– Ага. – Она увидела также, что шоссе N 58 обозначено жирной красной линией, тогда как 42-у – лишь еле заметной черной рисочкой. Но она наелась мяса с картофельным пюре и, чувствуя себя удавом, только что проглотившим козленка, не хотела вступать в спор с инстинктом первопроходца своего мужа. Ей хотелось только разложить сиденье их доброго старого «Мерседеса» и немножко поспать.
      – Потом, – продолжал Кларк, – вот эта дорога. Она без номера, значит, просто проселок, но зато ведет прямо в Токети-Фоллс. А оттуда остается только выскочить на федеральное шоссе N 97. Ну так как?
      – Скорее всего, ты заблудишься, – ответила она – проблеск мудрости, о котором она потом вспоминала с запоздалым сожалением. – Но это не страшно, лишь бы нашлось где развернуться нашей «Принцессе».
      – Вот это истинно по-американски! – просиял он и снова придвинул к себе тарелку. И принялся сосредоточенно доедать.
      – Тьфу, – сказала она, прикрывая рот рукой и морщась. – И как ты можешь это есть?
      – Совсем неплохо, – произнес Кларк таким бесцветны тоном, что только жена могла понять его значение. – Кроме того, путешественнику надлежит питаться туземной пищей.
      – Похоже, кто-то вычихнул нюхательный табак на осклизлую котлету, -продолжала она. – Повторяю: тьфу.
      Они выехали из Окриджа в хорошем расположении духа, и поначалу все шло замечательно. Неприятности начались, когда они свернули с шоссе N 42; на необозначенный проселок, который, по мнению Кларка, должен был вывести их прямо в Токети-Фоллс. Первое время было нормально: проселок был гораздо лучше 42-го, которое даже летом было все в ухабах и ямах. Они весело ехали, по очереди меняя кассеты в плэйере. Кларк обожал Уилсона Пикетта, Эла Грина и группу «Поп стейплз». Вкусы Мэри были диаметрально противоположными.
      – Что ты находишь во всех этих белых парнях? – спросил он, когда она поставила свою любимую вещь – «Нью-Йорк» Лу Рида.
      – За одного из них я вышла замуж, – ответила она, и Кларк рассмеялся. Первый признак тревоги появился пятнадцать минут спустя, когда они доехали до развилки. Оба участника выглядели одинаково многообещающими.
      – Ну и ну, – произнес Кларк, протягивая руку и щелкая кнопкой отделения для перчаток, чтобы достать карту. Он долго изучал ее. – Этого нет на карте.
      – Приехали, – сказала Мэри. Она уже засыпала, когда Кларк наткнулся на развилку, и поэтому была слегка раздражена. – Хочешь совет?
      – Нет, – ответил он тоже несколько раздраженным тоном, – но, видимо, все равно его получу. А я теперь не могу, когда ты вот так пялишься на меня, хотя сама ничего не знаешь.
      – Что это за дорога, Кларк?
      – Я чувствую себя, как старый пес, который пукнул под столом, где обедает семья, давай, говори все, что ты обо мне думаешь. Изливай все это на меня. Твоя очередь.
      – Давай вернемся, пока еще есть время. Вот мой совет.
      – Ага. Отчего бы тебе не вывесить на дороге знак «ПОКАЯНИЕ»?
      – Это что, шутка?
      – Не знаю, Мэри, – мрачно произнес он и уселся, поглядывая то на карту, то на местность за заляпанным ветровым стеклом. Они были женаты почти пятнадцать лет, и Мэри достаточно хорошо знала его и была уверена, что он будет настаивать на том, чтобы ехать вперед… не только несмотря на неожиданную развилку, а как раз из-за нее.
      «Когда Кларка Уиллингема гладят против шерстки, он не отступит», -подумала она, прикрывая рот, чтобы он не заметил ее усмешки.
      Она не успела. Кларк взглянул на нее, приподняв бровь, и ее кольнула неприятная мысль: если она за столько времени научилась читать его так же легко, как школьную хрестоматию, то ведь и для него она так же ясна.
