая бомба, заглушая скрип ее зубов и царапанье ногтей по ладоням. Она не спала и обдумывала план мщения.
      Ты вернешься, Бобби, о да, ты вернешься и когда ты ..
      Если она не позвонит на следующий день, Энн отложит похороны, несмотря на слабые стенания матери. Наконец Энн перевернулась и хмыкнула: "Я буду решать, что и когда мы будем делать. И помни: все это из-за этой шлюшки, которая даже не почесалась, чтобы позвонить. А сейчас оставь меня в покое". Ее мать исчезла.
      Этой ночью она проверила первый номер Бобби, затем контору членства городского управления. По первому номеру был непрерывный гудок. По второму она получила записанное сообщение. Она терпеливо подождала, пока прогудит гудок, и затем сказала:
      - "Это Боббина сестра снова, мистер Берринджер, сердечно надеюсь, что вы заболеете сифилисом, который не определите до тех пор, пока ваш нос не провалится и ваши яйца не почернеют".
      Она снова позвонила на главный узел и узнала еще три номера: номер Ньюта, номер Смита (Любого Смита, дорогуша, в Хэвене должны быть Смиты) и Брауна. По всем трем она услышала все тот же непрерывный гудок.
      - Вот дерьмо, - выругалась Энн и грохнула трубку о стену.
      А наверху в своей постели ее мать плакала и надеялась, что Бобби не появится дома.., по крайней мере до тех пор, пока у Энн не улучшится настроение.
      11
      Она отложила похороны и погребение еще на один день. Родственники начали выражать недовольство, ну и на здоровье. Энн было на них наплевать. Руководитель похорон взглянул на нее и решил, что старина может погнить в своем сосновом ящике еще немного, прежде чем он возьмется за дело. Энн, которая провисела целый день на телефоне, могла бы поздравить его за такое мудрое решение. Ее ярость не знала предела. Сейчас все телефоны в Хэвене вышли из строя.
      Она не могла отложить похороны еще на один день, и она знала это. Бобби выиграла это сражение, хорошо, пусть будет так, но она не выиграла войну. О, нет. Если бы она так думала, то эту сучку ожидали бы крупные неприятности - и очень крупные.
      Энн купила билет на самолет, но уверенно - один из Нью-Йорка до Бангора.., и два обратных.
      12
      Она должна была бы полететь в Бангор на следующий день. Это было возможно, билет был. Но ее идиотка-мать упала на черной лестнице и сломала бедро. Шин О'Кейс однажды сказал, что, когда вы живете с ирландцами, вы маршируете в параде дураков, и, Боже мой, как он был прав.
      Крик матери заставил Энн войти с заднего двора, где она, лежала на шезлонге и обдумывала свои планы сохранения Бобби в Ютике, если уж она заполучит ее сюда. Мать развалилась внизу на узкой лестнице. Первая мысль Энн была - оставить глупую, старую сучку лежать там до тех пор, пока обезболивающее действие кларета само не проявится. От новой вдовы пахло как из винного погреба.
      В этот ужасный момент Энн поняла, что все ее планы придется изменить, и подумала, что их мать действительно могла сделать это нарочно - напиться, чтобы подстегнуть себя, и потом не просто упасть, а скатиться вниз. Зачем? Да, конечно же, чтобы удержать ее вдали от Бобби.
      Ничего у тебя не получится, - подумала она, направляясь к телефону. Ничего у тебя не получится. Если мне что-нибудь нужно, если я что-то наметила, то так оно и будет. Я собираюсь в Хэвен и хочу пустить там пыль в глаза. Я собираюсь забрать Бобби оттуда и, клянусь, они там запомнят меня надолго. Особенно эта деревенщина, которая прицепилась ко мне. Она подняла трубку и набрала номер Медикса, он был приклеен к телефону еще с тех пор, когда ее отца первый раз хватил удар - она набрала его быстрыми нервными ударами пальцев. Зубы ее скрежетали.
      13
      Итак, к концу 9 августа она смогла уехать. В промежутке никаких известий от Бобби не было, и Энн не пыталась добраться каким-либо способом до нее или до этого провинциального управляющего, или этого ее дружка из Трои. Оставим их всех в покое на время. Зато потом будет очень здорово, Сейчас она была здесь, в отеле "Ситискейп", и.., скрипела зубами. Она всегда скрипела зубами. Иногда это было так громко, что по ночам будило ее мать, а иногда даже отца, который спал настолько хорошо, что не слышал ничего. Ее мать как-то беседовала с доктором на эту тему, когда Энн было всего три года. Этот парень, почтенный медик с севера штата Нью-Йорк, был крайне удивлен. Задумавшись ненадолго, он неуверенно сказал:
      - Я думаю, что вам это кажется, миссис Андерсон.