      – В чем дело? – спросил он чуть-чуть повышенным тоном. Вот тут-то -даже до того, как она уснула, дошло до нее теперь, – рот у него начал стремительно уменьшаться. – Хочешь принять участие, дорогая?
      Она покачала головой:
      – Просто горло прочищаю.
      Он кивнул, сдвинул очки на лоб и склонился над картой, почти уткнувшись в нее носом.
      – Ладно, – сказал он, – свернуть надо налево, потому что мы так попадем на юг, в Токети-Фоллс. Другое ответвление ведет на восток. Наверно, к какому-то ранчо.
      – Если на ранчо, то почему дорога имеет разметку посередине?
      Рот Кларка еще чуть уменьшится.
      – Дорогая, ты не представляешь, какие богачи бывают среди этих фермеров.
      Она хотела сказать ему, что времена разведчиков пионеров давно прошли, что он вовсе не рискует головой, а потом решила, что ей гораздо больше хочется подремать на солнышке, чем грызться с мужем, особенно после такой восхитительной прошлой ночи. В конце концов, куда-то же они приедут, так ведь?
      С этой утешительной мыслью, под тихое мурлыканье Лу Рида о последнем великом американском ките Мэри Уиллингем уснула. К тому времени, когда выяснилось, что выбранная Кларком дорога никуда не годится, ей снилось, что они вернулись в то кафе в Окридже, где накануне ели ленч. Она пытается всунуть монетку в музыкальный автомат, но щель забита чем-то, похожим на мясо. Один из мальчишек, игравших на стоянке, проходит мимо нее с роликовой доской под мышкой и в сбитой набекрень ковбойской шляпе.
      «В чем тут дело?» – спрашивает его Мэри.
      Мальчишка подходит, бросает равнодушный взгляд и пожимает плечами. «Просто труп какого-то типа разодран на кусочки для вас и для других. Мы тут ничего плохого не делаем; это массовая культура, дорогуша».
      Потом протягивает руку, неожиданно щипнет ее за грудь и топает дальше. Оглянувшись на автомат, она видит, что он весь залит кровью и в нем плавает что-то расплывчатое, отдаленно похожее на части человеческого тела.
      «Может, отложить бы этот альбом Лу Рида», – думает она, и в луже крови за стеклом на диск ложится пластинка – именно та, что ей хотелось, -и Лу начинает петь «Целый автобус веры».
      Пока Мэри снился этот тягостный сон, дорога все ухудшалась, ухабы становились все больше, пока не слились в один сплошной ухаб. Альбом Лу Рида – очень большой – кончился и завелся сначала. Кларк не обращал на это внимание. Приятная улыбка, с которой начинался день, исчезла без следа. Рот у него сжался до размеров розового бутона. Если бы Мэри не спала, она бы заставила его развернуться обратно. Это он знал, как и знал то, каким взглядом она посмотрит на него, когда проснется и увидит эту узкую полоску крошащегося щебня, сдавленную с обеих сторон густым сосновым лесом, в который никогда не заглядывало солнце. Ни одна встречная машина не попалась с тех пор, как они свернули с шоссе N 42.
      Он знал, что нужно было вернуться – Мэри терпеть не могла, когда он встревал в подобное дерьмо, забывая при этом, что гораздо чаще ему удавалось безошибочно находить путь в переплетениях дорог (Кларк Уиллингем принадлежал к тем миллионам американских мужчин, которые убеждены, что у них в голове компас), – но он продолжал катить вперед, поначалу из упрямой уверенности, что они обязательно попадут в Токети-Фоллс, а потом лишь слабо надеясь на это. Впрочем, развернуться действительно было негде. Если попробовать, то «Принцесса» по ступицы колес завязнет в болотистой канаве, примыкавшей к тому, что по недоразумению называлось дорогой, и Бог знает, сколько времени пройдет, пока не появится буксировщик, или сколько миль надо будет идти за ним пешком.
      Потом наконец он выехал на место, где можно было развернуться, очередная развилка, и все же решил не делать этого. Причина была проста: правая дорога была из гравия с глубокими колеями, поросшими густой травой, а левая – широкая, асфальтированная и разделена пополам желтой чертой. Согласно компасу в голове Кларка, эта дорога вела на юг. Он уже чуял Токети-Фоллс. Пятнадцать километров, ну двадцать пять – тридцать максимум. Однако он еще поразмыслил, стоит ли разворачиваться. Когда позже он рассказал об этом Мэри, то увидел сомнение в ее глазах, но это действительно было так. Он решил ехать дальше потому, что Мэри зашевелилась, и он был совершенно уверен, что на разбитом, ухабистом участке, который он только что проехал, она проснется… и только взглянет на него своими прекрасными голубыми глазами. Только взглянет. Этого будет достаточно.
      И вообще, зачем тратить полтора часа на обратную дорогу, когда до Токети-Фоллс рукой подать? «Посмотри на дорогу – подумал он. – Разве такая трасса может иссякнуть?»
      Он выжал сцепление, выехал на левую дорогу, и, конечно же, она иссякла. За первым же холмом исчезла желтая полоса. За вторым кончился асфальт, и он катил по грунтовой дороге, и темный лес все ближе подступал к обочине, а солнце – Кларк впервые обратил на это внимание – было уже под другую сторону горизонта.
      Асфальт кончился так внезапно, что Кларк не успел притормозить и перевести «Принцессу» на другую передачу: взвизгнули рессоры, и ее сотряс мощный толчок, от которого Мэри проснулась. Она вскочила и перепугано огляделась. «Где…» – начала она, а затем в довершение всех событий этого дня послышался неразборчивый голос Лу Рида, который выстреливал слова медленной песни «Добрый вечер, мистер Вальдхайм» со скоростью группы «Элвин и бурундуки».
      – Ох! – произнесла она и нажала кнопку выброса. Голос Рида захлебнулся; длинные уродливые жеванные полосы магнитной ленты полезли из щели.
      «Принцесса» въехала в огромную лужу, вильнула влево, а затем выползла, словно чайный клипер, счастливо миновавший шторм.
      – Кларк?
      – Не говори ничего, – процедил он сквозь плотно сжатые зубы. – Мы не заблудились – через пару минут появится асфальт, может быть, за следующим поворотом.
      Угнетенная сном (хотя она и не помнила точно, что видела), Мэри уложила испорченную пленку на колени и принялась разглаживать ее. Может быть, удастся купить другую… но не здесь же. Она взглянула на ветви могучих деревьев, нависавшие над дорогой, словно голодные гости над столом, и поняла, что отсюда далековато до ближайшего магазина грамзаписи. Она взглянула на Кларка, отметила про себя, что щеки у него пунцовые, а рта почти не существует, и решила, что пока что разумнее будет помолчать. Если не бросаться на него с обвинениями, он, может быть, успеет образумится до того, как это жалкое подобие дороги превратиться в яму или зыбкое болото.
      – И потом, я всегда смогу развернуться, – добавил он, как будто именно это она сейчас предложила.
      – Вижу, – бесстрастно ответила она.
      Он взглянул на нее, может быть, готовясь к бою, а может быть, просто растеряно, в надежде, что она не слишком злиться на него – пока, во всяком случае, – а потом сосредоточился на дороге. Теперь проезжая часть заросла травой и сорняками и настолько сузилась, что, если бы им попалась встречная машина, одной из них пришлось бы сдавать назад. Почва по краям выглядела все более ненадежной» низенькие деревца, казалось, хватаются друг за друга в поисках опоры в болоте.
      Электрических столбов по краям дороги не было. Она чуть не сказала об этом Кларку, но вовремя прикусила язык. Он вел молча, пока они не съехали со спуска. Он надеялся, что за поворотом дорога станет лучше, но это была все та же заросшая тропа. Правда, чуть заметнее и чуть пошире, в какой-то степени напоминая Кларку дороги в его любимой эпической фантастике таких авторов, как Терри Брукс, Стивен Дональдсон и, конечно, Дж.Р.Р.Толкиен, духовный отец их всех. В их сказках персонажи (как правило, с волосатыми ногами и остроконечными ушами) выбирали именно такие заброшенные дороги, несмотря на собственные мрачные предчувствия, и дело кончалось дракой с троллями, или гоблинами, или скелетами, размахивающими булавой.