      - Но это можно проверить, - сказала Паула. - Мой муж тоже слышал это.
      Они посмотрели на Энн, которая сооружала нечто вроде шатающейся башни. Она работала спокойно, без тени улыбки. Когда она добавила шестой кирпич, башня обрушилась, и когда она начала ее восстанавливать, они оба услышали звук скрипящих зубов Энн.
      - Она все время делает это во время сна? - спросил доктор. Паула Андерсон кивнула.
      - Я думаю, что это пройдет, - сказал доктор. - Это совершенно безвредно.
      Но, разумеется, это не прошло и не было безвредно. Это был так называемый бруксизм - болезнь, которая подобно сердечным приступам, ударам и язвам часто поражает решительных, самоуверенных людей. Молочные зубы Энн уже давно заметно разрушились. Ее родители прокомментировали этот случай, а потом забыли об этом. Но к тому времени личность Энн стала проявляться и в другом. Она управляла семьей Андерсон так, как ей хотелось, и они уже стали потихоньку к этому привыкать, так же, как к ее скрипу зубами по ночам.
      Когда Энн было девять, семейный дантист объяснил, что дальше может быть еще хуже, но настоящие проблемы начались, когда ей исполнилось пятнадцать. К тому моменту она искрошила свои зубы до самых нервов, и они причиняли ей жуткую боль. Дантист сделал ей коронки из резины, потом из акрила. Она называла эти приспособления "ночные стражи" и надевала их всякий раз, когда ложилась спать. В 18 лет она установила металлические коронки на большинство верхних и нижних зубов. Андерсоны не могли позволить себе это, но Энн настояла. Они хотели отвертеться, но она не позволила ее скряге-отцу вывернуться, хотя, когда ей пошел 21-й год, он и попытался сказать: "Ты уже взрослая Энн, это твои проблемы. Если хочешь коронки, сама оплачивай счета".
      Она хотела золото, но это было действительно за пределами их возможностей.
      В течение нескольких последующих лет редкие улыбки Энн приобрели некоторый загадочный характер. Людей обычно это отталкивало. А она, наоборот, получала большое удовольствие от их реакции и, когда она видела этих злодеев-евреев в последних фильмах про Джеймса Бонда, она смеялась до упаду - этот непривычный взрыв возбуждения заставил ее почувствовать себя некоторым образом больной, но она поняла точно, почему, когда огромный бородатый мужик впервые обнажил свои стальные зубы в акульей улыбке, и люди отшатывались от него. Она даже почти пожалела, что металл ее коронок был покрыт сверху фарфором. И тем не менее, думала она, не надо показывать себя настолько открыто. Это будет неразумно открыть себя полностью. Возможно, лучше и не подавать виду, что ты можешь прогрызть дубовую дверь насквозь, если ты захочешь этого.
      Помимо бруксизма зубы Энн всегда оставляли желать лучшего как из-за хлорированной воды Ютики, так и из-за собственного к ним отношения (она часто чистила зубы, даже не вынув жевательной резинки). И это все было скорее особенностью ее личности, чем собственно психологии. На нервный стресс сильнее всего реагируют мягчайшие части человеческого тела - живот и жизненно важные органы и твердейшие - зубы. Энн была хроническим примером последнего. Ее рот был постоянно сух, язык - почти бел. Без омывающего потока слюны остатки любой пищи немедленно приводят к кариесу. К той ночи, когда она спала тяжелым сном в Бангоре, у Энн оставалось менее двенадцати унций амальгамы во рту - в редком случае она спокойно проходила через детектор металла в аэропорту.
      Последние два года она начала терять зубы из-за фанатического желания сохранить их: два верхних справа и три нижних слева. Она специально отправилась в Нью-Йорк, чтобы провести дорогостоящую операцию по установлению специального моста, крепящегося тончайшими имплантированными титановыми винтами.
      Конечно, у нее было не так много металла в голове, как у Гарда (его пластинка всегда звенела при прохождении детектора металла).
      Таким образом, она спала и не знала, что является членом эксклюзивнейшего клуба: людей, способных въехать в Хэвен, сохраняя при этом микроскопический шанс остаться в живых.
      14
      На следующее утро она уехала в Хэвен во взятом напрокат автомобиле. Она сделала не правильный поворот, но все равно подъехала к хэвенской границе в 9.30.
      Где-то на последних 15-20 милях до Хэвена местность вокруг нее стала пустынной и сонной в удушающей летней жаре, нехорошее предчувствие и нервозность улетучились. У нее разболелась голова.
      Сначала это была незначительная, пульсирующая боль, но она быстро увеличилась в знакомые боли почти как при мигрени.