      – Кларк…
      – Знаю, – произнес он и вдруг нанес по рулевому колесу короткий, сдержанный удар, имевший последствием только сдавленное «би-би». – Знаю. -Он затормозил «Мерседес», который теперь занимал всю ширину дороги (дороги? Черт возьми, да ее назвать «тропинкой» и то будет большая честь), поставил нейтральную передачу и вышел. Мэри осторожно вылезла с другой стороны.
      Деревья источали божественный запах бальзама, и она ощутила какую-то красоту в тишине, не нарушаемой ни гулом моторов (ни даже отдаленным жужжанием самолета), ни человеческим голосом… но было в этом что-то настораживающее. Даже те звуки, которые она слышала: «фюить!» птички в тенистом ельнике, шорох ветра, еле различимое ворчание дизеля «Принцессы», – лишь подчеркивало окружавшую их стену молчания.
      Она взглянула на Кларка поверх серой крыши «Мерседеса», и в этом взгляде не было ни упрека, ни гнева, а лишь мольба: «Давай убираться отсюда! Пожалуйста!»
      – Извини, дорогая, – сказал он, и тревога в его голосе совсем не успокоила ее. – Правда.
      Она пыталась заговорить, но слова не могли выйти из пересохшего горла. Она прокашлялась и попробовала опять:
      – Как насчет того, чтобы вернуться назад, Кларк?
      Он некоторое время подумал – снова послышались призывное «фюить!» птички и ответ откуда-то и глубины леса, – затем покачал головой:
      – Только в крайнем случае. Отсюда не меньше трех километров до последней развилки…
      – А что, была еще одна?
      Он вздрогнул, опустил глаза и кивнул:
      – Понимаешь… ты же видишь, какая узкая дорога и какие вязкие кюветы. Если мы свернем… – Он покачал головой и вздохнул.
      – Значит, едем дальше.
      – Видимо, да. Если уж дорога станет совсем никудышной, тогда придется попробовать.
      – Но тогда мы заберемся еще глубже, так? – Пока что ей удавалось, и небезуспешно, как ей казалось, не допускать в свой голос обвинительную нотку, но делать это становилось все труднее. Она злилась на него, и весьма, злилась на себя – за то, что позволила ему затащить их сюда, во-первых, и за то, как сейчас обхаживает его, во-вторых.
      – Да, но лучше рискнуть проехать вперед и найти широкое место, чем рисковать разворачиваться на этой дряни. Если уж не будет другого выхода, мне придется разворачиваться постепенно – пять минут заднего хода, десять отдыха, еще пять минут заднего хода… – Он выдавил подобие улыбки. – Это целое приключение.
      – О да, конечно, – сказала Мэри, про себя определив это не как приключение, а как кучу неприятностей себе на голову. – Ты продолжаешь переть напролом, потому что в глубине души до сих пор уверен, что за следующим поворотом покажется Токети-Фоллс?
      Какое-то мгновение казалось, что рот у него вообще исчез, и она приготовилась к вспышке настоящей мужской ярости. Потом у него опустились плечи, и он лишь покачал головой. Ей показалось, что он выглядит, как тринадцать лет назад, и это пугало ее гораздо больше, чем перспектива застрять на грязном проселке в совершенно безлюдной месте.
      – Нет, – сказал он. – Видимо, Токети-Фоллс не получится. Одно из правил движения в Америке гласит: дороги, вдоль которых нет электрических столбов, ведут в никуда.
      Значит, и он это заметил.
      – Поехали, – сказал он, забираясь в машину. – Я разобьюсь в лепешку, но выберусь отсюда. И в следующий раз буду слушать тебя.
      «Ну да, – подумала Мэри со смесью иронии и усталого негодования, -это я уже не раз слышала». Но не успел он переключиться с нейтральной передачи, как она положила свою руку на его.
      – Знаю, что будешь, – сказала она, превращая тем самым его слова в твердое обещание. – А теперь давай сматываться отсюда.
      – Будь спокойна, – сказал Кларк.
      – Повнимательнее.
      – Насчет этого тоже будь спокойна. – Он слегка улыбнулся, отчего ей стало немного лучше, и затем занялся рычагом передачи. Большой серый «Мерседес», выглядевший таким чужеродным в этом дремучем лесу, снова пополз по темной тропе.
      Они проехала еще два километра, и ничего не изменилось, кроме ширины проселка: он сделался еще уже. Мэри подумала, что еловые лапы похожи уже не на голодных гостей на банкете, а на патологически любопытных зевак на месте дорожного происшествия. Если тропа станет еще уже, эти лапы начнут стучать в окна машины. Тем временем подлесок превратился из грязи в настоящее болото: кое-где различались озерца стоячей воды, присыпанной пыльцой и иголками. Сердце у нее билось слишком часто, и дважды она поймала себя на том, что кусает ногти – привыкла, от которой она избавилась за год до того, как вышла за Кларка. До нее дошло, что если они застрянут, то, несомненно, ночевать придется внутри «Принцессы». А в этих лесах водятся дикие звери – она, казалось, слышала их. Некоторые звуки можно было принять за медведей. При мысли о том, как они стоял у своего безнадежно застрявшего «Мерседеса», а навстречу выходит медведь, ей пришлось проглотить нечто похожее по размеру и вкусу на комок ваты.
      – Кларк, по-моему, лучше все-таки попробовать задний ход. Уже четвертый час, и…
      – Смотри, – указал он вперед. – Вроде бы знак?
      Она прищурилась. Впереди тропа взбиралась на гребень густо поросшего лесом холма. На вершине виднелось что-то ярко-синее и продолговатое.
      – Да, – ответила она. – Это действительно знак.
      – Здорово! Ты можешь разобрать?
      – М-да… «ЕСЛИ ВЫ ДОБРАЛИСЬ СЮДА, ЗНАЧИТ, ВЫ ТРОНУТЫЙ».
      Он взглянул на нее со смесью любопытства и раздражения:
      – Очень остроумно, Мэри.
      – Спасибо, Кларк. Буду стараться.
      – Поднимемся на вершину, прочтем знак и посмотрим, что там за гребнем. Если не увидим ничего хорошего, попробуем задних ход. Лады?
      – Лады.
      Он потрепал ее по бедру и осторожно повел машину дальше. «Мерседес» полз так медленно, что слышен был шорох мягко цепляющейся за шасси травы. Теперь Мэри действительно могла разобрать надписи на знаке, но сперва просто отвергла ее, посчитав ошибкой, – слишком уж это было нелепо. Но они подъезжали все ближе, а слова не менялись.
      – Там написано то, что я думаю? – спросил Кларк.
      Мэри коротко, испуганно рассмеялась:
      – Да… но это больше похоже на шутку. Как по-твоему?
      – Я уже никак не считаю – вот что меня беспокоит. Но я вижу кое-что, не похожее на шутку. Смотри, Мэри!
      Метров за десять до знака – у самой вершины – дорога вдруг резко расширилась, на ней появились и асфальт, и разделительная полоса. У Мэри словно камень свалился с сердца.
      Кларк усмехнулся:
      – Здоров, правда?
      Она весело кивнула, тоже расплываясь в улыбке.
      Они доехали до знака, и Кларк затормозил. Они вновь прочли:
      Добро пожаловать в Рок-н-Ролл-Рай, штат Орегон МЫ ГОТОВИМ НА ГАЗЕ! И ВЫ БУДЕТЕ ТОЖЕ!
      – Слоны Торговая палата Львы Лоси – Это, конечно, розыгрыш, – повторила она.
      – Может быть, и нет.
      – Город под названием Рок-н-Ролл-Рай? опомнись, Кларк.
      – Почему бы и нет? есть же Стон в Нью-Мексико, Акула в Неваде, а один городок в Пенсильвании называется Коитус. Так почему не быть в Орегона Рок-н-Ролл-Раю?
      Она весело рассмеялась. Облегчение было почти невероятным.
      – Ты это придумал.
      – Что?
      – Коитус, штат Пенсильвания.
      – Ничего подобного. Ральф Гинцберг когда-то пытался отправить оттуда журнал под названием «Эрос». Ради штемпеля. На почте отказались. Клянусь. Так что кто знает? Может, город основан коммуной хиппи, которых в шестидесятых тянуло назад, к природе. Они втянулись в буржуазную жизнь -«Слоны», «Львы». «Лоси», – но первоначальное название осталось. – Его захватила новая идея; она казалась ему смешной и ностальгически прекрасной одновременно. – В общем-то, неважно. Важно то, что мы выбрались на мощеную дорогу, милая.
      Она кивнула.
      – Так поезжай. Но осторожно.
      – Да уж. – «Принцесса» коснулась мощеной поверхности – это был не асфальт, а какой-то материал, гладкий, без заплат и температурных швов. -Куда уж остор…
      Тут они въехали на гребень холма, и последнее слово замерло у него на губах. Он с такой силой нажал на тормоз, что ремни безопасности застегнулись сами по себе, а затем перевел рычаг передачи в нейтральное положение.
      – Святый Боже! – вырвалось у Кларка.
      Они сидели в неподвижном «Мерседесе» и, раскрыв рот, рассматривали городок внизу.
      Это был прямо-таки городок в табакерке, приютившийся в крохотной долине. Напрашивалось сравнение с картинами Нормана Рокуэлла. Она пыталась уверить себя, что это просто география: дорога, круто спускающаяся в долину, густой темно-зеленый лес, окружающий город, – скопление толстых, древних елей на фоне золотых полей; но это была совсем не просто география, и Кларк, видимо, тоже это понимал. Все находилось в такой тонкой гармонии, например, церковные шпили – один к северу от ратуши, другой к югу. Кирпично-красное здание на востоке – это, конечно, школа, а вон то большое белое здание к западу от него, с башенкой, на верхушке которой виднелась спутниковая антенна, – ясное дело, мэрия. Домики выглядели до невозможности чистенькими и ухоженными, как на рекламе в довоенных журналах вроде «Сэтердей ивнинг пост» или «Америкэн меркьюри». «Из каких-то труб должен виться дымок», – подумала Мэри, и при ближайшем рассмотрении так и оказалось. Вдруг она вспомнила рассказ из «Марсианских хроник» Рея Брэдбери. Он назывался «Третья экспедиция», и в нем марсиане ловко замаскировали бойню под то, что всем казалось ожившими воспоминаниями детства.
      – Разворачивайся, – резко сказала она. – Здесь достаточно места, если маневрировать осторожно.
      Он медленно обернулся, но ее уже не волновало выражение его лица. Он уставился на нее, как на сумасшедшую:
      – Дорогая, что ты…
      – Мне это не нравится, вот и все. – Она чувствовала, как лицо у нее наливается кровью, но все равно стояла на своем. – Мне это напоминает страшный рассказ, который я читала в детстве. – Она помолчала. – А еще напоминает о домике-конфетке в сказка про Ганзеля и Гретель.
      Он все еще сохранял это свое выражение «а я не верю», и она поняла, что он хочет спуститься вниз – продолжение того идиотского гормонального взрыва, которых охватил его утром на шоссе. Ему хотелось совершать открытия, Господи помилуй! И, конечно, хотелось купить сувенир. Например, майку с надписью вроде «Я БЫЛ В РОК-Н-РОЛЛ-РАЕ, И, ЗНАЕТЕ, ОНИ КЛАССНО ИГРАЮТ».
      – Дорогая, – начал он нежным, вкрадчивым голосом, каким всегда убеждал ее вляпаться в очередную авантюру.
      – Перестань. Хочешь сделать мне приятное – разворачивайся и возвращайся на шоссе N 58, если сделаешь это, вечером получишь вознаграждение, даже два раза, если захочешь.
      Он глубоко вздохнул – руки на рулевом колесе, глаза устремлены прямо вперед. Наконец, не глядя на нее, произнес:
      – Посмотри на ту сторону долины, Мэри. Видишь, там вверх вьется дорога.
      – Да.
      – Видишь, какая широкая? Гладкая? Прекрасно мощеная?
      – Кларк, это вряд ли…
      – Смотри! По-моему, там самый настоящий автобус. – Он указал на желтое пятнышко, движущееся по дороге в сторону города, отблескивая металлическим верхом на жарком солнце. – Вот мы и встретили еще одну машину в этой части света.
      – И все-таки.
      Он схватил карту, лежавшую на природной доске, и, когда обернулся к ней, Мэри с ужасом поняла, какая злость скрывается за этим веселым, льстивым голосом:
      – Слушай, Мэри, и внимательно, чтобы потом не было вопросов. Может, я и могу развернуться здесь, а может, и нет – тут шире, но не настолько, чтобы быть уверенным. А грунт, по-моему, еще хлипкий.
      – Кларк, пожалуйста, не кричи на меня. У меня голова болит.
      Он сделал над собой усилие и понизил голос:
      – Если я развернусь, до 58-го остается двадцать километров той гадости, по которой мы проехали…
      – Двадцать километров – это немного. – Она пыталась быть твердой, хотя бы для самоутверждения, но чувствовала, что ее сопротивление слабеет. Она ненавидела себя за это, но ничего не могла изменить. В нее закралось ужасное подозрение, что именно так мужчины всегда добиваются своего: не потому что они правы, а потому что безжалостны. Они спорят, словно играют в футбол, и, если поддаваться, твоя душа будет вся в синяках.
      – Нет, двадцать километров – это немного, – продолжал он своим самым вкрадчивым «я стараюсь не задушить тебя, Мэри» голосом, – а как насчет по крайней мере сотни, которые нам придется тащиться через эти леса, если мы выберемся на 58-е?
      – Ты так говоришь, будто мы опаздываем на поезд, Кларк!
      – Просто это меня злит, вот и все. Ты только взглянула на маленький городок внизу и уже кричишь, что он тебе напоминает какую-то «Пятницу, 13-е число, часть XX или что-то в этом роде, и уже хочешь дать деру. А вон та дорога, – он указала на противоположный край долины, – ведет на юг. По этой дороге, наверно, максимум полчаса до Тотеки-Фоллс.
      – То же самое ты говорил в Окридже, прежде чем мы отправились в Страну Волшебных Тайн.
      Он опять всмотрелся в нее – рот у него будто свело судорогой, – а затем взялся за рычаг передач.
      – К черту, – прорычал он. Разворачиваемся. Но если по пути встретится хоть одна машина, Мэри, всего одна, мы вернемся в Рок-н-Ролл-Рай. Итак… Второй раз она положила свою руку на его прежде, чем он выжал сцепление.
      – Поезжай, – сказала она. – Ты, вероятно, прав, а я, вероятно, сглупила. Просто сглупила – ты поступаешь разумнее меня, я это признаю по крайней мере, и готова подчиниться, но все равно я здесь чувствую что-то не то. Так что ты должен меня простить, если я не буду размахивать юбкой с лозунгом: «Вперед за Кларком».
      – Господи! – ужаснулся он. На его лице все еще сохранялось неуверенное выражение, придававшее ему необычный – и довольно неприятный -мальчишеский вид. – Ты загрустила, да, лапочка?
      – Думаю, что да, – ответила она в надежде, что он не заметит, как ей противно такое подлизывание. В конце концов, ей тридцать два, а ему сорок один. Она почувствовала себя староватой для того, чтобы быть чьей-то лапочкой, а его староватым для того, чтобы в лапочке нуждаться.
      Тогда озабоченное выражение исчезло с его лица, и он стал прежним Кларком, которого она любила и с которым надеялась прожить остаток дней своих.
      – Ты бы классно выглядела, размахивая юбкой, – хмыкнул он, измеряя рукой длину ее бедра. – Просто здорово.
      – Ты дурак, Кларк, – сказала она и улыбнулась как бы против собственной воли.
      – Точно, мэм, – согласился он, выжимая сцепление. *** У городка не было никаких окраин, если не считать таковыми окружавшие его небольшие поля. После мрачной тропинки, зажатой между деревьями, они вдруг очутились среди высокой пшеницы, а мгновение спустя уже проезжали мимо чистеньких, аккуратных домиков.
      В городке было тихо, но далеко не пустынно. Несколько машин лениво ползали взад-вперед по четырем-пяти пересекающимся улочкам, а по тротуарам шествовало немало пешеходов. Кларк поднял руку, приветствуя толстяка в расстегнутой до пупа рубашке, который одновременно поливал газон и пил пи во из банки. Толстяк с поросшей густыми волосами грудью наблюдал за их машиной, но руки в ответ не поднял.
      Главная улица тоже навевала сравнение с картинками Нормана Рокуэлла – настолько сильное, что возникало чувство уже виденного однажды. Тротуары закрывала тень крепких, старых дубов, как и следовало ожидать. Не надо было быть большим провидцем, чтобы угадать, что единственное в городе питейное заведение называется «Росинка» и что над стойкой виднеются большие освещенные часы с рекламой пива «Будвайзер». Стоянки для машин были с пандусами; над парикмахерской «Острое лезвие» был вывешен красно-бело-синий флаг, а над аптекой, которая называлась «Ритм фармации», – ступка с пестиком. Зоомагазин (с объявлением «СИАМСКИЕ КОТЫ ДЛЯ ЖЕЛАЮЩИХ») именовался «Белый кролик». Все верно до омерзения. А правильнее всего – мэрия в центре городка. Там на протянутом над эстрадой канате висело объявление, которое Мэри смогла прочесть еще за сотню метров: «КОНЦЕРТ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ».
      Она вдруг сообразила, что знает этот город – видела его сто раз по ночному телевидению. При чем здесь Рей Брэдбери с его зловещими картинками Марса или сказочный домик с конфетками; это был тот самый Типичный Маленький Городок, в который то и дело попадают персонажи сериала «Сумеречная зона».
      Она наклонилась к мужу и произнесла многозначительным шепотом:
      – Мы сейчас не в мире зрения и слуха, а в мире целостного восприятия. Смотри! – Она повела рукой, не указывая ни на что конкретно, но женщина, стоявшая у автомобильного салона, заметила этот жест и недоверчиво взглянула на нее.
      – Смотри на что? – переспросил он. В голосе его опять слышалось раздражение, на этот раз, как она догадалась, вызванное тем, что он прекрасно понимал, о чем речь.
      – Вон знак впереди! Мы въезжаем…
      – О, замолчи, Мэри, – сказал он, резко заворачивая на стоянку в стороне от Мейн-стрит.
      – Кларк! – взвизгнула она. – Что ты делаешь?
      Он указал сквозь окно на заведение с несколько нетипичным названием: «Ресторан Рок-энд-Буги».
      – Я хочу пить. Зайду туда и возьму огромную фляжку пепси. Тебе не нужно туда идти. Сиди здесь. Запри все двери, если хочешь.
      – Кларк, пожалуйста, не ходи.
      Он взглянул на нее так, что она пожалела о своем сравнении с «Сумеречной зоной: – не потому, что ошиблась, потому, что была права. Он на самом деле остановился не потомку, что хотел пить; он остановился потому, что этот странный городишко пугал и его. Насколько сильно, она не знала, но была уверена, что он не собирался туда идти, пока не уверил себя, что ни капельки не боится.
      – Я только на минутку. Может, тебе пива принести?
      Она расстегнула ремень безопасности.
      – Вот чего я не хочу, так это оставаться одной.
      Он одарил ее снисходительным взглядом – мол, так и знал, что ты тоже пойдешь.
      – А еще я хочу дать тебе по заднице за то, что ты втянул нас в это дело, – закончила она, с удовольствием наблюдая, как снисходительность на его лице сменяется уязвленным удивлением. Обернувшись, она увидела двоих длинноволосых юнцов, стоявших на другой стороне улицы. Они пили пиво и рассматривали чужаков. Один из них был в помятом цилиндре. Подвешенная к нему на ленточке пластиковая гвоздика раскачивалась на ветру. Руки его приятеля были испещрены выцветшей татуировкой. Мэри они показались парнями того типа, которые сидят третий год в десятом классе, чтобы иметь побольше времени поразмыслить над тем, что лучше: торговать наркотиками или насиловать.